Текст книги "Рыцари былого и грядущего. Том I(СИ)"
Автор книги: Сергей Катканов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 43 страниц)
– Мне, кажется, батюшка, что ваш последний вопрос отнюдь не риторический. Действительно, почему православным так нравится порочить тамплиеров? Как бы это ни было глупо, но причина-то у них должна быть.
– Я сам долго не мог понять, почему наши братья по вере так ненавидят тамплиеров. Потом обратил внимание на то, что порочат Орден именно те православные, которые специализируются на борьбе с масонами. Им очень хочется обвинить масонов во всех смертных грехах, но это не так просто. Ведь сами-то масоны при всяком удобном случае признаются в любви к христианству. Нет ничего более лживого, чем эта любовь, но попробуй докажи. Пришлось бы глубоко копать, а нашим «борцам с жидомассонским заговором» глубоко капать лень, да и не умеют. И вот они изобрели простой, не требующий особой глубины способ наносить пропагандистские удары по масонам: если масоны производят себя от тамплиеров, будем бить по тамплиерам. Это проще, ведь тамплиеров осудили за измену христианству. Получается логический абсурд: ревнители православия от всей души ненавидят католическую инквизицию и безусловно осуждают пытки, а выводы инквизиции, добытые с применением пыток, почему-то вызывают у них абсолютное доверие. Эти же ревнители ненавидят масонов, но пересказывают масонские бредни, как чистую истину. А тут ещё объявились сатанисты, возводящие себя к тамплиерам. Сатанистам ревнители православия верят столь же охотно. Ведь ревнителям давно уже хочется обвинить масонов в сатанизме, но у них нет доказательств, а добыть доказательства хотя бы из области логики – ума не хватит. А тут чего проще – поверили сатанистам, что тамплиеры – сатанисты, и тогда получается, что масоны – тоже сатанисты. По принципу – все они одна компания.
– Однако, отец Августин, у некоторых православных есть к тамплиерам претензии, которые не вписываются в эту схему. Прочитал несколько книг Юрия Воробьевского. Они мне понравились. Лихо пишет мужик и чисто православно. Но на тамплиеров Воробьевский возводит множество обвинений. Я даже выписал, цитирую: «Тамплиеры включились в беспощадную борьбу с православием. Через сохранившиеся на Востоке связи рыцари даже пытались направить на Русь воевавшего в Средней Азии Чингисхана. Храмовники давили на Руси и с Востока, и с Запада. Именно они стояли у истоков Тевтонского Ордена. И его рыцари шли на православные земли под чёрно-белыми знамёнами».
Неожиданно для Андрея отец Августин жизнерадостно расхохотался:
– Силён твой Воробьевский! Несгибаемый борец с жидомасонами! Ты знаешь, я его очень люблю. Благонамеренный парень, искренний христианин. Некоторые его вещицы я читал с большим удовольствием. Но Воробьевский – очень неглубокий, поверхностный исследователь. Ему лень изучать историю, да и некогда – все силы на борьбу уходят. Касаемо твоей цитаты. Редко приходится встретить так много исторических ошибок и нелепостей в столь небольшом отрывке. Если угодно, могу перечислить.
Русь не входила и не могла входить в сферу жизненно важных интересов Ордена Храма. Главной территорией Ордена всегда была Палестина, а в XIII веке тамплиеры даже Иерусалим не могли вернуть, с трудом удерживая клочки Святой Земли, так что им было явно не до Руси. Да и какие выгоды они могли получить от разорения Руси Чингисханом? Вскоре внук Чингисхана Батый сжег всю Русь. И что пользы было в этом для Ордена Храма? Разве есть хоть один признак того, что тамплиеры пытались воспользоваться русской трагедией? Монголы, кстати, перлись в Палестину и даже предлагали крестоносцам союз. Вот где, казалось бы, была для тамплиеров выгода. Но верные вассалы Христа не захотели объединяться с язычниками против мусульман. В 1259 году тамплиеры писали: «Если придут монгольские черти, то они найдут на поле сражения слуг Христовых готовыми к бою». Так они «дружили» с монголами.
Касаемо тевтонов. Общеизвестно, что Тевтонский Орден родился, как ответвление Ордена иоаннитов-госпитальеров, а вовсе не тамплиеров. Тевтонцы, правда, позаимствовали тамплиерский устав, но и не более того. Орден Храма никогда не контролировал и не мог контролировать Тевтонский Орден уже хотя бы потому, что последний был чисто национальным – и создавался именно за тем, чтобы другие европейские державы поменьше лезли в германские дела. Опять же, тамплиерам не было ни какой выгоды натравлять тевтонов на Русь. Даже для самих тевтонов Русь никогда не была целью – они воевали с прибалтийскими языческими племенами. Немецких рыцарей лишь однажды занесло в сторону Руси, причём именно русские князья были союзниками нехристей – от монголов до прибалтийских язычников. И, кстати, никогда тевтоны не воевали под чёрно-белым тамплиерским босеаном.
Спору нет, Воробьевский самостоятельно изобретал обвинения в адрес тамплиеров, ни у кого их не заимствуя, но цель его та же, что и у остальных «ревнителей» – нанести удар по тамплиерам, чтобы отрикошетило по масонам.
– Значит, самых честных, самых искренних христиан средневековья просто походя обгадили, потому что это оказалось выгодно?
– Вот именно. Знаешь, в чём главная беда наших «ревнителей»? Они занимаются пропагандой, а потому истина их совершенно не интересует. Всякий пропагандист говорит только то, что полезно для поставленной цели. Но православие нельзя расхваливать пользуясь приёмами политической пропаганды или коммерческой рекламы. Мы никому нашу веру не продаём. Истина не нуждается в услугах лжи, а уж тем более – лжи инквизиторской и масонской.
Впрочем, православные ругатели Ордена не все одинаковы. Есть озлобленные фанатики, которым ненависть к масонам глаза туманит. Это, скорее, псевдоправославные, с ними вообще не о чем говорить. От таких борцов с «жидомасонами» вреда куда больше, чем от самих масонов. Но есть и другие – добрые, благонамеренные, но поверхностные и слишком увлекающиеся пропагандистскими трюками, такие, как Воробьевский. Этим парням хотелось бы пожелать озаботить себя поиском истины и не смущаться тем, что истина порою выглядит не вполне удобно. Зачем же отдавать историю Ордена в пользование врагам христианства? Память Ордена принадлежит христианам. Каждого христианина должно радовать, что у нас были такие доблестные предшественники, бесстрашно отдававшие жизнь за Христа.
– Но есть же серьёзные, объективные православные исследователи. Почему они не заступятся за Орден?
– О да, конечно же, таковые имеются. Вообще, интеллектуальный потенциал Православия сейчас очень высок. Но пока серьёзные православные исследователи не заинтересовались тамплиерами. Может быть, потому что наше имя слишком опорочено комплиментами врагов христианства. И, должно быть, православным не интересно заниматься реабилитацией католического Ордена. Но надо разобраться, в какой степени тамплиеры были католиками, а в какой – христианами.
– Это как?
– Иная католическая конгрегация может почти без искажений отражать идеалы ортодоксального христианства и при этом иметь мало общего со специфическими ватиканскими заблуждениями. В этом разобраться надо.
– А как относились средневековые тамплиеры к средневековым православным? Это ведь очень интересная тема.
– Чрезвычайно интересная, но неужели ты сегодня ещё не устал от умствований? Попозже, Андрюша, попозже. Пока озаботь себя двумя вещами: уборкой туалетов и изучением догматического богословия. И сакральные языки продолжай изучать. Это ты молодец, что начал.
* * *
Дни Андрея потекли так же просто, как и прежде: богослужения, работа, библиотека, а потом опять: храм, туалеты, книги. Этот жёсткий ритм он по-прежнему переносил очень тяжело: голова лишь изредка выныривала из тумана, ноги постоянно гудели, ощущение радости вспыхивало в душе лишь очень редкими искорками. Но мучительное состояние кошмара он теперь уже окончательно преодолел и не балансировал больше на грани полного отчаяния. Мысль о том, что сегодня у него будет часок, чтобы погрузиться в богословские книги, согревала его в течение всего дня. Как увлекли его семинарские учебники по догматическому богословию! Это была сфера чистого духа, а не какая-нибудь околоцерковная публицистика, переполненная страстями века сего. Да, прав был Августин, не с тех книжечек он начал.
Постепенно перед Андреем вырастало величественное здание вселенского православия, неотмирную красоту которого он ещё не мог в полной мере постичь, но было к чему стремиться. Его жизнь всё больше и больше наполнялась смыслом. Богослужения перестали быть пыткой, он всё глубже ощущал их мистичность, их способность уносить душу далеко от земных невзгод.
Немного времени прошло, и отец Августин велел ему остаться после богослужения:
– Ну что, чадо, тобой вполне довольны. Что у тебя в душе – ведомо только Богу, но внешне ведёшь себя безупречно.
– Во славу Божию, ваше преподобие.
– Не «преподобие», а «высокопреподобие». Недостойный Августин имеет сан архимандрита.
– Простите, батюшка.
– Постараюсь простить, хотя это будет нелегко, – Августин искрился доброжелательностью, – Награда тебе вышла, Андрюша. Увольнительная в город.
– Какая увольнительная? – Андрей испуганно вздрогнул, как будто мигом очутился в армейской казарме.
– Так в Лалибелу же, в Лалибелу. Ты ещё не забыл где находишься? Кажется мы, садисты, окончательно превратили тебя в подземного жителя. Ладно, пёрышки почисти и через 15 минут будь здесь.
Сначала они с Августином шли по узкому коридору Секретум Темпли, который, как и все орденские помещения, отличался сдержанным и элегантным евродизайном. Потом коридор преградила мощная, явно бронированная дверь, отливавшая белым металлом, похожим на титановый сплав. Поверхность двери была идеально чистой, без единого пятнышка, как будто по ней проходились бархоткой каждые полчаса. Августин непринуждённо разобрался с кнопочками на пульте, дверь совершенно бесшумно отошла в сторону. Они шагнули в кромешный мрак, батюшка сразу же включил фонарик. Дверь у них за спиной так же бесшумно закрылась, Августин обернулся и осветил её фонариком. С этой стороны дверь была покрыта ржавой сталью и выглядела так, как будто её со Средних веков ни разу не открывали.
Теперь они шли по узкому коридору, казалось, наспех прорубленному в скале и не имевшему никакой отделки, никаких светильников. Фонарик отца Августина давал очень мало света. Неожиданно коридор сузился до того, что вперёд они едва протиснулись боком. Сразу же стало чуть светлее, они куда-то повернули под прямым углом и продолжили свой путь по коридору, который отличался от предыдущего гораздо более ровными стенками, так же прорубленными в скале, и был чуть пошире. Они шли навстречу свету, впрочем весьма не яркому. Слегка тянуло свежим воздухом. Переступив через большой порог, они шагнули в некое непонятное пространство. Андрей сразу же инстинктивно посмотрел наверх. Над ним было чистое, ясное небо.
Отец Августин, глядя на ошалевшего Андрея, молча грустно улыбнулся. Сиверцев не мог вымолвить ни слова, продолжая смотреть на небо, ни о чём не думая и ничего не замечая. Он никогда не знал, что небо такое красивое. Потом он виновато посмотрел на священника:
– Простите, батюшка. Что-то я, немного не в себе, отвык. от всего.
– Ничего, ничего, Андрюшенька. Всё нормально. Сейчас у тебя всё в головушке наладится. Ты же целый год у нас пробыл. Целый год не видел неба, – губы отца Августина задрожали, казалось, он сейчас расплачется, даже Сиверцев не выглядел таким взволнованным, но голос священника прозвучал очень ровно, – Господь сурово спросит с тех, кто загнал нас под землю и вынудил стать пещерными жителями. Но ничего, ничего. Ему отмщение, и Он воздаст. А теперь, мой прекрасный друг, порадуйся, наконец, божьему чуду Лалибелы.
Андрей осмотрелся по сторонам. Они находились в необычной траншее, шириной метров десять и высотой примерно столько же, а может и побольше. Траншея была вырублена в красном вулканическом туфе, та стена, из которой они выскользнули через поземный ход, выглядела обычной каменной стеной, а вот вторая была стеной храма, впрочем из того же красного туфа, хотя сразу здесь было очень трудно понять, что чем является. Отец Августин увидел растерянность Андрея и начал объяснять:
– Мы сейчас находимся перед одним из 11-и храмов Лалибелы. Это самый большой храм.
– Бета Медане Алем – храм Спасителя. Если быть точным, его размеры – 33,5 на 23,5 метра, а в высоту, точнее, в глубину – 10 метров. Все церкви как бы выкопаны из толщи камня. Сначала вырубались по периметру квадрата громадные траншеи до 12-и метров глубиной, таким образом, внутри этого периметра возникала огромная, примерно кубическая «заготовка» будущего храма. Затем в этих кубах вырубались «внутренности», прорубались окна. Все храмы таким образом сделаны из единого куска камня. Крыши храмов получались вровень с поверхностью земли. А земная поверхность здесь – 2,5 километра над уровнем моря. Весь храмовый комплекс находится высоко в горах. Так что и наш Секретум Темпли с одной стороны – скрыт под землёй, а с другой стороны – парит в облаках.
Нигде в мире нет храмов, построенных по такой невероятной технологии. Идея создавать храмы из одного куска скалы, причём, внутри этой скалы, а не на поверхности, совершенно гениальна. А воплощение этой идеи было немыслимо трудоёмким. Храмовый комплекс Лалибелы – настоящее чудо света, но сравнению с которым египетские пирамиды – относительно заурядные постройки.
– Сюда, наверно, туристы со всего мира нескончаемым потоком текут?
– Ну да, как же. Про Лалибелу во всём мире и знают-то немногие, а добраться досюда – такой подвиг, на который решаются лишь единицы. От Аддис-Абебы до Лалибелы около 400-от миль, никакого регулярного транспортного сообщения между ними нет. Сюда можно добраться только на личной машине, но многие попавшие в Лалибелу таким образом, бывают сильно удивлены – здесь вообще не продаётся бензин. По всему городу ржавеют автомобили, брошенные лишь потому, что не удалось купить бензин на обратную дорогу. Сюда даже на вертолёте весьма затруднительно добраться из-за сильных горных ветров. А сам городок Лалибела – маленький и совершенно нищий. Если бы эти храмы находились в какой угодно другой стране, они были бы известны всему миру не хуже европейских готических соборов, а живущие рядом с ними люди стали бы весьма богаты за счёт туризма. Но Эфиопия – страна, подобных которой ни в Африке, нигде в мире нет. Эфиопия по самой своей природе очень замкнута, закрыта, недоступна. Она не любит в себя впускать и уж тем более допускать к своей душе. История Эфиопии по большей части неизвестна самим эфиопам, здесь не поощряется изучение прошлого страны. Но об этом – потом. Давай наконец зайдём внутрь великого храма Медане Алем. Между прочим, в эфиопские храмы можно заходить только босиком, так что скидывай ботинки.
Первое посещение этого храма оставило у Андрея лишь общее впечатление величия и тишины. Внутри почти никого не было, лишь несколько эфиопских монахов из разных углов бросали на них беглые настороженные взгляды из-под камилавок, надвинутых до самых бровей. Но к ним никто не подошёл и не выразил неудовольствия появлением здесь чужаков. Продолжая осматриваться, Андрей заметил стоящие вдоль стен огромные барабаны и хотя он уже приготовился ничему не удивляться, а всё же пришёл в крайнее недоумение. Отец Августин, казалось, только и ждал, когда у Андрея возникнет этот вопрос:
– Это, Андрюша, кеберо – эфиопские церковные барабаны. В них колотят во время богослужения. Забавно, не правда ли? Кажется, только православные в состоянии славить Бога без музыкальных инструментов. Католикам подавай орган, протестанты сейчас к гитарам пристрастились, а у эфиопов, стало быть, барабаны. Да ты ещё не видел, как эфиопы танцуют во время богослужений. Так отплясывают, что только держись.
– И как вы к этому относитесь?
– Нормально отношусь. Ровно. Обрядность эфиопских христиан соответствует их национальному темпераменту, она для них органична. Мало ли что нам кажется диким. Для них наше европейское богослужение – тоже экзотика. Вовсе не барабаны и не храмовые пляски разделяют нас с эфиопскими христианами. Обрати внимание – во всём храме не горит ни одной свечи, и нигде в эфиопских храмах ты не встретишь свечей, столь привычных для христиан европейцев. Но это, откровенно говоря, не имеет никакого значения. Если завтра из наших храмов все свечи убрать, православие всё равно останется православием, а с эфиопами у нас различия куда посерьёзнее таких пустяков.
Они уже собрались уходить, когда мимо них прошёл иудейский священнослужитель. Именно такими Андрей привык видеть их на картинах и в фильмах, хотя по внешности этот иудей был вылитый амхара. Сиверцев недоумённо и настороженно обронил:
– У них тут, я смотрю, все религии в куче.
– Ничего подобного, это был христианский священник. Священник Эфиопской Церкви. Но ты наблюдателен, молодец. Иудаизм вообще оказал очень большое влияние на обрядность эфиопских христиан. Их церковные облачения довольно точно воспроизводят одежды древних иудейских священнослужителей. Они даже носят наперсник, только на нём вместо девяти камней вышиты кресты. Но это опять же не более чем обрядность, не затрагивающая существа веры, лишь отражающая церковную историю. Ладно, пойдём.
Они вышли из храма в обрамляющую его траншею, обошли вокруг и опять нырнулись в тоннель, но уже не в тот, из которого появились здесь. Пока они шли в полумраке, Августин успел обронить:
– Храмовый комплекс Лалибелы объединён очень сложной системой подземных ходов, ими связаны все храмы, а порою эти тоннели уходят в совершенно непонятных направлениях и могут привести вообще неизвестно куда. Здесь натолкнуться на какой-нибудь древний склеп – пара пустяков. Даже старожилы Лалибелы толком не знают всех хитросплетений этого подземного лабиринта. Впрочем, ход, по которому мы сейчас идём, прост, прям и ведёт к хорошо известной цели.
Они тем временем вынырнули на воздух и оказались перед очередным небывалым храмом. Отец Августин сиял от счастья:
– Вот, смотри какое чудо. Бета Мариам – храм Пресвятой Богородицы. Первый храм, высеченный в Лалибеле и, как мне кажется, самый чудесный. Пойдём сразу внутрь.
Первое, что поразило Андрея в Бета Мариам – окна высеченные в форме крестов, причём, кресты были всех возможных видов. Внутренняя отделка отличалась великим множеством орнаментов и барельефов. Смешение архитектурных стилей здесь было просто поразительным – греческие колонны, арабские окна, арки в египетском стиле. Андрей ждал от Лалибелы чуда, но действительность превзошла самые смелые его ожидания. Невозможно было понять, как древние мастера сумели превратить монолитную сказу в крыши, стены и колонны.
Отец Августин был теперь ни сколько не похож на профессионального экскурсовода, который с заученными интонациями повторяет давно приевшиеся фразы, напротив, батюшка говорил восторженным, чуть дрожащим голосом путешественника-романтика:
– Средневековый эфиопский автор писал: «Каким языком можем мы изложить построение сих церквей? Видящий их, не насытится, созерцая, и удивлению сердца не может быть конца». Это истинно так, Андрюша. В который раз я здесь, а всё как будто в первые. Посмотри, как тонка и филигранна отделка барельефов, сколько в них вложено истинной любви – тут одного мастерства было бы не достаточно. А ведь первые четыреста лет существования этих храмов ни один европеец о них даже не подозревал. Первым из них посетил Лалибелу в XVI веке португальский монах Альвареш, но и он, сделав описание своего путешествия, не избаловал читателей подробностями, закончив свои заметки весьма своеобразно: «Дальнейший рассказ не имеет большого смысла, потому что мне всё равно никто не поверит».
– А, может быть, европейцы бывали здесь и до Альвареша, только они вообще ничего об этом не рассказывали?
– Очень даже может быть, – отец Августин улыбнулся весьма загадочно. – Действительно, наивно полагать, что первый написавший о Лалибеле был первым, кто её увидел. Иные могли помалкивать, имея к тому причины посерьёзнее, чем боязнь возможного недоверия. Но это, знаешь ли, совсем другая история, не хотел бы сейчас об этом. Есть ещё дивные храмы Бета Эммануэль, Бета Георгиас, Бета Габриэль и другие. Среди 11-и храмов Лалибелы нет двух, сколько-нибудь похожих друг на друга. И великие тайны – в каждом храме свои. В одном из них, например, есть колонна, которая всегда задрапирована. Эфиопские священники поясняют, что на колонне символически отражены прошлое и будущее мироздания, о чём людям знать, конечно, не положено.
– Вы верите в это?
– Да как тебе сказать. Конечно, невозможно удержатся от улыбки, когда тебе говорят, что в этом свёртке золото, поэтому разворачивать нельзя. Весьма наивно хранить тайну, охотно рассказывая о её существовании. Но на колонне и правда есть нечто такое, что по мнению эфиопов, не должно бросаться в глаза. При этом, заметь – эфиопы ни на кого не пытаются произвести впечатление. Им вообще наплевать, что европейцы думают об их тайнах. Сами себя они искренне ощущают тайнохранителями и с них вполне этого довольно. В одном из храмов, например, показывают падающий на алтарь луч света, который не меркнет даже ночью, ну а ночью в храм, конечно, никого не пускают. Удивительно. Они совершенно не пытаются доказать, что ночной луч существует. Они, как будто, проверяют нашу способность верить.
– Так он всё-таки существует, этот ночной луч?
– Ах, Андрюша, ты не те вопросы задаёшь. Представь себе европейца, который ночью залезет в этот храм, чтобы разоблачить «фальсификаторов чуда». Что он этим докажет, кроме собственного духовного убожества? Может быть высшая мудрость в том, чтобы не лезть сюда ночью и никогда не снимать драпировку с колонны, испещрённой тайнами грядущего? Мы знаем, что всё может быть, но нам известно так же, что это не имеет значения. Христианство само по себе – величайшее чудо и тому, кто с ним встретится, уже никогда не будут интересны вопросы о подлинности каких бы то ни было чудес. А эфиопы, рассказывая свои прекрасные и возвышенные легенды, словно хотят узнать, христиане ли мы? Они тебе тут и могилу Адама покажут, только не убивай меня насмерть вопросом, настоящая ли она? А как насчёт Ковчега Завета? Наши безумные европейские исследователи лихорадочно ищут его уже не первую сотню лет, а эфиопы тебе спокойно скажут, что Ковчег у них, и они никогда этого не скрывали, но они и пальцем не шевельнут, чтобы это доказать, а уж о показе и речи не идёт. Им безразлично, верят им или нет.
– Я понял. Самая великая тайна, которая скрывается за этими легендами – загадка души эфиопа. Мне кажется, у них древние, реликтовые души, чудом избежавшие изменений, свойственных новому времени. Насколько же наивным было моё желание подружится с эфиопскими вертолётчиками! Это же самые настоящие древние люди, живущие в наши дни. Бессмысленно было пытаться говорить с ними на языке общих понятий и представлений.
– Ну и заносит же тебя. Я вот на русских не перестаю удивляться. Чуть что – сразу в крайность. Впрочем, я с интересом подумаю на досуге о том, что ты сказал. Убогому Августину – хорошая наука. Никому не стоит переоценивать своё понимание жизни.
Они вышли в церковный дворик Бета Мариам, присели на скамейку. Андрей задал давно занимавший его вопрос:
– Отец Августин, ни в одном источнике я не нашёл ничего вразумительного о строительстве этих храмов.
– Не удивительно. Об этом таинственном предмете можно сказать очень мало вразумительного. Во второй половине XII века Эфиопия переживала очень сложные времена. Мусульмане теснили это древнее христианское царство и со стороны Египта, и со стороны Красного моря, которое только и отделяло Эфиопию от Аравии – колыбели ислама. Это было время консолидации мусульман. Иерусалимское королевство франков испытывало на себе такое же сильнейшее давление. В воздухе уже запахло Саладином. А в Эфиопии на троне была тогда династия Соломонидов, императоры которой вели свою родословную от царя Соломона и царицы Савской. И вот в императорской семье родился принц. Его колыбель почему-то сразу же окружили пчёлы, которых здесь почитают священными. Мать в восторге воскликнула: «Пчёлы признали его владычество». Эта фраза на древнем языке Эфиопии звучала очень коротко: «Лалибела». Так и назвали принца, который через некоторое время стал императором.
О правлении Лалибелы (с 1181 по 1221) известно не так уж много. Именно он под всё нараставшим мусульманским давлением перенёс столицу из древнего Аксума к югу, в Роху, в запутанные лабиринты суровых гор и тесных ущелий. Эти высокогорные районы были тогда совершенно не доступны ни для каких завоевателей, да и сейчас не очень. Эфиопия понемногу становилась совершенно закрытой страной и только благодаря этому она осталось христианской.
Лалибела был удивительным правителем – настоящим подвижником, аскетом, полуцарём-полумонахом. Эфиопы считают Лалибелу святым. Ещё при жизни он получил прозвище «Габре Маскаль» – слуга креста. Вот что гласит житие этого святого: «Однажды душа Лалибелы услышала глас Божий. Творец повелел царю выстроить в Рохе новый Иерусалим». Так появились храмы, высеченные в скале. Неизвестно, как у императора Лалибелы появилась идея выстроить именно такие, необычные храмы, почему их потребовалось создавать аж целых 11, и самое главное – что за удивительные зодчие возводили эти храмы?
– А могли быть в африканской стране высококвалифицированные, точнее – гениальные архитекторы, если учесть, что они оказались способны строить так, как никто в мире до них не строил?
– Не надо недооценивать Эфиопию. Эта страна никогда не принадлежала к африканской цивилизации. Здесь могло быть всё что угодно. Сами эфиопы объясняют чудо этого строительства очень просто – днём работали люди, ночью трудились ангелы. Эфиопы умеют не задавать лишних вопросов ни себе, ни окружающим. Но мы не эфиопы, нам интересно – трудились ли здесь иностранцы? В принципе, не исключено, что царь Лалибела получал помощь из других стран. Где-то в христианском мире у него могли быть союзники, которые не рекламировали свою заинтересованность в эфиопских делах. О внешней политике Лалибелы почти ничего не известно, однако, историки отмечают, что он поддерживал связи с Египтом и Палестиной. Не удивительно, если учесть, что это были ближайшие к Эфиопии две страны, где компактно проживали христиане.
– Постойте-ка, постойте. Когда Лалибела строил свои чудо-храмы?
– Где-то в конце XII века.
– Вот это да! Крестоносцы только что потеряли Иерусалим и эфиопский император сразу же слышит Божий глас, повелевающий ему воздвигнуть Новый Иерусалим!
– Браво, Андрюша, браво. Обращу твоё внимание ещё на одну весьма примечательную деталь: Лалибела считал себя потомком Соломона, при этом он поддерживал связи с Иерусалимом. Ему, наверное, было не всё равно, что сейчас находится на месте великого храма, воздвигнутого его предком – Соломоном? А на том самом месте жили тогда христиане, именующие себя рыцарями Храма Соломонова. И само название, и место дислокации Ордена тамплиеров точно указывали на библейского предка Лалибелы. Царь-Соломонид и рыцари Храма Соломонова могли не обратить внимания друг на друга? Впрочем, я всего лишь привёл ряд бесспорных исторических фактов и задал пару вопросов. Если хочешь – можешь поразмыслить об этом на досуге. К слову сказать, Лалибела был последним могущественным царём своей династии. После энергетической вспышки его правления в истории Эфиопии настал длительный период, о котором вообще нечего сказать. Таинственный сумрак безвестности окутал эту страну.
– Да что уж говорить. До сих пор никто толком не знает, чем отличается эфиопское христианство от традиционных конфессий. Хотел вас об этом спросить.
– Эфиопские христиане – дохалкидонские монофизиты.
Андрей тихо расхохотался. Августин насупился:
– А что ты смеёшься? Я могу и обидеться.
– Извините, батюшка. Дело в том, что этот вопрос я задаю не впервые. Так вот однажды один… африканист ответил мне на него слово в слово, как вы сейчас, а когда я попросил его ответить подробнее, приложил меня мордой об стол, дескать, без специального богословского образования я всё равно ничего не пойму.
– Не столь уж был далёк от истины твой африканист, не надо тебе было на него обижаться. Я ведь не случайно велел тебе догматическое богословие изучать. Но ты всё время норовишь бежать впереди паровоза, задаёшь преждевременные вопросы. Впрочем, изволь, если тебе очень надо. Я всего лишь немощный священник и, конечно, не рискну прикладывать мордой об стол такого грозного вояку. Так что извини, если моё толкование покажется тебе не очень понятным или не вполне убедительным. Осмелюсь напомнить, что отвечал, подчиняясь грубой силе, – элегантная ироничность отца Августина позволяла ему непринуждённо преодолевать любые острые углы. Он говорил теперь размеренно и ровно:
– Когда в древней христианской Церкви возникали разногласия в понимании важных богословских вопросов, созывали соборы, позднее получившие название вселенских. Собирались отцы со всего христианского мира, чтобы прояснить понимание истины.
– Я об этом читал, но, признаться, не очень понял, как можно решать богословские вопросы путём демократических процедур, большинством голосом.
– Это совершенно не так. Работа церковного собора только внешне напоминает работу коллегиальных демократических органов, а суть тут совсем другая. Демократическое голосование имеет целью выяснить точку зрения большинства людей. В итоге, правильным считается мнение среднеарифметического большинства. Но цель работы собора не в том, чтобы восторжествовало мнение большинства участников, а в том, чтобы восторжествовала Божья воля. Отцы собора молились о том, чтобы Дух Святой, действуя через них, прояснил истину. Но никто на соборах не стремился отстаивать свою точку зрения, каждый хотел лишь узнать, угодно ли Богу, чтобы они мыслили так, или надо им мыслить иначе?
– Но внешне это всё равно сводилось к голосованию?
– Не совсем. Количество голосов, конечно, подсчитывали, но никогда не согласились бы считать истиной то, за что «проголосовали» процентов 60 участников. Все догматические вопросы утверждали почти единогласно. До собора отцы богословствовали по-разному, и вдруг в ходе обсуждения между ними зарождалось единомыслие, и тогда отцы понимали, что это Дух Святой вразумил их, как надо правильно богословствовать. А мнение большинства – отнюдь не критерий истины. Большинство может заблуждаться самым горькоплачевным образом. Если же люди совместно молятся, чтобы Истина была открыта им Духом Святым, если они не полагаются на свой несовершенный разум и не стремятся во чтобы то ни стало переспорить оппонентов – Дух Святой действительно открывает им Истину. А еретики – именно те, кто думает так, как им хочется думать, и эти-то самые еретики оставались на соборах в полном одиночестве.
