Текст книги "Содержательное единство 1994-2000"

Автор книги: Сергей Кургинян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 60 страниц)

– утрата значения Транссибирской магистрали вследствие жесткой конкуренции со стороны строящейся, а на некоторых участках введенной в строй трансазиатской магистрали, соединяющей Турцию, Среднюю Азию, Средний Восток с АТР;

– резкое уменьшение значения дальневосточных портов – Находки, Владивостока, Зарубино, Хасана и Восточного – из-за серьезной конкуренции с новым портом в устье Туманной;

– вследствие этого, резкое ослабление стратегического значения всего Дальнего Востока и сведение до минимума позиций Центра в Приморье;

– возникновение геоэкономического альянса Китай-Казахстан-Турция, в который втягивается Приморье, фактически направленного против интересов России;

– нарушение баланса сил в Приморском регионе и появление мощного импульса центробежных тенденций; соответственно, резкая актуализация угрозы потери Дальнего Востока России.

Даже беглое перечисление очевидных негативных последствий проекта для России требует углубленного анализа его ключевых измерений.

Часть 2.

Многополярный Восток

Рассмотрение конкретного экономического проекта с его плюсами и минусами, определением интересов всех сторон, задействованных в нем, дает шанс подняться на макроуровень и представить себе картину общей расстановки сил, позиций разных государств, рассмотреть причины, побуждающие их к тем или иным коалициям и союзам в Азиатско-тихоокеанском регионе.

За прошедшее десятилетие коренным образом изменилась роль регионов земного шара. Экономические и политические эксперты наперебой утверждают, что теперь центр тяжести в экономической, а также и в политической области сместился от Атлантического в сторону Тихого океана. По-видимому, именно Азиатско-тихоокеанский регион составляет и главное поле эксперимента по формированию вариантов, структуры и возможностей нового мирового порядка.

Один из главных параметров этого НМП – переход от военно-политической и идеологической конфронтации к войне экономических субъектов. Теперь торговля не соединяет государства в единый региональный рынок взаимовыгодного сотрудничества для увеличения делового успеха, но означает жесткое и бескомпромиссное стремление к экономическому лидерству. Именно оно в АТР увеличивает межгосударственные трения и ужесточает торговую войну (США – Япония), усиливает гонку вооружений, обостряет территориальные проблемы (Япония и Россия из-за Южных Курил, спорные острова Южно-Китайского моря). Мощные государства стремятся усилить свою роль в ущерб интересам всех остальных стран.

2.1. Китаецентризм

Действующие в регионе крупнейшие страны-лидеры – США, Китай и Япония – во многом, но не во всем определяют стратегию его развития. Активно развивающиеся государства-сублидеры, такие как Малайзия, Австралия, Южная Корея, ощущая политическое и экономическое давление лидеров, стремятся противостоять ему через создание экономических блоков (таких как АПЕК и ЕАЕК). Данное обстоятельство, видимо, отражает генеральную тенденцию мировой торговли, которая будет во все возрастающей степени разбиваться на региональные торговые блоки. В сущности, подобное региональное разделение торговли уже происходит – в европейском торговом блоке (ЕЭС) доля внутренней торговли составляет 70%, в американском – 50%, в азиатском -40%. В то же время именно торговые блоки ведут поиск форм и нащупывают структурные принципы "нового мирового экономического порядка" в каждом регионе.

В торговый блок АПЕК (Совет экономического сотрудничества АТР), созданный в 1989г. по инициативе Австралии, в качестве членов-учредителей вместе с шестью государствами АСЕАН входят Япония, Корея, Новая Зеландия, США и "три Китая" (КНР, Тайвань, Гонконг). АПЕК несет на себе отпечаток тенденции государственного развития страны-организатора этого блока – Австралии, который заключается во все более быстрой "азиатизации" страны. Из 17,5 млн. населения Австралии 2 млн. составляют иммигранты из Гонконга, Вьетнама, Филиппин и других стран Азии. "Белое" прежде государство приобретает новый оттенок.

Австралия не собирается препятствовать потоку иммигрантов из Азии, так как они становятся проводниками азиатского капитала в экономику страны. Но в то же время она не желает простой трансформации из европейского в азиатское государство. Отсюда и исходит идея осуществляемой в стране осознанной перестройки и демографической структуры, и промышленности, с целью формирования общенациональной категории "австралиец". Не желтый, не белый, а "золотисто-медовый" мир – вот идеал Австралии XXI века. Таким же видит Австралия и свой торговый блок, в котором должны слиться входящие в АПЕК представители желтой расы и "белых" государств.

ЕАЕК (Экономическая конференция Восточной Азии) была создана в декабре 1990 года по инициативе Малайзии и является блоком только "желтых" государств. В эту организацию вошли члены АСЕАН, Япония, Корея, Тайвань, Гонконг и КНР. А вот Австралия, Новая Зеландия, США и Канада – "государства белых людей", входящие в АПЕК – еще на стадии формирования организации были исключены из возможного круга участников.

Если Австралии приходится решать проблему взаимоотношений "желтой" и "белой" рас и их капиталов, то Малайзия, лидер торгового блока ЕАЕК, озабочена проблемами внутри "желтого круга". ЕАЕК является для нее "ограничителем" безудержного распространения экономического влияния китайцев. Задача блока – в предотвращении возможности создания в регионе вертикальной экономической системы с абсолютным главенством КНР при поддержке огромных капиталов китайской диаспоры – и одновременно в формировании "безопасного" горизонтального взаимодействия между национальными экономиками всех членов блока, включая Китай.

Таким образом, "ограничение" распространения экономического влияния китайцев не означает войны. Напротив, в Малайзии, где 30% китайцев владеют 70% частного капитала, но зато политическая власть принадлежит малайцам, экономический прорыв последнего десятилетия строился на принципе: "Сопроцветание народов страны определяется балансом между политическим влиянием малайцев и экономическим влиянием китайцев". Исходя из своего опыта, Малайзия и заложила в ЕАЕК "скрытую программу", которая должна сформировать в регионе систему сосуществования двух сил – китайской и некитайской.

Китайский капитал в регионе обладает огромной экономической мощью. По имеющимся оценкам, китайцам, составляющим в Индонезии 3% населения, принадлежит 70% частного капитала. В Таиланде это соотношение – 9% и 80%, на Филиппинах – 2% и 50%. Лет через 10 подобный процесс может привести к созданию единой китайской экономической сферы, простирающейся от Пекина до Джакарты, и данную перспективу очень хорошо понимают в Пекине.

В Государственном комитете планирования КНР разработана экономическая схема лидирования Китая в регионе, которая получила название "Стратегии трех треугольников". Ее сценарий предусматривает сначала развитие новых отношений взаимозависимости в "малом треугольнике" КНР – Гонконг – Тайвань, затем укрепление "среднего треугольника" КНР – Новые индустриальные страны (Тайвань, Гонконг, Сингапур) – АСЕАН (Индонезия, Малайзия, Сингапур, Таиланд, Филиппины, Бруней, Вьетнам), и, наконец, образование "большого треугольника", в который кроме КНР, НИС и АСЕАН входят также Япония и США.

Если "малый треугольник" объединяет китайские страны, настойчиво собираемые КНР под свою руку, то "средний треугольник", заложенный в этот сценарий, как раз и означает формирование такой экономической сферы, в которой НИС и АСЕАН оказались бы зависимыми от материкового Китая благодаря китайской диаспоре. "Большой треугольник", опирающийся на "малый" и "средний", означал бы уверенный выход объединенного китайского капитала на широкую финансовую арену региона, где пока безраздельно царят лидеры – США и Япония.

Однако, и АПЕК, и ЕАЕК, при всей сложности взаимоотношений с китайским капиталом, не только не исключают экономического влияния китайцев на формирование азиатского центра силы, но впрямую базируются на нем. Зато главной мишенью обоих блоков являются США, составляющие ведущую ось НАФТА (Североамериканское соглашение о свободной торговле с участием США, Канады и Мексики), И если Австралия, как лидер АПЕК, вынуждена лавировать между заокеанскими "белыми братьями" и внутренним "золотисто-медовым миром", то Малайзия критикует НАФТА с жесткостью, присущей антиамериканизму всей исламской цивилизации.

Что касается Японии, она стоит перед выбором своей позиции при создании нового экономического порядка в АТР. Во всяком случае, Япония в последнее время явно переориентировала свою внешнюю торговлю с США на азиатские страны (особенно Китай, Малайзию, Тайвань, Южную Корею и Сингапур). Фирмы США и Западной Европы, в свою очередь, перестали быть основными зарубежными инвесторами в регионе, а их место заняли страны "азиатской четверки" – Тайвань, Южная Корея, Сингапур, Гонконг.

Однако помимо явной экономической экспансии, сегодня следует всерьез принимать во внимание и базисные изменения военной китайской стратегии.

Исторические "пульсации" стратегической политики Китая, обладающего наиболее полной в мире историографией, хорошо изучены. Одним из крайне значимых факторов этих пульсаций является отчетливая и сквозная историческая корреляция между политико-экономической мощью и демографической массой "Поднебесной империи" – и агрессивностью китайской внешней политики. Данный фактор, вполне характерный и для любых других, в том числе европейских империй, в Китае всегда имел две важные особенности: крайне накаленный, иногда резко шовинистический культурно-цивилизационный "китаецентризм", и связанное с "восточным" типом государственного сознания – очень пластичное, "плюралистичное" отношение к правовой сфере межгосударственных отношений.

Эти обстоятельства заставляют при анализе сегодняшнего Китая, после распада СССР объективно вышедшего из субимпериалистической зависимости от Советской империи, учитывать не только очевидные тенденции стремительного повышения демографического, экономического, военного, политического и т.д. веса КНР на мировой арене, но и возможные последствия упомянутого шовинистического китаецентризма. А материала для анализа этой проблемы Китай предоставляет достаточно.

Начиная с 1987г. в Китае различными (пока не официозными) СМИ регулярно и все настойчивее озвучивается новая геостратегическая доктрина, в которой указывается объективное существование одновременно двух типов границ: географических – общепризнанных и юридически согласованных – и стратегических, определяемых как "пределы, которые государство может контролировать военной силой", причем, если стратегическая граница долгое время объемлет географическую, последняя может быть расширена до ее пределов. Отметим, что такая концепция весьма напоминает американскую модель "зон жизненно важных интересов", хотя, вероятно, способна заходить гораздо дальше данной модели.

Одновременно наступающая сейчас эпоха в китайской прессе все чаще характеризуется как "Эпоха сражающихся царств". Не вдаваясь в детализацию, кто именно и с кем должен сражаться, отметим лишь, что и тон внешнеполитических заявлений Китая, и его жесткость в пограничных спорах с Россией, Казахстаном, Кореей, Вьетнамом и другими странами, и демонстрация Пекином готовности вступить в острую конфронтацию даже с США при развитии конфликтной ситуации с Тайбэем – показывают, что в близком будущем вышеописанная "новая стратегическая доктрина" вполне может стать официальным базисным принципом китайской политики.

В связи с этим Россия должна ясно представлять, что частные факты территориальных уступок есть для Китая прежде всего осознанные тесты на государственную жесткость слабеющего от внутреннего хаоса соседа. Отдача освященного пролитой солдатской кровью о.Даманский, уступки по Тумангану, отсутствие серьезного сопротивления китайского демографической экспансии на Дальнем Востоке – на символическом языке, которым очень хорошо владеют в Пекине, будут однозначно поняты как возможность беспрепятственного расширения на север и северо-восток китайских "стратегических границ".

2.2. Великое азиатское пространство: США, Япония, Китай

США, Япония и Китай, рассматривая АТР как одну из важнейших зон своих стратегических, военно-политических и экономических интересов, естественно, входят при этом в конфликт с лидерскими планами друг друга. Америка опасается роста Китая и потому пытается, как считают китайцы, затормозить экономическое развитие КНР, раздробить страну и свести на нет лидерство Китая в регионе. Наращивая связи с соседями Китая, США стремятся таким образом создать вокруг него стратегическое кольцо (нормализация отношений США с Вьетнамом, стремление продать истребители Ф-16 Индонезии и Филиппинам, улучшение отношений с Индией). На эту же цель направлены развитие отношений США с Монголией, политический диалог с Лаосом, налаживание контактов с КНДР.

Еще одну угрозу для себя Вашингтон видит в упорных попытках Китая осуществить присоединение Тайваня и решить в свою пользу вопрос о спорных островах в Южно-Китайском море. И хотя в военно-стратегических планах США отводят Японии ключевую роль, одновременно американская администрация стремится не допустить укрепления на Дальнем Востоке позиций Японии, стараясь держать ее на положении сильного, но подчиненного союзника.

Китай является главным долгосрочным вызовом для США и Японии. Имея население более одного миллиарда человек, обладая огромными вооруженными силами, ядерным оружием и средствами доставки, Китай уже сегодня способен влиять на все страны региона. Любые внутренние изменения в Китае чреваты для его соседей непредсказуемыми последствиями. Во внешней политике Китай открыто демонстрирует свою силу и амбиции в территориальных спорах почти на всех своих границах: с Россией – о границе на востоке, с Японией – о принадлежности островов Сенкаку, с Тайванем – по поводу воссоединения, с Филиппинами, Малайзией и Вьетнамом – относительно островов Спратли, с Вьетнамом – по общей границе на юге. Вступая в конфликты внутри региона, Китай, тем не менее, чтобы воспрепятствовать распространению влияния Японии и США в АТР, последовательно помогает укреплению северокорейского режима.

Япония бурно развивает торговые и культурные связи с Китаем и предоставляет ему значительную экономическую помощь. Кроме того, она является одним из основных инвесторов в экономику КНР. Однако, главным инвестором, после зарубежных китайцев, как ни странно, являются для Китая США. Американцы продают ему современную технологию, включая суперкомпьютеры, способные имитировать ядерные испытания и конструировать оружие. В 1995 году КНР заработала порядка 40 млрд. долл. чистых экспортных поступлений на американском внутреннем рынке.

Интересно в этой связи отметить психологию восприятия двумя народами друг друга. Американцы воспринимают коммунистический Китай как мощную угрозу, но то же время стараются не сорвать начавшийся процесс сближения между государствами. Восприятие же китайцами американцев почти полностью отрицательное. Так, опрос, проведенный газетой "Циннянь жибао" среди китайской молодежи, выявил 81% респондентов, квалифицировавших США как "наиболее недружественную страну".

Япония не демонстрирует пока отчетливой самостоятельной политики со странами Восточной Азии, по большинству вопросов солидаризуясь с США (позиции по ядерной программе КНДР, межкорейскому диалогу и т.д.). Однако в отношении США интонации Токио в последнее время нередко оказываются все более неуступчивыми (дискуссия по базам на Окинаве, таможенные протекционистские барьеры и т.п.). Поскольку прошлая жесткая колониальная политика "Страны Восходящего Солнца" не изгладилась из памяти соседних государств, японские правящие круги, несмотря на подавляющий экономический потенциал, стремятся действовать в регионе крайне осторожно. Так, например, Япония практически ежегодно приносит свои извинения корейскому народу за совершенные в колониальную эпоху злодеяния, пытаясь таким образом создать себе "новый имидж".

В том же, что касается экономических связей, Япония действует активно и наступательно. Огромный приток японских инвестиций в экономику Южной Кореи во многом создал "южнокорейское экономическое чудо" (японские инвестиции только в 1994г. составили 1 млрд. долл., а объем японо-южнокорейской торговли достиг 40 млрд. долл.). В то же время Япония очевидным образом не заинтересована в объединении двух Корей и возникновении сильного регионального экономического конкурента.

Учитывая все эти обстоятельства и очень непростую динамику американских позиций в АТР, в феврале 1995г. президент Клинтон отказался от инициативы Дж. Буша по поэтапному сокращению американских вооруженных сил в СВА до 2000г., и принял новую стратегию, главная цель которой – сохранение уровня военного присутствия США в регионе в 100 тыс. военнослужащих. Такая стратегия возможна благодаря договорам и соглашениям с Японией, Южной Кореей, Таиландом, Сингапуром, Австралией и Новой Зеландией, а также партнерским отношениям с рядом государств ЮВА – то есть всей той системе стратегических политико-экономических гарантий, которые США долгое время создавали в регионе и которые позволяют им продолжать удерживать здесь ведущую роль.

Часть 3.

Место России в регионе

Изменив свои политические ориентиры, Россия потеряла в регионе всех прежних друзей и не сумела приобрести новых. После распада СССР фактически пришли к точке замерзания как политические, так и экономические отношения:

– с Северной Кореей: в отношении КНДР российской стороной были предприняты целенаправленные действия по свертыванию отношений, а в мидовской концепции внешней политики был записан тезис о "неизбежном отдалении" от этой страны;

– с Вьетнамом: бывшая дружественная страна, крайне расположенная к России, практически потеряна для контактов; а ведь это государство с достаточно развитой экономикой и одной из мощнейших армий в регионе.

– с Японией: японские инвестиции в нашу экономику минимальны, совместные проекты интересуют японцев только с точки зрения немедленной отдачи вложенных средств, политические отношения напряжены из-за территориального спора по поводу Южно-Курильских островов.

Более или менее благополучными кажутся наши отношения с Южной Кореей – поддерживается интенсивный политический диалог, расширяется взаимная торговля (в 1995г. она составила 3 млрд. долл.), развиваются культурные и научные связи. Однако Южная Корея уже очевидно пользуется Россией как "проводником" своей политики и политики США как на Корейском полуострове, так и в регионе в целом.

Достаточно двусмысленно выглядят наши отношения с Китаем. Официально наши контакты, в особенности военные, развиваются успешно. Неофициально Китай инициирует постоянное торговое, демографическое, территориальное давление на Россию.

Отношения России и США и спектр связанных с ними угроз для РФ в данной аудитории, видимо, описывать нет необходимости.

Для определения экономического места России в АТР следует обратить внимание на то, что Российская Федерация как целостный экономический субъект на сегодняшний день, увы, почти не существует – есть конгломерат оторванных друг от друга промышленных регионов и производственных узлов. В свое время в стране сложился определенный тип территориального расположения крупного производства, приведший к узкой экономической специализации регионов.

Процесс хозяйственного освоения и размещение хозяйства происходили с запада, от центральных экономических районов страны, на восток и север. При такой концепции малоосвоенные восточные районы становились в основном поставщиками сырья и имели главным образом добывающую промышленность, среднеосвоенные территории Урала и Зауралья сосредоточивали у себя производство промежуточных продуктов, а старопромышленные регионы центра специализировались на выпуске финальных изделий. После распада СССР России пришлось пожинать плоды дезинтеграции союзного экономического пространства, дестабилизации экономики, усиления регионального монополизма. Три звена единой народно-хозяйственной цепи оказались разомкнуты.

В 1992 году была резко изменена схема централизованного обеспечения Дальнего Востока: за право на экспорт 30% местной продукции и оставления у себя 40% валютной выручки, за право на создание СП с участием иностранного капитала – предприятиям региона пришлось перейти на самообеспечение. Экономическая "свобода" дорого обошлась Дальнему Востоку – он оказался перед необходимостью в одиночку решать задачи структурных изменений экономики, стимулирования экспортных отраслей, выживания инфраструктуры, транспорта, связи, создания новых рабочих мест, преодоления отставания по уровню жизни от остальных территорий.

Отсутствие государственной поддержки, постоянное повышение тарифов на перевозки грузов по Транссибу, падение прежнего уровня спроса на сырье из-за резкого сокращения объемов производства предприятиями центральных областей – все это вместе взятое приводит дальневосточные регионы к экономическому и социально-психологическому отторжению от остальной страны. К примеру, в январе этого года на конференции "Ассоциации взаимодействия Дальнего Востока и Забайкалья" руководители территорий заявили, что федеральное руководство, пренебрежительно относясь к региону, само толкает его жителей к созданию Дальневосточной республики.

Часть 4.

Россия и Китай: борьба интересов

4.1. Борьба за грузопотоки

Сегодня Транссибирская железнодорожная магистраль является стратегической "транзитной монополией" России во всем евроазиатском регионе. Однако, сохранение такой роли Транссиба и примыкающих к нему портов РФ на Балтике, Черном, Азовском, Белом морях и на Дальнем Востоке в ближайшем будущем маловероятно. Для такого тревожного вывода есть множество оснований.

Во-первых, резкое ухудшение эксплуатационного состояния сети железных дорог России и подвижного состава, что вызывает сбои в графиках движения и увеличивает сроки доставки грузов. По уровню изношенности и дефициту пропускной способности пограничных станций и терминалов в РФ лидируют именно железные дороги Восточной Сибири и Дальнего Востока и примыкающие к ним порты. Кроме того, в 1995г. при потребности в 400 тепловозов МПС смогло закупить лишь 30.

Во-вторых, до сих пор не определенный статус железных дорог бывшего СССР, "рассредоточенных" между странами Содружества, существенно затрудняет планирование и координацию перевозок.

В-третьих, политические трения России с соседями по бывшему Союзу, особенно с Балтией и Украиной, затрудняют международный транзит, а также внешнеторговые перевозки России.

Кроме того, следует учесть конкурирующие с железнодорожными морские перевозки грузов в направлении Азия – Европа. И хотя, по оценкам специалистов, переток контейнеров с морских путей на железнодорожные в среднесрочной перспективе будет прогрессивно возрастать, увеличение скорости и эффективности морских контейнеровозов обязательно обострит конкуренцию. Уже сейчас морской путь вокруг Азии объективно обеспечивает в 1,8 раза большую среднюю скорость грузопотока, чем Транссибирская магистраль.

Совокупность этих и им подобных факторов отрицательно сказывается на конкурентоспособности Транссиба и примыкающих к нему артерий, а объемы евроазиатского транзита через РФ стремительно падают.

Однако, главной причиной уменьшения роли Транссиба стала причина политическая – падение международного авторитета России и одновременное возрастание его у Китая. Именно КНР, в силу интенсивности своего экономического развития и увеличения объема торговли со странами региона, становится более сильным магнитом, привлекающим к себе азиатско-европейские грузопотоки. Китай уверенно стремится занять центральное место как в качестве экспортно-импортной державы, так и государства, где сходятся транспортные магистрали региона, разрабатывая или принимая участие в проектах, альтернативных Транссибу.

Центральным проектом, обходящим Транссиб и берущим на себя его грузопоток, является близкий к реализации проект Трансазиатской железнодорожной магистрали, приводящий в новых условиях к возрождению Великого шелкового пути. В случае полной реализации проекта трансазиатская магистраль будет на 2,7 тыс. км короче действующих и охватит страны Закавказья, Среднего Востока, Средней Азии, Западной и Восточной Европы с выходами в порты Китая и Кореи на Японском, Желтом и Восточно-Китайском морях. При этом в перспективе неизбежно усилится демографическое и экономическое давление Китая на Приморье с очевидными и неприятными долгосрочными последствиями.

Поскольку ряд проектных разработок, связанных с зоной Туманган, предполагает первоочередное подключение к новой магистрали именно этого региона, следует детальнее рассмотреть трассу во всех ее главных, в том числе неэкономических измерениях.

Начиная с глубокой древности, Евразию почти всегда пересекали сквозные торговые маршруты и караванные тропы. Прерываясь время от времени в результате крупных войн, великих переселений народов и появлений кочевых номадических империй, эти пути и тропы неизменно возрождались, являясь главным мостом торговой, политической и культурной коммуникации между Востоком и Западом. Древнее собирательное название этих маршрутов "Великий шелковый путь" в Новое время уже не соответствовало содержанию, но суть оставалась неизменной.

Осознание трансконтинентальной судьбы России и ее необходимой вовлеченности как в европейские, так и в азиатские дела произошло уже в XVIII веке, но реализация миссии транспортного моста через континент принадлежит лишь веку XIX, когда в связи с проблемами европейской (прежде всего балканской) и дальневосточной политики была воплощена идея Витте и Менделеева по строительству Транссибирской железнодорожной магистрали и КВЖД. Заметим, что очень существенные планы с Транссибом связывали и некоторые государства Западной Европы: не случайно одним из самых горячих союзников Витте по идее Транссиба был министр иностранных дел Франции Габриэль Аното, в 1896 г. настойчиво предлагавший соединить Европу и Азию сквозным железнодорожным сообщением.

Транссиб с самого начала резко расширил возможности России как в смысле политического доминирования на Дальнем Востоке и возможностей ресурсного, политического и военного маневра, так и в смысле обеспечения качественно нового уровня освоения крайне отсталых сибирских регионов. Большую роль он играл и в сфере международной экономики, принося России немалую плату за импортный транзит.

В Европе идея создания новых мощных сухопутных трансевразийских транспортных мостов зародилась в 30-х годах, когда стало ясно, что Советская империя разваливаться не собирается и, значит, не позволит проводить европейскую экономическую и политическую экспансию в Центральную Азию и Китай через Транссиб. Новый импульс эта идея получает после Второй Мировой Войны в ходе становления "экономической цивилизации ТНК", когда рядом западных экономистов впервые озвучивается концепция необходимости возрождения Великого Шелкового Пути (ВШП).

Первый шаг к практическому воплощению идеи сделан в конце 70-х – начале 80-х годов под патронажем ООН, когда ЮНЕСКО направило в Южную и Центральную Азию несколько экспедиций с задачей собрать материал для анализа возможности возрождения ВШП. Экспедициям была поставлена цель обследовать основные исторические варианты ВШП – степной, пустынный и морской; при этом указывалось, что появление подобной транспортной магистрали сулит фундаментальное переформирование не только региональных, но и мирового рынка. Таким образом, заявленная от лица ООН идея возрождения ВШП явно была идеей трансформации мировой экономики по стратегическим концепциям ТНК, рассматривающих магистраль как плацдарм для экономического освоения Евразии.

Когда в мае 1992 г. на встрече глав государств и правительств Средней Азии, Казахстана, Турции, Ирана и Пакистана С.Ниязов впервые заявил идею возрождения Великого Шелкового Пути как торгового моста между Востоком и Западом, он уже базировался на этих, еще доперестроечных изысканиях ЮНЕСКО. В минимальном варианте для реализации проекта оказалось достаточно соединить железнодорожной веткой туркменскую часть магистрали Ашхабад-Ташкент-Алма-Ата с иранским городом Мешхедом, и построить участок линии Актогай-Дружба на территории Казахстана, с общей протяженностью двух трасс 300 км. При этом возникает единая трансазиатская магистраль длиной 10000 км, связывающая Средиземное море, Стамбул, Тегеран через Ашхабад, Ташкент, Алма-Ату с Китаем, Южной Азией и Дальним Востоком. Отметим, что казахстанская часть дороги уже введена в строй и эксплуатируется с весны 1994г., а туркмено-иранский участок планируется сдать в эксплуатацию в ближайшие месяцы.

Список участников реализуемого проекта очень многозначителен. Не отрицая идеи "Евразийского транспортного моста" ТНК, он, с учетом особой настойчивости Турции в признании этого проекта, явно корреспондирует с концепцией "Великого Туркестана" и рассматривается как транспортно-коммуникативный хребет такого геополитического образования. Учитывая лозунг "Великий Туркестан от Казахстана до Марокко", под которым исламистская "Партия Благоденствия" Неджметдина Эрбакана победила на последних парламентских выборах в Турции, возможность воплощения ВШП как хребта пантуранистского проекта уже вовсе не представляется иллюзорной.

Идея нового ВШП была активно поддержана и Китаем. Схема китайского участка ВШП с вариантом выхода на СЭЗ "Туманган" приведена на рис. 4.

Для Пекина, помимо устойчивых исторических геополитических амбиций в отношении Центральной Азии (часть Казахстана, Киргизии, Таджикистана), появление магистрали сразу дало отчетливые экономические и политические результаты. Во-первых, новая транспортная артерия резко увеличила объемы торговых связей с Казахстаном, откуда Китай теперь получает дешевое сырье и удобрения и где быстро развивает свой рынок ширпотреба. Во-вторых, налицо быстрый экономический подъем в ранее чрезвычайно отсталом Синцзяне, что позволило создать большое количество новых рабочих мест и начать реализацию значительных региональных инфраструктурных проектов. В-третьих, наконец, в результате стремительной демографической экспансии в Синцзян китайцев из восточных регионов страны "сама собой" постепенно решается застарелая и чрезвычайно болезненная проблема синцзянского уйгурского сепаратизма – одна из главных проблем государственной целостности и устойчивости Китая.