Текст книги "Содержательное единство 1994-2000"

Автор книги: Сергей Кургинян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 60 страниц)

Но ведь это способ самообольщения, применяемый узниками концлагеря! Уйти в себя, отвлечься от страшного Главного и заняться Частностями, позволяющими представить перед самими собой Гибель как Существование. Над ними летают самолеты вдоль границ, им выливают баки нечистот на голову, а они сидят и рассуждают о том, как "грохнуть" Потанина. Жизнь страны подчинена этой "священной задаче"! Но ведь это – элита. Каждый из этих людей в состоянии вертеть двумя-тремя политическими партиями, и отнюдь не обязательно проправительственными!

Потом мне говорят: "Нам надо защитить отечество в лице российского капитала". Я – не могу! Прежде всего, это невозможно. Так как если эти люди не в состоянии защитить себя сами, то они, прямо скажем, политические мертвецы. Далее – это бессмысленно. Ибо в таких ситуациях всегда бессмысленно лгать.

Организация, которой я руковожу, не питается воздухом. Она производит какие-то экономически рентабельные проекты. И вот, в связи с утверждением одного такого проекта, я был вызван в некую бюрократическую комиссию. На стульях подряд сидят человек 10 бизнесменов. Все выше средней упитанности, с мобильными телефонами. Основные суммы утверждаемых этой комиссией контрактов от полумиллиона до 5млн. долларов. Итак, "держатели проектов" сидят против двери утверждающей их проекты комиссии, а слева поворот коридора и глухой тупик.

Из двери выходит член комиссии, а со стула встает человек. Оба они ставят ноги на стул, клиент вынимает из кармана пачку стодолларовых купюр, примерно тысяч 30-40, и начинает члену комиссии отсчитывать, а тот начинает пересчитывать. А мы все напротив сидим, я в том числе. Счет идет минуты три – пачка толстая. Переложив полученную сумму в карман, член комиссии входит в дверь вместе с "дарителем", и тот через несколько минут выходит с подписанной бумагой.

Подчеркиваю, рядом глухой тупик коридора, но чиновник считает ниже собственного достоинства пройти три метра туда и загородиться от посторонних глаз. Все разговоры о передаче мзды в конвертах, кейсах забыты. Чиновник хочет, чтобы все видели, какой он "ценимый" член общества, и заодно хочет проверить, что его не "кинули".

Я вам рассказываю то, при чем я присутствовал.

Я прихожу в другое место и говорю: "Послушайте, вот это решение незаконное". Мне отвечают: "Вы правы, мы вас ценим, нет никакого желания идти на конфликт, у нас просто просьба, чтобы те ребята, с которыми вы спорите, написали отказную бумагу. Дело в том, что наши уже взяли "бабки" и им не хочется отдавать. Вот если те ребята напишут отказ, то бабки можно не отдавать". Это произносится прямо в кабинете!

Какой Фри?! Какая мафия?! Нет уже мафии! А есть – новые формы социально-политической организации общества! Единственное, в чем я могу упрекнуть господина Фри, – что он описывает нашу российскую ситуацию в терминах из нашей книги 7-летней давности. Мы и тогда, в книге "Постперестройка", и сейчас описываем правду конкретного времени. А высокопоставленные отставники из спецслужб США и господин Фри сегодня повторяют правду 90-го года. Нынче ситуация неизмеримо хуже. Это нельзя уже называть криминализацией. И это не мафия. Это что-то уже другое, о чем я буду говорить дальше. Эту правду надо назвать и не бояться. Я не боялся называть правду в 1990-ом году, когда кричали, что мы льем воду на мельницу Шенина, и не боюсь сейчас, когда якобы лью воду на мельницу Фри. Главная задача элиты – сказать своему народу правду о ситуации и добиться понимания этой правды, пробиться в самые разные сегменты общества, чтобы сознание людей могло эту правду не отторгнуть, а воспринять. Если мы называем себя интеллигенцией, то наша задача – ситуацию понять и донести до людей.

Я начал с вещей очевидных. Теперь я хочу задаться следующим вопросом. Вокруг нас летают самолеты, нас обвиняют, что мы демоны, и все это происходит при полном безразличии власти и оппозиции, к которому присоединилось еще и полное безразличие российского капитала. Но ведь антироссийские демарши ведутся не на пустом месте. Это не хеппенинг! Это конкретный жесткий зондаж: можно ли войти в Россию без войны? Ибо если идет война, то оказывается хотя бы вялое сопротивление. И я утверждаю, что, если будет хотя бы вялое сопротивление со стороны России, никто сюда входить не будет. Дураков нет.

Однако, если сопротивления нет вообще, если это вхождение в Россию – даже не нож в масло, а палец в воздух, будут входить. Где де-факто, а где и де-юре, где одним способом, а где – другим. Будут входить и уже входят. Маневры в Черном море прошли? Прошли. Следующая фаза маневров будет проходить в Керченском проливе. А там с украинской стороны все же Керчь, крупный порт, а с российской – рыбачьи поселки и никакой инфраструктуры. Значит, как только НАТО войдет в Керчь, считайте, что начнется его переход из Черного моря в Азовское. Но удержать Кавказ без Крыма и Черного моря нельзя, это столь же очевидно, как и то, что Волга, увы, впадает в Каспийское море. Почему – увы – об этом отдельно. С того момента, когда НАТО входит в Азовское море, юг России, Предкавказье становятся зоной спецопераций по отчленению этих территорий от РФ.

И не питайте никаких иллюзий по поводу русского национализма южнорусских элит. Этот национализм местами уже совсем не тот. Если Николай Егоров был централист, то его тезка Кондратенко уже совсем не централист. И в той постъегоровской южнорусской "националис-тической" среде уже есть лозунг "отделения от оскверненного злой силой Кремля".

Вторая сторона проблемы – в том, что власть своих функций не выполняет. А это значит, что южные регионы неизбежно будут договариваться с кавказскими элитами. Неизбежно. Просто для того, чтобы жить. И ближайшие поездки в Тбилиси глав администраций многих городов России станут первым шагом к тому, чтобы на уровне кавказского блока само существование описанной зоны с чужими учениями привело к отваливанию кусков от нашей территории и притяжению к этой зоне. Теперь о том, что Волга, увы, впадает… Запустить подобный процесс в Дагестане – что называется, дело техники. Дагестан – выход в Каспий. Если же зона этнополитических разломов выйдет к Каспию, она поползет по той впадающей Волге. Вначале ждите специфического "самоопределения" Калмыкии. Потом – все тюркские территории.

Я не буду подробно рассказывать о том, как будет выглядеть такая линия ползучих разломов. Это уже описано многократно. Но, полагаю, что для проведения описанных операций по расползанию разломов в объеме, достаточном для дезинтеграции России, может хватить года или полутора лет. И тогда вопрос о следующих выборах в России – прежде всего вопрос о территории, на которой их будут проводить. Потому что еще год раскрутки процесса южного регионального отчуждения в подобном режиме означает, что волжская трещина территории России будет полностью подготовлена. То, что происходит на Дальнем Востоке, вы знаете.

Далее – о западном направлении. Необходимо понять, что Лукашенко не будет находиться на пророссийских позициях сколь угодно долго. Запад абсолютно не так однозначно относится к минскому лидеру, как наши заполошные демократы. Там смотрят: выгоден им человек или нет, там подмечают: этот человек контролирует значительную часть своего населения и свою территорию? Кремль его "отпихивает"? Рядом с ним находятся люди с совершенно различными ориентациями? Тогда надо его срочно использовать!

В этой ситуации может оказаться, что достаточно небольшого поворота и начнет происходить совсем не то, что сейчас. Отмечу, что Назарбаев уже пустил пробный шар по поводу этого будущего поворота. Он публично, перед телекамерами, спросил: "Ну как, Александр Георгиевич, будем вместе закрывать у себя ОРТ?". Лукашенко ответил: "Еще подождем, Нурсултан Абишевич". – "Ну, подождем".

Но совершенно ясно, что если белорусский сегмент, с которым в Москве так бездарно обращаются, окажется перевернутым, тогда вся Балтийско-Черноморская зона уже окажется за НАТО и против России. А учения НАТО идут одновременно в Средней Азии. Просчитывать эту картину сегодня уже почти скучно, настолько она стала очевидной. Геополитический распад РФ – это "сформировавшаяся возможность". Это уже не умствования. Через год об этом будут кричать повсюду. Мы в прогнозе на год опережаем реальную ситуацию. А нам говорят: нет причин для беспокойства. Простите, еще в 1990-ом мы прогнозировали мафиизацию России. И тоже не было причин для беспокойства. Ну и… Я здесь даже не говорю о Чечне и других банальностях. Таким образом, на повестку дня, причем не как-то, а в порядке приоритета #1, должна быть поставлена реальная государственная целостность РФ. Она под очень серьезной угрозой. Все предпосылки для распада территории налицо. Плюс паралич элиты, плюс демонизация элиты и бизнеса, плюс маневры по окружности.

4. Лица заокеанского супостата

Теперь обратимся к ситуации на международном фронте, и в первую очередь к позициям самого крупного геополитического оппонента – США. Я считаю, что там все непросто, и можно еще что-то предпринимать, хотя бы теоретически.

На рисунке1 – две основные версии отношения элит США к России. И для одной, и для другой части американской элиты Россия – исторически неполноценный объект. Разница только в том, как трактуется историческая неполноценность. Я хочу особо обратить ваше внимание, что ни по отношению к побежденной Германии, ни по отношению к побежденной Японии американцы эту версию исторической неполноценности страны не выдвигали. И там, и там говорилось, что есть деформации и несообразности, но в целом объект имеет свое историческое значение, свои позитивные традиции. Презумпция исторической виновности – ноу-хау Запада, применяемое исключительно для России (красной, белой – любой!). Но рассмотрим версии понимания нынешней (и всегдашней) России элитными групами в США.

Версия первая – это версия Тэлботта. Клинтон, разумеется, тяготеет именно к ней. Ее содержание: демократическая, реформированная, вошедшая в "белый мир" Россия может стать важным и полезным партнером США.

Версия вторая – это версия Бжезинского. Ее разделяют как Киссинджер, так и многие "картеровцы", из тех, кто пытается вылепить нового Клинтона. Содержание версии 2: Россия – это главный ужас мира, который надо ликвидировать любой ценой.

Метафора Бжезинского: "Россия – это неисправимо неотмываемая свинья!". Метафора Тэлботта: "Россия – это отмываемая свинья!".

При этом Тэлботт, сделав однозначную ставку на нынешнюю российскую администрацию и ее политический и экономический курс, не проявляет никакой политической гибкости и как бы не видит происходящего. Но в связи с очевидными провалами российской политики США "по Тэлботту" и очевидным крахом российских "реформистских" стратегий Тэлботт оказывается все более уязвим для критики со стороны своих американских оппонентов. Что делает в этом внутриамериканском элитном конфликте Тэлботт? Ему говорят: "Но Чубайс, но коробки с долларами!" – "Нет, они все равно демократы". – "Да нет, они воры!" – "Нет, надо подумать". А это значит, что крах в России системы реформистских ожиданий будет означать одновременно крах всей версии Тэлботта. А Бжезинский прет напролом, используя в своей аргументации перечисленные очевидности.

Рис.1.

Обратимся к рисунку2. Имея свою элиту, способную всерьез отвечать на вызовы, можно было бы «послать куда подальше» обе эти версии. Но элита диссоциирована, Россия этой диссоциацией ослаблена больше, чем потерей территории. И мы обязаны придавать международному фактору не просто серьезное ( так надо делать всегда!), а чуть ли не решающее значение. А раз так, то следует понимать, что есть две версии: Строуба Тэлботта и Збигнева Бжезинского, а между ними… неструктурированное поле американской политики. Оно не пустое, не без фигур, но в нем нет организованности. Часть этого поля – правые, республиканцы США, изоляционисты, европофилы. Эти люди неприятны нынешней власти США. Они хотят убрать фактор России из рассмотрения. Вроде бы – чем плохо? А тем, что подобное убирание – это выдача России на откуп исламу и Европе. Так и говорится (почти впрямую): «Отдать эту свинью на откуп и позабыть о ней».

Рис.2.

Но есть в указанном неструктурированном поле и некий совокупный политический субъект "Х", который вообще иначе относится к России, который готов и способен снять презумпцию ее исторической неполноценности – пусть хотя бы до уровня Японии или Германии 45-го года. Однако у субъекта "Х" две проблемы. Проблема первая: он сам не организован, это отдельные и слабо связанные между собой люди. Проблема вторая: у этого "Х" нет партнера в России. Каждый раз, когда разговор на данную тему доходит до главной точки, говорится следующее: «Сергей, это хорошо. Но ты покажи, где наш собеседник в Москве! Это кто? Это такая же неструктурированная масса? Если этих людей дергают за нитки несколько других людей, которых можно, в свою очередь, дернуть за нитки в любой момент, то зачем этот разговор? О чем он?» А далее мне сказали: «Даже во времена Коржакова легче было говорить о России, потому что можно было оперировать фактором Коржакова и выдвигать варианты. А сейчас что? Полный паралич. Зюганов даже не дергается, он нулевой фактор. Как и все остальные».

И, наконец, последнее – это страшно двусмысленная роль самого Тэлботта. Он сидит, "как собака на сене", на этой "пророссийской" версии Клинтона и никого в свою "зону ответственности" не пускает. И не вполне понятно: он сидит на этом просто потому, что он обычный бюрократ и "кыш все, кто не я", или же он сидит, чтобы "заморозить" пророссийское поле и затем просто автоматически передать все это поле Збигу. Но объективно те, кто пытается выстроить что-либо другое здесь, в России, или даже в США, натыкаются на стандартный отпор: "Ах, ты не принимаешь версию #1, ты против Чубайса? Тогда ты – враг народа".

Клановая борьба в РФ – это уже давно не внутрироссийское дело. Это международная опухоль межплановой множественной конфликтности. Она вспухает в тех же США на фоне паралича нашей элиты. Меня спрашивают: а что же делать? Отвечаю сразу же. Если бы была элементарная воля определенных ведомств и правительства России, тогда ясно было бы что делать – активизировать структурирование в этом американском бесструктурном нерусофобском секторе, прорабатывать схемы и модели этого структурирования и искать необходимые интерфейсы. Просто потому, что версия Тэлботта провалилась и на ней можно ставить крест.

Но в России в этом направлении никто реально не работает. СВР занята бизнесом, внутри ФСБ идет война друг с другом, о военных структурах я просто не говорю, потому что говорить по-крупному в общем-то уже почти не о чем. И тогда то, что происходит далее, рассмотрим на рисунке3. Есть система технологий СТ-1, которая связана с версией Тэлботта. Я называю это системой "му-му". Ходить, искать "настоящих" или "подходящих" демократов, "воспитывать" их, давать им советы. Это и относительно безвредно (в плане прямых результатов), и абсолютно бесполезно. Оскар Уайльд говорил, что всякое искусство совершенно бесполезно. Он был декадент и по отношению к декадентству был прав: всякое декадентское искусство совершенно бесполезно. "Развивая его положение", могу сказать, что и всякая декадентская политика совершенно бесполезна. А Тэлботт на глазах у всех становится политическим декадентом…Так-то оно так! Но рядом-то есть версия Бжезинского и система технологий СТ-2 – активных технологий, абсолютно проработанных и подкрепленных ресурсом!

Рис.3.

В принципе эти технологии делятся на два класса – на класс «концлагерь», т.е. строительство вокруг страны блокирующей новой «линии Керзона», и на класс «расчленение», что предполагает прямое быстрое вмешательство, создание уже ясно обозначенных осей раскола и дальше растаскивание территории на несколько кусков. «Расчленение» – это крайняя технология, ее слишком многие (и обоснованно) боятся: в России ракеты, опасные производства, полно оружия и т.п. Больше сторонников у технологии «концлагерь». Но и в США, и у нас понимают, что выстроить вокруг страны сплошные заборы или расставить по всей границе «железные батальоны», которые будут «все ограждать», невозможно. Строить будут антироссийские блоковые структуры, а эти блоковые структуры будут оттягивать на себя территории – российские территории. Поэтому непримиримого противоречия между первым и вторым классом технологий СТ-2 нет.

Что получается в результате? Если версия Тэлботта проваливается и вся политика США "выпрыгивает" из этой версии, эта политика неизбежно пролетает, не задерживаясь, пустое поле и быстро выходит на версию Бжезинского и всю систему "Збиг-технологий". Она выходит в режим тотальных активно-деструктивных действий против России в условиях, когда здесь парализованный капитал, парализованная оппозиция, раздираемая противоречиями власть и страна в том состоянии, которое я описал.

Это беспрецедентная ситуация, когда объект, слабый, как никогда, начинает подвергаться многократно усиленному давлению. И в ней, в этой ситуации, люди, занятые не чистой аналитикой, а политическим проектированием, стоят перед альтернативой. Одни говорят: "Ну, и пусть будет усилено давление, пусть начнется вся эта система внешних "наездов", может быть, тогда хоть кто-то в России проснется". А если не проснется? Этот "капитал" ведь состоит из бандитов, которые вроде привыкли стрелять. На них "наехали" из ФБР так, как не наезжали никогда и ни на кого, ни на какую Колумбию. А они молчат. Где гарантия, что, если завтра молодые выкормыши Збига включат все технологии своей версии, в России прямо сейчас, в этом году, возникнут субъекты, которые начнут сопротивляться?

Конечно, если "навал" обеспечит кристаллизацию таких субъектов сопротивления, то можно внутренне согласиться, пусть включают. Но если нет? Где гарантии? И что это будут за субъекты? Такая игра слишком рискованна и безответственна, чтобы на нее идти. Поэтому задача состоит в том, чтобы как минимум понимать и увязывать политику в существующем полюсе Тэлботта, а как максимум – простроить что-то здесь, в России, и там, в США, чтобы процесс не перехлестнул сразу в вариант Бжезинского, а уперся в достаточно упругую и дееспособную систему.

Мне задают вопрос: "Что это за классы технологий, применяемые Бжезинским, и почему они так опасны?" Есть два типа технологий – обратимые и необратимые. Я абсолютно согласен с тем, что говорит Глазьев, что даже "обратимые" технологии Тэлботта втягивают страну в предколониальное состояние. Это действительно так. Но если в стране существует социальное вещество, которое в принципе способно отреагировать на чужие технологии и дать отпор, то очень важно – являются технологии обратимыми или необратимыми.

Если есть целостная страна, нет акта о безоговорочной капитуляции, есть возможность гражданской самоорганизации, есть совокупные, хотя бы остаточные (я это прекрасно понимаю) потенциалы, есть сопротивление угасанию и т.д. – это еще не необратимо. Если социальная перекристаллизация общества возможна и возможен мобилизационный импульс, тогда все перечисленное бесценно, как залог возрождения. А необратимые технологии как раз и наносят удар по всему этому. Сразу оговорю, что вопрос перед нашими противниками и нами стоит одинаковый. Агрессивная форсированная атака может создать здесь некое сопротивление, и этого боятся, говорят "этого не нужно".

Но агрессивная форсированная атака может и не встретить сопротивления. Поэтому я, рассуждая с точки зрения политического планирования, не рискую говорить, что этот вариант благоприятный. Однако, кроме таких "лобовых" рассуждений, если следовать технологиям Бжезинского, появляются и самые странные гипотезы. Допустим, сегодня нет акта о безоговорочной капитуляции России, а завтра криминализация РФ движется дальше. А акт о капитуляции нужен. И именно о безоговорочной, чтобы иметь возможность делить территории. Тогда в какой-то момент в России организуется псевдосопротивление, возникает некая псевдовспышка. Выходит во власть нечто такое… странное, но очень угрожающее, что "дергается", предположим, недели три-четыре. А на пятой неделе это "нечто" как следует прижимают к стенке, и "оно" подписывает то, что нужно США. С этого момента все обрушивается именно необратимо и условия для восстановления исчезают, по крайней мере, на очень длительный срок.

5. Если исправить имена

В ситуации фантастического отсутствия политических сил, сосредоточенно и стратегически противостоящих описанным сценариям, я могу предположить любой, самый замысловатый вариант развития событий. Я, например, готов себе представить в перспективе некие глубокие альянсы между выдающимися деятелями нашей оппозиции и лично Чубайсом. Для меня в этом нет ничего невозможного. В условиях, когда альянсы могут складываться как угодно и с кем угодно, особенно требуется стратегическая бдительность. Мало ли, что завтра будет.

Почему я так цинично и пессимистически рассуждаю? Чуть не вся элита занята вопросом: сажать Коха – не сажать Коха, медленнее сажать или быстрее, кто кого "давит" и "кто под кого ложится"? Посаженный Кох – оставленный Чубайс. Посаженный Кох – снятый Чубайс. Как же, ведь нужно рассмотреть все возможные варианты! Но вот все! Сбылась, как говорят, "мечта идиота". Ну, все? Кох почти посажен, Чубайс остается. Да нет, оказывается, еще не все! Коха выгнали, Чубайса держат в полуживом состоянии. Все сразу понимают: начинает наступать группа Черномырдина (или те, по отношению к кому Черномырдин лишь член группы, а не ее руководитель). Но нельзя же оставить "поле Чубайса" им! Тогда начинают "мочалить" и эту группу. В итоге оказывается, что у нас есть взаимно измочаленные группы, которые вообще ничего политически "не могут". С Немцовым уже сделали все, что хотели. Чубайс еле-еле держится на плаву. И его главные оппоненты, видимо, тоже должны вскоре стать такими же.

Тактически наш президент, этот "гений тактики всех времен и народов", вновь торжествует. Его конкуренты окажутся в очередной раз "там, где им и полагается быть". Но у него нет никакого мобилизационного потенциала. С "этим" уже работать нельзя! С "этим" можно только сидеть и смотреть, что будет дальше. Сидеть можно, не опасаясь за власть, а работать – невозможно. И, представьте, именно в этот момент, все о чем я говорил в предыдущей части, вдруг начнет происходить?

Кстати, мы ведь существуем не в ситуации одиночества нашей страны и выборов 2000-го года. О выборах 2000-го года говорят так много, будто они состоятся завтра. И это не только потому, что думают, что они будут не в 2000-ом году, а раньше. Выборы 2000-го года – это страшно важная вещь. Потому что если президент Ельцин может сказать, будет он участвовать в этой борьбе или же не будет, то президент Клинтон так сказать не может. Обидно, наверное, но факт. А в условиях всего, что я ранее описал, изменение власти в США в 2000-ом году не может не сказаться на условиях изменений власти в Москве.

И Борис Николаевич не устраивает не только вялых противников или "полусторонников" из думской оппозиции в России. Он не устраивает совсем другие силы. Если там пойдет после 2000г. речь о жестких технологиях Збига, то зачем им нужен Ельцин? Тогда нужен какой-нибудь заполошный генерал, который подергается и покажет, что Россия – страна для всех страшно опасная и что с ней нужно и можно общаться только в "ежовых рукавицах".

Но пока что у нас есть президент Ельцин, который выступает и говорит: "Усилить регулирующую роль государства в российской экономике". Я пытаюсь отнестись к этому не как к пустой фразе, которую кто-то написал и кто-то озвучил, а по законам некоей формальной политической логики, показанной на рисунке4. Я спрашиваю себя: "А есть ли государство, роль которого нужно усилить в экономике? Есть ли механизмы, с помощью которых можно усиливать его роль? Что это за механизмы? Есть ли экономика, по отношению к которой надо что-то там регулировать?" Поскольку мне кажется, что можно без особых натяжек сказать: нет ни первого, ни второго, ни третьего, то фраза президента моей страны звучит для меня уже просто комически. Человек, у которого нет государства, нет механизма для усиления или ослабления его роли и нет экономики, кричит о том, что надо усилить роль одного отсутствующего в другом с помощью отсутствующего третьего.

Рис.4.

А знаете, почему он это кричит? Потому что идет тихая революция в МВФ, и там «чикагские мальчики» терпят сокрушительное поражение. Вся чикагская школа будет понемногу вымываться. И принимаются решения, что в странах с переходной экономикой государственная роль должна быть усилена, а не ослаблена. Ребята, которые читают доклады международных финансовых институтов, как раньше читали директивы ЦК, говорят: «Надо внести хоть строчку про то, что мы тоже усиливаем роль государства, в соответствии с директивами Кремля. Как там».

"Леонид Ильич сказал, что у нас ирригация". – "Но у нас нет пустыни! Мы живем в болотистой местности". – "Все равно, напишите что-нибудь". И раз в ЦК сказали, то "болотистый" обком пишет, что они тоже усилят роль ирригации.

Если это обсуждать на уровне карьерно-международной интриги, то мне абсолютно понятно, зачем все это написано. И кто такие люди, которые это пишут. Но если это обсуждать на уровне общероссийской трагедии, то я вижу наличие трех отсутствующих вещей: регулятивных механизмов, государства и экономики. Ничего этого нет, а президент этим оперирует с чапаевской лихостью.

Сколько раз нужно показывать, что этого нет? Сколько раз вице-президент Чечни Арсанов должен сказать, что он расстреляет все руководство России по законам шариата? А руководство РФ будет умываться… До каких пор? Пока "горячий Ваха" не станет реализовывать своих обещаний? А может быть, и тогда… Вы уверены, что хоть что-то изменится, если, например, расстреляют Черномырдина? По-моему, начнутся разговоры о том, чтобы отдали тело, пошлют Рыбкина с миссией привезти тело премьера. "Если они тело не отдадут, то мы их вообще осудим по строгости законов. Применим к ним всю полноту. Обсудим на Совете Регионов". Зюганов скажет: "Это еще одно свидетельство преступлений ельцинского режима. Мы срочно должны собрать круглый стол и решить вопрос замены премьер-министра".

Я совершенно без всякого смеха допускаю, что нечто в этом роде начнет происходить. Набившая всем оскомину в годы застоя хохма "а веревки самим нести или профком обеспечит?", к сожалению, полностью относится к сегодняшней российской элитной ситуации. И тогда ключевой вопрос – в методологии описания столь поганой реальности. Допустимы ли здесь классические подходы? Не превращаются ли они в инструменты лжи, убаюкивания на грани небытия? Я утверждаю, что классика подрывает мобилизационность, а значит, и лжет, и вредит. Мы не имеем права постулировать целостность, вводить ее в число базовых аксиом. И – оперировать целостностью как несомненностью. Мы должны вводить понятие целостности лишь как проблемность. (Рис.5).

Рис.5.

Далее – еще на подступах к обсуждению положения в России, оказывается под огромным сомнением спектр понятийных классов, в пределах которых это положение описывается. Проблема в том, что мы все время оказываемся в каких-то безумных, невнятных и неопределенных понятийных классах (Рис.6). В одном классе ставят вопрос: что нам нужно? Капитализм или социализм? Во втором классе: нужна нам «шведская модель» или нет? «Шведский стол» – это более или менее понятно, но «шведская модель» для России мне всегда была непонятна.

Рис.6.

«Первоначальное накопление капитала» – это уже понятийный прогресс, но есть ли капитал, который первоначально накапливают? Или это химера? Рядом – химера «азиатской модели», «мы будем действовать как Япония, Корея, как азиатские тигры». Еще химера: «Да нет же, у нас мафиозный капитализм». Так все же капитализм? На фоне всего этого Киселев вопрошает: «Неужели в России есть мафия?» А у нас 98-ой год на подходе!

Затем обсуждается "латиноамериканская" модель. Немцов заявляет: "Мы не допустим латиноамериканизации нашей Родины!" "Периферийный капитализм" – это почти неназываемые слова. Близкий к "латиноамериканской" модели периферийный капитализм – это действительно страшная вещь. Он неизбежно начинает уничтожать культуру в стране, где укрепляется. Но это все же капитализм, это какой-то уклад дрянной, но жизни.

И на фоне обсуждений этой "понятийной каши" газета "Социалистическая Россия" меня просит: прокомментируйте фразу лидеров нашей страны о народном капитализме в России. Я говорю: "Страшно далеки они от народа, от капитализма и, главное, от реальности". И эта далекость выражается в желании бесконечно обсуждать, к какой из почти равнодалеких от реальности сравнительно благополучных химер принадлежит наше слишком больное общество. Итак, горькая наша реальность – и сладкие иллюзии, заимствованные напрокат из чужих реальностей, несравнимо лучших, чем наши, даже в худшем их варианте. Где же реализм? И в чем он? Сегодня, правда, все чаще говорят, что "реалист – это тот, кто изучает автомат Калашникова". Но нам-то нужно прежде всего каким-либо иным способом, без автомата Калашникова, в пределах интеллигентного собеседования и при любых готовностях к компромиссам в терминологии, объяснить людям, что ни один из этих понятийных классов не работает, что нужно на самом деле искать совершенно другой и что первое и главное для содержательного разговора – разобраться, какой именно.

Для этого обратимся к рисунку7. Была страна с неким индустриальным укладом, внутри которого были существенные деформации, которые нам не нравились. Не было свободы слова, была слишком жесткая экономика, внутренний и внешний рынок были не сбалансированы, но был индустриальный уклад. И все кричали: "Давайте уберем деформации!" Некоторые, правда, говорили, что это был не обычный индустриальный уклад, а некий альтернативный. Говорили, что разговор о социализме и коммунизме не глупость, а знаки альтернативного развития России. Но тогда этот разговор казался вообще заумным, запредельным и в интеллигентном обществе почти неприличным. Об этом до сих пор трудно говорить, и, хотя я убежден в содержательности данной темы, я ее откладываю в сторону.

Рис.7.

Итак, было внушено: индустриальный уклад с деформациями. Надо ухватиться за «деформационный канат» и – как потянуть! Всем миром! И выправить! Эй, ухнем! Потянули… И… все сбросили в глубоко доиндустриальный (периферийный) уклад … точнее – нечто, что еще не известно, является ли укладом?