Текст книги "Я вернусь (СИ)"

Автор книги: Сергей Тягунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

Глава пятая. Тиберий

Ледяная пустыня

Линумное покрывало, отлично защищавшее вход переносного домика от снегопада, наощупь было шершавым и холодным. Тиберий старался смотреть вдаль и ни о чем не думать, но мысли надоедливо крутились вокруг этого чувства. Шершаво. Противно. Словно трогаешь мертвую человеческую плоть. Нестерпимо хотелось повернуться и в тысячный раз оглядеть девушек и друга Немерия. «Будет только хуже. Просто смотри на дагула. Сосредоточься на деталях».

Чешуя павшего бога переливалась фиолетовым, синим и зеленым цветами, даже несмотря на снегопад. Огромная треугольная пасть была широко раззявлена, явив миру загнутые острые зубы. Стеклянные глаза с черными, как навсегда погасший жар-камень, зрачками невидяще уставились на ущелье. Но больше всего в уныние приводили гигантские кожистые крылья, зияющие дырами. На павшего ящера было больно смотреть.

Тиберий закашлялся, подставив кулак ко рту, затем сплюнул. Пот струился градом, хотя он стоял в одной грубой рубахе и тонких штанах. Дыхание с тяжелым свистом вырывалось из груди. Треклятые ноги дрожали, как у старика, пришлось сесть.

«Не оборачивайся! Ну же!»

В вое ветра Тиберий различал тихие, вкрадчивые шепотки: мужские и женские голоса требовали о чем-то, молили, рыдали, возмущались, просили… Слов, конечно, не получалось разобрать, однако постоянно казалось, что вот-вот – и смысл озарит сознание.

А снег всё сыпал и сыпал, скрыв в этой белой круговерти далекие, безумно прекрасные звезды. И хотя их свет не мог добраться до людей, Тиберий знал, что шепот принадлежит им.

Если зажмуриться и попытаться ни о чем не думать, перед мысленным взором начнут мелькать видения. Охватившая ли всю экспедицию болезнь была тому причиной? Или же павший ящер излучал странные, фантасмагоричные картины? Неизвестно.

«Не смотри назад, старый дурак».

Тиберий вцепился в шершавое линумное покрывало двумя руками и – о боги! – ему удалось ощутить прилив чужого мира. Пропитавший переносной домик запах пота сменился чарующим ароматом рогерсов. И на грани слышимости раздался пронзительный вой детеныша дагена, зовущего мать-самку. Тиберий понимал, что он находится в ледяной пустыне, что всё ему только кажется, что болезнь стремительно прогрессирует. Прошло два анимама, а он с палангаями так и не добрался до дагула Сира! Треклятый жар свалил практически всех.

«Не оборачивайся».

В этот раз Тиберий не выдержал, отпустил покрывало и повернулся. Друг кудбирион, раскрасневшийся и усталый, сидел на коленях перед едва стонущей предательницей Авлой. Хмурясь, водил смоченной в воде тряпкой по её лбу. Кретика, жена великана Септима, лежала рядом с мужем. Оба казались мертвыми. Чуть поодаль от них мучились от жара две девушки, имен которых Тиберий так и не знал.

«Зато их не изнасиловали».

Мысль не принесла покоя.

В центре домика чадил слабый огонек пламени в глубокой бронзовой тарелке, наполненной горючим маслом. Чудилось, что вот-вот – и он погаснет. Ввергнет в кромешную темноту, из которой не будет выхода.

И даже звезды потухнут…

«Не сходи с ума».

Скрючившись в очередном приступе кашля, он больше всего на свете захотел увидеть своих детей. Предчувствие подсказывало: вряд ли удастся вернуться домой. Если сил не хватало доковылять до бога, то что говорить о дальней дороге до Венерандума? Впрочем, он дал себе зарок: завтра – да! Именно завтра! И ничто его не остановит! – возьмет с собой самых крепких палангаев и дойдет до конца! Пусть лишится чувств в двух шагах от ящера! Пусть грохнется мордой в сугроб! Наплевать. Необходимо понять, что же случилось с Великим Сиром.

Тиберий дополз до друга, прислонился спиной о костяной столб. Казалось, пришлось преодолеть расстояние в тысячи эмиолиусов.

– Ты похож на мертвеца, – сказал кудбирион, по-прежнему ухаживая за Авлой. – Может, приляжешь?

– Сам-то как?

– Бывало и лучше. – Его голос был хриплым.

– Надо проверить остальных палангаев, – сказал Тиберий. – Что-то ничего не слышно. Словно сдохли все.

– Возможно, так оно и случилось.

Кудбирион бросил тряпку в таз, до краев наполненной мутной солёной водой.

– Что, действительно никто не сидит у костра? – спросил он.

– Сам посмотри.

В ушах по-прежнему что-то звучало, шептало, будто призраки говорили сами с собою. Однако этот шепот был едва слышен.

– Позже, – сказал Немерий.

– Авле стало лучше?

Глаза Тиберий не отрывались от пылавшего больным румянцем лица девушки. Её глаза были закрыты; красиво вырезанные ноздри нервно подрагивали.

– Вся горит, – сказал Немерий. – Как думаешь: лекарь знает, что же нас всех подкосило?

«Надеюсь, не белая смерть».

Но вместо этого Тиберий произнес:

– Вряд ли. Зачем ему скрывать? Нет смысла.

– Лекарства бы сейчас не помешали…

Кудбирион лег на шкуры рядом с Авлой, громко зевнул и подложил под голову сложенное одеяло вместо подушки. Серая роба полностью почернела от пота – хоть выжимай.

– Завтра мы должны добраться до дагула, – безжизненно сказал Тиберий. Каждое слово приходилось из себя выталкивать. – И так уже потеряли два анимама. Эх! А ведь планировали выступить в тот же момент, когда увидели Сира! Боги!

Кретика нервно дернулась во сне.

– Я вряд ли сделаю и шаг, – признался Немерий и закрыл глаза, тяжело дыша.

– Мы должны!

– Эти голоса в голове… От них словно сходишь с ума. Жужжат, пищат! Кажется: сейчас, если сосредоточишься, уловишь смысл, но… но…

Кудбирион открыл глаза. Они были красными от полопавшихся сосудов.

– Мы должны, – повторил Тиберий и вытер тыльной стороной ладони пот со лба. Мучительно тянуло в сон.

– Может, убьём друг друга? Пока всё спят, перережем глотки, а затем…

– Нет, – твердо сказал Тиберий. – Так могут поступить только трусы.

От очередного сильного порыва ветра по шкурам, настеленных на костяной каркас, прошла легкая рябь.

– Я так больше не могу, – заявил Немерий. – Признайся: мы проиграли. Не добрались. Это место проклято!

Потянуло холодом, Тиберий повернул голову. В переносной домик вошел демортиуус. Выглядел он измученным и печальным. Под глазами чернели большие круги; щеки ввалились; в уголках губ выскочили красные язвочки. Черный плащ на слуге старейшин висел как на вешалке, длинные ремни волочились по земле. Но даже в таком виде он выглядел грозно, готовый в любой момент превратиться в оружие смерти. Эта скрытая сила ощущалась так же отчетливо, как запах больного чумой.

Стряхнув снег рукой в варежке и осмотрев переносной домик, демортиуус едва склонил голову перед Тиберием и сказал:

– Король бессмертен. – Его голос не выражал ни единой эмоции.

– Что случилось? – спросил королевский прокуратор в предчувствии плохих вестей.

– Старейшина Актеоун хочет вас видеть, господин. Это срочно. Он попросил помочь мне довести вас.

«Он смеется? Я и двух шагов не могу сделать». Подумалось, что, видимо, старый дурак хочет опозорить его: палангаи, увидев в каком плачевном состоянии их командир, тут же начнут слушать служителя дагулов. Тиберий отогнал эту мысль как идиотскую.

«Я должен отказаться…»

Немерий уже спал, тихонько посапывая. В бисеринках пота на лице отражался свет пламени.

– Господин, – без эмоций сказал демортиуус.

– Посмотри на меня. Я устал, приходи позже. Сейчас я больше всего желаю выпить кружку холодной воды и лечь спать. Может через потестатем я окрепну и…

– Это очень важно, – перебил воин старейшин. – Господин, меня послали, чтобы я помог вам дойти до палатки.

– Я прекрасно тебя слышу! Но я не мальчик на побегушках у Актеоуна! Можешь ему это и передать.

Закипая от злости, Тиберий схватил глинную кружку и запустил в демортиууса. Хмурясь, тот даже не сдвинулся с места. Кружка ударилась о шкуру и беззвучно плюхнулась на одеяла.

– Боюсь, я должен объяснить. – Голос воина дрогнул.

«Да что он о себе возомнил?!»

– Убирайся!

– Я не могу, господин.

Тяжело дыша, Тиберий бросил взор на больных. Боялся своими криками всех разбудить, но те продолжали крепко спать. Лишь кудбирион, скривившись, повернулся на другой бок.

– Времени очень мало, господин. Старейшина Актеоун скоро умрет. Думал, вы поняли…

«Что? Да он в своем уме?»

– Я не…

В замешательстве Тиберий принялся шарить руками вокруг себя, пытаясь найти валяющийся плащ.

– Хорошо, – сказал он, не веря в услышанное. – Мне нужно только одеться, чтобы… Я не могу явиться в таком виде…

– Старейшине всё равно.

– Всё так плохо?

Демортиуус не ответил.

Наконец нащупав в сумраке плащ, Тиберий поднялся, доковылял до воина, натянул сапоги и сказал:

– Мы должны зайти к лекарю. Вероятно, Актеоун что-то напутал… Он… он не может сейчас умереть!

«С чего ты вдруг так решил?» – спросил подленький внутренний голосок.

– У меня были приказания привести только вас, прокуратор.

Снегопад не прекращался. Противные белые хлопья так и норовили попасть в рот. К тому же приходилось опираться на плечо демортиууса, так как ноги по колено проваливались в снег.

Кроме несчастного Тиберия и воина старейшин на улице никого не было. Из переносных домиков не доносилось ни звука. Казалось, все члены экспедиции мертвы и навечно погребены здесь. Абсолютная тишина давила на нервы. Нестерпимо хотелось развернуться назад…

– Мы на месте, господин, – сказал демортиуус и распахнул полог домика. В сумраке угадывались фигуры других черных плащей.

«Надеюсь, разговор будет коротким.»

Но Тиберий сам в это не верил. Он, согнувшись, вошел в жилище и из-за накатившей слабости едва не распластался на шкурах. Лишь в самых последний момент удалось ухватиться за костяной столб.

Не спрашивая разрешения, он плюхнулся на ближайшую подушку, положил руку на грудь, пытаясь унять бешено бьющееся сердце. В ноздри шибануло запахами пота и грязной одежды. На двух треножниках, поставленных в центре домика, чадили огоньки. По обе стороны от них, скрестив ноги, сидели демортиуусы. В дальней части жилища, укутавшись в шкуры с головы до ног, ютился старейшина. Лицо его приобрело желто-зеленый оттенок, губы перекосило в вечной страшной ухмылке, а нос заострился.

«Это не он».

Глаза Актеоуна ввались вовнутрь, сухая кожа обтянула череп настолько туго, что едва с ужасом удавалось представить, какими же будут кости этого человек.

– Не пугайтесь, – скрипуче заявил старейшина. Каждое его слово хлестало по ушам не хуже хлыста. – Я благодарен, что вы все-таки пришли.

– Вы вызывали лекаря? – спросил Тиберий.

Облизав сухие губы, Актеоун медленно, словно нехотя, мотнул головой.

– Почему вы этого не сделали?

– Не хочу, чтобы распространилась паника.

– Вы сошли с ума! Мы же все из-за вас умрем. Необходимо было посылать не ко мне, а к врачевателю!

– Помолчите немного, прокуратор. Мне тяжело говорить.

Повисла тишина. Старейшин поплотнее укутался в шкуры. Вся его фигура пряталась в нескончаемых складках одежды. И оттого казалось, что старика сожрал гигантский червь, оставив голову на закуску.

– Можете не беспокоиться, – прохрипел Актеоун. – Ни вы, ни остальные палангаи не больны тем, чем болею я и мои слуги.

– О чем вы? Я не понимаю.

– Белая смерть.

С этими словами старик вытащил из шкур руки. На всех фалангах пальцев, как кольца, торчали костяные наросты.

– Мне осталось жить анимам. Максимум – два. Печально, конечно, но я достаточно пожил. – Голос стал слабее. – Ребята, снимите варежки.

Демортиуусы послушно выполнили приказ Актеоуна. Их руки тоже были поражены белой смертью.

– Все равно нужно обратиться к лекарю! – воскликнул Тиберий.

Старик прыснул со смеху.

– Прокуратор, не будьте дураком! Нам конец. И думаете, это боги решили прибрать наши души к себе? Ошибаетесь! Это Авла! Предательница всеми силами пытается не дать экспедиции добраться до великого дагула.

«Похоже, он еще и тронулся умом».

Тиберий замялся, стоит ли просить воды у демортиуусов, затем, облизнув сухие потрескавшиеся губы, глазами отыскал сосуд, поднялся и налил в глиняную кружку. Но, осознав, что в домике витает зараза, пить не стал. Так и застыл у столика с кружкой в руке.

«До чего же глупо, наверное, выгляжу».

– Боитесь? – съехидничал Актеоун. – Белая смерть передается иным способом. Можете не беспокоиться.

– Почему вы считаете, что болезнь наслала Авла?

– Прямых доказательств у меня нет, конечно, однако кто еще мог это сделать?

– А разве не боги посылают заразу?

Старейшина закашлялся, сплюнул в бронзовую чашу рядом с собой и, укутавшись поплотнее, сказал:

– Я разбираюсь в болезнях, королевский прокуратор. Очень хорошо разбираюсь. И могу с уверенностью заявить, что белая смерть заражает одного или двух человек. Не больше. К тому же демортиуусы не могут заболеть – так уж они устроены. Ну, поняли?

– Считаете, Авла решила устранить вас? Зачем? Какой в этом смысл?

– Чтобы я не смог отдать её в жертву павшему Сиру! Пораскиньте мозгами, прокуратор. Вы умеете это делать, я-то знаю.

Поставив кружку на столик, Тиберий сел на подушку. Пот выедал глаза, мешал сосредоточиться. «Надо возвращаться к себе. Сейчас я бесполезен. К тому же чем могу помочь старому дураку?»

– То есть я должен убить предательницу, так?

– Вам решать, прокуратор, – сказал Актеоун. Ниточка слюны повисла на его подбородке. – Если хотите услышать мой совет, то да, уничтожьте стерву! Иначе будет хуже. А я… мне уже все равно. Я завтра умру, скорее всего. Видите, как пальцы посинели. Там скопилось уже достаточно яда.

Тиберий тяжело вздохнул, вытер потные ладони о линумные штаны. Он всматривался в лицо Актеоуна, пытаясь увидеть хоть каплю сострадания.

Ничего. Полнейший мрак в глазах.

– У вас есть дети, старейшина?

– Был… сын когда-то. Он давным-давно умер. Это дела не касается…

– Еще как касается! – уверенно заявил Тиберий. – Представьте, на месте Авлы вашего сына! А еще Авла беременна! Понимаете? Я не могу убить ни её, ни её ребенка только потому, что вам что-то показалось! Мне жаль вас и демортиуусов, однако совесть мне не позволит лишить жизни ни в чем неповинных.

Актеоун спокойно кивнул, словно и ожидал этих слов от королевского прокуратора.

– Это ваш выбор. И вы тем самым обрекли экспедицию на гибель. Поверьте моим словам.

С трудом поднявшись, Тиберий, шатаясь, демонстративно направился к выходу. «Треклятый напыщенный дурак! Никогда не любил старейшин. Они как прыщи на заднице, да простят мне боги!»

– И все же подумайте над моими словами, – бросил в спину Актеоун.

– Я уже подумал и решил, – буркнул Тиберий, застегивая пуговицы плаща.

– Надеюсь, мы с вами увидимся в царстве Юзона, королевский прокуратор. Я со своими слугами буду ждать вас.

«Иди к червям!»

С этой мыслью Тиберий вышел из переносного домика. Снегопад и не думал прекращаться. Крупные невесомые белые хлопья падали с чернильных небес. Темно, холодно, противно. Так и хотелось прямиком пойти к себе, но прокуратор двинулся в сторону убежищ палангаев. Необходимо было убедиться, что никто больше не подхватил белую смерть. Лекарь бы давно, конечно, забил тревогу, но как говорится: береженного дагулы берегут.

В первом переносном домике солдаты встретили его с хмурыми лицами: те, даже не стесняясь, играли в кости. Но удивительное дело – играли тихо, без азарта. Возможно, пытались не будить спящих товарищей, а, возможно, дело было в болезни и высокой температуре. Проверив руки палангаев, Тиберий заглянул в следующий домик. И картина повторилась с точностью до деталей. Солдаты, укутанные в одеяла. Слабый огонек в железной тарелке. Двенадцатигранные кубики и бронзовые монеты.

Лекарь увязался с Тиберием, но больше мешался под ногами, чем действительно помогал. Жаловался на нехватку снадобий, а затем и вовсе заявил, что лучше бы экспедиции вернуться в Венерандум… Прокуратор слушал его в пол уха, стараясь все внимание уделить солдатам. Оказалось, за эти два анимама никто не умер. Это были отличные новости. Однако из-за высокой температуры слегли практически все палангаи. Четверо были на грани смерти. Лекарь пичкал бедняг лечебными корнями, но они помогали слабо.

«Лучше не думать пока над этим. И без того проблем хватает».

Убедившись, что ни один солдат не заразился белой смертью, Тиберий немного успокоился. Мысли постоянно возвращались к словам старейшины. Авла-предательница наслала на служителей дагулов страшную болезнь. Было ли в этом зерно истины? Вряд ли. Бедняжка еле дышит. Вот уже сколько анимамов из-за жара даже самостоятельно не может сходить справить нужду. Если бы не помощь Немерия, то она бы давно погибла.

«Старик сошел с ума. И точка. Ему уже везде мерещатся враги. А Авла… Она всего лишь слабая несчастная дуреха, которая оказалась, к сожалению, не в том месте».

Тиберий вспомнил, как его рабыня, такая же хрупкая как Авла, высыпала прах Юлии и спрятала в шкатулке длинношеею фигурку единого бога. Кулаки сами собой сжались, пальцы до боли впились в кожу.

Отправив лекаря в палатку Актеоуна, Тиберий пошел к себе. Ветер стих, из рваных краев тяжелых серых облаков выглянула луна. Лицо на морозе потихоньку теряло чувствительность. Прокуратор остановился, чтобы полюбоваться яркими красно-синими звездами. Ему было необходимо хотя бы несколько мгновений побыть наедине. Его так и тянуло посмотреть на павшего дагула, но он усилием воли не давал себе этого сделать. Не пристало таращиться на бога, как на актера.

«Я все еще жив. Я добрался до дагула! Смог, преодолел! И завтра ничто меня не остановит. Пусть болезнь усилится, пусть руки поразит белая смерть – наплевать. Я выполню приказ Владыки».

Полегчало.

Отражавшийся от снега лунный свет болезненно бил по глазам. К тому же Тиберий с удивлением осознал, что все это время шепот в голове никуда не исчез. Он просто перестал обращать на него внимание. Чувствуя, что если будет и дальше стоять и пялиться в небо, рухнет в сугробы, он юркнул в свой переносной домик.

Все, кроме Авлы, спали. Девушка же уставилась в одну точку и, казалось, не заметила появление прокуратора.

– Ты как? – спросил Тиберий, повесив плащ на костяную вешалку.

Тишина в ответ.

– Ты меня слышишь?

Признаться, Авла выглядела скверно. Черные волосы слипались от пота, висели сосульками. На губах был мерзкий белый налет. Щеки впали, хотя скулы торчали остро. Под ногтями – грязь. Но больше всего внимание приковывали пустые серые глаза. Словно некто вынул из девушки душу и оставил лишь пустую оболочку.

Тиберий подтянул свои шкуры к костяному столбу, поддерживающему потолок домика, сел, прислонился к нему спиной и накинул на ноги взятое из дома теплое одеяло. Под рукой оказался закрытый глиняный сосуд. Откупорив крышку, прокуратор принялся с жадностью пить. Вода была отвратительно теплой и соленой. Но лучше уж так, чем и дальше мучиться жаждой.

«Всё, больше с места не сдвинусь. Наконец-то можно лечь спать».

– Долго я пролежала без сознания? – вдруг спросила Авла и посмотрела на Тиберия.

Он вздрогнул от неожиданности и пролил немного воды на грудь.

– Два или три анимама.

– Прости, что напугала.

– Ничего страшного. Просто старческие страхи. Ты и раньше просыпалась, но всегда словно была в другом мире. Как бы тебе объяснить-то… Ты вроде и проснулась, но все же не с нами.

Громко сглотнув, Авла кивнула.

– Я поняла.

– Хочешь воды?

Несмотря на усталость, сковавшее тело, Тиберий встал, поднес графин к губам девушки и, когда та напилась, вернулся на место. Кудбирион мирно посапывал возле него, так и не проснувшись после прихода друга.

– Спасибо, – сказала Авла. – Я… я чувствую себя лучше, правда.

Она озабоченно огляделась, приложила ладонь сначала на лоб Кретики, а затем, едва приподнявшись, – на лоб гиганта Септима. На лице застыл немой вопрос.

– Мы все заболели, не только ты, – ответил Тиберий, разминая пальцами больное колено. – Поэтому так до дагула и не добрались. Но клянусь богами, что завтра я, даже если буду падать от жара, дойду до Сира.

– А куда ты выходил?

Прокуратор пренебрежительно махнул рукой.

– Так, пустяки.

Авла вдруг посерьезнела, склонила голову.

– Ты ведь знаешь, да? – спросила она.

– О чем?

– О том, как я попала в эту экспедицию.

Тиберий тяжело вздохнул, закрыл глаза, решаясь с духом. Черви земли! Да он никогда не чувствовал себя хуже, чем сейчас. Не физически, но морально. Столько ответственности… Когда живешь в Венерандуме, то принимать решения за горожан в Юменте просто. Ты их не видишь, не осознаешь, как же сильно влияешь на их судьбы. В ледяной пустыне всё иначе. Каждая ошибка влечет гибель людей. И ты сполна можешь «налюбоваться» на результат своей работы.

– Знаю, – сказал Тиберий. – Всё знаю, Авла.

– И ты ведь ходил к старейшине… – Девушка замолчала на несколько мгновений, затем продолжила: – и, наверное, вы обсуждали, как же получше преподнести меня дагулу Сиру… Я понимаю…

– Я даю обещание, что ты не умрешь от меча в экспедиции.

– Отравите? Так даже лучше!

– Слушай, я поругался с Актеоуном. И не говори со мной с таким тоном! Я, в конце концов, королевский прокуратор! Почему все об этом постоянно забывают?

Повисла абсолютная тишина. Гигант Септим во сне поправил тыльной стороной ладони повязку на лице, повернулся на другой бок. Авла же уставилась, не моргая, в одну точку перед собой.

– Прости, – начал Тиберий, успокаиваясь. – Просто… столько всего происходит. Я не успеваю должным образом реагировать. Возможно, из-за болезни сорвался на старейшину, но… Не знаю. Похоже, он завтра умрет. И в этом винит тебя. Да-да, тебя. Понимаю, как это звучит странно.

Авла с грустью посмотрела на него.

– Я не могу убить тебя только потому, что ты предательница, – продолжал Тиберий. – Я и так уже много плохого совершил. Я не создан для работы прокуратором. Не создан, понимаешь? Прошлый Безымянный Король… то есть его прошлая физическая оболочка Владыки ошиблась во мне. Я ведь и должен был остаться нищим в Юменте. Ты, наверное, не можешь представить, но я в свое время и воровал, и просил милостыню у астулы старейшин. А потом… потом меня взяли в королевский замок. Это было чудом, понимаешь? Мальчик из самых низов поднялся до вершины. Стал богачом…

Он невесело ухмыльнулся, отпил воды из графина, чтобы смочить пересохшее горло. Пот по-прежнему катился с него градом.

– Сейчас-то я понимаю замысел Доминика… то есть Безымянного Короля. Я ему как мастер своего дела был не нужен. Я воплотил в себе мечту многих бедняков Юменты. Владыка очень хитер, знаешь ли. Возвысив меня, он сам стал ярче и могущественнее в глазах людей. А я? Так и остался капризным ребенком, неспособным решать сложные задачи. Всегда им был! Треклятые боги!

– Но ты ведь добрался до дагула Сира, – прошептала Авла.

– И после перерождения Безымянного Короля, – продолжил Тиберий, не обратив внимание на слова девушки. – Он… он… Да пошло всё к червям! Скажу, как думаю: все это ерунда про душу бога и его перерождения! Брехня! Старейшины выбрали мальчика в качестве нового правителя, и он увидел во мне учителя. Странно, да? Я стал в его глазах мудрецом. Потому-то он и отправил меня к павшему дагулу. А я всего лишь никчемный дурак, думающий только о том, как мои дети сейчас себя чувствуют в Венерандуме…

Авла замотала головой, сказала с жаром:

– Ты хороший человек, Тиберий! Один из немногих, кто заслуживает уважения. Не вини себя.

– Если бы был хорошим, то не взял бы тебя в экспедицию.

– А ты знал, что я… предала веру?

– Нет. Старейшина рассказал мне обо всем лишь тогда, когда мы подходили к ущелью.

– Вот видишь!

Отстегнув с пояса небольшой мешочек, Тиберий запустил в него руку, набрал горсть сухих листьев подземного ореха и бросил в рот. Горечь немного прочистила голову, но из-за жара его по-прежнему шатало. Казалось, пол переносного домика постоянно качался. Лишь усилием воли удавалось не исторгнуть из себя остатки скудного ужина.

– Как ты стала вероотступницей? – спросил прокуратор, жуя сухие листья и запивая водой. – Думаю, ты можешь мне рассказать, пока все спят.

Авла посмотрела на него, в глазах застыла немая мольба.

– У меня двое детей, Тиберий. Мальчик и девочка. Близняшки. И каждому по шесть хакима. И так как с работой в Юменте сейчас плохо, мне пришлось пойти на крайние меры. Я не хотела становиться шлюхой.

– А муж?

– Умер. Еще когда у Ио и Кунория не прорезались зубки. На меня вышел один из вероотступников, предложил хорошие деньги за то, чтобы я стала «кормилицей». Работа простая: приносить время от времени лжепророкам еду и воду, когда они выступали перед народом.

Тиберий нахмурился:

– То есть ты даже не веришь в Единого Бога?

Она замотала головой.

– Нет, не верю. Я еле сводила конца с концами, Тиберий. Мне надо было кормить и одевать детей. Но меня поймали и я… оказалась здесь. Надеюсь, Ио и Кунорий еще живы. Очень на это надеюсь.

Её глаза заблестели влагой, покраснели. Тиберий ощутил еще большую уверенность, что не сможет её убить. И не только потому, что у них было много общего. Авла говорила искренне. А значит, старейшина ошибается. И надо сделать всё возможное, чтобы беременная девушка смогла вернуться домой. «Какой же я дурак! И зачем ввязался во все это?»

Но ответ прост: решения Безымянного Короля не оспариваются. Никогда и ни при каких условиях. Будь ты хоть самым добродетельным и милостивым человеком на свете, однако против слова Владыки не имеешь права вякать!

– Ладно, мне надо отдохнуть, – сказал Тиберий. – Попытаюсь поспать. Глаза уже слипаются… Завтра решим, Авла. Обещаю, что тебя никто не тронет пальцем. По крайней мере, пока я жив.

«Пока жив…».