Текст книги "Театр для взрослых"
Автор книги: Сергей Михалков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 36 страниц)
Невидимский. Да-а-а... Рискованно... рискованно... Подвели вы нас...
Крепко подвели... И себя тоже.
Хапуновин (испуганно). Опять подвел? А что, пришло письмо?
Невидимский. Да. Пришло письмо.
Хапуновин. От кого письмо?
Невидимский. Жалуются на вас товарищ Хапуновин. (Читает выдержку из
письма) "...Лектор, кандидат наук тов. Хапуновин, выступал по пять, а то и
более раз в день. Это не могло не отразиться на качестве его выступлений, да
и сами лекции, изобилующие цитатами, носили явно (пытается разобрать
какое-то слово в письме) ...ка... ко..."
Хапуновин (подсказывает). Компилятивный...
Невидимский (взглянув на Хапуновина и продолжая читать письмо),
"...компилятивный, несамостоятельный характер. Прочитанный же тов.
Хапуновиным доклад о чистоте морали прозвучал (опять не разбирает какое-то
слово в письме) ...ка... ко..."
Хапуновин (подсказывает). Кощунственно...
Невидимский (продолжает читать). "...кощунственно в устах лектора, который в погоне за "длинным рублем" беззастенчиво сокращал и комкал текст
своего выступления, для того чтобы успеть выступить на эту же тему в
следующей аудитории...". Ну и дальше в том же духе! (Откладывает письмо в
сторону.) Что скажете?
Хапуновин (растерянно оправдываясь). Действительно... Мне приходилось
иногда применяться к аудитории... В ряде случаев я вынужден был
сокращаться...
Невидимский. Напишите мне объяснение. Все подробно. Даты. Суммы.
Досконально. Нехорошо... Опять нам приходится с вами разбираться...
Хапуновин (поднимается). Объяснение передать лично вам, Виталий
Федорович? (Подает приготовленное объяснение.)
Невидимский. Оставьте его моему секретарю.
Хапуновин. Хорошо. До свидания, Виталий Федорович! (Смотрит на часы.)
О-о-о! Опоздал!.. (Убегает.)
Невидимский, взяв со стола какие-то бумаги, уходит из
кабинета. Пауза. Входит секретарша, кладет на стол
книгу.
Появляется Флюидов. В руках у него папка на "молнии".
Флюидов. Виталий Федорович не приезжал еще?
Секретарша. Был здесь. Наверное, в партком вышел. У Хапуновина большие
неприятности.
Флюидов. Опять? Что вы говорите? (Смотрит на портреты, висящие на
стене.) О о! Новые портреты? Кто это? Я что-то не узнаю.
Секретарша. Павлов! Сеченов!
Флюидов. Ах да! Верно!.. Я всегда их путаю.
Входит Невидимский.
Секретарша. Поздравляю вас, Виталий Федорович!
Невидимский. С чем это?
Секретарша. С вашей книгой! (Показывает.)
Невидимский (проходит за свой стол). А-а-а... (Рассматривает книгу.)
Вот как! Почему только один экземпляр?
Секретарша. Я с большим трудом уговорила товарища Выглазова дать вам
хотя бы один. Книга еще не вышла. Это "сигнальный"!
Невидимский (сердито). Неужели они не могли дать автору десяток
экземпляров? Соедините меня с Выглазовым.
Секретарша уходит. Невидимский протягивает Флюидову
книгу. Тот берет ее, разглядывает.
Флюидов. Поздравляю! Это уже солидный труд, Виталий Федорович!
Невидимский. Четыре года работы! Кое-кому придется покраснеть и
пересмотреть свое отношение ко мне как к "бесплодной смоковнице".
Флюидов. Хорошая шпилька! Да-а-а... Когда вы успели?
Невидимский. Надо уметь организовать свое время. Режим – это основной
фактор гигиены умственного труда.
Флюидов. Жаль только, что не вы один являетесь автором этой работы.
Невидимский. Что поделаешь? Соавтор есть соавтор. Тут уж никуда не
денешься. Думаю перетащить его в наш институт. Талантливый человек!
Флюидов. Это в вашей власти, Виталий Федорович! (Перелистывает книгу.)
Невидимский. Не совсем в моей, правда... Но... одним словом,
посмотрим...
Флюидов (держа в руках книгу). "В.Ф.Невидимский, И.П.Шапкин. Личность и
коллектив". Как звучит! (Смотрит выходные данные книги.) "Подписано к печати
пятнадцатого мая тысяча девятьсот пятьдесят пятого года. Редактор Выглазов.
Тираж пятьдесят тысяч". (Возвращает книгу Невидимскому.) Постарались.
Невидимский. Этот Выглазов – славный малый, однако невежда. Удивляюсь,
как он до сих пор держится в этом издательстве. Одно время даже замещал
главного редактора!
Флюидов. Ну, вашу книгу ему, наверное, не очень-то пришлось
редактировать! После таких отзывов...
Невидимский. А я не уверен, читал ли он ее вообще. Так, для вида
просмотрел, может быть, раз-другой, поставил несколько птичек и подписал в
печать. А не будь этого Выглазова, глядишь, и не вышла бы она "молнией", не
увеличили бы тираж... Вот тут, в этом свете, и рассматривай роль личности...
Входит секретарша.
Секретарша. Выглазов у телефона, Виталий Федорович!
Невидимский. Спасибо! (Снимает трубку.)
Секретарша. Я звонила на аэродром. Самолет из Вены ожидается в шесть
двадцать пять.
Невидимский. Благодарю вас.
Секретарша уходит.
Флюидов. Кого-нибудь встречаете сегодня? Опять какую-нибудь иностранную
делегацию?
Невидимский (держа трубку в руке). Дочь из Рима летит!
Флюидов. Что вы говорите!
Невидимский (говорит по телефону). Алло! Издательство? Это Выглазов?
Говорит Невидимский. Что же это ты, батенька мой, обижаешь своих авторов?..
Не думаешь обижать? Не думаешь, а обижаешь... Кого? Меня!.. Да... Понимаю.
Но ведь нет правила без исключения! Невозможно?.. Тогда еще два!.. Крайне
необходимо! Принесешь?.. Вот это другой разговор!.. Согласен!.. Да, часам к
восьми... жду... жду... (Вешает трубку.) Сегодня вечером принесет мне лично
еще два экземпляра, Аркадий Валерьянович! Вы ведь тоже сегодня у нас! Я
предупреждал Марию Игнатьевну!
Флюидов. Будем, будем!
Невидимский. Как это говорится, хорошенько не "обмоешь" – жди
неприятностей: плохих рецензий, дурных отзывов... Кстати, ваша рецензия
готова?
Флюидов. Готова. Я как раз хотел показать ее вам, перед тем как
отсылать в редакцию. (Быстро достает из папки рукопись.)
Невидимский. Нет-нет! Неудобно! Не надо!
Флюидов. Ничего неудобного! Это же о вас, о вашей книге!
Невидимский (протягивает руку). Ну хорошо. Почитаем. (Достает "вечную"
ручку и начинает читать статью.)
Флюидов смотрит через его плечо.
(после паузы.) А не лучше ли тут будет сказать так: "Авторы проявили
смелость и оригинальность в серьезном научном исследовании". Как вы думаете?
Флюидов. Правьте, правьте, Виталий Федорович! Пусть будет так, как вы
хотите! Это же о вашей книге!
Невидимский (исправляя строку в статье). Как вы договорились с
редакцией?
Флюидов. Дают в восьмой помер.
Невидимский (не поднимая головы). Дело! У вас – недюжинный талант
организатора. Вы "мастер короткого удара"!
Флюидов. Стараюсь проявить себя на работе. Статья выйдет из печати
почти одновременно с книгой.
Невидимский (читает статью). Вот еще это место! Вы пишете: "Книга
читается с интересом и, несомненно, привлечет внимание широких кругов
педагогической общественности". Может быть, следует сформулировать так:
"Книга имеет, бесспорно, практическое значение, она читается с интересом", -
ну и дальше так, как у вас!
Флюидов. Правьте, правьте, Виталий Федорович!
Невидимский. В таком случае исправим! (Правит статью.)
Флюидов. Название вас устраивает?
Невидимский. Гмм... Ну что ж... "Неоценимый вклад в науку"? (Подумав.) Я не против... Да лучше, пожалуй, и не придумаешь? (Возвращает статью
Флюидову.)
Флюидов (пряча статью в папку и задергивая "молнию"). Завтра пойдет в
набор. (Интересуется "вечной" ручкой, которую Невидимский все еще держит в
руке.) Это что, модель "Акула"?
Невидимский. "Акула"!
Флюидов (с завистью). Уже?
Невидимский. Уже! В оперативности, друг мой, залог успеха! (После
паузы, спрятав ручку.) Ну, как ваша жизнь молодая? Как чувствуете себя в
академической квартире? Не затерялись еще в пяти комнатах?
Флюидов (смущенно улыбаясь). Мы будем меняться. Нам предлагают взамен
наших пяти на набережной четыре – в центре. Со всеми удобствами, конечно.
Невидимский. Тень академика Цианова не беспокоит вас по ночам?
Флюидов (улыбаясь). Пока сплю спокойно.
Невидимский. Друг мой! Вам надо думать о защите диссертации. Жить в
квартире академика и не иметь степени кандидата – нонсенс! На какой теме вы
остановились?
Флюидов. Я, Виталий Федорович, решил взять тему "Психологическое
воздействие большой перемены на сознание учащихся неполной средней школы".
Невидимский (глубокомысленно). Ну что ж, Аркадий Валерьянович, тема
заслуживает внимания. Я в свое время сам занимался проблемой направленности
эмоций у школьников-подростков в предканикулярный период и в связи с этим, помнится, затрагивал вопрос о большой перемене. У меня тому лет десять назад
даже была статья на эту тему. Я делился в ней своими наблюдениями над
рефлекторностью восприятия третьего звонка отстающими учащимися пятых и
шестых классов. Вам было бы небезынтересно ознакомиться с ней. Где-то
сохранился журнал... (Ищет в шкафу, не находит.) Я нам его дам вечером.
Найду дома.
Флюидов. Буду вам признателен. Для меня это очень важно. Кстати, мы
посоветовались с Марией Игнатьевной и решили просить вас, Виталий Федорович, быть моим официальным руководителем.
Невидимский. Охотно, охотно. Я вам с удовольствием помогу.
Флюидов. Большое спасибо, Виталий Федорович. Я вам пока больше не
нужен?
Невидимский (подумав). Кажется, нет. Не забудьте отправить статью в
журнал. Не за-будь-те!
Флюидов. Что вы! Как можно! До вечера! (Уходит.)
Невидимский (один, с книгой в руке). Невидимский... Шапкин... Ну что ж.
По алфавиту... Вы, Иван Павлович, можете быть мне только благодарны: ваше
желание исполнилось!.. Это издание будет для вас приятным сюрпризом.
(Звонит.)
Входит секретарша.
Вы звонили в издательство? Просили забронировать для меня и товарища Шапкина
по сто экземпляров нашей книги?
Секретарша. Да, я звонила. Мне сообщили, что тираж книги ожидается
только недели через две. Не раньше.
Невидимский (качая сокрушенно головой). Ну, хорошо!
Секретарша уходит.
(Набирает номер телефона.) Ольга Кирилловна?.. У вас все готово?..
(Слушает.) Мне кто-нибудь звонил?.. Вы одна дома?.. А что он делает?..
Курит?.. (Слушает.) Я еще не знаю. Если успею, подъеду на аэродром, а нет, так приеду прямо домой из института. Стол накройте человек на семь!..
Хорошо! (Кладет трубку.)
В кабинет входит Зубарин.
Зубарин (держит в руках толстую рукопись). Можно, Виталий Федорович?
Невидимский. Милости прошу!
Зубарин начинает ходить по кабинету.
Что-нибудь случилось, Сергей Савельевич?
Зубарин (останавливается посередине кабинета). Это безобразие! Это
профанация науки! Это абсурд! Бред! Наукообразный собачий бред!
Невидимский. Присядьте, ради бога! Что с вами? Чем вы так возмущены?
Зубарин (с возмущением). Я настаиваю на том, чтобы эта, с позволения
сказать, диссертация (потрясает рукописью) была снята с повестки заседания
завтрашнего ученого совета! Сня-та!
Невидимский (серьезно). Чья диссертация?
Зубарин (смотрит на название работы и имя автора). Аспирантки
Простынкиной! (Про себя.) И фамилия-то какая, нарочно не придумаешь!..
Невидимский (недовольным голосом). Странно. Я знаю эту работу. А
фамилии, Сергей Савельевич, разные бывают... (Протягивает руку.)
Зубарин (кладет перед ним рукопись). Вы считаете это исследовательской
работой? Весь этот набор научных терминов и цитат, притянутых за уши для
того, чтобы скрыть отсутствие собственных мыслей. Удивительно! Поразительно!
Эдак мы черт знает до чего докатимся!
Невидимский (бегло просматривает рукопись и неожиданно читает вслух).
"Утвердившееся чувство ответственности у комсомольца через выполнение
комсомольских поручений есть не что иное, как установление определенной
формы равновесия, которая возникает в организме животного и человека в
процессе жизни". (Качает головой.) Да, действительно...
Зубарин (с усмешкой). "В организме животного...". Новое в науке: комсомолец-активист в состоянии равновесия! Эквилибристика какая-то! Цирк!
Читайте, читайте дальше!
Невидимский. Чья, чья это работа?
Зубарин. Аспирантки Простынкиной!
Невидимский. Ах, Простынкиной? Ну что ж... я знаю работу... Может быть,
действительно здесь надо кое-что подправить, подчистить... (Становится
серьезным.)
Зубарин. Там нечего чистить. Ни одной мысли! Галиматья! Макулатура!
Типичная вульгаризация павловских идей!
Невидимский (выходит из-за стола). Драгоценный Сергей Савельевич!
Нельзя так! Нельзя, нельзя, нельзя! Приходится иной раз идти на компромиссы!
Зубарин (строго). С чем? С совестью? Простите, не так воспитан!
Невидимский (шутливо). Наше мышление определяется условиями жизни и
окружающей среды. По этим условиям мы обязаны выпустить в этом году десять
кандидатов и четырех докторов наук. А если мы их не выпустим, то окружающая
среда в лице академии и министерства запишет нам невыполнение плана. Каждый
новый кандидат – это процентная единица нашего плана!
Зубарин. Но нельзя же давать пропуск в науку невеждам вроде
Простынкиной, людям, неспособным мало мальски самостоятельно творчески
мыслить! Это безответственно!
Невидимский (пожав плечами). Человек три года учился в нашей
аспирантуре. Мы ему государственные деньги платили. Что-то делал человек за
эти три года? Как же мы ему теперь вдруг не дадим ученой степени? С нас ведь
спросят! И, между прочим, не с вас, Сергей Савельевич, а с меня!
Зубарин. Готов отвечать наравне с вами. Но на сделки с совестью я не
пойду. Вы можете этой Простынкиной натягивать ученую степень, а я буду
протестовать – буду в самой резкой форме выступать на ученом совете! В самой
резкой форме!
Невидимский (сухо). Как вам будет угодно. Это ваше право.
Зубарин уходит.
(Сидит некоторое время один, задумавшись, барабаня пальцами по диссертации.
Затем, решив что-то, набирает номер телефона.) Степан Иванович у себя?..
Соедините меня с ним, пожалуйста!.. Да, это Невидимский... Спасибо... (Ждет.
Затем говорит мягко и душевно.) Степан Иванович! Хотел бы зайти к вам
сегодня... Да нет... Есть необходимость посоветоваться... Что волнует?
Волнуют рутинеры, мешающие росту молодых научных кадров... Через час?
Хорошо, Степан Иванович! Всего доброго, Степан Иванович! (Осторожно кладет
трубку на рычаг.)
Входит секретарша. Закрыв за собой дверь, смотрит на
Невидимского. Небольшая пауза.
Секретарша (вполголоса). К вам аспирантка Простынкина.
Невидимский (не сразу). Пусть войдет.
Секретарша уходит. В кабинет стремительно входит яркая
молодая блондинка. Она решительно идет на Невидимского,
который, растерянно улыбаясь, поднимается ей навстречу.
Девушка кидает свою сумочку на стол, резко опускается в
кресло, гневно смотрит на Невидимского.
Простынкина (нагло и многозначительно). Ну?..
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
То же место действия, что и в первой картине. Вечер. В
момент поднятия занавеса на сцене (в столовой) находятся
Ирина, Кокорев, Доброхотов, Инна и Светлана – подруги
Ирины. У девушек в руках только что полученные ими от
Ирины небольшие подарки из-за границы: духи, бусы и
прочие мелочи. Кокорев рассматривает какие-то открытки и
снимки, лежащие перед ним на столе. Доброхотов
перелистывает заграничный журнал. Он небрит и время от
времени поглаживает ладонью щеки.
Ирина (с увлечением). Музей под открытым небом! Так интересно! Вот я
много читала про Рим, и вы, дядя Фима, тоже часто рассказывали мне про
Римскую империю, и вот я собственными глазами увидела развалины Колизея!
(Передохнув.) Ну, конечно, ходили смотреть Ватикан. Монахи там, капуцины
всякие ходят – иезуиты. Правда, Леша?
Доброхотов. Ходят.
Инна. Папу видели?
Светлана (не поняв). Какого папу?
Инна. Какого? Римского! Не твоего, конечно! (Смеется.)
Доброхотов. Нет, папу римского мы не видели. Хотели на него посмотреть,
только нам его почему-то не показали!
Ирина (продолжая рассказывать). Итальянского языка мы, конечно, не
знаем, так что объясняться нам было трудно. "Синьор", "синьорита", "бона
сера", "си", "но", а дальше не понимаем! Переводчики наши были просто
нарасхват: то надо спросить, про это узнать! Нет, я теперь обязательно
займусь по-настоящему изучением какого-нибудь иностранного языка.
Светлана. Не зря я французский и английский учу! Как ты думаешь, Ира,
двух языков хватит?
Инна. Такого, как у тебя, и одного хватит.
Кокорев (усмехнувшись). Нет, язык, конечно, знать надо. Без него за
границей трудно.
Ирина. Как без рук! Правда, Леша?
Доброхотов (просматривая журнал). Безусловно.
Инна. А из Рима, значит, махнули прямо в Париж?
Ирина. В Париж.
Кокорев. Так-так... Ну? Что в Париже видели?
Ирина. Мальчишек что интересовало? Полезть на Эйфелеву башню! Оттуда
весь Париж как с птичьего полета. А мы – смотреть Собор Парижской
богоматери!
Доброхотов (улыбаясь). Вы представляете себе, Ефим Петрович, подошли
они к собору и давай кричать: "Квазимодо, Квазимодо!" (Смеется.) Ирина (серьезно). Ну да! А другие Эсмеральду звали!
Инна. Наверное, как-то не верилось, что вы находитесь там, где все у
Гюго происходило?
Ирина. Конечно, не верилось! Ходим по Парижу и вспоминаем: здесь гулял
Растиньяк, тут жил отец Горио...
Инна. Теперь тебе обязательно надо будет перечитать заново и Бальзака,
и Гюго, и Золя...
Светлана. И Мопассана... (Смеется.)
Инна. Ну, чего ты, Светка, смеешься, она правильно сказала. Мопассан
тоже про Париж много писал!
Кокорев. В Лувре-то были?
Ирина (живо). А как же! Вот только жаль, что у нас в этот день было так
мало времени. Сначала мы пошли искать Джоконду. Нашли и разочаровались...
Она оказалась маленькой!
Светлана (с удивлением). Почему маленькой?
Инна. Ну, просто маленькая картина, как ты не соображаешь!
Ирина. Но кто увидел ее, тот отойти уже не может! Правда, Леша?
Доброхотов. Правда. И тут только понимаешь, какая она великая!
Кокорев (глубокомысленно). Леонардо да Винчи тоже был человеком,
ходячим по земле...
Инна. Ира! Ты хотела показать медали! Покажи!
Светлана. И еще что-нибудь интересное! Ты, наверное, привезла?
Инна (Светлане). Я просто на тебя удивляюсь! (Пожимает плечами.)
Ирина. Сейчас! (Убегает.)
Девушки, сгруппировавшись, склоняются над каким-то
альбомом.
Кокорев (Доброхотову). Вы, стало быть, тоже мастер спорта?
Доброхотов. Тоже. И тоже гимнаст, как и Ирина.
Кокорев. А вообще кто?
Доброхотов. А вообще я аспирант пединститута. Живу в Новосибирске.
Кокорев. Выходит, из Новосибирска в Рим и обратно?
Доброхотов. Да. Сегодня уже домой!
Кокорев. Поездом?
Доброхотов. Нет, самолетом. С самолета на самолет. (Улыбнувшись и
потерев ладонью небритую щеку.) Вот хотел еще в Вене побриться, а Ира не
советует, говорит, что есть такая примета... Перед полетом не рекомендуют
бриться...
Кокорев. Кто не рекомендует?
Доброхотов. Не знаю. Примета такая есть. Как вы думаете?
Кокорев (серьезно). Ире виднее...
Появляется Ирина. Она кладет на стол два футляра и
раскрывает их. Девушки перестают смотреть альбом.
Ирина (не без гордости). Вот мои достижения!
Медали переходят из рук в руки.
Светлана. Это настоящее золото?
Ирина. Нет, они только так называются: "золотая" и "серебряная".
Условно.
Светлана (разочарованно) Ну-у-у... Не люблю условностей!
Инна (Светлане). Какая ты, право... Тебе обязательно нужно, чтобы из
золота? Не все ли равно!
Ирина (Кокореву, показывая на Доброхотова). А у него их три – и все
золотые!
Кокорев. Славно, славно... (Рассматривает медали.)
Доброхотов. Из тридцати пяти медалей сборная СССР забрала двадцать
девять. А всего участвовало двадцать три страны!
Кокорев. Это – знай наших!
Ирина (Кокореву). Уж мы так старались, так старались... Правда, Леша?
Доброхотов (улыбаясь). Не без этого...
В передней звонят. Ольга Кирилловна проходит через
комнату, чтобы открыть дверь. Входят Невидимский и
Акустин. Последний – невысокого роста, склонный к
полноте мужчина с добрым, симпатичным лицом. Доброхотов
поднимается и, смущенно потирая ладонью небритую щеку,
отходит к окну. Девушки берут со стола свои подарки и
скромно умолкают, стоя рядом возле стены.
Невидимский (увидев дочь, шумно). О-о! Мой мастер вернулся! Ты ли это,
мой интурист!
Ирина. Папа! Здравствуй! (Обнимает отца.)
Невидимский (обнимает дочь). Иван Васильевич. Разрешите представить вам
мою единственную дочь! (Ирине.) А это Иван Васильевич Акустин. Ты должна
знать: наш уважаемый член-корреспондент академии.
Акустин (подходит к Ирине). Очень приятно! Добрый вечер!
Невидимский. Только что прилетела из Италии! Она у меня мастер спорта!
Участвовала в международных состязаниях. (Здоровается за руку с подругами
Ирины.) Здравствуйте, девушки! Подружку встречали?
Светлана. Конечно, встречали.
Невидимский. А я вот не успел. Задержался на работе. Акустин (тихим,
мягким голосом). Теннис? Плаванье? Волейбол?
Ирина. Гимнастика.
Акустин. Гимнастика? Отлично. Это красиво.
Ирина. Отец! Познакомься, пожалуйста. Мой товарищ. Мы вместе сегодня
прилетели.
Невидимский (Доброхотову). Тоже мастер?
Ирина. И даже заслуженный!
Невидимский (протягивая Доброхотову руку). Рад познакомиться. Виталий
Федорович.
Доброхотов (пожимает руку Невидимскому). Алексей Доброхотов.
Невидимский (Акустину). Знакомьтесь дальше, Иван Васильевич, – Ефим
Петрович Кокорев, мой дальний родственник. Инженер. А это подруги дочери.
Все знакомятся.
(Смотрит на сервированный стол.) Ну, тут у вас как будто все готово?
(Акустину.) Иван Васильевич! Приглашаю вас пройти пока в мой кабинет. Сейчас
подойдут остальные, и мы сядем к столу. Вы не возражаете?
Акустин. Командуйте, Виталий Федорович, командуйте!
Невидимский (дочери). Дочь моя! Прошу, распорядись тут как хозяйка!
Чтобы все было в порядке! Как хорошо, что ты прилетела! Я, понимаешь, хотел
тебя встретить, но задержался в институте. Знаю, знаю про твои успехи! Читал
во всех газетах! Поздравляю! Галстук мне привезла? Спасибо! Ну, ты потом
все, все мне расскажешь! (Пропускает Акустина в кабинет и сам следует за
ним.)
Светлана (Ирине). Ира, мы пошли!
Девушки шумно выходят из квартиры.
Действие переносится в кабинет.
Кабинет. Та же обстановка, что и в первой картине.
Только над дверью висят большие рога лося.
Невидимский. Я очень рад, Иван Васильевич, что мне удалось сегодня
затащить вас к себе. А то встречаемся все больше на ученых советах и
заседаниях. Сегодня поистине редкий для меня день!
Акустин (садится в кресло, осматривается). Для меня тоже, давно никуда
в гости не выбирался. (Смотрит на рога.)
Невидимский (показывая на рога). Мои охотничьи трофеи!
Акустин. Вы охотник? Не знал за вами таких способностей.
Невидимский (скромно). Не удивительно, Иван Васильевич! Как сегодня
выяснилось, вы за мной не знали и способности исследователя. Вы ведь думали, что я только администратор, так сказать, человек, работающий при науке, а не
в науке.
Акустин. Каюсь. Грешен. Думал о вас именно так. О ваших организаторских
способностях я от многих слыхал, да и сам не раз был свидетелем... Энергии у
вас много! Человек вы, как это теперь говорят, "пробивной силы", а вот то, что придется мне ваш научный труд рецензировать да еще получать при этом
удовольствие, – не думал. Полезную вы книгу написали. Как фамилия вашего
соавтора?
Невидимский. Шапкин. (Между прочим.) Ему принадлежат только две из
десяти глав всей работы, да и то сильно мною переработанные. Но я очень
щепетилен в такого рода вопросах. Вот и стоят теперь на обложке две фамилии.
Что поделаешь?
Акустин. Понятно.
Невидимский. Я обязательно преподнесу вам экземпляр книги.
Акустин. Премного буду обязан.
В кабинет входит Выглазов. В руках у него две книги.
Выглазов (громко). Здравствуйте, товарищи!
Невидимский. А вот и товарищ Выглазов! (Представляет Выглазова
Акустину.) Иван Васильевич! Знакомьтесь! Мой редактор!
Выглазов (протягивает Невидимскому книги). Лично от меня! (Здоровается
с Акустиным.) Привет!
Невидимский (Акустину). Иван Васильевич! Одна – ваша! (Показывает
книгу.) Я вам ее сейчас надпишу! (Садится к столу, достает ручку, думает, медленно надписывает книгу.)
Акустин (Выглазову). Много сейчас новых книг выпускаете?
Выглазов. До черта! Все пишут и пишут, а мы – редактируй!
Акустин (не без удивления). Ну и как? Справляетесь?
Выглазов. Выходим из положения. Кляузный народ эти авторы. А особенно
которые корифеи! Ты ему стиль правишь, а он возражает! Не понимает, что я
зарплату за это получаю, что на то и редактор, чтобы стиль править!.. А
потом цитаты замучили! Без цитат сейчас никто не пишет. Их ведь сверять
надо! Вот и сидишь по целым дням над классиками. (Качает головой.) Ум за
разум заходит!
Акустин (с иронией). Смотрите! Это ведь не безопасно, если ум за разум.
Выглазов (не поняв иронии). Работа редактора над научным произведением
есть очень сложный, кропотливый труд, требующий подчас предельного
напряжения ума и душевных сил. Иной раз какое-нибудь место в рукописи по
нескольку раз перерабатываешь, корректируешь, шлифуешь, усиляешь – работаешь
усердно над каждой строчкой, над каждым словом, чтобы только к вечеру, к
концу своего рабочего дня получить гладкий, глубоко осмысленный и
политически выдержанный абзац!
Акустин (издеваясь). Абзац?
Выглазов. Абзац.
Невидимский (подходит с книгой к Акустину). Примите, Иван Васильевич! И
не судите строго!
Акустин (читает надпись на книге). Не много ли чересчур лестных слов
для меня: "друг", "учитель", "корифей"?
Невидимский. От души, Иван Васильевич! От всего сердца! Вы ведь у нас
действительно корифей! А разве вы нам не друг и не учитель? Мы ведь на ваших
трудах выросли – у вас учимся!
Акустин. Ну ладно, допустим. (Начинает перелистывать книгу.)
Невидимский и Выглазов в стороне о чем-то
договариваются.
Действие переносится в столовую.
Столовая. Ирина, Цианова, Кокорев и Доброхотов
продолжают беседовать.
Цианова (Ирине). Я очень изменились?
Ирина. По-моему, нет.
Цианова. Разве?
Ирина. А почему вы должны были измениться?
Цианова. Я же подверглась операции! Вы разве забыли?
Ирина (вспоминая). Да, помню, вы что-то говорили. А что это была за
операция? Очень серьезная?
Цианова (пожав плечами). Нет несерьезных операций. Неужели вы ничего не
замечаете?
Ирина. А что именно?
Цианова (с обидой в голосе). Ну лицо!.. Лицо!
Ирина. Что – лицо?
Цианова (тихо). Я же сделала себе пластическую операцию. Подтяжку кожи
на лице. Подобрала морщины. Неужели незаметно?
Ирина (приглядывается). Да... Как будто... (Неуверенно.) Действительно,
вы помолодели.
Цианова. Правда? Ну вот видите! Чудесный врач! К нему надо записываться
за несколько месяцев, но для меня, как для вдовы академика, сделали
исключение. Душа моя! Я бы вам посоветовала сделать себе коррекцию спинки
носа!
Ирина. Зачем?
Цианова. Что значит – зачем? При такой, как у вас, фигуре надо иметь
соответствующий нос. Пустяковая операция, всего двадцать пять рублей. Зато
вы сможете выбрать себе форму носа какую хотите – римский, греческий!.. Я
вам помогу! У меня там теперь такие связи!
Ирина (смеется). Нет уж, я свой нос не собираюсь переделывать. И не
подумаю его менять. Правда, Леша?
Доброхотов (отрываясь от беседы с Кокоревым). Что? Я не слышал, о чем
вы говорили.
Ирина. Марья Игнатьевна рекомендует мне переделать нос.
Цианова (поясняя). Сделать себе коррекцию спинки носа!
Доброхотов (с удивлением). А зачем?
Цианова. Для красоты. Женщина должна следить за своей внешностью, и
современная медицина идет ей навстречу. А для того чтобы быть красивой, надо
страдать! Сколько, по-вашему, мне лет? Говорите! Не стесняйтесь! Я не
обижусь! На сколько лет я выгляжу? Как вы думаете? Смелее!
Доброхотов (помолчав). Вам, наверное, лет тридцать девять, сорок...
Цианова (самодовольно). Открою вам тайну. Мне сорок пять лет!
Кокорев (приглядевшись). Вот это скорое...
Цианова (делая вид, что она не расслышала, рассматривает медали Ирины.)
Вы знаете, одна моя приятельница переделала на брошь медаль, которую
присудили ее пуделю на собачьей выставке в Париже. Получилась оригинальная
брошь, вроде камеи с собачьей головкой.
Ирина, с трудом сдерживая смех, переглядывается с
Доброхотовым. Из кабинета выходит Невидимский.
Невидимский. А, Мария Игнатьевна! А где ваш благоверный Флюидов?
(Подходит, целует руку.)
Цианова. Он скоро будет. У него там что-то с машиной случилось. Я
приехала на такси.
Невидимский. В таком случае мы его еще немного подождем. Идемте ко мне
в кабинет. (Кокореву.) Пошли, старик! (Доброхотову.) И вас прошу!
Цианова проходит в кабинет.
Доброхотов. Благодарю, но я, к сожалению, не смогу. Большое спасибо. Я
через десять-пятнадцать минут тронусь – лечу домой! Через два часа буду уже
в воздухе.
Невидимский. В таком случае пожелаю вам счастливого пути. Будете в
наших краях, заходите запросто. У нас дом открытых дверей. Был рад
познакомиться.
Все, кроме Ирины, прощаются с Доброхотовым и проходят за
Невидимским в кабинет. Доброхотов и Ирина остаются одни.
Ирина (после паузы). Ну вот... Значит, еще десять-пятнадцать минут...
Доброхотов. Как быстро идет время... Подумать только... Три дня назад
мы стояли в Париже на набережной Сены, а сегодня я здесь, а завтра уже буду
в Сибири.
Ирина (задумчиво). Завтра пойду в институт, мне скажут, куда меня
распределили. (Лукаво.) Может быть, ты задержишься до завтра?
Доброхотов. Ты серьезно? Я могу!
Ирина. Я пошутила! Это было бы неразумно...
Доброхотов. Ира! А вдруг тебя пошлют...
Ирина (подсказывает). ...в Новосибирск? Не пошлют, не беспокойся!
Доброхотов (смущаясь). Нет, я не то хотел сказать... А ты можешь сама
выбрать?
Ирина. Я мечтала бы попасть куда-нибудь на юг, в какую-нибудь обычную
среднюю школу. Ты знаешь, я ведь не очень люблю зимний спорт и вообще север.
Не знаю, не знаю, куда занесет меня судьба, но здесь я тоже не останусь.
Папа собирался нажимать там какие-то кнопки, педали... Обещал пристроить
меня в аспирантуру, но у меня нет пристрастия к научной деятельности, а
жить, как Флюидов, я не могу и не хочу!
Доброхотов. А кто такой Флюидов?
Ирина. Папин сотрудник, муж вот этой, с "коррекцией носа"... У него
девиз: "Ученым можешь ты не быть, но кандидатом быть обязан". Я понимаю, Леша, ты сейчас готовишься защищать диссертацию, и мои слова звучат для тебя
кощунством.
Пауза.
Доброхотов (задумавшись). Там, на чужой земле, под чужим небом, около
чужих памятников, у нас с тобой было все общее: одни интересы, одна цель, одна профессия... А тут, когда мы вернулись домой, у нас оказалось всего
только пятнадцать минут для того, чтобы выяснить, какие мы разные.
Ирина. Почему – разные?
Доброхотов. Я – на север, ты – на юг; я – в теорию, ты – в практику!
Ирина (улыбнувшись). Да ведь нет практики без теории, и наоборот!
Доброхотов. Так-то оно так.
Пауза.
Мне пора... Ты все-таки напиши мне...
Ирина. Напишу. А в октябре мы, наверное, встретимся на соревнованиях.
Правда, Леша?
Доброхотов (грустно улыбнувшись). Организация наших свиданий поручается
Всесоюзному комитету физкультуры и спорта?
Ирина. Хочешь, я тебя провожу?
Доброхотов. Нет-нет. Что ты, Ира! Это далеко, и у вас гости! Ну!
(Протягивает ей руку.)
Ирина (решительно). Я провожу тебя до метро.
