Текст книги "Театр для взрослых"
Автор книги: Сергей Михалков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 36 страниц)
интересно: молодой специалист, кандидат наук. Какая у тебя тема?
Соня. "Иммунологические реакции у детей при заболевании ревмокардитом".
Алексей. Тем более. У тебя скоро защита?
Соня. Скоро, а что?
Алексей. И ты потом сразу уедешь?
Соня. Вероятно. Знаешь, Алеша, мне очень хочется сказать тебе, что у
меня на душе. Меня это мучает. Ты ведь мне веришь, что, если бы не эта
история, я бы ни за что не решилась на такой шаг. Правда, когда мне попало в
руки мамино письмо и я узнала, что у меня есть отец, у меня появилось
желание встретиться с ним, поговорить, рассказать, что мама умерла... Но
потом я подумала – зачем? У него есть ты, твоя мама... Но тут произошло все
это. Скуратов был в панике... упрашивал меня чуть ли не на коленях, уверял, что ради меня Иван Иванович может еще что-то предпринять, что сможет
ослабить "удар судьбы", как он выразился... И я пошла. А теперь понимаю...
не надо было. Не надо!
Алексей (напевает).
То ли в избу и за печь...
Просто так, с морозу.
То ли взять да помереть
От туберкулезу...
Я бы тоже с удовольствием куда-нибудь махнул... в какую-нибудь
экспедицию, что ли... Месяцев этак на десять. А то и на целый год, чтобы
никого не видеть...
Соня. Прямо-таки никого?
Алексей (резко). Да! Никого! Никого! Уеду, и все будет о'кей! Все
встанет на свои места.
Соня. Знаешь, Алеша, а я никогда еще не чувствовала себя такой
счастливой, как сейчас. Тебе это может показаться странным, даже смешным. Но
я счастлива, что отец поправился, что у меня есть ты, такой милый бородатый
брат, что есть твоя мама – прекрасная женщина и все понимающая. Я ведь
скоро, совсем скоро уеду от вас. И хорошо, что я самостоятельный человек и
мне от вас ничего не надо, кроме того, что вы есть. Я буду вам писать, с
нетерпением ждать от вас писем. Выйду замуж за хорошего, настоящего
человека, какого-нибудь моряка, рыбака, геолога... Буду лечить чужих детей и
воспитывать своих. А у меня будет не меньше трех. Я так решила. Два мальчика
и одна девочка... Мальчиков я назову Владимир и Петр, а девочку Екатериной.
А все они будут твои племянники...
Алексей. И вообще – лучше бы мне тебя век не знать...
Соня. Что?
Алексей. Ничего. Магазин закрывается на переучет... (Выходит.)
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
Квартира Щегловых. Лариса и Алексей. Входят Чельцов и
Щеглова.
Щеглова. Здравствуйте, Лариса.
Чельцов. Здравствуйте.
Лариса. Здравствуйте, Ольга Ильинична!
Щеглова. Как ваши успехи?
Лариса. Ничего. Спасибо!
Щеглова. Вы все еще снимаетесь в кино?
Лариса. Нет, я уже отснялась. Озвучивание осталось.
Щеглова. Удачно получилось?
Лариса. Да. Тьфу-тьфу-тьфу...
Щеглова. Когда мы увидим вас на экране?
Лариса. В конце года.
Щеглова. У вас хорошая роль?
Лариса. Да ничего. Один большой эпизод и два поменьше.
Щеглова. И кого же вы играете?
Алексей. Бабу-ягу!
Лариса. Грубо. И неостроумно.
Щеглова. Наверное, какую-нибудь сказочную принцессу?
Лариса. Ткачиху!
Щеглова. Нашу современницу. Стоите у станка?
Алексей. Ха!
Лариса. Да! Сначала я стою у станка, а потом я танцую, участвую в
самодеятельности.
Щеглова. Ну что ж, это очень интересно. Посмотрим, посмотрим. Вы
окончательно избрали себе путь актрисы?
Лариса. Нет, Ольга Ильинична, я еще не решила. Чтобы сниматься в кино,
нужны связи.
Щеглова. Связи? А я думала – талант.
Лариса. Талант тоже не мешает, но если нет связей, так это пустой
номер. В кино не пробьешься! А уж на какой-нибудь зарубежный фестиваль
поехать, так и не мечтай!
Щеглова. Да-а! Печальная, однако, перспектива. Не позавидуешь!
Лариса (Алексею). Ну, показывай фотографии...
Алексей выходит. Помедлив, Лариса идет за ним.
Чельцов. Что-то наш Иван Иванович загулял.
Щеглова. Леонид Степанович, что с ним? Я его не узнаю. Это совсем
другой человек. Ни о чем не спрашивает, ничем не интересуется. Даже вся эта
чертовщина, которая произошла в клинике, – и о ней не вспоминает... Это не
он! Это не он!
Чельцов. Вот спасибо. Вот порадовали. Значит, и мои труды не пропали
даром. Радоваться надо.
Щеглова. Чему?
Чельцов. Ольга Ильинична, у него был инфаркт. А это сигнал. Звонок. Он
заглянул в иной мир. Поэтому другой взгляд на этот. Он ученый! Неповторимый
врач! Его ценность в его свершениях врача и ученого. Он обязан от всего
устраниться, кроме науки, и я все время это ему внушал. А вы его выходили.
Щеглова. Что же было причиной инфаркта?
Чельцов (помедлив). Пощечина...
Щеглова. Кому?.. Места себе не нахожу. Из рук все валится, Леонид
Степанович. Он казнился своей виной передо мной. Это его чуть не убило. А я
молчала. Значит, и я виновата. Понимаете, я!
Чельцов. Ольга Ильинична, зря себя терзаете. Надо думать о завтрашнем
дне.
Щеглова. Может быть, я устала? Но слишком много всего навалилось. С тех
пор как все это произошло, в нашем доме многое переменилось. Алешка мечется.
Соня почему-то перестала бывать, только звонит. Справляется, как и что. Иван
молчит. Может быть, думает – я виновата? А вы же знаете, я сделала все, что
возможно... Я приняла ее всем сердцем. И поделиться не с кем. Иван для меня
закрыт. Извините, Леонид Степанович, кроме вас, и поплакаться в жилетку
некому.
Чельцов. Я у вас, Ольга Ильинична, вроде "скорой помощи", с той только
разницей, что прибываю вовремя. Еще раз вам говорю: думайте о завтрашнем
дне. Смиритесь с тем, что нет уже прежнего Ивана, зато он будет жить.
Щеглова. Жить! Но поймите – он не сможет так жить. Он не сможет пройти
мимо несправедливости. Он не сможет пройти мимо лошади, которую бьют. Ему до
всего дело.
Чельцов. Если он хочет жить и быть полезным, то должен подумать о
самосохранении. Скоро его на рыбалку вытащу. Ну, мне пора. Больше его ждать
не могу. У меня сегодня трудное дежурство. Когда вернется с прогулки, пусть
позвонит мне в больницу.
Чельцов и Щеглова уходят. Входят Алексей и Лариса.
Лариса рассматривает фотоснимки.
Алексей. Вот этот снимок, пожалуй, лучше других! Тут у тебя такое
вдохновенное лицо, как у Элизабет Тейлор!
Лариса. У Тейлор не лицо, а маска! Мне вот этот снимок больше нравится!
Алексей. Здесь у тебя тяжелый подбородок, как у Симоны Синьоре!
Лариса. Тогда этот. Распущенные волосы. А что? Распущенные волосы мне к
лицу. Ты мне сам это говорил.
Алексей. Согласен. Этот хорош. Здесь ты, как Марина Влади...
Лариса. Ладно. Пусть будет этот. Печатай!
Алексей. Теперь мне надо знать: в каком количестве вы хотите иметь свое
изображение и для каких целей?
Лариса. Как – в каком количестве?
Алексей. Сколько? Полдюжины? Дюжину? Какого формата? На какой бумаге?
Бумага бывает глянцевая и матовая. Формат любой. Ну что? Я что-нибудь не так
сказал?
Лариса. Не так. Ты вообще меня не понял. Вообще.
Алексей. Поясни: что я не понял?
Лариса. Я думала, что отберешь лучший снимок и напечатаешь его... на
обложке в журнале.
Алексей. На обложке журнала?
Лариса. Да! А что? Разве это так трудно? Разве ты не можешь это для
меня сделать? Журнал "Советский экран" все время печатает на обложках
чьи-нибудь портреты.
Алексей. Значит, ты хочешь увидеть свой портрет на обложке журнала
"Советский экран"? А почему не "Советский Союз" или не "Советская женщина"?
Они издаются сразу на нескольких языках.
Лариса. Не издевайся! Почему тебе легче напечатать портрет какой-нибудь
свиноматки-рекордистки, чем портрет хорошенькой женщины?
Алексей. Потому, что у нее исключительно высокие показатели.
Лариса. Глупости все это! Захотел бы, так напечатал! Можно подумать,
что у тебя нет связей! У тебя во всех редакциях друзья-товарищи. Вот уеду на
юг. Одна. Тогда будешь знать. Самый разгар сезона, а я торчу здесь, с тобой, в городе. А я еще не в том возрасте, чтобы приносить себя в жертву. Напрасно
ты думаешь...
Алексей. Начала про Фому, а закончила про Ерему.
Лариса. Пожалуйста. Молчу. Ты для меня вообще ничего не можешь сделать.
Путевку в "Спутник" достать не можешь. Портрет напечатать на обложке не
можешь. А что ты можешь?
Алексей. Могу проводить тебя на юг с пачкой фотографий. Будешь дарить
их своим поклонникам на пляже. А потом выйдет на экраны фильм с твоим
участием и будут продавать твои изображения на каждом углу по двадцать
копеек за штуку во всех киосках. Все будет. Но тебя не погубит слава. Нет, ты выйдешь замуж, купишь породистую собаку и будешь гордиться ее
лауреатскими медалями за неимением своих.
Лариса. Дурак, но ведь ты-то что? Ты что? Будешь снимать мою собаку и
хвастаться перед своим знаменитым отцом, что этот снимок поместили в журнале
"Служебное собаководство" на последней странице!
Лариса идет к выходу и сталкивается с входящим Щегловым.
Щеглов. Здравствуйте, Лариса. Присаживайтесь, пожалуйста. А где Оля?
Входит Щеглова.
Оля, извини, что я задержался. Сейчас восемь тысяч шестьсот шагов отмахал.
Иду по набережной, смотрю – в Москве-реке рыбу стали ловить! Один чудак пять
вот таких шпротин поймал. А я чем хуже? Приду, сяду на парапет, ноги свешу, буду за поплавком следить, а сам о смысле жизни думать... Как сказал Гете:
"Остановись, мгновение, ты прекрасно". Я уже и набережную себе подобрал.
Бережковскую! Там, говорят, поклевка лучше...
Щеглова. Ты чаю хочешь?
Щеглов. Давай.
Щеглова. Лариса, чаю?.. А у нас сегодня в музее событие!
Алексей. Что, украли экспонат?
Щеглова. Нет. Совсем наоборот. Приходит в дирекцию некая старушенция и
предлагает в дар музею большую папку с рисунками. Меня вызывают. Смотрю. И
что же вы думаете?.. Пятнадцать подлинников фламандских и голландских
мастеров! Спрашиваю, откуда у нее эти рисунки. "Храню, говорит, больше
пятидесяти лет. Достались от деда". Спрашиваю: "А знаете ли вы им цену?" Она
говорит: "Знаю – они бесценны!"
Лариса. А сколько бы она могла за них получить, если бы продала?
Щеглова. Порядочно. Но она же их не продала – подарила!
Лариса. Выходит, ей деньги не нужны?
Щеглова. Думаю, что нужны больше, чем нам с вами.
Алексей. А может, она подпольная миллионерша? Говорят, в одном доме на
Чистых прудах одна старушка жила, чуть ли не побиралась. А померла, так под
матрацем кучу денег нашли и облигаций трехпроцентного займа тысяч на пять...
Щеглова. Но эта нет! Была бы миллионерша, так постаралась бы продать
повыгоднее. Как говорится, деньги к деньгам!
Лариса. И часто у вас бывают такие случаи?
Щеглова. Представьте, Лариса, бывают!
Лариса. Что ж, по-вашему, руководит этими людьми, которые задаром
отдают то, что могут продать?.. А может быть, они просто хотят прославиться?
Хоть таким путем. В ущерб карману.
Щеглова. Ну, сегодняшней старушке, ей прославляться поздно. Она на
ладан дышит.
Алексей. Вот ее бы надо сфотографировать на обложку журнала "Советская
женщина"!
Лариса. Или – "Советский цирк"! Ну, я пошла. Будьте здоровы! (Алексею.) Можешь не провожать.
Алексей. Воспитание не позволяет.
Щегловы. До свидания!
Алексей выходит вслед за Ларисой.
Щеглова. Леонид Степанович тут тебя ждал и не дождался, просил ему в
больницу позвонить. Обещает тебя скоро на рыбалку пригласить.
Щеглов. Значит, я не зря удочки купил! Спрячь их куда-нибудь...
Входит Алексей.
Алексей. Отец, ты сейчас будешь свободен? У тебя нет никаких процедур
или врачебных осмотров? Хотел с тобой посоветоваться. Я хочу уехать... в
одну дальнюю экспедицию... Месяцев на десять. А то и на год.
Океанологические экспедиции Академии наук в зоны Мирового океана. Судно
"Витязь" идет в плавание... Хочу оформиться членом экипажа. Мне это будет
полезно во многих смыслах. Поживу среди настоящих, полноценных людей. Сменю
обстановку. Надышусь океаном. Просолюсь. Прожарюсь... Одним словом -
возмужаю.
Щеглов. А как Лариса?
Алексей. В каком смысле?
Щеглов. Кончился о'кей, начался гуд-бай?
Алексей. Отец, на сегодняшний день "гуд-бай" – он и есть "о'кей".
Щеглов. Алексей, от кого бежишь? От себя! Запомни: от себя, брат, не
убежишь! По-мужски тебе признаюсь, всем существом своим чувствую свою вину в
том, что с тобой происходит.
Звонок в передней.
Сонечка приехала!
В комнату входит Соня.
Соня. Здравствуйте, родственнички!
Щеглов. Здравствуй! Совесть заела? Куда пропала? То каждый день
наведывалась, а то только позваниваешь!
Соня. Нет! На днях защищаюсь. (Отцу.) Выглядишь ты чудесно. Даже
загорел!
Щеглов. И ты как-то похорошела!
Соня. Алеша? Как дела?
Алексей. Отлично!
Соня. Помнишь, ты обещал меня сфотографировать?
Алексей. Помню.
Соня. Не раздумал?
Алексей. Нет.
Соня. Торопись. Я, наверное, еще в этом году улечу в дальние края.
Алексей. Я тоже уеду.
Щеглов. А я... (Отходит к столу, где лежат удочки, несколько смущенно
продолжает говорить.) А я, Сонечка, удочку купил. И сегодня уже восемь тысяч
шестьсот шагов отмахал...
Входит Щеглова с букетом роз.
Щеглова. Ваня! А ты не считал, сколько шагов от нашего дома до клиники?
Щеглов. Нет. Я хожу в обратную сторону.
Алексей. Мама, кому цветы?
Щеглова. Отцу. Сегодня, десятого сентября, в двенадцать часов дня, в то
время, как на Бережковской набережной была хорошая поклевка, профессор
Щеглов встал к операционному столу и провел свою очередную уникальную
операцию. А цветы от Петрищева. (Подходит к мужу, отдает ему цветы, обнимает, целует.)
Щеглов (смущенно). От Брижитт! (Уходит.)
КАРТИНА ПЯТАЯ
Щеглов с сослуживцами. Шумно, с корзинами цветов входят
в квартиру Щегловых. Здесь же Чельцов, Соня.
Щеглов. Друзья, ради бога извините, я еще не успел поблагодарить вас за
стихи! Как они там у вас кончались? "Юбиляр... скромный дар...".
Все. "Пусть же примет юбиляр наш партийный, скромный дар!"
Щеглов. Да вот! "Партийный, скромный дар"! Только дар был совсем уж не
такой скромный – хрустальная ваза!
Забродина. Милый наш, дорогой наш Иван Иванович! Такой юбилей!
Щеглов. А кто автор стихов? Машенька?
Огуренкова. Нет, Иван Иванович, это коллективное творчество членов
партийного бюро!
Щеглов. Очень талантливое партбюро, трогательно. Большое спасибо. Это
было так непосредственно, так мило... Можно курить! Курите, пожалуйста!
Чельцов. Нет, нет, нет! Самоубийцы, в коридор!
Щеглов. Перестань, Леня. Сегодня...
Бабаян. Иван Иванович, а как вам понравился глаз?
Щеглов. Чудесный глаз!
Чельцов. Что за глаз?
Щеглов. О! Мне филатовцы из Одессы преподнесли муляж глазного яблока из
пластмассы на хромированной подставке. А в зрачке светящаяся цифра "60". И
эта прелесть несусветная все время моргает. Кстати, где ж он, этот глаз?
Откуда он на меня смотрит?
Бабаян. Мы его в вашем кабинете поставили. Там он будет на месте. Не
дома же его держать!
Чельцов. Одному отоларингологу, помню, на юбилее огромное ухо
преподнесли, а в нем вмонтирован радиоприемник. Как это ухо вдруг заговорит
человеческим голосом: "Передаем сводку погоды!"
Костромин. Иван Иванович! Вот, как вы сами понимаете, все полученные в
ваш адрес телеграммы я зачитать, конечно, не смог! Их более трехсот!
Пришлось сделать выборку! Пятнадцать правительственных и десять из-за рубежа
я зачитал!
Щеглов. Вы объявили, как Левитан!
Щеглова. И еще одна телеграмма. (Читает.) "Поздравляю дядю профессора
высоким званием, большое спасибо за глазик. Брижитт Петрищева".
Костромин. А еще в адрес клиники пришла поздравительная телеграмма из
Лондона, от Королевского общества хирургов. Она тоже здесь!
Щеглов. Очень мило с их стороны! Не забыли коллегу! Одну минутку... Я
сейчас. Почему мы к столу не идем? (Выходит.)
Костромин. Скуратов тоже телеграмму прислал: "Горжусь от всего
сердца..." И так далее. Но я ее в сторону! Не стал зачитывать.
Бабаян. Правильно сделал.
Забродина. А почему, собственно, в сторону и почему вы ее не зачитали?
Костромин. Не стоит бередить старое.
Огуренкова. Старое? Это инцидент старый, а явление вовсе не устарело.
Бабаян. "И вечный бой. Покой нам только снится...".
Щеглова. Только уж в этот бой Ивана Ивановича не втягивайте. Пощадите
его сердце.
Забродина. А кстати, где теперь Скуратов?
Костромин. Где-то на Украине. Кажется, в Одессе. Во всяком случае,
телеграмма оттуда.
Бабаян. Ручаюсь, что уже докторскую пишет.
Огуренкова. Еще не известно, чьими чернилами...
Машенька. Ну, правда, первый раз в жизни пригласили на банкет, платье
новое сшила, готовилась, думала – танцы будут, а все как у нас в клинике, попала на производственное совещание.
Соня. Правильно, Машенька! У нас сегодня праздник. Сотни телеграмм!
Тысячи пожеланий! Море цветов! А самая счастливая – я!
Щеглова. Соня, когда у тебя самолет на Камчатку? Ты успеешь собраться?
Соня. Все уложено. Лечу сегодня ночью.
Щеглова. Писать будешь?
Соня. Через день!
Входит Щеглов в докторской мантии. Его встречают
аплодисментами.
Щеглов. Посмотрите на меня! Леди энд джентльмены! Пропустим по
маленькой! (Ставит на стол две бутылки шампанского.) Как, Леонид? Ты – мой
лечащий!
Чельцов. Не очень-то, Иван Иванович! Вы у нас под строгим наблюдением.
Но один бокал шампанского мы вам дадим выпить! Один!
Бабаян. Тогда уж лучше рюмку коньяку!
Щеглов. Тогда лучше и то и другое!
Машенька и Ольга Ильинична разносят бокалы шампанского.
Появляется Алексей. Он сбрил бороду.
Господи, помилуй! Я не узнаю: кто же это?
Алексей. Я – ваш сын Алексей! Отсутствие моей бороды – подарок к твоему
юбилею! Поверь, отец, это мне дорого стоило!
Щеглов. Бесценный подарок!
Соня. Алешка! Так вот ты какой на самом деле! А я и не подозревала.
Только фотографию свою на прощанье подаришь мне с бородой! Обязательно с
бородой! Я к ней уже привыкла!
Щеглов. Скажите, вы уже наконец разлили вино? Олечка, поднесешь?
Щеглова. Поднесу. Только помни, что этот бокал единственный.
Щеглов. Да, помню... Вот тут говорили, что надо щадить мое сердце. А
кто сказал, что лучшее лекарство для сердца – это равнодушие?
Машенька. Иван Иванович, у вас же сегодня юбилей!
Щеглов. Машенька, скажу тебе по секрету, что не такая уж это радость,
когда тебе стукнет шестьдесят! Важно не сколько ты прожил, а как ты прожил.
А я жил по-разному. Да, да! От многого в жизни устранялся... суетился... Все
мои интересы замыкались хрусталиком. Возвращал зрение людям, а сам зачастую
оставался слепым. Заглядывать в человеческую душу не научился. А вот теперь, когда у меня волею судьбы оказалось достаточно времени для того, чтобы
покопаться в самом себе, я понял, что в жизни ни от чего нельзя устраняться, нельзя жить только ради одной науки, только ради самоутверждения. Что такое
счастье? Счастье – это понимать, что ты нужен другим. А вот быть нужным
другим – это значит разделять вместе с ними всю ответственность за судьбы
людей, за вашу судьбу, друзья, за твою, Алексей, за твою, Соня, за твою, Оля, жена моя дорогая, и даже за судьбу моего бывшего ученика Скуратова.
Словом, я вас всех люблю, обнимаю и, честное слово, обещаю исправиться. Ваше
здоровье!
Торжественная тишина. Все поднимают бокалы. Пьют.
"Что ж вы, черти, приуныли? Эй ты, Филька, черт, пляши...".
Алексей берет гитару и начинает играть. Соня и Ольга
Ильинична запевают застольную, все присоединяются.
Хор наш поет припев любимый,
И вина полились рекой...
К нам приехал наш любимый,
Иван Иванович дорогой!
Ваня, Ваня, Ваня!
Ваня, Ваня, Ваня!
Ваня, Ваня, Ваня, Ваня!
Ваня, пей до дна!
Песня прерывается неожиданным появлением Скуратова.
Скуратов. Рискнул. Рискнул нагрянуть без приглашения. На дом... Так
сказать, незваным гостем... Не мог не приехать в такой день. Поздравляю!
Вас, дорогой Иван Иванович! От души поздравляю с выздоровлением, с днем
рождения, со званием поздравляю! Горжусь, что могу называть себя вашим
учеником.
Полная тишина.
Телеграмму мою, конечно, получили, но, видимо, не зачитали... Большая
очень... Но в двух словах ведь всего не выскажешь.
Молчание.
Не верите! Понимаю! Все понимаю! "Кающийся грешник", так сказать, хэппи энд
из плохой пьесы! Вы думаете, мне легко было прийти сюда? Сюда, где мне
сказали: "Вон!" Зачем же вы отказываете мне в самом человеческом – доверии, в праве на благодарность учителю, которому я обязан всем? Иван Иванович, преподанный вами урок не прошел даром. Я много пережил за это время. Но я
принес вам в подарок спокойствие за вашего ученика.
Щеглов. Я ждал вас. Я шахматист. Наша с вами партия не окончена, она
отложена. Я знал, что вы придете. Следующий ход был ваш.
Скуратов. Предлагаю "ничью".
Щеглов. Ради правды и справедливости? Нет! Нет! Моя позиция сильней!
Щеглова (неожиданно). Прошу внимания. Высокочтимый юбиляр просит
дорогих гостей пожаловать к столу. Места за столом прошу занимать согласно
именным карточкам.
Щеглов. Признаться, мы заждались этого приглашения. Прошу!
Все, кроме Скуратова, проходят в столовую. Соня
задерживается.
Соня. Аркадий Сергеевич, если у вас есть хоть малейшее чувство
элементарного такта, вы должны уйти.
Скуратов. А вот я никогда не смог бы называть тебя на "вы".
Соня. Вы должны уйти!
Скуратов. Не попрощавшись? Этого никто не поймет. Это будет невежливо.
Соня. Я извинюсь за вас.
Скуратов. Соня! Моя семейная жизнь... Мы разошлись... Ты помнишь, в
каком положении я тогда оказался? Очень скоро я понял, что совершил ошибку.
Мы разошлись. Ты же знаешь, что, кроме тебя, у меня никого не может быть...
Если хочешь знать, я пришел сюда в надежде встретить тебя!
Соня. Как это понять? Вы хотите сказать, что вы меня любите, что не
можете без меня жить? Что все это время думали обо мне? Что разошлись с
женой тоже из-за меня?
Скуратов. Соня! Я понимаю, сейчас не время и не место... Но одной тебе
я хочу и могу все сказать...
Соня. Хорошо.
Скуратов. Где мы встретимся? (Готовится записать.)
Соня. Запишите адрес: Камчатка, Карякский национальный округ, районный
центр Палана, больница.
Соня уходит. Входит Алексей.
Алексей. Аркадий Сергеевич, как жизнь? Как дела?
Скуратов. На высоком идейно-теоретическом и научном уровне! Жизнь
человека, Алеша, как видите, многогранна и многоступенчата!
Алексей. Надо так понимать, что вы поднимаетесь вверх по ступенькам?
Скуратов. Стараюсь по возможности!
Алексей. Кандидат?
Скуратов. Защитился. Однако ВАК еще не утвердил.
Алексей. Утвердит!
Скуратов. Надеюсь! Свет не без добрых людей!..
Скуратов медленно уходит. Входит Щеглов.
Щеглов. Удалился?
Алексей. Как говорится, противник отступил на заранее подготовленные
позиции.
Щеглова (в дверях). Мужчины, вас все ждут!
Щеглов. Пойдем. Твое место рядом со мной. (Положив руку на плечо сына,
уходит с ним.)
Занавес
1973
go
Дикари
Водевиль-шутка в трех действиях, шести картинах
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
СТЕПАН СУНДУКОВ
РОМАН ЛЮБЕШКИН } друзья, 27-29 лет.
ВЛАДЛЕН РУБАКИН /
ЗОЯ ШУБЕЙКИНА подруги, 25-27 лет.
СИЛЬВА ПАРХОМЕНКО /
Лето. Черноморское побережье.
Премьера спектакля состоялась в сентябре 1958 года в Московском театре
имени М.Н.Ермоловой.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Позднее лето в одном из живописных мест Черноморского
побережья. В непосредственной близости от моря и вдали
от человеческого жилья, в тени высоких сосен стоит новый
автомобиль "Москвич". По всему видно, что люди приехали
сюда на этой машине издалека и расположились здесь на
долговременную стоянку. На крыше автомобиля руками
туриста-автолюбителя сооружено некое приспособление для
перевозки багажа во время путешествия. Оно используется
как место для ночлега. В момент поднятия занавеса на
этом походном "ложе" лежат подушка и одеяло. На веревке,
протянутой между двумя деревьями, висят: полотенце,
синие мужские трусы и красные плавки. Между сложенных
камней – керогаз, кухонная посуда и другая
незамысловатая утварь туристов. Ближе к авансцене -
легкий походный стол и три складных стула. На столе -
три миски, тарелка с сухарями, вилки, ложки.
Возле керогаза на корточках сидит небритый мужчина. Он
занят приготовлением пищи. Это Роман Любешкин. Он – в
синих сатиновых брюках спортивного покроя и
безрукавке-сеточке, в пилотке, сделанной из газеты. На
ногах – белые туфли из парусины.
Одна дверца машины открыта. Из нее торчат голые мужские
ноги в спортивных тапочках. В отдалении – шум морского
прибоя.
Большая пауза.
Роман (держа в руках пакет с концентратами, напевает про себя
наставление). "Размять брикет, залить его водой, довести воду до кипения и
кипятить при непрерывном помешивании в течение одной минуты, потом раствор
процедить через марлю, разлить в формы для охлаждения". Ясно... Так и
сделаем... (Разливает содержимое кастрюльки по трем стеклянным банкам из-под
консервов.)
Голос из машины. Дежурный!.. Любешкин!
Роман (не оборачиваясь). Я – Любешкин!
Голос из машины. Кормилец! Скоро там у тебя?
Роман не отвечает.
Любешкин! Ты что, оглох, что ли?
Роман (продолжая заниматься хозяйством). Давай сигналь!
Раздается продолжительный автомобильный сигнал. Затем
голые ноги исчезают. Появляется Владлен Рубакин. Он
тоже, по-видимому, отпускает бороду. На нем выгоревшие
от солнца короткие штаны и майка неопределенного цвета.
Владлен (потягиваясь). Режим нарушен – обед запаздывает! Какая сегодня
пища?
Роман (невозмутимо). Пища богов!
Владлен. Живем в краю жиров и витаминов, а питаемся брикетами, как в
Антарктике...
Роман (так же невозмутимо). Дорогой товарищ дипломат! Сегодня у нас
скромный, но питательный обед! Да! Он приготовлен в основном из брикетов.
Да! Это вам не обед на приеме в каком-нибудь посольстве, но, во-первых, это
вполне удобоваримо, а во-вторых, раз уж мы взяли с собой столько каш и
супов, желе и киселей, надо же их уничтожать? Не везти же обратно?
Владлен. Короче. Что на первое?
Роман. Суп-пюре гороховый.
Владлен. На второе?
Роман. Лапшевник молочный. На третье... клюквенное желе.
Владлен. Твоей будущей супруге нечего будет делать на кухне. В
перерывах между медицинским обслуживанием собак и лошадей ты будешь
стряпать, чем обеспечить себе уважение тещи и надежно укрепишь семейное
счастье!
Роман (убежденно). Дудки-с! Не выйдет! Я буду сам пришивать пуговицы к
брюкам, сам штопать носки и кормить себя три раза в день. Но я не женюсь!
Владлен. Женишься!
Роман. Ни-ког-да! А ну, посигналь-ка еще раз нашему доктору! Где он там
прохлаждается? Обед готов!
Владлен подходит к машине и еще раз дает продолжительный
сигнал. Появляется Степан Сундуков. До пояса голый и
сильно загоревший, он следует примеру своих друзей:
отпускает бороду. На нем помятые белые брюки. На голове
широкополая соломенная шляпа. На носу темные очки от
солнца. Через плечо рубашка, полотенце и желтые плавки.
В одной руке у него книга, в другой – надутая
автомобильная камера.
Степан (недовольным голосом). Зачем зря сигналить? Хотите мне
аккумулятор разрядить! Он уже и так сел... (Вешает полотенце и плавки на
веревку. Бросает камеру на крышу машины.)
Владлен. Владелец транспортных средств не может обойтись без замечания
по адресу безлошадных пассажиров! Что ни говори, а частная собственность
отражается на психологии человека. (Сундукову.) Бедный раб четырех колес!
Сколько раз я тебя учил: машина должна служить человеку, а не человек
машине!
Роман. Ой ли? Прошу к столу! Кушать подано!
Степан. Чем питаемся?
Владлен. Пищей богов!
Все садятся к столу, молча едят.
Нет, не завидую я тем, кто сидит сейчас в душном ресторане курортторга и
ждет своей очереди, пока его культурно обслужат. То ли дело здесь, на
воздухе!
Степан. Здесь даже молочный лапшевник кажется шашлыком, а суп-пюре
гороховый слаще свиной отбивной. (Протягивает Роману пустую тарелку.) Добавочку!
Роман. Приятно слышать! (Выдает добавку.)
Степан. Да! Хорошо все-таки вот так отдыхать в полном отрыве от
цивилизованного мира! Отдых так отдых! Давайте, давайте, друзья, растворимся
в природе и оградим себя от всех внешних раздражителей! И по сему случаю
предлагаю вообще на время оставить все разговоры о ресторанах, об удобствах
гостиничного бытия...
Владлен. ...и о женщинах!
Степан. Да. И о них тоже.
Роман. Меня женщины вообще не интересуют. Вы это знаете.
Степан. Что касается внешних раздражителей, то я бы еще предложил
сократить слушание радиопередач. Как-никак, а это возбуждает нервную
систему. И потом аккумулятор здорово садится!
Владлен. А как же "Последние известия"? Пока мы тут робинзоним, наши, может быть, на Марс высадились!
Степан. Я про общие передачи говорю. Вчера, например, до часа ночи
отрывки из оперетт слушали. Куда это годится?
Роман. Это все Влад виноват! Удивительно, до чего его разложила поездка
за границу.
Владлен (виноватым голосом). Товарищи! "Сильва" – моя слабость!
Любешкин ставит на стол три стеклянные банки с розовым
содержимым.
Степан. Что это за "трясущееся"?
Роман. Клюквенное желе.
Степан. А я грешным делом подумал, что это розовая медуза! (Пробует.)
Вкусно!
Владлен (ест желе). Я в Риме вареных осьминогов ел!
Роман. Не вспоминай под руку! Не порть товарищу аппетита!
Степан. Вспоминай, вспоминай! (Ест.)
Роман (встает из-за стола, берет пустое ведро. Вздыхает). Посуду надо
мыть! Пойду за водой. (Уходит.)
Степан берется за книгу.
Владлен (помолчав). Слушай, Степан! Какая разница между пи-мезоном и
мю-мезоном?
Степан. Отстань. (Продолжает читать.)
Владлен. Нет, правда! Расскажи! А то, говорят, есть еще какой-то
кю-мезон?
Степан. В двух словах этого тебе не объяснишь, да ты и не поймешь, а
читать лекцию я не желаю! И вообще имею я право из трехсот шестидесяти пяти
дней в году тридцать дней не говорить на научные темы? Я отдыхаю, я читаю
детективные романы! Я же не прошу тебя комментировать положение в Венесуэле!
Мы же договорились... Сейчас я – "дикарь"!
Владлен (откинувшись на стуле, вполголоса запевает песенку "дикарей").
На побережье всех морей
Ты можешь встретить "дикарей",
И повсеместно -
Они под звездным небом спят
И отдыхают, как хотят,
Живут чудесно!
Степан вторит приятелю.
Коль ты назвался "дикарем" -
Ты не пасуй перед дождем,
Не хнычь напрасно!
И не смотри, как ты одет,
И что сегодня на обед, -
Ведь жизнь прекрасна!
Всего лишь только тридцать дней
Мы ходим в шкуре "дикарей" -
Живем на славу!
Кто честно трудится весь год,
Тот по дикарски, без забот,
Живет по праву!
Курорты нам не по душе.
Для нас ведь рай и в шалаше,
В простой палатке.
Пускай иные говорят,
Что в голове у "дикаря"
Не все в порядке!..
За сценой слышен слабый автомобильный сигнал. Степан и
Владлен прерывают пение, прислушиваются.
Степан. "Москвич"! По голосу узнаю!
Владлен (смотрит в ту сторону, откуда донесся сигнал). Кого-то сюда к
нам несет!
После небольшой паузы появляется Зоя Шубейкина. Она в
запыленном и замасленном дорожном комбинезоне. По
выражению ее лица видно, что она чем-то недовольна.
Пауза. Мужчины поднимаются со своих мест.
Зоя (не сразу). Здравствуйте, товарищи!
Степан. Здравствуйте, девушка!
Владлен. Добрый день!
Зоя (помолчав). Значит, вы здесь расположились?
Владлен. Как видите!
Зоя. Надолго?
Владлен. Надолго, но не навсегда!
Зоя (строго). Я это понимаю.
Степан. Вы, кажется, недовольны этим обстоятельством?
Зоя. Вы наблюдательны. Это наше место!
Степан. В каком смысле – "наше"?
