Текст книги "Рыцари былого и грядущего. Том I(СИ)"
Автор книги: Сергей Катканов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 43 страниц)
– Но так ли уж хорошо западные христиане той поры были знакомы с православной символикой, чтобы замечать такие параллели?
– Не забывай, что центр Ордена был в Палестине, а там все западные христиане ежедневно лицезрели символы восточного христианства. Ведь в Палестине тамплиерской поры православных храмов было больше, чем католических. Это очень значимый факт. У себя на родине, во Франции, в Англии или в Германии, рыцари могли за всю свою жизнь не получить ни малейшего представления о православии, ни разу не увидеть ни одного православного храма и ни одного православного священника. Но в Святой земле рыцари-франки сразу же входили в ежедневное общение с православными и относились к ним, как правило, вполне доброжелательно. Католики часто прибегали к услугам православных священников, в одних и тех же храмах литургии служили то по-западному, то по-восточному образцу. Конфликты, конечно, были, потому что греки и франки очень сильно отличались по своему национальному характеру, но в целом они вполне сознательно держали курс на мирное сосуществование.
– Удивительно. Средневековье принято представлять, как эпоху фанатизма и крайней нетерпимости к религиозному инакомыслию.
– Это сильно преувеличено, а в том, что касается противостояния католицизма и православия надо ещё учитывать, про какой век мы говорим. От раскола до первого крестового похода и полвека не прошло. На то время никому ещё и в голову не приходило, что западные и восточные христиане принадлежат к разным церквям, даже сами термины «католики» и «православные» для их противопоставления стали употреблять значительно позже. Первый крестовый поход вообще был организован под лозунгом защиты восточных христиан от экспансии ислама. Папа Урбан II призывал: «О сыны Божии, необходимо, чтобы вы как можно быстрее поспешили на выручку ваших братьев, проживающих на Востоке.».
– А не похоже ли, что папа под видом помощи силою оружия намеревался подчинить себе восточных христиан?
– Думаю, что так и было, во всяком случае это могло быть одним из побудительных мотивов Урбана II. Но, одно дело – что он хотел, а другое дело – что получилось. Многие рыцари, воодушевлённые папским призывом, искренне стремились помочь восточным христианам, ничего, конечно же, не понимая в тонкостях ватиканских интриг. Церковный раскол ещё не успел стать фактом общественного сознания. Если бы первым крестоносцам сказать, что их задача – объединение церквей, они, наверное, просто не поняли бы о чём идёт речь, потому что никакого разъединения не успели заметить.
– Но это всё о крестоносцах вообще, а не конкретно о тамплиерах.
– Не надо забывать, что у истоков Ордена Храма стояли первые крестоносцы. Орден органично вырос из первого крестового похода и навсегда впитал в себя его дух, а это был дух братской помощи православным.
– Но неужели агенты Ватикана не пытались плести в Палестине антиправославные интриги?
– О да, конечно же, папские легаты были куда практичнее крестоносцев-идеалистов. Первым делом поотбирали у православных греков и сирийцев множество храмов и монастырей, передав их родной латинской церкви. И что ты думаешь? В святую субботу 1101 года Благодатный огонь не сошёл на Гроб Господень. Это чудо неизменно повторялось каждый год столетиями, в том числе и при мусульманских правителях Иерусалима, а когда пришли хулиганы-франки – Господь не даровал чуда. Сейчас трудно даже представить, каким страшным шоком это было для крестоносных франков. Если Господь не даровал Благодатный огонь, значит, Он оставил их, и Ему не угодны великие жертвы и немыслимые тяготы крестового похода. Разом рушился духовный фундамент только что созданного Иерусалимского королевства франков. Пусть современные христиане всё же попытаются представить себе какого трагизма, какой скорбной муки был исполнен обращённый к Небу вопль крестоносцев: «Господи, мы крови своей не жалели ради славы имени Твоего! Чем же мы прогневали Тебя, Господи?». Ответ, между тем, лежал на поверхности: не надо было обижать православных братьев, если вы шли сюда именно затем, чтобы им помочь.
Латинский священник, капеллан короля Балдуина, публично признал неправоту франков перед православными, и тогда Святой Огонь вспыхнул во Гробе Господнем. Считалось, что Божий суд доказал: восточно-православные христиане угодны Богу. Большая часть храмов и монастырей была возвращена православным. С тех пор отношения между западными и восточными христианами на Святой Земле стали очень тёплыми, почти братскими, историки не отмечают сколько-нибудь значительных конфликтов между ними. Пасхальные богослужения в храме Гроба Господня они теперь всегда совершали совместно, латинские священники по-гречески возглашали «Кирие элеисон». Кстати, нигде нет упоминаний о том, чтобы греческие священники что-либо возглашали по латыни.
Все отмечают, что короли Иерусалима весьма благоволили православным священникам, а это были те самые короли, которые весьма благоволили тамплиерам. Это очень важно понять: становление Ордена Храма проходило в атмосфере торжества православия. Видишь, как Господь устроил: франки вознамерились захватить храмы православных, а получилось, что православные захватили сердца франков. Папа хотел подчинить себе восточных христиан, а на деле западные христиане всё более попадали под влияние восточных.
– Отец Августин, а ведь ситуация с передачей храмов – просто поразительна! Думаю, в наше время никакое чудо, либо его отсутствие, никак не повлияло бы на решение имущественных споров даже в церковной среде. Любое «знамение свыше» постарались бы перетолковать в свою пользу, но захваченную недвижимость не вернули бы никогда и ни за что.
– Ты прав, Андрюша, средневековые христиане в гораздо большей степени, чем мы сейчас склонны были руководствоваться религиозными мотивами. А та ситуация, думаю, имела ещё одну особенность – искренние крестоносцы сразу же сдружились с православными и отнюдь не одобряли действия папских легатов, которые выгоняли православных из храмов, хотя и не могли этому воспрепятствовать, но когда Господь дал знамение – весьма этому обрадовались и сразу же охотно вернули православным храмы, а папским легатам поневоле пришлось заткнуться.
– А ведь простые, честные крестоносцы могли сделать ещё один вывод: если храмы были возвращены православным по Божьей воле, значит, в православных храмах пребывает особая Божья благодать и посещать эти храмы – весьма полезно для души.
– Так, Андрюша, так. Те крестоносцы, которые не противились действию Божьей благодати, очень хорошо поняли особую благодатность православных храмов. Тамплиеры постоянно посещали православную литургию.
– А я читал, что Устав Ордена Храма даже обязывал тамплиеров посещать православные богослужения. Неужели это правда? В тексте Устава я такого требования не нашёл.
– Ну это, конечно, перехлёст в чисто русском стиле. Поясню о чём речь. Латинский Устав гласит: «Если какой брат, удалившись от восточного христианства, по причине оного отсутствия не услышит Божественную службу, то пусть вместо заутрени он читает 13 молитв Господних». Это туманный пункт, тут сложность в том, что понимать под «восточным христианством». Обычно так именовали православие, но в данном случае этого не быть может. Иначе что получается: если рядом нет православного храма, тамплиер вместо богослужения должен 13 раз читать «Патер ностер», но в латинский храм вместо православного он вообще не имеет права пойти? Неужели тамплиерам вообще запрещено было посещать латинское богослужение? До столь радикального отрицания западного христианства тамплиеры, конечно, не могли доходить. Видимо, под «восточным христианством» в этом случае надо понимать не православие, а в широком смысле «христианство Востока», то есть Палестины. Рыцари время от времени заглублялись в мусульманские земли, где не было никаких христианских храмов, ни латинских, ни греческих, и на такие именно случаи им предписывалось заменять богослужение чтением «Патер ностер».
– А в других пунктах Устава нет никаких намёков на отношение тамплиеров к православию?
– Есть один намёк во Французском Уставе: «Когда уходит дневной свет и наступает ночь, слушайте сигнал колокола, либо призыв к молитве согласно обычаям страны, и все идите на повечерие». Вопрос: что это за призыв к молитве «согласно обычаям страны»? В латинские храмы Палестины, так же как и в храмы Западной Европы, созывали ударами колокола. А в православные храмы Святой Земли созывали ударами колотушки по куску дерева. Таким образом тамплиерам предписывалось: если не слышите католического колокола, слушайте православную колотушку и идите на её звук.
– Получается, что тамплиеры не видели разницы между католицизмом и православием?
– Да началось-то, возможно, именно с этого – бесхитростного суждения о том, что восточные христиане не хуже западных. Но позднее, надо полагать, тамплиеры оттолкнулись от мысли о равенстве двух вариантов христианства и пришли к мысли о преимуществе православия. Тамплиерам была свойственна удивительная религиозная пытливость, и вскоре они уже, конечно, знали, что разница между латинской и греческой верой превышает разницу между колоколом и колотушкой. Они обязательно должны были заинтересоваться догматическими расхождениями.
– Есть тому доказательства?
– Прямых нет, но есть косвенные. В Иерусалимском королевстве переводили богословские труды восточных отцов. Крестоносцы (и уж точно, что в первую очередь – тамплиеры) явно интересовались восточным, то есть православным богословием. Значит, они не просто не обращали внимания на вероучительные отличия, они изучали эти отличия и могли сделать богословские выводы далеко не в пользу «латинской веры». Впрочем, по этому поводу не стоит впадать в экстаз, представляя себе тамплиеров, как православных рыцарей, презревших католицизм.
– Вы это исключаете?
– Не исключаю. Некоторые тамплиеры могли предпочесть православие латинству, но этому нет прямых подтверждений. Предпочитаю ограничится более сдержанными выводами: тамплиеры искренне симпатизировали Православной Церкви и относились к ней с большим дружелюбием. Эту мысль нам будет гораздо легче подтвердить. В течении XII века было предпринято несколько попыток восстановить традиционные церковные отношения между латинянами и греками – к этому явно подталкивали их дружеские отношения на Святой Земле. Византийский император Мануил Комнин предложил папе римскому Александру III рассмотреть вопрос о создании объединённой Восточно-Западной империи под его, православного императора, управлением. Чтобы православный император мог сделать такое предположение, православие должно было иметь очень сильные позиции. И ведь не отказался папа Александр рассматривать идею создания империи под православным патронажем. Он послал в Константинополь двух кардиналов, чтобы обсудить религиозные вопросы. Обошлось ли тут без тамплиеров? Их связи с Константинопольским двором хорошо известны. Ты уже знаешь, как во время второго крестового похода Эврар де Бар успешно вёл переговоры с византийским императором Мануилом. Этот тамплиер был известен, как человек, хорошо понимающий православных греков. Или ещё пример: в 1165 году король Иерусалима Амори посылает тамплиера Одона де Сент-Амана к императору Византии в качестве свата. В 1167 году Одон привозит королю невесту – племянницу императора. Эти факты и множество им подобных говорят не только о том, что тамплиеры симпатизировали православным, но и о взаимности этого чувства. Решать при дворе сложные вопросы могут лишь те, кого здесь встречают с доверием и расположением.
– Какой была судьба тех переговоров о создании объединённой империи? Потонули в словах?
– Нет – в крови. В 1182 году греки в Константинополе устроили резню латинян. Не обошлось без религиозных мотивов – был зверски убит кардинал Иоанн. А в 1204 году крестоносцы разграбили Константинополь.
– Поиспортились между ними отношения за сто лет.
– Не то слово. Взаимное отчуждение и враждебность нарастали постепенно и не без причин. Порою греки обманывали и предавали франков, порою франки вели себя по отношению к грекам, как дикие варвары. Порою и те и другие к мусульманам относились мягче, чем друг к другу. Однако, заметь – в Иерусалимском королевстве, где к тому времени доминировали тамплиеры, никогда не было вооружённых столкновений между франками и греками. Тамплиеры, видимо, понимали, что нарастание враждебности между западными и восточными христианами вызвано причинами поверхностными и преходящими – разницей в национальном характере, расхождениями политических интересов, а вот сходство между ними, напротив – глубинное, корневое, основанное на принадлежности к единой христианской цивилизации. Тамплиеры осознавали, что Церковь может быть подлинно католической, то есть вселенской, лишь когда западные и восточные христиане будут вместе, как на вселенских соборах, а это возможно лишь в том случае, если и те и другие будут православными, то есть правильно славящими Бога, одинаково понимающими Христа.
– Чем-нибудь подтверждается, что они именно так и мыслили?
– Прямых подтверждений не только нет, но и не может быть. Если тамплиеры склонялись к истине православия, они, как латинские монахи, разумеется, не могли сознаваться в этом публично. И всё-таки они делом подтверждали свою симпатию к православным. Когда крестоносцы штурмовали Константинополь, ни один тамплиер не обнажил меча на православных. Все историки подтверждают: хотя тамплиеры присутствовали к рядах крестоносного воинства, они не принимали участия в боевых действиях. Мне кажется, этот факт до сих пор не оценён по достоинству. Отказ участвовать в штурме потребовал от тамплиеров величайшего мужества. Нет ничего страшнее для профессиональных военных, чем дать повод для обвинения в трусости, а тамплиеры кроме этого начали выглядеть в глазах остальных крестоносцев высокомерными святошами, презирающими своих сослуживцев – для военных это пытка. Орден Храма рисковал навлечь на себя враждебность всего западного мира, отказавшись биться с греками, которые «нагло не желают признавать власть Рима». Тамплиеры противопоставили себя всем «своим», только бы не воевать с «чужими». Кажется, тут возникают основания задуматься о том, кого тамплиеры на самом деле считали своим. К тому же, Константинополь был тогда самым богатым городом христианского мира. Его планомерное ограбление могло принести сказочную военную добычу и тамплиеры знали об этом лучше других. Но отказались от возможности завладеть земными богатствами ради сохранения духовных сокровищ, которые были главным достоянием Ордена.
– Но, мне кажется, отец Августин, отказ храмовников нападать на Константинополь объясняется очень просто – им Устав запрещал воевать с христианами.
– Это так. Именно на этот пункт своего Устава они и ссылались, объясняя свой отказ от участия в штурме. Но неужели ты не понимаешь, как легко им было при желании объяснить нарушение своего запрета, если бы очень хотелось напасть на греков? Можно было объявить, что греки – раскольники, отпали от «истинной Христовой церкви», а потому не могут именоваться христианами. Можно было сказать, что для Ордена, который подчиняется лично римскому папе, нестерпима мысль, что какие-то греки не желают папе подчиняться. Тебе должно быть хорошо известно, с какой виртуозностью политики умеют объяснять и оправдывать свои действия, когда нарушают нормы права. Не надо сомневаться, что весь западный мир с удовольствием принял бы подобные объяснения тамплиеров, если бы они проявили солидарность с этим самым миром. Но тамплиеры противопоставили себя всей западной цивилизации, не пожелав поднять меча на православных.
– Но говорят, что часть военной добычи на территории Греции всё же досталась тамплиерам?
– Никакой добычи от грабежей они не получали, просто потому что не участвовали в грабежах, а потом с ними никто делиться не стал бы. Но папа Иннокентий действительно передал тамплиерам некоторое имущество Православной Церкви, право на большую часть которого подтвердил в 1210 году. От храмов храмовники, конечно, не отказались. Их совесть была чиста. Они не заливали кровью православные храмы. И греки поняли, что рыцари в белых плащах не убийцами и не грабителями пришли на их землю. Свершилось то, что свершилось. На месте Византийской была создана Латинская империя. На её территории тамплиеры владели землями, замками, храмами. Это позволяло Ордену стать ещё ближе к православным.
– А ведь они могли взять на себя роль защитников православия!
– Да, прочные позиции тамплиеров в Греции давали им такую возможность. Можно не сомневаться: в присутствии тамплиеров ни один рыцарь-франк не решился бы обижать греков. Впрочем, связи тамплиеров с православными всё ещё недостаточно изучены. Я ведь, Андрюша, не учёный – читаю те книги, которые издают. А книга «Орден Храма и Православная Церковь» всё ещё не написана.
– Но разве не сохранилось каких-либо материальных подтверждений симпатии тамплиеров к православию?
– Да хотя бы та печать Ордена, о которой я говорил в начале. Ещё – архитектурные особенности многих тамплиерских крепостей. Их донжоны воздвигнуты в византийском стиле. Тамплиеры с удовольствием возрождали архитектурные традиции императора Юстиниана, известные им по крепостям в Северной Сирии. Не удивительно ли, что именно храмовники стали продолжателями архитектурных традиций православной империи? А ведь это увлечение византийским стилем вовсе не было тогда всеобщим поветрием среди франков. Госпитальеры, например, взяли за образец фортификационную школу, процветавшую во Франции, не проявляя большого интереса к наследию Юстиниана. Ещё одна тема – иконы, предположительно принадлежавшие тамплиерам и весьма сходные с византийскими. Но тут копать нужно глубже и говорить об этом отдельно. Во многих палестинских храмах той поры романский стиль очень органично сочетался с византийским, в Вифлееме, например. Здесь западные и восточные святые вместе смотрели на богомольцев с икон. В надписях на иконах греческий язык постоянно соседствует с латынью. Это была атмосфера Святой Земли эпохи крестоносцев, где латинское духовенство никогда не прерывало общения с православными. А ведь, пожалуй, из всех франков только тамплиеры считали Святую Землю своей землёй. Для большинства рыцарей Палестина была Заморьем. Для тамплиеров Заморьем была Франция. К концу XII века многие тамплиеры и родились и выросли в Палестине, то есть в атмосфере братских отношений между западными и восточными христианами.
– А хорошо бы, отец Августин, и сейчас так же стало. Хорошо бы Католическая и Православная Церкви не враждовали, а дружили и строили бы свои отношения по-братски.
– Больная тема. Конечно, нашим церквям надо дружить. Православные и католики должны смотреть друг на друга, как братья-христиане. Но мы не можем объединиться с католиками, пока они упорствуют в своих еретических заблуждениях. Лживым и фальшивым надо считать любое примирение, которое достигается ценой отречения от Истины.
– Н-да. Когда каждая из сторон отстаивает монополию на истину, диалог между ними редко бывает конструктивным.
– Ты пойми, Андрюша, что православные как раз-таки и не отстаивают свою монополию на истину. Мы не говорим, что именно мы правы. Мы говорим, что правы были и западные и восточные отцы, когда совместно на вселенских соборах утвердили учение христианства. Мы, православные, ни в одной букве не отступили от совместно принятого символа веры. А католики исказили символ, то есть отступили от учения вселенских соборов, после чего напридумывали таких экзотических догматов, от одной только мысли о которых у меня кровь в жилах стынет. Потом детально в католических ересях разберёшься. А у православных нет ересей и, как ни странно, это сами католики признают. Они никогда не называют православных еретиками, а только схизматиками, то есть раскольниками, хотя и это несправедливо. Значит, католикам, чтобы мы с ними объединились, вовсе не надо принимать наше учение, им достаточно вернуться к собственному учению.
– А ведь это всё меняет. Значит, у православных после седьмого вселенского собора не было никаких догматических новшеств?
– Вот именно. Я бы предложил католикам очень просто определить вероучение, приняв которое мы можем объединиться. Никто ни на чью точку зрения не встаёт. Просто каждая из церквей устраняет из своей догматики всё, что было принято после VII вселенского собора. Правда, ведь это не обидно для их самолюбия? Но они знают, что им в этом случае пришлось бы отказаться от полусотни догматов, а мы остались бы при своём. Как ты думаешь, они пойдут на это?
– Ну, если мы оставим им орган. – на вполне риторический вопрос отца Августина Андрей мог ответить только шуткой.
– Мы можем своими руками построить для них самый большой орган в мире и подарить, поздравив с долгожданным просветлением.
* * *
– Могу я узнать, имеет ли наш доблестный воин желание посетить Гондэр? – Дмитрий искрился своей фирменной ироничной улыбкой.
– Это, мессир, было бы большой честью для скромного послушника, которому любезные братья Ордена уделяют и так слишком много внимания, – было похоже, что Сиверцев просто копирует ироничную манеру командора, но Дмитрий понял, что за этой иронией скрывается вполне реальное недоумение. Уже без улыбки он сказал:
– Каждому из своих послушников Орден уделяет не меньше внимания, чем великому магистру. Это не армия. Новоначальные служители Ордена такие же братья нам, как и заслуженные ветераны храмовники. Встав на последнюю ступеньку орденской иерархии, ты вовсе не превратился в бесправного «служку на побегушках». К любому, кто сюда попал, мы относимся как к драгоценному камню, на огранку которого не жалко никаких усилий.
– По всей видимости, мессир, мне ещё только предстоит понять, что есть Орден.
– Не прибедняйся, Андрей. И не комплексуй. Говори и поступай так, как считаешь для себя естественным. Я уверен, что в решительную минуту ты не забудешь про иерархию и выполнишь любой приказ с беспрекословностью, намного превышающей армейскую. А сейчас команда – расслабиться.
– Если это будет угодно Господу, мессир.
– Через 10 минут я увижу тебя на КПП в белой эфиопской форме без знаков различия.
– Именем Господа, мессир.
* * *
Дмитрий позволил Андрею сесть за рычаги маленького спортивного вертолёта. Душа старого вертолётчика пела от управления изумительно послушной машиной. Курс на Гондэр – вест-вест-норд. Они пролетали по самым высокогорным районам Эфиопии – больше трёх километров над уровнем моря. Война до этих мест не докатилась и советские вертолётчики, соответственно, здесь не летали. Андрей завороженным взглядом скользил по гигантским хребтам. Он не мог бы сейчас сказать, чувствует ли он себя гордым покорителем великих вершин, сумевшим подняться над ними, или, напротив – ничтожной летающей букашкой, нелепой и жалкой на фоне этих супергигантов. Эти прямопротивоположные ощущения смешивались, как встречные вихревые потоки и породили в его душе настоящую эмоциональную бурю. Он почувствовал потребность вернутся в мир привычных земных понятий и вспомнил о том, что их вертолёт несёт на себе символику ООН.
– Дмитрий, мне, признаться, в голову не приходило, что наш Орден – структура ООН.
– Это не совсем так. Точнее – совсем не так. Хотя кое-кому именно так и рекомендуется думать. ООН – очень удобное прикрытие для сверхнационального Ордена. У нас и паспорта ооновские. Храмовники не могут быть гражданами своих стран. Это противоречило бы самой идее Ордена. Формально мы интегрированы в ООН, поскольку нам очень часто требуется официальный статус. Чисто подпольное существование резко ограничило бы наши возможности. Но фактически мы не являемся их составной частью. Высшие руководители ООН даже не догадываются, кому дали прикрытие. Там есть только два человека, знающих, что Орден на самом деле – сверхнациональная боевая сила христианства. Наша природа, наши цели, наши идеология – диаметрально противоположны ооновским. Момент истины наступит в своё время. А в Гондэре как раз наше официальное представительство – видимая часть Ордена.
Они приземлились на маленькой вертолётной площадке рядом с ангаром недалеко от горной дороги. Над ангаром развевался флаг ООН. Даже в этом совершенно безлюдном месте храмовники не могли себе позволить открыто взметнуть в небо Босеан. Вскоре Дмитрий уже вывел из ангара представительский джип, который советскому офицеру никогда в жизни видеть не доводилось. В джипе Дмитрий не говорил ни слова, лишь заметив, что до Гондэра не многим больше ста миль. Они ехали молча, потом Дмитрий ни с того, ни с сего спросил:
– Тебе известно то единственное место на земле, где совершенно бессильна любая прослушка?
– Мессир, я не контрразведчик.
– А я, как старый чекист, могу поделиться профессиональным секретом: даже самое совершенное прослушивающее устройство не может сделать запись в вертолёте с включённым двигателем.
Андрей понял, почему в джипе они всю дорогу молчали. Впрочем, вскоре они уже въезжали в пространство очередного чуда Эфиопии. Их принял Гондэр.
– Поработаю немного экскурсоводом, – Дмитрий начал свой рассказ, – это дворец Фасилидаса. Его называют «Дом льва». Не правда ли – настоящий рыцарский замок?
– Действительно, неприступная твердыня. Да ещё на таком холме.
– Это царский холм. А сейчас проверим твоё знание Африки. Что здесь совершенно нетипично для этого континента?
– Дворец – трёхэтажный. Да, кстати, и в самом городе я видел дома от 2-х до 4-х этажей. Это совершенно не типично для одноэтажной Африки.
– В точку. Почему-то строители Гондэра решили позаимствовать европейский стиль, причём именно в тот период истории Эфиопии, когда отношения с европейцами стали максимально враждебны. А ещё?
– Четыре угловые башни твердыни Фасилидиса – круглые в плане. Впрочем, это, может быть не столь уж удивительно для Африки. Здесь даже крестьянские хижины – круглые в плане.
– Так и есть, только ты подумай: с чего бы это вдруг строители царского дворца стали подражать архитектуре крестьянских хижин? Средневековых властителей, особенно африканских, вообще-то трудно заподозрить в стремлении быть поближе к народу. Кому могли подражать царские зодчие? Напряги воображение.
– Понял! Храмы тамплиеров – круглые в плане! Храмовники подражали архитектуре храма Гроба Господня. А эфиопы подражали храмовникам?
– Или они им подражали, или они вместе строили дворец. Впрочем, круглый план построек сам по себе ещё ничего не доказывает. Мало ли бывает совпадений. Ты найдёшь тут нонсенсы покруче, но чтобы их оценить – надо знать историю Гондэра.
В XVI веке Эфиопия испытала на себе такой мусульманский натиск, перед каким не устояла бы ни одна страна в мире. В 1527 году правитель Харера Ахмед Грань объединил эмираты и бросил на Эфиопию несметные полчища. Большие территории страны были завоеваны, пала древняя столица Аксум. Император бежал. Но Эфиопия, отступая в горы, всё же выстояла. От полного разгрома династию негусов спасла горстка таинственных португальцев. Это отдельная история, а теперь – о том, что было дальше. В 1557 году на побережье высадились войска Османской империи. Перед османами тогда не мог устоять никто. От быстрого поражения Эфиопию спасли горы, но они не могли спасать её до бесконечности. Османы умели воевать в горах. Негусы лихорадочно искали выход из создавшегося положения, искали союзников. Как думаешь, много ли у них было вариантов?
– Всего один – католическая Западная Европа.
– Совершенно верно. Византия уже пала. И перед падением своим греки так же пытались заручиться поддержкой Запада. В надежде обрести военного союзника греки готовы были предать свою веру, полагая, что только Ватикан может объединить Европу в стремлении помочь византийцам. Но попытка унии с Католической Церковью не спасла Константинополь. Измена вере истинной никогда в истории не приносила хороших плодов. Отречься от Царя Небесного и вместо него получить в союзники папу Римского, это.
– Это неравноценно. И Эфиопия тоже пошла таким путём?
– Уже совсем было пошла, но вовремя одумалась. Император Эфиопии Сисиний вместе со своими приближёнными принял католицизм, объявив его государственной религией. В стране уже во всю орудовали католические ордена – доминиканцы, иезуиты. Активно насаждались новые, западно-римские порядки. В любой иной стране за этим сначала последовало бы разложение национальной духовной культуры, а затем – неизбежное завоевание османами, как расплата за превращение веры в разменную монету. Но это была не любая страна. Это была Эфиопия. Её народы дорожили своей религиозной самобытностью больше, чем жизнью. Эфиопы чтили своего императора-негуса как высшее существо, как помазанника Божьего и наследника славы Соломона. Но император, изменивший вере предков, превращался для них в узурпатора, в изменника. И тогда весь народ восстал против негуса-вероотступника, началась религиозная гражданская война. Проводники латинской веры, друзья Сисиния, конечно, не смогли оказать ему помощи. Император вынужден был отречься от престола в пользу сына Фасилидаса, который взошёл на трон, как защитник веры предков.
– Но ведь эфиопы – монофизиты, а не православные, так что их вряд ли стоит представлять защитниками веры истинной.
– Монофизиты гораздо ближе к православию, чем католики, но дело даже не в этом. Главное в том, что народы Эфиопии воевали за веру, а император Сисиний – за своё земное владычество. Искренняя готовность отдать жизнь за веру, пусть даже и не безупречную, конечно, взяла верх над ничтожеством шкурного властолюбия. Так вот в 1632 году Фасилидас созвал собор духовенства в малоизвестном селении Гондэр. На соборе был торжественно провозглашён возврат к вере предков и отвержение католицизма. Тогда же новый император решил принять беспрецедентные антикатолические меры. Все миссионеры-католики были высланы из страны. Те, что не пожелали подчиниться, были убиты. Страна стала полностью закрытой не только для миссионеров, но и вообще для иностранцев. Мало кто из белых людей теперь отваживался проникать в Эфиопию. Из тех, кто всё же прорвался сюда, назад никто не вернулся.
– Дмитрий, а тебе самому все эти «беспрецедентные меры» не кажутся продуктом одичавшего разума? Мне показалось, или ты действительно с восхищением говоришь про фанатичные крайности изоляционизма?
– Не руби с плеча, Андрей, и постарайся проявить больше гибкости в суждениях. Конечно, никакие крайности не заслуживают одобрения никогда и ни в какой ситуации. Но кто рассчитает границу оправданной жестокости, не имеющей других побуждений, кроме духовного самосохранения? Ты можешь с абсолютной точностью указать, где заканчивается спасительная бескомпромиссность и начинается бессмысленное изуверство? К тому же не стоило бы подходить к африканской стране XVII века с меркой европейского гуманизма нового времени. Уникальная культура Эфиопии, основанная на древней и самобытной христианской вере, могла быть сохранена только при помощи жесточайшего изоляционизма. В любом ином случае эфиопские христиане в собственной стране превратились бы в малочисленную маргинальную группу вроде египетских коптов.
