Текст книги "Идолов не кантовать"

Автор книги: Сергей Нуриев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

Глава 2. Знак вопроса

Нeхороший сон Мамая начал сбываться уже к обеду того же дня. В дверь тяжело стукнули, и не дожидаясь приглашения, открыли ключом. На пороге, воинственно подбоченясь, стояла заведующая в купеческой лисьей шапке.

– Я вам не такая дура, – сразу предупредила она, клацнув золотыми зубами.

Потап почувствовал как на колене заныл древний шрам от собачьего укуса, и на всякий случай отступил.

– Я знаю, что не такая, – хладнокровно ответил он, принимая позу укротителя. – Прошу. Нам следует объясниться.

Такого зверя следовало бить наверняка, и в течение долгих двадцати минут Потап чистосердечно, хотя и несколько путано сознавался, что является полномочным представителем одного богатого иностранца.

– Сей господин, – втолковывал посланец, имея за плечами огромный исторический опыт, ищет в этих краях солидного партнера для создания специфического, но весьма рентабельного предприятия.

Не жалея красок, Потап обрисовал большое будущее захолустного ныне заведения, на базе которого планируется расплодить массажные кабинеты, педикюpныe залы, практико-теоретические курсы и службы остальных услуг. Ко всему сказанному он привязал права человека, демократию и прямо намекнул, что пора покончить с ханжеством.

В этом месте поверенный умолк и покосился на заведующую, готовый в любую секунду придушить ее подушкой за недоверчивость. Какое-то время она молчала, отведя обманчиво спокойный взгляд в угол.

– Так вы девками собрались спекулировать? – сообразила наконец она.

– Побойтесь бога! Почему сразу спекулировать! – попятился Потап, пытаясь предотвратить назревающий конфуз. – Вы не совсем правильно поняли…

– Так будете или не будете?

– Не будем! – торопливо заверил он. – Никакой спекуляции. Цены назначим самые божеские.

– Ты вот что, – отрубила заведующая, – передай своему начальству, чтоб голову не морочил. Тут народ простой и всяких там педикюров и прочих развратов не потерпит. Надо бордель – сделаем, а больше ничего не просите. Мне мое имя дороже. Так-то.

В ходе непродолжительных переговоров была достигнута договоренность о том, что весь нынешний трудовой коллектив сохранит за собой рабочие места. О благополучном исходе встречи представитель обещал телеграфировать начальству немедленно.

Потап почтительно вывел заведующую под руку из номера, назвал ее мамочкой и попросил обогреватель. В коридоре, в подозрительной близости от двери Мамая, возилась уборщица, усердно натирая и без того чистый пол. "Подслушивала" – догадался Мамай. Но эта догадка его только развеселила, ибо тайна, открывшаяся уборщице, была далека от той тайны, которую он с собой привез. Настоящую тайну Мамай держал при себе и не собирался ею ни с кем делиться.

Вскоре изголодавшийся устроитель борделей жевал пельмени в столовой «Шехерезада». Глядя в тарелку, он старался думать о деле, но в голову почему-то лезли фантазии самого вульгарного свойства. Сперва ему представилась Элеонора, натягивающая на мясистую ногу черный чулок. Затем с криком «Давай, работай давай!» вместо нее явилась и сама заведующая в неглиже…

Аппетит пропал. Гадливо отодвинув тарелку, Потап рассеянно посмотрел по сторонам. В столовой было скучно. Каждый был занят своими пельменями. Складывалось впечатление, что посетители сюда приходят не на обед, а на работу и, добросовестно пережевав положенную порцию, уходят отдыхать.

Вдруг Потап уловил на себе чей-то взгляд. Из-за соседней стойки, прячась за спинами едоков, за ним подглядывал полутораметровый человек в офицерской ушанке.

– Эй, пацан, поди сюда, – поманил его Мамай.

Мальчишке оказалось около пятидесяти. Он подошел чеканным шагом, отдал честь и подобострастно задрал подбородок. Потап почувствовал себя неловко. Заводить беседы с местным дурачком ему не хотелось.

– Извиняюсь, – буркнул Потап. – Обознался.

Мужичок понимающе улыбнулся и снял шапку, обнажая теплую плешь.

– Здравия желаю, – по-крестьянски склонился убогий.

– Ну, чего тебе? – грубовато спросил Мамай. А на, ешь пельмени и уходи. Иди, понимаешь? Ту-ту-у! Кушай и иди на улицу. Там Дедушка Мороз всем подарки раздает. Понимаешь?

Дурашка глупо поморгал глазами, но к угощению не притронулся.

– На работу не возьмете? – неожиданно попросил он.

– Извини, брат, не могу, – раздраженно ответил Потап, переходя к другой стойке.

Убогий не отставал. Вежливо подождав, пока Потап допил какао, он дернул его за рукав:

– А может, возьмете?

– Это опять ты? Я же сказал.

– А вы возьмите.

– Хорошо, возьму, возьму, – уступил Мамай, надеясь отделаться от слабоумного по-хорошему. Что ты умеешь делать?

– Ничего, – серьезно ответил убогий.

– Я имею в виду карандаши точить, подметать, клей намазывать – умеешь?

– Не умею. Я военный.

– Военный? Ну, тогда, брат, сложнее, для тебя только одна вакансия – директор советской власти. Будешь?

– А где?

– Да везде! – Потап сделал широкий жест и быстро направился к выходу.

Новоиспеченный директор советской власти преданно потрусил за ним.

– Так не пойдет, – блеял он. – Что это за работа. Я про такие должности никогда и не слышал. Вы все выдумываете, а мне не до шуток.

В душе Потапа зародилось сомнение. Он остановился и присмотрелся к убогому повнимательнее. Мужичок рассуждал вполне здраво, да и вид у него был почти как у нормального.

– Так ты что, – негромко спросил Потап, – не дурачок, что ли?

– Никак нет. Майор запаса Атамась. Майор – звание, Атамась – фамилия…

И в подтверждение своих слов Атамась предъявил фотографию, с которой на оторопевшего Мамая смотрел бравый вояка в майорских погонах, удивительно похожий на самого Атамася.

– Тьфу! – возмутился прозревший устроитель борделей. – Ну, ты, майор, даешь! Чего к гражданскому населению цепляешься?

– Насчет работы я.

– Какой такой работы! Как ты, такой бестолковый, до майора дослужился? С таким ростом в армию вообще не берут!

– Я ведь могу и швейцаром, – убежденно заявил отставник. – Дисциплину буду соблюдать и порядок. Да разве ж мы не понимаем!

Потап вновь вернулся к мысли, что перед ним сумасшедший, и, с трудом сдерживая себя, заговорил:

– Слушай сюда. Назначаю тебя швейцаром. Прямо сейчас. Стой здесь и никуда не уходи. Следи, чтоб двери громко не хлопали. Все. Завтра приду – проверю.

До хлебного магазина Потап добрался почти бегом, завернув за угол, перевел дух.

– Могу смотрителем быть, если доверите, – раздался за спиной уже знакомый голос.

Мамай метнул в преследователя многообещающий взгляд.

– Любезный, я кто, по-вашему? Председатель биржи труда? Работодатель из Бразилии? Или тебе просто в бубен дать?

Майор испуганно присел и стал от этого совсем крошечным.

– Вы бордель открываете или не открываете? _ взвизгнул он капризным голосом. – Мне сестра сказала, что вы там за управляющего будете! Я к вам на службу! Швейцаром. Или смотрителем. Или сторожем. Дисциплину соблюдать. Берете или нет?

Мамая поразила страшная догадка.

– Иди к черту, – зашипел он, наступая. Или я тебя…

На этот раз Атамась проявил завидную сообразительность. Он исчез так быстро, что у Потапа исчезла необходимость заканчивать начатую фразу.

Вторую половину дня Потап Мамай посвятил изучению города. Неутомимо вглядываясь в вывески учиреждений, он исследовал улицы и переулки центра, рисовал в блокноте топографические карты, загадочные знаки, делал пометки. При этом Потап действовал по какой-то ему одному известной системе и ни разу не повторял уже пройденный маршрут. Из архитектурных сооружений экскурсанта интересовали школы, детсады, торги и конторы. Но на их фасады он не обращал внимания. Обнаружив нужное заведение, Потап быстро проникал вовнутрь и вступал в деловую беседу с техническим персоналом в лице вахтеров и завхозов. Разговор длился недолго и чаще всего приносил визитеру чувство удовлетворения, после чего в его блокноте появлялся очередной жирный крест. Лишь иногда общение с вахтером делало Потапа серее тучи, и, озабоченно покусывая губу, он ставил на карте вопросительный знак.

К шести часам вечера, обзаведясь уймой новых знакомых, Потап вышел к площади Освобождения (бывшей Октябрьских Завоеваний). Экскурсия была окончена и подведя ее итоги, экскурсант мог покляться, что милее города он в жизни не встречал. Ни напыщенная Вена, ни романтический Париж, ни чопорный Лондон не произвели бы на него такого приятного впечатления, какое произвели Козяки. Конечно, районный центр заметно уступал центрам европейским в количестве дворцов в стиле барокко, костелов и соборов различных богоматерей. Но, с другой стороны, в тех же пресловутых столицах вряд ли можно было отыскать такие смешные улицы и неказистые домики, из которых, собственно, и строился архитектурный ансамбль Козяк. К тому же Потап был не настолько придирчив, чтобы обращать внимание на подобную чепуху. Эстетические удовольствия интересовали его мало. Ему хотелось большего. Он искал счастье.

Обойдя десять пыльных кварталов, Потап Мамай приблизился к счастью почти вплотную.

Козяки погрязли в сумерках. Но на площади в честь новогодних праздников горел фонарь, хорошо освещая общегородскую елку. В полной тиши было слышно, как скрипит ее каркас и шелестят бумажные игрушки, повешенные достаточно высоко, чтобы их нельзя было украсть. За елкой, далеко от дороги, обдуваемый всеми ветрами, из темноты выступал памятник вождю мирового пролетариата. Убедившись, что вокрут никого нет, Мамай направился к идолу.

Памятники Ленину при всей их схожести с оригиналом нередко отличаются друг от друга. Так, Ильича, воздвигнутого на вокзале города Астрахани, неведомый скульптор изобразил в виде коренастого крепыша, лицом похожего на степного кочевника. Ильичам Кавказа обычно ваяли гордый профиль. В Сибири на постаментах стоят плечистые богатыри с могучей грудной клеткой. Вождей Москвы и Петербурга отличает интелигентность и стройная осанка. Козякинский Ильич выделялся среди собратьев широким тазом и ехидной мордой. Но все-таки, вне всякого сомнения, это был он – В.И.Ульянов.

Налюбовавшись истуканом вдоволь, Потап расскрыл блокнот и нерешительно начертил в нем крест.

– Быть такого не может, – проговорил он, как бы убеждая самого себя, но, посмотрев на изваяние еще раз, резонно заметил: – А почему, собственно, не может?

Эта мысль понравилась ему настолько, что он быстро перечеркнул крест и поставил жирный знак вопроса. И хотя ни в облике вождя, ни в самом его присутствии не было ничего удивительного, по пути в гостиницу Потап еще долго на него оглядывался, будто не веря своим глазам, пока исполин окончательно не канул в темноту.

В коридоре с чашкой в руке его поджидала Элеонора Гаркушка, явившаяся по чрезвычайно важному делу. Тревогу в ее душе вызвали зловещие знаки, которые показывала кофейная гуща. Два часа кряду Элеонора пыталась разгадать засохшие узоры, но выходила какая-то ерунда. На дне чашки виднелась фигура мужчины, в котором Элеонора без труда узнавала учителя бальных танцев Пиптика. Раскинув крылья, предмет ее грез стоял на краю пропасти, намереваясь то ли в нее упасть, то ли взлететь. Но в любом случае было непонятно, собирается он в конце концов жениться, как и обещал, или не собирается. Не найдя утешительного ответа, Гаркушка бросилась за консультацией к пророку.

Отвлекшись от своих дум, Потап недовольно покосился на чашку и дал вразумительное разъяснение:

– Фигуру в виде бочки видите?

– Ну, – насторожилась девушка.

– Так это вы. А дятла с крыльями?

– Ну.

– Так это он.

– И что?

– Как – что! Вывод один: он в вас влюблен.

– Правда?

– Вы уж мне поверьте, – заверил Мамай и, не попрощавшись, сердито закрыл двери.

Утром Элеонора пришла показать новый узор, весьма напоминающий обычную фигу, но оказалось, что ясновидец, оплатив номер за неделю вперед, исчез из гостиницы.

Глава 3. Целители

Спустя три дня, ровно в полночь, в Козяках остановился поезд. В последнем вагоне отворилась дверь нерабочего тамбура, и в её тусклом проеме появились две фигуры. Они бесшумно спрыгнули на насыпь и, ориентируясь по звёздам, двинулись на северо-запад.

Первый человек шел не оглядываясь, ступая полным шагом и задевая головой хрустящие ветки. Это был ученик великого мага. За ним, размеренно выпуская пар, старался поспевать и сам наставник, известный в узком кругу под именем Абу-Малаку. Член президиума общества колдунов был плотно укутан шарфами и шалями поверх верхней одежды и походил на пленного румына. Замерзающий маг то и дело настигал проводника, преданно заглядывал ему в лицо и порывался продолжить прерванный разговор.

– Потап, – жалобно промычал он в очередной раз, – а ты уже так делаль?

– Отстань, – огрызнулся ученик.

Абу-Малаку отстал, но через несколько шагов возобновил свои призывы.

– Потап, а если мне не поверят?

– Тогда поверят мне.

– А если и тебе…

– Слушай, Гена, – нетерпеливо перебил Потап, – тебе нужны деньги или не нужны?

– Да, нужьно, – подтвердил великий маг.

– Ты хочешь вернуться к своей маме или не хочешь?

– Хочу.

– Тогда перестань терзать меня дурацкими расспросами. Или ты навеки затеряешься где-нибудь в степной глубинке вместе со своим образованием. Ты хочешь, чтоб твое образование пропало в каком нибудь отстающем колхозе? Нет? И я не хочу. Пусть оно лучше пропадает в Африке.

Учитель печально вздохнул и, понурившись, побрел за проводником.

На самом деле. Гену звали Тамасгеном. Это был обрусевший эфиоп, прибывший на учебу в Харьков десять лет назад. Но, получив образование, молодой специалист не успел улететь из СССР до внезапного тотального подорожания. Денег, отложенных на билет из Москвы до Аддис-Абебы, едва хватило бы на полет из той же Москвы до Тулы. И напрасно тосковала жаркая Эфиопия по своему выученному сыну – «Аэрофлот» был неумолим. Племена хмурых африканцев пошли учиться по второму кругу. Тамасген Малаку стал одним из таких специалистов широкого профиля. Изучив мелиорацию и электрификацию сельского хозяйства, он с неохотой принялся познавать фармакологию. Цены на авиабилеты быстро убегали от возможностей мелиоратора, и будущее мерещилось ему в виде мрачных колон очередного института.

Измученный ностальгией негр стал всерьез помышлять о нелегальном, бегстве пешим ходом. Предвидя случайности, которые могут произоити в пути, он принялся рассылать прощальные письма родственникам и дарить сувениры землякам.

Эти и другие душевные переживания поведал под стук колёс вечный студент случайному попутчику, оказавшись с ним в одном купе. Попутчик проявил живейший интерес к мытарствам эфиопа и пообещал материальную поддержку в обмен на помощь иностранца в пустяковом дельце. После недолгих колебаний отчаявшиися африканец согласился побыть по совместительству великим магом и высадиться на неизвестной станции Козяки.

Теперь, когда Гена был введен в курс дела и путь обратно был отрезан, его стали одолевать сомнения. Он боялся.

– В конце концов, у тебя есть статус иностранца, – успокаивал его Потап, замедляя ход. – Всегда можно пригрозить международным скандалом. Провинциалы просто трепещут перед такими замухрышками, как ты. Главное – придерживайся моих инструкций. Вперед, гордость Африки! Я вижу неоновые огни отеля.

Элеонора Гаркушка томилась в ожидании избранника. Накануне Пиптик снова выяснял, будет ли она дежурить этой ночью. И хотя он справлялся об этом перед каждым ее ночным дежурством, на этот раз Элеонора чуяла, что настал час решающего свидания. Она невнимательно читала книгу и настораживалась при малейшем шорохе. Пробило уже полпервого, но все было спокойно, ничто не говорило о приближении любимого. Амуры, испугавшись темноты и сырости, покинули пространство холла, и лишь в диване скреблась глупая мышь. Где-то на втором этаже раздались шаркающие шаги, захлебнулся унитаз, и опять все стихло. Коротая тягостные минуты, Гаркушка развернула бутерброд с говядиной, нашпигованный чесноком, понюхала и приготовилась его съесть. Совесть подсказывала ей, что питаться в такие поэтические минуты просто неприлично. Между аппетитом администратора и достоинством влюблённой девы развернулась легкая борьба, верх в которой временно взяло достоинство. Элеонора решила обождать и, пошевелив ноздрями, отодвинула говядину на край стола. По ее предположению, кавалер должен был явиться с минуты на минуту.

В дверь любезно постучали. Радостно запрыгало сердце девушки: он! он! он! Быстро напудрившись и подтянув колготки, она понеслась на цыпочках навстречу судьбе.

– Ты ли это? – спросила Гаркушка, волнуясь.

Вместо ответа за дверью послышалось нетерпеливое сопение. Испытывая головокружение, девушка приоткрыла дверь – из темноты на нее таращились два дьявольских глаза… Элеонора рухнула по траектории падающего шифоньера.

– Добрый день, – растерялся Эфиоп.

– Ну, что я говорил! – произнес Потап, отодвигая его плечом. – Дамы в восторге…

Обозрев распластавшееся тело, Потап с уважением посмотрел на африканца.

– Как это у тебя получилось, Геннадий? Ты производишь эффект. Только шума много.

Соучастники оттащили Элеонору в вестибюль и после двух неудачных попыток усадить ее в кресло оставили на полу.

– Глубокий обморок. Наповал, – констатировал помощник колдуна, нащупав у потерпевшей пульс. Обратив внимание на два чайных прибора, он заметил: – Девушка ждала Ромео. Явление Отелло сценарием не предусматривалось. М-да, техническая неполадка. Слава богу, у Джульеты оказалось коровье сердце.

На столе зазвонил телефон.

– Алло, – бросил в трубку Потап.

Никто не отозвался.

– Слушаю!

На другом конце провода нерешительно откашлялись и чей-то голос застенчиво попросил:

– А Василь Василича можно?

– Какой Василь Василич! Час ночи!

– Скока?

– Ча-ас! – гаркнул Мамай.

– Ого, – тихо удивился незнакомец и повесил трубку.

Не прошло и минуты, как звонок повторился.

– Алло, – сдержанно сказал Потап, выйдя на связь.

– Василь Василича опять нет? – послышался все тот же голос.

– Есть! Только правильно набирайте номер! Вы опять не туда попали…

– Ой, извините. А-а… А-а… – заблеял неизвестный. – А Элеонора на месте?

– Почти, – помедлив, ответил Потап и покосился на дежурную, все еще сидящую на полу с протянутыми ногами. – Позвать?

– Нет, нет, что вы! И вообще, мне Василь Василич нужен. Я ошибся, до свидания.

Испуганный голос неизвестного сменили короткие гудки. Ученик великого мага недоуменно посмотрел на трубку и с силой всадил ее в гнездо.

Когда Гаркушка подала первые признаки жизни, целители неслышно удалились. Очнувшись, Элеонора очумело, как бы со стороны, разглядывала саму себя и никак не могла понять, как это с ней произошла такая неприятность. Второй неприятностью было то, что со стола самым таинственным образом исчез бутерброд с говядиной. Это уже было свинством. Теряясь в догадках, Элеонора легла на диван, укрылась казенным одеялом и, взволнованно зевнув, уснула.

К удивлению Потапа, эфиоп оказался хорошо подготовленным к дальним путешествиям. В экипировку колдуна входили туалетные принадлежности, включая шикарную электробритву «Philips» и французский одеколон, комплект белья и даже домашние тапочки. Зато одет эфиоп был с подчеркнутой бедностью. Фасон его ботинок не относился к какому-либо стилю и даже не позволял отнести их к какой-нибудь эпохе. Это была просто обувь, имеющая прямое и единственное предназначение – защищать ноги от ушибов. На локтях обоих свитеров были нашиты круглые замшевые заплаты. Под двумя свитерами Гена носил две рубашки: тонкую, безупречно белого цвета, и байковую в клетку.

Лёжа на кровати, Мамай наблюдал, как аккуратно, рукав к рукаву, эфиоп складывает свои вещи и кладет их ровной пирамидой. Если бы не студенческое прошлое колдуна, Потап без колебаний бы решил, что перед ним хорошо вымуштрованный солдат.

Вымыв ботинки и начистив их неизвестно откуда взявшимся гуталином, Тамасген сел на стул и, выжидательно уставившись на подельника, спросил:

– Что ты сейчас будешь делать?

– Спать, – ответил Мамай, отворачиваясь к стене.

– Спи. Спокоиной ночи.

Но ото сна Потапа отвлек резкий запах чеснока. Он оглянулся и застал учителя колдующим над аппетитным куском мяса.

– Стой, – остановил его Потап. – Где взял?

– Было у меня, – невозмутимо ответил Гена. – Будищь?

– «Бу-удищь». Если б я чеснок не учуял, ты бы все сам сожрал.

– Я ведь тебя спрашиваль! Ты сказаль: спать хочу.

– Хорошо, – медленно проговорил Потап, – сказал. Теперь давай делиться.

– Давай.

– По-честному?

– По-честному, – согласился эфиоп.

Последователь разрезал говядину и хлеб на две одинаковые части и пододвинул одну себе.

– Это мне, – пояснил он учителю. – А это тебе. Сначала мы съедим твое. – С этими словами Потап откусил половину доли эфиопа, а вторую половину отдал ему.

Тамасген энергично жевал, косясь на долю Потапа.

– Ну вот. Твое мы съели по-честному? – глотнув, спросил ученик мага.

– По-честному, – пролепетал маг.

– А теперь каждый будет есть свое.

И к большому огорчению мага, Потап, ухмыляясь, сожрал свою долю целиком.

– Нечестно, – насупился африканец.

– Как же нечестно!

– Ты съель больше.

– Я ведь тебя спрашивал! Ты сказал: по-честному.

– Сказаль.

– А по-честному и поровну – это разные вещи. А теперь я буду спать. Спокоиной ночи.

Утром Тамасгена разбудило включенное радио. Пронзительный голос диктора сообщал прогноз погоды:

«…По области ожидается от десяти градусов мороза до нескольких градусов тепла. Местами осадки. Возможен ветер…»

Потап стоял перед зеркалом и восторженно рыча, растирался полотенцем. От его могучего румяного тела исходил пар. Увидев отражение великого мага, последователь прервал процедуру и со всей серьезностью заметил:

– Ты, конечно, можешь не поверить, но сейчас ты еще смешнее, чем когда спишь.

Упрекнув напарника в расизме, эфиоп ушел умываться.

– Выход через десять минут, – говорил Потап, одеваясь. – Сегодня у нас культурная программа: осмотр достопримечательностей, встреча с интересными людьми, обед в заводской столовой. А пока проведем инструктаж. Итак:

Пункт первый: никакой самодеятельности. Всякая инициатива будет подавляться адекватным и, стало быть, жестоким образом.

Пункт второй: ничему не удивляться, вести себя тихо и смирно.

Пункт третий: знание и понимание русского языка выказывать лишь в крайнем случае, то есть по моей команде. Пожалуй, все. Да, чуть не забыл! Запиши четвертый пункт: не строить глазки девушкам. Они от этого теряются… Слушай, как ты все-таки завалил нашу дежурную? Может, ты и в самом деле гипнотизер?

Потап небрежно запахнул пальто, поднял воротник и последний раз осмотрел себя в зеркале. Там он увидел решительного молодого человека, имеющего нечто общее с голливудским частным детективом. Для пущей схожести он надел перчатки, прищурил глаза и, выпятив подбородок, поиграл желваками…

Эфиоп напомнил о себе робким кашлем. Мамай окинул наставника критическим взглядом, начав с кроличьей, изгрызенной молью ушанки и закончив вздувшимися на коленях брюками.

– Обнять и плакать, – констатировал Потап. Подумают, что я купил тебя в магазине уцененных вещей. На что ты похож? Никто не поверит, что ты иностранец, даже если узнают в тебе негра. Где твой шарм? Что это у тебя на голове? Бабушки, которые носили такие чепцы, вымерли в позапрошлом веке. Через какой-нибудь час я должен представлять тебя как заморского купца, а ты будешь в этой фуфайке? Ну-ка, выворачивай ее наизнанку.

Гена покорно снял куртку и надел ее подкладкой наружу.

– Совсем плохо, – заключил Потап, обойдя вокруг колдуна, – но пусть лучше будет так. Должна же в тебе быть хоть какая-то загадка!

Более радикальные метаморфозы произошли с шапкой. Со словами «хуже не будет» Мамай хладнокровно отрезал ей уши, также вывернул наизнанку и нахлобучил на голову эфиопа. Нельзя сказать, что головной убор стал смотреться приличнее, но он, во всяком случае, выглядел теперь настолько удивительно, что невольно внушал уважение. Больше, кажется, ничего нельзя было исправить. Потап отступил на два шага и, хмурясь, долго созерцал результаты своего творчества.

– Другое дело, – наконец проговорил он. – Вылитый мароканский жид. Теперь поверят. Да, я погубил в себе великого кутюрье. Ну да черт с ним. Зато кого я породил! Видели бы тебя сейчас твои родные! Мама непременно бы прослезилась. Ну, что скажешь?

Прорицатель робко шагнул к зеркалу и какое-то время молчал, пораженный. Затем отвел влажные глаза от увиденной мерзости и просительно посмотрел на модельера.

– Только не надо меня жалобить, – предупредил Потап. – Может, я, конечно, выбрал и не тот стиль, но что поделать! Искусство добывания денег требует жертв. Тебе что, трудно поступиться эстетическими принципами?

Лицо эфиопа стало похоже на сморщенное зимнее яблоко.

– Ну ладно, ладно, – уступил последователь. Раз у тебя такой консервативный вкус, манто надень по-старому, а беретку не трожь… Нет, все-таки черт знает что. Сними шапку… Надень… Нет, сними…

Через полчаса из гостиницы вышли двое. Первый был в полупальто с поднятым воротником, с деловой папкой в одной руке и дымящейся сигаретой в другой. На голове второго сидела кривобокая чалма. Лицо его было укутано в шарф, и в тонкой щели можно было рассмотреть только живые черные глаза.

Они перешли улицу, осведомились у прохожего, как добраться до «Металлиста», и направились к автобусной остановке.