Текст книги "Свои и Чужие (СИ)"

Автор книги: Сергей Антонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)

***

Июнь 3032. Деревня Эльдрин. Раеоонский доминион.

Автомобиль остановился прямо у ворот. Открыв дверь, из него вышел светловолосый, хорошо сложенный мужчина и огляделся. Легкий ветерок ласкал кожу, а ослепляющая редагия поднялась достаточно высоко, предрекая дню зной и ясность. Маленькие кучевые облачка неспешно плыли на восток по лазуритовой бездне, а сочная трава, ещё не оправившаяся от росы, шуршала под ногами. Он подошел к калитке оббитой вагонкой, за которой ничего не было видно, на зло, отсутствовал и звонок. Мужчина подумал уже, что придется сигналить и в мирное утро будить всю деревню, но дернув за ручку, дверца поддалась, оказавшись не запертой.

Пройдя на участок, изумился от царящей кругом гармонии. Трава аккуратно подстрижена, деревья ухожены, вдоль незамысловатой дорожки из белой плитки раскинулась оранжевая эшшольция. В аккуратных клумбах из старых покрышек красовались синие и розовые люпины. Светловолосый, вдыхая полной грудью аромат цветов, двинулся вглубь, к двухэтажному сельскому дому темно-синего цвета, резко контрастирующего с богатой флорой вокруг.

Неподалеку от бани, краем уха, гость услышал мелодичные звуки, приятный голос напевал хорошо известную песню. Там, женщина в шортах и купальнике копала землю, полы дамской шляпки в такт дергались вонзающемуся в землю штыку. Со знанием дела, она разбивала землю и двигалась дальше, а песня звучала всё задорней. Улыбнувшись, направился к ней и, когда хозяйка заметила незнакомца, песня прекратилась, шрам на лице пришел в движение. Мужчина остановился, а женщина, опершись на черенок смахнула пот со лба:

– Я тебе говорила не приезжать, и вот ты тут …

– Привет!

Она улыбнулась.

– Не хочу чтобы ты видел меня такой… – уже серьезно проговорила она.

– Дурочка, ты думаешь, он играет для меня хоть какую-то роль, Лони, твой характер куда страшней.

Серые глаза продолжали пристально прожигать его, она молчала.

– Ну что, мне уйти, типо, зря приехал, ты серьезно!? – развел руками гость.

Нахально прищурив бровь, хозяйка посмотрела на редагию:

– Сам Создатель сегодня послал тебя ко мне – это добрый знак.

– В смысле? – удивился такому повороту событий светловолосый, явно ожидая указания на дверь.

– Видишь справа сарай, вторая дверь, слева.

– Ну, вижу. – Растерянно произнес он.

– Что, «вижу», бегом за второй лопатой, помогай своему командиру, салага, сегодня нужно посадить четыре ведра картошки!

Лицо мужчины расплылось в улыбке.

– Не поздновато, в июне-то сажать…

– Не учи маму любить папу, давай, марш!

Оголившись по пояс, направился в сарай за инвентарем, а у Илоны лицо засияло таким счастьем и наслаждением, что увидь её сейчас кто-нибудь посторонний, сказал бы, что она ангел, спустившийся из рая на землю.

Аграрные работы подошли к концу, когда редагия вошла в зенит, ознаменовывая наступление полудня. Жара стала такой невыносимой, что продолжение посадок грозило тепловым ударом. Подойдя к бочке, женщина зачерпнула ладонями прохладную воду, смыв с шеи пот и пыль, умылась. Спутник последовал её примеру.

Они устроились вместе на диван-качелях в тени молодой березы. Мужчина нежно обнял хозяйку, а она, прижавшись, положила седую голову ему на плечо. Высоко в ветвях плел кружево песен соловей, шелестела листва, всё вокруг звучало подобно музыке.

– На долго? – нежно спросила женщина.

– Завтра днем надо уезжать, а послезавтра улетаю.

– Куда это собрался? На курорт, отдохнуть?

– Если бы, командировка в Агганию, будем репортаж снимать о творящимся там безобразии, в общем, Лони, возвращение к старой недоброй жизни.

Она отстранилась и пристально взглянула тому в глаза, они светились грустью и какой-то недосказанностью. Очень теплые и живые. Он заговорил о том, что терзало сердце.

– Мне последнее время снятся кошмары, как будто я лежу на алтаре и меня грызут волки, словно кусок мяса, а в дверях стоишь ты и тянешь руку, вся заплаканная, но я не могу до неё дотянуться… одна из голодных тварей вгрызается в неё и не отпускает… Каждую ночь я просыпаюсь в холодном поту и кричу твоё имя… я больше так не могу.

Хозяика прильнула к мужчине и крепко поцеловала в губы, прижала его голову к груди:

– Сегодня ты здесь и всё будет хорошо, любимый.

– Я так обожаю твой голос, помню, когда его впервые услышал…

– Не трынди, первый раз ты услышал кряхтение на грани бульканья, а не голос, – поглаживая светлые волосы, ухмыльнулась она.

– Я говорю о госпитале. Когда ты впервые очнулась после операции, у тебя был такой сконфуженный вид, пристально посмотрела на меня и тоненько так прошептала: «Да, я думала Орена будет веселее».

Пара звонко засмеялась.

– Я тогда, на перекрестке, уже с жизнью попрощалась, поняла, что всё кончено, так бы оно и стало, если бы не ты, но запашок дружище, мое почтение… отвратительно! Я так и не поняла, что больше мешало дышать, дыра в груди или твой непревзойденный «Байкада»[1]

– Хороший запах, не надо мне тут, медсестричкам очень нравился…

– Да-да-да. – Она взъерошила светлую копну.

– Ревнуешь что ли? – отстранился мужчина и с улыбкой заглянул в лицо хозяйке.

Женщина залилась хохотом, а когда остановилась, в прекрасных серых глазах засияло такое блаженство, она светилась наслажденьем, подобно самой яркой звезде во вселенной. Аура была почти материальной. Ради этой улыбки, он готов был на все: крушить любые стены и штурмовать самые высокие крепости.

– Ладно, пошли, перекусим и на пляж, надеюсь «объект ревности» не страшится холодной водички?

– Точно ревнует, – хитро высунув язык, усмехнулся гость. – Сейчас заберу кое-что из машины и приду, – крепко поцеловав спутницу, направился к воротам.

Стол изобиловал разными вкусностями, хозяйка выставила всё, что имелось в запасах, для такого гостя ничего не жалко. Тут и свежесобранная жимолость, творог, молоко, только что испеченные блины, горячие бутерброды, яичница, свежезаваренный травяной чай и черничное варенье. Кому-то покажется, что не особо то и «изобиловал», но для мужчины всё было, как на королевском пиру.

Наевшись от души, пара закрыла дом и направилась к широкой речке виднеющийся впереди, меж деревьев. День был рабочий, а потому на пляже никого не оказалось, озорной прохладный ветерок игрался в высокой зеленой траве. Растянув подстилку у воды и сбросив с себя одежду, рванулись в бодрящую воду, однако, мужчина, вступив на мелководье, отпрыгнул на берег словно ошпаренный, а женщина сопровождаемая брызгами занырнула в темные воды Орун’Эла.

– Что, неженка, слишком холодно? – выкрикнула она, убирая белые, слипшиеся локоны со лба.

– Я тебя щас притоплю за «неженку».

– Конечно притопишь, это тебе не в ванной зад греть. – засмеялась Илона и легким движением кисти отправила брызг сверкающих капель в сторону спутника, не успев отпрыгнуть, Озан охнул от пронизывающего холода.

– Ну всё, ты доигралась, иди сюда! – с ревом, светловолосый ворвался в воду и женщина не успев отплыть, оказалась схваченной, завязалась нешуточная битва, во все стороны летели брызги, сражение сопровождалось воплями и смехом и как полагается в добрых сказках – победа досталась дружбе, в данном случае любви. Водное противостояние закончилось страстным поцелуем.

На берегу, обернувшись в полотенце, пара принялась греться, поглядывая на спокойную гладь воды, отражающую в себе лазурную глубину с десятками белых всадников стремящихся далеко на запад. Мужчина извлек из рюкзака странный предмет – квадратную доску, испещренную черными и белыми клетками.

– Что это? – загадочно поинтересовалась возлюбленная.

– В командировке, год назад, местные журналюги под пиво вечером научили коротать время с пользой, это их народная игра, называется «64». Тебе понравится, ты баба умная, как-никак сержант, – он улыбнулся и высыпал на подстилку множество разных фигурок белого и черного цвета. Развернув доску, принялся расставлять, – ты будешь играть белыми, повторяй за мной и запоминай.

Когда деревянные изваяния оказались на своих местах, мужчина присвистнул:

– Игра стратегическая, твои фигуры – твоя армия, у каждой своя задача, а значит, и действуют они по-разному, пешки – линейная пехота, ходят прямо, убивают по диагонали на одну клетку, назад не ходят.

– Прямо дизбат какой-то.

– Ферзь – это как мы – один из самых важных персонажей на доске, стоит до поры, до времени в резерве, полномочия имеет почти безграничные, а именно: ходит прямо и по диагонали на всё протяжение доски, но через фигуры не прыгает, такой трюк выполняет только конь, – Озан указал на фигуру выполненную в виде лошадиной головы.

– Король, – это как штаб, ходит на одну клетку вокруг себя, толку на поле боя – ноль, но если раздолбают, пиши пропало. А из этого следует, что главной целью игры является загнать мерзавца в ловушку, заметь, не уничтожить, а загнать и заставить сдаться! Ты должна действовать фигурами так, чтобы у короля не осталось ходов, когда каждый его ход будет заканчиваться шахом – это, типо угроза штабу, ты объявляешь мат, а твой враг капитуляцию. – Далее, объяснив принцип действия остальных фигур, спросил:

– Все понятно? Готова к войнушке?

– Ага!

– Твой ход первый, белые всегда ходят первыми!

Первые три партии закончились победой сильного пола над слабым, в четвертой, сопротивление женщины стало ощущаться более явно, ходы делались обдуманнее, в них стала преобладать перспектива на несколько ходов вперед. Тем не менее – вновь поражение. Пятая партия стала самой долгой и наиболее напряженной.

– Старайся смотреть в будущее и предугадать действия противника. Играя с сильным соперником, каждый его ход будет иметь под собой огромный смысл, ты должна его разгадать и принять контрмеры.

Женщине оставалось сходить ладьей на Е8 и объявить мат оппоненту, но соперник сделал это раньше, конь на f3 поставил окончательную точку в партии. Победа вновь ушла Озану.

– Ах ты, прохвост, ты всё уже предусмотрел, мои поздравления! – склонив голову на бок, просияла женщина.

– Я тебе говорил, чтобы следила за доской, но ты молодец, такой прогресс за пять часов. Когда я показал эту игру Эвелин, её вообще не впечатлило.

Лицо Илоны изменилось, улыбка в момент улетучилась, а желваки на скулах заходили.

– Извини.

– Да, пожалуй, пошли домой, поедим, я баньку истоплю, тут такие березовые веники нарубила, закачаешься, чаю попьём… – стараясь побыстрее сменить тему, поднялась и принялась одеваться.

– Я уже всё решил, после командировки, я с ней развожусь, и мы узакониваем наши отношения, я хочу быть только с тобой, я это уже понял. Ты выйдешь за меня?

– У тебя дети, и у тебя есть семья, так нельзя.

– Дети останутся, я их люблю, а её нет! После нашего возвращения мы стали совершенно разными, чужими, словно из других миров, она меня не понимает, что для меня важно, для неё пустяк. С тобой я чувствую себя живым, ты – это моя половинка, лучшее, что случилось со мной в жизни, подумай над этим, я не жду от тебя ответа прямо сейчас, но, пожалуйста, не разбивай мне сердце…

Женщина протянула руку любимому.

– Мне нужно подумать, вернемся к этому разговору после командировки, а пока, мой дорогой Ози, давай насладимся сегодняшним днем.

Мужчина опустив брови, потер ладонью лоб, хозяйка ожидала с вытянутой рукой.

Он схватился за ладонь. Та помогла ему подняться и вместе побрели к дому.

Остаток дня пролетел быстро. Натопив баню, попарились, под акампонимент гитары, попили в палисаднике чай и обменялись последними своими новостями. Когда редагия скрылась за горизонтом, тускло подсветив небо алыми оттенками, пара легла спать, чтобы встать пораньше и закончить посадку картошки, с которой не удалось закончить сегодня.

Она проснулась из-за монотонного стука капель дождя о стекло и пустоты, пошарив рукой по простыне, не обнаружила спутника рядом, открыла глаза.

Он стоял в конце комнаты, около стеллажа с книгами, спиной к ней и разглядывал стенд с фотографиями. Хозяйка, молча, решила понаблюдать. Он нежно прикасался к снимкам, словно его пальцы могли прочитать в них что-то скрытое и прекрасное, неподвластное взгляду. Далее, подходя к письменному столу, споткнулся о гантели, грязно выругался и осторожно посмотрел на любимую. Та притворилась, что спит, и он ничего не заподозрил.

На столе лежала тетрадь и стопка книг, вся посвященная астрономии. Озан взял самую верхнюю, на которой было написано: «Планеты для самых маленьких». Нежно усмехнулся и положил на место, переведя взгляд на тетрадь, шепотом прочитал: «Илона Авонави. Автобиография и другие истории с передовой». Нежно взяв, стал перелистывать страницы, улыбаясь и покачивая головой в неверии.

– А что еще делать одинокой женщине, когда нет ни телика, ни компа, ни даже радио. Все верно, писать мемуары, – промурлыкала хозяйка и потянулась.

Озан обернулся с лукавой улыбкой.

– Значит, в бумагомаратели записалась?

– Ну, нужно же что-то оставить после себя.

– Твои сородичи по половому признаку обычно оставляют детишек.

– Не про меня, я бы слыла плохой мамашей.

– О, нет, Лони, ты была бы лучшей матерью, поверь.

– Ходить с брюхом, словно у толстого клоуна, серьезно? Старовата я для этого.

– Я хотел бы дочку, сынки есть, а дочки нет, и чтобы глаза у неё твои были и улыбка.

– Иди ко мне, – лицо женщины озарила нежная радость и она поманила того, которого любила.

***

– Командир Бримуны свернул женщине шею, мерзкий и неприятный хруст ломающихся позвонков пронзил воздух, прозвучал громче, чем ливень… Уман смахнул слезы, – аккуратно опустив бездыханное тело поверженного врага на землю, словно, родного ребенка укладывал спать, бримуновец вложил в её раздробленную руку кинжал и поднял взгляд на висевший труп «Ласки». В его глазах было столько боли, кажется, он тогда ещё не мог осознать, что сделал. «Создатель, да снимите же её, ублюдки!». Это были его последние слова, после чего, истекая кровью, ушел, стена дождя скрыла силуэт.

Илона лежала на спине. По широко раскрытым, налитым кровью глазам, от которых недавно волосы дыбом вставали, бесцеремонно барабанил дождь. Не знаю, можно ли применить такое сравнение к покойнику, но лицо её сине-багрового оттенка выглядело умиротворенно. Побледневшие губы сжаты в каком-то гротескном подобии улыбки. Ужасное зрелище…вот только что ты говорил с человеком, живым, полным чувств, и спустя каких-то несколько минут он буравит небо стеклянным взглядом, словно кукла… И тут мое внимание привлекла одна деталь, татуировка на бледной руке, точно такой же символ украшал плечо её оппонента. Вот тогда ко мне пришло настоящее осознание, насколько велика была эта маленькая трагедия. Когда-то эти двое сражались бок обок за свою страну, и похоже, даже в одном подразделении, лишь только для того чтобы как заклятые враги драть друг другу глотку в чужой…

– Свои стали чужими… – шепотом заключил Рав.

[1] Байкада– раеоонская марка мужского одеколона бюджетного варианта, пользовалась популярностью у солдат, не только, как приятный аромат, но и как приятный напиток, естественно разведенный с водой.

Глава 22. «На игле»

Нарнис стремительно сбегал на первый ярус здания. Голова все-ёще сильно кружилась и жгло затылок. Раеоонец пытался собрать мельтешащие словно пчелиный рой мысли воедино, но как подобает пчелам, они только больно жалили. Яд вины, что сразу не распознал её замысел, растекался по сознанию. Как же глупо было поворачиваться спиной, оставив без внимания покорное смирение не свойственное подруге в такие моменты.

В глубине души пытался себя убедить, что всё это было иллюзией. Сейчас встретит её на первом этаже, Раамуз проведет их прочь из проклятых высоток и они отправятся домой, передадут запись своим властям, деньги поступят на счет, после чего их распределив, забудут всё как страшный сон.

Оказавшись в пролете первого этажа, оперся на поломанный пандус, дабы перевести дух, пол будто ускользала из под ног. Навстречу поднимались четверо солдат. От недавней одухотворенности не осталось и следа. Один из них, низкорослый с крупным и кривым носом застыл на две ступеньки ваше, поравнявшись с Нарнисом взглядами. В глазах аранийца светилось презрение и брезгливость. Смачно сплюнув раеоонцу под ноги, отправился дальше, ведомый товарищами, призывавшими не связываться со слизняком. Именно так они его и назвали. Иллюзия окончательно рассыпалась на осколки подобно хрупкому стакану, случилось что-то ужасное.

Когда он открыл стеклянные двери, обнаружил скопление защитников около контрольно-пропускных турникетов. Те толпились вокруг чего-то, скрытого их же спинами. Приближаясь, признал Пурэ, йнезер сидел на стуле охраны с сигаретой в руках. Уман, щуплый араниец, прибывший из лагеря бримуновцев, прислонился к турникету и на переносице сложил ладони домиком.

Он заметил, что у всех присутствующих отсутствовали головные уборы. Каски и кепки покоились либо в руках, либо на коленях. Все сразу стало понятно, однако сознание продолжало упорно сопротивляться факту, уже известному всем вокруг.

Завидев раеоонца защитники расступились. В центре, на линолеуме лежало тело накрытое тканью, бывшей в мирное время атласными шторами. Нарнис опасливо и неуверенно, едва передвигая ноги, подступил к бежевому холмику. Припав на колени, понял, что под тканью женское тело, взгляд сильно замылился, чтобы вновь придать ему четкости, пришлось смахнуть влагу рукавом. Сознание включило новый уровень защиты. Может там кто-то другой!

Он боялся приоткрыть полотно, руки затряслись. Глубоко вздохнув, потянулся к уголку и резко стащил его в сторону. Немигающий взор налитых кровью глаз, устремился прямо на Нарниса. Белые волосы женщины растрепались, прилипнув к мраморной коже. Она походила на побитую, дворовую кошку. Раеоонец нежно положил ладонь на холодный, словно гипс зимой, лоб и медленно повел руку вниз, закрывая целый мир, который уже не суждено увидеть…

– Где этот чертов ублюдок, я его наизнанку выверну… – прошипел он.

– Довольно. – За спиной раздался голос Пурэ. Затушив окурок о турникет, откинул в сторону.

Нарнис поднялся, и твердым шагом направился к выходу во двор, однако, моментально был остановлен солдатами.

– Я сказал, довольно! После драки кулаками не машут, герой. – Йнезер сделал особый акцент на последнее слово. В глазах его светилось то же, что и у бойца на лестнице.

Недвусмысленный подтекст быстро нашел отклик и раеоонец рванулся в сторону Аммина, с ходу ударив того прямо в лицо. Кровь брызнула из губ «коменданта исполинов», завязалась потасовка, но серьезных масштабов ей принять не удалось. Бойцы быстро растащили участников по сторонам. Нарнис выкрикивал оскорбления, обвинял Перэ, что не вывеси тот труп «Ласки», обошлось бы без кровопролития. В свою очередь, Аммин называл раеоонца трусом, который спрятался под юбку женщины, дабы спасти свою шкуру. Градус ненависти мужчин друг к другу возрос до заоблачных показателей. Пурэ вырвался из хватки подчиненных, смачно сплюнул кровавым сгустком на пол и направился прочь из помещения приказав запереть «слизняка» в подсобке. Нарнис был взят под стражу.

Чувство острой несправедливости пылало внутри, оно так сильно довлело, что слезы бессильной ярости катились по щекам. Все вокруг считают его трусом, который променял свою жизнь, на жизнь подруги. Боль утраты почти полностью компенсировалась ненавистью к Илоне, поставившей своей выходкой его в положение малодушного негодяя. Тем не менее, видя перед собой мертвое тело, не мог более обижаться. Ведь на её месте, поступил бы также и плевать, кто и что подумает, главное спасти жизнь, а осуждение людей, которых ты никогда больше не увидишь, не такая уж и высокая плата.

Аккуратно подняв Илону на руки, под конвоем побрел в озвученное Пурэ место. Тело казалось теперь тяжелее, чем вчера, когда относил её в госпиталь. На пути в заключение, как ни странно, многие солдаты грустно кивали Нарнису, а некоторые даже легонько хлопали по плечу, произносили реплики поддержки и соболезнования на своём языке. Они понимали, что северянка своей смертью спасла более дюжины их земляков.

Возможно, это была ложь и все пленники мертвы, но сам факт возложения своей жизни на алтарь, не имея никаких гарантий, ради чужих людей совсем другой страны и ради чужих интересов, вызывал у защитников Айдит блок восхищение, распространившееся и на её спутника. Никто и не догадывался, что пленные играли для женщины второстепенную роль. Нарнис и честь – истинная цель самопожертвования.

Раеоонца запустили внутрь и захлопнули дверь. Парень грузно рухнул в угол, обнял Илону и принялся с пустым взглядом гладить белые волосы, гладить и шептать себе под нос о том, что он этого не заслужил, не достоин продолжать жизнь на костях своих друзей. Теперь нет выхода, кроме того как вернуться домой и смотреть в глаза её родителям и семье Алеана, рассказывая о том, что те больше не увидят своих любимых. Ведь не было никакого путешествия, никто не ставил палатки и не разжигал костры, не купался в Синем пределе и не пел песни под гитару. Всё обман и ложь, кроме жажды денег.

Но помимо очевидного имелось кое-что ещё. Подлинное сокровище, которое уже давно требовали их искалеченные души, выход из замкнутого круга кошмаров и рутины – смерть. Всё остальное лишь предлоги с лицемерием.

Война, как наркотик: однажды попробовав, слезть почти невозможно. Есть сильные духом наркоманы – они ложатся в клиники и борются с недугом всеми возможными способами, осознавая, какая это зараза. Пройдя реабилитацию, возвращаются к нормальному образу существования. А есть неизлечимые экземпляры, кончина от передозировки становится для них делом времени, им не дожить до глубокой старости и не увидеть рождение внуков, они умрут молодыми, пустыми и сломленными, нежась в зловонной жиже кровавого рога изобилия на пороге конца.

Как бы иронично не звучало, все они оказались теми самыми слабаками, подсаженными на роковую иглу битвы. Все они достигли очевидного и жалкого финала, кроме него, Нарниса и ублюдка Наба, но развязка впереди, не завтра, так послезавтра, через неделю, месяцы, годы.

Дверь подсобки распахнулась, на пороге стоял Пурэ. В одной руке держал бутылку таргедийской водки, самой крепкой во всех землях севера, юга, запада и востока. В другой – два стакана.

Удостоив печальным взглядом раеоонца и его павшую подругу, без прелюдий прошел вглубь комнаты и осторожно присел на деревянный ящик. Нарнис продолжал поглаживать женщину по голове молча уставившись в пустоту.

– Что Пурэ, и не претит тебе пить с трусом?

– Кто тебе голову разбил?

– Какое теперь это имеет значение.

Пурэ кивнул. Какое-то время молча изучал лицо собеседника.

– Я действительно не знал, что всё так обернется, не думал, что вывесив сучку, этот мелок сойдет с ума. Может он её дрючил, вот и сорвало клапан, но я не знал о ваших традициях и даже не предполагал, что дойдет до такого… – Аммин опрокинул стакан.

– Все мы многое не предполагали… например то, что тебя вырубят сзади, спасут твою же жизнь и одновременно её обесчестят.

Подлив водки в стаканы, Пурэ осмыслил сказанное, и окончательно убедился в своей неправоте. Ещё в холле ему показался странным затылок «труса», волосы которого слиплись от запекшийся крови. Но всё равно обвинил раеоонца, прилюдно. Ещё сто пятьдесят лет назад – этого было бы достаточно, чтобы устроить схожую смертельную дуэль, что прошла утром. Обвинить бездоказательно мужчину в трусости – пик низости для каждого уважающего себя аранийского гражданина, в особенности-офицера.

– Я был скор на слова и на расправу. Приношу свои извинения за то, что оскорбил тебя.

– Ого, йнезер умеет извиняться.

– Умеет, но делает это редко и только когда не прав. Последний раз я просил прощения у своего сына.

– И как, простил?

– Я не знаю, Нарнис, – Пурэ опрокинул ещё один стакан, – он не ответил, мой мальчик просто лежал у меня на руках, как твоя подруга сейчас, и так же как и она, был уже мертв. Мой род– это поколения воинов, и сын пошел по стопам. Командовал моей первой ротой. В Гинао ему снесли пол головы из «трещетки», – скупая слеза скатилась по щеке Аммина. – тогда я просил у него прощения за то, что не уберег. Больше я не живой и никогда не буду. Вонючая «Ласка» отобрала у меня жизнь, я дышу, жру, говорю, матерюсь… но не живу – это не жизнь. С оторванной рукой можно жить, с двумя обрубками вместо ног тоже можно жить. Но без единственного и любимого сына жить нельзя, это мрак, Нарнис. То, что вы её грохнули, оказали этой суки большое одолжение, попади живая мне, я бы расчленил тварь голыми руками!

– Мне жаль, Аммин, – прошептал Нарнис, немного вздернув голову в бок, опустошил свой алюминиевый сосуд.

– Похорони подругу нормально. Она была женщиной чести, её поступок не будет забыт. За площадью есть сквер, я выделю тебе двух бойцов. И не делай глупостей, уже ничего не исправишь.

Пурэ грузно поднявшись, оставил бутылку на полу. Уже около двери Нарнис его окликнул.

– Извинения принимаются, йнезер.

Аммин кивнул, вышел и закрыл за собою дверь.

Несмотря на то, что перемирие уже давно закончилось, на Айдит блок никто не стрелял и ничего не штурмовал. Хрупкая чаша мирных весов наполнилась тишиной. Дождь продолжался, а стрелки часов показывали начало шестого вечера.

Нарнис хорошенько напившись, решился придать Илону земле. Аммин, как и обещал, выделил двух людей: Куалана и Умана. Вместе перетащили тело женщины через метро, и вышли неподалеку от Айдит блок, на другой стороне площади. Правее, через сотню метров раскинулся скверик, перепаханный гусеницами танков и колесами грузовиков. Кругом валялся мусор, остовы автомобилей и гильзы от снарядов. Некоторое время назад тут базировалась, судя по калибру боеприпасов, батарея САУ, но из-за приближения линии фронта, перебралась дальше в город, оставив после себя настоящую свалку.

Памятник известному деятелю Арании раскатали по земле. Лишь гранитная площадка и оторванная голова с героическими чертами лица, наполовину утопленная в грязи напоминала о его былом существовании.

Когда троица приготовилась копать яму, Нарнис окликнул обоих бойцов и приказал оставить его…

Почти час выкапывал могилу, после, аккуратно перетащил туда Илону. Вложил в руки любимый кинжал и сверху прикрыл тело курткой. Принялся лихорадочно закапывать всё обратно, рыча как медведь. Грязь, подобно трясине, впиталась в колени. Вскоре, работа подошла к концу, а рык перешел на жуткий вопль. Из глаз хлынули слезы, перемешиваясь с дождем. Нарнис выл как никогда раньше. Внезапно, потянулся к кобуре, выхватил серебристый пистолет и, вставив ствол в рот, нажал на спуск.

Раздались выстрелы, где-то далеко, но не из его оружия. Осечка. В приступе непрерывно продолжал нажимать на спусковой крючок, но слышал один и тот же звук, звук осечки. В непонимании достал пистолет изо рта и вынул магазин, тот оказался пустым. В отчаянии швырнул оружие в сторону и повалился на могилу, ища успокоение в холодной жиже. Было так больно и противно, что остался в живых. Бескрайнее одиночество сжало сердце. Как альпинист оказавшийся во власти снега, после сошедшей лавины, так же и Нарнис оказался во власти опустошения, после прожитого дня. Больше не хотелось мстить, не хотелось бежать, хотелось просто остаться в этой грязи.