Текст книги "Всадники Одина Цена человечности (СИ)"

Автор книги: Сергей Морошко

Соавторы: Соня Соколова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)

– Но у преступников есть еще шанс, – проникновенно продолжал судейник. – Шанс на искупление и избавление от позорной смерти, возможность провести вечность не в Хель. Есть ли среди вас, жители Гуннара, храбрые женщины, готовые взять в мужья вора иль убивца? Отправиться с суженым в изгнание, навеки забыть дорогу в родные земли? Спасти тем самым преступника и его жизнь, но навсегда потерять дом?

Толпа безмолвствовала, пока говорил судейник. А Тана… Тана совершенно забыла о такой лазейке в законе. И как только судейник объявил о ней, Тане стало легче дышать. Ей не хотелось думать о последствиях уже созревшего решения. Но она знала крепко одно – долги надобно возвращать. И она шагнула вперед.

– Ты куда?! – растравленной змеею зашипел Йорг. – Сейчас не время уходить! Ты чего?!

– Отпусти! – она вывернулась, сняла с плеча котомку с деньгами и своими недавними обновками. – Вот, возьми. А то у меня могут срезать, когда я буду пробираться сквозь толпу.

– Да куда ты?! – уже в голос воскликнул Пестрый.

– Возвращать долг, – бросила Тана и пошла вперед, не оглядываясь.

– Женщины Гуннара, последний шанс для осужденных. Более я ждать не буду и приговор этих двух преступников останется в силе – на рассвете их казнят.

– Я дам шанс! – выкрикнула Тана, проталкиваюсь сквозь толпу. Тут же вокруг нее расступились люди, давая ей возможность подняться на помост.

Ян вскинул голову, и ей на мгновенье показалось, что в его светлых глазах мелькнуло удивление. Мелькнуло и угасло.

– Ты? – удивленно спросил судейник. – Юная дева, ты понимаешь, на что обрекаешь себя? Пленил тебя дикий взгляд златокудрого Потомка Богов? Не ведись, дева, на глаза с поволокой, преступник это, вор презренный.

– Нет, Ваше Судейство, я не за йольфа просить пришла. За человека, убийцу.

– За убийцу? На что тебе душегуб сдался? Неужто знаешь его аль любишь?

– Нет, не знаю. Но... – она замялась, судорожно подбирая слова. – Но сама Фрейя явилась мне, пролетела над моей головою быстрокрылой соколицей. И зазвучал в ушах моих голос нежный, сострадательный. Указала она мне путь. А кто я такая, чтобы противиться воле прекрасной Богини, дочери самого Ньёрда, повелителя рек и морей?

Речь эта дорого стоила Тане. Совесть мучила за вранье открытое, не простят ее Боги за ложь и не видать ей теперь достойного посмертия.

Долго молчал судейник, глядя в лицо Таны. Она боялась отвести взгляд, показать слабину и тем самым обречь и себя, и Яна на погибель позорную.

– Да будет так. Почтеннейший? – обернулся судейник к доселе молчавшему Когену.

– Да будет так, – вторил ему Коген. – Ступай, дева. У тебя есть ночь на раздумья. Если не передумаешь – приходи сюда в утренних сумерках. Я отведу вас в Священную Рощу на рассвете и поручу сагартинам Фрейи провести обряд свадебный. А спустя день и ночь вы будете изгнаны навсегда из Ове, а по прошествии недели из всего Бенгта. Вас клеймят, и каждый встречный будет вас сторониться, будто холеры. Ибо всем известно, что тот, кто с изгнанными заговорит, предоставит им кров или еду, будет опозорен навеки. И будет опозорен весь его род до пятого колена. И дорога им в Хель после смерти, даже, если они погибли в бою или на охоте. Да будет так, – повторил он. – Подумай, дева.

Тана на эту проникновенную речь ничего не ответила, лишь отвесила глубокий поклон и на негнущихся ногах пошла к лестнице с помоста. Не верила она, не верила, что сказала это. Что жизнь ее теперь навеки связана с чужестранцем, пришедшим из неведомых земель. А как же Яра? Что теперь будет дальше?..

– Эй, постойте-ка! Да я ж ее, того, узнал! Это ж дочка убиенного Ольви, соучастница убивца! Держите ее!

И не успела Тана даже дернуться, как оказалась с заломленными руками, в окружении стражи. В панике она попыталась выловить из толпы цветастую косынку Йорга или хотя бы яркий воротник Вила. Но напрасно. Ни того, ни другого на площади не оказалось.

Хэльгафьолл[1] – гора, куда попадают после смерти умершие охотники и рыбаки, погибшие насильственной смертью. Это место ничуть не хуже Вальхаллы.

Улль[2] – муж богини охоты, Скади. Замечательный стрелок из лука. Все его стрелы попадают в цель, как бы далека и мала она ни была. От него этому искусству научились и люди. Также Улль является богом всех азартных игр (бог фортуны).

Скади[3] – жена бога охоты и удачи, Улля. В мифологии этой планеты она не является великаншей. Скади – ас, как и другие представители божественного пантеона Одина.

Большой Рынок[4] – самый крупный рынок на неделе. В этот день торговать и покупать съезжаются все жители волости.

Вуньоль[5] – девятый и последний день недели. Название дня происходит от руны радости – Вуньо. Это день Великой Радости и Великого Правосудия. Он посвящен Богу-судье Форсети.

Норны Фрейи[6] – в каждой Роще Фрейи живет Норна, предсказательница. Ее веки зашиты, но она четко видит и знает судьбу каждого живого существа. Все Норны – йольфинки и имеют меж собой телепатическую связь.

Костяшки[7] – средняя денежная единица Бенгта, равная по своей ценности средневековым серебряникам. Так же еще существуют звезды(золото) и граниты(медяки). Костяшки вытачивают из кости морских драконов в форме монеты, звезды – из горного хрусталя, в форме восьмиконечной звезды (этим объясняется сильная дороговизна этой денежной единицы), граниты – небольшие круглые камешки из белого или красного мрамора.

Коген[8] – главный жрец определенного Бога в Бенгте. Каждой волости Бенгта покровительствует свой Бог, и именно его Коген главенствует над сагартами в ней. Существуют еще Верховный Коген, это самый главный сагарт Бога Одина. Он стоит выше всех Когенов, как кзяз возвышается над посадниками волостей.

Тьяны[9] – дикие племена разумных теплокровных орнитоящеров. Эндемики.

Глава 5. Эхо радости в конце

Плохо. Плохо. Все плохо. Решительно все!

Ларса завтра казнят. И из-за чего?! Из-за птички! А еще этот цмок! Так бы Дрина смогла продать второго цыпленка. Но цмок его сожрал. Она даже не знала, чей он. А то б надрала уши хозяину! Не следит за своим зверьем. Сволочь! Из-за этого ведь другие страдают! Что делать? Нужно что-то придумать. Срочно! Нужно спасти Ларса. А для этого нужны звезды. Много-много хрустальных звездочек. Но денег у нее как назло нет! Совсем нет! Даже гранитика паршивого нигде не завалялось! А на слова стража не купится!

С этими грустными думами Дрина наблюдала за помостом. Ларса уже закончили судить. И теперь он стоял, бедненький, в сторонке. Ждал, пока выведут второго преступника. Который выглядел странно. Очень странно. Особенно его одежда. Дрина никогда раньше такую не видала. Черная. Из непонятной плотной ткани с приделанными большими чудны̀ми бляхами. На вид – твердыми. Но они не бряцали, как доспехи. Может, это просто как-нибудь особливо выделанная кожа? Непонятно. А еще взгляд. Взгляд у него был страшенный. До самых косточек пробирающий. Она не смогла разглядеть цвета глаз. Но взгляд даже так далеко пронзал насквозь. Точно убийца. Вот кого казнить надо! Не Ларса. И судейник объявил, что его колесуют. И правильно. Убийц надо убивать. А еще насильников. Но насильников тут нет. Это хорошо.

Тут ее внимание привлекли двое людей, стоявших впереди. Высокий парень в пестром платке и мальчик лет пятнадцати. Щуплый. Как цыпленок. Они о чем-то шептались. Быстро-быстро. Казалось, еще чуть-чуть, и они подерутся. И вдруг. Вдруг, когда судейник объявил про спасение женитьбой, мальчик насильно втюхнул своему соседу котомку и пошел сквозь толпу.

Парнишка оказался девчонкой. Так-то. «Стареешь ты, Дрина, стареешь. Мальчика от девочки отличить не можешь!» – пожурила она себя. И тут ее осенило. Ага. Точно. Котомка. Надо украсть котомку! В котомке наверняка есть заветные звездочки. Дрина их возьмет и отдаст судейнику. Или стражникам. И Ларса освободят. А парень глупый, котомку даже на плечо не повесил. В руке держит. Но это хорошо. Стащить будет легче.

Дрина осторожно прокралась прямо к Платку, встав к нему почти вплотную. Ба! Да он как две капли похож на убийцу! Точно! Добра он не заслуживает. Обязательно надо украсть у него сумку. Наверняка убийца его брат. А за грехи убийц ответственность несут и родственники тоже. Дрина осторожно высунула из-под плаща хвост. И тот волосатой змейкой нырнул прямо незнакомцу под руку. Миг, и сумка у нее. Дрина быстро спрятала добычу под полу плаща и что есть силы рванула прочь.

Брат убийцы не сразу понял, что она сделала. Она успела отбежать довольно далеко. Когда Пестрый Платок закричал, она еще прибавила ходу. Нельзя попадаться. Попадаться нельзя! Только не сейчас. Ларс в опасности. Тяжело бегать на двух ножках. Неудобно. Короткие. В такое время она шибко завидовала длинноногим йольфам и человекам. Но не постоянно. Они высокие. Их легко заметить. А ее – нет. Дрина поудобнее перехватила хвостом котомку и опустилась на руки. Теперь она бежала быстро-быстро на всех четырех, как дикие звери, радостно про себя похихикивая. Зато она теперь шустрее его. Он ее не догонит. Глупый человече! Она оглянулась, чтобы проверить, где там Платок?.. И… Ой! Дрина, продолжая бежать, вдруг со всего маху в кого-то врезалась. Она упала, сильно ударившись носом о камни мостовой. Котомка выскользнула и шлепнулась где-то рядом. Бряк-бряк. Бум. Ничего не видно. Противный капюшон! Закрыл все. Она сдернула его с головы и потерла свой несчастный носик. Бедненький он, бедненький, болеть теперь будет нещадненько. После этого она сразу села и потянулась к котомке. Не хотелось Дрине, чтоб сумку злодей какой сцапал. Это ее добро. Хоть и временно… Но не тут-то было. На котомке уже стояла чья-то большущая нога в кожаном сапоге. Добротненьком таком, но старом. Дрина подняла глаза и испуганно ойкнула. Дело – дрянь.

– Данбажи?! И сюда добрались, паршивцы!.. – скорее удивленно, чем злобно проговорил Платок. Он склонился к Дрине, внимательно вглядываясь в ее личико. И чего он пялится?!

– Сам ты парцивец! – обиженно выкрикнула Дрина. Совсем охамели люди. Обидно. Ничего она не паршивая! – Убери ногу! Это теперь моя цумка! Зад с мецта поднял – мецто потерял!

Платок распрямился и со вздохом провел рукой по лицу. Ничего не сказал. Потом он снова наклонился и забрал сумку. Себе. Зараза!

– Отдай цумку, цволоть!

Платок нахмурился, хотел было что-то сказать. Но не успел. Вдруг что-то хлопнуло. Грохнуло. Завизжало дурным голосом. Громко. Очень громко. И над головой Платка появился зеленый цмок. Очень разозленный цмок. Он верещал, раздувая синий пятнистый воротник, и яростно кидался на Платка. Вот ведь зараза! Ща ведь сумку слопает, как его собрат – курицу! И плакала свобода Ларса. Ой-ой! Надо что-то делать! Дрина вскочила на ноги, принялась махать руками на цмока, стараясь его отогнать от заветной сумочки.

– Прять цумку! Цмок цъецт!

Но Платок не послушался. Глупый. Он зачем-то схватил цмока и уставился ему в глаза. Так это его цмок?..

Это продолжалось недолго. Дрина даже возмутиться толком не успела. Платок уже отпустил ящера. И выглядел он очень испуганно. Он постоял еще немного в растерянности, а потом рванул. Обратно, в сторону площади. Сволочь!

– Эй! А цумка! Мне Ларца цпацать надо!

И Дрина бросилась вслед за ним. Она не отдаст сумку. Она спасет Ларса. Как он ее когда-то.

***

Когда тяжелая дверь захлопнулась, лязгнув железной обивкой об косяк, Ян приподнялся на руках и отполз к стене. Нога болела зверски. Нужно все-таки попросить Тану вправить вывих. Он все еще лелеял слабую надежду на побег.

Ян с трудом сел, оперся о стену и огляделся. Довольно просторное помещение. Намного более просторное, чем карцер в их приюте. Наверное, дело в том, что целевое назначение у этих помещений разное. Карцер предназначался для наказания провинившихся. Приговоренные же к казни и так уже наказаны. Однако весь комфорт на этом и заканчивался. На размерах. Сырой земляной пол покрывали стебли гниющей сухой травы: сена или соломы – Ян не помнил точного названия. Стены слабо светились в темноте от здоровенных пятен плесени. А под самым потолком было проделано узкое горизонтальное окошко, забранное толстыми короткими прутьями. М-да, через такое можно сбежать разве что плашмя, и то, если спилить все прутья. В это, с позволения сказать, окошко пробивался серебристый свет местной луны, слегка подернутой облаками. Отдельно хотелось выделить запах. Мощный «аромат» в основном он шел от большого деревянного ведра, у самой двери. Сразу становилось ясно, для чего оно предназначалось. А он еще возмущался амбре, стоявшему в деревне...

– Ян, – тихо позвала Тана. – Ты где? Я плохо вижу. Глаза не привыкли к темноте.

Он с трудом подавил в себе желание не отвечать. Девчонка вызывала у него весьма противоречивые эмоции. Тем более теперь.

– Я здесь.

– Ох! Теперь вижу. У тебя глаза светятся!

– Я знаю.

– Странный ты, то они у тебя светятся, то выкатываются...

Тана уселась рядом, справа, едва не задев его многострадальную лодыжку. Он еле успел отдернуть ее от таниной ноги. И резкая боль снова прострелила конечность.

– Осторожней, – с досадой прошипел он, бережно потирая распухшую щиколотку.

– Прости. Что там? Тебе больно? Можно посмотреть?

Ян помолчал, подбирая слова, затем хрипло произнес:

– Вывих. Мертвая лошадь придавила мне ногу, и сустав выбило из гнезда. Теперь нога опухла. Надо вправить. Ты уже хорошо видишь?

Она кивнула:

– Да. Глаза уже привыкли. Но твоя странная одежда мешает. Где у тебя заканчивается штанина? Не могу найти.

– У... хм... этого защитного костюма нет штанин. Я сейчас расстегну швы... и... Ты сможешь осторожно оголить ногу?

– Хорошо. Я попробую.

Он медленно подтянул ногу к себе и аккуратно расстегнул герметичные молнии по обе стороны лодыжки. Стопный сегмент брони отделился от остальной части.

– Можешь снимать.

Она осторожно стянула получившийся «носок» и начала ощупывать ногу. Вроде терпимо – сильной боли он не чувствовал.

– Ян... Она у тебя сильно опухла. Я боюсь ее трогать! – Тана беспомощно подняла на него глаза.

– Успокойся. Возьми икру у самой щиколотки в левую руку, а пятку – в правую. Вот так... – Он стиснул зубы. – А теперь со всей силы дергай пятку на себя.

Тана глубоко вдохнула и прикрыла глаза. Верхняя губа ее немного подрагивала, и в лунном свете, пробивавшемся через тюремное окошко, Тана напоминала испуганного кролика. Она открыла глаза, но в них не было страха, только беспокойство. Девчонка шумно выдохнула и со всей силы дернула. Ничего не произошло. Только тянущая боль прошлась по ноге – заныли натруженные за день связки.

– Не могу! Не получается! Ян, как так вышло? Как тебя поймали? Что нам делать? Поутру нас казнят. Я не хочу... не хочу умирать... – последнее она почти прошептала.

Ян тяжело вздохнул. Ему, вообще-то, тоже совсем не хотелось умирать, тем более так глупо. Но женщины во всех мирах одинаковы. Они во многом слабее мужчин. Не все, конечно. Большинство. И эта конкретная особа не является таким исключением.

– Тана, – как можно спокойнее произнес он, – мы должны вправить мой вывих. У меня есть план побега. Я надеюсь, что повреждения быстро заживут, и мне будет не так больно. В момент побега я войду в боевой режим. Но надолго меня не хватит, я и так уже сжег почти весь свой жир. Мне потом придется серьезно восстанавливаться. Но это потом... Сосредоточься, у тебя должно получиться.

– Может, я смогу чем помочь? – раздалось из дальнего угла. Третий пленник. Как же они про него могли забыть? Он сидел без движения и дышал так тихо, что даже Ян его не услышал. – Речь, кажется, шла о побеге? Если вы меня возьмете с собой, я помогу.

Ян пригляделся к вору. На помосте у него было ни сил, ни желания знакомиться с собратом по несчастью. И теперь он об этом жалел. Ох... И этот похож на аса. Такой же, как и тот священник из деревни Таны. Такой же, как и тот, что разглагольствовал сегодня на площади. Подобное, в принципе, невозможно, но вот оно, доказательство, сидело перед его глазами. Очередной гибрид таракана с человеком. Эти виды не скрещиваются! Даже генная инженерия здесь бессильна. Такого не бывает. Но есть.

Голос гибрида был не столь певуч, как у асов, а на руках его имелось всего по пять пальцев. Но в остальном... Что же это за планета такая?!

– Кто ты? И чем можешь помочь?

– Я лекарь и алхимик. Так что практика по вправлению вывихов у меня имеется.

– Ты лекарь? Почему? Почему ты, лекарь, украл жар-птицу? – удивилась Тана.

– Это долгая история. Предлагаю вернуться к ней, когда мы отсюда выберемся, – как-то невнятно выдал остроухий. Затем обернулся к Яну. – Так я могу осмотреть вашу ногу?

Стоило ли доверять этому недоасу? Да и, тем более, брать с собой? Не выдаст ли он их случайно? Или намеренно, дабы выслужиться перед судейником и смягчить свой приговор?..

– Я… не отсюда родом. Не знаю, как у вас здесь с медициной. Как ты считаешь, стоит?.. – неуверенно поинтересовался Ян у девчонки.

Тана отрывисто кивнула и посмотрела на «лекаря». Потом перевела взгляд на ногу Яна. Закусила губу, о чем-то размышляя.

Незнакомец невозмутимо ждал, ничем не выдавая своего нетерпения. Сидел, спокойно прислонившись к каменной стене темницы, и смотрел в зарешеченное окошко под потолком.

– Не знаю! Я не знаю, можно ли ему верить, но… – Замотала головой Тана. – Помоги Яну, если правда можешь!

«Ас» усмехнулся тонко очерченными губами, поднялся на ноги и подошел к ним. Постояв пару секунд, будто над чем-то размышляя, он опустился рядом на холодный пол.

– Я Ларсен из Лазурной Цитадели, – представился вор. – Как я уже говорил – лекарь и алхимик. А вы, молодые люди, как я понял, Ян и Тана, – скорее утвердительно, чем вопросительно закончил он.

– Да, – ответила за них двоих Тана. У Яна же не было никакого желания любезничать с этим Ларсеном. Природная осторожность, да и общая неохота иметь дело с подозрительным незнакомцем – вот чем он руководствовался. Тем более, что незнакомец этот слишком уж походил на аса, при всех своих существенных отличиях от них.

Но тому, похоже, не требовалось больше, нежели представление. Он уже вовсю осматривал опухшую ногу, то и дело легонько касаясь ее и посматривая в лицо Яна. Вероятно, ожидая реакции. Но он напал не на того пациента. Ян с интересом уставился на своего новоиспеченного «личного доктора», зная при этом, как на незнакомцев действует фосфоресцирующий в темноте взгляд.

Однако остроухий оказался неробкого десятка. Его пальцы ловко пробежались по всей стопе, вдруг оказавшись на щиколотке. Точка между внутренней щиколоткой и ахиллесовым сухожилием моментом среагировала на нажатие, сразу отозвавшись резкой колкой болью по всей ноге. Так, что искры из глаз посыпались. Ян непроизвольно вскрикнул.

– Вот. Значит, живой. Хорошо. – Удовлетворенно кивнул Ларсен. – Я уж было подумал, ты из бархов[1]. Не очень люблю этих ребят, знаешь ли.

Ян промолчал, лишь бросил возмущенный взгляд на своего мучителя, который по недоразумению назвал себя лекарем. Врач-палач.

– А чем тебе не нравятся цитадельские наемники? Они же великие воины! – удивленно спросила Тана.

– Великие не великие, а ничего бесплатно не делают. Даже если кто-то помирать на их глазах будет, пальцем не пошевелят. Если им не заплатят, разумеется, – с укоризненным вздохом пояснил Ларсен. А потом внезапно дернул лодыжку. Та с хрустом встала на место. Ян даже не сразу понял, как это произошло, отвлекшись на разговор.

– Ау, – запоздало выдохнул он сквозь зубы.

– Разве было больно? – без тени сочувствия полюбопытствовал Ларсен. – Неужели я потерял свои навыки всего за несколько дней отсутвия практики?

– Нет, – буркнул Ян, – не больно. Неожиданно, – и уже нейтральным тоном добавил: – Спасибо.

– Рано благодаришь. – Ларсен оторвал от своего грязного балахона кусок ткани и перетянул место вывиха на манер эластичного бинта. Ян очень жалел об отсутствии нормальной аптечки. – Ногу, по-хорошему, нужно неделю не беспокоить. А то и полторы. Для полного заживления сустава после травмы. Жаль, у нас нет на это времени.

– У меня высокий регенеративный индекс тканей, достаточно и пары дней, – мстительно выдал Ян. Пусть как хочет, так и понимает. Мелочно, конечно, и больше в духе Йорга, но он не смог удержаться. – Но времени и правда нет.

– Да ты что? – искренне изумился Ларсен. – Любопытно. Мне никогда не доводилось встречать людей с такими способностями. И как ты сумел этого добиться? Даже мне, чистокровному йольфу, потребовалось бы дней пять на восстановление. Ты уникален! Я уж не говорю о твоих занимательных во всех отношениях глазах... Ты родом из Диадемы?

Не вышло. Какой, оказывается, образованный… йольф? Так, кажется, он себя назвал?

– Ян, – неуверенно позвала Тана. – А что ты только что сказал? Я ни словечка не поняла.

Ларсен бросил на него укоризненный взгляд.

– Твой жених хотел сказать, что у него очень быстро заживают раны, – пояснил тот, поворачиваясь к девчонке. Тана неуверенно кивнула.

Ян, увидев ее реакцию, решил, что сейчас самое время прояснить одну странную, во всех отношениях, ситуацию.

– К слову, о женихах, – осторожно начал он. – Тана… Ты в меня влюбилась? Извини за прямоту, но мне нужно знать. – Не то чтобы ему был неприятен такой расклад, но ведь она может потребовать взаимности. А этого, несмотря на всю свою симпатию, Ян дать ей не мог.

– Да ты!.. Ты… дурак! Я отплатить тебе хотела за спасение своей жизни! Идиот!

– Для этого не обязательно выходить за меня замуж, – устало произнес Ян. – И попадать следом за мной в тюрьму – тоже. Я не понимаю... Зачем тебе это понадобилось? Я же не говорил, что мне нужна какая-то плата или благодарность за твое спасение. Тем более… ты сама знаешь, чем все обернулось.

Он не хотел напрямую напоминать Тане об отце. Ян до сих пор чувствовал себя перед ней виноватым.

Тана уже не выглядела такой злой, как с минуту назад, скорее обиженной и обескураженной. Она молча встала и пересела к противоположной стене.

– Я не хотел бы прерывать ваше милое выяснение отношений, но уже светает. Пора вернуться к тому, с чего мы начали. То есть, к побегу. Так какой у тебя план?

Ян вздохнул. Он был благодарен этому йольфу за смену темы.

Он достал из потайного нагрудного кармана лазерный резак, но сказать ничего не успел, уловив странные негромкие шорохи за окном. Потом они прекратились, и Ян услышал такой родной и привычный голос:

– П-с-с, братец, вы здесь?

***

Солнце еще толком не взошло, но ало-золотая кромка уж виделась на горизонте. Город уже не спал. У эшафота собралась огроменная толпень. Еще больше, чем во время суда. Ведь как же?! Такая потеха намечается.

– Горожане! – воскликнул Коген. – Великую благодать ниспослали нам Боги! Сегодня ночью мы поймали сообщников обоих преступников! Посему казнь придется отложить, покуда мы не проведем справедливый суд над нарушителями, осмелившимися преступить Святой Закон, дарованный нам Богами! А уж после свершим запланированные казни! И да пребудет с нами благословение Форсети и Ньёрда. А теперь я передаю слово Его Судейству.

Тана стояла на помосте и обреченно взирала на толпу. Вчера, еще вчера она сама стояла в этой самой толпе. Была свободной. А теперь... Теперь ее повесят. Ей уже заранее объявили приговор. Их всех повесят, кроме Яна. Его колесуют, как и хотели. Это месть Богов за вранье! Не надо было клясться именем Фрейи и говорить, что она благословила брак. Теперь из-за этой, казалось бы, малой лжи погибнет столько народу. Нельзя злить Богов. Глупая она, глупая.

А еще Ян. Неблагодарный, мерзкий… Гад! Она рисковала жизнью ради него, а он!.. Тана ведь со спокойной совестью могла бросить его непутевого братца и действительно отправиться искать работу подальше от Ленивых Пёнечков. Жить для себя. А вместо этого она таскалась с Йоргом, аки с малым дитем. Она рисковала, чтобы спасти шкуру Яна. И поплатилась. А в итоге не услышала даже обычного «спасибо», только дурацкие оскорбительные вопросы, и все.

Суд прошел быстро. Против того, чтобы казнить остальных, в толпе никто не возражал. Подумаешь, еще одни беззаконники. Не было здесь таких сердобольных, как Почтенный Велига. Некому объявить несправедливость и защитить невиновных. Да, Тана понимала, что кое в чем они все-таки виноваты. Но понимала она и то, что за их проступки смерть давать не положено. А ведь тятька говорил, что Посадник Волдо добр и справедлив. Так где же она, справедливость-то? Коли его люди так суды ведут в его отсутствие. Нетути. Знамо, он заранее все указы подписал да печать поставил, чтоб ни о чем не тревожиться и жить в свое удовольствие, покуда его жополизы творят всякое. А ведь без его на то письменного согласия смертные приговоры приводить в исполнение не должно. Так тятька говорил... и Почтенный Велига. На деле все оказывается далеко не так. Все заранее обговорено, и все без ведома Волдо делается. Ему наверняка потом все расскажут, отчитаются, а он новые пустые приговоры подпишет да опять уедет. Так-то.

Тане помогли взобраться на табуреточку. Палач с голым торсом в одном лишь темно-сером капоре подошел к ней, намереваясь надеть ей на голову мешок.

– Н-не надо... – зачем-то сказала она, хотя и знала, что кат ее не послушает. – Не надо, прошу.

– Так положено, дева, – неожиданно мягко произнес он. – Я резко дерну, не бойся, больно не будет.

Она изо всех сил зажмурилась и почувствовала, как вонючий грубый мешок оказался на голове, а после начал стягиваться на шее – кат накинул петлю. Все. И дорога ей в Хель. За ложь от имени Богов. Не попасть ей в Хэльгафьолл и не встретиться более с отцом.

– Прости меня, тятенька. За все прости, – тихо зашептала она. И слезы заструились по лицу. И ком противный встал в горле. И стало тяжело дышать. Оно и к лучшему. Хорошо, если она успеет задохнуться раньше, чем палач закончит свою работу.

Вдруг она услышала невнятный шум. Люди. Люди кричали. Они кого-то приветствовали. А потом она услышала голос. Сердитый такой, густой бас, тягучий, словно мед, и глубокий, словно бездна моря Каспийского[2].

– Что, Фенрир вас раздери, здесь творится?!

– Ваше Сиятельство, мы не ждали вас так рано, – елейным голосочком начал Коген.

По дощатому помосту застучала тяжелая поступь… Посадника?!

– Я уже понял, что не ждали. Но я спрашивал не об этом. Кто все эти люди? И чем они провинились пред Богами и людьми?.. Я не могу дать позволения казнить их без справедливого суда и следствия.

– Так был же суд, – робко возразил судейник. – Вчера был... и сегодня.

– Ага... так, значится? Суд, значится, был? Без меня, значится? Ай-ай-ай, и кого сейчас казнить надобно? Их или вас, господа хорошие? За суд «справедливый» без посадника проведенный.

– Дык... мы бы потом доку̀менты вам на подпись отдали, – снова возразил судейник. – Дело ведь решенное. Один мясник шесть служителей порядка порешил, как свиней зарезал. Да еще и трапперу шею свернул. Его к колесованию приговорили.

– К колесованию? – с деланным удивлением в голосе протянул Волдо. – Как ладно ты рассказываешь, Твое Судейство, мои уши готовы внимать твоим сладким речам бесконечно. Только у меня к тебе вопрос, Твое Судейство. А почему без меня-то приговариваете? Или моя персона здесь не настолько значима, чтобы принимать такие ответственные решения?

– Как можно, Ваше Сиятельство?! Как можно?! Но ведь в отъезде вы были, а преступники эти страшные, лютые преступники-то! Негоже таких земле вашей терпеть, вот мы и…

– Взяли правосудие в свои руки. Эйнас, ты мне тут пургу не гони. Ты не Один. Это называется самосуд, а по-иному – линчевание. Тоже, скажу я тебе, преступление. И не маленькое. И карается оно, насколько я помню, через отсечение головы от тела. Как тебе такая перспектива? Твое Судейство?

Тана не без ехидной ухмылки представила, как побледнел и задрожал тощий судейник. Так, ему, проклятому и надо!

– А, ты, кнут? – продолжал посадник. – Ты что тут делаешь? На помосте с Почтеннейшим и Судейником напару? Они-то тут по долгу службы. Вроде бы. А ты, Брант? Почему ты не на своем посту? Твоя обязанность, насколько мне известно, – следить за городской стражей. Иль сменил ты должность? Готовишься сдавать экзамен, чтобы судейником новым стать?

– Никак нет. Ваше Сиятельство! Преступники эти дюже опасные, я слежу, чтобы стража их не упустила. Сегодня ночью они уже пытались сбежать! Но мы их поймали, всех поймали!

– Опасные, однако, преступники… Настолько опасные, что страже требуется помощь их начальства. – Волдо прицокнул языком. – А главарь этой банды, наверное, вот этот данбажи. Кстати, что он натворил? Совершил акт насилия по отношению к женщине своего народа? А та прибежала и пожаловалась кнуту? И, конечно же, бравый начальник городской стражи в отмщение за честь маленькой белочки послал целых шесть своих лучших воинов на поимку опаснейшего преступника Севера. Но силы оказались неравны. У хитрого данбажи оказалось множество сообщников, один из которых так силен и предан своему командиру, что люто раскромсал весь отряд служителей порядка. А! Забыл! И случайно проходившего мимо траппера он тоже зарубил. Как свидетеля, разумеется. Хотя нет. Вспомнил. Он свернул ему шею. И был тем ужасным человеком… м-м-м… Наверное, вот этот мальчишка, – Тана почувствовала, как кто-то ткнул ее в плечо. Она уже в который раз пожалела, что палач ее не послушался и надел мешок на голову. Ей дюже как хотелось поглазеть на весь этот балаган. – Я правильно излагаю произошедшее, кнут?

– Это девушка, господин мой, – еле слышно произнес тот.

Толпа разразилась громким смехом. Да уж. Думали посмотреть на казнь, а получили театральное представление с вышестоящими господами в главных ролях. А, может, их и не казнят сегодня…

– Еще лучше! Девчонка! А этот тощий, он кто? Йольф, небось? Ба! Да я угадал… Вальхалла и все ее воины! Ларсен, друг мой, ты ли это?! Я едва признал тебя.

– Здравствуйте, Ваше Сиятельство. А я вот вас сразу признал. Ваш голос трудно спутать с чьим-то другим.

– Льстец. Скажи, а не за кражу ли тебя схватили часом?

– За нее самую, Ваше Сиятельство, – спокойно ответил Ларсен.

Тану поразила его невозмутимость. Так просто признаться в воровстве… А еще то, что он ходит в друзьях у посадника Гуннара.

– И что же ты украл?

– Курицу, Ваше Сиятельство. Вашу.

– Что-то больно хорошо тебя по голове приложили, Ларсен. У меня сроду в хозяйстве курей не водилось.

– Брешет он, брешет, как собака! Он стащил двух цыплят жар-птицы, которых вы заказывали! А вот эта ему помогала! – гневно прокричал судейник.

– Ага. Ты ведь Дрина, если я правильно помню?

– Да, Ваше Циятельцтва!

– Все ясно. Не стыдно тебе, белка? Второй раз попадаешься.

– Цтыдно. Цто попадаюць.

Теперь вместе с толпой смеялся уже и сам посадник.