Текст книги "Огонь, пепел и ветер (СИ)"
Автор книги: Северина Мар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)
Отчего-то ему больше не было страшно. Все отчаяние и ужас развеялись, улетев вместе с ветром. Он был один среди врагов, но так и было всегда. Только теперь Невлин знал, что он справится и выстоит, договорится с драконом, как сделала его прабабушка и спасет Королевство Андалур и всех его жителей.
Глава 38. Конец Отбора
Агате ни разу еще не доводилось бывать в других землях, тем более в столь отличных от Визерийской Империи, как королевство Андалур и ее поразило то, насколько люди могут жить иначе.
У андалурцев не было колдовства, а те крохи, что все еще теплились, они истребляли с упорством дятла, долбящего сук, на котором он сидит. Зато их изобретательности в части самых разных механизмов можно было только позавидовать.
Агату поразили и самоходные повозки, и коробочки, которые после яркой вспышки, похожей на удар молнии, каким-то образом создавали маленькие картины, изображавшие то, на что было обращено их стеклянное круглое оконце.
Женщины носили причудливые платья с пышными юбками, а талии затягивали в высокие тугие пояса – корсеты. Агата ради интереса примерила один такой, и поняла, что визерийская мода ей гораздо ближе.
В сопровождении Небесной стражи дракон-император облетел все земли королевства, уничтожая своим огненным дыханием военные форты, крепости, флотилии кораблей и дирижаблей. Однако, города он не сжигал и щадил мирных жителей. Агата гордилась его милосердием.
К его встрече с Невлином Третьим, оказавшимся просто испуганным мальчишкой, все уже было кончено. Начались утомительные обсуждения мира и условий с наскоро переизбранным Парламентом.
Когда все окончательно закончилось, и они вернулись в Альтору летний зной сменился прохладным дыханием осени. Полгорода было разрушено и, потерявшие дома, жители ютились в лагерях, возведенных из шатров. Кому-то повезло больше и они обрели приют в стенах святилищ или в уцелевших домах знати.
За столетия существования, Альтору топило, сжигало и рушило катаклизмами десятки раз. Наступил очередной цикл перерождения, и город быстро отстраивался, воздвигались новые дома и прокладывались широкие проспекты.
Во всей суматохе, едва ли не позабыли и про Отбор и про оставшихся невест, и все же это дело следовало решить, как и все и прочие.
Морозным и ясным утром дракон-император пригласил Агату, Елену и Магду, выздоровевшую после ранения, на аудиенцию в ротонду, стоявшую возле, заросшего лилиями, пруда.
После скромной походной жизни, и практичных одежд служительницы, Агате было непривычно надевать платье из алого шелка, украшать запястья, шею и пальцы золотыми драгоценностями, а волосы собирать в изысканную прическу.
Накинув на плечи подбитый мехом алый плащ, она шла по дворцовому саду. Все кругом отмирало, готовясь к зиме. Цвели последние, поздние розы.
Рядом шли Елена и Магда – обе так же роскошно одетые, как и она сама. Если для Елены образ принцессы был привычен, то Магда больше напоминала другого человека, чем саму себя в начале лета, когда она только пришла на Отбор, будучи простой деревенской девчонкой. Агате было интересно изменилась ли она сама также сильно?
Вдоль садовой тропы через каждые десять шагов стояли служители, похожие в своих одеяниях на застывшие мраморные статуи.
Девушки подошли к ротонде, стоявшей на берегу темного, заросшего кувшинками и лилиями пруда. Дракон-император ждал их внутри, сидя на каменном парапете, и глядя вниз на черную глянцевую воду, и на крошечных лягушек, плескавшихся между увядших соцветий. Он больше не порывался их ловить, и вместо этого вертел в тонких пальцах кольцо.
Все внутри Агаты содрогнулось при виде тонкого золотого ободка, способного изменить жизнь одной из них. Ей казалось, что она и так давно уже знает, чем должен закончиться Отбор и, все же, она не была уверена до конца, и сомнения сжимали ее сердце ледяными тисками.
– Агата, Елена, Магда, как вы прекрасны и, как мы рады видеть вас, – обратился к ним дракон-император. – Когда мы приказали начать Отбор невест, то гнались за несбыточным. Нам казалось, что бездну внутри нас можно заполнить лишь другим живым созданием. Когда-то нам уже повезло встретить человека, способного на чистую, безусловную и бесконечную любовь к нам, но, как это свойственно людям, она умерла, оставив нас одних. Желая найти такую же, как она мы собрали девушек со всей Империи и заставили их пройти испытания, подобные тем, какие преодолела она. И мы… ошиблись.
Он спрыгнул с парапета и стоял теперь перед ними, глядя на них, склонив голову. У Агаты прилила к лицу кровь, и она чувствовала, как горят щеки. Магда взволнованно вцепилась в подол платья, тяжело дыша. Елена казалась холодной и сдержанной, как и подобает княжне.
Вдоль стен ротонды стояли служители, молчаливые и безучастные. У самого входа замерли графиня Дэву и Кир Аверин. Никто не понимал к чему ведет Андроник Великий и все ждали, пока он продолжит свою мысль.
Поднеся кольцо к своему глазу, он посмотрел на трех стоявших перед ним девушек, сквозь золотой ободок, так словно он был моноклем.
– Мы ошибались, потому что невозможно повернуть время вспять и вернуть ушедшее. Селена была нашим благословением, и с ее помощью мы стали тем, что мы есть сейчас. Невозможно найти никого, кто был бы хоть на каплю таким же, как она. И все же, мы встретили множество удивительных и ярких девушек, безумных, жестоких, добрых, милосердных, смелых и обреченных. Благодаря им и всему, через, что мы прошли вместе, мы сумели разбить скорлупу в которую сами себя заточили почти полвека назад. Только ради одного лишь этого и стоило созвать Отбор невест.
Он замолчал и отвернувшись, смотрел куда-то в сторону.
Агата незаметно переступала с ноги на ногу. Ей достались восхитительные, но совершенно неудобные туфли и ступни теперь ломило, будто в колодку насыпали толченый фарфор.
Пауза затянулась. Раньше дракона-императора поторопил бы Фрол Зерион, но подлеца и изменника давно уже среди них не было. Когда молчание и тишина стали совсем тяжелыми, вперед вышел Кир Аверин.
– Ваше величество, простите ваших нетерпеливых подданных, мы все с глубочайшим интересом ожидаем ваше решение.
Торопить его было против правил, но все понимали, что бессмертный дракон ощущает время иначе, и таким образом они могли бы ждать, пока он продолжит, до самого вечера.
Андроник Великий покосился на своего гласа с раздражением. Судя по тому, как он сжимал губы, он был зол и растерян. Внезапно, он дернул головой и по его лицу прокатилась судорога. Огромные глаза распахнулись, став еще шире, а все черты исказила такая паника, словно его пытали живьем. Он вновь хрустнул шеей и выражение его лица вновь сменилось.
Дракон-император широко, по-детски задорно улыбнулся и, подбросив в воздух кольцо, поймал его налету, зажав в кулак.
– Нечего нас понукать. А то… а то мы самому тебе созовем Отбор и заставим выбирать невестушек. Посмотрим, как ты тогда запляшешь!
Генерал холодно улыбнулся. Угроза его явно не впечатляла.
– Ваше величество, так какого ваше решение? – спросил он. – Кого вы выбираете?
– Мы… мы выбираем всех!
На мгновение в ротонде повисла тишина. Стало слышно, как в пруду квакают лягушки.
– Что вы имеете в виду, ваше величество?
– Мы говорим, что не будем выбирать, кого-то одного. Мы хотим, чтобы все девушки Империи стали нашими невестушками! Ой, ну не бледней так. Что опять, проснувшись ничего не кушал?
Пока дракон-император увещевал посеревшего генерала, Агата пыталась справиться с собственным волнением.
– Все девушки Империи? – повторил за ним Кир Аверин.
– Да, именно так. Куда так побледнел?
– Со мной все порядке, ваше величество, но как…
– Мы же сказали, невестушками, а не женами. Мы просто хотим, чтобы все девушки Империи дарили нам свою любовь, а мы будем любить их в ответ. На расстоянии. А, что касается Отбора, то больше он нам не нужен. Вот!
Размахнувшись, дракон-император закинул кольцо в пруд, и оно ушло на дно, на прощание сверкнув золотым бликом на солнце.
Агата не удивилась тому, что именно так все и закончилось. Она достаточно долго пробыла подле дракона-императора, чтобы понять его суть. Ему минуло пятое столетие, и это было лишь начало его бесконечно долгого существования. Люди по сравнению с ним были все равно, что травинки, растущие у подножия скалы. Они увянут, а он так и будет вечным.
То, что он отказался от решения найти себе жену среди людей, казалось Агате совершенно правильным, и она не могла не отметить, как изящно, он вышел из неловкого положения, объявив всех девушек Империи своими невестами.
Елена похоже испытала лишь облегчение от этой новости, хоть и скрывала по привычке свои истинные чувства за маской надменной холодности.
А вот Магда расстроилась и ревела все время, что они шли втроем по садовой тропе. Она хотела стать императрицей.
Агата могла лишь сжимать ее руку и бормотать утешения, поражаясь тому, что Магда так и не поняла, что они трое чудом избежали стрелы, летящей в грудь. Самой ей даже не верилось, что она, наконец, будет свободна.
– Госпожа Агата! – окликнули ее, когда они уже подходили к каменным ступеням, ведущим к дворцу.
Обернувшись, она увидела Кира Аверина, идущего под руку с графиней Дэву. Ее светлость покачивалась на высоких тонких, как стилеты, каблуках, хватаясь за его рукав.
Генерал явно ждал, что она подойдет к ним и, передав ревущую Магду в руки Елены, страдальчески закатившей глаза, она вернулась назад.
– Госпожа Агата, пожалуйста, уделите мне толику вашего времени.
– Да, разумеется, – ответила она, опуская взгляд.
Ей почему-то вдруг стало очень неловко говорить с ним, хотя после всего, что они пережили вместе, ей казалось, что теперь он единственный, кто мог ее понять.
Кир Аверин попытался было отойти, но графиня Дэву вцепилась в него только крепче.
– Ваша светлость, вы позволите? – вежливо поинтересовался он.
– Ох, конечно. Но не отходите далеко! Милая Агата – невинная девушка, и все еще находится под моим присмотром. Я не дам вам ее опорочить, – она игриво стукнула его веером по плечу.
– Ну, что вы, и в мыслях не было. Я лишь хотел сказать пару слов.
Пока они шли в сторону отцветавших олеандров, Агата вспоминала, как они оказались вдвоем в пещере, и сколько раз она потом летала, сидя перед ним на спине Арайя, чувствуя тяжесть его тела на себе. После этого всего забота графини об ее нравственности казалась немного запоздалой.
– Госпожа Агата, я хотел задать вам один вопрос, – тихо сказал генерал, когда они остановились.
Агата замерла, она была не в силах поднять на него взгляд. Словно, как только она это сделает, то ее сердце тут же разорвется.
– Что… что вы хотели, генерал Аверин?
– Прошу вас, зовите меня просто Кир, и можно я буду звать вас Агата?
– Конечно, – выдохнула она, чувствуя, как немеют ее конечности, а горло сжимает едва ли не до удушья.
Ей вдруг подумалось, а что если он хочет попросить ее руки?
Теперь, когда она больше не была невестой дракона-императора, он был волен это сделать. Неужели, Кир был не в силах сдерживать, обуявшие его чувства?
– Что же, прекрасно! Агата, я хотел у вас спросить, что вы собираетесь делать теперь, когда Отбор позади?
Агата нервно обхватила себя руками, чувствуя, как спавшая у нее в рукаве змейка закопошилась, пробуждаясь.
– Я пока не знаю, ге… Кир. Меня ждут дома. Моя сводная сестра выходит замуж, и я должна присутствовать на свадьбе, но потом я хотела бы вернуться в Альтору. После празднования зимних торжеств, начнется прием в Колдовскую академию, и Повелительница птиц будет набирать учеников впервые за последние пять лет. Я хотела бы попытать силы и попробовать поступить. Елена обещала написать мне рекомендательное письмо…
– Так значит вы будет в Альторе! Замечательно!
Не выдержав, Агата подняла на него взгляд. Он нежно улыбался ей и в глубине его светлых глаз сквозило нечто знакомое, но давно утерянное.
– Я рад, что вы будете в столице. Ваш дар слишком удивителен, чтобы вас потерять, и, разумеется, вы нужны Андронику Великому, а значит и всей Империи. Только вы одна способны до конца его понять, и даже немного влиять на него. Учитывая, что теперь в Визерии обитает еще двое драконов – ваш дар поистине неоценим!
Агата нахмурилась, понимая к чему он ведет. Ее сердце дрогнуло и его обдало холодом. Выходит, что он вовсе не хотел просить ее руки, а просто желал убедиться, что удобный и привычный инструмент никуда от него не денется и, как и прежде будет рядом.
– Так значит, я нужна Империи, но…
Прежде, чем Агата успела договорить, Кир вдруг побледнел, оседая на землю.
– Что с вами?! – воскликнула она, опускаясь рядом с ним, и путаясь в длинных рукавах и пышных юбках.
Она, конечно, не могла не заметить, что во время их путешествия в Андалур, да и после возвращения тоже, что Кир выглядит не то, чтобы больным, но словно потерянным и уставшим. Агата догадывалась, что за маской надменности и холодности, он испытывает все те же чувства, что и прочие люди, и, что ответственность, которую он на себя взвалил не могла не давить ему на плечи. Ей даже стало его жаль.
– Все хорошо, не берите в голову, – пробормотал Кир. – Честно говоря, его величество верно догадался – я и правда пропустил утреннюю трапезу, да и вечернюю, кажется, тоже.
– Вам надо лучше заботиться о себе, – не выдержав Агата протянула к нему руку, чтобы убрать темный локон, упавший на глаза.
Их взгляды встретились, и ее словно прошибло молнией. Она забыла и о ждавшей ее в Арлее семье, о драконе-императоре и его прародителях, и даже о графине Дэву, Магде, Елене, и служителях остававшихся поблизости в саду, и способных увидеть их. Ей казалось, будто они были только вдвоем и время вокруг них остановилось и застыло, как замерзшая за ночь вода в пруду.
Он обхватил ее запястье теплыми пальцами и потянулся к ней. Агата замерла, чувствуя его легкое дыхание на своей коже.
И тут, спавшая в ее рукаве Пипа, завозилась и неловко дернувшись, выпала наружу, прямо на колени Кира.
– Это, что…. змея?! – он задергался, пытаясь ее сбросить, но Пипа испугавшись скользнула куда-то в складки его широкой и длинной туники. – Агата уберите ее!
– П… простите! – пискнула Агата.
Разволновавшись, она вместе того, чтобы позвать змею, принялась шарить руками по его одеждам.
– О! Кажется нашла!
– Нет! – почти заорал Кир, и выдохнув, когда Агата убрала руку, чуть спокойнее добавил. – Это не то.
Агата смутилась, и, наконец, сообразив, позвала Пипу. Та выползла из под складок ткани и обвила руку Агаты. Она погладила ее пальцем по голове, успокаивая.
– Бедняжка так перепугалась, – сообщила она Киру.
– И правда, бедное создание!
Поправив одежды, он поднялся на ноги, и протянул руку Агате, помогая встать. Та, чуть не ухватилась за его пальцы ладонью, вокруг запястья которой была обмотана Пипа, но вовремя опомнилась и протянула другую руку.
– Ваш дар действительно уникален, Агата. Буду ждать нашей следующей встречи.
Поклонившись, он ушел в глубь сада, видимо, намереваясь вернуться к дракону-императору. Агата же, вздохнув, пошла к каменным ступеням, ведущим во дворец. Ей никогда не удавались беседы с мужчинами.
У тропы стояла, обмахиваясь веером, графиня Дэву, про которую все успели забыть.
Агата поклонилась ей, собираясь пройти мимо, но та преградила ей дорогу веером.
– А вы, моя дорогая, не так просты, как можно подумать. И какой ловкий трюк со змеей вам удалось провернуть. Признаться, я впечатлена.
– Ну что вы, ваша светлость. Это всего лишь случайность.
– Ах, разумеется! Пара таких случайностей, и милый генерал никуда от вас не денется, но постарайтесь не перегнуть. Мужчины так пугливы и мнительны.
Глава 39. Возвращение домой и мачеха
Недовольно клокоча и вертя головой в шторках и наклювнике, Фифи аккуратно спустилась по трапу речного корабля, сходя на берег.
– Ну ладно тебе, – увещевала ее Агата, ведя под уздцы. – Как только выйдем из города, обещаю, что дам тебе, как следует размять лапы Наверно, утомительно было провести семь дней в трюме корабля?
Фифи согласно заклокотала.
Погода стояла морозная и Агата накинула на плечи шерстяной плащ с пышным меховым воротником, а на Фифи одела теплую попону и вязаные гетры. Сев ферхом, она пустила ее шагом по спящим, еще окутанным предрассветным сумраком улицам Арлеи.
Она была рада, что корабль причалил в столь раннее время и она никого не встретит. После Отбора, где она стала фавориткой дракона-императора, а запечатления с испытаний показывали в святилищах по всей Империи, она стала известной личностью. В лавках при святилищах давно продавались различные куколки, изображавшие ее, фигурки, статуэтки, гравюры и семь сестер знает, что еще, вплоть до свечей, источавших при горении аромат масел и духов, которыми она якобы пользовалась.
Когда до отправления домой, Агата вышла прогуляться по уцелевшим улицам Альторы, чтобы зайти в пару лавок и присмотреть свадебный подарок, ей почти не давали проходу. Все смотрели на нее, ей кланялись, а наиболее дерзкие хватали ее за рукав, пытаясь с ней заговорить. Нескольким служителям, отправленным ее сопровождать, пришлось потрудиться, чтобы защитить ее от излишнего внимания. Подобное отношение и пугало Агату и в то же время, было ей лестно.
Арлея казалась крошечной и почти игрушечной, по сравнению с Альторой. Агата не понимала, как не замечала раньше того, насколько здесь узкие улочки, а дома почти не превышают двух этажей. Над городом возвышался дворец Дуаре, выстроенный на вершине холма и подобный причудливой шляпке одной из модниц.
Покачиваясь в седле, Агата смотрела, задрав голову, на его тонкие башни и высокие окна. Где-то там за одним из витражных стекол находилась теперь Лидия. Ее объявили безумной и княгиня потребовала, чтобы ее вернули домой.
Бедная Лидия оказалась всего лишь сосудом для воли и желаний других людей. Ее было искренне жаль.
Выйдя за городские ворота, Агата, как и обещала, сняла с Фифи шторки и наклювник и пустила ее галопом прямиком по полям. Тишину осеннего утра не прерывали ни песни птиц, ни кваканье лягушек – одни улетели переживать зимние холода в теплые Южные княжества, другие готовились погрузиться в сон.
Травы пожелтели, цветы давно увяли, деревья сбросили в листву. Природа засыпала до весны, и Агате даже было жаль, что она не может забраться в берлогу и проспать крепким сном до окончания холодов.
Фифи неслась галопом, громогласно клокоча. На пути им встретилось стадо грузовых ферналей, которых птичники вывели в поле, не забыв одеть в теплые попоны. Завидев Агату, они принялись махать ей шляпами и она помахала им в ответ.
Ее грудь затопило радостным щемящим чувством. Все было точно таким же, как она запомнила, но в то же время другим. Быть может, изменилась она сама, и от того видела теперь все по другому?
Вскоре впереди показалось поместье, и Агата сбавила ход. Поднявшееся солнце целовало светлые каменные стены, заросшие ветвями увядшего дикого винограда. Над черепичными крышами возвышалась старая сторожевая башня, в которой была ее опочивальня. Интересно, в ней все было, как раньше, или мачеха приказала слугам убрать вещи Агаты, снять со стен портреты дракона-императора и запереть комнату?
Из птичника им на встречу выбежал молодой рабочий с густой бородой.
– А вот и наша красавица вернулась! – воскликнул он, завидев Фифи, и та закурлыкала в ответ. – Давай-ка пойдем в стойло, и я наложу тебе самых жирных крыс!
Поклонившись, он принял у Агаты поводья.
С замирающим сердцем, она поправила юбку и сбившийся плащ, прежде чем подняться на ступени террасы.
На скамье возле дверей, как всегда, словно и не покидая своего места даже на время сна, сидел старый барон. Увидев ее, он лишь сильнее выпучил и без того большие, выцветшие от старости глаза.
– Надеюсь, вы в добром здравии, ваша светлость, – дрогнувшим голосом сказала Агата, а затем, все же не выдержав, бросилась ему на шею и прерывисто обняла.
В нос ударило терпким табаком и травяным чаем.
– Девчонка, – недовольно пробухтел барон, а Агата шмыгнув носом едва не заплакала.
Он казался ей таким ветхим, что покидая надолго дом, она боялась, вернувшись, не застать его в живых. Другого дедушки у нее не было – только такой. И надо сказать, к Веронике он относился точно также, как и к ней, не делая из родной внучки любимицу.
– Знаете, я играла в стихийномахию с его величеством, и даже победила, – сказала Агата, отстраняясь и отходя назад. – А еще игры были на турнире во время испытаний. Я хотела сказать спасибо за то, что вы научили меня играть. Без этого, я бы ни за, что не справилась.
– Победила, говоришь? – по тонким губам старого барона скользнула едва заметная улыбка. – Расскажешь потом, как проходила партия.
Потянув на себя тяжелые двери, Агата вошла в холл. Сквозь витражные окна внутрь падал теплый свет, танцевавший бликами на дубовых панелях на стенах, отполированных почти до зеркальной чистоты. С портретов, висевших над лестницей, на нее, как прежде, взирали голубоглазые бароны и баронессы, прекрасные и утонченные словно фарфоровые куклы. Агата нашла взглядом старый семейный портрет, на котором была и она сама и отец, с мачехой и Вероникой, а вот Титуса на нем еще не было. Наверно, позже родители закажут новый портрет, и на нем уже не будет Агаты и ее сводной сестры, они обе к тому времени окончательно покинут поместье.
Тщательно вытерев сапоги о придверный коврик, Агата устремилась вглубь дома по знакомому до последней скрипящей половице коридору.
В кабинете мачехи все было по прежнему – обитые сиреневым шелком кресла и кушетки, воздушные шторы – теперь не лимонные, как летом, а густого фиолетового оттенка, вязкого словно безлунная ночь.
Баронесса сидела за секретером, одетая несмотря на ранний час с привычной тщательностью и аккуратностью в небесно синее домашнее платье, оттенявшее ее прекрасные голубые глаза, светлые волосы были убраны в гладкий узел на затылке.
Перед ней выстроились офицеры ее армии домашнего труда – ключница, главный слуга, кухарка и садовник. Чуть в стороне на подушках, в окружении набитых козьей шерстью кукол, сидел Титус. К его бывшей кормилице, прибавилась еще одна нянюшка – постарше и, видимо, поопытней.
Агате до смерти хотелось схватить брата на руки, и покрыть поцелуями его круглые, розовые щеки, но касаться маленьких детей, вернувшись с дороги, или уж тем более, после долгого путешествия, считалось плохим предзнаменованием. Сперва следовало посетить купальню и смыть пыль и грязь. Поэтому, она лишь сбросила плащ в руки, выпучившему глаза, главному слуге, и, сев в кресло напротив мачехи, сообщила:
– Я вернулась, матушка. Вы что же не рады меня видеть?
Мачеха кашлянула, прочистив горло, и изящным жестом отпустила слуг.
Лицо кухарки раскраснелось, и она прижала платок к ставшими влажными глазам. Проходя мимо Агаты, она порывисто дернулась к ней, словно норовя обнять, но сдержала себя.
Агата украдкой погладила ее по руке. Кухарка всегда тепло к ней относилась.
Титус закапризничал, извиваясь на руках у кормилицы. Он тянул к Агата маленькие ручки, пытался ухватить ее за волосы, и обиженно заревел, когда его все-таки унесли прочь. Едва ли он узнал старшую сестру. У детей в этом возрасте память была короткой, но ему всегда нравились ее волосы и их долгая разлука не смогла изменить его вкусы.
Сперва Агате показалось, что вторая нянюшка достала из вороха игрушек одну из кукол, но та вдруг закряхтела, открывая глаза, и засунула в ротик большой палец.
Из писем, Агата уже знала, что отец решил взять на воспитание девочку, спасенную им во время атаки на Альтору. Малышка успела немного пополнеть, но все еще оставалась слишком худенькой, чтобы быть здоровой. Ее одели в пышное розовое платьишко, и красивые алые туфельки. Тонкие волосики завили, как завивали их всю жизнь Веронике. Агата этой участи избежала, отчасти из-за того, что ее волосы и без того, лежали мягкими волнами, отчасти потому что ей не хватало терпения, чтобы сидеть с папильотками на голове, и она вечно их срывала, доводя мачеху до бешенства.
– Выведите детей на прогулку в сад, – приказала мачеха, обращаясь к нянюшке. – И не забудьте дать Тине отвар, прописанный целителем.
Поклонившись, нянюшка, с девочкой на руках, вышла, прикрыв за собой дверь. Агата осталась наедине с мачехой.
– Матушка, вы решили назвать ее Тина? – спросила Агата, закидывая ногу на ногу, и устраиваясь удобнее. – Какое милое имя.
– Ее полное имя – Селестина, – холодно отозвалась баронесса. – Такого было решение твоего отца. Разумеется, я не стала ему перечить.
Агата почувствовала, как брови поднимаются так высоко, что уходят под волосы. Селестиной звали ее родную мать, погибшую много лет назад.
В рабочих делах отец Агаты был человеком чрезвычайно умным, хитрым и прозорливым, но в делах семейных порой ничего не понимал. Если бы он посоветовался с ней о том, какое имя дать воспитаннице, то она бы непременно его отговорила от такого выбора. Сама Агата не имела ничего против того, чтобы имя ее матушки носило бедное дитя, но мачехе эта идея, наверняка была все равно, что камешек в туфлях.
– Ты прекрасно выглядишь, – сказала мачеха, заполняя неловкую тишину. – Надо отдать должное, жизнь в Ониксовом дворце пошла тебе на пользу. Ты пополнела, и, кажется, у тебя даже появилась грудь. Пожалуй, так будет проще найти для тебя супруга…
– Благодарю за заботу, – перебила ее Агата, не желая больше слушать. – Но думаю, я не нуждаюсь в вашей помощи в таких делах, также мне неинтересно ваше мнение о моей внешности. По крайней мере, высказанное таким образом.
Теперь настала очередь баронессы задирать брови.
– Меня ждут дела в Альторе, – холодно продолжила Агата. – Я приехала лишь ненадолго, чтобы повидаться и побывать на свадьбе Нестора и Вероники. Потом я вернусь обратно и поступлю на учебу в Колдовскую Академию. К тому же, мои услуги потребуются его величеству…
– Услуги, – холодно повторила за ней баронесса, не дав Агате закончить. – Я слышала про те услуги, которые ты оказывала дракону, гласу и верховному служителю. Знала бы ты, как мне было стыдно перед соседями!
– Меня не волнует, что думают соседи. Да и вас это не должно так заботить. В любом случае, если вас и их, что-то смущает, то можете обратиться к дракону-императору. Уверена, он доходчиво вам объяснит, что относится ко мне со всем возможным уважением, и никогда бы не позволил никому меня осквернить, и не сделал бы этого сам.
Баронесса так сжала зубы, что Агате казалось, что она слышит их треск.
– Что же, живи, как хочешь. Видят семь сестер, я сделала все, чтобы вырастить тебя достойной юной госпожой и не моя вина, что ты все же пошла по кривому пути. Ты всегда была диким, несносным ребенком. Из-за тебя… – теперь она почти шептала. – Из-за тебя Вероника не сможет надеть то платье, в котором я выходила за ее отца. Это ты его испортила!
– Мне очень жаль, что я тогда так поступила, – искренне ответила Агата. – И за это я прошу у вас прощения. Я была очень расстроена, что вы приказали убить моего ужа. Плакала тогда так сильно, что даже слезы в глазах закончилась. Мне было очень тяжело и одиноко, когда мы с отцом только перебрались в Арлею. Нянюшка, которая меня воспитала, незадолго до этого умерла. Отец был занят либо делами, либо вами с Вероникой и не уделял мне столько времени, как это было всегда. Та змея была моим единственным другом, самым дорогим мне существом, и вы лишили меня его. Неужели у вас совсем нет сердца, что вы решили убить беззащитное, слабое и невинное создание, не несущее никакого вреда и неспособное себя защитить?
– Ах, я этого не вынесу, – прошептала мачеха, прикрывая глаза ладонью. – Никто не убивал эту тварь. Я приказала слугам вынести ее в поле и там отпустить. Тебе было сказано, что ее убили, чтобы ты больше не смела тащить в дом всякую гадость.
– Правда?! – удивленно и взволнованно воскликнула Агата.
Пипа зашевелилась у нее под корсажем, и она прижала руку к груди, чтобы ее утихомирить. Камень висевший много лет у нее на сердце, вдруг пошел трещинами и рассыпался в пыль. Наверняка, тот уж уже давно погиб от старости, но теперь она могла надеяться, что он прожил достойную змеиную жизнь и оставил множество потомков.
Говорить им было больше не о чем, и Агата, поднявшись пошла к двери, но застыла на полпути, ошарашенная мыслью до того, не приходившей ей в голову и, обернувшись, спросила:
– Скажите, почему вы никогда не использовали на мне свой дар? Вы уже способны нравиться людям так, чтобы они не могли устоять перед вашим очарованием. Со мной вы абсолютно точно ничего такого никогда не делали.
Баронесса отняла руку от лица и посмотрела на нее уставшим и потухшим взглядом.
– Это не дар, а проклятие, если хочешь знать, – сказала она. – С ним ты никогда не знаешь искренне ли тебя любят, или лишь подчиняются твоей силе. Когда-то, после всего, что случилось в моей юности, я поклялась отказаться от дара, и больше его не использовать. Возможно, Капуцеры были правы в том, что не каждый дар полезен и не каждый стоит использовать.
Агату пронзило странное чувство. С одной стороны, она могла понять мачеху, и была даже благодарна той, за то, что она не стала применять свой на дар на отце и на ней самой. С другой же стороны, ей было ее жаль. Как эта женщина могла принять Агату и ее дар, если она даже не принимала себя?








