Текст книги "Врангель. Последний главком"

Автор книги: Сергей Карпенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 40 страниц)

27 октября (10 ноября). Армавир

Выставленные посты из офицеров перекрыли все подходы к станции, окружённой с одной стороны мощёной площадью и с трёх других – длинными пакгаузами.

Поезд главнокомандующего и полевого штаба Добровольческой армии – два паровоза, вагон-паровик сразу за ними, дюжина классных вагонов с переходами, закрытыми чёрными мехами, и длинные четырёхосные вагон-салон и вагон-ресторан в середине – встал на главном пути, напротив двухэтажного кирпичного здания вокзала. От трубы вагона-паровика, оборудованного паровым двигателем и динамо-машиной для отопления и освещения поезда, тянулся, пригибаясь к крышам станционных построек, дымный шлейф. Над вагоном отделения связи широко раскачивались на ветру высокие мачты с подвешенной на них медной проволокой. Кинутые на перрон провода соединили его со станционным телеграфом. У вагон-салона Деникина застыли парные часовые – кубанцы с шашками, взятыми «на караул».

Пока дежурный офицер докладывал о его прибытии, Врангель бегло осмотрелся. Хотя снаружи синяя краска кое-где облупилась с деревянной обшивки, внутри вагон-салон выглядел вполне прилично. Пол гостиной, приспособленной под приёмную, застелен не слишком дорогим, но ещё не истёртым ковром, ореховые кресла и диван не новы, но и не продавлены, бархатные тёмно-синие занавески наполовину задёрнуты, не заметно особых изъянов и на золотистой драпировке, если только их не скрыл полумрак. И очень тепло, отметил, вешая бурку на крючок.

Получив разрешение, вошёл через узкую дверь в кабинет.

Вопреки его ожиданиям, Романовский, две недели как произведённый в генерал-лейтананты, отсутствовал. А Деникин уже поднимался из-за письменного стола, освещённого бронзовой электрической лампой под круглым колпаком зелёного стекла.

   – Здравия желаю, ваше превосходительство! Генерал-майор Врангель прибыл по вашему приказанию.

   – Здравствуйте, Пётр Николаевич, здравствуйте. – Главком неожиданно живо двинулся навстречу, приветливо улыбаясь и протягивая руку. – Рад видеть. Ну, как ваши кубанцы?

Мундир и шаровары-суженки на нём, заметил сразу Врангель, не сменились. И те же мешки под глазами. А вот настроение совсем другое: и речь, и движения выдают душевный подъём. С чего это? И где Романовский?

Приняв рапорт, главком тут же пригласил завтракать.

По коридору, мимо дверей в три спальные купе, умывальник и клозет, через переходную площадку, со свистом продуваемую сквозь дыры в просмолённой парусине мехов, перешли в вагон-ресторан. Там их ждали: у буфета приятельски беседовали Романовский и неизвестный Врангелю генерал-майор.

Кто перед ним, догадался прежде, чем услышал фамилию. Вмиг натянулись нервы. Насколько сумел, придал себе уверенности и спокойствия, твёрдо зажав в кулак холодную рукоять черкесского кинжала.

– Знакомьтесь, Пётр Николаевич, с Борисом Ильичей Казановичем. И прошу к столу...

Сухощавее и повыше Романовского, Казанович выглядел рядом с ним осунувшимся и рано постаревшим: морщины избороздили высокий открытый лоб и впалые щёки, усы торчком и бородка клинышком, похожая на деникинскую, поседели. Однако взгляд его тёмных глаз был твёрд и тяжёл. Силу характера Врангель почувствовал и в крепком рукопожатии.

Стол, узкий и короткий, был накрыт в отделении для некурящих. Врангель, уже избалованный казачьими разносолами, нашёл его бедным: никаких тебе окороков, оладий и сырников. Нет и самовара, а лишь невысокий кофейник простенько раскрашенного фарфора. Кажется, поповского... Как нет и лишних приборов. Выходит, ждали именно его.

Повинуясь приглашающему жесту главкома, занял место напротив него, пропустив к окну Казановича... И только тут заметил третью звёздочку на погонах начальника штаба.

Деникин, весь во власти хорошего настроения, больше говорил, чем ел.

Особенно воодушевляли его решительные перемены на театрах Великой войны, что произошли за минувшие две недели: сербы взяли Белград, Турция, извечный враг России, и Австро-Венгрия, которая своими антиславянскими интригами на Балканах и спровоцировала эту войну, бесславно капитулировали. Не сегодня-завтра эта участь заслуженно постигнет и Германию, уже запросившую мира. Антанта потребовала отвести австро-германские войска Восточного фронта на государственную границу России 1914 года, эвакуировать порты Чёрного моря и аннулировать Брест-Литовский договор с большевиками. Со дня на день союзный флот должен пройти Босфор...

   – Значит, немцы скоро уйдут из Крыма и Украйны?

   – Союзники, Пётр Николаевич, сроков их отхода пока не установили... – При ярком свете от незашторенного окна Врангель разглядел на лице Деникина болезненную бледность и одутловатость. – Но... Да простит меня Всевышний... Не в наших интересах, чтобы немцы и австрийцы ушли с русской земли прежде, чем туда войдут войска Согласия. Иначе в образовавшуюся пустоту немедленно хлынут большевики. И вместо того чтобы получить Малороссию и Новороссию с Крымом из рук союзников, нам придётся отвоёвывать их у Красной армии...

   – Понадобится, так отвоюем, Антон Иванович, – без всякого выражения обронил Казанович. Его нож и вилка, негромко постукивая, ловко расправлялись с яичницей.

   – Вы, Борис Ильич, – несравненный таран для лобовых ударов... – Деникин одарил начальника 1-й пехотной дивизии долгим взглядом, полным самого бесхитростного восхищения. – Но в гражданской войне правильными политическими шагами можно добиться не меньше, чем победами на поле боя. Я уже довёл до командования союзников наше мнение: для ликвидации большевизма необходим не уход немцев, а смена их войсками Согласия...

Врангель уловил недосказанность. Ведь на Дону всё иначе – никакой пустоты: части Донской армии отлично дерутся, вышли за границы области и большевистское нашествие ей не грозит. И чем скорее уйдут немцы, тем Деникину будет проще прижать к ногтю Краснова и подчинить Донскую армию.

   – А немцы ещё способны удерживать занятые русские территории? Хотя бы Украйну?

   – Вы зрите в корень, Пётр Николаевич. – Деникин, лукаво прищурившись, задержал взгляд на Врангеле. – И я опасаюсь развала... Теперь, когда в самой Германии вспыхнула анархия, солдаты могут стихийно устремиться домой. Подобно нашим...

Кроме заурядного начальственного одобрения Врангель отчётливо прочёл в нём интерес. Едва ли не впервые.

   – Будем надеяться на врождённую немецкую дисциплину, – заметил Романовский. Взявшись за посеребрённые щипцы для пирожных, он нацелился на серомаслянистые куски подсолнечной халвы, горкой наложенные в фарфоровую сухарницу.

   – Будем, конечно... Но так или иначе, в самое ближайшее время страница истории перевернётся. И положение Добровольческой армии изменится в корне.

   – Вы имеете в виду, союзники помогут нам войсками? – Врангель спешил выяснить самое важное.

   – Я буду просить их о скорейшей высадке. Но когда это произойдёт – не знаю... – Деникин переглянулся со своим начальником штаба, на его лицо набежала лёгкая тень. – Покойный Михаил Васильевич, царствие ему небесное, испытывал немалый скептицизм на сей счёт... Но материально – помогут несомненно. В этом их нравственный долг.

Какое-то ещё замечание вставил Романовский, но Врангель не расслышал, вновь захваченный отчаянными мыслями. Неужто и впрямь немцы вот-вот начнут эвакуацию Украйны? Ведь Скоропадский без них ни дня не усидит... А что вместо него? Подоспеют войска союзников – начнутся военные действия, и какие уж там к чёрту «державные» поезда! А воцарятся в Киеве «товарищи» – ещё страшнее... И случиться это может уже в ближайшие недели. Что же станет с несчастной мамой? Псу под хвост пойдут все старания вытащить её... А с Крымом что будет? Ежели и туда большевики придут прежде союзников?! Срочно вывозить деток... А как?

Обслуживающий их светловолосый подпоручик – в полевой форме, но с вафельным полотенцем, перекинутой через неловко согнутую руку, – принёс свежий кофе.

– Спасибо, голубчик... – Деникин сам пододвинул чашку к краю стола. Глядя на почти чёрную густую струю, полившуюся из гнутого носика, проговорил со смешком: – Ну-с, господа, приступим к десерту. Я про Ставрополь...

В городе, по его словам, собралось от 45 до 60-ти тысяч войск противника: Таманская армия, самая боеспособная, а также остатки разных «колонн», полков и отрядов, уцелевших от разбитых групп. Вдобавок несколько тысяч раненых и тифозных... С разных мест свезены большие запасы оружия и боеприпасов.

Чтобы ни одна часть противника, ни один обоз из него не вырвались, Ставрополь должен быть окружён плотным кольцом. С этой целью на помощь дивизиям Боровского и Дроздовского, занимающим позиции к северо-западу от города, уже направлена 2-я Кубанская дивизия Улагая, до того действовавшая к северу от железной дороги Ставрополь – Петровское. Задача Улагая – отрезать красным пути отхода на север и восток. Слева от железной дороги Армавир – Ставрополь к южным окраинам двинется 1-я пехотная дивизия Казановича, справа – 1-я Кубанская дивизия Покровского, который должен перерезать пути сообщения с Пятигорском...

С трудом заставил себя Врангель вслушаться в отрывистые фразы главкома... Похоже, Ставрополь приобрёл в глазах Деникина такое же значение, какое в первом походе на Кубань имел в глазах Корнилова Екатеринодар. Да и как иначе... Раз Донскую область Краснов превратил в независимое казачье государство, а здешние «самостийники» противятся всякой попытке Деникина управлять Кубанью, важно поскорее приступить к освобождению от большевиков коренных русских губерний... Только там Деникин и Особое совещание смогут по своему усмотрению проводить мобилизации, закупки и реквизиции, собирать налоги, наконец-то наладить нормальное укомплектование и снабжение армии...

   – ...Вам, Пётр Николаевич, к завтрашнему вечеру сосредоточить дивизию в станице Сенгилеевской... – Рука Врангеля, оставив щипчики в сахарнице, потянулась к полевой книжке, но остановилась на полпути: Деникин ставил задачи, а сам с купеческой степенностью прихлёбывал кофе, даже не думая приглашать в кабинет, к карте. – Замкнуть кольцо окружения с запада. Особое внимание обратите на связь и взаимодействие с соседями.

   – Директива будет выслана вам после полудня, – мягко вклинился Романовский. – Какие у вас вопросы, Пётр Николаевич?

Врангеля кольнуло беспокойство: начальник штаба, хотя и избегает встречаться с ним взглядом, успевает, кажется, подмечать каждое его движение и читать мысли... Вопросов в самом деле немало. Например, что намерены предпринять Деникин с Романовским после Ставрополя? Умнее всего было бы совместно с Донской армией нанести удар по Царицыну. Или занять Новороссию и Крым, наступая на пятки уходящим тевтонам... Так или иначе, но Ставрополь из отдалённого губернского города превратился в ключ ко всей России...

   – Вопросов нет. Но есть ходатайство. Раз мне даётся самостоятельная задача, прошу обеспечить свободу действий. То есть изъять из подчинения Борису Ильичу... – и, не поворачиваясь в сторону Казановича, Врангель на одном дыхании отчеканил свои аргументы, продуманные в автомобиле. Придержав главный: если «несравненный таран» Казанович соблазнится идеей, нанести по укреплённому городу лобовой удар его конницей – он останется без дивизии.

Казанович – ему сразу стало не до кофе – едва утерпел, чтобы не перебить. Возражения его были вполне ожидаемы. К своему удивлению, Врангель расслышал в его голосе нотки тревоги. Показалось, Романовский, ни на миг не теряя своей невозмутимости, склоняется к поддержке Казановича, но почему-то молчит.

Деникин в тяжёлом раздумье изогнул густые брови и поджал губы. Салфетка, подобранная с колен, безжизненно замерла в его толстых пальцах.

   – Будь по-вашему, Пётр Николаевич, – объявил наконец. – Но и Бориса Ильича лишать конницы не годится.

Романовский голоса так и не подал, и в итоге Деникин принял соломоново решение: во временном подчинении Казановичу оставить бригаду полковника Мурзаева, а взамен её из 3-й дивизии передать в 1-ю конную бригаду генерала Чекотовского.

Немалых усилий стоило Врангелю не показать, насколько устроил его такой размен. Вместо нестойких линейцев и черкесов получить 2-й Офицерский конный полк с большим числом офицеров регулярной кавалерии да ещё черноморцев в придачу – об этом и не мечтал.

   – А что известно о Сорокине, ваше превосходительство? – Впервые, пожалуй, он ощутил к Деникину нечто похожее на теплоту.

   – Надеюсь, фельдшер этот ещё жив... И не лишит нас удовольствия повесить его на центральной площади Ставрополя. – Усмешка чуть шевельнула начавшие седеть усы главкома, но в его тоне не было и намёка на обычное добродушие.

   – Разведка считает достоверными сведения, что он сидит в городской тюрьме, – ответил за главкома Романовский, прожёвывая очередной кусочек халвы. – Арестовали его таманцы. Якобы за то, что он расстрелял их командующего Матвеева.

   – Так в самом деле был заговор против Сорокина? Или он всё инсценировал?

   – Этого мы не знаем, Пётр Николаевич. Пока.

   – Но для чего-то же он расстрелял всех евреев, верховодивших на Северном Кавказе... Что, осознал свою вину перед Россией? – допытывался Врангель.

   – Если бы осознал, ему следовало расстреливать евреев не в Пятигорске, а в Москве, – мрачно заметил насупившийся Казанович.

   – Может, он так и собирался поступить, кто знает... – предположил Деникин. Судя, однако, по лёгкой ироничной улыбке, ему не слишком верилось в чудесное прозрение бывшего красного «главковерха».

   – Так вы что же, ваше превосходительство... – Врангель ни секунды не сомневался: его шутка главкому понравится, – торопите нас взять Ставрополь, чтобы спасти Сорокина как борца с еврейско-большевистским игом?

От дружного смеха, показалось, зазвенела посуда в буфете. Даже Казанович оттаял...

После завтрака Деникин отпустил Казановича в дивизию, а Врангеля и Романовского пригласил в кабинет. Лампа на письменном столе горела по-прежнему.

   – Вот о чём, собственно, я намеревался поговорить с вами, Пётр Николаевич... – начал Деникин, усаживаясь в кресло. Рука его прошлась по лысине, а потом принялась разглаживать морщины, озабоченно пробежавшие по лбу. – Завтра открываются заседания Чрезвычайной краевой рады. Вам это известно?

   – Так точно. Полковник Науменко, назначенный в делегацию от армии, позавчера отбыл в Екатеринодар.

   – Ему обязательно надо там быть... Даже несмотря на предстоящую операцию против Ставрополя. Дело вот в чём... Мы предложили кубанскому правительству проект закона об управлении областями, занимаемыми армией. Основан он – чтобы вам сразу всё стало понятно – на «Положении о полевом управлении войск в военное время». То есть речь идёт о диктатуре главнокомандующего. Разумеется, мы предусмотрели некоторую автономию Кубани во внутренних вопросах... Но отнюдь не в хозяйственных, столь важных для снабжения войск...

Врангель как присел на край пухлого кожаного дивана, так и остался сидеть с поджатыми ногами и выпрямленной спиной, напряжённо ловя малейшую перемену в низком, чуть хрипловатом голосе и проникающем взгляде главкома. Романовского, вставшего у окна, совсем упустил из виду.

   – ...Однако Быч наш проект отверг. И предложил свою комбинацию: Добровольческая армия и Кубань заключают договор как союзные государства, а кубанские части выделяются в отдельную армию. И мне они передаются только в оперативное подчинение. И то не раньше, чем к этому союзу присоединятся Дон, Украина и Грузия. Такой вот гоголь-моголь... Мы подозреваем, что Быч свой проект организации власти на юге вынесет на обсуждение Рады. И «черноморская» группа вполне способна протащить его...

Чем дольше говорил Деникин, тем явственнее проступала на его лице угрюмость.

   – ....Чтобы не допустить худшего поворота событий, я должен выступить в Раде. И именно до начала её заседаний. Не менее важно дать кубанским начальникам, избранным членами Рады, возможность принять участие в её работе. По крайней мере, в первых её шагах...

   – Отбить первую атаку самостийников... – уточнил от окна Романовский.

   – Именно так...

Оставив в покое лоб, рука Деникина потянулась к нераскрытой пачке асмоловских[68]68
  Производства табачной фабрики В.И. Асмолова в Ростове-на-Дону.


[Закрыть] папирос «Элита».

   – Вы курите?

   – Никак нет.

   – Я тоже. Просто так держу, для гостей... Хотя бы на несколько часов, но мне придётся проехать в Екатеринодар. Даже в критический момент операции. Так уж случились: решающие сражения на обоих фронтах совпали... Так вот, я особенно надеюсь на ваших кубанцев. Вы должны понимать: настроение рядовых членов Рады целиком зависит от положения на фронте, от побед или поражений кубанских полков... Победа на фронте даст нам победу в тылу.

   – Сделаю всё возможное. А потребуется – и невозможное.

Деникин кивнул удовлетворённо. Врангелю показалось, что разговор подошёл к концу и сейчас он будет отпущен.

   – А кстати, Пётр Николаевич... – Деникин спрашивал Врангеля, а взгляд его задержался на лице Романовского. – Что за инцидент произошёл у вас с генералом Покровским?

   – Никакого. Мы ещё и не встретились ни разу... – Врангель ощутил, как снова натянулись нервы.

   – Вот как... – Взгляд главкома испытующе упёрся было в его лицо, но тут же ушёл в сторону. Врангелю даже почудилась в нём какая-то неловкость. – А он пожаловался, что вы своим вмешательством сорвали закупки продовольствия и лошадей, которые производили его интенданты.

   – Какие там закупки! – Врангель едва усидел на месте; возмущение перехватило дыхание, широкие рукава черкески взмахнули, будто крылья. – Я наткнулся в Курганной на офицеров его дивизии. Они грабили лавки и отбирали лошадей. И я выгнал их из станицы в три шеи. Может, повесить нужно было?!

Поспешно выставленная ладонь главкома отвергла формальное следование законам военного времени. Блеснуло в свете лампы массивное обручальное кольцо, туго перетянувшее безымянный палец.

   – Вы поступили как должно, – и голос прозвучал вполне миролюбиво. – Увы, казачки от своих древних привычек пограбить никак не могут избавиться...

И тут же Деникин решил, что не станет, хотя и намеревался, выговаривать барону за поголовное раздевание пленных казаками его дивизии. Насмотрелись с Иваном Павловичем, возвращаясь вчера в Армавир: огромное поле было усеяно сидящими и лежащими белыми фигурами, а по дорогам плелись под конвоем такие же белые колонны – в одном исподнем.

   – В следующий раз подам рапорт... – Врангель уже овладел собой.

   – Речь о другом, Пётр Николаевич... – Деникин заговорил медленнее, то и дело обмениваясь взглядами с Романовским, будто выверяя каждое слово. – Если Рада пойдёт за «черноморскими» демагогами и примет постановление о создании Кубанской армии... мне ничего не останется, как увести Добровольческую армию с Кубани. В этом случае Покровский... мне точно известно... произведёт в Екатеринодаре переворот... То есть свергнет правительство и Законодательную раду. И истребит «черноморских» вожаков. А то и усядется на место Филимонова...

Деникин сделал паузу. Врангель, окаменев, ждал. Только на скулах, под обветренной кожей, медленно перекатывались желваки.

   – Что за этим последует, ясно... Вспыхнет драка между казаками. Поднимут голову иногородние. Большевики хлынут обратно... И мы вынуждены будем возвращаться на Кубань и начинать всё сначала. В третий раз.

   – Понимаю.

   – Вдобавок мне придётся взять на себя нравственную ответственность за Варфоломеевскую ночь, которую учинит Покровский...

...Что же это за вождь, который боится брать на себя ответственность за кровь? Корнилов в прошлом августе не побоялся... А как у Деникина с ответственностью за собственные слова? О сваре с Красновым – ни звука. Зато в кубанские авгиевы конюшни, которые сам же и развёл, как щенка носом тычет... Но какая же всё-таки задница этот Покровский!

Такие мысли теснились в голове у Врангеля, пока он шёл по пустому перрону. Оба паровоза уже развели пары. Два прапорщика проворно сматывали телеграфные провода, немилосердно скрипя железной катушкой. Ветер с севера будто бы выдыхается... Неужто природа смирилась с поражением «товарищей»?

Обогнув хвостовой вагон, прямо через пути направился к автомобилю, оставленному у пакгауза. Провода, натянутые между столбами, сильно раскачивались, а кое-где висели безжизненно, оборванные.

Осторожно переступая через них, он вдруг ярко припомнил, с каким обострённым интересом всматривался в него Деникин. Впервые, это точно. Во время прежних двух встреч было по-другому: даже когда смотрел прямо в глаза, оставалось непонятным, мысли его тоже прикованы к тебе и твоим словам или унеслись куда-то. Куда вот? К молодой жене и будущему первенцу? Апрелев поведал Олесе, что та в положении. Не потому ли он на таком подъёме нынче? Любопытно, каково почувствовать себя отцом, когда давно пора быть дедом...

А может, к Филимонову с Бычом? Ясно как Божий день: с кубанской властью у Добровольческой армии – не любовь и даже не брак по расчёту, а вынужденное сожительство. Ежели Деникин – такая тряпка, что не в силах справиться с самостийниками, всё рано или поздно кончится разрывом. И разрыв этот, пока Кубань – её единственная база, станет для армии смертью... Нет, Корнилов не допустил бы такого безобразия... Слева на Ставрополь будет наступать правдолюбец Дроздовский. Непременно – или до атаки, или уже в городе – нужно с ним встретиться. Накопилось что обсудить.

За спиной Врангеля протяжно просвистел паровоз, зашипел пар, лязгнули буфера...

...Поезд неспешно набирал ход. Уплывали назад телеграфные столбы с шишечками изоляторов, торчащих рядами на поперечных перекладинах. Деникину подумалось, что они вполне походили бы на усевшихся птиц, если бы не их яркая белизна.

   – Ну, как вам, Антон Иванович, наш горский казак?

Деникин медленно отвернулся от окна. Угрюмость так и не сошла с его бледного лица.

   – По-моему, хорош... Не находите, Иван Павлович?

   – Если вы о черкеске, газырях и кинжале – нахожу вполне. – Романовский, упёршись одной рукой в приставной столик, бегло просматривал сводки из штабов дивизий, полученные телеграфистами перед отходом. – Но что касается душевных качеств...

   – А что?

   – Как-то быстро он, знаете, изменился: держит себя так, словно мы у него в неоплатном долгу. По этой части он, пожалуй, и Дроздовскому не уступит... Хотя самообладания, конечно, куда больше.

   – Полноте, Иван Павлович... Не будем слишком придирчивы... – Деникин глянул на Романовского с лёгкой укоризной. – Куда важнее, что он лёг казакам на душу.

Вагон всё сильнее качало на стыках. Деникин опустился на диван, глубоко провалившийся под ним. Как раз на то место, где сидел Врангель.

   – Так-то оно так, Антон Иванович, но как бы это не превратилось в лишнюю пару вожжей для его честолюбия.

Романовский остался при своём мнении, но тон смягчил. Меньше всего ему хотелось испытывать на прочность душевное равновесие близкого человека. В конце концов, это его, начальника штаба, забота – брать на себя улаживание дрязг и одёргивать начальников дивизий, когда те переходят грань дозволенного. Главнокомандующего никакая грязь касаться не должна.

   – Поживём – увидим, Иван Павлович... Но греха таить нечего: Покровский и Шкуро, как бы хорошо ни воевали, в любой момент способны угостить нас таким сюрпризом, что будь здоров... На них мы до конца положиться не можем. А Врангель, даст Бог, возьмёт в руки кубанскую конницу. Не только части, но и начальников.

   – Будем надеяться.

Оторвавшись от сводок, Романовский ободряюще улыбнулся Деникину. Кому, как не ему, понятны тревоги главкома. Полгода висит над армией дамоклов меч: угроза альянса Скоропадского, Краснова и Быча, направленного не только против большевиков, но и против них. Теперь судьба этот меч отводит: уйдут немцы, союзники или приберут к рукам, или вовсе уберут Скоропадского и Краснова, исчезнет угроза отрыва Украины и Дона от России. Но кубанская заноза засела слишком глубоко, и вытащить будет не так-то просто. Да тут ещё проходимец Покровский в лекари напрашивается...

   – Может быть, следовало, Иван Павлович... прямо сказать Врангелю, что именно Покровский предложил мне перевешать Раду?

   – Да нет... Незачем ему знать лишнее.