Текст книги "Всадники Одина Цена человечности (СИ)"

Автор книги: Сергей Морошко

Соавторы: Соня Соколова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

Знатник[1] – дворянин, помещик.

Когг[2] – средневековое одномачтовое палубное парусное судно с высокими бортами и мощным корпусом, оснащённое прямым парусом площадью 150–200 м².

Карабела[3] – многопарусное военное судно из Вольных Цитаделей. Карабелами владеют наемники. Часто эти суда нанимают купцы для перевозки особо ценных товаров.

Драмон[4] – один из подвидов драккаров. От драккара отличается тем, что данное судно более широкое. Потому, в отличие от драккара, не может перемещаться по рекам и узким фьордам. Однако оно обладает большей вместимостью и устойчивостью во время шторма.

Манья[5] – легкое торговое многопарусное судно, формой частично напоминает драккар.

Арм[6] – небольшое парусное торговое судно, не предназначенное для дальнего плавания. Армы курсируют в основном вдоль северного побережья.

Пайн[7] – большегрузное торговое судно из Инг’тая, которое легко трансформируется в военное. Оснащено примитивными пушками. Кроме того, оно спроектировано так, что его практически невозможно перевернуть. Пайны считаются одними из самых надежных и дорогих морских судов в мире.

Глава 4. Встать! Суд идет!

– Встать! Суд идет!

– Да здравствует наш суд, самый гуманный суд в мире!

– Прошу садиться. Садитесь, садитесь…

– Спасибо, я постою.

Фильм «Кавказская пленница, или Новые приключения Шурика»

Ян открыл глаза. Стояла глубокая ночь. Луна на небе уже достигла зенита и медленно клонилась к горизонту. Тишина. Только слышно, как переговариваются часовые, его сторожившие. Впрочем, нужды особой в его охране не было. Все равно ему никуда не деться. Правая лодыжка настолько распухла и болела, что ходить Ян толком и не мог. Так, еле ковылять, прихрамывая. Дьявол! И нет сейчас рядом никого, кто помог бы вправить выбитый сустав. Повреждения, судя по ощущениям, несильные. Скорее всего, небольшой наружный вывих, он бы даже сказал подвывих. Ситуацию усугубляло то, что ему приходилось периодически передвигаться на своих двоих, в то время как нога должна находиться в покое.

И как так можно умудриться? Генномодифицированный солдат, приспособленный для убийства, с повышенными регенеративными способностями, валяется связанный с вывихнутой ногой на холодной земле в окружении нецивилизованных дикарей. Смех, да и только. Весьма и весьма горький смех. Ирония судьбы...

Драка на суде закончилась тем, чем и должна была закончиться. Ян без труда смог уложить и палача, и стражу. Это оказалось несложно. Едва взбежав на помост, он выхватил у одного из охранников меч. Они даже не сопротивлялись, не успели. Шесть. Шесть трупов в какие-то считанные секунды. Отрубленная голова в шлеме на краю помоста. Темно-бордовые влажные пятна, пропитавшие доски. Груда кишок, выпавшая из распоротого живота. Кровь. Кругом. Снова. Кровь. И отсеченная рука, летящая в толпу.

А потом визг, крики, лязганье оружия, ржание лошадей. Лошади. Тана вовремя сообразила, чем могут обернуться последствия резни, и успела незаметно увести двух лошадей, принадлежавших охранникам. Эти животные мало напоминали Яну то мохнатое нечто, что паслось у дома девчонки. Массивные, крупные, на длинных мускулистых ногах. Вероятно, приспособленные носить на себе тяжеловооруженных всадников в доспехах. Яну, вопреки ожиданиям, легко удалось взобраться на черную блестящую лошадь, подсадив за собой отца Таны. Только вот управляться с животным он все равно не умел.

Поначалу все шло довольно неплохо. Ян даже приноровился держаться в седле и не соскальзывать, следуя подсказкам старого Ольви. Они отъехали достаточно далеко от деревни, когда Ян заметил погоню. А через некоторое время он понял – им не оторваться. Зря Тана не распустила остальных лошадей, оставшиеся в живых стражники не преминули этим воспользоваться и пуститься вслед за беглецами. Но догнать их все равно не получалось. Пока кто-то из преследователей не догадался выстрелить из странного стрелкового оружия, более всего похожего на спортивный арбалет. Короткая острая стрела со свистом вонзилась лошади в зад. И та заржала громко и надрывно, а потом встала на задние ноги и сбросила их с Ольви на землю. Затем в лошадь попало еще несколько стрел, и она упала прямо на Яна. Мерзкий, противный хруст раздался совсем рядом. Ян попытался подняться. Не получилось. Лошадиная туша оказалось слишком тяжелой. Тогда он попытался включить мускульное усиление брони, благо руки свободны. Панель управления тревожно пискнула, моргнула красным огоньком разрядившегося аккумулятора и потухла. Прекрасно...

Стук копыт слышался уже совсем рядом. Их окружили стражники на лошадях. Ян окликнул старика, но тот не отозвался. Разглядеть что-либо из-под туши лошади не представлялось возможным. И началось: шум, ругань, звон доспехов, топот сапог по земле и лязг вынимаемых из ножен мечей.

– Эка ты стреляешь хорошо, Велек! – сказал кто-то из преследователей.

– Да ладно, че уж там… Опа, а старик-то того, помер! Шею, видать, сломал. Вишь, как голову повернул, живой так не смогет.

Ян тихо выругался. И как теперь быть?!

– Да ну, хрен с ним. Деревенские похоронят. Че с убивцем?

– Под конягой вона лежит.

– Так вытаскивать давай!

– А ежели он того, опять драться полезет? Я жить хочу.

– Простофиля ты. Его ж лошадиной придавило. Ща все сделаем.

Ян услышал шаги совсем близко, и перед его глазами выросла пара здоровенных сапог из толстой темной кожи. Потом его пронзила яркая вспышка боли в виске, и он отключился.

Правда, долго проваляться в блаженном небытии ему не дали. Чувствительный пинок в живот привел Яна в сознание. Едва не задохнувшись от царапающего глотку кашля, он с трудом разлепил непослушные веки. Его усадили на землю, крепко привязав к дереву, неподалеку от места, где они с Ольви упали с лошади. Ян попытался пошевелить руками, бесполезно: пальцы тоже оказались крепко стянуты. Предусмотрительные, гады. С ногами процедура прошла более успешно, но ненамного. Едва он попытался согнуть правую ногу в колене, как лодыжку прострелила резкая боль. Над ним склонился один из охранников: маленькие свиные глазки, толстый уродливый нос и конопатое лицо – картину довершало непередаваемое амбре немытого тела и перегара. Ян снова закашлялся.

– Очнулся! – крикнул конопатый остальным стражникам, оттаскивающим тушу лошади с дороги.

Тело Ольви лежало рядом с Яном, но он старался не смотреть на старика. Верно говорили сестры в приюте, благими намерениями выложена дорога в Ад. Ему было стыдно, что не уследил. Полез спасать, а вместо этого убил. Да, он считал себя виноватым в смерти старика не меньше преследователей. И не без причины. Конечно, можно сколько угодно утешать себя, что такая быстрая и практически безболезненная смерть лучше, чем гибель под ударами кнута… Но кого он обманывал?

– Тады пущай подымается, фуф, ща обратно в деревню попремся!

Стражник принялся его развязывать, попутно что-то бормоча себе под нос. Но Ян его не слушал. Сейчас он был занят более важным делом: перестройкой организма в боевой режим. Нет, он не собирался драться, сейчас это бесполезно и глупо. Йорг с новоявленной провожатой его вернее отыщет, чем он – в одиночку и с поврежденной ногой.

Когда его заставили подняться, перестроиться он еще не успел. Не хватало концентрации, видимо, сказывался неслабый удар по голове. Стоило ему сделать лишь шаг в сторону лошади, куда его очень настойчиво подталкивала стража, мир взорвался болью. Он упал на колени и чуть не взвыл от тех самых «приятных ощущений», которых так опасался.

– Какого Фенрира ты тута расселся?! Вставай давай! – прикрикнул на него конопатый и для верности дернул за косу вверх.

Боли Ян уже не почувствовал – наконец началось действие эндорфинов, которые железы внутренней секреции сейчас усиленно закачивали в его кровь. Однако показывать этого он, разумеется, не стал.

– Не… могу… нога… – еле слышно прохрипел Ян в ответ и для вида прикусил нижнюю губу.

Охранник громко выругался и позвал на помощь своего сослуживца. Кряхтя и перелаиваясь меж собой, они все же подняли Яна и перекинули через луку седла. Возмущаться он не стал, продолжая изображать из себя умирающего. Сами конвоиры расселись по коням и поскакали к Ленивым Пенёчкам.

Для Яна путешествовать подобным образом было в новинку, и, честно говоря, он предпочел бы не пробовать. Ян возблагодарил Единого, что его зародыш «собирали под микроскопом». Господа генетики даровали ему устойчивый вестибулярный аппарат и крепкий желудок. Иначе бы стражники узнали, чем он сегодня завтракал. Ведь мало того, что он оказался в положении вниз головой, так еще и седло неприятно впивалось в живот... Полностью разряженная броня сейчас не могла защитить его даже от такой мелочи, став бесполезным куском ткани, напичканным различными датчиками и тонким слоем бездействующих искусственных мышц.

«Койот» у него отобрали сразу по пробуждении. Правда, эти дуболомы не уразумели назначения пистолета и попросту его выкинули. Обидно, вряд ли он теперь сумеет распознать те кусты – если ему, конечно, удастся освободиться и доведется заняться поисками. Но в потайных карманах по-прежнему хранился лазерный резак, ну и кое-какие другие приятные мелочи, вроде двух зарядов сюрикенов и небольшого светодиодного фонарика. Что не могло не радовать – оставаться совсем без привычных изобретений цивилизованного мира ему совершенно не хотелось.

Ехали они, по прикидкам Яна, не больше получаса. Приближение населенного пункта он определил по запаху. В самом буквальном смысле.

Через некоторое время они снова оказались на той самой площадке, где все и началось. Конвоиры спешились, поставили Яна на ноги и заставили идти. Изобразив гримасу адской боли, он поковылял за ними. Впрочем, ее, боль, он и так скоро почувствует. Боевой режим «жрет» слишком много ресурсов организма, потому рано или поздно придется прекратить. Тогда он ощутит на себе все последствия. А пока... Его кривляния стражникам были до одного места. Похоже, здесь не учат людей милосердию. С другой стороны, он им прилично насолил, потому ожидать иного отношения глупо.

Впрочем, когда он споткнулся в третий раз, конопатый все же среагировал:

– Может, его того, лекарю показать? – неуверенно обратился он к другому стражнику, по-видимому, командиру отряда. – Как бы копыта не откинул до суда.

– Еще чего! Откинет – нам же лучше! – отрезал главный.

А после они отчитались тому самому толстяку, что приговорил старого Ольви к наказанию кнутом, и засобирались в путь.

Яна вновь перекинули через седло, и на этот раз скакали они до самого позднего вечера. Когда последние лучи солнца перестали освещать дорогу, главный скомандовал привал.

Небольшая полянка у дороги, выбранная для этого дела, выглядела довольно безопасно. Стражники развели костер и привязали лошадей. Яна опять устроили у дерева, на этот раз связав еще и ноги – чтобы уж точно не сбежал. Но ему было все равно. Он очень устал, действие эндорфинов давно закончилась, и нога болела адски. Посидев немного, тупо глядя на огонь, он все-таки заснул.

***

Они скакали, пока кобыла Йорга не выдохлась и не начала хрипеть от жары и натуги. Все-таки эта лошадка привыкла больше плуг за собой таскать да в телегу запряженной ходить. Впрочем, устать та могла еще от криворукости Йорга. Пестрый ведь совсем не умел обращаться с лошадью, постоянно дергался, бил ее пятками и там, где не надо, натягивал поводья. Отчего даже эта мирная кобылка брыкалась и постоянно пыталась сбросить с себя горе-ездуна. Тана уже замучилась постоянно останавливаться и успокаивать несчастную Зорьку. В конце концов ей удалось донести Йоргу, что нужно сидеть смирно, а с животиной она как-нибудь сама разберется. И дело пошло веселее. Но ненадолго. Кобыла, изрядно подустав от «стараний» Пестрого, вскоре выдохлась и встала посередь дороги, отказываясь идти хоть куда-нибудь. Было решено сделать привал до вечера, пока не станет прохладнее.

К слову, лошадку свою тетушка Нинье отдала забесплатно. Сказала, что позже, когда все уляжется, заберет птицу с Таниного двора и отцову конягу. Еще Тана попросила ее поискать яйцо, что потерялось в ночь Гнева Богов. Вдруг оно еще цело? Может, у юного цмока есть надежда вылупиться и вырасти? И тетушка согласилась.

А потом... потом были похороны. И тяжелый черный дым поднимался в светлеющее небо, и взмывалось за ним рыжее, как сам Локи, пламя. И уносился дух охотника Ольви вместе с пеплом и гарью в Хэльгафьолл[1], где он теперь будет вечно охотиться с Уллем[2] и Скади[3]. А после отдыхать, делить пойманную добычу с другими такими же охотниками. И пить вино и медовуху во славу Одина, Скади и Улля. Тана в это верила. Ее отец был хорошим траппером, ему не место в Хель.

Когда угасли последние отсветы погребального костра, люди принялись за прощальный пир. На огромном вертеле готовили коня. И вкусные запахи поджаристого мяса и свежего пива разносились в воздухе. Трещали свирели, били барабаны. Вся деревня достойно провожала старого Ольви, чтобы дорога его была легка и весела.

Нинье, как и обещала, дала Тане платье Яры, чтобы ее никто не узнал. А Йорга переодели в одежу тетушкиного мужа. Но Тана так и не решилась подойти к погребальному костру. Всю церемонию они простояли чуть поодаль в сени деревьев, скрытые темнотой. Пока не начало светать.

Утром, когда все заснули вповалку прямо на площади у Священного Камня, Нинье собрала им в дорогу еды и немного одежды, а после даже чуток проводила. Перед отъездом им пришлось изрядно повозиться с отловом сбегшей вчера лошадины. Сивая, впрочем, особо и не пряталась. Все-таки овес – еда более сытная и привычная, чем трава, которой холеная кобылка явно не наелась. И Тана возблагодарила Богов за везение, ведь ехать на одной лошади с этим пестрым хмырем то еще удовольствие. Правда, сходу животину поймать не удалось. Та была изрядно напугана, и пришлось за ней погоняться, а потом еще долго успокаивать. И только после они отправились в путь. Наконец-то.

По дороге они успели сделать два привала. Один днем, второй – на ночь. А поутру въехали в Гуннар, где как раз собирался Большой Рынок[4] по случаю наступления Вуньоль[5], самого светлого дня недели. Здесь торговали шелком и пряностями из далеких стран; медом и пивом; мясом и рыбой; и всем-всем, чего только может пожелать даже самая искушенная душа.

Когда они въехали на рынок, Йорг тут же заныл, что хочет жрать. И ему в унисон вторил Вил, который не против перекусить всегда и везде. Не выдержав нытья двух немощных обалдуев, она сдалась. И они пошли искать трактир. Денежные запасы у Таны, к счастью, имелись. Они с тятькой копили на то, чтобы перебраться в пригород, где жить проще, да и посадские ловчие под боком. Но не сложилось. Потому она волею Богов оказалась богачкой.

Теперь Норны Фрейи[6] занесли Тану с совершенно чужим ей странником в Гуннар. И ей предстояло найти брата-близнеца этого самого странника, чтобы... чтобы, что? Отдать долг?.. Да, скорее всего. А уж как его отдавать, Тана пока не решила. Не решила, стоило ли Яна убить за то, что сломал ей жизнь, или же пойти вместе с ним и помочь за то, что он эту самую жизнь ей спас. О неприятном придатке в виде Йорга она старалась не думать.

– Пойдем, пройдемся по рынку? – предложил «придаток», едва наполнив свое алчущее нутро едой. К слову, как он придирался к жрачке в трактире – отдельная история.

Она заказала им обоим плотный обед: кастрюльку наваристой карасевой ухи, головку копченого сыра, большую буханку хлеба и два кувшина добротного темного пива. А Вилу – здоровую плошку мясной обрези, за которую ящер с радостью принялся, как только ее принесли. А вот Йорг... Когда разносчица разлила по мискам уху, он с подозрением понюхал ее, скривился и отставил в сторону.

– Ты чего это? – удивилась Тана, уже почти прикончившая свою порцию ароматного варева. Она только сейчас поняла, насколько проголодалась. – Вкусно же.

– Я не буду употреблять внутрь эту… подозрительную субстанцию, – мрачно буркнул Пестрый и на этом замолк. Его живот, вопреки его же словам, протяжно заурчал, недовольный тем, как хозяин с ним поступает. Да уж. Тана бы тоже на такое обиделась. Все-таки они не ели нормально почти сутки. Легкий перекус блинами у тетушки Нинье и вяленое мясо в дороге не считаются.

– На тебя дристун что ли нападает от рыбы? – предположила Тана. Она как-то слышала, что есть такие неженки. У благородных. Значит, Йорг все-таки из знатников? – Или ты ее просто не любишь?

Йорг закашлялся, недовольно глядя на нее.

– Что-то вроде того, – выдавил он.

– Я не поняла.

– Я. Не хочу. Это. Есть.

И вот тут Тана разозлилась. Сильно. Ей по самое горлышко уже надоел за неполные два дня йоргов выпендреж. Будь он хоть трижды благородных кровей, довольно!

– Если ты не любишь, значит, ходи голодным. На заморские кушанья у меня никаких костяшек[7] не хватит. И вообще, радуйся, что я тебя не бросила одного где-нибудь в лесу на поживу диким псам! – и она демонстративно принялась за еду.

Пестрый, похоже, тоже хотел высказать Тане все, что про нее думает, но с явным усилием себя сдержал. Видать, понимал, что находится сейчас в невыгодном положении. И только его неприязненный взгляд очень уж жег ей макушку каждый раз, когда она склонялась над своей миской. Но Тана старалась внимания на это не обращать. Покончив с ухой, она сложила сыр и хлеб в заплечную котомку, затем отхлебнула пива прямо из кувшина. Хорошо.

Немного времени спустя, когда заботливая девушка-подавальщица принесла Тане ароматный кусок пирога с лесной ягодой, Йорг все-таки придвинул к себе плошку с уже остывшей ухой. И, о диво, принялся за еду.

– А не так уж и плохо, – тоскливо пробормотал он. На Тану он старался не смотреть.

А та про себя посмеивалась, глядя на его «мучения». В конце концов она сжалилась и тоже заказала ему кусок пирога. В детстве ее папа учил состраданию к убогим.

– Ну так что? – отвлек ее от размышлений голос Пестрого. – Пойдем? Надо бы послушать местных, разузнать, куда они дели моего брата.

– Пойдем, – пожала плечами Тана. – Только тут и узнавать нечего. В темнице Ян сидит, как пить дать, ждет суда. Если его еще не казнили.

– Казнили?! – Йорг аж подскочил. – И ты так спокойно об этом говоришь?

– Захлопни рот, а то сейчас на твой ор вся городская стража посбегается. Нас ищут, между прочим! – прошипела Тана в самое его лицо, мигом оказавшись подле него. – Я не знаю, что с ним, ясно? Скорее всего, суда еще не было. А значит и казни – тоже.

– Хорошо. Отпусти меня, я понял.

Тана расплатилась за обед, забрала остатки мясной обрези, которые Вил не доел, ссыпав их в небольшой кожаный мешочек, и они отправились на рынок. Лошадей они оставили на конюшне постоялого двора, попросив мальчишку-конюха за пару монет приглядеть за ними.

Тане нечасто удавалось вырваться в Гуннар. Отец все больше сам ездил, чем с ней. Ведь хозяйство оставлять больше не на кого, а постоянно просить приглядывать Ярку тоже не дело – у той своих хлопот дома хватало... Так что сейчас Тана с восхищением вертела головой, стараясь увидеть как можно больше. Гуннарский рынок в Бенгте самый большой после столичного, и всякой всячины тут было море. Впрочем, про дело она тоже не забывала.

Тана осторожно, стараясь не вызвать особых подозрений, выспрашивала у торгашей последние новости. Но так просто из этих ушлых ребят ничего не вытянешь. Потому ей приходилось иногда что-нибудь покупать, тогда и разговор шел живее. А за пустой болтовней скрывались крупицы нужных ей сведений. Так Йорг обзавелся ярким головным платком, который Тана повязала ему на манер вольниц, а сама она – красивым колечком из лунного камня и парой к нему сережек из черненого серебра. Еще Тана купила увесистый мешочек сухофруктов, которые они теперь с удовольствием грызли напару.

– Смотри! – Йорг тронул ее за плечо. Тана отвлеклась от разглядывания лотка с пряностями из Инг’тая и обернулась.

– Что?..

Йорг указал пальцем в начинающую сгущаться на площади толпу. Тут на мостках появились два посадских глашатая и затрубили в раковины, разом прекратив многоголосый гомон горожан.

Когда раковины смолкли, на помост поднялся Коген[8] Ньёрда. Высокий, худощавый, в серебристой сутане с капюшоном, отороченным голубой норкой, в руке он держал тисовый посох, увенчанный огромной темно-синей жемчужиной. Почтеннейший откашлялся и распевно начал свою речь:

– Жители славного города Гуннар, столицы богатой волости Ове! Сегодня состоится суд. Высший суд на этой земле. Выше только Боги. К сожалению, Его Сиятельство, посадник Волдо Ветродуй, не может присутствовать на сегодняшнем процессе. Важные дела заставили его отлучиться из Ове. Призвал его Великий Княз наш, Драгош Железный Кулак. Но жизнь на это время не останавливается, и преступников надобно судить, как и положено, в день Вуньоль, день радости и справедливого правосудия. А посему, честные граждане, начинаем наш процесс.

Коген замолк, и по толпе прокатился тихий гул. На помост поднялось несколько человек. Судейник в красной мантии, как у самого Форсети. Кнут в кольчуге с гербовым щитом в руке, где в танце на синем фоне сплелись две рыбы-иглы, одна – серебряная, другая – золотая. Стражники тащили за собой драного йольфа в серой мешковатой хламиде. Пленник был тощ, бос, избит и измучен, спутанные, некогда золотистые волосы, свисали с плеч грязной замызганной паклей. Идти самостоятельно ему мешали кандалы. Ну и гордость, разумеется. О гордости йольфов разве что легенды не ходили.

– Вор! – взвизгнул Коген. – Этот грязный вор украл у Его Сиятельства двух птенцов редчайшей в наших краях жар-птицы!

– Это что за хрень такая, жар-птица? – тихо поинтересовался Йорг.

– Павлин, – шепнула ему Тана. – Очень редкая окраска. Богачи много дают за жар-птицу, намного больше чем за обычного синего или даже белого. Они далеко водятся, в горах.

– Павлин? В горах?

– Там, за горной грядой, на большой земле есть долина, где всегда тепло и влажно. Там и живут дикие павлины, среди них встречаются жар-птицы. Но туда трудно добраться. Могут напасть дикари. А в клетках жар-птицы почти не выводят птенцов, поэтому домашние цыплята даже дороже диких стоят.

– Дикари?

– Ты совсем ничего не знаешь, да? – Тана тяжело вздохнула. – Тьяны[9]. Дикие, злобные племена ящеров. Они, хоть и похожи чем-то на людёв, да терпеть их не могут.

– Почему?

– А мне почем знать? Так уж повелось.

А тем временем Почтеннейший замолк, и вместо него заговорил кнут:

– Именем Драгоша Железного Кулака, милостивого Княза нашего, и посадника волости Ове, Волдо Ветродуя, выношу этому чужестранному йольфу обвинение в краже посадского богатства, народного достояния. Две жар-птицы! Это немыслимо! Я требую высшей меры наказания! А именно – сожжения на костре! Думаю, достославный Волдо поддержал бы меня в моих обвинениях.

– Вынужден вам отказать, господин кнут, не должно сжигать на костре за воровство, даже столь ценного имущества, – откашлявшись, перебил его судейник.

– Но, Ваше Судейство, это же достояние всего Ове!

– Я согласен с вами, славный кнут, что преступление сие можно отнести к тяжким. Однако пока я не могу удовлетворить ваше требование.

– Но как?! Ваше Судейство! – Казалось, будто кнут сейчас задохнется своим возмущением.

– Для начала я должен выслушать все стороны, рассмотреть дело полностью, а уже после вынести справедливый приговор. Я повторяю: «спра-вед-ли-вый»!

Кнут печально вздохнул, но уступил, потому что с судейниками, как Тана успела убедиться на собственной шкуре, спорить бесполезно.

– Итак. Обвиняемый. Я готов вас выслушать. Расскажите, в чем вас обвиняют и согласны ли вы с инкриминируемыми вам деяниями?

– Согласен, – спокойно ответил йольф.

И у Таны создалось впечатление, будто он тут судит, а не его.

– Что? Вот так сразу? – удивился судейник.

– Ну да, я действительно украл двух птенцов жар-птицы с посадского каравана.

– То есть вы согласны и с наказанием?!

– Этого я не говорил, – покачал головой обвиняемый. – Ведь, насколько мне известно, преступление, которое я совершил, называется воровством. И насколько же мне известно, подобные преступления караются полугодом исправительных работ на лесопилке, в рудниках или каменоломне. Посему выходит преступление мое не является ни тяжким, ни особо тяжким.

– Ты упускаешь, Ларсен из Лазурной Цитадели, что птицы те были народным достоянием. И что теперь с ними стало, неизвестно! – кнут медленно подошел к йольфу и прошипел ему все это в лицо. Однако шипел он так громко, что слышала вся толпа. И та самая толпа вторила ему одобрительным гулом.

– Позвольте заметить, господин кнут, что одну птицу вы все-таки вернули на птичий двор Его Сиятельства. Или вы решили присвоить ее себе?

– Да ты!..

– Довольно! – выкрикнул судейник. – Мы на судебном процессе, а не на выступлении бродячего театра! – и когда все стихли, продолжил: – Теперь я хочу выслушать Почтеннейшего, хочу узнать, что говорят Боги.

Коген простер руки к небу и поднял лицо вверх так, что с головы сполз капюшон, обнажая длинные серебристые волосы. Толпа в тот миг смолкла, замерла в ожидании. Казалось, затих даже ветер. И над площадью нависла напряженная тишина.

– Ньёрд не отвечает на мой призыв, Ваше Судейство. Этим он дарует нам право судить йольфа судом смертных, не божественным. Последнее слово остается за вами и славным кнутом, – после недолгого молчания возвестил он, отступая в сторону.

На лице кнута промелькнула и пропала мерзопакостная ухмылка. Тане это не понравилось. Она прекрасно понимала, чем теперь все может закончиться.

– Тана, – шепнул ей на ухо Йорг, – а кто такой этот «кнут»?

– Главный над стражей в городе.

На помосте уже вовсю вещали кнут напару с судейником, перекрикивая друг друга, пытаясь доказать каждый свою правоту. Эти двое сейчас больше напоминали брешущих шавок, нежели знатных господ. Наконец они худо-бедно сговорились на повешенье. Дескать, и смертная казнь за кражу «народного достояния», и все же не такая жестокая как сожжение заживо на костре. Несчастного йольфа отвели в сторону, оставив стоять, глядеть на одобрительно улюлюкающий люд.

А потом… Потом глашатаи снова затрубили в раковины. Еще один преступник или?.. Тана вскрикнула, когда толпа вновь расступилась и мимо них с Йоргом провели связанного и избитого Яна. «Провели» – это преувеличение. «Протащили» – вот подходящее слово. Ян едва держался на ногах. Он сильно хромал на правую ногу, а на лицо было совсем страшно смотреть: бледное, грязное, осунувшееся... Будто еще немного, и он упадет без чувств. Да он упал бы, наверное, если б не двое стражников, не дававших ему оказаться на грязной мостовой.

– Боги, – потрясенно выдохнула Тана. – Что они с ним сделали?!

– Это невозможно. Ян сильнее всех этих мужиков вместе взятых! Он модифицирован для боя... Он...

Но, вопреки возмущению Йорга, брат его даже не пытался вырваться из крепкой хватки стражей. Лишь покорно ковылял на помост с низко опущенной головой, не смотря по сторонам. Точно бы смирился со своей участью. Словно ему была безразлична собственная судьба. Даже Тана, хоть и знавшая Яна всего несколько часов, не поверила. Он не похож на того, кто может сдаться. С самого первого мига их знакомства она увидела в нем человека воли, способного добиваться своего, что бы ни случилось. И то, что открылось сейчас перед ее глазами, было немыслимо, неправильно.

Вспомнился суд над отцом: как Ян разозлился, как вспыхнули его ничего до этого не выражавшие светлые глаза, как яростно брызнула кровь, как дрался он, словно дикий зверь, а вовсе не человек. Берсерк. Самый настоящий берсерк. Изгой, которых обычно сторонились и не пускали к себе люди. А все из-за их непредсказуемости, силы и неистовой кровожадности. Вот каким был Ян. Он не мог сдаться, даже ценой своей жизни. Такие не сдаются. Такие гибнут на поле боя, а быстрокрылые валькирии собирают их души и отправляют их в Вальхаллу к Одину Всеотцу или же к милостивой Фрейе в Фольквангр. Такие не будут покорно брести сквозь толпу к своему неминуемому позору ненавидимыми и презираемыми. Таких не забрасывают тухлятиной. В таких не плюют. Их уважают. Уважают и боятся.

Поэтому Тана в происходящее не верила. Она решила, что Ян поступает как хитроумный Бог Локи, брат Великого Одина. Он явно что-то задумал. Потому и не стоило волноваться, так ведь?..

А рядом с ней продолжал неистовствовать Йорг. Злился и все рвался пробиться сквозь толпу к брату. Тане стоило огромных трудов удерживать его на месте, тихо уговаривая подождать, объясняя, что разгадала хитрость Яна, а потому все будет хорошо. Убеждала как маленького глупого ребенка. Объясняла и сама своим словам верила слабо. Тана вообще уже ни во что не верила. Она запуталась. А Йорг... Неужели он не понимает, что ничего не сможет сделать? Вот если бы Ян оказался на его месте… Он точно смог бы что-нибудь предпринять. Ян, но не Йорг.

Толпа ревела. Похоже, молва о содеянном Яном в Ленивых Пенёчках уже долетела до города. Даже раньше, чем прибыл сам виновник произошедшего. Да. Недаром говорят, что нет ничего быстрее слухов.

– Жители Гуннара, прошу тишины! – повысил голос судейник. – Процесс еще не окончен! Пред вашими очами наимерзейший из людей: преступник, убийца и вор. Противник справедливого суда!

Яна подвели к краю помоста и толкнули, заставив упасть на колени.

– Этот берсеркер безжалостно растерзал полдюжины человек, служителей закона! Он пытался спасти от справедливого наказания человека, чья дочь оскорбила самого Потомка Богов. Он выкрал обвиняемого прямо из-под кнута палача, а потом жестоко убил, свернув ему шею. И мало того, что он жестокий убийца, он еще и мелочный вор, который не побрезговал присвоить себе имущество убитых им стражников! Он угнал двух лошадей и пытался скрыться с места преступления со своими подельниками, которые до сих пор не найдены. Мы, славные жители волости Ове и подданные Великого Княза, не потерпим подобного самоуправства!

Люди на площади возмущенно взвыли. В Яна полетели тухлые овощи, яйца и птичий помет. А он... он даже не поднял головы, лишь склонил ее сильнее, чтобы защитить лицо.

– Тише! – гаркнул судейник. И толпа чуть сбавила пыл. После этого он продолжил: – Лишь благодаря оперативности моего уважаемого коллеги, окружного судейника Колотиги, страже удалось схватить преступника и доставить его в Гуннар, дабы предать справедливому суду. По закону его ожидает смертная казнь через колесование. С тела же бандита на последнем издыхании сдерут шкуру и вынут внутренности на поживу свиньям и воронам.

Йорг сильно сжал руку Таны. Так, что побелели костяшки. Скорее всего, на ее запястье потом останутся синяки. Но она не обижалась. Она прекрасно понимала, что он сейчас чувствует. Мстительный Колотига все переврал на свою выгоду.