Текст книги "Содержательное единство 1994-2000"

Автор книги: Сергей Кургинян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 60 страниц)

Фашизм и мальтузианство рука об руку – вот кредо радикальных экологистов.

2.6. Терроризм и глобальные политические игры

Крайне важным средством политической инструментализации терроризма является размыв понятий. Будучи окружен множеством противоречивых, но "священных" международных "принципов", терроризм как бы теряет свою острую негативность и начинает обрастать благопристойными одеждами. Отстаивание "свободы", защита "прав человека", реализация "права наций на самоопределение", записанные в международных декларациях в качестве базисных оснований современного мира, из-за своей неопределенности и широкого диапазона толкования (что есть "свобода", какова иерархия "прав человека", как определить "нацию" и т.п.) – как бы легализуют любые, в том числе террористические средства достижения "столь благородных" целей. Взламывая рамки ранее непреложных правил, внутри которых разрешаются конфликты, это "самообеляет" терроризм и позволяет ему расширять свою социальную базу, а одновременно дает возможность заказчикам и спонсорам террора оправдывать свои действия в глазах части общественного мнения, произвольным и игровым образом соединяя, например, терроризм и "национально-освободительную борьбу".

И государства, и "спецтерроррогосударства" в последние годы все шире используют транслируемый СМИ террор для создания массовой "терророфобии", которая незамедлительно оказывается инструментом политических игр.

Наиболее очевидным оказывается применение терророфобии для внедрения в социальные массы "образов врага". Так, уже давно прослеживается выстраивание западными странами (при помощи угрозы террора) мифа-оппозиции "цивилизованный западный мир" – "террористический исламский мир". Под флагом этого мифа предпринимаются попытки разведывательной, военной и политической интеграции Запада в противовес Юго-Восточной "террористической угрозе". Очередные призывы к такой интеграции внятно прозвучали на саммите в Шарм-Эш-Шейхе.

Одновременно делается небезуспешная попытка расколоть сам исламский мир по признаку отношения к террору на "антитеррористов" (Саудовская Аравия, Пакистан, Кувейт, Турция, Египет, Иордания, Эмираты) и "террористов" (Иран, Ирак, Ливия, Сирия, Ливан), "прикупив" союзников и изолировав противников. При этом всем участникам данной политической игры хорошо известно, что Саудовская Аравия, Пакистан, Турция и Иордания являются районами базирования и главными спонсорами исламских террористических групп для Карабахской, Абхазской, Боснийской, Чеченской, Афганской, Таджикской войн, замешанными в исламском терроризме ничуть не в меньшей степени, чем Иран или Ливия.

Но, политически "припертый к стенке" последними терактами в Израиле, Ясир Арафат вынужден был впервые публично обвинить именно своего традиционного союзника – Иран – в поддержке террористической деятельности ХАМАС, и назвать его (и только его!) пособником международного исламского терроризма. К данному обвинению в адрес Ирана сразу же присоединилась Турция, хотя мало кому из участников египетского саммита неизвестно, что базы подготовки и отдыха террористов из Чечни, Карабаха, Боснии уже несколько лет почти открыто действуют под "крышей" студенческих городков и спорткомплексов в ближайших окрестностях Анкары, Стамбула, Измира, Антальи.

Динамика последних событий в Передней Азии позволяет предположить, что сейчас рядом западных спецслужб с участием региональной спецтерроросреды под знаменем "борьбы с терроризмом" готовится крупномасштабная акция против Ирана, которая будет осуществляться одновременно в Южном (интервенция из Персидского залива НАТО и ряда арабских государств), Северном (Иранский Азербайджан) и Юго-Восточном (Белуджистан) районах страны.

Региональная ситуация дает возможность прогнозировать, что подобная акция, тактически убрав на время иранский фактор из ближневосточного процесса, стратегически взорвет весь исламский Восток, подожжет подбрюшье России и резко проблематизирует энергетическую безопасность многих стран Европы и АТР, крайне зависимых от ближневосточной нефти. Исходя из древнего принципа "кому выгодно", можно предположить, что такое развитие событий конструируется прежде всего спецслужбами США.

Далее, терророфобия оказывается весьма эффективным инструментом для сдвига общественного мнения в пользу расширения структуры и возможностей спецслужб. Не случайно директор ЦРУ Джон Дейч по горячим следам антитеррористических саммитов заявил, что традиционные способы разведки, включая спутниковое наблюдение, в отношении борьбы с террором малоэффективны, а посему нужно срочно финансировать расширение агентурной сети и структуры обеспечения тайных операций. С учетом сказанного о механизмах тайных операций и политических технологиях спецслужб США, данное выступление очень значимо. Наращивание "спецтерроросреды" под знаменем борьбы с терроризмом – конечно, "изящное" решение, но и слишком опасная игра для человечества.

Но есть и более крупные цели политического разыгрывания терророфобии. Начиная с прошлогоднего взрыва в Оклахома-Сити, с высочайших мировых трибун регулярно раздаются призывы к ограничению государственных суверенитетов или даже их отмене во имя международной борьбы с терроризмом. Премьер-министр Швеции и член Комиссии ООН по проблемам глобального управления Ингвар Карлссон в докладе Комиссии сформулировал новое понятие глобальной ответственности и предложил ввести в Хартию ООН поправку, позволяющую Совету Безопасности "…действовать в тех случаях, когда право человека на безопасность нарушается настолько, что требует незамедлительной международной реакции". А Жак Аттали завершил свой доклад в ООН предложениями в связи с угрозой глобального терроризма отказаться в международной политической практике от старых понятий суверенитета и принципа невмешательства во внутренние дела государств. Характерно, что в качестве судьи, принимающего решение о необходимости нарушения суверенитета той или иной страны ради борьбы с террором, чаще всего предлагается клуб развитых государств или пресловутая "семерка".

Наконец, с 1995г. в мировых СМИ все чаще озвучивается (и уже начинает входить в массовое сознание) тезис о том, что угроза терроризма есть оборотная сторона возрастающих гражданских свобод. Наиболее ярко он сформулирован летом 1995г. обозревателем Канадского радио: "Уязвимость к террору – та цена, которую мы вынуждены платить за открытое демократическое общество. Видимо, нам необходимо пересмотреть баланс между безопасностью и свободой".

Очевидно, что в условиях сверхвысокой зависимости общественного мнения от позиции "четвертой власти" – развитие подобного тезиса дает контролерам СМИ, как уже показано на одном из предыдущих рисунков, возможность использовать терророфобию для широчайших манипуляций электоральным поведением в направлении "вынужденного ограничения демократии". Вряд ли случайно в последние годы термин "полицейская демократия" во многих странах мира, гордящихся своими демократическими традициями, быстро теряет свою изначально негативную окраску.

Заметим, что такая тенденция может быть вполне правдоподобно интерпретирована в русле интересов спецтерроросреды. Рукой террора и СМИ раскручивая массовые фобии, и одновременно рукой спецслужб "как бы оседлывая" террор, вполне возможно в конце концов сделать спецслужбы единственным гарантом реальной гражданской безопасности и вручить им, а не "демократическим процедурам", судьбу государственности. То есть – сложно опосредованным образом перевести легальную государственную власть под контроль спецтерророинтернационалов.

Часть 3.

Корни "исламского" терроризма

Обращающая на себя внимание повышенная частота словоупотребления "исламский терроризм", как мы уже показали, во многом связана с политической конъюнктурой постблокового конструирования нового миропорядка. Однако есть здесь и некие вполне объективные обстоятельства, позволившие конструкторам терроризма и спецтерроризма сделать именно определенный центральноазиатский регион ключевым генератором террора. Действительно существуют специфические особенности всего этого региона, превращающие афгано-пакистано-индо-таджикский узел в исторический аккумулятор и производитель различных подвидов абречества, особого партизанства и, в последнем варианте, – современного социального института моджахедов. Действительно, дело не только в стратегии мировых держав, но и в особом типе самосознания, исторически складывавшемся более чем тысячу лет.

На самых ранних этапах археологических исследований в горах Гиндукуша, Памира и Каракорума – возник вопрос о причине того, что во всем этом районе охотничья культура гораздо моложе земледельческой. Историками дается ответ: помимо автохтонных горных племен и народностей, население этого региона веками складывалось из групп отверженных, поставленных вне закона и изгнанных из империй с запада (доисламского и исламского) и с востока (буддийского). Результатом такого демографического процесса стали устойчивые родоплеменные традиции обеспечения жизненных потребностей в экстремальных условиях путем ограбления караванов и периодических вылазок в провинции соседних государств.

Заметим, что этот тип сознания иногда воспроизводится и по сей день. В Таджикистане в последние годы довольно часто в ответ на вопрос о причине нападения какого-либо отряда на населенный пункт можно было услышать: "Они спустились за продовольствием". Здесь же отметим, что сходный тип "абреческого" социального сознания складывался в средние века в скудной на жизненные ресурсы горной Чечне.

В труднодоступном горном афгано-пакистано-североиндийском массиве такое положение сохранялось веками, оказавшись постепенно включенным в незыблемые нормы родо-племенных социальных отношений и норм "обычного" права.

В дальнейшем на деформированный национальный обычай (а речь здесь идет не о современных пуштунах, а о смешанных мигрантах и гораздо более ранних веках) наложилась особая религиозная традиция в своем наиболее радикальном варианте, попавшая в это район все тем же путем – уходящие изгнанники закреплялись в горах. И понятно также, что уходили именно самые радикальные и наиболее жестоко преследуемые. Речь идет о конкретной традиции – исмаилитской, о ее собственном наиболее остром периоде (XIII в.) и наиболее жесткой разновидности (ассасинах).

В Северной Африке и на Ближнем Востоке исмаилитская империя фатимидов складывалась в течение всего Х века, включив последовательно Тунис, Марокко, Египет, Палестину и часть Сирии. Подчинив Мекку и Медину, Фатимиды стремились к овладению Багдадом и восстановлению единого халифата под своей властью. Наибольшего влияния Фатимиды достигли в середине XI века, когда в Йемене утвердилась исмаилитская династия. Тайные организации исмаилитов были широко распространены на востоке халифата (то есть именно в районе Восточного Ирана и Афганистана). Однако затем началось их ослабление, одной из причин которого было сильное соперничество Сельджукидов.

Одновременно сами исмаилиты пережили раскол на два лагеря (восточных и западных исмаилитов). Восточные, как раз преобладавшие в Иране и странах, не входивших в Фатимидский халифат, постоянно преследуемые и наиболее ожесточенные, в конце XI века создали знаменитое государство-крепость ассасинов Аламут. На жестокие репрессии ассасины, став легендой в Европе и Азии, отвечали постоянно применяемым террором, освященным религиозным авторитетом учителя и главы государства Хасана ибн ас-Саббаха, а также догматами о праве на сокрытие веры и праве на убийство. Одним из самых громких их терактов стало убийство сельджукского султана и его визиря.

После разгрома Аламута монгольским Гулагу-ханом и последовавшей тотальной резни исмаилиты начали отходить в Индию, и значительное их число осело в горах Гиндукуша и Каракорума, скрепив, таким образом, уже сформированное их предшественниками родовое абречество религиозным цементом.

Но кроме того, здесь ассасинские догматы о сокрытии веры и праве на убийство легли на совершенно самостоятельную и очень старую культовую почву самой Индии, где по крайней мере с 800-тых годов нашей эры существовал танатический культ индуистской богини Кали – "Черной матери".

По преданию, бежавшие в Индию ассасины примкнули к служителям Кали, в результате чего была основана новая каста – каста наследственных убийц, более известных под именем тагов или фансигаров (душителей). Подчеркнем, что если вначале речь шла о терроре на почве родоплеменных традиций, а затем о его ассасинском религиозном фундаменте, то в последнем случае произошло закрепление террора как образа деятельности на жесткой кастовой основе, опертой на культ крупнейшего хтонического божества и космогоническое начало.

По верованию тагов, Кали вела войну с демонами (вот и основание для террористического действия), кровь которых, попадая на землю, порождала новых демонов. Во время битвы Кали отирала пот румалом (своей головной повязкой), и из двух капель ее пота возникли два человека. Им Кали и вручила румал с приказом душить демонов, чтобы их кровь не попадала на землю. А когда воины победили всех демонов, то в награду они получили румал с правом убийства уже не демонов, а людей ради культового поклонения богине. При этом тела убитых особым образом расчленялись священными мотыгами – "зубами Кали", то есть как бы магически съедались богиней.

Можно было бы говорить о незначительности этой касты, однако впоследствии этот культ настолько укрепился, что, как оценивают специалисты, число его жертв в одной Центральной Индии с XVII по XIX век достигло миллиона. А ведь это уже не единичные убийства ассасинов и далеко не их XIII век! Однако ассасинские догматы таги, пусть в измененном виде, сохранили: большую часть года они занимались ремеслами, лишь несколько недель в году посвящая культу.

Основные удары по тагам нанесла британская администрация с 1826 по 1848 год, когда около 500 из них были повешены. А затем… По официальной версии, оставшиеся в живых таги превратились в прекрасных строителей и ткачей… Слыша о столь благополучной и относительно мирной развязке, можно вспомнить о традиции преследуемых экстремистов уходить в горы Гиндукуша и Каракорума, а также о продолжающихся волнах терроризма в исламизированных штатах Джамму и Кашмир.

Именно исходя из описанной культурно-исторической почвы весь этот регион, обозначенный Бжезинским как пик его дуги нестабильности, в последние десятилетия был выбран великими державами для отработки технологий воспитания и выпуска армий террористов.

Однако здесь еще раз необходимо подчеркнуть, что деление вообще всех (и в значительной степени мусульманских) стран на террористические и нетеррористические, как это было сделано на всемирном антитеррористическом саммите в Шарм-эш-Шейхе, крайне условно и произвольно. Например, косвенную, но немаловажную роль в распространении гастролирующих моджахедов сыграл борющийся с терроризмом Египет. И для обозначения этой роли стоит вернуться к эпизодам Афганской войны.

В 1980 году всемирно известный слепой шейх Омар Абдель Рахман, духовный наставник террористической организации "Гамаат исламийа", провозгласил борьбу против режима Кабула и советских войск джихадом, и в Афганистан хлынул поток добровольцев из стран исламского мира, и в том числе из Египта, официально разорвавшего отношения с Кабулом. Посте вывода советских войск некоторая часть исламских добровольцев вернулась домой, а около 3000 осели в Пакистане, в Пешаваре. Там же оставалась главная штаб-квартира Исламского общества Афганистана Бурхануддина Раббани.

Сразу остро встал вопрос о дальнейшей судьбе и занятости большого количества людей с очень определенными и специфическими профессиональными навыками, которых невозможно было держать в бездействии.

12 октября 1990 года в Каире такими "афганцами" был убит председатель Народного собрания Рифаат Махгуб, и в том же году совершено большое чисто терактов. Египетские правоохранительные органы установили, что некоторые террористические группы получают инструкции напрямую из Пешавара. Египет обратился к Пакистану с просьбой выслать "афганцев" со своей территории, и Пакистан пошел навстречу этой просьбе, одновременно решая собственную понятную проблему (которая, заметим, сейчас несколько ослаблена действиями талибов). Тогда в стране было арестовано несколько десятков "афганцев", а в январе 1993 года правительство Пакистана сообщило о намерении полностью изгнать арабских граждан, оставшихся на пакистанской территории после окончания войны с Наджибуллой.

Получив инструкции из Исламабада, администрация в Пешаваре распорядилась закрыть представительства всех экстремистских афганских группировок. Данная акция проводилась под флагом борьбы с ростом преступности и демонстрировала прекращение поддержки афганских боевых формирований. Руководители группировок моджахедов заявили, что подчиняются решению властей о переводе их в Афганистан. "Гамаат исламия" провела в Пешаваре совещание, на котором было решено, что часть ее людей возвращается в родные страны, часть движется в Боснию, а часть – в Таджикистан.

Однако "возвращение домой" оказалось во многих случаях крайне затруднено заблаговременными жесткими мерами самих "родных стран". Так, египетские власти немедленно усилили охрану границ, а в декабре 1992 в Египте прошел процесс над "ветеранами Афганистана", завершившийся вынесением 8 смертных приговоров. Одновременно в Йемене начался процесс над лидером группировки "Исламский джихад", который подозревался в связях с моджахедами, проникшими в Йемен после депортации из Пакистана. В это же самое время большое количество воевавших в Афганистане алжирцев было отправлено на переподготовку в лагеря Судана.

То есть – фактически началось совместное "отжимание" моджахедов на новые рубежи, в котором "якобы антитеррористические" страны "отжимали", а "якобы террористические" направляли потоки террористов и обеспечивали их "занятость". Можно ли, хорошо зная все эти обстоятельства, делить страны на "чистых" и "нечистых" и наивно предполагать в этом слишком уж явном процессе отсутствие спецтеррористической координации?

Часть 4.

Терроризм в СНГ

В доперестроечное время терроризм на нашей территории практически не проявлялся, за исключением единичных актов уголовного характера, иногда пытавшихся использовать политическое (право на эмиграцию) прикрытие. В то время любым террористам было ясно, что государство не потерпит никаких политических посягательств на свою монополию легитимного насилия, и ответит на террор неограниченными силовыми акциями.

Однако первый крупный этап формирования будущего состава отечественной терроросреды проходил, хотя в основном и не на территории СССР, во время Афганской войны. Определенные сегменты сообщества бывших "воинов-афганцев" и в качестве обученной военно-террористической силы, и в качестве групп, знакомых с производством, транспортом и потреблением наркотиков – единодушно отмечаются экспертами как кристаллизующий фактор либо участники многих террористических формирований.

Первая стадия разворачивания терроризма на нашей территории связана с ослаблением союзной государственности и предъявлением обществу, прежде всего со стороны "радикальных демократов" в Москве и "национальных демократов" в республиках, тезисов о тоталитарном, центрально-принудительном типе организации всех сфер жизни в СССР, и о спорности и несправедливости его территориального и национально-государственного деления. Вброс этих тезисов шел по открывшимся западным информационным каналам, через центральные и региональные СМИ, а также, в целом ряде случаев, из высоких кабинетов Старой площади и республиканских ЦК партии.

На фоне абсолютной демонизации СССР как тоталитарного государства, империи зла и т.п. – появились условия самооправдания террора как допустимой формы борьбы с "таким государством" и на глобальном, союзном, и на местном уровне, причем изначально терроризм чаще всего использовался обычным криминалом для передела сфер влияния под флагом "восстановления местной этнической справедливости". Погромно-террористические действия этой стадии были чаще всего локальными и непродолжительными и являлись своеобразной "пробой сил" и "освоением технологий".

События в Намангане, Оше, Новом Узене, Фергане и ряде других точек – внешне проявляли в первую очередь именно такой, пробно-криминальный, характер. Однако здесь следует отметить, что этим событиям предшествовало зафиксированное органами безопасности СССР появление на территории среднеазиатских республик и Казахстана многочисленных странствующих проповедников – дервишей, ведущих скрытую, но временами весьма радикальную исламистскую агитацию.

Одновременно в стране происходили террористические акции, которые, в силу их высокой конструированности и нацеленности на решение задач передела государственной власти, вполне правомочно назвать политическим терроризмом. Первым таким событием на территории СССР, видимо, являлась Алма-Ата декабря 1986г., когда разогретая националистическими лозунгами, преимущественно студенческая, казахская молодежь была соединена с криминалитетом в массовых погромных "акциях протеста" против назначения русского – Г.Колбина – на пост первого секретаря ЦК компартии Казахстана. По экспертным данным, в подготовке этой акции, наряду с некоторыми казахстанскими государственными чиновниками и местными национал-радикалами (партия "Алаш" и др.), участвовали спецслужбы Турции.

Другим (гораздо более крупным и крайне показательным) проявлением политического терроризма оказалось развертывание армяно-азербайджанского конфликта. По своей структуре это развертывание абсолютно исключает какую бы то ни было предзаданность; заданным здесь можно признать лишь религиозное отличие да присутствие в совместном историческом бытии ряда очень значимых и памятных противостояний.

Террор разворачивался и наращивал объемы через рассчитанную последовательность ударов по осознанно выбранным болевым точкам: погром армян в Сумгаите – угрозы азербайджанцам и мелкие стычки в Армении – дестабилизация власти в Баку – события в Кировабаде – масштабные боевые действия в Карабахе – бегство армян из Азербайджана – вытеснение азербайджанцев из Армении – дестабилизация власти в Ереване – радикализация националистических групп в обеих республиках – эскалация насилия – многотысячные митинги и беспорядки в Азербайджане – ввод войск в Баку – дестабилизация власти в Москве…

В результате эксцессов, в возникновении и сопровождении которых принимали участие и политические группы в каждой республике и в Москве, и спецслужбы очень многих государств (в частности, Турции, Великобритании, Франции, Ирана, СССР, США), и все крупные региональные криминальные кланы, а также в результате использования особых "возбуждающих" технологий отражения этих эксцессов в СМИ как "конструированных событий", – получен целый ряд крупных политических, экономических и спец/террористических результатов:

– ранее относительно спокойный регион возбужден, радикализован и переведен в состояние "горячей войны" с очень отдаленными надеждами на прекращение;

– правящие группы в обеих республиках обеспечили несколько тактов элитной ротации, приведших к новому распределению власти, сил и экономических потенциалов;

– в огромной степени подорван государственный престиж Союзного Центра и массовые надежды на его роль справедливого арбитра в решении национальных и региональных споров;

– произошло формирование, структурирование и "национально-патриотическая легализация" чрезвычайно масштабной терроросреды;

– в результате перемещения многих сотен тысяч беженцев с обеих сторон их добро, включая недвижимость, перешло в собственность терророкриминальных кланов и стало гигантским потенциалом их экономического могущества;

– в ходе борьбы и взаимодействия разведок нескольких государств внутри переплетения банд, этнических и социальных групп – сложилась контролируемая одновременно с терминалов нескольких спецслужб интегрированная интернациональная спецтерроросреда, способная не только в высокой степени диктовать региональную ситуацию, но и выходить в своих акциях далеко за рамки Закавказья.

Здесь уместно обратить внимание на роль Великобритании и ее премьера Тэтчер в развязывании "Карабахского мешка". "Железная леди", несколько лет назад провозглашавшая себя чуть ли не матерью Армяно-Карабахского единения и очень много сделавшая для подключения к конфликту зарубежных армянских диаспор, в настоящее время оказалась лучшим другом президента Алиева, акционером каспийского нефтяного "проекта века", и активно лоббирует внедрение в Баку крупнейших британских транснациональных компаний и банков. Разделяй и властвуй!…

По очень сходным сценариям происходило формирование спецтерроросред в Южно-Осетинском, Абхазском, Приднестровском, Ингушско-Северо-Осетинском конфликтах.

В несколько ином варианте, связанном с отличиями местной политической, социально-психологической и этнической ситуации, развивались известные события в Вильнюсе, за которыми последовало объявление независимости Литвы и других республик Прибалтики. Здесь националистическое и антисоветское сознание было вначале разогрето СМИ, в особенности благодаря политико-идеологическому вбросу так называемой "либерально-реформистской" номенклатурой и ведомыми ею псевдодемократическими движениями тезиса об оккупации Прибалтики СССР в ходе обсуждения закрытых протоколов к пакту Молотова-Риббентропа.

При этом вряд ли целесообразно сегодня сводить весь многоуровневый процесс к "зловещей фигуре серого кардинала перестройки А.Н.Яковлева", – поскольку Верховный Совет СССР, осудивший пакт Молотова-Риббентропа, не был "детским садиком", находящимся под абсолютным контролем кремлевского "воспитателя". В этом высшем представительном органе страны "демократы" не составляли большинства, а анализ его состава – исключает гипотезу о всеобъемлющей наивности, якобы внезапно поразившей высшую номенклатуру сверхдержавы. Добавим к этому и то, что представительная власть СССР была хорошо осведомлена о том, кто и почему напряженно ждет осуждения пакта Молотова-Риббентропа как сигнала к активным действиям.

Результатом обсуждения и осуждения пакта стало почти легальное создание и обучение литовских националистических боевых групп, откровенно нацеленных на террор в адрес институтов советской власти и русскоязычного населения. Этим была спровоцирована встречная активность местных коммунистов и русских, требовавших от Центра восстановления законности, и создана ситуация политико-идеологического противостояния, ставшая основанием для решения Москвы о введении чрезвычайного положения и взятии под контроль армии ключевых объектов Вильнюса, и в том числе телебашни.

В ходе силовой акции часть спецструктур СССР явно "играла на две руки", обеспечивая провал данной акции передачей сведений об операции Ландсбергису и штабу "Саюдиса". С другой "стороны" спецтеррористическую игру, и в том числе обучение террористов, изготовление бутылок с зажигательной смесью, подготовку пропагандистских выступлений СМИ и даже доставку на автобусах к месту событий молодежной "массовки", – планировали и обеспечивали представители спецслужб США и ФРГ. В данном случае, руководствуясь официальной позицией администрации США и Европарламента о "непризнании советской оккупации Прибалтики", некоторые из таких "советников" и "тренеров" не сочли нужным скрывать эти факты и позже с гордостью опубликовали описания своих "подвигов" в западной и прибалтийской прессе.

Итогом указанной спецтеррористической акции и инсценировки "кровавых событий", рассчитанным образом проиллюстрированных в прибалтийских, советских и мировых СМИ – стал горячо поддержанный "мировым сообществом" выход республик Прибалтики из СССР.

Во всех регионах СНГ, от Киргизии до Молдавии и Прибалтики, спецтерроризм практически мгновенно интернационализовался и оседлал организованную преступность с ключевыми сферами криминального бизнеса. Так, по ряду сообщений, сегодняшние наркопотоки из Пакистана и Афганистана через Киргизию и Таджикистан обеспечивают и контролируют, совместно с полевыми командирами террористических групп и лидерами исламских сект, бывшие(???) офицеры ЦРУ и КГБ.

Данные из различных независимых источников указывают на включенность большинства отрядов непримиримой исламской оппозиции и определенной части правительственных войск Таджикистана в наркобизнес как в смысле контроля плантаций, так и в смысле транспорта наркотиков в Европу и Америку.

Западная пресса давно открыто пишет о том, что значительная часть боевых террористических отрядов типа "Кайтселийт", созданных в Прибалтике под руководством и контролем спецслужб якобы для "охраны края" и борьбы с "советской угрозой", полностью переключилась на криминальную деятельность, главными сферами которой оказались наркотики, контрабанда нефтепродуктов и металлов из России, контроль банковских операций, рэкет и т.д.. В тех же сообщениях указывается, что эти отряды уже установили плотные "деловые контакты" с криминальными группами в Польше, Финляндии, Чехии, Германии и Латинской Америке.

Специалисты по борьбе с наркотиками из Киргизии, Узбекистана, Казахстана утверждают, что их усилия по противодействию выращиванию и переработке мака и конопли нередко блокируются встречными, в том числе боевыми, акциями наркобанд, хорошо осведомленных о конкретных планах государственных "антинаркотических" ведомств. То есть – блокируются наличием наркотеррористической агентуры в спецслужбах.

Часть 5.

Чеченский терроризм

Главным центром политического и криминального терроризма на территории России уже несколько лет является Чечня.

Как уже упоминалось, в силу исторической специфики региона горные районы Северного Кавказа много веков служили питательной средой своеобразного, освященного родовым обычным правом абречества. На эту традицию наложились и исторические войны середины нашего тысячелетия, и период экспансии России на Кавказ.

Помимо хорошо освещенной в прессе истории русско-чеченского противостояния в прошлом веке и последующих "исторических обид" с высылкой чеченцев с Кавказа во время войны, очень существенным фактором становления современного чеченского терроризма оказался внутричеченский конфликт, связанный с борьбой за тейпово-клановое доминирование после возвращения в Чечню значительных масс депортированных.

В этом конфликте "обиженные", преимущественно относящиеся к горной Чечне, кланы оказались не в состоянии произвести перераспределение сложившегося баланса власти и собственности в свою пользу своими силами и политическими методами, и "обратились за помощью". Такая помощь была незамедлительно предложена частью чеченской диаспоры, связанной с ближневосточным исламским терроризмом и со спецслужбами Турции, Иордании, Саудовской Аравии, Пакистана, а также яростными радетелями "чеченской независимости" из Прибалтики, и в первую очередь Литвы и Эстонии, подключенными к спецслужбам США и Германии.