Текст книги "Рыцари былого и грядущего. Том I(СИ)"
Автор книги: Сергей Катканов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 43 страниц)
Банкиры Храма
Командор Дмитрий Князев широкими размашистыми шагами вошёл в тренировочный зал. Он был в полном боевом снаряжении – белая туника с красным крестом трепетала на металлических доспехах, как флаг на броненосце. Шлем командор нёс в руке, его голова была затянута в тугой кевларовый подшлемник. Дмитрий широко улыбался. Сиверцев, который следовал за своим наставником в двух шагах, не сомневался, что командор, если судить по его жизнерадостному настрою, первым делом заключит в объятия невысокого тамплиера, который уже находился в зале. Последний, так же облачённый в доспехи и тунику, казалось, не обратил ни малейшего внимания на появление в зале новых людей, продолжая стоять к ним вполоборота и задумчиво рассматривая свой меч.
И вот, когда Дмитрий приблизился к нему на расстояние двух шагов, из-за спины командора неожиданно взметнулась молния двуручного меча – удар был явно рассчитан на то, чтобы раскроить товарищу череп. Маленький тамплиер был так же без шлема, а прочный, но тонкий подшлемник не смог бы выдержать такой удар.
«Малыш», по всем приметам находящийся в состоянии меланхолической задумчивости, казалось, совершенно не ожидал нападения, и всё-таки он ушёл из-под меча с кошачьей грацией, в падении успев нанести ответный горизонтальный удар, грозивший оставить Дмитрия без ног. Князев мгновенно подпрыгнул, как на скакалке. Похоже, он совершенно не имел упований на внезапность своего нападения. И понеслось.
Мечи дерущихся рыцарей мелькали столь стремительно, что почти не были видны; обоюдные удары сыпались градом, впрочем, очень редко достигая цели. Меч о меч почти ни разу не ударил и это отличало схватку от декоративных кинопоединков. (Позднее Дмитрий пояснил: «Только дурак бьет мечём по мечу. Мы бьем мечём по человеку»). Изредка один из противников при уклонении от атаки опаздывал на доли секунды и тогда его настигал удар по касательной. Через полчаса туники обоих рыцарей превратились в лохмотья. Они дрались совершенно по-настоящему – один вполне мог убить или покалечить другого.
Наконец рыцари остановились в нескольких шагах, сосредоточенно глядя друг другу в глаза. Спокойствие на их лицах слегка отливало хищным оттенком. Дмитрий очень медленно сделал два шага назад, потом так же медленно взял меч двумя руками, за клинок и за рукоятку, и ещё более медленно положил оружие на пол. Андрей понял, что Дмитрий действует так заторможено, чтобы его товарищ понял: это знак прекращения боя, а не очередной обманный жест. «А нельзя было просто словами объявить о том, что поединок окончен?» – спросил себя Андрей. И тут же сам себе ответил: «Слова ничего не значат. После словесных заверений о вечном мире можно получить смертельный удар. Рыцари дрались всерьёз и окончание боя должно быть таким же, каким было бы в жизни».
Между тем, маленький рыцарь, так же отступив на несколько шагов от Дмитрия, последовал его примеру и положил меч на пол, но уже без нарочитой медлительности. Они стали двигаться по окружности, продолжая смотреть друг другу в глаза. Удалившись на максимальное расстояние от своих мечей, они спокойно сошлись и сдержанно обняли друг друга.
– А ты не промах, господин главный бухгалтер, – заключил Дмитрий, улыбнувшись так же широко, как и перед боем.
– Рядом с русским коварством всегда надо быть начеку, – заключил «главный бухгалтер» на довольно чистом русском, впрочем, с выраженным английским акцентом.
– Пойдём в тир?
– Пойдём в тир.
* * *
Умение рыцарей в упор не замечать оруженосцев и послушников в современном Ордене поразительным образом сочеталось с предельно бережным, очень тёплым отношением к этим слугам войны. Андрей, чутко впитывая орденскую атмосферу, теперь уже понимал, что это вызвано редким сочетанием жёсткой иерархии и христианской любви, когда каждый помнит своё место, и в первых рядах, казалось, могут не обращать внимания на последние, но всегда помнят о них. И сейчас Сиверцев нисколько не удивился тому, что Дмитрий и его товарищ совершенно не замечали его.
Направившись в тир, братья-рыцари, кажется, случайно обратили внимание на Андрея, который всё это время стоял недалеко от входа «позабыт-позаброшен», хотя был специально приглашён сюда Дмитрием с неведомой целью.
– Сэр Эдвард, позвольте представить вам Андрея Сиверцева, русского офицера и послушника Ордена, – обронил Князев с небрежной любезностью.
Андрей почтительно поклонился «сэру», впервые услышав в стенах Секретум Темпли обращение к рыцарю на английский манер. Англичанин легко, но уважительно кивнул.
– Андрей, позволь представить тебе сэра Эдварда, великого командора Иерусалима.
– Смиренному послушнику будет позволено задать сэру Эдварду несколько вопросов? – обращение Андрея действительно было очень смиренным по тону, но вместе с тем исполненным большого достоинства.
– Да, мой русский друг, вам это позволено, – сэр Эдвард не избежал в ответе некоторой ироничной снисходительности, которая впрочем, самым очевидным образом никак не характеризовала его отношение к Андрею, а просто была частью натуры английского аристократа.
Андрей, конечно, мог позднее задать свои немудреные вопросы самому Дмитрию, но англичанин так заинтересовал его, что ему захотелось обменяться с ним хотя бы несколькими фразами. Наружность английского рыцаря была чрезвычайно магнетической. Гладко выбритое, вопреки тамплиерскому обычаю, обветренное лицо несло на себе несколько скучающее выражение. Белокурые волосы, постриженные коротко, как и у всех тамплиеров, открывали высокий (пожалуй даже – неестественно высокий) лоб. А взгляд голубых глаз был страшно пронзительным, изобличая очень опасного человека. Вот это-то ощущение опасности и потянуло Андрея к сэру Эдварду. Он спросил:
– Господа рыцари всегда приветствуют друг друга таким смертоубийственным образом?
– Обычно мы просто пожимаем друг другу руки. Даже не знаю, что сегодня нашло на господина Князева. Впрочем, действия моего друга мне понятны: он напомнил мне о том, что не должен забывать ни один воин: максимально опасны именно те, кто появляется рядом с нами в обличии друзей. А мы – друзья, уверяю вас.
– Но бой нисколько не напоминал учебный. Вы бились с явным намерением поразить противника. Если бы мессир Дмитрий погиб от вашей руки?
– Вопрос «внешнего» человека, в чём вас, конечно, невозможно упрекнуть, господин офицер. Христос сказал, что без воли Всевышнего даже волос не упадёт с головы любого из нас. Если бы во время учебного боя я прикончил орденского рыцаря, так уверяю вас: я никому не стал бы давать по этому поводу объяснений, да никто и не потребовал бы от меня комментариев к этому происшествию. А вопрос о том, что я чувствовал бы при этом, позвольте оставить за рамками нашего разговора. За последние 10 лет, насколько мне известно, был один случай гибели храмовника во время учебного боя и один случай нанесения тяжкого увечья.
– А почему мессир Дмитрий назвал вас главным бухгалтером?
– Должность великого командора Иерусалима традиционно связана с контролем над всей финансово-хозяйственной деятельностью Ордена. В известном смысле меня действительно можно назвать главным бухгалтером храмовников. Подробнее вы можете узнать об этом, если вступите в Орден, а это возможно лишь в том случае, если вас ненароком не прикончат во время учебного боя, – добродушно-зловещая улыбка «главбуха» была неподражаемой.
– И ещё. Вы случайно не потомок знаменитого Лоуренса Аравийского?
– Да, и не случайно. Впрочем, не по прямой линии. Сэр Эдвард Лоуренс – ваш покорный слуга. Я в достаточной мере удовлетворил любопытство нашего русского друга?
– В большей мере, чем мог на это надеяться смиренный послушник Ордена, – Андрей поклонился сэру Эдварду с такой непринуждённой элегантностью, что сам в очередной раз удивился тому, как быстро и органично впитывает орденский стиль общения, всё больше убеждаясь, что находится в том единственном обществе, где может чувствовать себя своим.
Дмитрий очень внимательно, но совершенно без напряжения следивший за этим неожиданным диалогом, взглянув на Андрея, одобрительно усмехнулся и резюмировал:
– Итак, в тир, господа.
* * *
Накануне Дмитрий вызвал Андрея и сообщил:
– Теперь ты сможешь гораздо меньше времени уделять своим друзьям-унитазам. Могу представить, как это тебя опечалит, однако, пришло время для боевой подготовки. Первое, самое тяжёлое и сложное испытание, ты выдержал. С честью выдержал. Очень рад за тебя. Теперь всё свободное от молитвы время ты будешь стрелять и рубить. Послушник, приступивший к боевой подготовке, поднимается в Секретум Темпли на ступеньку выше. Это уже реальный кандидат на вступление в Орден. Но не забывай, что ты по-прежнему не более, чем послушник.
– Во славу Божию, мессир.
– Завтра мы с тобой отправимся в Гондер, в орденский замок. Там наша основная учебная база. И «стрелялка», и «рубилка» – всё там. Сразу предупреждаю – мало не покажется. Обучение у нас строится по программе самого современного спецназа. Точнее сказать – спецназа будущего. Сейчас, пожалуй, ни одна страна мира не имеет подобного специального подразделения.
– Во славу Божию, мессир.
Андрей выслушал Дмитрия, постаравшись никак не проявить своих чувств, а чувства его одолевали смешанные. С одной стороны, он был, конечно, рад тому, что перешёл к следующему этапу на пути в Орден, и всё же он испытывал некоторою досаду от мысли, что его движение к цели идёт не слишком быстро. Его могли принять в Орден через год, а он провёл в Секретум Темпли уже полтора года, и ещё только боевая подготовка началась. Определённо, он не принадлежал к самым способным и удачливым. Сиверцев по-прежнему не был уверен, что вообще когда-либо станет тамплиером. Что за путь ему готовит Господь? Это оставалось для него тайной. Никогда раньше он так обострённо не воспринимал неисповедимость собственной судьбы. Стоял январь 1990 года. Ласковый африканский январь.
* * *
В тире Дмитрий сказал Андрею:
– Про советское стрелковое оружие забудь навсегда. Что такое автомат – тоже лучше не вспоминай.
– А я так думал, что есть в мире автоматы и получше «калашей».
– «Есть многое на свете, друг Горацио…», но в основе вооружения Ордена – не автомат, а штурмовая винтовка. Вот посмотри – германская «Г-41».
Андрей взял в руки примерно метровую красавицу с фиксированным прикладом. Восхищённо рассматривая винтовку, он сразу же стал разбираться с её механизмом, не задавая вопросов. Разве во время первой встречи с красивой девушкой кому-то нужен посредник? Сэр Эдвард тем временем внимательно следил за руками Андрея и, несмотря на свою аристократическую невозмутимость, позволил себе щёлкнуть языком. Британцу явно понравилось, как гуляют пальца Андрея по оружию.
Сиверцев наконец выдохнул:
– Так это ж гибрид автомата и снайперской винтовки.
– Истинно так, господин капитан, – Дмитрий принял вид деловитого хозяина. – Штурмовую винтовку «Гевер-41» разработала в начале 80-х немецкая фирма «Хеклер унд Кох». Здесь ты видишь магазин на 30 патронов, а бывают ещё магазины на 20 и на 40 патронов. Калибр 5,56 мм. Вес – 4,1 кг. «Г-41» – больше чем просто винтовка, это целый оружейный арсенал. С оптическим прицелом она становится снайперской, с подствольным гранатомётом – тяжёлым оружием для поражение пехоты. Можно снять приклад и тогда мы получим штурмовой автомат ближнего боя. Сорокапатронные магазины в комплекте с сошками позволяют использовать «Г-41» в качестве пулемёта. Такая универсальность для небольших подразделений – совершенно незаменимое свойство. Рыцарю на поле боя порою приходится играть роль целой армии, а потому и оружие ему требуется такое, которое может играть роль целого арсенала. Так что винтовка тоже может быть рыцарской по своей сути или совсем наоборот.
– И такие винтовки на мировом рынке можно приобретать без проблем?
– Сорок первого «Гевера» предлагали как немецкому «Бундесверу», так и на экспорт, но почти никто не брал из-за очень высокой цены. И тогда «Хеклер и Кох» созрели до готовности продавать свой маленький шедевр кому угодно, только бы платили. Так что мы этой штукой вооружили весь Орден, у нас есть деньги. Благодаря неустанным трудам нашего несравненного главного бухгалтера, – Дмитрий картинно поклонился в сторону сэра Эдварда.
– Деньги у Ордена были, есть и будут, – заключил британец. – За это ручаюсь. Если, конечно, господин Князев не прикончит меня как-нибудь во время учебного боя.
– А у вас, сэр Эдвард, разве не достаточно толковых заместителей? Я полагал, что могу зарубить вас без большого ущерба для финансов Ордена.
– Уровень квалификации ближайших помощников великого командора Иерусалима является коммерческой тайной, – «главбух» умел шутить с лицом совершенно серьёзным.
– И вы полагаете, сэр Эдвард, что у вас могут быть ну хоть какие-нибудь тайны от руководителя разведки Ордена?
Андрей знакомился с винтовкой, делая вид, что не обращает внимания на пикировку друзей-рыцарей. Впрочем, это с его стороны было лишь данью вежливости, потому что он понимал: рыцари в его присутствии не сказали бы ни одного лишнего слова, кроме тех, которые на него и были рассчитаны.
Дмитрий продолжил презентацию образцов оружия:
– Снайперская винтовка «Вальтер 2000». Разработка немецкой фирмы «Карл Вальтер Ваффенфабрик». Этот экземпляр ты и тем более не полчил бы возможности лицезреть, если бы финансовые операции службы сэра Эдварда не были столь успешны. Дорогущая, зараза. По данным моей службы на конец прошлого года выпущено не более 150-и экземпляров.
– И сколько из них закупил Орден?
– Андрюха, я надеюсь, что ты спросил об этом ради хохмы. Количество закупленного оружия позволяет судить о численном составе подразделения, а тебе должно быть известно, к какой категории относится подобная информация.
– Простите, мессир.
– Да ничего. Хохмить ты можешь и дальше. А вот мой любимый «Зиг-Зауэр 226», – Дмитрий взял в руки пистолет достаточно обычной формы. Впрочем, профессиональный взгляд сразу же отмечал в нём некоторые детали, не присущие заурядному оружию. – Швейцарец. Потом познакомишься с итальянскими «Береттами», выберешь, что тебе больше по душе. А я предпочитаю швейцарца. Калибр – 9 мм, магазин – 15 патронов. «Зиг-Зауэр» дороже «Беретты».
– Я смотрю, в Ордене предпочитают германское оружие?
– Тому есть причины. Германские оружейники – поэты. Они, порою, создают великолепные образцы из одной только «любви к искусству», совершенно невзирая на то, что с коммерческой точки зрения эти проекты заведомо провальны. Немцы зачастую просто не морочат себя «балансом цены и качества», чем так сильно озабочены американцы, нацеленные в первую очередь на производство ширпотреба. Естественно, Ордену Храма ближе германский подход – элитный, индивидуальный, в определённом смысле – рыцарский. Кроме того, германское оружие очень надёжно благодаря простоте конструкторских идей. Элитность в сочетании с простотой – это по-рыцарски. Американцы, к примеру, хоть и примитивны, но отнюдь не просты. Родить простую конструкторскую идею штатовский мозг совершенно не в состоянии. На характеристиках оружия это весьма заметно сказывается. К примеру, американская винтовка М-16 – сложна, а потому ненадёжна. Одна только кнопочка, созданная на случай, если патрон при поступлении в патронник заклинит, заставляет любого серьёзного оружейника прыснуть от смеха. Ты понимаешь, о чём речь?
– Надеюсь, что да, мессир. Рыцарская ментальность порождена средневековьем, но она может свободно проявлять себя в наши дни. У американцев души совершенно не рыцарские, всё в них выстроено на уравнительных, антиэлитных принципах, отсюда и ширпотреб. Они не могут создать стрелковое оружие, достойное настоящего рыцаря. Между тем, Германию создала Пруссия, а Пруссию создал Тевтонский Орден. И вот сегодня мы имеем стрелковые разработки «Хеклера и Коха» – оружие достойное аристократов. А если выбирать между «Зиг-Зауэром» и «Береттой», мне кажется, только прирождённый плебей выберет «Беретту». Торгаши могли создать оружие, достойное лишь бандитов.
При последних словах Сиверцева сэр Эдвард ещё раз прищёлкнул языком, как будто его угостили новым блюдом, вкус которого сразу и не оценишь, но оно стоит того, чтобы распробовать его получше. Потомок рода Лоуренсов вообще очень внимательно слушал и Дмитрия, и Андрея, как будто он был послушником, который присутствовал при разговоре двух рыцарей.
* * *
– Мессир, прошу понять меня правильно, но что-то мне шепчет, что боевую подготовку мне лучше всего проходить у сэра Эдварда Лоуренса. Впрочем, как скажите, – Сиверцев выговорил это с явным чувством неловкости.
– Не извиняйся, Андрей. Отнюдь не расцениваю твоё желание, как попытку переметнуться. Кстати, ты всерьёз думаешь, что Лоуренс случайно оказался в зале тренировок, когда мы с тобой пришли туда? Всё так, как надо.
– Кроме того, мне хотелось бы получше разобраться в финансово-хозяйственной стороне деятельности Ордена Христа и Храма, а ведь, надо полагать, великий командор Иерусалима – лучший консультант по этой группе вопросов?
– Да уж, надо полагать.
* * *
Взгляд сэра Эдварда Лоуренса проникал в душу, словно жидкий азот. Никогда раньше Андрею не приходилось испытывать на себе действие столь обжигающего холода. Человеку, на которого так смотрят, не может быть хорошо. Чистые голубые глаза британца были обречены порождать тревогу и дискомфорт в любом, на кого он смотрел. И всё же Андрею раз за разом хотелось встретиться с этим взглядом и выдержать его, как профессионал-фехтовальщик ждёт – не дождётся встречи с опасным противником, хотя эта встреча может породить последствия как минимум весьма болезненные.
Андрей всегда симпатизировал французам и никогда не любил англичан, а сэр Эдвард был вылеплен из самой что ни на есть концентрированной британской субстанции. Это-то и отталкивало, но оно же и манило, как неизвестная планета. С океанами из жидкого азота. Это был не франк. Англосакс – совсем другая порода. И всё-таки это был достовернейший рыцарь. Понять его, означало постичь другую, очень важную составляющую современного рыцарства.
Ещё Андрея привлекла своей причудливостью мысль о том, что он проходит боевое обучение у профессионального финансиста. О жизни до Ордена здесь бесполезно было кого-либо спрашивать, во всяком случае – пока, но от некоторых провоцирующих вопросов Андрей не хотел себя удерживать. Однажды, когда они отстрелялись в тире и Лоуренс выдал очередную порцию своих хладнокровно-вежливых, но совершенно убийственных замечаний и пожеланий, Сиверцев совершенно неожиданно спросил его в лоб:
– Сэр Эдвард, если честно, мне представляется довольно странным то, что финансист высокого уровня имеет столь серьёзную, отнюдь не любительскую боевую подготовку. О том, что такое владение оружием невозможно без боевой практики, я даже не стану говорить. Зачем это банкиру? Наверное, каждому стоило бы совершенствоваться в своём деле, а финансовые операции мало похожи на боевые.
Вопрос прозвучал почти нагло. Сэр Эдвард, слегка подняв бровь, не удостоив Сиверцева даже поворота головы, и ответил безукоризненно спокойно и вежливо:
– Меня удивляет терпение, которое проявил мистер Сиверцев, столь долго удерживая себя от вопроса, лежащего на поверхности.
– В случае необходимости ваш покорный слуга способен проявить ещё куда большее терпение, – Андрей произнёс эти мало значащие слова настолько точно скопировав интонацию Лоуренса, что тот всё же повернул голову в сторону послушника, и Андрей вдруг с удивлением увидел, что в холодных глазах британца промелькнули тёплые искорки.
– Присядем? – небрежно обронил Лоуренс.
– Да, сэр, – Андрей так же добавил в почтительность своей интонации немного небрежности.
Лоуренс заговорил, как всегда спокойно и даже тише обычного, но с удивительным для него романтическим воодушевлением:
– В двадцатом веке окончательно утвердился новый тип банкира. Это мышь, торопливо и суетливо поедающая чужое зерно. Постоянно бегающие глазки, тихое шуршание маленьких лапок, много мелких хаотических движений и беспокойно шмыгающий носик – вот что такое современная финансовая мышь. Мелочное вороватое ничтожество, существо, совершенно лишённое благородства и не имеющее никаких представлений о чести. Двадцатый век убедил нас в том, что банкир может быть только таким. Но это не так. Могут существовать различные стили поведения на финансовом рынке, хотя стиль вороватой мыши на сегодня – преобладающий и доминирующий.
– Это, как различные манеры боя?
– Совершенно верно. Ты знаешь – иной боевой стиль полностью строится на обмане и подлости. А рыцарский стиль имеет в своей основе ставку на прямое, линейное применение максимальной силы. К стратегическим схемам это имеет ещё большее отношение, чем к рукопашным схваткам.
– А в итоге на поле боя побеждает тот, кто умеет обманывать. Непробиваемая концентрированная мощь спотыкается о множество маленьких ловушек и, распыляясь, исчезает. Разве в сфере финансов не точно так же? «Не обманешь – не продашь». И уж тем более это, надо полагать, распространяется на тех, кто торгует деньгами, то есть на банкиров.
– Мистер Сиверцев, вы сами верите в то, что говорите? – леденящий взгляд голубых глаз проник в самые потаённые глубины души русского офицера. Андрей уже приготовился выдать развёрнутый объёмный ответ: «С одной стороны, с другой стороны, при этом надо учитывать…» Но под взглядом Лоуренса оказалось возможным ответить только одним словом:
– Нет.
– Очень хорошо. Значит, можем продолжать. Для начала вам надо совершенно незыблемо усвоить один постулат: психотип, который возник в XVIII веке и окончательно сформировался в XX-м, не является ни единственно возможным, ни оптимальным. Более того – он ущербен. В основе этого психотипа лежит ложная аксиома: «Нечестно, следовательно эффективно». На этом ущербном принципе строится большинство военных доктрин и финансовых систем нашей эпохи. И тем не менее, даже в нашу эпоху возможна эффективная деятельность, основанная на принципе диаметрально противоположном, выработанном в эпоху Высокого Средневековья: «Честно, значит эффективно».
– Если я правильно вас понял, надо искать оптимальный баланс между честностью и эффективностью?
– Нет, вы поняли меня совершенно неправильно. Между честностью и эффективностью никогда не надо искать баланс, потому что это вообще не противоположные понятия. Что такое стремление к подобному балансу? Поиск ответа на вопрос, сколько подлости может позволить себе честный человек, чтобы не проиграть? Мы, тамплиеры, ещё в средние века дали ответ на этот вопрос – честный человек ни при каких условиях не может позволить себе ни грамма подлости, и при этом он может быть вполне успешен, как на войне, так и в финансах.
– Но разве не является нормой стремление ввести противника в заблуждение относительно своих подлинных намерений? Да я, кстати, и не усматриваю в этом ничего подлого.
– Согласен. Храмовник может обмануть противника, хотя и этим своим правом не станет слишком злоупотреблять, потому что ставка на силу гораздо эффективнее, чем ставка на обман. Но храмовник никогда не обманет партнёра или союзника. Вообще никогда. Храмовник может быть жестоким, но не может быть подлым. При этом общеизвестно, что именно храмовники всегда были максимально успешны как в боевых, так и в финансовых операциях.
– На счёт войны – понятно, но какое отношение это имеет к финансам?
– Пример. Есть два банка-конкурента. Естественно, каждый из них хочет устранить конкурента с рынка. Это финансовая война – прямая и открытая. Разумеется, в такой ситуации любой из банков стремится к тому, чтобы ввести противника в заблуждение относительно своих подлинных намерений. Такой обман – дело нормальное. При этом, скажем, у одного из банков есть союзник – некая фирма, с которой они договорились о согласованных действиях, в случае успеха которых каждый из партнёров получит свою долю. И вот банк-конкурент успешными совместными действиями разорён, пришло время воспользоваться плодами победы. Банк-победитель заверял фирму-союзника, что в случае успеха не будет претендовать на часть активов поверженного конкурента. Такие договорённости могут быть только устными, их ничем не скрепить, кроме честного слова. Пользуясь этим, банк-победитель проглатывает все активы поверженного, а фирму-союзника, как говорят русские, кидает. Это подло. Банкиры Христа и Храма никогда подобным образом не поступят, даже если такое предательство финансового союзника внешне выглядит очень выгодным и по всем расчётам должно остаться совершенно безнаказанным.
– Кстати, той фирме не плохо бы и подстраховаться на случай обмана со стороны банка.
– Так вот те, кто имеет дело с финансовой сетью Храма, никогда не страхуются, потому что знают – храмовники не обманывают. Приведённый мною пример очень примитивен и рассчитан на человека без экономического образования. Финансовые войны имеют множество ньюансов и тонкостей, и нравственные аспекты финансовых операций порою не столь однозначны, как в этом примере. Тут требуется чутьё, а главное – у каждого свой почерк.
– Значит поэтому главный банкир Храма сражается с оружием в руках? Это стремление применять в сфере финансов боевой почерк рыцаря?
– Верно. Боюсь превратиться в экономическую мышь. Когда с головой уходишь в сферу финансов, поневоле начинаешь заражаться стилистикой конкурентов, а наши конкуренты – олицетворённая подлость, уверяю вас. С оружием в руках легче сохранить соответствие рыцарскому стилю финансовых операций. Храмовники – львы финансового мира, это точное отражение львиной боевой манеры. Конечно, великому командору Иерусалима Орден не вменяет в обязанность участие в боевых операциях. Но иногда я иду на это. Потомок рода Лоуренсов должен остаться прежде всего рыцарем.
Сэр Эдвард говорил всё спокойнее и тише. Кажется, ничто не способно было привести его в состояние нервного перевозбуждения, даже если речь шла о самых важных для него и волнующих предметах. Теперь Сиверцев понял, почему Лоуренс подействовал на него магически, несмотря на устойчивое ощущение дискомфорта, которое он испытывал рядом с ним. Это была личность на редкость уравновешенная и сбалансированная. Это одновременно и манило, и отталкивало того, кто вечно пребывал «на нерве». Холодность и высокомерие сэра Эдварда оказалось отнюдь не внутренними его свойствами, а внешними проявлениями его гармоничности. Теперь Андрей заметил, что голос Лоуренса очень приятен, а улыбка совершенно обворожительна. В его открытости, искренности, так же как и в его суровости, не было ничего напускного. Просто это были две стороны одной медали.
* * *
Теперь Сиверцев жил в Гондэрском замке вместе с несколькими послушниками, так же получающими боевую подготовку. В Гондэре, как и в Секретум Темпли, была очень неплохая библиотека. Всё свободное время, остававшееся от боевых занятий и богослужений, он по-прежнему отдавал книгам. Теперь его более всего интересовала финансово-экономическая деятельность Ордена Христа и Храма.
Источники расходились во многом, но все до единого подчеркивали безупречную финансовую честность тамплиеров. Желающих полить Орден грязью было более чем достаточно, к тому же враги тамплиеров никогда не страдали недостатком фантазии, изощряясь в изобретении поразительно нелепых обвинений, но даже самые неутомимые генераторы клеветнических небылиц ни разу не пытались упрекнуть тамплиеров в финансовой нечестности. При этом честность первых банкиров Европы, ломбардцев, охотно ставили под большое сомнение, то есть финансовая добросовестность тогда, как и сейчас, отнюдь не была общей отличительной чертой торговцев деньгами.
Вскоре Андрей обнаружил хорошее подтверждение тому, что между боевым и финансовым стилем тамплиеров не было никакого зазора. Араб ибн-аль-Асир писал о том, что мусульмане, заключая соглашение с крестоносцами, как правило, требовали тамплиерских гарантий: «Рыцари Храма были благочестивыми людьми, которые засвидетельствовали свою верность данному слову». Что может быть дороже такой похвалы врага? Речь тут шла о вопросах военных, как правило, о заключении перемирий. При этом слово, данное врагам, тамплиеры хранили столь же свято, как и верность союзникам. Эмиры, порою, настаивали на участии в переговорах хотя бы одного тамплиера, зная, что исполнение данного им слова чести потом будет отстаивать весь Орден, всей своей мощью. А вот христианские хронисты частенько упрекали тамплиеров в слишком строгом соблюдении перемирий с мусульманами. Ну как же это не понять? Ведь это так выгодно – выждать подходящий момент и нанести удар в спину врагу, расслабленному перемирием. Правда, это немножко подло, происходит некоторый ущерб для чести, но ведь на войне все средства хороши, а победителей не судят, не правда ли? Тамплиеры так не считали. Честь и верность слову были для них превыше всего.
Естественно, с финансовыми партнёрами и даже с конкурентами на финансовом рынке они поступали ни чуть не менее честно, чем с противниками на войне. И ведь надо же – именно тамплиеры были самыми успешными вояками и финансистами своего времени. То что предательство и подлость выгодны, а потому без них никак не прожить – это выдумка подлецов. Предатели могут получать некоторые тактические преимущества, но долговременную, стратегическую эффективность может обеспечить только честность, что и было доказано тамплиерами.
Рассуждая о финансовых изобретениях храмовников, не многие задумывались о том, с чего это воинствующим монахам стукнуло в голову заняться банковской деятельностью? Мыслителям века сего этот вопрос и в голову не приходит, потому что тут им кажется всё понятно – человек начинает торговать деньгами, потому что хочет иметь их как можно больше. Но тамплиеры никогда не стремились иметь как можно больше денег, то есть это никогда не было для них самоцелью. У них была совершенно иная мотивация. Собственно говоря, на все сферы своей весьма разноплановой деятельности они имели одну единственную мотивацию – служение Господу нашему Иисусу Христу через служение Святой Земле, политой Его кровью.
Орден вырос из необходимости обеспечения физической безопасности паломников в Палестине, а отсюда для тамплиеров, отличавшихся широтой мышления, оставался один шаг до осознания необходимости обеспечения финансовой безопасности паломников. Практически сразу же после признания Ордена Храма в 1127 году у тамплиеров появился обычай давать деньги в долг паломникам. Тогда на Орден пролился «золотой дождь» многочисленных пожертвований, некоторые средства оставались свободными после покрытия военных расходов, отсюда, видимо, и родилась мысль ссужать паломников деньгами. В картулярии, который датирован октябрём 1135 года, приводится первый пример подобного займа, который был предоставлен некому Пере Десде из Сарагосы и его жене Элизабет. Благочестивые супруги писали: «Следуя нашей воле, мы отдаём Богу и рыцарству Ордена Храма наше имущество в Сарагосе: дома, земли, виноградники, сады и всё, чем мы там обладаем. Вслед за этим сеньоры Ордена Храма Соломона из милосердия выдадут нам 50 мараведи, чтобы мы совершили своё паломничество ко Гробу Господню. Они могут принимать на свой счёт бенефиции, которые извлекут из нашей собственности, а если, вернувшись, мы пожелаем вернуть собственность себе, тогда их 50 мараведи мы им выплатим».
