Текст книги "Книга Беглецов (СИ)"

Автор книги: Сергей Бессараб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

– А я б лучше в библиотеку зашёл, – посетовал Коул.

– Угу. В нашу, – кивнул Рин, и погрустнел.

Мальчишки не смогли устоять перед любопытством, и решили побродить по пассажу ещё. Выше третьего этажа среди лавок и магазинов начали попадаться и другие, развлекательные павильоны. Вон там за зарешеченными окнами сверкал игровой зал. Люди склонялись над стрекочущими и звенящими игральными машинами, дёргали рычаги и с проклятиями били кулаками по корпусам. Крутились барабаны с картинками и цифрами, вспыхивали искровые огни. У стола рулетки столпились игроки, выкрикивая числа, шарик скакал по мельтешащему колесу, а крупье разгребал фишки.

А ещё тут были – вот диво – театры: на пятом этаже, где было куда тише и благопристойней, и меньше посетителей. Конечно, полноценных залов для долгих представлений тут не нашлось. Но театр в Империи был популярнейшим народным развлечением, и зрелища попроще были представлены в пассаже сполна. Механический театр, где на сцене выступали заводные куклы, озвученные фонографами. Простой кукольный, для малышей – чтобы было, куда пристроить детишек, пока родители закупаются. И театр теней, где на подсвеченном белом экране силуэты исполняли представление… Один закуток был открытым, зрители расселись прямо на полу на плоских подушках, и на маленькой сцене давали какую-то дженовийскую постановку. Двое актеров в пластинчатых доспехах с юбками и с набелёнными лицами, гулко хэкая, рубились на деревянных мечах.

С театральными павильонами чередовались магазины, более престижные и дорогие, чем на нижних ярусах, и даже с охранниками у входов. Рин засмотрелся на витрину магазина украшений, на выложенные по бархату цепочки, кольца и кулоны (в некоторых сияли крошечные заряженные хронолиты)… И не сразу заметил, что Коул отстал.

– Коул? – обернулся он через плечо. Друг замер перед афишей у входа в театр. Рисунок изображал четверых детей, преклонивших колени, а над ними возвышался человек в чёрном плаще, шляпе и носатой маске. Он взмахивал рукой – и за ней тянулось шлейфом золотое сияние, окутывавшее фигурки детей.

– Эй? – Рин подошёл ближе. Он узнал афишу: «Сказка об Украденном времени». Детская история про четверых ребят, которые проказничали и прогуливали уроки – и тогда Чёрный Хронист украл у них время, превратив их в старичков и старух. Когда же они раскаялись в своих проступках, хронист вернул им детство. Ничего особенного, нравоучительная симовская сказочка… Но Коул неотрывно смотрел на картинку, и руки его сжались в кулаки.

– Ты чего? – растерянно спросил Рин. И вдруг понял, «чего».

– Ох… – со стыдом выдохнул он. – О, Коул, мне так жаль, прости! – Он взял друга за руку. Коул тяжело отвернулся от плаката, будто мысли, что он гнал от себя все прошедшие сутки, навалились на него.

– Слушай, всё будет хорошо! – постарался ободрить его Рин. – Ты же слышал Гежчи? Они же были… они такие крутые! Мастер Гай что-нибудь точно придумает.

– Ага. Придумает, – не своим голосом согласился Коул.

– И он спасёт твою маму! – воодушевлённо продолжил Рин, сам стараясь поверить в это. – Вот увидишь, они сами нас найдут. Надо только дождаться!

– Ага. Надо…

Рин страдальчески закусил губу, чуть ли не до крови. Беспомощно оглянулся, будто ища совета – и зацепился взглядом за один из рекламных плакатов.

– О! Коул, посмотри! – Надпись приглашала на «Уникальную Выставку Завтрашнего Дня: чудеса техники и науки. Изобретения для быта и развлечения! (Спонсор – концерн Мулера)». – Это здесь, на одиннадцатом этаже Северной Башни. Там наверняка всякие машины, и приборы, и…! Как раз ещё успеем. Ну, давай сходим, а? – Он теребил Коула за руку, как нетерпеливый младший братишка – старшего.

– Ладно, – без особой охоты согласился Коул. – Давай…

Стену вестибюля на входе в башню украшал план эвакуации, выложенный мозаикой. Стоя в очереди к лифтам, друзья рассмотрели его и узнали, что под торговлю и досуг отведены восемь «крыльев» пассажа. Северная и Южная Башни были деловыми центрами, где все этажи были отданы офисам, конторам, залам для заседаний и выставок; в Западной и Восточной размещались гостиницы.

Меж этажами ходили сразу четыре лифта, два по закрытым шахтам, а ещё два, с прозрачными, остеклёнными кабинами – снаружи по стенам башни. Коул и Рин выстояли очередь, и вот вошли в кабинку с отделанными светлым деревом стенами. Лифтёр в ливрее закрыл за ними двери, и передвинул блестящий латунью рычаг на стене на отметку «12». Лифт вздрогнул, и поехал вверх – ребята почуяли это по тому, как непривычно ёкнуло внутри. Не прошло и полуминуты, как тренькнул звонок, и молчаливый лифтёр распахнул перед ними двери в широкий, безлюдный коридор.

– Вот это да! – Рин был восхищён, да и Коул наконец-то улыбнулся. Ни разу в жизни ещё они не катались на лифтах. Как раз в этот миг раздался ещё один звонок, и дверцы соседнего лифта тоже раскрылись, выпуская людей.

– Давай?..

– Давай! – кивнул Коул, поняв друга с полуслова. И они побежали к распахнутым дверям.

Новое развлечение оказалось неожиданно простым и захватывающим. Всякий раз, когда лифт трогался, внутри всё сладко сжималось, а сердце то подпрыгивало, то проваливалось в живот. Вышколенным лифтёрам и в голову не приходило придраться к гостям пассажа. А уж когда они вошли в прозрачный наружный лифт – то не удержались от восхищённых вскриков. Соседи косились на них, кто надменно, кто с улыбкой: а двое ребят буквально прилипли лицами к стеклянной стене кабины, глядя, как снаружи под ними расстилается и уплывает вниз ночной Бомтаун, паутина улиц с пойманными в неё стаями бесчисленных огней-светлячков.

Наконец очередной лифт доставил их на верхний этаж башни. За вход на выставку пришлось заплатить по два часа с человека – но Коул отдал монеты, не задумываясь.

Выставка размещалась в зале с огромными окнами на все стороны, с застеклёнными переплётами из могучих чугунных балок. С потолочных перекрытий свисали стяги с эмблемами компаний, представленных на выставке. Больше всего было знамён концерна Мулера, чёрных с золотой литерой «М» в круге.

Публика прохаживалась меж выставленными экспонатами, слушала лекторов. Самая большая толпа собралась у стенда с настоящим мобилем.

– Как они его сюда подняли?

– Да прямо здесь и собрали, видать.

Машина была изысканно-хищная, чёрная и блестящая, с откидным верхом и с двумя рядами серебряных вентиляционных патрубков, топорщившихся по сторонам капота, будто оскаленные зубы. Экскурсовод рассказывал о преимуществах новинки – той самой модели завтрашнего дня «Z-160» от концерна. Несколько солидных господ задавали вопросы, остальные просто толпились в задних рядах и завистливо глазели на чудо. Коул и Рин глянули лишь мельком – им были интереснее другие чудеса. А их тут хватало!

Был здесь кухонный часоматон, правнук обычного таймера, похожий на сборочную линию в миниатюре (для Коула) или на жуткого железного паука (для Рина). У «кухмата» было с полдюжины суставчатых лап-рычагов, в которые нужно было вставлять кухонные принадлежности, заводить пружины на время и настраивать механизмы на разные действия. Чтобы одна рука ставила на огонь чайник, вторая взбалтывала яйца, а третья резала хлеб… Коул даже пальцем не рискнул бы дотронуться до такого страховидла – он здраво представлял себе, какова вероятность сбоя и поломки при таком количестве связанных операций.

Были приборы разумные и полезные (хоть и более скучные). Терморегулятор с механическими термометрами, что регулировал отопление дома. Автоуборщик, уже знакомый Коулу и Рину жук-подметала. Лампы всех видов, горящие в затемнённых палатках – газосветные с сеткой накаливания, карбидные, электрические «искровые». Были музыкальные машины, фонографы и пианолы – механические пианино, где мелодия была записана на дырчатую картонную перфоленту. И комнатные оркестрионы, могучие сооружения с колоннадами сверкающих труб и веерами струн. На таких можно было как проигрывать записанную мелодию, так и сочинять собственные, путём сложной настройки пневматических клапанов и заводных смычков…

Особенно впечатлил ребят «мутоскоп». Это был массивный, круглый корпус на ноге-штативе с застеклённым окошком. Нужно было сесть перед прибором и прижаться к окошку глазами, и тогда внутри была видна живая картинка. Не сменяющиеся слайды, как в стереопьесе, а движущееся изображение, пусть чёрно-белое и подрагивающее: танцовщица в шелках и под вуалью кружилась на сцене.

Стоящий тут же лектор рассказывал о новом методе «мультифототипии», с помощью которой создаются такие записи из сотен кадров на тонкой плёнке. Якобы, скоро мутоскоп будет доступен в каждом доме для приватного просмотра. (Говорил он таким тоном, а мужчины-слушатели так ухмылялись, что становилось ясно – сюжеты таких пьес будут точно не для их жён). Демонстрировали и компактную версию прибора, вроде большой металлической ракушки на ремнях – её нужно было надевать на глаза, а встроенная пружина одновременно крутила плёнку и питала искровую лампочку для просмотра. Доброволец в кресле так кривил губы, что непонятно было, смотрит ли он особо печальную драму, или просто мучается болями в шее от тяжести прибора.

А в конце выставки располагались витрины с изобретениями поменьше, для продажи. И вот к ним Коул буквально прилип.

– Рин, смотри! Нет, ты только глянь!

В витрине были стальные кружки-самогрейки со встроенным заводным механизмом, который зажигал в двойном дне таблетку горючего, а потом гасил её, перекрывая заслонкой доступ воздуха. Были «мультиферки» – универсальные инструменты. И «часодневники», пухлые записные книжки с вделанным в обложку циферблатом будильника, что предупреждал хозяина звонками о запланированных делах.

– Смотри, как круто! – Коул схватил аккуратный брусок «мультиферка», нажал на кнопку – и тот распустился в его руке веером инструментов, от отвёрток до кусачек и пилки. – Змейская гидра, всегда о таком мечтал!

– Ну, да, здорово, – растерянно согласился Рин. – Но…

– Погоди! А стоит всего… – Коул взглянул на ценник и прикусил губу. – Эх! Постой, вон тот подешевле. Всего три месяца с мелочью!

– Коул, послушай…

– Да ладно! Мы за плащи меньше отдали. – Коул всегда обожал всякие штуки, совмещавшие много функций. Его старая сумочка с инструментами была лишь попыткой приблизиться к мечте. – Это ж выставка, тут дешевле, чем в магази…

– Коул.

Мягкий голос друга вернул Коула в реальность, и он замолчал. Рин смотрел понимающе и чуточку грустно. Взглядом того, кто вырос среди бесполезной роскоши, служившей памятником былому величию, рядом с алчной и нелюдимой бабкой – а сам всю жизнь вынужден был считать часы и минуты. И Коул будто очнулся от наваждения.

– Змейство… – пробормотал он. – Извини, Ринель.

– Так вы берёте, молодые люди? – скучно поинтересовалась девушка-продавщица. Коул и Рин отошли от витрины.

– Пойдём ещё посмотрим? – предложил Рин, видя, что друг подавлен. – Вон, там счётные машины.

– Да нет, – отказался Коул. Выставка утратила часть своего очарования, и теперь ему было стыдно. – Пойдём лучше, поищем, где поужинать.

На выходе к лифтам уже выстроилась очередь довольных посетителей. Оживлённо галдела группа школьников под надзором воспитательницы – все в картонных козырьках с эмблемой выставки. Это навело Коула на мысль.

– Интересно, а на чём у них лифты работают, – заметил он. – И эскалаторы тоже. Они ж сутки напролёт крутятся!

– Наверное, джуммы, – предположил Рин. – Как в метро. Помнишь, тот ремонтник…

– Не джуммы.

Это произнёс высокий, худой человек с пышной шапкой седых волос и длинными усами. Поверх пиджака на нём было богатое пальто нараспашку с чёрной «брямкой» на отвороте, шея повязана роскошным узорчатым платком. За ним стояла девушка в скромном платье и в котелке учётчика на стянутых в узел волосах, с планшеткой в руках. Седой смотрел без выражения.

– Простите, ваша высокоточность? – оробел Рин.

– Не джуммы, а люди, – холодно пояснил незнакомец. – В подвалах пассажа десятки людей, это они крутят во́роты, что приводят в действие лифты и эскалаторы.

– Что? – не сдержал изумления Коул.

– В основном, искупленцы, – не меняя тона, добавил седой. – Прекрасный способ извлечь пользу из нарушителей порядка. Воров. Бродяг. Бунтарей… – Он окинул ребят неприятным взглядом. То, что теперь на них были плащи, не имело значения – он сразу приметил отсутствие «брямок». – Или праздношатающийся сброд из предместий, забредший в приличное заведение не иначе как для того, чтобы что-то украсть!

Друзья попятились от неожиданно враждебного старикана. Коул мельком подумал, что они влипли, сейчас усатый свистнет охрану, и придётся бежать… Но богатей лишь одарил их ещё одним презрительным взглядом и отвернулся.

– Доброта господина Мулера к низшим слоям общества однажды выйдет городу боком, – промолвил он. – Я всегда выступал за усиление сегрегации. Можете записать это для моей речи, Даяна!

– Да, мастер Клавдикус, – смиренно кивнула девушка-учётчица, и они вдвоём прошли в двери выставки.

Зазвенел звонок, и дверцы лифта открылись. Мальчишки переглянулись.

– Мне что-то не хочется на лифте ехать, – выдавил Коул.

– Угу, мне тоже, – кивнул Рин.

Вдвоём они, молча и печально, спустились по лестнице. На одной из площадок Коул придержал Рина за руку.

– Погоди. Дело есть.

– Да?

– Вот что, – Коул выглядел смущённым. – Я тут подумал… Короче, такие деньжищи не по мне. Давай ты всё на хранение возьмёшь, да? А то, боюсь, отколю ещё чего-нибудь сгоряча…

– Ох. Ну конечно, о чём речь!

Горсть сияющих монет перекочевала из руки в руку, и растаяла в ладони Рина – лишь искрами сверкнули гвоздики-контакты на пальцах. Коул поглядел на свои часы, на которых осталось всего пять дней, и почему-то почувствовал себя спокойнее.

А выйдя из башни на ступени крыльца, они увидели ещё одно чудо техники, хоть не такое помпезное, как на выставке, зато забавное. У входа стоял ростовой деревянный манекен, изображавший жреца в рясе – с красным носом и хмельной улыбкой на небритом лице. В одной руке жрец держал кружку, другую протянул вперёд, будто прося подаяния. «Предсказание за 5 минут», гласила табличка на шее манекена; ниже мелким шрифтом было добавлено, что собранные средства идут на нужды Храма.

– Автомат с предсказаниями, – определил Коул. – Помнишь, как мы по «Словам» гадали?

– Ага, – Рин понял друга с полуслова. Мальчишки по очереди вложили в прорезь на кружке по пять монеток. Внутри автомата зажужжало, и из рукава рясы в деревянную ладонь выскользнул кусочек бумаги. Коул взял свой билетик со случайно выбранной цитатой-предсказанием.

«Надежда подобна ночному небу: нет такого уголка, где бы глаз, упорно ищущий, не открыл в конце концов какую-нибудь звезду», гласило предсказание. «Вечный, кн. 3, цт. 124».

Коул невольно поднял глаза вверх. Над центральной площадью пассажа на перекрёстке меж башен раскинулось ночное небо – бархатно-чёрное в ярком уличном освещении, и с него глядела луна. А рядом с луной поблескивала звёздочка – будто подмигивала ободряюще: эй, не дрейфь, всё будет хорошо – мне-то отсюда виднее!

И Коул невольно улыбнулся.

Рин тоже получил свой билетик. Прочитав предсказание, он почему-то покраснел и смял бумажку в кулаке.

– Что у тебя там?

– Да, так, ерунда, – стараясь выглядеть беспечно, отмахнулся Рин. – Пойдём уже? Вон там метро.

На ходу он незаметно бросил наземь билетик. Тот недолго пролежал на мостовой – чья-то нога задела его, откинула в сторону, ветерок от проехавшего велосипеда отбросил под ноги другим прохожим. И вот уже бумажку вынесло из-под сводов пассажа на улицу, под звёздное небо.

Подул ветер, подхватил бумажку с мостовой. Билетик шлёпнулся о фонарный столб, и на миг задержался, расправленный ветром – так, что кто-нибудь при желании успел бы поглядеть и прочесть:

«Скрывать что-либо от друзей опасно, но ещё опасней не скрывать от них ничего. Вечный, кн. 1, цт. 259».

А потом ветер сорвал бумажку со столба, закружил в ночном небе и унёс навстречу городским огням.

* * *

Седоусый мастер Клавдикус обошёл всю выставку. Посмотрел в мутоскопе комическую сценку, посидел за рулём мобиля, скептически выслушал лекцию о перспективах развития искровых ламп – но всем остался недоволен.

– Игрушки, – проворчал он под нос, покидая выставку. – Ничто не заслуживает внимания.

– Простите, мастер Клавдикус? – негромко переспросила Даяна.

– Они делают пустышку, чтобы покрасоваться изощрённой выдумкой. Механический полотёр? Что за глупость там, где дешевле нанять мальчишку со шваброй! А власти, провозглашая курс на экономию и разумное использование ресурсов, при этом потворствуют таким вот шутам, делающим безделушки для глупцов. И они ещё надеются привлечь инвесторов!

Клавдикус остановился у высокого окна, выходящего на запад. Внизу простиралось море городских огней, растворяясь в ночной тьме вдали, где на западе чернели горные вершины, сливаясь с небом.

– Единственное, во что надо вкладываться – это в оружие! – Старик хищно ухмыльнулся, глаза его блеснули. – Там, за горами, Запределье. Бескрайние просторы, которые Империя завоёвывает шаг за шагом, и конца этому не будет. Мы отправляем туда солдат, поезда, артиллерию – и река эта не иссякнет, потому что навстречу ей текут лес, камень, драгоценные материалы Бывших! И на берегах этих рек мы процветаем и крепнем. Пушки и миномёты, ружья и карабины, броневики и шагоходы – вот, что достойно ставок в рулетке. А эти безделицы… – Он сделал губами «пшик».

– Прикажете и это записать для вашей речи?

– Что? Нет, нет. Нельзя лишать глупцов надежды на нашу благосклонность. Их надо манить, как рыбу блесной – иначе упустишь взаправдашний улов… И вообще, что это за глупость! – повысил он голос. – Ненавижу пустые вопросы! Почему я должен объяснять?

– Простите, мастер Клавдикус, – склонила голову девушка.

– Ладно. Так, я пойду: а ты вернись на выставку, и набери мне… эм, рекламных листовок со стендов. Я буду ждать внизу. – Проводив учётчицу взглядом, Клавдикус достал платок и вытер лоб. Он знал эти симптомы. Раздражительность, болтливость… Слишком долго без понюшки.

– На первый! – бросил он, зайдя в кабину. Как только черноусый лифтёр закрыл двери и нажал на рычаг, поведение Клавдикуса резко изменилось. Он поспешно выхватил из кармана маленькую резиновую грушу с приделанной стеклянной трубочкой, заполненной тонким, белым порошком. Он сунул трубочку в нос, нажал на грушу – и вдохнул порошок: зажмурился, и тихонько выдохнул сквозь зубы. В носу забегали искорки. Через пару минут раздражительность пройдёт, а через полчаса – наступит блаженное спокойствие, окрашенное тёплыми и радостными цветами.

Он часто ездил в лифте один, подозревая, что Даяна за ним шпионит. А бессловесной обслуге пассажа ни до чего не было дела, и им можно было доверять. На душе похорошело, забылись даже двое гадких мальчишек. Клавдикус и впрямь ненавидел «бесцветных». Как ни скрывал он свои визиты в предместья (а где ещё разжиться лучшей «райской пыльцой»?), во взгляде каждого встречного без брямки ему чудилось узнавание и насмешка. Когда уже этих мерзавцев выдворят из приличных районов?..

Лифт дрогнул и остановился. Клавдикус поспешно убрал распылитель в карман, открыл глаза… И с удивлением понял, что, во-первых, лифт остановился на полпути – рычаг торчал на метке «6». А во-вторых лифтёр вовсе не спешил открывать двери. Более того, он – и это было вовсе невероятно – обернулся и спокойно разглядывал Клавдикуса, сложив руки на груди.

– Ты что? – скорее удивлённо, чем разгневанно, выговорил старик. – Чего пялишься? Как ты сме…

– Клавдикус Гирш, – ровным тоном перебил его лифтёр. – Член совета директоров банка «Гирш и партнёры». Меценат и публичная персона, – он будто представлял старика публике.

– Что? Да ты… – Клавдикус не договорил, потому что лицо лифтёра вдруг исказилось. Блеснули ненавистью глаза – и блеснуло сталью выхваченное из рукава лезвие. Клавдикус отпрянул, но лифтёр уже размахнулся – и всадил книжал ему в сердце.

– А ещё – тайный магистр-прокурор высшего ранга Ведомства Права, – с ненавистью договорил он, притянув старика к себе. Тот вытаращил глаза и засипел, хватая воздух губами. – Скольких людей ты осудил и обрёк на смерть, тварь?

«Как… откуда он…». В глазах потемнело, голова закружилась, мысли подхватило и унесло водоворотом. Губы лифтёра приблизились к его уху.

– Не спрашивай, по ком звонит колокол, – прошептал голос во тьме, – ибо звонит он по тебе!

И это было последнее, что услышал Клавдикус Гирш.

Лифтёр аккуратно усадил тело старика спиной к стенке. Вынул из кармана ливреи что-то маленькое, тихо звякнувшее, и прицепил к шейному платку покойного. Аккуратно переступив через расползающуюся лужу крови, он приоткрыл двери и выглянул. Шестой этаж был техническим, предназначенным для прислуги – коридоры были безлюдны и погружены в полумрак.

Довольный лифтёр покинул кабину и задвинул за собой двери. Спокойно, не торопясь, он вышел на «чёрную» лестницу. Здесь он задержался, чтобы стянуть забрызганную кровью ливрею – под ней оказался чёрный свитер – и выбросить в урну на площадке. Содрал накладные усы и бросил туда же. Лёгким шагом сбежал он по лестницам вниз, отпер дверь ключом и вышел на задворки пассажа, в полутёмный переулок, заставленный баками.

В последнюю очередь он стянул с рук белые перчатки и бросил на ходу в бак. Вот и всё, дело сделано: чисто, ни свидетеля ни отпечатков.

Засунув руки в карманы и тихонько насвистывая, он зашагал по переулку, и растворился во тьме.

Спустя несколько минут на шестой этаж, светя себе фонарями, поднялись двое служителей в сопровождении встревоженной Даяны. Когда один из служителей, постучав и не дождавшись ответа, раздвинул двери лифта, девушка выронила планшетку, вскинула руки к щекам – и завизжала на всю башню.

Мёртвый Клавдикус Гирш сидел, привалившись к стене и уронив голову на грудь, из которой торчала роговая рукоять кинжала. А к шейному платку его был приколот серебряный колокольчик.

Подпись народных мстителей из группировки «Судный Колокол».