Текст книги "Книга Беглецов (СИ)"

Автор книги: Сергей Бессараб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Глава 6

– Коул! – Мать выронила ложку и схватилась за сердце. Коул сконфуженно улыбнулся с порога, хоть улыбка и вышла кривой из-за опухшей щеки. – О, вечное небо! Что с тобой?!

Конечно же, в «падение с лестницы» мама не поверила ни на секунду. Конечно же, она почти мгновенно взяла себя в руки и принялась действовать. Не слушая никаких возражений, она уложила Коула в кровать в своей комнате. Нагрела таз воды, стащила с сына рубашку и мокрой тряпкой омыла его до пояса, а потом взялась за перевязки. У Коула быстро кончились силы протестовать – и вскоре он уже лежал в постели, весь в бинтах и компрессах, как израненный герой в лазарете.

– Ну-ка, рассказывайте! – Мама заварила Рину и себе по кружке чаю, и присела на край кровати. – Что случилось?

Коул, а затем и Рин, принялись рассказывать о неудачном триумфе. Когда дошло до сцены в кабинете, мама сузила глаза и стиснула пальцы на горячей кружке.

– Сукин сын! – прошипела она. – Ребёнка – палкой!

– Ну, чего ты, – пристыжено буркнул Коул. – И не ребёнок я уже, и вообще, он меня просто врасплох застал! А то бы…

– Ох, лежи уж, горе моё! Тоже мне, воин.

– Вот именно, – поддержал маму Рин. – Этот ваш Геруд здоровый, как кузовоз! Если бы не инспектор Хилл…

Мама вздрогнула, и чай из кружки плеснулся на пол.

– Хилл? – странным тоном переспросила она. – Кальдеус Хилл?

– Ну, да. Ты что, знаешь его? – удивился Коул.

Мать не ответила. Встала и подошла к окну, выглянула наружу. Оглядела узкий переулок из конца в конец, потом захлопнула раму и опустила жалюзи, погрузив комнату в полумрак.

– Кальдеус Хилл, – тихо проговорила она. – Вот уж не думала…

– Да чего случилось-то? – встревожился Коул. Мама, будто опомнившись, взглянула на него.

– Ничего. Забудьте… Ладно, Рин, пойдём на кухню, Коулу отдых нужен. Ты голодный?

Но с отдыхом пришлось подождать. Очень скоро в двери постучали: это явился Гай. Когда ученик в назначенное время не пришёл на Свалку, старый мастер понял – что-то случилось.

– А вас не заругают, что Свалку оставили?..

– Не волнуйся, Рин. Там сейчас «мусорная команда» работает, «фалангу» пилит. Где Коул-то?

Историю ученика Гай выслушал с хмурым вниманием. Достал было трубку, но тут же убрал, сообразив, что негоже курить у постели больного.

– Да-а, угораздило тебя, – молвил он. – Удружил инспектор, ничего не скажешь.

– А он-то при чём?

– Ты что, не понял? Думаешь, он Трепке просто так подловил? У него задание было, подставу устроить – кому-то в столице, видно, Геруд мешать стал… А ты просто кстати оказался. Теперь-то он рад, небось, прикинь какой скандал – уборщик станки лучше главмеха знает!

Коул почувствовал, как краснеет. А он-то, дурак, был так горд! На секунду поверил даже – теперь-то его заметят, повысят даже… Он глухо застонал от унижения и сжал кулаки на одеяле.

– Болит, да? – по-своему понял Гай. – Ладно, лежи давай, лечись. И не вешай нос, прорвёмся!

В комнате остался лишь Рин. Коул угрюмо уставился в стену, не желая встречаться с другом глазами.

– Коул, – робко окликнул Рин. – Я только хотел сказать, это вправду было здорово! Ну, то, как ты говорил…

– Ага. Геруд вон заценил.

– Ты не переживай! – Рин дотронулся до его руки. – Инспектор же обещал, что всё будет хорошо. Ну, хочешь, я…

– Не хочу! – сорвался Коул. Резким движением он отбросил руку друга. – Ничего не хочу, просто, пожалуйста – оставь меня в покое! И не надо меня жалеть! Это моя жизнь, змейская кровь – сам разберусь! – Он рывком отвернулся к стенке и зажмурился. И уже не видел, как у Рина задрожали губы; как он тихонько вышел и притворил дверь.

Коул полежал немного, борясь со стыдом – и за свою неудачу, и за то, что наорал на друга. Внизу на кухне раздавались шаги, звучали голоса.

– …Ничего, Рин. Он скоро будет в порядке. Ладно, тебе уже пора, наверное. Гай тебя проводит до остановки.

– Спасибо, я сам…

– Не спорь. Коул рассказывал, к тебе хулиганы приставали. И вот ещё что… не выходи завтра на работу. Побудь дома.

– Но почему?

– Просто пообещай мне, ладно?

– Ну, хорошо. Обещаю…

Зачем, безучастно подумал Коул; как будто Рину что-то будет – он-то перед Герудом ничем не провинился. Лекарства притупили боль, и на смену ей пришла тупая отрешённость. Прошло сколько-то времени, и внизу хлопнула дверь.

– Проводил. – Голос Гая. Вернулся, а зачем… – Что стряслось-то, Этель? По глазам вижу.

– Садись, – отозвалась мама. – Вот не было печали, да змей на хвосте принёс. Этот инспектор – знаешь, кто это был? – Она понизила голос, и дальше Коул не расслышал.

– Не может быть, – севшим голосом выдохнул Гай.

– Ага. Вот и гадай теперь – совпадение, или?..

– Думаешь?

– Не знаю. – Похоже, мама поставила на стол чашки. – Вот то-то и оно, не знаю!

– Паршиво. Ты парней не расспрашивала?

– А что я у них спрошу?

– Тоже верно. Вот же..! – И Гай произнес какое-то незнакомое слово, которое по интонации могло быть только ругательством.

Коул особо не вслушивался. Его уже качало на волнах блаженной дремоты. Обрывки фраз доносились будто издалека:

– …всё-таки нашли?..

– Говорили, опять собирался на завод…

– …не знаю…

– …змейство!..

– …ещё есть время…

А уже засыпая, Коул щекой почувствовал лёгкое дуновение ветерка. Как будто приоткрылось окно. Почудилось, наверное…

* * *

Здание городского Магистрата располагалось в южных кварталах Тёмного города, на площади, зажатой со всех сторон резными фасадами домов. Магистрат был выстроен в тяжеловесном столичном стиле, будто олицетворял власть Империи. Колонны в виде угрюмых ангелов подпирали карнизы раскинутыми каменными крыльями, а низко надвинутые крыши казались насупленными бровями над арочными окнами. Гранёная башня связи возносилась над домами, трубы-фонопроводы расходились от неё в разные стороны, будто паучьи лапы.

Хоромобиль подрулил ко входу. Инспектор Хилл вышел из машины, задрал голову и взглянул на башню на фоне пасмурного неба – похоже, собирался дождь… Взбежал по ступеням к двери под высеченным в камне Змеем.

– Мне нужны сведения о двоих подростках. Доступ к личным делам!

Старший учётчик за столом оторвался от заполнения бумаг и равнодушно взглянул на раскрытый хронометр в руке инспектора.

– Кальдеус Хилл, – протянул он. – Ведомство Машиностроения, инспектор среднего звена. Боюсь, у вас нет права на доступ к личным данным граждан. Ничем не могу….

– У меня есть право! – возбуждённо перебил Хилл. – Согласно Директиве сорок шесть-«бета»-сто семь, «О расширенных полномочиях хронистов»!

– Хм. – Учётчик пошуршал корешками папок. – Директива отменена Поправкой сорок семь-«дельта». Ваши специальные полномочия давно не действуют.

– Но это крайне важно!

– Тогда советую сообщить в полицию.

– Нет. – Инспектор понимал, что полиция потребует разъяснений, а их он дать не сможет. Слишком опасной была тайна, которую доверили ему под присягой. – Не думаю, что они помогут.

– Тогда вы можете составить официальный запрос в Ведомство Права. – Учётчик придвинул ему бланк. – Он будет передан в столицу, вашему руководству, и если оно подтвердит ваши требования…

– На это нет времени! – Хилл попытался взять себя в руки. – Послушайте, это вправду очень важно. Речь идёт о безопасности Империи!

– Вопросы государственной безопасности не входят в компетенцию вашего ведомства. – Учётчик проговорил это безразлично, как фонограф. – Ничем не могу помочь.

Инспектор резко вздохнул, а потом наклонился и хлопнул ладонью по бумагам на столе. Перо в руке учётчика замерло.

– Слушайте меня, вы, заржавелый идиот! – дрожащим от гнева голосом сказал Хилл. – У меня есть сведения, от которых, возможно, зависит судьба Империи. Я должен сообщить их государственной безопасности. И если из-за промедления станет слишком поздно, то вы, – он быстро взглянул на именную табличку на столе, – вы, Маркус Крель, предстанете перед судом Вечного. Клянусь, уж на это моего влияния хватит!

Учётчик впервые поднял взгляд на его лицо. Глаза под козырьком фуражки были запавшие и тусклые. По сторонам от стола громоздились корпуса расчетных и печатных машин с блестящими рычагами и шкалами, и сам учётчик казался какой-то частью огромного механизма.

– Вы можете подать прошение об аудиенции у префекта права, – промолвил он. – Уверяю, вам её предоставят в ближайшие дни: господин префект сейчас в отъезде. Просто заполните вот эту форму.

Хилл сдался. Ожидание ему не подходило. Будь у инспектора сведения о мальчишках, он сделал бы выводы, и дальше действовал бы сам. А так… Оставалась последняя ниточка – обратиться к тому, кого станут слушать.

– Хочу подать. Но не прошение, а срочную депешу в столицу. Надеюсь, для этого запрос не нужен? – съязвил он.

– Не нужен. – Учётчик набрал команду на рычагах машины, та застрекотала и выплюнула кусочек бумаги. – Вот с этим прямо по коридору…

Пневматический лифт бесшумно вознёс Хилла наверх в рубку связи. Круглые окна выходили на три стороны – туда, где на перевалах высились башни светового телеграфа.

– Запишите сообщение, и я его передам. – Сигнальщик подал Хиллу листок и карандаш. – За восклицательные знаки и запятые отдельная допла…

– Я сам! – перебил Хилл. Уселся за пульт, размял пальцы и пробежался взглядом по рядам рычажков-клавиш, как музыкант по нотам. В памяти всплыли полузабытые коды и команды.

И вот уже на крыше вспыхнула батарея прожекторов, и защёлкали заслонки, отмеряя серии вспышек. И от башни к башне, по цепочке, понеслось на восток сообщение. Код получателя, номер отправителя – и мешанина букв и цифр, бессмысленная для любого. Лишь паре десятков человек на всю Империю было известно значение шифровки. Всего два слова:

«Я НАШЁЛ».

* * *

Гай проводил Рина до остановки монорельса, и напоследок взял с него слово ехать прямо домой и не ввязываться в неприятности. Рин пообещал, но слово не сдержал, и сошёл на набережной. Постоял немного под фонарями вдоль парапета над холодными свинцовыми водами реки, боязливо взглянул в затянутое тучами небо, и зашагал к Рыночному Мосту.

Крытый мост был самым широким на реке – настоящая улица на опорах-«быках». Могучие стропила крыши перекрещивались в полумраке высоко над головой, будто ветви деревьев в лесу; между ними порхали птицы.

Под крышей раскинулось царство пёстрых цветов, бьющих в нос ароматов и шума. По сторонам от центрального прохода теснились бесчисленные лавки – от простых прилавков под матерчатыми навесами, до магазинчиков с вывесками и зарешеченными окнами. Сотни стеклянных и бумажных фонарей рассеивали полумрак. Со стропил свешивались длинные стяги, расшитые рекламными лозунгами.

– …Рыба! Живая рыба!

– Овощи, фрукты! Свежий завоз с Востока, лучше не бывает!

– Ремонт часов! Детали, пружины, стёкла!

Пестрота одежд, пестрота товаров, пестрота лиц. Тут были и светлокожие люди Вечерней провинции; и заезжие смуглолицые южане с бусинами в волосах и густым акцентом. И черноусые горцы в клетчатых плащах за прилавками с расписной посудой. И какие-то замызганные личности в обносках, похожие на подземных «морлоков» из страшных городских сказок, и торгующие с рук сомнительной мелочёвкой…

И все покупали, продавали, расхваливали товар, торговались и бранились. Зеленные лавки бросались в глаза грудами ярких плодов, причём мелковатые и неказистые дары предгорных ферм проигрывали лоснящимся, наливным овощам и фруктам под вывесками с гербом Утренней провинции. Мясники пластали ножами багровое и нежно-розовое мясо, взвешивали на крюках окорока, зачёрпывали ковшами жабьи лапки из кадушек с рассолом. Бедняки-поны толпились у лавок, где продавались «комбрики» – комбинированные брикеты, прессованные батончики из грибной шелухи и жабятины, пища бедноты. Рыба – и разложенная рядами в ледяном крошеве, и живая, плавающая в стеклянных баках. Уличный музыкант, маленький человек с буйными волосами, нещадно терзал скрипку, будто старался заглушить механическое пение фонографа с другого конца моста – там помещалась музыкальная лавка.

– Прогнозы! Самые точные прогнозы! – надрывался рыночный гадальщик в сером балахоне: его закуток меж двух лавок был сплошь завешан бумажками с какими-то схемами и формулами. – Узнайте, что ждёт рынок! Грядут перемены: пошатнётся курс часа! Упадёт говядина, и поднимется сахар! Не упустите выгоду! – Гадальщиков можно было встретить на любом базаре. Имперский рынок был подвержен непредсказуемым перепадам цен, вызванным загадочной деятельностью Ведомств где-то в верхах. Гадальщики занимались анализом колебаний цены – как древние жрецы Былого Мира, толковавшие волю богов по облакам и грому – и предсказывали, что подорожает или подешевеет.

– Игрушки, заводные игрушки!

– Э, молодой, купи птичку! – шепеляво окликнул Рина торговец-северянин, бледный и беловолосый, с синими татуировками на впалых щеках. При виде «птички» Рин нервно сглотнул. В клетке из лозы сидел самый настоящий карлун – здоровенная глянцево-чёрная тварь, закутанная в кожистые крылья. Безглазая голова с какими-то рожками вроде улиточьих повернулась на голос, карлун разинул клюв, обнажив кольчатую глотку – и пронзительно, визгливо заорал на весь рынок. – Слышь, как поёт, э? – осклабился болотник. – Хате сторож будет, любого вора учует…

– А ну, убери тварюку, поганец бледный! – завопила соседка-торговка. – Беду накликивает!

Рин поспешно отошёл. Он знал, что Ночная провинция – прибежище всякой жути, и знакомиться с ней поближе не желал.

У мясника он купил баранины и колбасы, у булочника пару лепёшек. Когда подошёл к зеленному прилавку и взглянул на доску с написанными мелом ценами, не поверил глазам:

– Как? Неделя – за пучок шпината?

– А чего хотел, – насупилась толстая тётка-зеленщица. – На товар с Востока новые пошлины ввели, у них там какой-то мучной болячкой всю зелень побило. Нам тоже жить на что-то надо!

Рин всё же купил два пучка, и с тоской подумал, что обратиться к гадальщику не мешает.

– Хей, lashool! Красавчик! – У самого выхода с рынка его привлёк звонкий голос. Он обернулся, и встретился взглядом с круглолицей девушкой не старше его самого. Одетая в пёструю юбку и белую рубаху с чёрным узорчатым жилетом, рыжие кудри из-под головной повязки рассыпались по плечам. Девушка сидела на ветхой циновке, и перед ней были разложены всякие безделушки – расписные керамические медальоны и бусы, резные костяные украшения, деревянные свистульки.

– Купи талисман, хороший, – улыбнулась девушка. – На удачу, на любовь, просто для красы! – Она обвела свой товар широким жестом; на запястье её красовался широкий кожаный браслет.

– Да я такого не ношу… – Рин понял, что перед ним кочевница-пэйви. Вечных бродяг в Империи не любили, и если их караваны впускали в города – то останавливаться разрешали только в поннерах.

– Так не себе! Lackin, девчонке своей подаришь! – Бродяжка чмокнула губами и озорно подмигнула.

– Нет у меня девушки, – смутился Рин.

– Ну, так kameir, маме.

Рин лишь вздохнул.

– И мамы нету? – Девушка огорчённо вздёрнула брови. – О-о, бедная, одинокая душа! Сглазил тебя кто-то, никак?

– Извините, мне идти надо. – Рин слышал, что пэйви мёдом не корми, только дай кого-нибудь надурить.

– Постой, bonar! – Голос кочевницы стал почти жалобным. – Купи хоть что-нибудь. У меня в kawmpa… дома трое братиков, нам совсем нечего есть будет, а в ваших трущобах ничего не выпросишь, все злые, как псы. Пожалуйста!

Рин припомнил недавнюю встречу с трущобными мальчишками. Представил, каково этой девочке и всем её родным в окружении подобных рож – и не выдержал.

– Ладно. Я возьму… вот это. – Он наугад показал на костяную свистульку на шнурке.

– Bona выбор! – заулыбалась девушка. Вскочила на ноги, и сама накинула шнурок Рину на шею. – Амулет от ночного духа! Его пение сохранит тебя в ночи.

– Ну, ночь-то мне здесь не грозит! – попробовал пошутить Рин.

– Не зарекайся, – неожиданно серьёзно возразила кочевница. – Никогда не знаешь, где в пути ночь застанет… Нет, не надо! – помотала она головой, когда мальчишка достал из воздуха пару монет. – Не нужно ваших wedj, лучше просто дай хлеба.

– Конечно, берите. – Рин дал ей лепёшку, а потом, поддавшись неожиданному порыву – ещё и кольцо колбасы.

– О, mun'ia du hu! Спасибо! – хлопнула в ладоши кочевница. Лепёшку она сунула за пазуху, колбасу надела на запястье – а потом вдруг поймала Рина за руку. – Хочешь, за твою щедрость судьбу тебе расскажу? Честью рода клянусь, не совру!

– Да нет, не стоит!.. – Оробевший Рин попытался выдернуть руку.

– Тогда хочешь, один твой секрет угадаю? Слышал небось, что мы, пэйви, все колдуны? Мы любую тайну… – Девушка провела пальцами по ладони мальчишки, и вдруг осеклась. А потом тихо засмеялась, не разжимая губ.

Рина спас от неловкости бакалейщик.

– А ну, отстань от мальчонки, блудня! – рявкнул он. – Жуков те в глотку! Кто вас только из поннеров выпускает?!

– Бродяга – не блудница, gasal, – спокойно ответила девушка, но руку Рина выпустила, и тот отпрянул в смятении. – До встречи, lashool. Daalyon mun'ia! – она сотворила пальцами странный знак крест-накрест.

Рин чуть ли не выбежал из-под крыши рынка – ему казалось, что все пялятся вслед. Щёки жгло смущением, и всё чудился насмешливый взгляд бродяжки. Как стыдно-то… Да ещё и эти её слова про тайну! Неужели?.. От этой мысли тревожно ёкнуло сердце. Нет, всё ерунда! Обычная болтовня, небось, пэйви постоянно так дурят людей.

Ещё и свисток какой-то всучила. Рин осмотрел свистульку, дунул в неё – звук вышел нежный, скорее воркование, чем свист. А девица, небось, рада-радёшенька – всучила цацку дурачку! Он преодолел желание сорвать побрякушку с шеи и швырнуть в воды реки.

Щёку Рина клюнула мокрая капля, потом ещё одна. Начинался дождь.

К воротам особняка он подошёл уже под моросящим дождём.

– Дитя! – сразу с порога резанул его по ушам пронзительный окрик. Старуха в своём кресле восседала на верхней площадке лестницы. – Опять позволяешь себе прогуливать время ужина?! Ты определённо заслуживаешь наказания!

– Прошу простить, тётушка, – устало промолвил Рин. Он уже привык, что графиня забывает все свои обещания наказать его; и не стал говорить, что без него ужина просто не будет. – Сей же час велю подать вам ужин…

В кухне – просторной, но кажущейся тесной из-за огромного количества развешанной по стенам и расставленной по полкам посуды – Рин долго хлопотал у плиты. Пока варился бульон, он крошил лук, рубил шпинат и припускал его в сковороде, протирал склизкую зелёную массу через решето и нарезал кубиками хлеб. Наконец он налил шпинатный суп в миску, посыпал подсушенными в печи сухариками и украсил увядшим пёрышком укропа, и отнёс поднос в спальню.

– Наконец-то! – Графиня в ночной рубашке уже восседала в кровати под балдахином, среди громадных подушек. – Ты совершенно не умеешь распоряжаться временем, дитя. Такие, как ты, недостойны наследовать состояния – всё спустите до минутки! – Она обличительно ткнула в Рина сухой рукой с бархатным напульсником на костлявом запястье. Старуха никому не доверяла, и все свои огромные сбережения хранила на личных Часах.

– Разумеется, вы правы, графиня, – покорно согласился Рин. Служанка Марта взяла с подноса миску с ложкой и зачерпнула супа. Графиня жеманно пригубила из ложечки.

– Пересолено, – заявила она. – Соль для меня вредна, дитя: желаешь, чтобы я страдала почечными камнями? – Рин благоразумно промолчал. Будь суп недосолен, графиня корила бы его за пресный вкус.

– Не говоря уже о том, что правила этикета не велят подавать к супу ложку для рагу! – Графиня немного помолчала, и сурово добавила: – Так что передайте главному повару, что я недовольна вами, юноша. Что-то не помню, чтобы я вас нанимала!

– Виноват, ваша всеточность, – поклонился Рин. Марта сочувственно закатила глаза.

По дороге в свою комнату, Рин задержался у помутневшего зеркала в тёмном коридоре, и взглянул на своё отражение.

– Старший повар Рин! – сурово проговорил он. – Её всеточность недовольна работой поварёнка Рина. Передайте мажордому Рину, чтобы его примерно наказали! – Он невесело улыбнулся. У Коула вышло бы смешнее…

Спальня Рина располагалась в недрах северного крыла. Это была тёмная комната с высокими сводами, с развешанными по стенам картинами – наверное, последними сохранившимися в доме, но такими потемневшими, что на них нельзя было ничего толком разглядеть. Ветви старого клёна здесь нависали над крышей, и световые оконца в потолке давно затянуло сгнившей палой листвой.

Рин укрылся одеялом по самое горло. Свеча на ночном столике лишь слегка разгоняла тьму трепещущим огоньком. Он полежал немного, глядя вверх. Высокие потолочные своды терялись в полумраке. На кровати когда-то был балдахин, но теперь остались лишь резные столбики по углам. В детстве, когда Рину страшно было засыпать в огромном, пустом доме, он воображал, что это – четыре стража, что охраняют его от чудовищ: и спокойно засыпал. Тогда темнота и запустение пугали, казалось, что на потемневших картинах проступают чьи-то глаза, а в каждом углу безмолвно затаилось привидение…

«…Жутики. Тут же таких нет?»

«Нет, конечно…»

– Здравствуйте, – негромко сказал он. – Это снова я.

В ответ – тишина.

– Сегодня столько всего произошло, – продолжил Рин. – Я нашёл работу. Первый день был не очень-то, если честно… Пострадал мой друг. Не из-за меня, но всё равно, я себя так скверно чувствую!

За минувшие годы Рин привык каждый раз перед сном делиться с темнотой мыслями и переживаниями. Его это успокаивало, вне зависимости от того, отвечали ему или нет.

– Ему сейчас ещё хуже, я знаю. Он ведь такой гордый. И в этом он прав, наверное: он заслуживает лучшего! Он столько всего знает и умеет. И вообще-то, если честно… – Рин немного понизил голос. – Только по секрету: я сказал, что иду работать из-за тётушки. Но на самом деле я, наверное, хочу быть хоть чем-то похожим на него.

Темнота молчала.

– Сегодня я дал обещание. Только, боюсь, мне придётся его нарушить. Вы меня учили, что врать нехорошо – но можно и нужно, если речь идет о главном… Мне придётся, ради Коула. Он мой лучший друг, и всегда мне помогал – а теперь кто-то должен помочь ему. Вы сами одобрили, когда я с ним познакомился – помните?.. Сказали, что на него можно положиться. И я хочу, чтобы он мог так же положиться на меня.

Рин помолчал. Потом приподнялся на локте, взял с ночного столика небольшое зеркальце и несколько секунд разглядывал в нём своё лицо. Короткие светлые пряди, чуть вздёрнутый нос, голубые с серыми крапинками глаза.

– Меня зовут Ринель Куртуа дель Больд, – прошептал он, и задул свечу.

* * *

Погода испортилась. Ветер нагнал с востока тяжёлые тучи, и они ползли над долиной, цепляя брюхом за вершины гор. У заводских ворот двое охранников ёжились на ветру и хмуро поглядывали в темнеющее небо.

– Эх, и ливанёт сейчас!..

– Да ну. Может, стороной пройдёт.

– Куда там. Сейчас бы по домам, эх! – Охранник с неприязнью взглянул в сторону углового корпуса: крайнее окно светилось жёлтым. По уставу, им полагалось закрыть ворота и сдать пост, как только территорию покинет последний сотрудник – но сегодня их задерживали.

– Чего он только там делает? – понял без слов второй.

– Пьёт, поди! Так оскандалиться… Кого он там избил?

– Да парнишку одного, уборщика.

– Вот же сукин пёс! У меня сын такой же… – Охранник пошарил по карманам и добыл пачку сигарет с мятым профилем Вечного. – Огоньку дашь?

Второй щёлкнул зажигалкой, и прикрыл огонёк ладонью от ветра. Оба склонились, прикуривая… и не увидели, как над их головами со сторожки на крышу шлифовальной стремительно перескочила чёрная тень.

В своём кабинете Геруд сгорбился за столом и яростно царапал ручкой по бумаге. Вокруг стола пол уже был усеян скомканными листами.

«ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ», написал Геруд. Сделал помарку, скрипнул зубами и смял лист, схватил ещё один. Он всё объяснит, должен объяснить!

Управитель не сомневался: Хилл не оставит этого дела просто так. Инспектор уже заявлялся на завод с час назад. Геруд надеялся замять – но Хилл отказался и от предложения поговорить в кабинете, и даже от лучшего коньяка. Его интересовали только сведения об этом гадёныше Тринадцатом – и о втором мальчишке, которого сегодня взяли на работу, как же его звали… Значит, конец.

Это всё они, сомнений нет! Они всегда незримо стояли за спиной Геруда; они были виновны во всех его неудачах – вносили ошибки в отчётность, подстрекали рабочих к доносам, распускали слухи о его карточных долгах и пристрастии к джину. Они только и ждали, когда он споткнётся – чтобы отнять всё, что принадлежало ему.

Ну уж нет, сегодня этот день не настанет! Он сумеет разъяснить, что ни в чём не виноват. Это всё старый подлец Банджи, вздумавший учить сопляков крамоле. И дубина Трепке – как он мог доверять этому ничтожеству? Не иначе, снова их происки… И Тринадцатый! При мысли о мальчишке рука Геруда затряслась от ярости, и перо усеяло бумагу кляксами. Толстяк зарычал, скомкал лист и швырнул через всю комнату в камин.

Надо успокоить нервишки… Геруд подошёл к шкафу и вытащил припрятанную за книгами серебряную флягу. Набурлив в крышку-стопочку немного вонючего, ядрёного джина, хлопнул одним махом, поморщился и крякнул. Хотел было повторить – но тут внимание его привлёк какой-то незнакомый звук. Словно бы царапанье и шорох.

Геруд огляделся. Может, птица стучится в окно?.. Но за окном было пусто, лишь первые капли дождя чертили дорожки по стеклу. Крыса?.. Звук повторился, и Геруд вдруг понял, что он доносится из камина. На глазах у него, из трубы просыпалось немного сажи.

– Кто здесь? – хрипло спросил Геруд. Ему вдруг представилось: они подослали убийцу, и теперь он карабкается вниз по трубе, будто Праздничный Дед из сказок. Он схватил прислонённую к каминной решётке кочергу и отступил на шаг. – Слышь, ты, я вооружён!

Сажа посыпалась снова – а потом из трубы вдруг свесилось и закачалось в камине… Геруд отпрыгнул назад, и лишь потом сообразил, что это просто кукла.

Набитый чем-то мешочек был перетянут верёвкой так, чтобы получилась голова и толстый живот. Вместо рук-ног – пришитые лоскутки, лицо – пуговицы-глаза и усы из двух клочков меха… Одежда из фиолетового лоскута была сколота булавкой. Верёвка охватывала «шею» куклы и уходила в дымоход так, что та походила на висельника.

Кукла изображала его, Геруда.

ОНА ИЗОБРАЖАЛА ЕГО ПОВЕШЕННЫМ!!!

Геруд взревел, как бык на бойне. Метнулся было к камину, потом к двери – позвать охрану!.. Но тут же представил, сколько потом слухов и шуточек пойдёт по заводу. Нет уж, он разберётся сам!

С кочергой в руке управитель пробежал по коридору. Долго бряцал ключами у неприметной двери; потом споткнулся и ушиб ногу, поднимаясь в темноте по заваленной мусором чердачной лестнице… Наконец он распахнул дверь и с одышливым сопением вывалился на крышу, под дождь и хмурое небо.

Вокруг вздымались закопченные дымовые трубы и воздухозаборники. Управитель нашёл взглядом трубу того же красного кирпича, что и его камин. Верёвка была повязана вокруг неё, и Геруд принялся вытягивать её, будто тащил из дымохода рыбу…

Он не видел, как позади него из-за надстройки бесшумно выступила чёрная фигура. Не видел – но почувствовало спиной, что на крыше он не один. Толстяк замер с верёвкой в руках и обернулся.

– Ты ещё кто?..

На незнакомце был чёрный комбинезон, скрывавший всё тело. Лицо было замотано тканью так, что видно было лишь глаза. Молча и недвижно он разглядывал Геруда. Управитель шумно засопел.

– Значит, любишь шуточки шутить?.. – прохрипел он. Геруд помнил о сегодняшнем печальном опыте, и потому не бросился на негодяя сломя голову, а принялся медленно обходить его сбоку, держа кочергу на отлёте. – Кто тебя подослал? – Незнакомец не сводил с него глаз, и если бы Геруд не был так ослеплён злостью, то оробел бы – столько молчаливой ненависти было в этом взгляде. – Я тебя спра…

Чёрный вдруг сорвался с места. Геруд успел замахнуться, но тут кулак в перчатке врезал ему в лицо так, что голова мотнулась назад. Кочерга вылетела из руки и брякнула о крышу. Второй страшный удар – в брюхо – согнул управителя пополам, и он упал на колени… прежде чем третий удар повалил его набок.

Дождь хлынул в полную силу, загрохотал по рифленому железу крыш. Охранники у ворот бросили окурки и скрылись в сторожке.

Геруд завозился на крыше, тщетно пытаясь вдохнуть. Сквозь застилавший глаза туман он разглядел над собой чёрную фигуру – огромную на фоне туч. Крепкая рука схватила его за отвороты сюртука и приподняла.

– З-за что? – просипел Геруд. – Кто ты?

– Заткнись! – Странно звучащий голос грубо оборвал его. Чёрный склонился ниже. – Инспектор! Он приходил к тебе?

– Что?..

– Говори, свинья! – Незнакомец тряхнул его за шиворот так, что зубы управителя лязгнули. Каждый вдох пах железом – кровь из разбитого носа текла по усам, и её размывал дождь. – Что спрашивал у тебя инспектор?

– Я не п-понима-а… – Жалкая попытка солгать тут же была пресечена ещё одним ударом по зубам, и у Геруда будто молния перед глазами полыхнула.

– На помощь! – сипло пискнул он: всё нутро от ужаса свело, и на крик не хватило дыхания. – Спаси… – Он захрипел, когда чёрный рывком намотал его галстук на руку и затянул, как удавку.

В несколько шагов убийца (теперь в этом не было сомнений) подтащил его к краю крыши. Управитель скосил глаза – под ним уходили вниз на четыре этажа стены корпуса, а ещё ниже тянулся склон обрыва. Мысли путались и скакали вразнобой. Это не могло, не имело права происходить с ним!

– Я даю тебе последний шанс ответить, иначе полетишь вниз. – Незнакомец приблизил лицо к физиономии Геруда. – Что хотел от тебя инспектор?

– Он п-приходил сюда, – пролепетал Геруд. – Чуть больше часа тому… Спрашивал про двух мальчишек с завода… клянусь, я…

– Что? Что ты ему сказал?

И в глазах незнакомца Геруд увидел свою гибель. И понял, что это не «они», и даже не террористы-«ломщики» – хуже. На ум пришли самые страшные истории, которые рассказывались в клубе после игры за рюмкой бренди…

– Пощадите! – завопил он, и схватился за руку убийцы. – Клянусь, он хотел знать лишь имена! Имена и личные номера! Я-я ничего больше не сказал, я ничего не зна-а-а..! – Он разрыдался, и слёзы вперемешку с дождём покатились по его щекам.

– Заткнись, – процедил убийца. Он подтянул управителя к себе и уронил на крышу. Тот приподнялся на четвереньки – руки тряслись.

– Не убивайте… выдавил Геруд. Убийца взглянул на него с презрением.

– Не сегодня. Ты нам ещё пригодишься. И – никому ни слова о нашей маленькой беседе. Скажешь, что с лестницы упал, – в голосе прозвучала насмешка. – А если проболтаешься, пеняй на себя. Уяснил?

– Да, да-да! – неистово закивал Геруд.

– Вот и отлично. Бывай, управитель. – Чёрный развернулся и пошёл прочь.