Текст книги "Идолов не кантовать"

Автор книги: Сергей Нуриев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)

Тоскливо глядя в окно, эфиоп молчал. Чем быстрее уменьшалась его доля, тем стремительнее удалялись от Козяк раскаленные африканские пески. Некому было орошать скудные почвы; коричневые дали оставались неэлектрифицированными. Жаркому материку не на что было рассчитывать, ибо вся его надежда, единственный предмет его гордости прозябал где-то на краю земли в дешевом, полном тараканов номере и жадно хватал нечистые шарлатанские деньги.

Мамай весело расхохотался:

– Нет, Гена, это… это было здорово! Такой экзотики им не увидеть никогда. Мне тоже. А знаешь! – заливаясь смехом, он швырнул негру еще пачку банкнот. – Это тебе. За оригинальность. От восторженного зрителя. И даже еще… Черт с тобой, папуас, бери… Ну потешил! Ну потешил!

И подельники дружно загоготали. Они смеялись тем напряженным смехом, какой случается только у людей, благополучно переживших катастрофу.

– Все-таки неблагодарная у нас профессия, – заговорил Потап, успокоившись – Нас боятся. Цветов нет, шампанского нет. А поклонницы, все как одна, старшего пенсионного возраста. Мне не нужна такая популярность. К тому же жрать хочется. Но какой нормальный обыватель пригласит на ужин колдунов? А из ночных закусочных здесь только привокзальный буфет, где, кроме дизентерийной палочки, нет ничего мясного. Скучно.

– Когда опять консерт? – поинтересовался Тамасген, аккуратно складывая свои капиталы.

– «Консерт»! Ты хоть один переживи. И вообще – карьера целителя меня не устраивает, много ответственности. Разумеется, воспользовавшись правом первооткрывателей, мы еще можем пощипать соседние райцентры, но это – дело нескольких недель. Скоро там станет тесно от нашествия коллег. Впрочем, можно будет вполне перебиваться, исцеляя народ от исцелителей. А? Верный заработок! Но это не то…

– Спасибо тебе, Потап, – кинулся вдруг обниматься растроганный эфиоп. – Теперь я смогу уехать, спасибо.

– Не роняй в меня слезу, Геннадий, – смутился бригадир, освобождаясь из его объятий. – Побереги ее для папы Феофила. Кстати, он заждался своего блудного сына, пора порадовать родителя.

В ту же ночь артельщики вышли черным ходом из отеля и перебрались на новую конспиративную квартиру.

Глава 3. Продолжение следует

Эфиопу, ввиду его особой примечательности, было велено сидеть и не высовываться. Свою задачу чекист определил так: обнаружить уцелевших Ильичей и произвести оперативное вскрытие.

Вооружившись крепким молотком, Мамай отправился на поиски скульптурного наследия соцреализма. С утра до вечера он рыскал по городу и при каждом удобном случае наносил очередному истукану короткий верный удар. Удобные случаи создавались разными методами. Где-то чекист шел на подкуп, где-то на обман. В двух случаях пришлось изображать из себя политического маньяка. После этого Потап с отвращением вспоминал, с каким идиотским исступлением он дробил пролетарских вождей, изображая из себя слабоумного. Но даже эти унизительные выходки не приносили ощутимых результатов.

Пустоголовые бюсты трескались, как грецкие орехи. В кратчайшие сроки все подозреваемые были разоблачены. Шансы золотоносного вождя выскользнуть из лап кладоискателя приблизились к нулю.

Возвратившись из последнего крестового похода, бригадир нашел эфиопа вальяжно развалившимся на кровати. Подмастерье гадко ухмылялся и тихо гундосил блюз. Уши его пылали словно у невесты перед брачной ночью.

Не говоря ни слова, Потап взял студента двумя руками, перетащил на тахту и занял освободившееся место.

– Пота-ап! – заносчиво взвизгнул негр. – Так какая моя доля?

Не меняя позы, Потап строго посмотрел на зарвавшегося эфиопа.

– У тебя что, Гена, нервный стресс? Выпей валерьянки.

– Какая моя доля? – настаивал Тамасген.

– Боюсь, что с этого момента твоя доля будет горькой, – с угрозой произнес Потап.

– Если я покажу тебе, где клад, – дашь двадцать процентов?

– Если ты не перестанешь мне хамить…

– Я нашель бюст с золотом, – неожиданно заявил артельщик.

– Что ты такое мелешь, Феофилов сын? Какой там еще бюст! Я здесь камня на камне не оставил. Если в черте города и сохранились какие-либо монументы, то только те, что увековечили память о Юрие Гагарине и Чарльзе Дарвине. И при всем моем уважении в настоящее время они меня мало интересуют. К счастью, козякинские учреждения отличались однообразными привязанностями. Последнюю такую привязанность я нечаянно уронил пятьдесят минут назад. Как и все предыдущие, она оказалась пустой.

– А если нет? А если последний Ленин все-таки у меня?

– Ну-у… – уклончиво ответил Мамай. В него вдруг закралось сомнение. "А вдруг!" – подумал он и вслух сказал: – Если ты мне сейчас покажешь это чудо скульптурного искусства – получишь четвертую часть.

– Обещаешь?

– Слово.

Тамасген преобразился. Это был уже не нищий сирота – студент, это был полководец – победитель, демонстрирующий императору свои боевые трофеи. Предчувствуя минуты славы, полководец гордо выставил на стол великолепный сверкающий бюст. Потап наблюдал за его деяниями, лежа на диване и лениво зевая. На трофей он взглянул лишь одним глазом.

– Беру свое слово обратно, – быстро проговорил он, продолжая прерванный зевок, – можешь взять все.

– Как – все?

– Все сто процентов. Жалую тебе с барского плеча.

Подмастерье тупо уставился на бригадира, пытаясь вникнуть в суть происходящего.

– Я что-то не пойму, – опомнился наконец он. – Это – бьюст?

– Ну, бюст, – согласился Мамай.

– Ты его еще не биль?

– Ну, не бил.

– Так давай скорей разобьем.

– Посадят, – равнодушно сказал Потап, отворачиваясь к стене.

– Куда? – не понял эфиоп.

– В тюрьму.

– Как! А раньше…

– Так то ра-аньше. Раньше были Ленины. А сейчас, болван, перед тобой стоит небитый бюст Тараса Шевченко.

– Какого Шевченко? – опешил Тамасген.

– Тараса Григорьевича. Великого украинского писателя и кобзаря, слыхал?

Подмастерье недоверчиво покосился на скульптуру литератора.

– Так это не Ленин? – ужаснулся он.

– По-моему – нет.

– Может, его брат?

– По-моему – тоже нет.

– Но они же одинаковые!

– И вовсе не одинаковые.

– Он же лисый!

– Да мало ли лысых!

– А усы? – сдавленным голосом пискнул негр, теряя последнюю надежду.

– У этого усы длинные, казацкие, а у того стриженые, – спокойно разъяснял Потап, – и бородка имеется. Неужели не видно? Отнеси туда, где взял. Ну! Что же ты не несешь? А может, ты украл?

– Я его не краль, я его купиль.

– И много заплатил?

Тамасген, разбитый горем, молчал.

– Я спрашиваю – много заплатил?

– Много, – мрачно сообщил эфиоп. – Все.

– Ну и дурак. Теперь пойдешь в свою Африку пешком, с бюстом в руках, – развеселился бригадир. – Понесешь, так сказать, искусство в массы. Хотя я сомневаюсь, что твои соплеменники до конца оценят наше искусство. Есть подозрение, что они разукрасят кобзаря перьями и красками и сделают из него идола. А потом мы пришлем вам ноту протеста.

Пока Потап фантазировал, африканец обхватив голову руками, сокрушался:

– Что теперь делать? Что делать?

– Выход один, – посоветовал чекист. – Поезжай в агентство «Аэрофлота» и предложи им обменяться: ты им – Тараса Шевченко, а они тебе – билет до Аддис-Абебы. Думаю, согласятся. В конце концов, там работают более культурные люди, чем твои братья из джунглей. А если ты поделишься своим секретом и поведаешь, сколько в голове кобзаря спрятано золотишка, они его у тебя с руками оторвут. Может, даже дадут сдачу. Валяй. Береги руки!

Тамасген не торопился, очевидно начиная сомневаться в ценности своего приобретения. Он недобро осмотрел бюст литератора анфас и в профиль, после чего изрек:

– Все белие на одну морду. Особенно лисыe и с усами. А я страдаю… Из-за их одинаковых мордов… Если бы я зналь… разве б я отдаль такие деньги… Я хотель как лучше… Что нам теперь делать?

Мамай полежал минут пять, пытаясь вздремнуть, потом вдруг напрягся, повернулся к напарнику и долго, внимательно изучал его. Эфиоп молчал, но по его скорбному лицу было видно, что у него есть что сказать.

– Повтори, пожалуйста, последнюю фразу, – сказал Мамай шепотом.

– Что… теперь… делать?

– Кому?

– Нам.

– А почему – нам? – попросил угочнить Потап, – почти ласково. – Почему– нам, Геннадий Феофилович? Что вы имели в виду? Вы, наверное, просто оговорились. Нет? Ну тогда что же? Почему вас вдруг так забеспокоила наша общая участь? Вы должны сейчас беспокоиться только о себе, потому что это у вас нет денег. Обо мне печалиться нечего, потому что мои денежки в целости и сохранности лежат в данный момент в серванте, в крайнем справа чайнике. Ведь так? Так? – уже совсем нежно заглядывал бригадир в глаза своему компаньону. – Скорее скажите «да», а то во мне невольно пробуждаются нехорошие предчувствия. И если, упаси господи, вдруг окажется, что денежек моих там нет, то я буду вынужден нарушить симметрию вашей каучуковой морды. И вам это хорошо известно. Поэтому спешите, уважаемый, успокойте меня и скажите: «Да, они на месте».

Съежившись, Тамасген хранил молчание.

Размеренным движением Потап открыл сервант, достал крайний справа чайник, снял крышку и заглянул внутрь. Чайник приветливо блеснул фаянсовым дном. Но и только.

– Так, – произнес Потап быстро холодеющим голосом, – кажется, я взял не тот чайничек. Перепутал, черт.

– Тот, – вздохнул подмастерье. – Я хотель как лучше. А вы, белие, все… на одну морду.

– Собирайся, скотина! – зарычал чекист. – Покажешь, где ты ее купил.

– Я… Я не помню.

– Как – не помнишь?!

– Шель, шель, – уныло принялся пояснять эфиоп, – вижу – окно, в окне – бьюст, я зашель, попросиль показать. Меня попросили показать деньги. Я показаль. Бьюст был тяжелый. Я все поняль. Я попросиль продать. Торговаться не стал, боялся – передумают. Потом я бежаль. Долго бежаль, чтоб не догнали. Ни улицы, ни дома не запомниль. Все. Хотель как лучше.

Потап побледнел от гнева, затем покраснел. Через несколько минут он принял свой обычный вид.

Деньги ушли, и гнаться за ними было делом безнадежным. Еще более безнадежным делом было перевоспитывать глупого папуаса. Ума ему нельзя было добавить. Его можно было только убить.

– Интересно, у твоего папаши найдется лобзик? – деловито заговорил Мамай.

– Лобзик?

– Да, лобзик. Это такая маленькая пилочка, которой пилят фанеру. Мне он очень нужен.

– Нужен? – засуетился Гена, подхалимски улыбаясь. – Сейчас… сейчас я узнаю! – Не ожидая столь легкой для себя развязки, он готов был угодить бригадиру чем угодно. – Тебе нужно что-то попилять?

– Да. Пристрелить тебя на месте было бы слишком несправедливо. Я хочу распилить тебя на мелкие кусочки. Лобзиком для фанеры.

Мамай решительно шагнул к расточителю, но… вдруг остановился и, устало махнув на него рукой, вернулся на диван. Его гнев был выше физической расправы над презренным эфиопом.

Вскоре, отрешенно глядя на люстру, кладоискатель погрузился в свои планы.

Планы затевались большие… Оперативная проверка показала – ни в одном из бюстов, разбросанных по городу, сокровища нет. Сокровище таится в памятнике на площади Освобождения. Это и есть груз 468/1. Итак, золото есть, но добыть его обычным способом представляется затруднительным. Взбираться на двухметрового верзилу, который стоит на виду у всех, и затем лупасить его молотком будет как-то неудобно.

От примитивного хищения чекист отказался сразу же. Дело требовало легальности и привлечения технических средств. Отсюда следует, рассуждал Мамай, что свалить монумент можно лишь с согласия властей. А те, в свою очередь, могут пойти на это либо по собственной инициативе, либо по просьбе трудящихся. Организовать просьбу трудящихся будет несложно. Главное здесь – не перегнуть палку, ибо если просьба трудящихся выльется в массовые беспорядки – с Ильичом церемониться не будут. И тогда центнеры (или тонны!) драгоценного металла просто сгинут в вихре бунта. Поэтому нужен просто небольшой организованный митинг, вызванный, к примеру, задержкой выплаты пенсий. Итогом митинга будет церемония свержения пролетарского вождя. Это раз. Еще можно втянуть в этот процесс национал-патриотов, подбить их воздвигнуть на месте Ленина какого-нибудь национального героя. Это два. Кто там у них сейчас национальный герой? Гетман Мазепа? Махно? Богдан Хмельницкий? Надо будет выяснить. Словом, при необходимости просьба трудящихся будет. Но, конечно, самый верный путь – действовать через инициативу местных властей. Они и кран дадут и нужные бумаги. Но как их привлечь? Не в долю же брать! Пойти к мэру и посулить ему за помощь ногу золотого вождя? Нет, безумство. Мэр захочет все. Опять выставить туземца в роли антикварщика? Тоже выход, но взятку потребуют. Можно, конечно, дать, если денег хватит. Черт! Каких денег! Денег уже нет. Эта же скотина все просадила! А может…

Мамай задумчиво посмотрел на негра.

– Что? – насторожился Гена, уловив его пристальный взгляд. – Что? Все-таки решиль поиздеваться? Бить будешь, да?

– Заткнись, – тихо ответил бригадир. – Тебе уготована иная участь. Пора бы тебе пошевелить хоть пальцем ради нашего общего дела. Так вот, возможно, придется женить тебя на дочке местного мэра. В качестве приданого затребуем памятник. Я б и сам за это взялся, но тогда потребуются дополнительные расходы на шоколадки и прокат костюмов. А ты иностранец, за тебя любая пойдет.

– Но я ее даже не видель!

– Ну и что? Она тебя тоже еще не видела. И слава богу. А что ты так разнервничался? Я ведь не предлагаю тебе платить ей алименты. Потребуется лишь временный брачный союз. Трех дней будет вполне достаточно.

– А если у мэра сын?

– Тогда ты выйдешь за него замуж, – невозмутимо заключил бригадир. – В этом случае трех дней также хватит.

– Кому хватит?

– Всем хватит.

– Я не пойду замужь! – запротестовал Тамасген.

– Еще как пойдешь.

– Не пойду!

Мамай нахмурился:

– Ты мне друг или куриная ляжка? И вообще – ты мне должен.

– Все равно не пойду, – продолжала упрямиться разборчивая невеста.

– Ладно, я тебе заплачу.

– Я не продаюсь!

– Ой, только не надо становиться в позу, я не скульптор. Разумеется, я не могу ручаться за мир потусторонний, но в этом мире продается все, причем по устойчивым ценам. И ты, между прочим, далеко не самый дорогой товар. Боюсь, что в лучшем случае тебя можно отнести к разряду уцененных вещей. Я могу выразить твою стоимость в любой валюте. В чем тебя оценить? В купонах? Рублях? А может, в тугриках? Ну ладно, хоть ты и уцененный товар, будем определять цену в долларах, дабы уберечь тебя от инфляции. Начнем? Ну миллион, само собой, я предлагать не буду. Не будем смешить курей. Сто тысяч, понятное дело, – тоже. Начнем с разумной цифры. Согласен ли ты поступить в мое полное распоряжение, скажем, за сто долларов?

– Нэт! – категорически заявил негр.

– Хорошо. Утроим ставку – триста.

– Да, – чуть помедлив, согласился Гена.

– Тогда возьмем середину – двести. Двести баксов – и ты – моя ходячая собственность.

– Н… не…

– Подумай! В твоем положении я бы не кочевряжился.

– Да.

– Вот и ладненько. А за сто девяносто готов? Ну какая разница – двести или сто девяносто? Всего на десять меньше!

– Готов, – кивнул эфиоп.

– Сто восемьдесят, – продолжал сбивать цену Потап. – Ну? Не забывай, что ты нищий.

– Согласен.

– Сто семьдесят. Ты мне должен деньги, украденные тобой из чайничка. Сто семьдесят.

– Хорошо.

– Сто шестьдесят.

– Нэт!

– Ладно, сто шестьдесят пять.

– Я не продаюсь, – вернулся на прежние позиции Гена.

– Ну за сто шестьдесят шесть, я думаю, продашься.

– Согласен. Но ни доллара меньше.

– А центов пятьдесят уступишь?

– Ни за что!

– Тогда хоть двадцать.

– Да.

– О тридцати, надо полагать, и просить не стоит?

– Больше не дам.

– Ну, вот: ты стоишь сто шестьдесят пять долларов восемьдесят центов, хотя это и явно спекулятивная цена. Такие деньги можно дать при условии, что на тебе будут дорогие вещи, хотя бы долларов на сто шестьдесят. Оставшиеся пять долларов восемьдесят центов и есть твоя настоящая цена. Ну что, пятидолларовый пророк, идешь ко мне на службу?

Тамасген покорно вздохнул.

– То-то, – одобрительно усмехнулся Мамай.

Он подошел к окну, распахнул форточку и закурил, стараясь выпускать дым на улицу. В комнату ворвалась прохлада.

– Но ты не слишком обнадеживайся, – продолжал Потап. – Твоя женитьба – лишь один из возможных вариантов. Пока я еще не принял окончательного решения. Придется ограничиться решением промежуточным. И это значит, что пора собирать бригаду. А то как-то некрасиво получается: бригадир есть, а бригады нет. Мне нужны помощники. От тебя, паразита, ведь никакого толку, одни убытки. Впрочем… я дам тебе еще один шанс реабилитироваться. Может, тебе все-таки удастся оправдать свою стоимость. Или хотя бы ее часть. Все объясню потом, а пока давай неси чай. И попроси у папаши хлеба, масла и сыра.

Чаепитие затянулось до полуночи. После трех чашек Мамай разрумянился и заметно подобрел. К завершению ужина он уже ценил чернокожего приятеля никак не меньше десяти долларов. Кроме сахарницы и тарелки с печеньем перед ним стояла наполовину опустошенная банка с абрикосовым вареньем, на которую Потап взирал уже с некоторым отвращением.

– С детства люблю сладости, – говорил он, устало откинувшись на спинку стула. – Когда я наконец добуду эту золотую болванку, буду жрать только пьяную вишню в шоколаде, ассорти такое есть.

– А я люблу груши свежие, – мечтательно произнес африканец, – и женщин, бэлих. Когда ты добудешь эту золотую больванку и дашь мне мою маленькую часть – сразу заведу себе жену с белой кожей.

– Ну, твою маленькую часть мы обсудим позже, а вот нужная тебе женщина у меня на примете имеется. У нее этой белой кожи – видимо-невидимо. На четверых хватит. За ночь не обтротаешь. Я вас познакомлю. Да ты ее и сам должен знать. Дежурную из гостиницы помнишь? Элен! Во, она самая. Кстати, ты, кажется, тоже поразил ее воображение. Но только, чур, до разрешения вопроса с мэром никаких серьезных шагов не предпринимать. Ты должен беречь себя для дела. Но – тсс! Тише! По-видимому, дела финансовые заботят не только нас. Слышишь? За стенкой… Это соседи. И, судя по суммам, которыми там оперируют, они нас обскакали.

Старатели вскочили и на цыпочках приблизились к стене, надеясь подслушать разговор. Слова сливались в сплошной гул, и их нельзя было разобрать. Наиболее отчетливо слышались числа. И числа были невероятные, известные только астрономам.

– У меня такое ощущение, – ехидно заметил Мамай, – что эти молодожены связывают свое будущее с нашим кладом. Эй! – позвал он, стукнув три раза кулаком в стену. – Э-эй! Тумаковы! Эдуа-ард! Не могли бы вы дать небольшой кредит двум бедным студентам?

– Какая сумма вас интересует? – крикнул в ответ Эдька после короткой заминки.

– Пары тысяч нам хватит, – резвился Потап.

– Ваши условия?

– Нам, студентам, положены льготы! Мы надеемся на скидку!

– Вообще-то я буду давать под двадцать процентов в месяц, но вам, как льготникам, одолжу под десять.

– Мы вам очень признательны! Когда можно получить?

– Заходите в марте, после пятнадцатого, когда откроется филиал нашего банка.

– Угу, зайдем, – буркнул Потап, укладываясь. – Гена, я рад за тебя, ты не самый последний идиот в этой квартире.

Такого же мнения придерживалась и Натка.

– Ты что! – нападала она на мужа. – Десять процентов! Взял хотя бы пятнадцать!

– Молчи, – огрызался глава семейства, – нельзя отпугивать клиента сразу. Вот смотри, десять процентов от двух тыщ – это двести. А за пять месяцев будет тыща чистого дохода. Поняла?

– И тогда мы купим мне шубу, – вставила она, – норковую.

– Нет, песец лучше носится, у него ворса длиннее.

– А норка богаче!

– А песец лучше.

– Нет, норка!

– Нет, песец!

– Козел.

– Если будешь оскорблять – останешься без шубы, – пригрозил Эдуард.

– Как это – без шубы? Ты будешь в кожаном плаще, а я без шубы? Фигушки!

– Зато у тебя сапоги есть ботфордовые.

– А у тебя – часы японские!

– А у тебя – свитер ангорковый.

– А у тебя – два золотых перстня!

– Хорошо, куплю тебе кольцо.

– Нет, лучше кулон и серьги комплектом.

– Жирно тебе комплектом.

– А тебе два перстня жирно!

Эдька перевел дух:

– Ты меня разоришь со своими замашками. Все женщины – невозможные люди. С ними нельзя вести никаких дел.

– А ты чем богаче, тем жаднее становишься.

– Я думаю о нашем сыне, нужно обеспечить его будущее.

– У нас не будет никакого сына. Я тебе сто раз говорила.

– Почему же?

– Потому что мне нравится имя Диана, а так можно назвать только девочку.

– Если тебе так хочется, то давай назовем сына Дианом.

– Такого имени не бывает.

– Бывает.

– Не бывает!

– Слушай! Давай работать, – призвал супруг. – Нa чем мы остановились?

– Последняя сделка была с коромыслами. Мы купили миллион коромысел.

– Да? И куда мы их будем девать?

– В Москву, Петербург и Харьков.

– Почему туда?

– Вот идиот! Ты хоть раз там видел в свободной продаже коромысла?

– Нет.

– Ну вот! А почему? А потому, что они там в дефиците. Нужно заполнить пустую нишу, пока другие нас не опередили.

– Говори тише, а то соседи подслушают.

Деньги вновь потекли рекой. На продаже коромысел в многомиллионных городах Тумаковы нажили еще одно состояние. Бедные студенты спали, не подозревая, что есть куда более прибыльные виды деятельности, чем поиски клада.