Текст книги "Книга Беглецов (СИ)"

Автор книги: Сергей Бессараб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

– Ох, где мои манеры! – как будто только что вспомнил усатый. – Меня кличут Пижон Финн. Будем знакомы! – Спросить имена «гостей» он даже не подумал.

Коул и сам уже понял, что они попали так, как никогда прежде. Что все эти рожи – настоящие тик-такеры. Самые опасные из бандитов, организованная преступность. Раньше Коул читал о них только в романах. Только тик-такеры ставили кличку перед именем – само их название пошло от аббревиатуры «Т.И.К.», «также известный как», на плакатах о розыске. Значит, это настоящая капона, банда; а Финн – их главарь, «капоре». Ох, мать…

– Пейте, не стесняйтесь! – Финн осушил стопку. Друзья пригубили по чуть-чуть; питьё обожгло губы и рты, Рин закашлялся, и несколько громил ухмыльнулись. – Фух! Вкус большого города. Вы же, гляжу, неместные?

– А откуда вы?.. – Рин запнулся.

– Всё просто. Плащики на вас недешёвые – а сами одеты так, будто с Запада явились. Здешние сроду так наряжаться не будут. Что, накрутили дома деньжат, да в большой город подались? – Финн подмигнул. Коул мысленно проклял себя. Надо же было так попасться!

– Типа того, – неохотно кивнул он.

– Ц-ц, – поцокал языком Пижон. – Зря. С большими деньгами, малец, в Бомтауне опасно… Как устраиваться-то думаете? – почти дружески спросил он.

Коул промолчал. Разговор не нравился ему всё больше и больше. От Финна и его дружков прямо-таки несло гнилью… И кровью.

– Хм, – Финн сделал вид, будто призадумался. – А знаете, что? Я ведь могу вам помочь! Есть у меня работёнка для пары удалых ребят, вроде вас.

– Да? – Коул старался говорить спокойно, но внутри всё сжалось. Приехали.

– Именно, – Пижон закинул ногу на ногу. – И даже исключительно на благо общества. Вы же видели улицы Бомтауна? Всех этих бедных людей, что живут от удара до удара колокола. Такие усталые, злобные… Разве не стоит помочь им стать чуточку счастливей? – он криво улыбнулся.

– Каждому ведь только и нужно, что немного счастья. И мы готовы им помочь, верно, парни? – остальные дружно закивали. – Смекаете, о чём я?

– Извините, нет, – признался Рин.

– Да понимаем, чего уж, – Коул мыслил куда практичней. – Хотите, чтоб мы наркотой торговали? Жвачку толкать?

– И жвачку, и «слёзки», и сомму, – кивнул Финн. – Может, и крипс. Я же говорю, каждому свою капельку счастья. Отличный бизнес для начала. Я вам и с деньгами помогу!

– Неужели?

– Именно. Все эти банки – хуже грабителей нет. А мне вы спокойно можете отдать на хранение все денежки. Когда решите соскочить, всё обратно получите. Да еще и заработаете. Это ж какая выгода! – капоре просто лучился улыбкой. – Ну, что?

У Коула по спине пробежали мурашки. Главарь откровенно издевался. Дураку понятно, что, связавшись с тик-такерами, уже не соскочишь. А тем более – наркота… Даже жвачка, тягучая масса из уваренного сока дурманной травы-жвали, при жевании вызывавшая расслабон и лёгкость мыслей – даже с ней лучше было не связываться. «Знай, опасно жвачку есть: пальцем тронул – влипнешь весь!», гласила пословица.

– Ну? – подбодрил Финн. – Имейте в виду, парни, без хороших друзей у нас в городе трудно. Так что, будем друзьями?

Коулу невольно вспомнилась любовница анкервилльского полицейского префекта, которую тот выгнал из дома за «дурь». Растрёпанная девица стояла под окном, из которого летели на улицу её вещи, и бессильно визжала проклятия… А спустя много дней, когда ударили холода, Коул с приятелями встретили её в поннерах – оборванную, унижавшуюся перед богачом из Светлого города за дозу. Богатей, с ухмылкой дразня её кусочком крипса, велел ей станцевать перед ним голой – она стащила одежду, и плясала перед ним на заснеженной мостовой, трясясь от холода и ломки. И они, мальчишки, глазели издалека и хохотали взахлёб.

А когда однажды Коул рассказал эту историю Рину, тот смеяться не стал, лишь грустно покачал головой. Коул призадумался, и вдруг сам удивился – чего в ней смешного? И отчего-то почувствовал себя гадом.

– Спасибо, мастер Пижон, – как можно вежливее сказал он. – Но, эм, боюсь, мы не можем согласиться на ваше щедрое предложение. – Он привстал из-за стола. – И нам, вообще-то, уже пора; нас ждут. Желаем всего…

– Ну что ты, не бойся, – все так же улыбаясь, прервал его Финн. – Потому что, – глаза его блеснули, – вашего согласия никто, вообще-то, и не спрашивал!

И тут же ребят схватили сзади за локти и плечи.

В ухо Коулу пахну́ло табаком и тухлятиной из пасти. Помог опыт уличных драк – парень резко наклонился вперёд, и что есть сил лягнул ногой. Бандит охнул, согнулся, и Коул вырвался из его рук. Увернувшись от волосатых ручищ, схватил со стола рюмку с джином и швырнул в рожу тик-такеру, державшему Рина: бандит заорал, схватившись за глаза.

Со всех сторон надвинулись жилеты и оскаленные хари. Коул успел схватить за горлышко бутылку и шарахнуть ей о край стола, надеясь получить острую «розочку» – но прочное стекло выдержало. Парень замешкался лишь на миг, и тут же удар в скулу швырнул его на пол.

– Рин, беги! – просипел Коул, скорчившись под ударами пинающих ног.

Оказавшийся за спинами тик-такеров Рин дёрнулся было к выходу, но обернулся, секунду помедлил – и с отчаянным воплем бросился на громил. Тут же его схватили за руку жилистые пальцы.

– Куда собрался? – с гадкой ухмылкой процедил Пижон.

– Пустите! – выкрикнул мальчишка. – Не смейте его бить! – Главарь притянул его к себе, и тогда Рин извернулся, и вцепился зубами тому в запястье.

От вскрика босса громилы замерли. Финн удивлённо глядел на красный полумесяц зубов, отпечатавшийся на коже.

– Ах ты, сучонок, – без выражения промолвил он. И отвесил Рину звонкую пощёчину, так, что у того голова мотнулась. Финн вывернул жертве руку, взглянул на его Часы, и вскинул брови.

– Ого! – протянул он восхищённо. – Ребята, да нам нынче повезло! Ну-ка, второго потрясите.

Коула вздёрнули на ноги. Кто-то обшарил его карманы, другой закатал ему рукав, и разочарованно ругнулся. Один из бандитов подал Финну отнятый нож.

– О, как интересно, – главарь щелчком раскрыл лезвие, покрутил нож в пальцах. – Острая игрушка, парень. Можно и порезаться невзначай… – Он провёл лезвием по щеке Коула. Тот лишь просипел невразумительное ругательство: в голове у него звенело, перед глазами плавали пятна.

– Не надо! – Рин задёргался в руках громил. – Не трожьте его!

– А то что? – хохотнул Финн. – Полицев позовёшь? Думаешь нас испугать? – Он обернулся к бандитам.

– Парни! – выкрикнул он. – В этой дыре меня сегодня оскорбили. Здесь мне не заплатили по счетам! Можно ли простить такое, а?

– Нет! – радостно рявкнули сразу несколько рыл.

– И что мы делаем с теми, кто не платит?

– Наказываем! – заорали уже все хором, вскинув трости. Здоровяк скинул с плеча свёрток, размотал ткань, и в ручищах его оказался молот на длинной рукояти. Финн прищурился.

– А ну, волки, – процедил он, – пляшем!

И начался «волчий пляс».

То есть – погром.

Последние посетители, расталкивая друг друга, устремились к выходу. Навстречу им сбежал по ступеням вышибала, кинулся было на бандитов – но первый же тик-такер встретил его «крюком» в челюсть, а второй добавил под дых и повалил на пол.

Танцовщицы с визгом бросились прочь со сцены, и вовремя: великан с молотом подступил к рампе, и двумя взмахами сокрушил подпорки. Навес рухнул под звон разбившихся ламп, горящий керосин растёкся по полу. Один из тик-такеров перемахнул через стойку, и ударами трости принялся разносить бутылки в баре. Две он кинул верзиле, тот отбил у них горла о стойку, опрокинул обе разом себе в пасть, и мощно рыгнул.

Бандиты пинками опрокидывали столы. Один швырнул табурет в экран над сценой, другой за руку подтащил к столу упирающую танцовщицу, и втащил на столешницу. И пустился с ней в дикий пляс, топоча ногами – под весёлую музычку, как ни в чем не бывало звучащую из клокодеона.

Полюбовавшись, Финн обернулся к обмершим от ужаса друзьям.

– Так что, парень? – Он кольнул Коула ножом в щёку; тот дёрнулся. – Нос? Или ухо? Я сегодня добрый, можешь выбирать! Ну?

– Не надо! – выдавил Рин. Глаза его блестели от слёз. – Пожалуйста, не трогайте его! Я дам вам денег… всё, что есть! – Он зажмурился, и поднял руку. Финн помедлил, и отвёл нож от лица Коула – тот тихо выдохнул.

– Да ты бы и так все отдал. Только вот я сам беру, что захочу. Эй, Доктор! – Кривоногий коротышка с жабьей рожей в котелке суетливо раскрыл тяжелый саквояж, и достал из него предмет, похожий на рыцарскую перчатку из пластин и ремней. Вся она была усажена лампочками, рычажками и украшена алхимическими знаками, а от перчатки в саквояж уходили оплетённые провода. «Рука Мытаря», прибор для насильственного снятия времени с Часов.

– Нет! – вырвалось у Коула. – Пустите его, чтоб вы сдохли! Пус…! – Один из громил отвесил ему подзатыльник. Рина схватили трое, а Доктор защёлкнул перчатку на его руке и проворно закрутил ручку динамо-машины в саквояже. Раздался гул, засверкали огоньки лампочек – и Рин закричал.

Коул рвался из рук бандитов, но сделать ничего уже не мог. Пытка длилась с минуту, потом гудение утихло, и Рин обвис в руках тик-такеров. Доктор снял перчатку с руки жертвы; циферблат на запястье внука графини горел красным. Вот он мигнул, и раздался писк.

Коул с отчаянием глядел на друга. Когда у него самого на руке защелкнулась перчатка, и пальцы пронзила боль – он стиснул зубы, давя крик…

– Вот и всё, а вы боялись, хе-хе! – прокряхтел Доктор, убирая «Руку» обратно в саквояж. Финн довольно кивнул, взял Рина за волосы и приподнял его голову.

– А теперь, дружок, – ласково протянул он, глядя в вытаращенные глаза мальчишки, – мне надо знать, где вы раздобыли столько славных монеток. Там ведь немало ещё осталось, правда? Потому что я хочу ещё. И ты мне расскажешь, если…

– Э-э, капоре! – неожиданно робко прервал его один из бандитов. Пламя от светильников разбежалось по полу, и уже с треском лизало сцену. Отсветы плясали по стенам и потолку. Финн резко переменился в лице.

– Дерьмо змейское. Валим! – коротко бросил он, и первым пошел к выходу. За ним, выпустив мальчишек, потянулись остальные. Один тащил за руку отчаянно голосившую и упиравшуюся танцовщицу.

– Кха!.. Ринель! – Коул помотал головой, и на коленях пополз к съежившемуся на полу другу. – Ты как? Они тебя… Ох. – Рин мелко дрожал, на подбородке его багровела кровь из прокушенной губы.

– Ну, ну. Давай же, пойдём! – Коул с трудом поднял друга на ноги. И, кашляя и зажимая рты, мальчишки покинули затянутый дымом зал.

Лишь клокодеон всё так же продолжал наигрывать весёлые песенки. Пока подступивший огонь не раскалил его нутро, не выбил стёкла витражей из покривившейся оправы, и не расплавил музыкальные цилиндры в ручейки воска…

***

Хоромобиль подкатил к крыльцу трехэтажного здания с каменными львами на ступенях. Друд открыл дверцу, и сошёл на тротуар.

– Я могу…? – жалко пролепетал усатый водитель.

– Не можешь, – оборвал Друд. – Жди здесь, нам могут понадобиться колёса. Как тебя, кстати? Реджи?.. Вот и молодец, сиди жди. Пойдёмте, Хилл!

Инспектор Хилл хоть и заметил над входом вывеску торгового дома, но промолчал и глупых вопросов задавать не стал.

Внутри их встретили освещённые тусклыми лампами коридоры и мутные зеркала на стенах. Часовой уверенно свернул за угол, ещё раз, предъявил свой значок привратнику в ливрее, и тот молча распахнул перед ними дверь… Наконец в полутёмном закутке Друд нажал на большое зеркало на стене, и оно неслышно отъехало в сторону, открыв потайной ход с винтовой лесенкой.

Два хрониста спустились по ступенькам – и окунулись в свет и шум.

В первый миг это место показалось инспектору Хиллу смесью улья и террариума. Они очутились в тесном лабиринте узких проходов и галерей, соединённых железными лесенками, и бесчисленных маленьких кабинетов за стеклянными стенами. Всё вокруг было залито ярким, неживым светом ламп в плафонах. Одни кабинеты просвечивали сквозь другие, и всё пространство казалось намного больше себя самого, будто в зеркальном балагане на ярмарке. Коридоры сходились в большую комнату, заставленную столами и шкафами; по стенам, увешанным картами и меловыми досками, вились трубы пневмопочты.

И повсюду кипела работа. Сотни служащих в серой униформе сгорбились за столами, или сновали меж ними с кипами папок и бумаг, или чертили мелом на досках. Стрекот печатных машинок сливался с лязганьем счетных механизмов-арифмометров. То и дело дребезжали звонки, и почтовые трубы выплёвывали капсулы. Всё тут жило своей сложной и непонятной жизнью.

– Добро пожаловать в нашу паутину, Хилл! – хмыкнул Друд, заметив растерянность инспектора. – Или, точнее, в крысиную нору!

Каждое из двенадцати Ведомств, управлявших страной, помимо официальных резиденций, отделов и кабинетов в городских Магистратах, имело свои подземные «корни». Секретные хранилища и архивы, потайные ходы, и даже конспиративные квартиры, где проводились встречи. Простые граждане жили в счастливом неведении, что порой совсем рядом, за стеной, вершатся судьбы государства.

И только тринадцатое Ведомство – Внутренних Отношений – не имело ни кабинетов, ни офисов. Потому что для простонародья его не существовало. Все помещения госбезопасности были секретными, хитро встроенными в общественные здания или запрятанными под землю. Отсюда и пошло нелестное прозвище, которым сотрудники других Ведомств маскировали страх перед безопасниками – «крысы в стенах»…

Друд подозвал к себе нескольких служащих, и вполголоса отдал им приказания. Те дружно кивнули – и взялись за дело

Хиллу оставалось лишь наблюдать. Даже он, непосвящённый, почувствовал, как изменился ритм работы в зале. Отлаженные цепочки сотрудников включились в выполнение новой задачи. Распахнулись шкафы, выдвинулись ящики картотек. Сотни рук листали документы, сотни глаз пробегали по строкам. Зашуршали по бумаге перья, зевы почтовых труб всосали капсулы – и по тайным каналам связи понеслись команды.

Паук неспроста стал эмблемой Часовых. Тринадцатое Ведомство – не только оперативники-призраки: это в первую очередь гигантская сеть шпионов и информаторов, защищённая паролями и кодами.

И сейчас раскинувшаяся на весь Бомтаун паутина пришла в движение…

***

На одной из улиц Белого Района буква «А» на горящей красным вывеске «БАР» мигает, гаснет и вспыхивает вновь, уже белым. Ничего особенного, но торговец на другой стороне улицы мигом выставляет табличку «Закрыто» и опускает шторку над прилавком…

В мастерской механика игрушечный попугай в клетке под потолком вдруг оживает и начинает стучать клювом о прутья. Хозяин все так же попивает чай и вежливо беседует с клиентом – но рука его под стойкой чиркает карандашом по бумаге. Точка-тире-точка…

В зале игорного клуба, где за столами шлёпают картами, крупье зажигает над стойкой южные бумажные фонари – белый и зелёный. Трое игроков в углу один за другим пасуют, встают и выходят на улицу…

Сотни тайно завербованных спецслужбами людей по всему городу в этот час получили условные знаки. И каждый знак говорит об одном: охота началась.

Агенты Ведомства шагают по улицам, скрываются в подъездах и переулках. В почтовом ящике, мусорной урне, в птичьем гнезде за окном – их уже ждут шифрованные записки с приметами жертв.

«Волосы светлые…»

«…чёрные…»

«…веснушки…»

«…нос с горбинкой…»

«…рост…»

«…одеты…»

«Не должны уйти!»

Задачи поставлены, цели даны. И вот уже дрожат первые нити паутины.

В галеере пассажа «Южный Крест» торговец пончиками отлучается из-за прилавка. Войдя в туалет, оглядывается, достает из-за сливного бачка гаечный ключ и отбивает условный сигнал по трубе…

Под землёй, в одном из закутков тоннеля метро, слепой попрошайка-скрипач снимает тёмные очки – и, щуря совершенно здоровые глаза, царапает карандашом в блокноте донесение…

Стая грегов проносится по тёмной улице на стрекочущих машинах, обдавая витрины светом фар. Последний сбавляет скорость, отстаёт и незаметно для остальных сворачивает в закоулок. Затормозив у деревянной двери, тихонько стучится, и та приоткрывается.

– Ну? – шепчут из темноты.

– Видел таких, – тихо сообщает грег. – Двое парней, точно по описанию. – Он называет место, где их банда встретила беглецов. Из темноты протягивается рука, и в ладонь грега ложится монета-месяц. Парень подносит её к глазам, усмехаясь; в свете монеты блестят колечки и заклёпки на его лице.

– «Бижульки», – шепчет Гвоздь. – Будут тебе бижульки, тварёныш!

Со всех концов паутины летят дрожащие сигналы, ложные и истинные, стекаясь в центр, где ждёт паук…

***

В подземелье отдела работа закипела с новой силой. Поступавшие донесения разбирались, сличались и отправлялись в обработку. Трещали арифмометры, карандаши выплясывали на бумаге строки формул и стрелки схем. В сложнейших расчетах вычислялся путь беглецов по огромному городу. Друд – паук в этой сети – ходил от стола к столу, выслушивал отчеты, то и дело пробегал глазами очередную бумагу, хмурился или ухмылялся.

Среди суеты выделялись три фигуры у истыканной булавками карты Бомтауна на доске. Двое мужчин и женщина, все трое бритоголовые, в чёрно-красных мундирах и в островерхих колпаках. Они просматривали документы, переглядывались и время от времени рисовали на карте стрелку или круг. Хилла поразили их бесстрастные лица и неживой блеск глаз. Впервые видел он легендарных исчислителей – «живые счётные машины», аналитиков, достигших особыми тренировками нечеловеческой ясности ума. Все трое работали как одно целое, и круг на карте всё более сужался. Вот он охватил район, вот – квартал…

– Три, – наконец произнес один из аналитиков. Друд рывком подался к нему. – Три наиболее вероятных места, где может быть цель, – голос чёрно-красного был таким же спокойным и неживым, как взгляд.

– С разбросом вероятности от пятидесяти до семидесяти семи процентов, – добавила женщина, кучно поставив на карте три крестика.

– Это предместья, – пригляделся Друд.

– Логически обосновано, – подтвердил третий аналитик. – Беглецы ищут убежища, где можно залечь на дно.

– Незнакомы со специфическими правилами и нормами Бомтауна, – подхватила женщина. Исчислители не только действовали, но и говорили, как один, продолжая друг за другом. От этого поневоле делалось не по себе.

– Будут стремиться туда, где соблюдение установленных правил сведено к минимуму.

– Где не будут выделяться.

– Что означает предместья.

– В числе возможных мест, во-первых, Ночлежная Слобода. Вероятность мала.

– Слишком высок риск криминала.

– Во-вторых, гостиницы на Камышовой Улице.

– В-третьих… – Звонок прервал исчислителя, и в трубу почты упала капсула. Один из служащих вскрыл её.

– Срочная новость! – обернулся он. – Пожар в северных предместьях. Горит мюзик-холл «Чёрное Сердце»!

Настало молчание. Под взглядом Друда, исчислитель медленно воткнул булавку в третий крестик.

– Это они, – тихо сказал Часовой.

Глава 19

Зал сгоревшего мюзик-холла походил на пещеру. Стены были черны от копоти, с потолка свисали каплющие пенные сталактиты. Под ногами хлюпало при каждом шаге, ботинки тонули в чёрной воде с наплывами пены.

– Вечный помилуй… Кто-нибудь погиб? – Хилл стоял на ступенях, зажимая нос платком.

– Не думаю, – отозвался Друд. Он обвёл помещение лучом фонаря; свет рассеивался в дымном мареве. Огонь умер, задушенный химикатами, оставив лишь едкий дым. Луч выхватил из мрака сцену – за сгоревшим экраном скрючились почерневшие железки, и трудно было представить, что совсем недавно они творили для публики волшебную историю. Остов клокодеона оброс изнутри бахромой восковых потёков от растаявших цилиндров.

Друд погасил фонарь и отвернулся. Вместе с Хиллом они поднялись на улицу, озарённую светом фар. Пожарные в серых робах и блестящих касках уже заканчивали сматывать длинные рукава шлангов, грузили в кузов тяжёлые баллоны-распылители с пенными химикатами. В лужах на мостовой отражались уличные огни.

Свидетелей было всего трое. Толстяк-хозяин сидел в луже, обхватив голову руками, и мёртвым взглядом смотрел в выгоревший провал дверей. Поодаль жались друг к другу две зарёванные девицы в нарядах танцовщиц. Друд опустился на одно колено возле хозяина:

– Ты был там. Кто это сделал? – он тронул толстяка за плечо. Тот даже не шелохнулся. – Слышишь меня? – повысил голос Друд. – Кто?..

– Я знаю, мастер, – окликнул его сорванный от рыданий голос. Девушка в перьевом уборе отпустила подругу и шагнула вперёд. Друд приблизился к ней. Глаза танцовщицы блестели, на щеках чернели потёки от слёз и туши.

– Говори.

– Это была банда Пижона Финна, – девушка дрожала и запиналась. – Порджи им платил за крышу, и зажал деньги, скотина. Они всё громили, потом – огонь…

– Там были двое парней? Один чернявый, второй светленький, с веснушками? – Друд достал из кармана помятые фототипии. – Видела таких?

– Э… да! Финн с ними говорил о чём-то, потом его уроды их сграбастали, и… Не знаю. Мы побежали, но они… забрали Энни! – танцовщица всхлипнула.

– Кого?

– Энелин, сестру мою. Мы с ней и Вике, – она кивнула на подругу, – из Шатонска приехали. За славой, за деньгами… дуры.

– А их? Тоже забрали?

– Не знаю… Простите, мастер Часовой, мне так страшно! – девушка шмыгнула носом. Помедлив, Друд достал носовой платок – неожиданно чистый и аккуратно сложенный – и подал ей.

– Как тебя зовут?

– Триш.

– Куда они увезли твою сестру, Триш? Ты знаешь?

– Знаю, – девушка замешкалась лишь на миг. – Старое депо на севере. Они однажды меня саму туда возили, Финн захотел, чтоб я его развлекла… – голос её дрогнул от ненависти. – С завязанными глазами везли, но я всё равно узнала.

– Ясно, – процедил Друд. – Сержант! – подозвал он к себе полица. – Передайте в штаб моё приказание… – Часовой понизил голос и что-то тихо произнёс. Сержант растерянно кивнул шлемом.

– А мы поедем. Триш, садись, показывай дорогу.

Девушка устроилась на заднем сиденье, рядом с Хиллом. Инспектор поглядел сочувственно, стянул пиджак и набросил ей на голые плечи.

– Поехали, Реджи! – велел Друд, хлопнув дверцей. – Эй, ты чего такой унылый? – Реджи с несчастным видом пялился перед собой, явно гадая, как он в такое влип. – Ну, не дрейфь. У тебя сегодня настоящее приключение! Смотри веселей!

Водитель вымученно улыбнулся.

Машина скользила по тёмным улицам предместий, и свет фар облизывал стены домов на поворотах. Триш зябко куталась в пиджак и жалась к Хиллу; тот приобнял её за плечи.

– Что-то грустно едем, – неожиданно заявил Друд. – Реджи, у тебя музычка есть?

– Мастер Друд, разумно ли привлекать внимание? – осторожно заметил Хилл.

– Вот как раз тихо едущая машина и привлекает, – возразил Друд. – А так всё нормально. Зачем господа из приличных районов в трущобы ездят? Веселиться же! Вот и пусть думают, что мы кутить едем! – Он достал из ящичка меж сиденьями небольшой музыкальный цилиндр и всунул его в гнездо фонографа. Из маленьких рупоров полилась весёлая мелодия:

Ты счастливая звезда,

Ты светишь мне в ночи всегда!

Тебя лишь вспомню я -

И душа моя

Светом вся полна:

Мне лишь ты нужна.

Звёзды! В ночи

Горят твои лучи:

Счастья звезда,

Свети же мне всегда!

Друд с улыбкой замурлыкал в такт, отбивая пальцами ритм по дверце. Хиллу же песня показалась пошлой до оскомины, но он смолчал.

– Что невеселы, инспектор? – Друд взглянул на него в зеркало. Ветер трепал волосы Часового, выбившиеся из-под повязок.

– Не понимаю, – честно признался Хилл. – Они же разгромили и сожгли заведение… Куда полиция смотрит, раз тут такое творится?

Теперь уже Триш поглядела на него с сочувствием.

– Это Бомтаун, мастер, – молвила она. – Тут и не такое творится!

– Полиция, Хилл, – Друд порылся в ящичке и достал жестянку с мятными тянучками, – смотрит в рот господину Мулеру. Который очень славно договорился с синдикатами тик-такеров, отдав им на откуп предместья за хороший процент. Полиция только в «цветных» районах сильна, а в предместьях порядок поддерживают банды… своими методами. Триш, почему ты в полицию не пошла, когда они тебя забрали?

– Вы что? – поразилась девушка. – Это же сам Пижон Финн!

– Вот. – Друд высыпал в рот сразу половину тянучек. – Симптом того, что общество больно – когда люди боятся бандитов больше, чем власти. И это плохо. Только власть должна внушать страх!

– Простите, – неожиданно робко вмешался в разговор Реджи. – Но как так? Власть же не бандиты…

– Разве? – усмехнулся Друд. – А что создаёт порядок, как не страх? Страх наказания заставляет слушаться правил – и становится законом. Страх за свой дом и близких поднимает солдата в атаку – и зовётся отвагой. Страх одиночества вынуждает искать себе пару – и мы называем его любовью… Страх создал нас, людей.

Реджи не решился ответить, да и Хилл не нашёл слов.

– У тебя ещё конфетки есть? – Друд опять полез в бардачок. – Ого! – вдруг присвистнул он, и вытащил маленький, но настоящий пистолетик с серебряной гравировкой на стволе. – Хороша игрушка.

– Я-я! у меня есть разрешение! – всполошился Реджи.

– Ладно, ладно.

Мобиль наконец-то подъехал к воротам в низкой каменной ограде, за которой темнели в ночи приземистые здания с покатыми крышами. Из ворот по мостовой расходились ржавые рельсы.

– Приехали. – Часовой взглянул на вделанный в рукоять пистолета манометр, проверил пулю в стволе: обычная, «белая». Пули для пневматического оружия негласно делились на «белые» свинцовые – и «красные», боевые, в медной оболочке. – Хилл, стрелять умеете?

– В армии служил.

– Отлично, – и Друд протянул инспектору пистолет рукоятью вперёд. – Будьте наготове, и защищайте гражданских, если что. А я пошёл.

– Как? Один? – не поверил Хилл.

– Нет! – дёрнулась Триш. – Мастер Часовой! Это же сам Пижон!

Друд, уже отошедший от машины, обернулся.

– А я – сам Инокаан Друд, – с усмешкой произнёс он. – Улавливаешь?

***

Канал, заключенный в каменные берега, лениво нёс в ночи маслянистые чёрные воды. На широких ступенях, спускавшихся к воде, сидели две нахохлившихся мальчишеских фигуры.

Друзья кутались в плащи и молчали: слов просто не осталось, настолько потрясло обоих пережитое. Коул морщился и сплёвывал раз за разом – во рту стоял привкус крови. Расшатали-таки зуб, гады!

– Ринель, ты как? – нарушил он молчание, коснувшись плеча друга. Рин дрожал, и Коул с состраданием понял, что друга колотит не столько от холода, сколько от всего случившегося.

– Н-нормально, – у Рина зуб на зуб не попадал. – Я п-просто испугался. Больно было… Теперь будто онемела, – он поморщился, пошевелив пальцами левой руки, что пострадала от перчатки.

– А, пройдёт, – утешил Коул. – Она ж не калечит, перчатка эта, только нервы дёргает. У нас в Тёмном городе знаешь, как говорят, если руку отлежишь? «Как мытарь за руку взял»! – Он старался болтать непринуждённо, не подпуская к себе нарастающий ужас. Часы у обоих на запястье то и дело перемигивались красным и издевательски пищали. Как будто им подмигивала сама Смерть… И, похоже, притворство ему не удалось. Рин наконец взглянул на друга – с тоской и страхом; губы его дрогнули.

– Эй, ну-ка, не дрейфь! Погоди, – Коул постарался собраться с мыслями. Что же делать?

Как назло, закружилась голова. Коул невольно опёрся рукой о стену – всё же приложили по башке, гады, второй раз за пару дней – и почувствовал под рукой холодное и склизкое. Конечно, всё та же чёрная плесень, покрывавшая камни налётом. Парень гадливо вытер руку о плащ. Вот он, весь Бомтаун! Блеск, огни и кич, но чуть взглянешь под другим углом – чёрная грязь, нищета и вонь…

– Гниль! – с отвращением выплюнул он. – Весь этот змеев город прогнил!

Рин поглядел на него непонимающе. Тут куча мусора у стены, парой ступеней выше, вдруг зашевелилась и подняла кудлатую голову.

– Верно гришь, паря! – гаркнул грязный нищий, заросший бородой до самых мутных глаз. – Кругом, ик, скоты! – он добыл из своих лохмотьев бутылку, и приложился к горлу.

– Мерз-завцы, – пробормотал нищий. От него так тянуло перегаром и немытым телом, что слезу вышибало. – Ничё, недолго им! На к-крови взойдут плоды… ик!.. всходы… – Он запнулся. – На хрен Мулера, – внятно выговорил он, и уронил голову. Бутылка выскользнула из его руки, и со звоном скатилась вниз по ступеням. Коул проводил её взглядом.

А ведь, пришла ему вдруг в голову нехорошая мысль, у этого нищего Часы не пищат. Этот грязный бомж выходит богаче, чем они с Рином, двое «мотыльков». Разбить бутылку – теперь-то получится – да приставить ему к горлу острый осколок…

Нет! Коул затряс головой. Даже в шайке Рокка отбирать последнее время у нищебродов считалось совсем уж западло.

Он запустил пальцы в волосы, стараясь отогнать страх и отчаяние. Всю жизнь он бежал наперегонки со смертью, стремясь обмануть и опередить безвременье, не остаться с последним днём на счету – и вот, дал-таки маху. Секунды жизни утекали, будто капли крови из раны. И Рин, бедняга… Друга было даже жальче, чем себя. Коул поделился бы с ним последним временем, но «пискун» не может снять со своих Часов ни минуты – так уж они устроены.

Нет. Должен быть выход; думай, голова! Ради Рина – Коул всегда выручал и защищал его, нельзя теперь быть слабым. Ради мамы, она жива, непременно, и он к ней вернётся…

Продать плащи? Коул со стыдом вспомнил, как красовался перед зеркалом… Нет. Это в Анкервилле он знал, кому можно без вопросов толкнуть вещички – пару раз они с парнями раздевали в подворотне подвыпивших богатеев из Светлого города. И ограбить тоже никого не выйдет, ни ватаги с ним теперь нет, ни даже ножа. Финн, сука, отобрал… Милостыню клянчить? И стыдно, и не выгорит – они уже видели, до чего «душевные» люди в большом городе.

Думай, думай. Кто в Бомтауне может их спасти? Баргудо? Ищи-свищи его теперь, да и что с него взять, он сам бродяга… Вернуться к Гежчи? Антиквар точно им не будет рад, но, может, ссудит хоть парой дней? Нет. Им даже за проезд заплатить нечем, а на рельсоходах зайцем не проедешь, ещё полицам попадёшься. Дойти пешком? Карту они посеяли на бегу, и не у кого спросить дорогу, без значков «крашеные» их даже не заметят.

Змей! Что же, вот так всё и закончится? И судьба им умереть в подворотне чужого города, так далеко от дома?

Подул ветер. Он зашуршал мусором на ступенях, сморщил рябью блики на воде канала – и принёс отдалённый, знакомый звук: сирену побудки. Надо же, а Коулу казалось, что Бомтаун совсем не спит.

Сейчас бы проснуться дома, опустошённо подумал Коул. У себя в кухне, и чтобы мама хлопотала у плиты. Ведь не может всё быть настолько ужасно взаправду… А потом вдруг поднял голову и насторожился, прислушавшись к новостям.

Рин негромко вздохнул.

– Коул, – начал он. – У меня тут…

– Тише! – оборвал его друг. – Слушай!

– …вспышка инфекции в предместьях Анкервилла, – громыхал голос, вплетаясь в далёкий уличный шум. – Медицинское Ведомство предупреждает об угрозе эпидемии бородавчатой лихорадки. В связи с этим, возможно введение карантина в ряде городов и селений Двадцать Второго округа. Просим граждан проявить сознательность и оказать…