Текст книги "Идолов не кантовать"

Автор книги: Сергей Нуриев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

Глава 6. Политика – это не только красивые слова

К выборам готовились всем райкомом. Готовились тщательно и с самого утра. На обед никто не уходил – каждый принес с собой бутерброд. Бутерброды у всех были разные, но тема для разговоров была общая. Говорили о спасении отечества вообще и Козякинского района в частности. В качестве спасителей видели себя почти все. Особенно ясно видел себя Мирон Мироныч. Он суетился и требовал выдвинуть его кандидатом в числе первых, поясняя это тем, что не имеет постоянного источника дохода. С места встал Лев Аронович и с пафосом заявил, что доходы тут ни при чем, а к власти нужно допускать только опытных руководящих работников. Не утерпел и Куксов. Вздрагивая от возмущения, он призывал не держать его за дурака, отменить все льготы и попросил поддержать его кандидатуру. В стане райкомовцев наметился раскол. В полемику вступили и Вася с Пиптиком, приглашенные в качестве наблюдателей…

Ударом кулака об стол Потап прервал балаган и призвал собрание избирателей к порядку. На повестку дня был поставлен главный вопрос: кого и от какой партии выдвигать.

Первая половина вопроса решалась сразу: за иссключением товарища Мамая, в кандидаты записались всем составом. По второй половине начались прения.

Никто не хотел баллотироваться от демократов, скомпрометировавших себя повышением цен. Открещивались также и от «зеленых», известных во всем мире своими хулиганскими выходками. Наиболее перспективными на выборах обещали быть коммунисты, с которыми трудящиеся связывали воспоминания о беззаботном прошлом. Неплохие шансы оставались и у аграриев, в лагерь которых перебегало все больше горожан. Положение предпринимателей было шатким. С одной стороны, у них имелись деньги, и в большом количестве, с другой – враги-пролетарии, которых тоже было немало. И если деньги могут решить все, то пролетарии те же деньги могут запросто и экспроприировать.

Масла в огонь подлил председатель, заявив, что во избежание конкуренции от каждой политической партии выдвигать можно не больше одного кандидата.

– Не путайтесь друг у друга под ногами, – наставлял он. – К власти мы пойдем одним путем, но под разными флагами. Флаги будут раздаваться в зависимости от склонности характера кандидата и наличия вакантных мест.

Крепкий коммунистический плацдарм достался директору базара. Остальные ниши заполнялись райкомовцами в добровольном порядке. Лишь вольный фермер проявил малодушие и попросил рассматривать его исключительно как избирателя.

– Ничего не выйдет, – строго повел бровью председатель. – Ввиду нехватки кадров в предвыборную борьбу придется включаться даже вам.

К неудовольствию Коняки, на него попытались навесить ярлык «зеленого».

– Нe хочу от «зеленых»! – стал капризничать баптист. – Пусть Цап будет «зеленым».

– Афанасий Ольгович будет баллотироваться от аграриев, – холодно заметил Потап.

– Тогда запишите меня в националисты.

– Туда я вам лезть не советую – конкуренты затопчут. Возьмите невспаханную религиозную ниву. Хотите, мы вас выдвинем от исламских фундаменталистов?

– Не хочу! – фыркал Мирон Мироныч, продолжая сеять смуту. Сепаратиста пришлось приструнить, пригрозив в случае неповиновения послать его от сексуальных меньшинств.

В конце концов, после долгих споров, уговоров и угроз, был составлен следующий список кандидатов в депутаты местного совета:

Брэйтэр Лев Аронович – от коммунистов.

Куксов Владимир Карпович – от монархистов.

Харчиков Христофор Ильич – от предпринимателей.

Коняка Мирон Миронович – представитель религиозных общин.

Цап Афанасий Ольгович – от aгpapиeв.

Сидорчук Игнат Фомич – представитель деятелей культуры и искусства.

Коняка Василий Миронович – от демократов-реформаторов.

Пиптик Иван Альбертович – от «зеленых» (защитник флоры и фауны).

Список был окончательным и обжалованию не подлежал.

Потап обвел свое присмиревшее войско критическим взглядом и сказал:

– Поздравляю вас, товарищи, с выходом на большую дорогу большой политики…

– Ура-а-а… – заголосил Харчиков.

Председатель остановил его коротким жестом и с укором произнес:

– Политика, товарищи, – это не только красивые слова, но это и… красивые предложения. Но об этом позже. Сейчас о другом. Итак, по оценкам западных экспертов успех политика на семьдесят процентов зависит от его внешних данных… М-да… Оценив вас беспристрастно, с сожалением хочу заметить, что никому из вас на эти проценты рассчитывать не придется… Посему поговорим о красивых предложениях. Я имею в виду лозунги, девизы, а также программы и биографии. Биография – это одежка, по которой встречают кандидата. Поэтому составлять ее нужно грамотно, но правдиво.

– Если написать всю правду, – задумчиво сказал Куксов, – ни за что не выберут.

– Никто и не требует от вас всей правды. Например, вам, как монархисту, следует побольше давить на дворянское происхождение. Наиболее предпочтительные шансы на победу, как я понимаю, у товарища Брэйтэра. С него и начнем.

Председатель взял ручку, лист бумаги и обратился к кандидату от коммунистического блока:

– Вы какой национальности?

– М-м… Мама – украинка, папа – еврей, а я – русский.

Потап понимающе кивнул и уточнил еще кое-какие факты биографии магната. Лев Аронович ответил.

Через несколько минут рука Потапа обрисовала главные вехи жизненного пути коммуниста Брэйтэра.

«Брэйтэр Лев Аронович, – писал председатель, – украинец, родился 7 ноября 1939 года в семье коммунистов. С ранних лет овладевает гpaмoтой и начинает пристально изучать труды Маркса, Энгельса и Ленина. Обладает оргaнизаторскими способностями, которые проявляются уже в детстве. Трудовой путь Лев Аронович начал простым токарем на заводе…»

Потап поднял голову и полюбопытствовал:

– Товарищ Брэйтэр, сколько вы проработали у станка?

– М-м… Полную трудовую неделю-м, – помявшись, сознался магнат.

– Понятно. Значит, стаж вашего пролетарского труда указывать не будем.

"… и проработал там не один день.

Лев Аронович всегда там, где трудно. Трудно ему было и в институте, и на заводе, и в райкоме КПСС куда направили eгo зов сердца и первичная организация. Но, несмотря на трудности, верный ленинец сумел пройти тяжкий путь от пpocтoгo инструктора до втopoгo секретаря Козякинского райкома. В 1992 году он должен был стать первым секретарем, а в 1994 мог пойти на повышение в обком, если бы не предательский путч, случившийся в aвгycтe 1991.

После незаконногo роспуска КПСС верный сын своегo народа попадает в опалу. Власти ссылают егo в сферу обслуживания населения. Но и на новом месте коммунист Брэйтэр не опускает руки и делает все на блaго трудящихся.

Заслуги Брэйтэра Л.А. перед народом неоднократно были отмечены благодарностями и почетными гpaмoтaми. Приличный семьянин. Имеет жену-коммунистку и таких же коммунистов-детей.

Свое будущее Брэйтэр Л.А. связывает с будущим всегo народа и отдаст ради этогo все свои силы".

– Ну-ка, – сказал Мамай, закончив сочинительство, – просмотрите. Я ничего не перепутал?

Магнат ознакомился с собственной биографией и удовлетворенно крякнул:

– Ничего-м.

– Подвиги ваши все перечислил?

– Все-м.

– Ну, мы-то с вами знаем, что не все, – многозначительно подмигнул чекист. – Ну да ладно, об остальных в официальных сводках сообщать пока не будем. Итак, вам нравится ваша биография? Мне самому нравится. Считайте, что мандат у вас в кармане.

Соратники с завистью посмотрели на директора базара.

– Остальным написать проекты своих автобиографий сегодня же на досуге и принести завтра мне. Я проверю. Сейчас каждый из вас получит предвыборную программу, которую он будет зачитывать при встрече с избирателями.

Несмотря на то что соратники баллотировались от разных партий и движений, текст обращения к избирателям был у всех совершенно одинаковый. Он был состряпан чекистом накануне вечером и являл собой универсальную программу, одинаково годящуюся для начинающих политиков как левых, так и правых взглядов. Начиналось обращение так:

Товарищи! Дамы и господа! Братья и сестры! Сограждане! Земляки!

(ненужное зачеркнуть) Наш район – это отмирающий динозавр с маленькой головой, oгромной неповоротливой тушей и рахитичными ножками. Головка динозавра – это райсовет. Туша – это раздутый чиновничий аппарат. А хилые ножки – это мы с вами, на плечах которых и лежит вся тяжесть сложившейся ситуации. Больше этого терпеть нельзя. Разрешить кризис мoгут только…(указать название политической силы). Я, как представитель… (указать название той же силы), хотел бы вас заверить, что вся надежда только на нас. Мы знаем, что делать. Если вы изберете меня, то уже в ближайшее время…

Далее шел длинный список обещаний. Там были обещания поднять благосостояние народа, увеличить пособия, пенсии, стипендии, зарплату и командировочные расходы. Обещалось также сбить темпы инфляции, понизить цены и ставки налогов. Бедные могли рассчитывать на богатство, которое следует отобрать у богатых. Богатым гарантировалась неприкосновенность их богатств. Коммерсанты, согласно программе, обеспечивались защитой от произвола налоговых служб, а налоговые службы получали дополнительные полномочия. Кроме того, в универсальной программе чудесным образом уживались безработица и всеобщая трудовая повинность, многопартийность и диктатура. Словом, трудно было найти избирателя, интересы которого были бы забыты.

Каждый кандидат ознакомился со своими обещаниями и остался ими вполне доволен. С такой программой не стыдно было баллотироваться и в парламент.

В тот же день в Козякинском исполкоме было зарегистрировано сразу восемь кандидатов в депутаты местного совета.

Ночь выдалась бессонной. Владимир Карпович сидел за кухонным столом, заставленным простыми, но питательными яствами, и разрабатывал версию автобиографии и агитационные лозунги. Он мало ел и много думал, уставившись в чистую тетрадь. В правой руке Куксов держал наготове ручку, чтоб успеть записать умные мысли, левой он на всякий случай сжимал вилку. Как ни напрягал потомственный дворянин свою память, кроме года рождения, он не мог вспомнить ничего что подтвердило бы его монархические взгляды. Владимир Карпович тосковал и рассеянно ковырялся в холодной жареной картошке. С лозунгами тоже было туго. Единственное, что удалось придумать за всю ночь, было: «Боже, царя храни». Лозунг получился каким-то уж слишком пессимистичным и неподходящим для агитационной листовки, но иного не было, и, устало вздохнув, Куксов занес его в тетрадь.

Аналогичные проблемы преследовали и Харчикова. Ему, впрочем, удалось сочинить начало лозунга:

«Да здравствует…», но на этом его фантазия иссякла.

– Да здравствует… Да здравствует… – бормотал Христофор Ильич, мучительно подбирая вторую часть.

Но вторая часть никак не клеилась, и кандидат от предпринимателей в конце концов плюнул и взялся за автобиографию. В жизни Христофора Ильича было много фактов, свидетельствующих о его чрезвычайной предприимчивости, но при более детальной их оценке он ясно понимал, что за такую предприимчивость могут и посадить. Пришлось ограничиться сухими цифрами.

Не сомкнул глаз в эту ночь и Сидорчук. Он не мучился, не думал и не стеснялся. Он писал. Жизнеописание Игната Фомича заняло восемь с половиной страниц, где каждая строчка характеризовала его как яркого деятеля культуры и искусства. Лишь когда стало светать и окна побледнели, козякинский самородок отложил ручку и с сожалением посмотрел на свой труд. Он чуял, что после редакции товарища Мамая от славной биографии останется в лучшем случае десять строк.

Афанасий Ольгович бодрствовал без всякой причины. Ему просто не хотелось спать. Сложив на груди руки, будто покойник, он лежал в холодной постели, смотрел в темноту и слушал песни и пьяные вопли, доносящиеся со двора баптиста.

Высоко в небе над Козяками горела звезда. Несколько ниже, но тоже высоко, поздней ночью светилось только одно окно. Это было окно детской комнаты квартиры № 96.

Бригадир и подмастерье находились на одиннадцать этажей выше своих соратников, и, возможно, от этого мысли их были более возвышенными. Друзья мечтали. Впрочем, хотя они и выбрали наиболее удобные для этого позы, мечтанием их занятие можно было назвать весьма условно. Потап не принадлежал к числу людей, которые грезят чем-то абстрактным и недосягаемым. Напротив, он думал о событиях вполне реальных, но эти реальные события обещали быть настолько грандиозными, что их приближение все сильнее волновало Потапа и отбирало сон.

Чекист смотрел на свои торчащие из-под одеяла ноги, шевелил пальцами и, попутно отмечая, насколько недоразвиты пальцы ног в сравнении с пальцами рук, рассуждал вслух:

– На этот раз промашки я не допущу… Нет, не допущу. Я обеспечу себе большинство в местном парламенте и на первой же сессии поставлю вопрос о реставрации памятника. Если еще и удастся подкупить часть депутатов, то нетрудно догадаться, в чью пользу вопрос будет решен… Тут уже никакая лебедка мне не помешает. Главное, чтобы денег хватило… Брэйтэр опять начнет упрямиться… – Гена, завтра пойдешь со мной. Поприсутствуешь там в качестве пугала. По-моему, они что-то начинают подозревать. Слышь?

Но эфиоп не слышал. Судя по его рассеянному взгляду и глупой улыбке, он мечтал о чем-то личном. Увлекшись своими мыслями, африканец также двигал пальцами ног, затейливо их сплетая и расплетая. Его пальцы оказались гораздо более гибкими, чем у Мамая.

– А дулю скрутить можешь? – невольно спросил Потап, понаблюдав за манипуляциями около минуты.

Тамасген вновь не ответил, из чего следовало, что грезы его носили несколько предосудительный характер.

– Ты о чем там себе думаешь? – повысил голос бригадир.

– Я? – очнулся подмастерье и смущенно потянул на себя одеяло.

– Сперва дело надо сделать, а потом будешь о невесте своей думать и о том, что у нее есть. Я говорю, завтра со мной пойдешь, попугаешь моих орлят. И рожу делай свирепую, чтоб внушительней было. И даже не вздумай вспоминать свою бабенку или хотя бы ее часть, а то у тебя слюни побегут. Тоже мне Казанова. Вот дал бог напарничка!

Потап встал с кровати и, подойдя к серванту, принялся выдвигать из него ящички и открывать дверки. Пять минут поисков принесли первые плоды. Нагора были выданы: набор oткрыток с видами Полтавы, пустая чернильная ручка, медные потускневшие от времени запонки и цельный столовый нож из нержавеющей стали.

– Что это? – полюбопытствовал Гена.

– Презенты, которые ты привез товарищам из Европы и вручишь завтра в качестве поощрения. Будем применять политику кнута и пряника. Думаю, что папаша твой сможет пережить потерю этих пряников. Тем более что после реализации первого же килограмма золота я ему все оплачу. Ты, как законный наследник, не возражаешь?

– Нэт.

– Спасибо. Кстати, тебе я тоже заплачу.

– За что?

– За твои часы.

С этими словами Потап взял африканца за руку и быстро расстегнул браслет. – Дешевка, видно. Один доллар стоит, да? Я дам тебе два. Потом.

Эфиоп потянулся за уплывающими часами, словно утопающий, но они бесповоротно присоединились к остальным подаркам.

– Я бы свои отдал, – пояснил чекист, – но у меня «Слава». Могут догадаться, что не из Брюсселя. А твои сгодятся. Я их Брэйтэру подарю. А тебе другие купим. Здесь на базаре иногда продают часы, которые ходят. Да не будь ты таким мелким собственником! – пристыдил он напарника, увидев на его лице неподдельное страдание. – Стремись к тому, чтобы стать собственником крупным.

Следующий час кладоискатели приводили в порядок европейские сувениры. С открыток были срезаны все буквы и типографские знаки, ручку очистили от засохших чернил и залили новыми, а запонкам придали первозданный блеск. Часы Потап полировал собственноручно, не доверив их бывшему владельцу.

Пожелав друг другу спокойной ночи, в половине третьего приятели легли спать.

– В субботу я женюсь, – проговорил подмастерье.

– Уже? – удивился Потап сквозь набегающий сон.

– Да. Больше тянуть нельзя.

– Надеюсь, у тебя хватило ума никого не приглашать?

– Угу… Но тебя мы приглашаем.

– Спасибо, – пробормотал бригадир. – для меня большая честь…

Возвращение товарища Степана райкомовцы почтили вставанием. Все они были гладко причесаны, побриты, умыты и походили на застенчивых первоклассников.

Высокий гость гордо посмотрел на подпольщиков, надел очки, развернул сложенный вчетверо клочок бумаги и с достоинством произнес:

– Дорогие советский друзия.

Затем, на хорошо ломанном русском языке, он зачитал приветствие Президиума IV Интернационала.

Речь его была похожа на выступление какого-нибудь Чрезвычайного и Полномочного посла Республики Бурунди. Потап только диву давался, с каким хладнокровием эфиоп исполняет свою роль.

Подпольщики были удивлены не меньше. Многие из них слышали товарища Степана впервые и нашли его голос вполне приятным и густым. Но дикция у посланника оказалась прескверной. Говорил он так, словно во рту у него находилось яблоко, которое он ворочал языком от одной щеки к другой. Все, что удалось разобрать в приветственной речи, была весть о том, что райкомовцам передают пламенный привет их зарубежные друзья.

Помусолив яблоко, эфиоп поднял глаза и, щедро улыбнувшись, закончил:

– Спасып за вныманыэ.

Сразу же после этого состоялась церемония вручения памятных подарков, окончательно растрогавшая всех присутствующих.

Лев Аронович, как, предводитель гвардии, был награжден ценными часами. Монархист получил медные запонки ручной работы. Ручка, которая была под завязку залита чернилами, но почему-то не писала, попала к Коняке. Осторожно осведомившись, не бывал ли диссидент в Полтаве, Мамай сунул ему открытки с видами центральных полтавских площадей и улиц, выдав их за виды Брюсселя. Игнат Фомич, никогда не посещавший не только Полтаву, но даже и столицу Бельгии, отметил про себя, что по европейским проспектам ездят такие же трамваи, как и в области, и форма у милиционеров такая же. Столовый нож достался Харчикову, который был приятно удивлен, разглядев на его лезвии знак качества. Всем остальным, кому подарков не хватило, пришлось довольствоваться рукопожатием товарища Степана.

После раздачи пряников собрание приняло деловой характер. Подпольщики разбирали сложившуюся революционную ситуацию, обсуждали стратегию и тактику предвыборной борьбы, и наконец, вооружившись инструкциями председателя, кандидаты отправились на встречу с избирателями.

Спустя всего лишь час большинство кандидатов добрались до своих участков и, не мешкая, принялись за дело.

Баптист выступал в столовой завода железобетонных конструкций, в самый разгар обеда. Рабочие кушали пшенку, сосредоточенно глядя в свои тарелки. Но те, кто покончил с кашей и запивал ее компотом, слушали объявившегося агитатора с немалым любопытством.

– Братья и сестры! – говорил Коняка осипшим от волнения голосом. – Наш район – это отмирающий динозавр с маленькой головой, огромной, неповоротливой тушей и рахитическими ножками…

– Дамы и господа! – ораторствовал в это же время Куксов. – Наш район – это отмирающий динозавр с маленькой головой…

Свою программу монархист оглашал в помещении ЖЭКа № 4, где собралось десятка два старух из прилегающих домов.

– …Туша – это раздутый чиновничий аппарат!

– А хилые ножки… – голосил Пиптик, стоя перед работницами хлебозавода, – хилые ножки – это мы с вами!

Работницы сдержанно смеялись.

– …Разрешить кризис можем только мы, «зеленые», то есть защитники флоры и фауны! – распинался балетмейстер, перейдя на фальцет. – Я, как представитель «зеленых», то есть защитников флоры и фауны…

Розовощекие работницы уже не стесняясь обсуждали импульсивного кандидата и смеялись все свободнее…

Эти и многие другие подробности сообщила чекисту сексот Кислыха, способная, как известно, присутствовать в нескольких местах одновременно. Мамай остался вполне доволен поступившей оперативной информацией и честно выдал осведомительнице причитающийся гонорар.

События разворачивались согласно плану. Не было только никаких сведений о Цапе.

К вечеру кaндидаты стали возвращаться. Отпустив эфиопа на побывку к невесте, Мамай сам встречал соратников. Каждого вошедшего он усаживал рядом с собой, по-дружески угощал чаем и внимательно слушал отчет. Изредка Потап останавливал коллегу и дополнял его рассказ какой-нибудь деталью, приводя рассказчика в большое замешательство.

Последним в контору вернулся Мирон Мироныч. Он был слегка пьян и внутренне чему-то очень рад.

Председатель пересчитал свое войско и с неудовольствием обнаружил, что одного не хватает.

– Где Цап? – спросил он строго.

Выдержав эффектную паузу, баптист с трудом возвел к небу окосевшие глаза и старательно проговорил:

– Преставился грешник.

– Что сделал? – не понял Потап.

– Преставился. Пришибло его.

– Как?!

– Насмерть, – констатировал Коняка, рубанув ладонью воздух.

– Он что… умер? – шепотом спросил председатель.

– Сначала еще живой был, но к этому часу… Мирон Мироныч присмотрелся к часам, – должен был уж помереть.

В «Реставраторе» установилась гробовая тишина.

– Погодите, погодите, – спохватился Потап. – А чем его пришибло?

– Сосулькой.

– Какой еще сосулькой?

– Сосулькой, – настаивал баптист. – Во-от такой. Прямо в темечко.

– Он что – дурак? – начинал злиться председатель.

– Был, – уточнил верный христианин.

– Если он умер – это еще не значит, что он поумнел, – отрезал Мамай и, упершись лбом в кулак, задумался.

В том, что последняя мартовская сосулька свалилась именно на голову Афанасия Ольговича, не было ничего удивительного. Такая уж у него доля – находиться в ненужном месте в ненужное время. Это еще походило на правду. Но в том, что вольный фермер смог так просто выпутаться из предвыборной борьбы, Потап усомнился. Цапу это было не к лицу. Горькая судьба была его предназначением. Взвесив все «за» и «против», чекист твердо сказал:

– Этого не может быть. В какой он больнице?

Дабы не упустить возможности увидеть своими глазами поверженного врага, Мирон Мироныч вызвался в провожатые. Остальные разошлись по домам.

Цапа нашли в районной больнице. Чекист и баптист долго бродили по тихим больничным коридорам, с этажа на этаж, пока наконец не забрели в отделение травматологии, где и отыскали соратника.

Догадки Мамая подтвердились: Цап был ранен, но все же жив. Он лежал в конце вестибюля, под дверьми хозблока, и, облокотившись на подушку, читал газету.

Если бы не забинтованная голова, можно было подумать, что человек просто отдыхает после плотного ужина.

Увидев приближающихся товарищей, Афанасий Ольгович выронил газету и изобразил на своем круглом лице довольно естественный испуг. Брови его поползли вверх и заползли под повязку. Не медля больше ни секунды, больной быстро упал плашмя, закрыл глаза и жалобно застонал.

Какое-то время посетители молча стояли над телом больного, наблюдая за его страданиями.

– Видали симулянта! – подбил Коняка локтем председателя.

– Что с вами, Афанасий Ольгович? – негромко спросил Потап, склонив голову набок. – Вы похожи на умирающего лебедя.

Фермер продолжал охать и стонать, облизывая время от времени пересохшие губы. Но, поняв в коннце концов, что соратники просто так его в беде не оставят, нехотя приоткрыл глаза.

– А-а… это… вы… – раздалось в его горле слабое клокотание, – сестра-а…

– По-моему, он вас узнал, – обернулся Потап к баптисту.

– Бредит, гадюка. Дурочку валяет.

– Сестра-а, – вновь позвал Цап, – воды-ы.

Мамай протянул больному стакан с теплой водой. Афанасий Ольгович с усилием сделал один глоток и брезгливо отвернулся.

– Что с вами, дорогуша? – повторил вопрос председатель, заботливо подоткнув край одеяла.

Деваться было некуда. Свиновод посмотрел на посетителей более осмысленно и с тяжелым вздохом сообщил:

– Сотрясение мозгов.

– Это верно, – язвительно прокомментировал Мирон Мироныч. – Мозга у него с кулачок, об стенки головы стукается, вот сотрясение и вышло.

Цап недобро покосился на соседа и упрямо сказал:

– Сотрясение мозгов. Тяжелой степени. Шел, шел и вдруг – шлеп! Аж искры из глаз. Несчастный случай, словом.

– Афанасий Ольгович, – заговорил Потап доверительным тоном, – а вы это не специально? Может, вы решили тайком от коллектива отколоться?

– Специально! Специально! – не унимался Коняка. – Он еще в детстве об меня тайком козявки вытирал и никогда не признавался. Такой гад!

– Да вы что, начальник! – заволновался Цап. – Я нечаянно…

– Вот видите, что я говорил! – вставил баптист.

– Нечаянно я, падлой буду! – клялся пострадавший, неожиданно перейдя на тюремный жаргон. – Я чуть копыта не откинул, в натуре!..

– Ладно, ладно, не брызгайте слюной, – принялся успокаивать его Потап. – Я вам верю. А ваш несчастный случай засчитаем как производственную травму. Получите больничный. А насчет копыт – это вы погорячились. Впереди у вас еще много подобных событий. Жить вы будете долго и интересно. Ну что ж, поправляйтесь поскорее и приступайте к работе. Я вас жду завтра. Или нет – так и быть, приходите послезавтра.

– Врач сказал, что лежать нужно не меньше двух недель, – произнес Афанасий Ольгович извиняющимся тоном.

– Ничего, это ерунда, с врачом я договорюсь. Завтра же будете на ногах.

– Нет, врач сказал, что это может быть опасно для мозгов.

– Поверьте мне, для ваших мозгов это не опасно.

– Раньше двух недель не встану, – упрямо повторил свиновод и, как бы в подтверждение своих слов, закатил глаза и вновь принялся за старое. – Сестра-а… Сестра-а.

Потап внимательно посмотрел на больного и понял – раньше чем через две недели тот, действительно, с постели не встанет. Несмотря на сотрясение мозга, Цап прекрасно понимал, где ему грозит большая опасность.

– Ну что ж, прощайте, – сказал председатель с сожалением. – Берегите себя. Не лежите на сквозняке – гланды воспалятся, и, когда вас хватит аппендицит, вы не сможете призвать кого-нибудь на помощь и так и умрете. А ведь вы еще нам очень нужны. Партия приготовила для вас особое задание – террористический акт. Вы зачислены в ударную группу. Поздравляю.

Афанасий Ольгович стал хрипеть и тянуть куда-то вперед дрожащие руки. На этот раз он не притворялся.

Однообразные выходки больного начали навевать на чекиста скуку. Посмотрев на Цапа еще несколько секунд, он отвернулся и ушел, теша себя мыслью, что досадил предателю всем, чем мог.

Кандидат от аграриев был потерян. На нем можно было ставить крест.