Текст книги "Я вернусь (СИ)"

Автор книги: Сергей Тягунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

Глава пятнадцатая. Гектор

Тьма. Тяжесть со всех сторон. Челюсти сжаты. Не мной. Трудно дышать. Трудно думать (а надо?). Кап-кап. В уши льется что-то холодное и противное, словно тысячи иголочек впиваются в барабанную перепонку. Спасите! Спасите! Я здесь (где?). Чернота взрывается яркими искрами, от которых теряю сознание (прихожу в сознание).

Грудь горит. Ноги горят. Руки горят. Боги, как больно! Я лежу в огне. В черном огне. Что-то хрустит… Это мой позвоночник. Какой странный звук, словно кирка стучит о мрамор. Никогда бы не подумал. На миг мысли исчезают, растворяются в хаосе. А затем вижу красный цветок. Красная боль. Поглощает меня, сжевывает и выплевывает на лед.

Друзья спасут (нет, не спасут). Помощь придет. Тяжело думать (не думай). Пытаюсь слиться с окружающим пространством (с красной болью). Не получается. Становится только хуже. Намного хуже. Взываю к тому, кто разговаривал со мной. Давным-давно. У костра. Взываю к человеку, обмазанному пеплом (не человеку). Освободи от красной боли! Умоляю, мысленно умоляю. Рот не открыть, челюсти раздроблены, зубы впились в глотку, мешают дышать. Всё заживает. Опять. Треск, хруст.

Красный треск, красная боль. Как получилось, что я оказался здесь? В алой тьме. Без друзей. В тишине, нарушаемой лишь хрустом собственных костей. Треклятый придурок! Не надо было лезть (куда?). Не помню (на поверхность). Хочется скинуть мысли, как грязную одежду. Не получается. Что-то огромное и острое впивается в затылок, сдирает кожу и проламывает череп. Я держусь, не кричу, не вою (не могу).

Красный цветок меняет цвет. На фиолетовый. Меня захлестывает фиолетовая боль. Как долго это будет продолжаться? Вечность (больше). Не найти себя, не вспомнить кем был до… До стирающей разум боли. Вижу картинки (вживую?). Девушка с черными волосами. Красивая, чарующая, потрясающая. Она мило улыбается мне и прыгает на плечи. Помню её имя (Антиклея). Странно. Тоска в груди. Фиолетовая тоска. Ноздри улавливают (ничего они не улавливают, дурень) знакомые запахи. Свежий хлеб. Выстиранная рубашка. Женский пот. Я хочу туда, к тем запахам и к той девушке. Я? А боль? Куда деть боль?

Пожалуйста, хватит! Видения исчезают в водовороте красного и фиолетового. В водовороте страданий. Ха-ха. Мне смешно. И тяжело. Воздуха бы. Все меркнет (взрывается). Я исчезаю и возрождаюсь вновь. Я могу. Умею. Вспоминаю новый цвет (синий). Красный, фиолетовый, синий – вот цвета моей жизни. Почему? Нет ответа. Мечтаю о тьме, жажду её, вожделею. Спасите меня!

Догадка пронзает мозг ржавым гвоздем (рядом друзья). Им так же плохо (мне хуже). Они тоже страдают (не так, как я). Их имена не помню (забудь, ничтожество, забудь их имена). Но это и неважно. Потому что не избавиться ни от красных страданий, ни от фиолетовых страданий, ни от синих страданий (слабак-слабак-слабак). Друзья пошли со мной (куда?). Полезли наверх (к звездам). Были рады (счастливы). Верили в меня (больше уже не верят). Я здесь! Поплакать бы. Но слез нет. Как и глаз. Ничего нет кроме красно-сине-фиолетового пространства. Пространства боли.

Я не умру. Не сдамся. Слышу что-то. Гул? (Кажется.) Ребра трещат, ломаются, пронзают кожу. Пронзают сердце. Миг освобождения (Да!). И вновь я тут. Ощущаю, слышу, чувствую (не дышу). Теперь вечность вынужден подыхать. Мой удел. Моя судьба. Верно сказано, малыш (в самую точку). Как меня зовут? Должен вспомнить… Нет, не могу (как-то просто).

Красная боль, фиолетовая обреченность и синее страдание. Вдруг ощущаю (кажется?), как становится немного легче дышать. Да, точно. Вижу перед собой светящуюся змею, стремительно ползет ко мне, прыгает на грудь. В рот вливается вода, в нос вливается вода. Нечем дышать (сплевываю).

Яркая вспышка.

Больно (уже меньше). Синий лед, сдавливающий голову, исчезает, и лучи света больно бьют в глаза (у меня есть глаза?). Вижу перед собой девушку (не ту с черными волосами, не Антиклею). Она что-то радостно говорит, глупая, не понимает, что не слышу (теперь слышу).

– Я думала, никогда тебя не найду! Гектор! Как ты? Сейчас тебя освобожу, подожди немножко.

Её ладони ложатся на лицо. Так приятно (я вспомнил свое имя – Гектор). Но тоска никуда не уходит. У меня ничего не получилось.

Хруст.

Глава шестнадцатая. Шифра

Пятьдесят хакима спустя

Боль боли рознь. Даже если вгонять иголку в одно и то же место на пальце. Даже если каждый анимам истязаешь себя до потери сознания. Боль – индивидуальна как человек. Не бывает одинаковых лиц, это аксиома. У каждого индивидуума свои привычки, пристрастия; каждый любит и ненавидит по-разному… Люди как шрамы. Стоп. Совсем наоборот: шрамы как люди. Всегда есть какая-нибудь особенность: неровный зигзаг зажившей кожи, красное пятно, выделяющееся так же, как звезды в ночном небе. Шифра улыбнулась, провела кончиком лезвия по тыльной стороне ладони, по телу пробежала легкая, сладостная дрожь.

Боль – жизненная необходимость. Лекарство не только от безмерной тоски и одиночества, но и от бессмысленности существования. Тем-то люди и отличаются от животных, что обожают убивать себе подобных, блаженствуют от своих и чужих страданий… хоть и не признаются в этом. Боль – особый наркотик, который возвращает чувство времени. В двадцать хакима тебе не составляет труда запомнить, какой сегодня анимам. Каждое мгновение уникально. Твой череп еще не переполнен воспоминаниями, как гной в воспаленной ране. Но, перемахнув через сотню хакима, ощущаешь себя иначе. В мире уже не существует ничего удивительного, что засядет в сознании намертво. С ужасом понимаешь одну простую вещь: ты больше не контролируешь время. Нет, не так. Не контролируешь Время. Для тебя анимамы и менсе сливаются в один бесконечный тягостный миг. И самое страшное: начинаешь всё забывать. Когда в последний раз ела? Давно ли общалась с тем парнем, имя которого уже запамятовала…. Хоть и прожила с ним всю жизнь.

Будучи загнанным в клетку ты ищешь способы вернуть чувство времени. И тогда настает черед нарушить табу. Тут-то и начинаются прозрения. Например, что без боли невозможно существовать. Чем она сильнее, тем ярче воспоминания! Шифра тихонько засмеялась. Воспоминания, такие теплые и сладкие, вынырнули из тьмы сознания. Вот она хватается за костяной топор и сносит голову седовласой Эроде. Просто так. Из желания навсегда запечатлеть боль одноглазого Кора. Вот её хватает за плечи гигант Коммититур и засовывает в печь. Мгновение – и огонь расплавляет кожу на лице. Крики, борьба. Боль. Вот она понимает, что может наносить сама себе увечья. Достает нож, перекатывает в руках, любуясь блеском металла на лезвии. А затем, не раздумывая, всаживает в колено.

Боль.

Хихикая и усаживаясь поудобнее, Шифра рассматривает собственное тело. Из плеч торчат несколько десятков игл; на груди красуется длинная рваная рана, оставленная наконечником копья; бедра изрезаны до мяса; кожа на руках превратилась в лохмотья. Кровь – теплая, блаженная кровь! – стекает из многочисленных ран на горячий песок.

Шифра наслаждается страданиями, как пьянчуга бесплатным вином. Именно боль позволила не сойти с ума. Из группы этим могла похвастаться лишь она одна. Треклятые идиоты щадили себя, боялись причинять друг другу боль, находили иные способы не лишиться рассудка. Совокуплялись во всех немыслимых позах. Двое мужчин и одна девушка. Две девушки и один мужчина. Трах всей группой.

Как же скучно! Неудивительно, что люди потеряли связь с реальностью. Боль куда эффективнее. И надежнее.

Лезвие ножа распороло кожу на запястье, потекла кровь. Крупные алые капли срывались на камни с тихим звуком. Плюм, плюм!

Широко улыбаясь, Шифра огляделась. Чувство реальности вернулось к ней с такой силой, что закружилась голова. Тоска утихла, позволив воспринимать действительность со страшной отчетливостью.

Дом умирал. В стенах хижины вожака зияли огромные дыры, обвалилась крыша. Печи превратились в кучи битого кирпича. Грязные спальные мешки валялись по всей пещере. Стена, на которой Гектор некогда выбил слова бога, была испачкана в чем-то коричневом. Тяжелые запахи давно немытых тел, крови и мужского семени носились по Дому, отчего к горлу подкатывал горький ком.

Недалеко от Шифры сидели на коленях Пилос и Коммититур. Оба перепачкались в грязи и походили на червивых: бледные лица, красные глаза и распухшие кровоточащие десны. Гигант и девушка о чем-то громко спорили до хрипоты, не обращая внимания на окружающий их беспорядок. Шифра прислушалась.

– Где мои блескучки? – плаксиво, как ребенок, спрашивал Коммититур, чуть не плача. – Куда ты дела мои блескучки? Я оставил их здесь, а их нет! Ты украла! Верни, верни мои блескучки!

– Я ничего не трогала, – едва слышно ответила Пилос, вынырнув из забытья. – Мне нет дела до твоих блескучек, когда пропал Сион. Ты случайно не видел его?

«Сион? Кто или что это?» – подумала Шифра. Вдруг вспомнила, что уже не первый раз слышит это имя от нее.

– Верни мои блескучки! Ты врешь, врешь!

– Сион, наверное, уже ушел, – сказала Пилос, не обращая внимания на возгласы и слезы великана. – Далеко ли? Не знаю. Мне надо догнать…

– Ты, глупая, съела блескучки! Отдай, пожалуйста! – заплакал Коммититур. Он закрыл лицо ладонями, из могучей груди вырвался сдавленный стон. – Верни, воровка! Без них Коммититуру будет плохо. Без них нет жизни Коммититуру!

Из-под пальцев выкатывались слезы, повисали на подбородке крохотными яркими алмазами.

– Я должна найти Сиона, – сказала Пилос, резко вскочила и направилась к склону.

Тяжело вздохнув, Шифра сосредоточилась на боли, обволакивающей тело как теплое одеяло.

«Группа сошла с ума. Рано или поздно даже боль перестанет действовать. И что тогда? Буду плакать, как Коммититур, который не может найти «блескучки»? Или же буду гоняться за невидимыми друзьями, словно Пилос? Боги, дайте мне сил».

С этими мыслями Шифра всадила нож под нижнее ребро, согнулась от страданий. Рана пульсировала болью, сердце стучало часто и сильно. Хотелось заплакать, закричать! Но, сжав челюсти, Шифра лишь раздвинула губы в широкой, жестокой усмешке.

«Сейчас всё пройдет. Главное – не вытаскивать нож».

– Где мои блескучки? – все снова и снова спрашивал Коммититур, пялясь на грязные руки. – Где они? Где? Кто видел? Отдайте их… Мои блескучки…

«Заткнись, урод», – мысленно попросила она. Когда боль под ребром притупилась, засунула дрожащую руку в мешок, вытащила еще три ножа. На лбу повисли крупные капли пота. Тяжело дыша, Шифра разложила возле себя орудия и легла в лужу крови. По крайней мере, запомнит сегодняшний анимам. И, возможно, останется в трезвом уме чуть дольше, чем остальные.

Тоска накатила новой, удушающей волной и смяла, погружая в хаос мыслей. Все воспоминания, накопленные за сто пятьдесят хакима, одновременно опалили возбужденный мозг. Но Шифра была готова к подобному и позволила душевной боли разлиться в ней.

Спустя несколько долгих мгновений, она, перепачканная в собственной крови, возилась уже с новыми ножами, ища место, куда бы вонзить лезвия.

– Где мои блескучки? – вопрошал гигант, растирая слезы по неумытой роже.

«Надо найти другое место. Этот придурок меня злит».

Стиснув челюсти, Шифра быстро кинула оружие обратно в мешок, поднялась, борясь со слабостью, и маленькими неуверенными шажками направилась подальше от Коммититура. Дыхание со свистом вырывалось из груди, колени дрожали, приходилось держаться за стену, чтобы не упасть.

В Доме полыхал лишь один жар-камень в центре каменного круга, отчего большая часть пещеры скрывалась в сумраке. Не было видно даже треклятых сталактитов. «Можно закрыть глаза, – подумала Шифра, – и представить, что нахожусь на поверхности. Дует прохладный ветерок, остужает кожу… Для убедительности не хватает лишь звезд и луны». Она глупо захихикала, подавилась слюной и согнулась от кашля. Вдруг в нескольких локтях от нее раздался странный звук. Бросив взгляд во тьму, Шифра разглядела стонущих в грязи людей и испытала нечто вроде шока. Увидела людей! От осознания, что на краткий миг она забыла, что в пещере находится кто-то еще, по телу пробежал озноб.

«С каждым анимамом все хуже и хуже. Мне необходимо бороться! Но как?»

Человеческая масса копошилась под её ногами, тянула многочисленные руки. Рты открывались в беззвучных криках, из них то и дело высовывались склизкие отростки, отдаленно напоминающие языки. В тусклых и безжизненных глазах отражалось сильнейшее страдание. Люди словно просили лишить их жизни, разорвать грудную клетку и вонзить металл в бьющееся сердце.

Шифра напрягла память, вглядываясь в лица таких знакомых чужаков. Она прижалась к стене, ощущая целую гамму чувств – ужас, отчаяние, понимание тщетности борьбы. На нее смотрели не люди, а живые мертвецы. Она узнала ближайшего к ней парня – неестественно худого, со спокойным лицом и впалыми щеками. Теш. Его так зовут. Даже сейчас, когда от него осталась лишь пустая физическая оболочка, он выглядел красиво. Наверное, из-за густых, мягких волос, каким-то чудом не превратившихся в грязные сосульки.

Шифра заплакала, опустилась на колени. Человеческая масса звала, человеческая масса умоляла разделить с ней боль существования. На миг захотелось поддаться этим тусклым, безжизненным взорам и присоединиться к оргии мертвецов, но что-то внутри неё противилось, не давало решиться на отчаянный поступок.

Время не пришло.

Еще есть силы, чтобы бороться.

Шмыгнув носом, Шифра заковыляла к разрушенной мастерской, прижимая к груди мешок с ножами и обходя людей. За ней на серых камнях оставались кровавые следы, в сумраке казавшиеся черными, как смола. Сандалии она давно потеряла. Впрочем, в нынешнем состоянии обувь ни к чему.

Некогда красивая мастерская превратилась в немое напоминание о былом величии группы: на закопченных стенах зияли дыры, крыша обвалилась, у порога валялись сломанные инструменты. Идеальное укрытие. С трудом обойдя огромную кучу глины, Шифра нырнула в круглое отверстие в стене и замерла.

На полу сидел кучерявый незнакомец и водил мелом по валуну. Лицо его было безмятежным. Через каждые несколько перкутов он самодовольным тоном изрекал какую-то непонятную ерунду, улыбался и продолжал рисовать круги.

«Я знаю его? Похоже. Вот только не могу вспомнить имени…»

Память в этот раз не подвела. Кучерявого звали Терифом. Давным-давно парень выделялся невероятным умом и инженерными способностями. Именно благодаря ему удалось добыть глину на…

… Поверхности.

Нет, не на поверхности. В расщелине. Да, точно! На вершине расщелины.

– Привет! – решила поздороваться Шифра.

Кучерявый бросил на неё безумный взгляд, кивнул.

– Привет, – быстро ответил он и скривился, словно укусил кислый плод. – Ты плохо выглядишь.

Она опустила голову, осматривая себя. Под нижним ребром торчала рукоять ножа. Захотелось тут же протиснуть лезвие глубже, до самого сердца. У ног скопилась лужа крови.

– Прости, – ответила Шифра после недолгой заминки. – Чем ты… занимаешься?

Вопрос прозвучал глупо.

– Экспериментирую.

– Над чем?

– Не могу сказать. Ты не поймешь.

– Почему?

– Не знаю.

Рядом с ним слабо танцевало пламя жар-камня, даря трепетный оранжевый свет.

– Я хочу знать, – сказала Шифра, нахмурившись. Ей не нравилось, как разговаривал кучерявый. Словно скрывал что-то очень важное.

– Хорошо, – на удивление легко сдался Териф. Он принялся водить указательным пальцем по нарисованному кругу. – Я понял, что если смешать глину, воду и кости тварей из земли, то можно долететь до небес. Но для этого мне надо нарисовать круг и прочесть заклинание. А заклинания я не знаю. Но, думаю, скоро узнаю. Да, узнаю. Ты знаешь?

Шифра отрицательно замотала головой, обдумывая слова кучерявого. В тесном, заваленном обломками кирпичей пространстве домика было неуютно, отчего мысли еще больше путались.

«Я схожу с ума!»

– Сначала я нарисовал круг, – объяснил Териф. – Круг должен быть идеальным, понимаешь? Круглым. Ровным. У меня долго не получалось – не хватало нужных инструментов. Но я справился. Просто нарисовал много кругов на одном. Получился ровный идеальный круг. Теперь должен вспомнить слова, которые вознесут меня. – Он запустил руку в длинную свалявшуюся бороду. – Вознесут, понимаешь?

– Не совсем, – честно ответила Шифра.

– Потому что ты… – Териф задумался. – Ты… не человек. Я понял!

– Почему так считаешь?

«Я должна найти уединенное место. Где смогу всё вспомнить».

– Твои глаза светятся неправильно, – сказал Териф. – Поэтому ты сама не замечаешь. Я вижу черный блеск. А ты не видишь. Затем нарисовал круг. Ровный, хороший круг. Для вознесения – то, что надо. Но я забыл слова. Ты могла бы напомнить, но ты истекаешь кровью. Скоро умрешь.

– Я не умру… – Она помедлила, словно собираясь с мыслями. – Мы же все бессмертные. Ты… забыл?

– Забыл, да, правильное слово, – закивал Териф. – Забыл-забыл-забыл. Забыл слова для идеального ровного круга. Но вспомню. Рано или поздно. Наверное, поздно. Вчера – или сегодня? – снился сон, в котором рисовал. Рисовал не круг. Что-то более важное. Наверное, блок. Он ведь тоже круглый!

Шифра пожала плечами, улыбнулась:

– Ты сошел с ума! Такой же сумасшедший, как остальные. Я не сразу поняла.

– Я здоров! – неожиданно взорвался Териф, вскочил. – Здоров! Мне нужно лишь вспомнить круглые слова. Для вознесения! Я видел звезды. Они как слезы. Я хочу высосать слезы! Надо больше спать, да-да-да. Сон полезен для головы, я помню! Я это помню!

– Успокойся.

– Не приказывай мне! – закричал кучерявый от гнева. Лицо исказилось свирепой гримасой, сделалось некрасивым. – Я свободен! Свободен! А в тебе не хватает круглости. Твои глаза горят чернотой! Уходи!

Пожав плечами, Шифра нырнула в ближайшую круглую дыру и, насколько позволяло её состояние, побрела в дальний угол пещеры. Мысли носились в черепе, как вспугнутый рой хунфусе, взгляд не мог сфокусироваться на ближайших предметах. К тому же при каждом неосторожном шаге икры взрывались болью. Не в силах больше двигаться Шифра скатилась по стене и положила на колени мешок.

Всё. Здесь её никто не найдет и можно спокойно заниматься делом. Тяжело дыша, она вытащила ножи и тут же вонзила каждый в живот с левой и правой сторон. Кровь брызнула из ран, потекла по камням. На Шифру пахнуло холодом смерти, желудок скрутило от невыносимых мучений. Сердце стучало нечасто и слабо. Но она не тешила себя иллюзиями. После стольких увечий, что себе нанесла, тело приобрело новые способности: раны затягивались прямо на глазах, кровь мгновенно сворачивалась. Даже если проткнуть сердце, смерть не заберет её.

Часто-часто дыша, Шифра схватилась за рукояти и принялась крутить ими. В мозгу взорвалась боль.

«Давай же, дура! Вспоминай!»

На неё обрушился шквал пережитых чувств и неясных гнетущих мыслей. Она заорала, не в силах справиться с собственной памятью.

…Холодная злая тьма, через которую приходится прорываться… Желание отдаться любому, кто поможет справиться с голодом и жаждой… Радость, что её и остальных ведет кто-то сильный… Гектор… Резкое вспыхнувшее пламя во тьме… Просторная пещера, в которой тепло и уютно… Вкус мяса дагена, пожаренного на костре… Бесконечные тренировки…

Стоп.

Шифра схватилась за первое попавшееся воспоминание, выхватила из глубины сознания и сосредоточилась на нем. Она стоит в узком переходе, сжимает копье. Страх затмевает прочие переживания. Впереди неё возвышается могучий Гектор. Он повернулся к ней спиной и разговаривает с кучерявым незнакомцем – с Терифом! Ей хочется убежать, спрятаться, скрыться или закопаться поглубже. Чтобы её не достали. Чтобы не мучили.

Стоп.

Больше подробностей. Что на ней надето? Стиснув виски, Шифра вспомнила. На ней – легкая линумная накидка. Какого цвета? Черного! Нет, серого. На ногах – легкие растоптанные сандалии. Обувь для битвы неудобная, но другой нет. Всяко лучше, чем стоять босиком и чувствовать стопой каждый камешек!

«Соображай, дура! Быстрее! Не дай воспоминанию ускользнуть!»

Грязь под ногтями? У нее есть грязь под ногтями? Вроде нет. Волосы длинные, не такие как сейчас. Касаются лопаток. С ними много возни: приходится каждый анимам мыть их. Какого цвета волосы? Иссиня-черного, как смола, пышные, красивые. Пилос и сутулая Хуфра завидуют.

Стоп.

«Не могу! Мне бо-о-ольно! Хватит!»

Картинка неясная. Не хватает деталей. Пахнет потом. За спиной Гектора виднеются другие члены группы. Душно, неуютно, страшно. Она замерла, голова кружится, виски сжимает невидимый обруч. Скоро твари начнут атаку. Как они выглядят?

«Нет, не хочу!»

Усталость наваливается тяжелым неподъемным валуном. Перед мысленным взором возникает образ чудовища: руки-спицы, ноги-спицы, неестественно бледная кожа, широкие ладони-ковши. Но пугает огромный горб с множеством волдырей, в которых плавают…

«Всё! Я всё вспомнила!»

Больше деталей. Желтые зубы ли у Гектора? Пил ли Териф накануне воду? А что ела в тот анимам группа? Сколько было чудовищ? И как их прогнали? Есть ли грязь под ногтями вожака? А у Терифа? Сколько костей в человеческом теле? Сколько трещин на стенах? На что они похожи? А свет? Как он ложится на плечи Гектора?

Хватит!

Трудно быть старухой в теле юной девушки.

* * *

Пламя то металось из стороны в сторону, то вдруг жалось к раскаленному жар-камню. В кормовой пещере было жарко, но не так сильно, как Дома. Шифра улыбнулась, села рядом с Гектором и обняла его.

– Привет! Не скучаешь тут?

Он не ответил, лишь украдкой бросил на нее сердитый взгляд.

– Ума не приложу, как ты здесь живешь. Хоть бы изредка выходил к группе. Понимаю, что не хочешь жить в этом беспорядке, но ты же вожак! Главарь! Если бы люди тебя увидели, то, возможно, воспрянули бы духом. А это сейчас очень важно… – неловко закончила Шифра. – Ладно, больная тема, я понимаю.

С этими словами она положила рядом с ним глиняный горшочек и открыла крышку. Остро запахло жареным мясом, листьями рогерса. Гектор вместо того, чтобы вцепиться в еду, схватил ее за кисть и принялся рассматривать.

– Отпусти, мне больно!

Он хмыкнул, притянул её ладонь поближе к пламени. Шифре на миг показалось, что сейчас бывший вожак сделает ей еще чего похуже, но тот лишь покачал головой, отпустил. Затем подцепил указательным и большим пальцами кусочек мяса, кинул в рот.

«Ему надо рассказать».

– Да, я сегодня опять возилась с ножами, – призналась Шифра. – Но ты лучше меня знаешь, что без боли мой разум потухнет. А я не хочу быть… как остальные. Сегодня слушала разговор между Коммититуром и Пилос. Представь себе, они спорили о каких-то «блескучках» и Сионах. Совсем с ума сошли.

Гектор не сводил взгляд с костра, тщательно пережевывая мясо. Казалось, он о чем-то думает. Но на самом деле это иллюзия. Уж Шифра могла понять, когда вожак адекватен. Видимо, она пришла не в самое подходящее время.

«Ладно, попробую его разговорить. Может, придет в себя».

– А ты Терифа помнишь? – спросила она. – Ну, такой кучерявый.

Слабый кивок.

– Возможно, его еще можно вернуть. Попробую завтра или послезавтра вогнать ему нож под ребра. Он одержим идеей вознесения. Тебе это о чем-нибудь говорит?

Гектор замотал головой, запустил руку в горшочек.

«Конечно, ты не знаешь».

– Ладно, я что-нибудь придумаю, – сказала Шифра. – Наверное, тебе здесь одиноко. С трудом представляю, как бы себя чувствовала, если бы осталась тут на потестатемы сна…

«Давай же! Ответь!»

Гектор не заметил намека, смачно рыгнул и пополз к озеру. Напившись, вернулся.

– Может, оставишь немного на завтра? – спросила Шифра, глядя, как вожак уплетает мясо. – Я не уверена, что… что буду чувствовать себя хорошо. В последнее время приступы все чаще. Боль уже не помогает так эффективно как раньше. Возможно, пора придумать что-нибудь новенькое.

«Может, мы займемся любовью?»

Порой, когда Гектор полностью уходил в себя, она пользовалась случаем и накидывалась на него. Член в отличие от мозгов работал как надо. Вот только сегодня не было настроения.

– Рассказать, что мне сегодня снилось? – спросила Шифра.

Кивок.

– Ну, этот сон напоминал воспоминание. Когда группа защищалась от червивых. Я и ты стояли в узком проходе и копьями протыкали чудовищ.

«Заметит ли несоответствие?»

Гектор снова кивнул.

Она сжала кулаки так сильно, что побелели костяшки пальцев. Глаза обожгли выступающие слезы. Стараясь не показывать волнение, Шифра оглядела бывшего вожака. Тот сильно изменился после того, как она вытащила его из-под ледяных глыб. Глаза остекленели, под ними залегли лиловые тени, пожелтевшая кожа туго обтянула череп. Гектор был хрупкий, как старая кость. Хотелось прижать его к груди и начать гладить, жалеть.

«Надо его разговорить».

– Ты весь чумазый, – сказала она, положив ладонь ему на плечо. – Я тебя умою, если ты не против.

Бывший вожак не ответил, облизывая жирные пальцы.

Шифра вытащила из заплечной сумки чистую тряпицу, окунула в озеро. Вода оказалась ледяной, ладони тут же онемели. Выжав ткань, Шифра села на колени напротив Гектора:

– Какой ты грязный, словно даген. Чем ты тут таким занимаешься? Вроде же сидишь на одном месте, а как ни прихожу, ты весь облеплен какой-то дрянью. Расскажешь мне?

«Пожалуйста, поговори со мной. Прошу».

Гектор бросил на нее странный взгляд – этакая смесь подозрения и страха. Она же принялась водить тряпкой по его груди, пытаясь сделать вид, что ничего не заметила.

– Не хочешь? Ну, ладно. В конце концов, это не мое дело. Я просто спросила. Ты даже представить не можешь, как одиноко в Доме. Мне не с кем поговорить, понимаешь?

Он уставился в пустоту впереди себя.

«Прекрасно! Чудесно! Игнорируй дальше».

Шифра вернулась к озеру, принялась полоскать тряпку.

– Может, ты хочешь знать, что стену с заветами бога испачкали кровью и дерьмом.

«Получай!»

Она обернулась. Гектор тупо глядел на разводы грязи на руках. Ему было наплевать и на стену, и на заветы, и на бога. В отличие от нее он надежно укрылся в пучине своих мыслей. Если не кормить его (она пыталась!), он подыхал от голода, оживал, тело вновь приобретало рельефность, но Гектор продолжал сидеть у озера, погруженный в себя. Лишь изредка Шифре удавалось достучаться до него – иногда долгими разговорами, иногда болью, иногда нежностью.

– Я могла бы почистить стену, если хочешь. Только попроси. Скажи: «я хочу, чтобы ты убрала все дерьмо на стене». М?

Тишина.

– Ладно, тогда просто: «я хочу». Можешь?

Шифра вернулась к нему, стерла грязь с лица. Провела тряпицей по его длинным, вечно спутанным волосам, по густой бороде, доходившей до живота. Она не без ужаса ощутила исходящие от бывшего вожака волны смрада. Словно от мертвеца.

«Он живой. Как и я. И даже в сознании. Просто необходимо время».

– Ты вроде пополнел.

Вранье. С последней встречи Гектор усох еще сильнее.

– В туалет не хочешь?

Самое интересное, что Шифра не понимала, когда, как и куда он испражнялся или мочился. Его одежда всегда была чистой, без засохшего дерьма. Она иногда пыталась за ним следить из тьмы прохода, но бывший вожак никогда не вставал со своего места. Смешно и тревожно.

– Думаю, грязи стало поменьше. Хотя тебе не мешает искупнуться. Пахнет потом. Веришь мне?

Слабый кивок.

«Давай! Заинтересуй его!»

Она села на колени рядом с ним, подавляя желание взглянуть на него. Мелкие камешки кололи кожу, мешали думать. Захотелось просто встать и уйти. Разве стоит так возиться с бывшим вожаком? Ради чего? Чтобы поговорить?

Осмысленно поговорить. Пожалуй, важно это. Особенно после той боли, что она себе причинила.

Под нижним ребром закололо.

– А ведь ты так и не знаешь, где я пропадала тогда, когда ты повел людей к расщелине, – сказала Шифра напряженно. – Между тем, я встретила человека. Смертного.

Повернула к нему голову, заметила блеск заинтересованности в глазах, продолжила:

– Его звали… – Пришлось сделать усилие. – Звали Сенеционом. Старик, хакима шестьдесят-семьдесят, сейчас сложно вспомнить. Он вместе со своим учеником… нет, не учеником… другом покинул Нижний Город и потерялся в пещерах. Где я старика и встретила одного, так как его друг – забыла имя! – отобрал самое ценное и сильно избил.

Гектор преобразился: в зрачках блеснули красноватые искры, губы сжались. Он даже посмотрел на неё, пришпилил на диво осмысленным взглядом.

«Получилось! Я молодец! Так-то!»

По спине разлилась приятная теплота.

– Ты теперь со мной? – спросила Шифра. – Да, я встретила смертного. Правда, на тот момент он был сильно ранен – то ли кость сломал, то ли орган повредил. Слабо помню, к сожалению. Но не это главное! Этот Сенецион рассказал много нового про Мезармоут, про смерть Безымянного Короля, про богов. Ты не поверишь, но я даже запомнила одно его умное словечко. Энтехея! Правда, уже забыла, что оно означает…

Гектор с силой сжал виски, видимо, стараясь сосредоточиться.

«Не спеши. Не так много слов, иначе его замучаешь».

– Я не могла раньше никому об этом рассказать, – простонала Шифра. – Только не после того, что пережил ты. Возможно, я не права. Но пойми: я действовала так, как считала нужным!

Замолчала, переводя дух. Столько осмысленных слов после долгого молчания… В голове закололо, к горлу подкатил противный горький ком. Образы из прошлого проносились перед мысленным взором, даря радость давно ушедших мгновений. Если напрячься, можно вспомнить тот особенный запах в тайной пещере, множество теней на соляных стенах…

– Я ухаживала за стариком, – сказала Шифра. – Думала залечить ногу. Возилась с ним как с маленьким – кормила, поила. Ухаживала, в общем… Но… потом… потом произошло нечто очень важное. Ты тоже с этим столкнулся в расщелине.

Гектор сузил глаза, как перед прыжком.

«Посмотри на себя! Ты же слаб, словно детеныш алахама. Я не боюсь».

– Желтое свечение. – Она принялась теребить подол линумного платья. – У нас тогда закончилась еда и вода, мне надо было покинуть пещеру, чтобы поохотиться на дагенов, но меня не выпустило желтое свечение. То же свечение ты видел на вершине расщелины, судя по рассказам. Знаешь, что это может означать?

Гектор медленно замотал головой.

– Бог, – сказала Шифра, проводя пальцами по дырам на одежде, оставленным после ножей, игл и мечей. – Бог не выпустил нас, не позволил добраться до Мезармоута. Понимаешь? Мы для него как хунфусе, которыми можно управлять. Или раздавить, если что-то пойдет не так.

«Я ненавижу бога», – хотела она вымолвить, но вовремя остановилась.

Бывший вожак облизал высохшие губы, беззлобно хмыкнул и уставился на танцующее пламя жар-камня.

– Я забрала у старика книгу и спрятала Дома. Но забыла место схрона. Мне жаль…

Шифра замолчала. Взгляд скользил по черной глади озера, опустевшего и такого же мертвого, как душа группы, скользил по зубам-сталактитам, по влажным стенам, поблескивающим звездами. Грот был маленьким: на каменном берегу едва могли умоститься четыре человека. Но почему-то казалось, что здесь намного больше места, чем в Доме. По крайней мере, дышалось легче, не хотелось закопаться в песок.