Текст книги "Всадники Одина Цена человечности (СИ)"

Автор книги: Сергей Морошко

Соавторы: Соня Соколова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

Он выхватил моток и принялся связывать Амирхана (имена-то какие!). Затем зарядил инъектор и вколол тому в шею сыворотку.

– Вода есть?

Йольфинка кивнула.

– Так давай. Чего стоишь? Налей полстакана.

Сделано.

Йольфинка снова уселась на подушки и, испытующе уставившись на него, спросила:

– Что ты с ним сделал?

– Дал лекарство. Теперь он скажет все. Нужно подождать еще пару минут, пока подействует, потом будить.

– Понятно. Ты... – как-то даже робко начала она.

– Я?

– Ты когда-нибудь видел таких йольфов, как я?

– Ты о своем брате?

Она кивнула.

– Ты видел его? – она уставилась на него огромными серебристыми глазами, точно такими же, как у него самого.

Вдруг в голове Яна мелькнула нехорошая мысль. Мелькнула и исчезла. Он легонько тряхнул головой.

– Да. На острове. Похоже, он помог нам бежать от своих дружков.

– Похоже?..

– Я не уверен.

– Как он там?

– Не знаю. – Ян пожал плечами. – Когда я видел его в последний раз, он занимал должность помощника капитана.

– Но ты сказал, что он помог вам бежать.

– Мы не контактировали. Но он вернул нам нож. Это все, что я знаю.

Он поднял с низкого столика стакан с водой и плеснул в лицо пленника. Тот глухо застонал и медленно открыл глаза.

– Жив? – Ян потрепал его по щеке.

Амирхан дернулся, будто его огрели чем-то очень тяжелым.

– Кто ты? – слабым голосом прошептал он.

Ян повернулся к йольфинке.

– Играй, чего сидишь?

Она послушно затянула грустную мелодию.

Ян присел на корточки рядом с жертвой.

– Если все расскажешь я дам противоядие и отпущу.

Пленник кивнул.

– Что... нужно?

– Начнем с простого, как тебя зовут?

– Амирхан Эр Альфинур Джамал. Ты и так знаешь.

– Знаю, – подтвердил Ян. – Просто хочу проверить твою память...

Допрос длился недолго. Хотя парень и пытался противиться, но было достаточно легкого прикосновения, чтобы заставить его говорить. Имена, места собраний, планы. Ян даже выяснил, где находится тайник с секретной перепиской, осталось лишь забрать. Потом пленник начал угасать. Кожа посерела, накатила слабость, а в глазах поселилась вселенская тоска:

– Ты меня убил... Латифа… – шепнул Амирхан напоследок и затих. У Имана провинции Капен-Ган больше не было старшего сына.

Йольфинка перестала играть.

– Зачем ты это сделал? Как мне оправдываться, что я не виновата в смерти клиента? Я думала ты устранишь его в другом месте!

– Не ори. – Он схватил ее за руку и уставился ей в глаза. – Хочешь, чтобы сюда все посбегались? Визирь тебе этого не простит, учти. Ты знаешь, что за Латиф он упомянул? Это ругательство или географическое название?

Йольфинка покосилась на него с непередаваемым удивлением. Даже вырываться перестала.

– Ты совсем глупый или притворяешься?

– Не умничай. Говори! – Для верности он несильно выкрутил ей руку. Ничего травмоопасного, но крайне неприятно.

– Дурак!.. – зашипела она от боли. – Это имя знают все. Латифа Ан Хенбан Хенк – младшая сестра Великого Имана, правительница Камня Торрент. Прекрати, а не то я закричу!..

– Не закричишь. – Ян отпустил ее руку, затем схватил инъектор со стола и молниеносно вонзил иглу ей в шею.

Она даже успела немного дернуться, понять... Больше ничего... Она тяжело осела на пол и больше не двигалась...

Ян вытащил из поясного мешочка небольшой керамический пузырек, откупорив, отбросил пробку на пол – флакончик поставил рядом со стаканами. Труп Амирхана он избавил от веревок и уложил поудобней на подушки, рядом с йольфинкой. Полюбовался получившейся композицией, чуть отойдя в сторону. Вернулся и вложил миниатюрную ручку девушки в ладонь Амирхана. Теперь точно все. На всякий случай он прихватил с собой веревку и тем же путем покинул бордель.

Слишком просто. Ас не мог не знать, что подобная работенка не вызовет у модификата-убийцы проблем. Тем более, здесь не было ни камер слежения, ни датчиков движения, ни андроидов-охранников. Отпечатки пальцев снимать еще не научились, как и определять причину смерти с помощью гистологии. Наверняка, это лишь проверка, и впереди Яна ожидало что-то более серьезное.

Карлик потер переносицу.

– Вот, значит, как? Заговор.

Ян кивнул. То, что это заговор, было ясно с самого начала.

– Расин Эр Фархат Фаис – лидер оппозиции.

– Ясно. Не ожидал. Сколько?

– Четыре оправы: Лан-Дан, Дудлин, Ван-Кувер, Капин-Ган.

– Одна женская... – Нахмурился Рунг. – Что еще?

– Перед смертью Амирхан упомянул одно имя: Латифа…

Карлик хмыкнул.

– Ну оно и понятно. Латифа Ан Хенбан Хенк была его невестой. Странные вы все-таки, люди. Имея нареченного, любя его, вы все равно желаете большего… И это приводит к… последствиям, – пространно сказал он. Ян ничего не ответил, а про себя подумал, что ас забывает о последствиях принятой ими модели отношений. Хотя… какое дело высокородному норду до метисов?..

– Документы достал?

Ян неспешно выложил на стол пачку писем. Карлик тут же начал их перебирать, быстро просматривая по-диагонали. Вдруг он выдал длинную сердитую конструкцию на асинге[2], видимо, не сдержавшись. Затем вернулся к стандарту:

– Уходи. Мне надо подумать.

Ян вздернул одну бровь, но с места не шевельнулся.

– Ты глухой? Иди к себе.

– Хорошо. – Ян пожал плечами.

– А, нет, стой! – Ян обернулся. – Ты читал? Читал их?

– Нет, Великий Визирь, не читал. Как ты и приказывал. – Он не врал.

– Хорошо. Теперь иди. Я позову, когда понадобишься...

Отчитавшись перед «хозяином», Ян направился к себе. Хотелось лечь спать и забыться, хотя бы ненадолго. А еще поговорить с Йоргом. Но он сомневался, что получится. Меж ними медленно, но уверенно расползалась трещина. Ему это категорически не нравилось, а что можно сделать, как остановить, он не знал. Его подводила собственная психика. Вместо эмоций брата он все чаще ощущал свои…

Задумавшись, он чуть было не сбил кого-то с ног.

– Ой! Ян, ты вернулся! – Тана повисла у него на шее, но тут же отпрыгнула, явно смущенная своим поведением.

– А. Да, – рассеянно ответил он. Не зная, что сказать.

– Ян… Мы можем поговорить? Нет, не так. Мы должны поговорить! – протараторила она, не глядя на Яна.

– Ну, давай поговорим, – Ян даже немного опешил от такого напора и перемены в настроении.

– Насчет Йорга, – нахмурилась она. – Ты обязан с ним замириться.

– Я обязан что? – не поверил своим ушам Ян.

– Замириться. Ему плохо. Совсем не свой стал.

– Тана… Мы сами разберемся, хорошо?

– Нет! Я вижу, как вы разбираетесь! Не разговариваете друг с другом! А виновата я!

– Почему это ты?

– Он ревнует тебя ко мне. Сильно! Он мнит, что я тебя к себе приворожила. А ты знаешь, что это не так. Поговори с ним! – Тана кричала, а в глазах стояли слезы. Она кинулась на Яна и принялась колотить по груди, судорожно всхлипывая.

Он сначала растерялся, не зная, что делать. Потом схватил ее за руки, стараясь не причинять боли, и прижал к себе. А Тана забормотала:

– Ты не понимаешь. Вы одно, а я одна… Я тоже хочу быть не одной… Я видела, я все видела… Он говорил со мной… Он приходил ко мне… Вы должны помириться… Я не хочу… Нельзя одно разбивать на части!

Она снова заплакала. Громко, надрывно. Видимо, в ней долго копилось, а теперь, нашло выход, прорвалось... Краем глаза Ян увидел спешно удаляющегося брата. Выругался про себя. Ведь этот идиот опять все не так понял. Хотелось броситься вслед, остановить, поговорить… Но в руках он держал плачущую девчушку, искавшую в нем опору. И ему совсем не хотелось отпускать ее. Выбирать между любовью и ответственностью.

***

Так они простояли долго, покуда не затекли ноги. Потом она успокоилась. Ей стало стыдно... Стыдно, что горлопанила без умолку. Что Ян о ней подумал? Истеричка дерганая, вот и все... Зачем она не в свою дырку полезла, своих, что ли, бед не хватает? А теперь... разбередила себе душу, и ревет белугой. И хоть и слезы больше не текут, да душа-то плачет. И ничем ее теперь не утешить...

Она оттолкнулась от Яна, оторвала лицо от его груди и сказала твердо:

– Ты извиняй меня, дурочку. Не высыпаюся я, думаю больно много. Так что пойду я сны смотреть в чертоги Дремы.

Она дернулась сделать ноги, но Ян ей не дал. Он не отпускал ее рук. Лицо его было сосредоточенным и каким-то больным, будто бы гложило его что-то. Никогда она его еще таким не видала.

– Отпусти. Я как бы спать собралась. – Вдруг ей отчего-то захотелось врезать Яну, да посильнее. Чтоб кровь носом у него пошла. Чтоб убрать это выражение скорби на лице, стереть на веки и больше не видеть.

И так было гадко. А тут...

Он отпустил. Без слов. Рванувшись, она побежала к себе. Нужно упасть, забыться и уснуть. Тана помнила, как в детстве, ежели наплачется, то снов той ночью не видит. Может, и сейчас получится так. Ей больше не хотелось этих снов.

Тана не стала раздеваться, только ослабила шнуровку на штанах, разулась да сбросила ремень. А потом упала лицом в подушки и больше не шевельнулась. Темнота окружила ее густым плотным туманом. «Не надо снов... Больше не надо снов...» – подумала она и закрыла глаза.

Опять... Все опять... Он снова пришел... Бог... Ее Бог... Как и всегда, он красив, светится изнутри чуть голубоватым светом. Огромные зеленые глаза, бледная кожа и огненные волосы... Локи... Бог Огня. Бог домашнего Очага. Просто Бог. Он снова явился к ней. В который раз. Его лик бледен, а Его голос нежен, словно перезвон серебряных колокольцев.

Он подходит к ней близко-близко. Такой высокий. Статный. Выше всех. И лицо его светится добротой. Он осторожно присаживается рядом с ее постелью на пол. Он смотрит ей в глаза. Такой добрый, теплый и нежный.

– Дитя... – шепчет он. – Ты запуталась, дитя... Я помогу тебе, дитя...

Слезы застилают ей глаза. Стекают ручьями по щекам. Он протягивает руку. Не такую, как у людей, не такую, как у йольфов. Руку Бога. Стирает своими шестью пальцами слезы, а потом слизывает их тонким раздвоенным языком.

– Дитя... Ты слышишь меня, дитя? Я с тобой...

Она завороженно кивает. Смотрит в лицо своему Богу.

И вдруг ей стало хорошо и спокойно.

Это Бог. Он ее поймет.

– Я знаю, что тебя гложет, дитя... Ты увидишь... ее... Почувствуешь ее... Я знаю, как это... терять... Не бойся, дитя, я останусь с тобой...

Он медленно встает и смотрит на нее добрыми светящимися в темноте глазами.

– Я буду с тобой, дитя... – повторяет он в который раз и растворяется в темноте...

Она смотрела в ночь. И не знала, грезит она или бдит. Вокруг все еще витал тонкий аромат цветов. Такой всегда витает, когда Бог приходит. Она все еще не понимала своих видений. За что Асы ниспослали ей такое наказание? За то, что солгала тогда на помосте? Так ведь лжа была во благо. А вернулось сторицей... Она больше не сомкнула глаз этой ночью. Ей не хотелось снов...

Примечания

Рикэль[1] – очень дорогой крепкий напиток, наподобие коньяка. Ведет свое происхождение с Мунка. Производится преимущественно эфами из специальных грибов, выращиваемых под землей, из ягод лаита, многолетнего вьюнка, наподобие винограда, которые и придают напитку синий цвет.

Асинга[2] – один из основных диалектов собственного языка асов.

Глава 6. Живое оружие

Последние несколько месяцев слились в сплошной кровавый калейдоскоп. Сон стал непозволительной роскошью, а если Яну и удавалось забыться на несколько часов после очередного задания, то просыпался он в холодном поту. Непривычно страшно было просыпаться от кошмаров, непривычно страшно и неприятно испытывать муки совести. Никогда ранее за его недлинную, в общем-то, жизнь, ему не приходилось чувствовать настолько остро.

Все чаще он вспоминал слепую предсказательницу, ее слова. Он действительно оказался распятым на цепях ответственности и собственного обостренного желания справедливости.

Это было нелепо. Потому что его нынешняя работа мало чем отличалась от той, что он выполнял в прошлом. В бытность папским убийцей или шавкой Мьегаррэ он пытал и убивал не меньше. Один раз ему даже пришлось вырезать подчистую незаконный центр по созданию модификатов. Императору не давала спать слава личных бойцов Папы, и он, переманив к себе нескольких ученых, принялся за создание своей собственной гвардии. Но чего-чего, а шпионов у главы Церкви всегда хватало, и вскоре информация о проекте была на его столе. Официально выступить против Императора Папа не мог, потому он приказал собрать небольшой отряд и отправить на зачистку.

Их было четверо. Четверо тринадцатилетних пацанов. Четверо натасканных убийц. Ни совести, ни сожалений, ни жажды. Слепое послушание перед создателем. Четверо цепных псов. Лучшие из лучших во всей Империи.

Убийцы, обязанные уничтожить таких же убийц. И один взломщик – Йорг. Но он работал дистанционно.

Ян хорошо помнил тот день. Яркий, солнечный. Впрочем, на Александрии почти все дни такие. Родина Императора и Папского Престола. Банка для двух старых, хитрых и злобных пауков. Их сети раскинулись далеко, они знают практически все друг о друге. Они не нападают открыто, соблюдая вооруженный нейтралитет. Но у одного из них есть кокон с паучатами, которые делают за него всю грязную работу. И второй тоже захотел себе паучат.

Йорг тогда хорошо сработал, всего червон, и сеть под контролем.

День. Они даже не скрывались под покровом ночи. Объект хорошо охранялся, но охранялся обычными людьми. Адаптантами[1].

Тенистая аллея в огромном ухоженном парке. Как на параде стоят солдаты. Шесть серебристых молний, оставленных сюрикенами, одна за другой окрасились багровым. Только последний успевает прохрипеть:

– Пацан...

Ян спрыгнул с дерева, легкий и ловкий. Поправил слегка покосившуюся кобуру. Быстро собрал сюрикены. Окровавленные звезды среди розовых маргариток.

Коридор и монашка. Чуть старше его. Она даже не кричала. Только смотрела расширившимися глазами. Да так и упала, с застывшим испугом на лице. Он знал, что с других входов работают остальные. Комната, коридор, лестница, монашка, еще одна, толстая повариха.

Пустой тренировочный зал. Здесь еще никто не учился. Новые тренажеры, учебные макеты холодного оружия, пара станков, снова лестница. Коридор. Четверо нянечек. Росчерки алой крови на стенах. Нельзя убивать быстро и чисто. Чистота – время, а его почти нет. Детская. Здесь были они. Убийцы. Модификаты. Нет. Двух-трехлетние малыши, игравшие во взрослые игры не по правилам. Появившиеся на свет вопреки. Их было тридцать. Тридцать пар серебристых глаз. Тридцать молчаний и немого укора. И прозвище – Браво[2].

Тогда Ян не чувствовал ничего, кроме легкого сожаления. А ведь ему было всего тринадцать.

Сейчас ему двадцать пять. И его хладнокровия будто бы не бывало. Он помнил ее глаза, большие и тоже серебристые... Как у него самого. И в них горел страх, ужас...

– Не надо, – без надежды прошептала она, отползая от трупа матери.

Серебристые глаза... И у нее была мать... А у него не было. Никогда не было. Тогда откуда эта жалость? Откуда? Откуда? Откуда?!

Он полоснул мечом. Девочка вскрикнула и захлебнулась. Во взгляде стоял немой вопрос: «За что?».

Она была чуть старше тех малышей. Их было тридцать, она – одна. Они дали ему первое имя, а она – сны. Браво, которому снятся кошмары...

Он уже давно не был тем тринадцатилетним убийцей, хотя снова выполнял работу чистильщика.

Сейчас он командовал большим отрядом таких же чистильщиков. Их было около полусотни. Люди, йольфы, смески. Безжалостные убийцы и головорезы. Они называли себя бархи. Но не имели права на это самоназвание. Ас сумел собрать под свое крыло ренегатов, отступников Кодекса[3]. Нарушивших клятвы верности своим Школам. Они брались за такие вещи, за которые настоящие бархи браться попросту брезговали. Они не останавливались ни перед чем, лишь бы платили. Их ненавидели все. А бывшие собратья вели за ними охоту. «Как и за нами», – подумал Ян, вспоминая времена, когда они с братом работали на Мьегаррэ. Только, в отличие от своей новой команды, он никогда не упивался смертью. Бархи же жили битвой, чужой кровью и страданиями. Теперь Ян понял, за что Ларсен их так ненавидел.

В его обязанности теперь входило координировать действия этих головорезов, устраивать облавы на норы заговорщиков. Уничтожать очаги зреющего бунта во всех уголках Диадемы. Пользоваться официальным транспортом было запрещено. Поэтому они путешествовали крабьими караванами.

За голову Яна объявили негласную награду. Это уже была война. Скрытая война политических группировок. Пауки в банке снова играли в теневую, на свету соблюдая нейтралитет. И его снова в это втянули. Как же он устал. Устал быть убийцей. Живым оружием в руках власть имущих. Хорошо, что брат ничего не знает. Пусть они не разговаривают. Пусть они и расстались нехорошо. Пусть они и не виделись уже почти год. Но зато... зато Яну удалось его уберечь. Хотя бы сейчас, хотя бы ненадолго.

Он видел, как несколько раз зацветала и увядала пустыня: всего на несколько дней она покрывалась целым океаном цветов, потом все исчезало. Раньше Ян не обращал внимания на подобные вещи. Теперь же его ломало и перекручивало. С каждым убитым ему все больше хотелось завыть. Будто бы он жил на берегу спокойного залива, и в один прекрасный момент все смыло цунами. Нет, он не потерял своих навыков. Он продолжал убивать недрогнувшей рукой, но по ночам... Все, о чем он мечтал, – чтобы кошмары закончились. Он надеялся, когда они с братом выберутся отсюда, то осядут где-нибудь на тихой спокойной планетке. Где будет не нужно убивать...

Сегодня остался последний. Иман Ван-Кувера, прятавшийся вместе с семьей от разящего клинка Визиря за высокими стенами загородной резиденции. Но когда это убийц останавливала вооруженная охрана и крепкие стены?! Тем более таких...

План предельно прост: под покровом ночи уничтожить всех, кто окажется в резиденции, за исключением йольфов. Не щадить никого: ни женщин, ни детей. Как всегда. И легче от этого не становилось.

Прибыв в столицу крабьим караваном, они взяли лошадей и снова отправились в пустыню. Им предстояло найти среди белых песков оправы оазис, скрывающий имение. Нужно было успеть. Ведь каждое утро из города к Иману приезжал гонец, докладывающий ситуацию в столице. В случае непредвиденных обстоятельств (как появление в городе группы неизвестных воинов), в любое время дня и ночи. Ян перехватил гонца, поэтому Иман не получил новость. Но наверняка он насторожится, если поутру не обнаружит у ворот свою персональную «Александрийскую панораму»[4].

Они нашли дворец незадолго до того, как пустыню полностью окутала тьма. Лошадей пришлось оставить, дабы не выдать себя раньше времени. И они: сорок бархов и один модификат, укутанные в белые плащи с головы до пят, бесшумными тенями заскользили по барханам.

Утопающий в зелени дворец, обнесенный высоким кованым забором, в свете луны выглядел эфемерно. Высокие башенки, воздушные арки и переходы. Все стерильно белое, без единого намека на грязь. Тишина, нарушаемая лишь стрекотанием ночных насекомых и… храпом стражников. Смешно. В попытке не привлекать внимания в своем бегстве из столицы, Расин прихватил далеко не самых старательных подчиненных. Чем собственноручно и вырыл себе могилу.

Они пробрались внутрь без каких-либо осложнений. Стража осталась лежать на том же самом месте, где несла караул. Навечно.

Нападающие разделились. По десять человек на крыло дворца. Ян направился прямиком в опочивальню главного заговорщика.

Коридоры и лестницы мелькали перед глазами, сливаясь в единое белое ничто. Он бежал, перепрыгивая через ступени, а то и целые лестничные пролеты. Редкие стражники падали замертво, окрашивая кипенные стены в алый. Беззвучно. Тихо. Быстро. Никто не успевал среагировать.

Последняя дверь. Ян распахивает ее пинком ноги, бегло оглядывает. На большой кровати лежат трое. Черный мужчина и две молодые женщины. Рабыни.

– Как ты смеешь врываться в покои Расина Эр Фарх!.. – ревет мужчина и захлебывается, не договорив.

Ян вытирает меч о шелковую простыню, не отрывая взгляда от перепуганных девушек. Те прижались друг к другу, не в силах даже пискнуть, не то что закричать.

Ему было жаль их. Они ведь ни в чем не виноваты. Всего лишь оказались не в том месте и не в то время. И к его кошмарам добавятся новые глаза – небесно-голубые и черные. Позади раздается негромкое хныканье. Ян оборачивается, едва сдержавшись, чтобы не выругаться. Ребенок.

Ему не больше семи. Совсем недавно начавший жить, малыш с серебристыми глазами. Он непонимающе смотрит на неподвижные тела в постели, на окровавленные простыни. И на Яна, застывшего соляным столбом напротив, еще не успевшего убрать меч в ножны.

– Иди… сюда. У меня для тебя кое-что есть. – Ян опускается на корточки и пытается придать лицу хоть какое-то подобие дружелюбия.

Не выходит. Дети чувствуют ложь. Он начинает отступать. Мальчик спотыкается, падает, плачет, громко, пронзительно. Этот крик вспарывает ночную тишину, как нож – обнаженную глотку. Яну кажется, что эта глотка – его. Он не может двинуться, пошевелить даже пальцем. А ребенок рыдает, захлебываясь слезами.

– Какого дьявола тут происходит, Ян?! – на пороге появляется Айрэн, метис из его отряда. – Ты чего малявку не пришил?

Он замахивается кривым мечом, а Ян сам не понимает, как оказывается рядом, как голова барха падает на мраморный пол, как лицо орошает кровь.

Крик обрывается. Ян молча подхватывает мальчика на руки и идет к выходу. Бархи знают свою работу – справятся и без него.

– Мы закончили.

– Потери?

– Семеро, командир.

– Тогда уходим. Проследи, чтобы все наши и спасенные йольфы покинули дворец. На все – полчаса.

Ян устало прикрывает веки и тянет руку к пульту. Один клик, и он слышит нарастающий гул, напоминающий далекие раскаты грома. Ян смотрит, как дворец Имана внезапно схлопывается, рассыпается, как карточный домик от удара кулаком по столу. Кулаком одного аса, вздумавшего поиграть в Бога.

Мальчик у него на руках негромко всхлипывает во сне. Ян невесомо гладит его по светлой макушке и смотрит на горизонт. Занимается рассвет. Пора отправляться к брату. Домой.

***

Ларсен думал. Прошел почти год. Он снова встретил Его. Снова жил с Ним, в Его доме. Снова было, как раньше. Почти как раньше. Вот именно, что почти... Интересно, счел ли Лохаль ту историю предательством? Он ведь так ничего и не сказал. Да что там... Он вообще не показался. Говоря по чести, Ларсен думал, что Ас давно уже покинул мир, растворился в призрачных далях ирреальности, которую звал космосом, и о которой сам Ларсен имел представление весьма смутное. Но нет... Как оказалось, он все это время был здесь. Скрывался в Диадеме, самом неподходящем для Аса месте. Рад ли Ларсен его снова встретить? Без сомнения. Он... любил его... Насколько вообще это слово может быть применимо к Создателю. Но... что-то неуловимо изменилось, будто исчезло нечто важное. Они так же вели беседы вечерами, как и раньше, Лохаль даже делился своими планами. Однако Ларсен смотрел на это как бы со стороны. Он понял, что больше не чувствует прежнего трепета перед своим Богом.

Он, несомненно, разделял взгляды Лохаля на реформацию политического и социального уклада Диадемы Има. Однако ему казалось, что дело здесь было не только в йольфах. Чего же тот добивался? От всех вопросов на тему, как он сюда попал и почему именно Диадема, а не Север, где было бы значительно безопаснее, Лохаль отмахивался, переводя разговоры в иное русло.

Еще эта непонятная связь с Яном. Ларсен был не в курсе подробностей, знал только, что тот выполняет для Лохаля какую-то очень грязную работу. Впрочем, Ян не появлялся во дворце уже восемь месяцев. Почти год... Ас отправил его куда-то вглубь страны. Ларсен не знал большего, и ему совершенно не нравилась подобная скрытность. Впрочем, он догадывался, что это как-то связано с подавлением бунтов против Великого Имана, попеременно разгоравшихся в разных камнях. Ситуация с каждым днем усугублялась сильнее и сильнее. Тут и там он слышал перешептывания, чувствовал злобные взгляды в спину. А месяц назад Ларсен вовсе перестал выходить с дворцовой территории, потому как услышал разговоры, что, дескать, неплохо было бы отловить визиревых рабов. Да и самого Визиря поджарить, как раньше жарили клятых йольфов. Люди были недовольны реформой.

Ларсен понимал, что те люди в толпе вряд ли рискнут нападать в открытую, однако все же предпочел не нарываться. Йоргу с Таной настоятельно рекомендовал тоже сидеть во дворце и за воротами не показываться. Тана, конечно же, послушалась. В последнее время они с Ларсеном неплохо сблизились. Она частенько захаживала к ним с Дриной. Они пили тий и разговаривали, ждали вестей от Яна или от хозяина. Впрочем, второй предпочитал их игнорировать. А от первого никаких вестей не приходило. Девчонка сильно из-за этого переживала, она очень боялась, что с Яном что-нибудь случится. Ларс и сам этого опасался. Но боялся он не сколько за самого Яна, сколько за Лохаля. Конечно, он всемогущий Ас. Но даже Асы не бессмертны, и кто его знает, к чему приведет вся эта ситуация. Что касалось Йорга, то его, похоже, уже ничего не беспокоило. Совета Ларсена он не послушал и продолжал днями и ночами шастать по библиотекам, борделям и кабакам, периодически доводя себя до невменяемого состояния. Тана несколько раз пыталась с ним поговорить, но тот отвечал ей очень грубо, порой скатываясь в откровенную нецензурную брань. Ларсен вмешался в одну из ссор, высказав ему все, что он думает о подобных грубиянах. После чего Йорг вообще прекратил всякое с ними общение. Чему Ларсен даже обрадовался. Йорг – неприятный человек, выставляющий напоказ все то темное и мерзкое, что нормальные индивидуумы предпочитают прятать как можно глубже. Ларсен славился своим терпением, но даже оно сдавало при общении с Йоргом. И он не понимал, как с таким братом, как Ян, Йорг сумел вырасти, прости Создатель, этаким засранцем.

В дверь покоев негромко постучали. Ларсен удивился. Кто бы это мог быть в столь поздний час?..

– Мистер Ларсен! Мистер Ларсен! Послание от Великого Визиря!

– Войдите!

В комнату вбежал запыхавшийся мальчишка-слуга.

– Великий Визирь велел передать, что желает видеть тебя! Немедленно!

***

Он пришел в себя с трудом. Голова гудела, как будто Йорг методично бился ею о стену до тех пор, пока не отключился. Он мученически застонал и, не открывая глаз, потребовал воды. Или лимонада. Или чего угодно, чтобы смочить пересохшую глотку, а остатки выплеснуть себе в лицо. Потом он наведается к Ларсену за одной из его чудодейственных настоек, и будет как новенький. Или не будет. Он же знатно поцапался с остроухим… и с девкой… Даже белке успел нахамить… Эх, жизнь – дерьмо!..

Воду меж тем не несли. Вообще ничего не несли. Его просто-напросто игнорировали! Ну они получат!.. Йорг попытался разлепить веки и встать на ноги, но не сумел совершить ни того, ни другого. Глаза его оказались… завязаны, так же, как спеленуты все его члены. Тьфу ты, понабрался высокопарной чепухи от местных!.. Н-да проблемы с лексиконом его должны волновать меньше всего. Он лежал на холодном полу, в одиночестве, черт знает где… А ведь засыпал он в борделе, в обнимку с миленькими девочками и мальчиками.

– Эй! Что тут за хрень творится?! Кто меня связал?! Я, между прочим, собственность Великого Визиря! – заорал во всю глотку Йорг. И не зря. Послышались приглушенные шаги по каменному полу. Скрипнула дверь, и он понял, что теперь не один. Шаги затихли, точно бы неизвестный остановился, раздумывая над дальнейшими действиями. Слышалось лишь его неглубокое дыхание да постукивание сапогом об пол.

– Ты заткнуться, pale worm! – грубо бросил неизвестный.

– С какой это стати?! Ты кто такой вообще?! Как смеешь держать меня здесь?!

Неизвестный молчал. Но и не уходил.

– Чего ты молчишь?! Испугался?!

– Ты убивал наших людей. И будешь платить за это.

– Я никого не убивал! – разозлился Йорг. – Я к оружию больше года не прикасался!..

Похититель его не слушал. Он вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

А Йорг ни черта не понимал. Он не мог никого убить. Он бы помнил! Тем более… Единый! Если бы он мог, он бы схватился руками за голову.

Ян. Конечно же, Ян. Дорогой братец, пропавший неизвестно куда, напрочь оборвав связь. Урод!.. Если он выберется из этой задницы, то сам найдет Яна и выскажет ему все, что думает… А лучше начистит ему рожу, ибо задрал уже.

***

Мальчишка вышел. Ларсен тяжело вздохнул. Если честно, ему совершенно не хотелось идти к Лохалю. Но ситуация... Он вылез из постели. Дрина, хвала всему, так и не проснулась. Оно и к лучшему, паника сейчас ни к чему.

Ларс не торопился. Нужно все обдумать, прежде чем идти. Он прошел за ширму, где на низком туалетном столике стояли тазик и кувшин, стянул с себя ночную рубашку и ополоснулся по пояс. Затем умылся. Теплая вода не принесла облегчения. Он посмотрел в распахнутое окно на парк перед дворцом. Ночь пахла умиротворением. Но Ларсен знал, что это ненадолго…

Он задернул тюль, еще раз умылся, снова надел рубашку, сверху накинул шелковый однотонный халат. Затем обулся, тщательно расчесал гребнем волосы. Глянул в зеркало. На него равнодушно глядел йольф. Отчего-то Ларсу захотелось разбить зеркало, чтобы с гладкой поверхности на него больше не смотрели эти усталые глаза.

Ночь пела голосами тысяч насекомых, колыхались занавески от ветра, залетавшего в окно. Скрипела кровать, на которой ворочалась, поцокивая во сне, Дрина. Еще раз вздохнув, он отправился к своему Богу.

Служка, вопреки ожиданиям Ларсена, никуда не ушел, а остался стоять под дверью. Ждал, когда он выйдет.

– Мистер готов? – паренек поклонился.

Несмотря на явную принадлежность к свободным, он относился к Ларсену с почтением. Слуги давно уже успели понять, как их хозяин относился к этому рабу, и не смели перечить.

Ларсен кивнул.

Паренек торопливо засеменил по коридору, подобрав полы своей цветастой шифоновой хинтары. Ларсен же не спеша направился за ним. Тот, быстро уловив скорость спутника, поднял на него жалобный взгляд. Но Ларсен остался непреклонен. Мальчик тяжело вздохнул и сбавил ход. Ларс знал, что скорее всего тому влетит за нерасторопность. Дело ведь срочное. Но все равно он не спешил, пытаясь продлить последние минуты спокойствия.

Но все имеет свойство заканчиваться, в том числе и коридор, они-таки оказались напротив дверей в опочивальню Великого Визиря.

Мальчик снова испуганно на него глянул. Остановился, не решаясь войти. Ларсен, не стучась, толкнул дверь. И замер на пороге.

– Проходи, чего застыл? – произнес Визирь из соседней комнаты. – Дверь закрыть не забудь.

В голосе его слышалось сильное недовольство.

Ларсен в очередной раз втянул носом воздух, собираясь с духом. Потом аккуратно прикрыл дверь, задвинул щеколду. Еще пару мгновений постоял и пересек гостиный зал. Оказавшись в спальне, он снова застыл.