Текст книги "Содержательное единство 1994-2000"
Автор книги: Сергей Кургинян
Жанр:
Политика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 58 (всего у книги 60 страниц)
Вопрос на засыпку – что такое вертикаль власти в обществе, где нет вертикали смыслов, вертикали идей, вертикали ценностей? А если опорное понятие не порождает мобилизующих ценностей, то оно не порождает и всей этой смысловой вертикали. О каком укреплении власти можно тогда говорить вообще? И что такое символы без смысловой вертикали?
Символы – это не эмблемы, господа хорошие! Не "бренд", так сказать, не "лейбл". Символы работают тогда, когда у общества есть базовая идея спасения. Символы адресуют к трансцендентному и именно потому работают как интегрирующее начало, связующее те системные уровни, которые без подобных связей немедленно распадаются.
Можно написать любой гимн и как угодно связать те знаки прошлого, которые когда-то имели символическое значение. Но нельзя придать поруганному трансцендентное значение, не избыв сие поругание. Как нельзя въехать на мерсе шестисотом в эту самую трансцендентальность (кто-нибудь помнит про верблюда и игольное ушко?).
Нельзя оскверненную плевками икону просто вытереть и повесить на стену. Потому что осквернение произошло не в имманентном, где работают своими тряпками вытиратели. Оно произошло в трансцендентном. И исправить поругание надо Там. Это и есть процедура новой символизации. В противном случае соединение оплеванных символов будет иметь в качестве интегратора только одно – Плевок. И нельзя исправлять трансцендентальное поругание, апеллируя к трансцендентному нового мирового порядка. Нельзя, и все тут.
Нельзя – если трансцендентное существует. Но вдвойне нельзя – если его просто нет.
Переиначивая старый анекдот, скажу: "Если у них нет трансцендентного и они не могут, входя в него, снимать поругание – пусть не строят свою державность".
Я заранее согласен считать свою точку зрения условной и относительной. При выборе между абсолютными противниками государственности и государственниками, чья стержневая идея для меня и идейно чужда, и технологически более чем проблематична, я на стороне государственников. Я вдвойне на их стороне потому, что чуждость для меня их стержневой идеи (патриотизм плюс глобализм) требует от меня же рефлексии во всем, что касается моих "технологических размышлений".
А ну как поддамся я соблазну подтасовывания своих технологических аргументов в соответствии с идейными пристрастиями? И в любом случае, нельзя претендовать на соучастие в строительстве там, где не разделяешь стержневую идею такого строительства. Можно только как-то, и весьма дистанцированно, обозначать узловые точки так называемой "собственно технологической проблематики". Точки же эти таковы.
Часть 3.
Власть Путина -
от концепции к стратегии
Вне зависимости от того, возможна ли державность в сочетании с новым глобализмом или она абсолютно исключена, любая державность в России удерживается постольку, поскольку есть действительная консолидация элит. Именно вопрос этой консолидации является для России вопросом стратегии. Это – а не то, сколько и подо что будет дано инвестиций. Это – а не то, какой рейтинг у главы государства. Это – а не то, на какие формальные части будет разделена территория. Это – а не то, как именно будут вести разборки с «особо вредными олигархами».
Проблема консолидации элит в России вовсе не сводится к проблеме политической лояльности. В этом смысле гибрид из державности и нового глобализма (то бишь поиска места в НМП) мне представляется новой модификацией гибридных идеологических формул конца 70-х – начала 80-х годов. Тогда речь шла о соединении в одно целое "разрядки международной напряженности" (аналог поиска места в НМП) и "поддержки национально-освободительных движений" (тогдашний, имперский, аналог нынешней державности).
К чему сводилась такая гибридная формула, выдвигаемая с подачи брежневской элиты на том или ином форуме КПСС в качестве главного ориентира? Она сводилась к обеспечению неких не слишком конструктивных элитных компромиссов. Вообще надо сказать, что Брежнев, в отличие от Ленина, Сталина и Хрущева, был первым квазизападным политиком. То есть политиком, строящим договорные отношения, играющим в пространстве компромиссов между элитными группами.
И Ленин, и Сталин, и Хрущев были диктаторами и по своей глубокой внутренней сути, и по действительному существу проводимой ими политики. Брежнев – нет. Он играл на поле компромисса и считал такую игру безальтернативной. К чему это привело в условиях "еще не съеденных" советских ресурсов, накопленных в эпоху предшествующих, подлинно диктаторских, курсов?
Возьмем ту же формулу "разрядки и поддержки национально-освободительных движений". Приходит одна группа и говорит: "Леонид Ильич, для разрядки нужны новые ракеты. Иначе она никак не вытанцовывается". Брежнев санкционирует гонку стратегических вооружений. Приходит другая группа и говорит: "Леонид Ильич, для поддержки национально-освободительных движений нужно достроить эти вот танковые заводики, да еще вот это, это и это". Брежнев санкционирует гонку обычных вооружений. В результате страна согнулась под двойной гонкой вооружений, что и привело во многом к тому, что мы сейчас получили.
Рассмотрим вопрос несколько шире. Где источники всех катастроф российской государственности? Чем заболевает государство в тех случаях, когда в итоге этого заболевания мы имеем не что-нибудь, а беспрецедентный распад? Является ли преимущественным источником этого распада, источником глубочайших политических катастроф в истории России некое давление внешних сил? Никогда! Никогда Россия не отвечала на внешнюю угрозу распадом своей государственности.
Источником распада всегда была война элит. Даже в эпоху татаро-монгольского завоевания. Вот почему всегда, мне кажется, отдает наивностью попытка квази-ультра-патриотов переложить вину за распад России (СССР) на происки ЦРУ или каких-либо других внешних сил. Это не значит, что подобные происки не имели места. Это значит, что подобные происки – естественный процесс и не более. Когда вы выходите на улицу, идет дождь и вы промокли – не жалуйтесь на дождь. Спросите себя, почему вы не взяли зонтик.
Вот так и с происками ЦРУ. Какие происки? ЦРУ было просто обязано работать на разрушение геополитического конкурента – СССР. Как и КГБ был обязан работать против США. Почему успех был на стороне ЦРУ? Потому что элиты СССР сами развязали самоубийственную межкорпоративную драку. Сами стали настолько ненавидеть друг друга, что помощь "из-за бугра" уже перестала быть императивным табу в межэлитных конфликтах.
Еще одна аналогия – из медицины. Есть обычные заболевания. И есть специальные заболевания из разряда аутоиммунных. Обычные заболевания связаны с ослаблением иммунитета. Иммунитет – это защитные силы организма. Это нечто сродни системе безопасности. КГБ то есть. В обычных случаях иммунитет в системе ослабевает, и тогда антисистемные силы подрывают систему.
Но бывают и другие случаи. Когда иммунитет крепнет, но начинает работать против системы. Это и есть аутоиммунное заболевание. Зададимся вопросом – результатом каких заболеваний была смерть СССР? Обычных или аутоиммунных? Я убежден, что аутоиммунных.
В философии такой феномен носит название "превращенных форм". Блоки системы начинают обосабливаться и работать сами на себя, а не на систему. Форма не просто отрывается от своего содержания, а воюет против него. Главной опасностью для системы тогда становится ее функциональный блок, отвечающий за безопасность. Ничего заумного в этом нет. Любой современный предприниматель знает, что его служба безопасности, если она начинает работать против него, есть главная опасность. И тогда чем мощнее эта служба – тем больше опасность.
Вот почему, оценивая политическую стабильность в России, не следует ориентироваться на экономику, институциональную устойчивость, рейтинг политического лидера и т.п. Главный показатель – способны ли элиты выработать конвенцию взаимодействия. Если да, то страна будет существовать как целое и худо-бедно выбираться из своей, всегда непростой, действительности. Если нет – жди кризиса.
О чем в этом смысле мы сейчас должны говорить? Что мы имеем? Обострение противоречий или укрепление конвенции?
Чем на деле обернулось создание федеральных округов? Разве не тем, что готовые уже к конвенциональному поведению элиты, почуяв запах двоевластия, начали выстраиваться друг против друга на конфронтационной основе? Разве не тем, что привычный для коррупционной реальности (а нам для дестабилизации не хватало сейчас только войны с коррупцией по модели Гдляна и Иванова) лозунг "за любовь надо платить" находит сейчас в региональных элитах отклик в виде отчаянного вопля: "Понятно! Но кому именно?! И если всем, то откуда брать? Из производства? Но передел собственности привел к тому, что мы и так из него все досуха выжимаем!"
Так что же происходит? Укрепление власти или рост энтропии в системе?
Но если бы речь шла только о регионах! А как прикажете понимать беспрецедентную остроту междуусобицы в военной элите? Войны кланов, приведшей к далеко не безопасной для страны военной реформе? Как прикажете понимать борьбу между "пророссийскими силами" в Чечне? Что это, как не выражение крайней остроты элитного противостояния в Москве? И о каком укреплении власти можно говорить в условиях подобного обострения? Об укреплении власти в ее византийском формате? Об удержании баланса за счет "разводок" по принципу "сдержек и противовесов"?
Но это мы уже проходили, и это нельзя считать укреплением власти. Потому что для такой византийской схемы уже нет ресурса. И из этого надо куда-то выбираться. Сначала осознать – что к чему. И дальше незамедлительно переходить к решительным политическим действиям. Действиям – с опорой на что?
На что надо опираться в условиях такой многоголосицы, когда по отношению к тем же талибам только в военной элите есть даже не две, а три – четыре различных точки зрения, реализуемых на политической практике? Что здесь такое высшая власть? Заложник этих самых полярных корпоративных проектов? Но это мы уже проходили. Когда умело управляемая византийствующей властью борьба между Коржаковым и Грачевым обернулась трагедиями первой чеченской войны. Мы хотим повторить еще раз этот печальный опыт? Мы это хотим назвать укреплением власти?
И что такое вообще укрепление власти? У вас в телевизоре отошел контакт или провод порвался. Вы начинаете рассуждать: раз напряжение в 220 вольт не доходит до блоков, управляющих изображением, давайте дадим 2000 вольт. Рассуждающий подобным образом получит желанное ему функционирование достаточно простого радиоэлектронного устройства? Все понимают, что нет. А подобные же меры применительно к сложнейшим общественным системам дадут результат в виде устранения дисфункций? Как вы считаете?
Единственное, к чему я стремлюсь всей душой, – это реальное укрепление власти в стране. И на этой основе – к решению общественных задач. Ведь нормальная власть строится для этого, а не для истребления общества (еще одна модификация превращенных форм и аутоиммунных заболеваний)!
Я хочу укрепления этой власти, власти данного президента, поскольку его избрал народ.
Но я не вижу этого укрепления. Подобно Кахе Бендукидзе, я, видимо, нахожусь на совсем другом совещании. На другом рандеву с другой, весьма опасной, реальностью. И я могу продолжить перечисление свойств этой реальности, вовсе не свидетельствующих в пользу реального укрепления власти. И не о борьбе с Путиным здесь речь. Зачем президенту России ложь? Зачем ему победные реляции на пустом месте? Они нужны кому-то другому. Для него же они смертельно опасны.
Часть 4.
Лирическое заключение
(оно же методологический постскриптум) -
или "коллизия "Бункер и провода"
Представьте себе такую метафору: огромная властная комната с гигантским количеством политических пультов и атрибутов политической власти. Датчики мигают, стрелки колеблются. 1992 год, в комнату входит Ельцин. Он учится переключать регистры, менять режимы на пультах, учится читать показания датчиков. Увлекательнейшее занятие! А потом Ельцин видит маленькую дверь, ведущую из комнаты куда-то наружу. Он выходит в эту дверь, смотрит на стены бункера и видит: все провода обгорели, оборваны, перерезаны. Он возвращается в бункер. И спрашивает наполняющие бункер персоны: «Ну-ка, кому этот вот атрибутик? Тебе? Тебе? А кто хочет этот пультик? А как хорошо отдыхать на этом диване!»
После своего открытия Ельцин еще лет шесть хорошо проводит время в бункере, полностью осознав коллизию с перегоревшими проводами. Один раз Ельцин было "дернулся", надеясь починить провода, – это было тогда, когда он, очень ненадолго, по-настоящему поверил Коржакову в 1994 году. Потом уже началась знаменитая "разводка" Коржакова с Грачевым и удобное пребывание в бункере при полном осознании коллизии с проводами.
2000 год. В бункер заходит Владимир Путин. Он тоже учится управлять приборами, очень быстро осваивает эту науку. Проходит год. Путин уже увидел маленькую дверь? Он уже вышел наружу? Ему уже дано увидеть оборванные, обгорелые провода? Если так – а это наверняка уже так, – то наступает время решений.
Можно рискнуть начать чинить провода и налаживать связь бункера с реальностью. Но это тяжелое и страшное занятие, требующее совершенно других технологий.
А можно махнуть на это рукой и хорошо расположиться в весьма и весьма значимом и удобном бункере.
Что именно решил Путин? И решил ли он что-то в этом, единственно значимом, плане? Лично мне кажется, что он пока еще в этом плане главных решений не принял.
02.11.2000 : Полосатый рейд
Сергей Кургинян
Доклад на клубе опубликован в журнале "Россия XXI". 2000. #6
Часть 1.
Коллизия с языком
«Почему при всем, что происходит сейчас в России, у Путина сохраняется очень высокий рейтинг?» Этот вопрос все чаще обсуждается на политологических семинарах. Он все чаще вдруг возникает в тех или иных научных дискуссиях. Им задаются сейчас уже не только политологи, но и политики. Фактически это и есть вопрос о власти. Или, по крайней мере, важнейшая составляющая такого вопроса.
Вопросы подобного рода в каком-то смысле уже содержат в себе ответы. Такие вопросы – это еще и запросы. Запросы, посылаемые в компьютер, где заведомо находится определенная понятийная система. Посылая в компьютер запрос, мы тем самым именно эту систему. как бы точнее сказать. Востребуем?.. Оживляем?.. Задействуем?.. Или – противопоставляем реальности?
Ведь система-то, включаемая такой "почемучкой", очень бойкая, бодрая, оптимистичная, директивная и негибкая. В ней сразу появляются некие железобетонные сущности.
Во-первых, Путин как "политический лидер".
И сразу же: сказал "а" – говори "б". Сказал "политический лидер" – признай несомненность политического лидерства в современной России, признай способность словосочетания "политический лидер" что-то высвечивать в той реальности, которую мы имеем. Признай, значит, эту реальность нормальной, сопоставимой если не с европейской, то с азиатской. Вообще с реальностями любого стабильного общества. Признай тем самым стабильность данного общества. Признай наличие в нем всех составляющих этой стабильности – укладов, социальных групп, макросоциальности в целом.
А если я не считаю нужным это все признавать? Если считаю весь этот язык неадекватным реальности, заведомо мистифицирующим происходящее, заведомо все превращающим в грубый агитационный пиар? Если я все это считаю по отношению к нынешней России не раскрывающими что-то научными понятиями и категориями, а брендами, этикетками, лейблами? То есть лживым мороком, пустотой?
Во-вторых, Путин как политический лидер должен соотноситься с обществом. То есть должно существовать общество. Это общество должно обладать способностью к политическому, макросоциальному соотнесению с лидерством, должно уметь имплантировать проблему лидерства в макросоциальную ткань. И тогда параметр соотнесения Путина с обществом – это рейтинг. И те или иные параметрические функциональные соответствия – это раскрытие природы рейтинга.
Раскрытие? Ну уж нет. Что хотите, только не раскрытие.
Прикрытие! (Как фактор спецоперации.)
Укрытие! (Как способ спастись от бомбовых налетов реальности.)
Накрытие! (Как неспособность спрятаться от бомб в этом понятийном убежище.)
В любом случае – сокрытие. Потому что, вводя понятия, связи, соответствия, мы заклинаем реальность быть тем, чем она не является. То есть мы оперируем превращенной формой научности. Мы используем научность как магию, как некую разновидность камлания. Мы убаюкиваем, заговариваем, дополнительно замутняем то (и без этого замутнения далеко не прозрачное) стекло, через которое можно что-то все же увидеть в происходящем.
То есть попросту лжем. Лжем грубо, когда обсуждается качество экономического роста и, значит, признается, что рост имеет какое-то отношение к происходящему и что-то в этом происходящем описывает. Откуда рост? Что значит рост? Как он может иметь место в среде, лишенной "ростообразующего каркаса".
Самый простейший пример: если крупный физик или ракетостроитель получает 100-120 долларов в месяц, а верстальщик с квалификацией дизайнера – 800, то что означает рост? Рост чего? Если гувернантка получает 120 долларов в день или 3600 долларов в месяц, то что мы имеем? Рост гувернизма?
Недавно в связи с определенными событиями в жизни моей и моих близких мне пришлось колесить по ближнему Подмосковью. Едешь – угасающая деревня. Чуть вбок съезжаешь. Поле, овраг. Дальше – бац! На чистом поле, вне какой-либо ландшафтной и иной инфраструктуры, – один, два, десять, двадцать, сорок, мать честная, "кирпичных горшков" в три с лишним этажа с кирпичными же заборами. Каждый "горшок" – по 800-1000 квадратных метров (то есть стоимостью от 500 тысяч долларов до миллиона). Окна как бойницы. На окнах решетки. Маленькая индивидуальная тюрьма для нашего преуспевающего братишки. Сам себе выстроил – как привык, на шести сотках, на свалке. Со всех сторон телекамеры.
Конечно, я должен назвать это домом. Но я не могу назвать это домом, потому что я точно знаю, что это не дом.
Конечно, я должен назвать то, что размещено в этом доме, семьей. Но я знаю, что это не семья, потому что "горшок" – не дом, а что-то другое. Дом имеет ауру определенной онтологии и метафизики. В нем есть вертикаль, горизонталь, подвал, чердак, и все это повторяет космос. В нем человек соединяется с бытием. И в этом функция дома. Дом – не простая вещь. И я знаю, что горшок, который я вижу, не дом. Что человек в нем ни с чем путным соединяться не может. Что, соответственно, и с семьей все как-то, знаете, того. этого. не того.
Конечно же, я должен признать, что отношения между живущими в доме (хозяевами) и домом – это институт частной собственности. Но я точно знаю, что никакая это не частная собственность. Даже если есть приватизационные документы. Воровской общак – это институт частной собственности?
Вот говорят, что мы имеем капитализм. Капитал – это собственность на орудия и средства производства. Это то, что, соединяясь с трудом, дает прибавочную стоимость. Что такое средства производства? Кто сказал, что они есть сегодня? Инструменты воровства – это средства производства? Создание медвежатником хорошей фомки – это капиталовложение?
Но вернемся к дому. Если он не дом, и семья не семья, и собственность не собственность, то как быть с известным "семья, частная собственность, государство"?
А если непонятно, как с этим быть, то что такое государственный лидер? А рейтинг – это связь чего с чем? Сущего с не-сущим? Или не-сущего с сущим? И что такое в данном случае игра слов, при которой почему-то слово "не-сущее", то есть несуществующее, полностью созвучно слову "несущие" (то есть те, кто уворовал и тащит уворованное в нору)?
Что мы описываем? Зачем? К чему готовим людей своими нормативными описаниями? Мы зубы всем заговариваем, что ли? Мы всех убаюкиваем, мы замазываем страшные язвы румянами псевдонаучной лжи? Мы камлаем над бездной, шевелящейся у нас под ногами? Мы прячем, тащим к себе в нору все слова, способные проложить дорогу к реальности?
Это же нужно было Ельциным быть, чтобы радоваться: "Лечу над Подмосковьем – столько, знаете ли, всего понастроено!" Чего понастроено? Вспухло несколько миллионов грязно-красных фурункулов на теле, которое – чем больно?
Почему у Путина рейтинг? Общество. Лидерство. Структурность. Связность. Соотносимость. Кому мы вешаем лапшу на уши?
Вся эта как бы "высоколобая", заумная почемучка с каждым месяцем вызывает у меня все большее раздражение и отбивает всякое желание вместе с другими толочь воду в этой вопросительной ступе. Почему да почему. Потому, что кончается на "у".
Любой ответ дается на соответствующем языке. А нынешняя информационная суета вокруг так называемого "кризиса власти" (засуетились-то тогда, когда даже слепому стало ясно то, что зрячий мог увидеть гораздо раньше) в своей основе имеет фундаментальное несоответствие между содержанием российского политического процесса и тем политологическим (философским, политическим, аналитическим) языком, с помощью которого это содержание описывается.
И что прикажете делать? Размышлять в газете о диалектике видимого и сущностного? Цитировать Хабермаса ("язык есть власть")? Это почти то же самое, что объяснять на интеллигентном, пристойном уровне одному высокопоставленному генералу, почему нельзя отменять выборы непопулярного президента за четыре – пять месяцев до их официального срока… Почему нельзя? Структуры, связи. Устойчивость, конфликтность, институциональный каркас. Ах ты, ё-моё, корректность тебе? Интеллигентность? Пристойность? Почему, елки? Да потому, что на "у" кончается, а перед "у" еще "м" содержит, а "м" и "у" – вместе "му" и так далее!
Сразу вспоминается песенная классика 70-80-х годов.
В Центральный комитет
Коммунистической партии Советского Союза
от отдельных представителей творческой интеллигенции
прива-а-атное письмо:
До чего же плохо
Все у нас пока.
И куда же смотрит
Наш родной ЦеКа?
(а им отвечают)
Да что вы говорите,
Так искренно причем?
Пишите нам, пишите,
А мы прочтем, прочтем.
Такая вот конвенциональность. вы пишете, мы читаем. Соотнесенность, знаете ли, корректность. читаем и посылаем. такая вот у нас с вами социальная психодрама. Такая вот успокоительная коллизия с языком. С психополитсемантикой, как сказали бы ученые люди. Так искренно причем сказали бы, на жутко научном уровне. И получили бы соответствующий ответ. По поводу этой самой – психополит. и так далее.
И что же делать? Как объяснять-то? Как отвечать на эти самые почему?
"Я тебе популярно объясню", – говорил своей нелюбимой жене Галине герой одной из моих ранних постановок, переходя на ненормативную лексику.
Но опять же – ё-моё – закон о печати, правила хорошего тона и этот самый барьер. как бишь его, психополитотторжения?
Часть 2.
Раскрытие через образы
И что же делать? Попытаюсь объяснить популярно. Почти что в стиле того героя моей постановки – и все же без постмодернистских оборотов в духе госпожи Татьяны Щербины. Или, точнее, заменяя эти обороты с их слишком уж кокетливой непристойностью, образами. Теми образами, которые в политологии называют «аналитическими».
Первый из таких образов заимствован мной из известного английского анекдота.
Идет заплыв по Темзе. Плывут пловцы высшего класса. Они приближаются к финишу. Напряжение состязания достигает высшей отметки. И тут навстречу пловцам, беспорядочно тарабаня руками по водной поверхности, движется некто в башмаках, сюртуке и цилиндре. Пловцы, которым он мешает, обращаются к нему с негодованием: "Вы почему так плывете?" "Сюртучный пловец" с важным видом им отвечает: "Это вы плывете, а я тону".
Говорящие о нынешнем политическом процессе (в силу специфики той фени, на которой они его обсуждают) куда как склонны, подобно соревнующимся на Темзе пловцам, принимать тонущего "сюртучного человека" за одного из пловцов.
А что? Движется по воде. Производит движения руками. Расположен с нами на одной трассе. Значит, пловец.
Да, странный пловец, конечно: сюртук, цилиндр, башмаки.
Но если ты склонен все движущиеся по воде человеческие тела рассматривать как пловцов, соревнующихся на данной дистанции.
Если в твое представление об этих движущихся телах не входит ничего, кроме понятия "соревнование пловцов".
Если. если. если. – то ты все равно будешь описывать тонущего как плывущего. И вводить в описание дополнительные оговорки.
"Ненормативная форма одежды. (кого?) – пловца". "Бьет по воде руками. (кто?) – пловец. А раз пловец, то, видимо, имеет место нерегулярный разноударный кроль с неправильным вхождением рук в воду". Сами вы, елки, кроль! Кроль – тролль – кролик. Кролик – К-ролики (политрекламные в том числе). Ролик про кроль или кроль про ролик? Тонет, елки, человек, тонет!
Такой вот образ на английский манер. На английский – раз уж входим в мировое сообщество. Но поскольку мы входить-то входим, но все же патриотами остаемся, то необходимо уравновесить их образ нашим, отечественным. Желательно аналогичного содержания.
Помните наш комедийный фильм "Полосатый рейс" с Леоновым в главной роли? Тигры плывут к берегу, один из наблюдающих за морем спасателей, для которых все двигающиеся по воде – это пловцы, говорит: "Хорошо плывут!" Другой его спрашивает: "Кто?" Наблюдатель солидно отвечает на вопрос: "Да вот эта группа в полосатых купальниках".
Опять же – мы сталкиваемся с проблемой языка, парадигмальных несоответствий, аберрации дискурса.
Ежели каждое плывущее тело – пловец и ежели тело, непохожее не пловца, – это все равно пловец, но несколько особого рода, то тигр – это пловец в купальнике. И, разумеется, полосатом.
Федерико Феллини поставил гениальный фильм "И корабль плывет". Но даже этот фильм по отношению к тому, что происходит сегодня в России, недостаточно емок в качестве, так сказать, "интегрирующего уровни системности" символа. А вот "Полосатый рейс" в качестве такового вполне срабатывает.
Альфред Кох, борющийся с НТВ, – это что? Пловец из III отделения по фамилии Бенкендорф? Пловец из ЦК КПСС по фамилии Суслов?
Да, это, конечно, пловец, если верить Евгению Киселеву. Элемент номер один – демократия (в лице НТВ). Элемент номер два – власть (в лице господина Коха). Соотношение между элементами – удушение демократии (функция власти), защита демократии (функция НТВ). Прецеденты удушения – Бенкендорф, Суслов. линия преемственности выводит на Коха. Киселеву такая модель – в самый раз. Особо приятно показывать на шее отпечатки пальцев оного удушителя.
Киселеву – в самый раз. А обществу? Всем жертвам нынешнего маразма? Им тоже хочется подобных политических параллелей? Им тоже нужно жить в мире издевательств над историческими аналогиями? Киселев ведь уже до того дошел, что одновременно хочет сравнивать себя и с декабристами, которых душил Бенкендорф, и с белогвардейцами – героями Ледового похода, калединцами, корниловцами, дроздовцами и т.п. Хоть бы на пять минут свести Киселева с этими ребятами тет-а-тет и посмотреть, что будет!
Но поскольку и белая гвардия, и декабристы, и Бенкендорф с Сусловым – это только бренды, лейблы, фигуры для монтажа, оттеняющие и сопрягающие (к вопросу о "ста граммах исторической справедливости"), то Киселев может позволить себе корежить эти обесточенные и потому безвредные для него квазисущности. Имена, оторванные от эгрегориального провода.
Он-то может это себе позволить. И вроде все нормально, ан нет. Откуда ни возьмись, на сцене появляется Глеб Павловский. И тоже – бренды, лейблы, фигуры для монтажа. Это кто ж такое стерпит? Начинается новая монтажная эпопея, в которой надо, так сказать, перемонтировать монтажера и создать миф о зловещем демоне от пиара. Для этого пиару надо противопоставить реальность.
И вот уже Киселев "с позиций реальности" начинает пиаровским способом перемонтировать пиар-монтажи Павловского.
То есть я должен поверить, что Павловский – это пиар, а Киселев со стенаниями на тему об удушителе Кохе – это реальность. Но тут ведь либо – либо. Тут либо надо Павловского принять как реальность, либо удушение Кохом НТВ, крупные планы с отпечатками пальцев Коха на шее справедливого телевидения считать хорошим рекламным роликом.
Это и есть фундаментальная коллизия Зазеркалья. Когда каждому из пиарщиков как бы нужна реальность, но нужна именно как пиар. Сразу же возникает пиар в квадрате, потом в кубе – и в бесконечной степени.
А нечто, кушающее все это (сознательно избегаю понятие "общество"), должно наблюдать "полосатый рейс" (он же рейд – чем я не Киселев! – рейд Гудериана по тылам репрессируемой танками пиара реальности). Наблюдать его – и, видя, что дано, относиться "как задано". Видя подплывающих тигров, относиться к ним как к группе в полосатых купальниках.
Ну хорошо, за сто метров можно тигра принимать за Лолобриджиду в купальнике. Допустим, можно за пятьдесят, за десять, за пять метров. Миль пардон, а если вплотную?
Образ номер один. "Кох – пловец в море правовых императивов" (образ Коха как комиссара Кьезе или Катани, борющегося за незапятнанность правовых отношений в нашем рыночно-демократическом обществе.).
Образ номер два. "Кох – пловец в море идейных императивов" (образ Коха как принципиального патриота, либерального почвенника, борющегося с засильем враждебных "гусиных" сил).
Два образа – пресс-конференция одна. И глаза-то, глаза куда на ней, на фиг, спрячешь? Это же, ё-моё, телевидение!
Пловец-борец, вы говорите? Пловец-борец, разумеется! Душитель, спаситель, гонитель, Торквемада, Александр Невский. Пловец-борец – из "группы в полосатых купальниках".
Сценарий видеоклипа. Приходит некто – грудь колесом, полосы на купальнике, хоть куда. И говорит, что доплывет до цели ажник за месяц. Ибо – пловец-борец. И цель благородная. Но на ее реализацию нужны средства. Без них идеологического противника не удушишь. Утверждается смета спецоперации по удушению идеологического противника. Пловец-борец плывет к удушению как к благородной цели, но волны, волны (крупным планом девятый вал). и за месяц не доплывает. Но как плывет! Какие взмахи рук! Какие полосы на купальнике!
Следующий кадр – переутверждение сроков и сметы. И снова волны, снова борьба. Проходит год – камера наползает вплотную, и мы видим оскалившуюся киску, которая очень довольна, потому что скушала много мяса. И мы видим полосы, и (боже мой, кто бы мог подумать!) это-таки совсем не купальник!
Удушить идеологического противника – извиняюсь, дерьмо проблема. Это вам и Суслов, и Бенкендорф сбацают почти задарма. А вот превратить спецоперацию "Удушение гусиности" в бизнес особого рода и осуществлять в этом длящемся бизнесе многократные ресурсные итерации в особо крупных размерах – это вам уже не просто пловец-борец. Это пловец, борец и он же купец. То есть достойный член орггруппы в полосатых купальниках.