Текст книги "Книга Беглецов (СИ)"

Автор книги: Сергей Бессараб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Глава 9

– Стой! – Рин согнулся пополам и схватился за бок. – Не могу больше… давай отдохнём!.. – Коул молча отпустил его руку и привалился к печной трубе. Рин немного перевёл дух, и колотьё в боку утихло. Никогда ещё ему не приходилось так бегать: тем более – по крышам, рискуя на очередном прыжке сорваться вниз!

Добрых два квартала Коул пробежал, как заведённый, не останавливаясь и не выпуская руки друга. Они петляли меж труб, перепрыгивали с крыши на крышу (каждый раз у Рина сердце обрывалось от испуга – но каким-то чудом они каждый раз приземлялись на другой стороне)… И за всё время Коул не издал ни единого звука – лишь дыхание хрипло рвалось сквозь его сжатые зубы.

Рин огляделся. Они очутились на крыше с четырьмя громадными печными трубами по углам. (На какой-то миг ему это до тоски напомнило крышу родного дома с башенками, на которой началась их дружба). Можно было даже не гадать, где они сейчас – он почти не знал Тёмный город, а уж отсюда…

– Коул, – робко позвал Рин. Друг склонил голову и уставился под ноги, с волос его капало – опять пошёл дождь. – Куда нам дальше?..

– Мама… – пробормотал Коул. – Она… осталась там, Рин. А я сбежал. Я… – Вдруг он распрямился и шагнул к краю крыши. – Мне нужно вернуться.

– Стой! – Рин схватил его за руку.

– Пусти. Я должен посмотреть!.. узнать, что с ней!

– Ты с ума сошёл? – Рин потянул его назад. Коул обернулся и злобно оскалился:

– Руку отпусти, я сказал!

– Не пущу! Опомнись!

– «Опомнись»? – Коул вдруг развернулся и схватил друга за отвороты куртки. – Это моя мама! – прорычал он. – Тебе-то откуда знать?..

Рин дёрнулся, как от пощёчины, но не зажмурился и не отвёл взора. И в глазах его Коул увидел отражение своего лица: взбешённое, безумное… и вдруг до ужаса напомнившее ему рожу озверевшего Геруда. Бешенство схлынуло, он выпустил Рина и прижал руки к вискам.

– Ох, – выдавил он. – Ринель, прости! Я не хотел…

Рин прикрыл глаза и вздохнул, а когда вновь поднял взгляд на Коула – глаза его подозрительно блестели.

– Ты прав, – непривычно звонким голосом ответил он. – Я не знаю, каково это, когда у тебя мама есть. Зато знаю, что это такое – когда у тебя есть друг. И не хочу его потерять!

– Рин…

– Мне очень страшно, – белобрысый внук графини шмыгнул носом. – Но клянусь, если б я мог помочь – я бы тоже с ней остался! Ты думаешь, мне она не…? – Голос Рина задрожал, и Коул понял, что друг сейчас разревётся.

И тогда он обнял Рина и прижал к себе. И сам зажмурился до боли, стиснул зубы, чтобы не пролить ни слезинки.

– Прости, Ринель, – выдавил он. – Я совсем кукушку потерял… Ты же понимаешь.

– Понимаю, – Рин отстранился, утёр слёзы и слабо улыбнулся. – Правда, не хотел?

– Да чтоб меня гидра уела! – побожился Коул. И от этой детской клятвы стало немного легче.

– Ладно. Всё нормально. – Рин хотел сказать, «твоя мама велела», но в последний миг исправился: – Мы к мастеру Гаю сейчас, да?

– Да, – кивнул Коул. – К Гаю, точно. – Эта мысль стала спасительной зацепкой: Гай знает, как быть дальше, он поможет!

Коул огляделся по сторонам, соображая, куда их занесли ноги. В шелест дождя по крышам вплетались обычные звуки улиц снизу: отголоски разговоров, чья-то далёкая перебранка. В окнах дома напротив играла пианола, этажом ниже звучали женские голоса и смех. Там жили. Там знать не знали, что всего в паре кварталов отсюда…

Мальчишка отогнал эти мысли. К нему начала возвращаться рассудительность. Хоть дождь задёрнул всё вокруг серой моросью, и всего в паре метров за краем крыши очертания соседних домов размывались и таяли – но Коул вырос на крышах Тёмного города. Это был его игровой дворик. Сколько раз он бегал по ним от северных поннеров до Площади Трёх Гвардейцев – один и с дружками, срезая путь и убегая от полицев, под дождём и ясным небом… Так. Вот такая крыша с трубами есть у седьмого дома на углу Бульвара Ангелов. А вон там сквозь дождь смутно виднеется башня Магистрата.

Ему хватило полминуты, чтобы сориентироваться. Да, они на углу бульвара. А значит, эстакада монорельса вон в той стороне… Схемы улиц в голове у Коула сложились с перекрестьями монорельсовых линий: и, как это бывало при работе с механизмами, он увидел решение – и ощутил спокойную уверенность.

«Это мои крыши. Им здесь меня не поймать».

– Всё, я знаю, как до Свалки добраться. Правда, надо договориться кое с кем.

– С кем? – Рину сразу представились зловещие темные переулки, страшные бродяги с гнилозубыми ухмылками, а потом – подземными «крысиными тропами», по колено в воде…

– Увидишь. Пойдем!

Теперь Коул выбирал знакомые маршруты, где никто не заметил бы их снизу с улиц. Они перебежали через несколько крыш, спустились по лесенке из шатких железных скоб, и очутились на пятачке плоской крыши, зажатой с трех сторон стенами более высоких домов. Рин не сразу заметил у стены груду кусков шифера и гнилых досок – и вздрогнул от испуга, когда Коул трижды свистнул, и из-под навеса вылезла согбенная фигура.

– Чего те, мальчик? – просипел человек. Он был грязен и лохмат: одет в два пальто, одно поверх другого, на голове вязаная шапочка. За ухо были заткнуты два чёрных пера.

– Чистого неба, Трикс! – поздоровался Коул. – Я прошу помощи.

– Просишь, знач'… – Незнакомец поскрёб небритую щёку. Коул молча сотворил из воздуха прозрачную монетку-день и бросил ему. Бродяга ловко поймал монету и спрятал в ладони.

– Во, дело. Ну?

– Мы пойдём через владения Грача, – Коул показал рукой куда-то сквозь дождь. – Нам нужно, чтобы нас никто не видел. Понял?

– Бежите от кого-то, – проницательно заметил бродяга. – Худое дело. Ежли погоню на нас наведёшь…

– За нами следа нет. Трикс, мы спешим!

– Лады, лады. Не бойсь, люди крыш не выдадут. – Бездомный прошёл к краю крыши, где торчала палка-рогулька. К ней были привязаны несколько верёвок с навязанными на них пустыми жестянками и колокольчиками. Руками в перчатках без пальцев Трикс взялся за верёвки и подёргал особым образом. Подождал с минуту, и вот верёвки затряслись в ответ: кто-то на другом конце верёвочной «дорожки» передавал ответ. Трикс прислушался к перезвону банок, и кивнул.

– Грачата вас пропустят. Бросишь птичкам пару семечек, и все дела.

– Спасибо. Пошли, Рин! – Коул дёрнул друга за руку. Они перескочили на соседнюю крышу, вспугнув стайку голубей, и побежали дальше.

– «Семечка» – это семь дней, неделя, – пояснил Коул на бегу. – За две недели нас пропустят. Грач с семьёй вообще ребята нормальные, если с ними по-доброму: а нет, так и с крыши скинуть могут.

– Кто они вообще? – Рин обернулся, но жилище Трикса уже затерялось среди крыш. Наверное, он бы теперь не нашёл его.

– Крышники. «Птичьи люди»: на крышах, на чердаках живут.

– Почему?

– Ну, под землёй – морлоки, на крышах – крышники. Они это, – Коул припомнил рассказы Гая, – беглецы от системы, во. Кто должники, кто беглые искупленцы. Здесь, наверху, их никто не найдёт. С людьми не ссорятся, у них вроде договора: одни другим не вредят… осторожно, не споткнись! От них даже польза кое-какая: за крышами следят, чинят всякое по мелочи, да и ворьё их боится.

– А что они едят?

– Выменивают еду, объедки собирают. Иногда плату за услугу просят – окна там помыть, или что. Ну, и птиц, конечно, ловят и едят. Кошки опять же…

– И кошек? Ой, фуу…

– Не, крышнику кошку убить – табу! Бродячих прикармливают, а те им птиц таскают.

– Так ты с ними дружишь?

– Они никому не друзья, и не враги. Но знаком немного, было дело. Я у их ребят по крышам бегать научился. У них свои территории, все крыши поделены. Вон там Грачата хозяйничают. В северных поннерах, в заброшенной башне, Сыч живёт – он совсем чокнутый, говорят, даже людоед. А за Рычажным проспектом Мамка Сойка со своими девчонками…

Коул осёкся и сжал губы. Снова вспомнил маму, сочувственно понял Рин.

На одной из крыш к трубе была прикручена ржавой проволокой почерневшая птичья кормушка. Коул бросил в неё две монеты-недели, посвистел особым образом, и поманил Рина за собой – «Не задерживаемся!».

Больше им никто не встретился. Зато в паре мест, где переулки были слишком широки для прыжка, обнаружились заботливо перекинутые мостки из досок. (Рин не сомневался, что если бы они не заплатили – их бы не было).

Пейзаж крыш стал меняться: начало попадаться больше двускатных, черепичных, некоторые даже с раскрошившимися каменными горгульями. Рин к удивлению своему узнал местность – Бумажные Доки, деловой район Тёмного города на набережной: он не раз видел его по ту сторону реки с крыши особняка. Здесь размещались конторы и представительства всех компаний и концернов, имевших интересы в Анкервилле. И хотя большинство закрылось, когда миновал золотой век города – на многих крышах по-прежнему красовались громадные металлические макеты корпоративных гербов.

Мальчишки спрятались за скрещёнными молотами «Горнолитейного Треста»: проржавевшая вывеска поскрипывала на ветру. Коул высунул голову и взглянул на улицу внизу:

– Успели. Давай сюда!

Эстакаду монорельса проложили вдоль узкой улицы не так давно. Все дома на улице были четырехэтажные, и рельсоходы проезжали на уровне верхнего этажа, будто плыли меж крыш – так, что из окон контор до них было рукой подать. Впрочем, светом горели лишь окна первых этажей, разгоняя уличный полумрак.

– Через две минуты «двадцать второй» рельсоход проедет, – объяснил Коул. – Он от складов до станции идёт, за грузом с западных пищефабрик. Зацепимся за него, и аж на Свалке соскочим.

– Ты все маршруты так помнишь? – Рин поглядел на друга с восхищением.

– Те, что нужны – да. Вот он, приготовься!

Из-за поворота блеснули огни. Тягач с заклёпанными окнами тащил за собой пару открытых платформ. Мальчишки встали на краю крыши, держась за руки. Если вдруг кто-то на улице взглянет вверх, подумал Коул… Да нет – редкие прохожие склонили головы под дождём, все торопятся по домам.

– Я боюсь, – прошептал Рин.

– Все нормально, – Коул ободряюще сжал пальцы друга в ладони. – Когда скажу «давай», прыгаем вместе. Я так сто раз делал! – приврал он.

– А он надолго остановится?..

– Он не остановится.

– Что?!

– Давай!

Они прыгнули, молотя ногами по воздуху – и на одну кошмарную секунду сердце у Рина ухнуло вниз. Ему живо представилось, как они падают на дно улицы, рука в руке… А потом оба грохнулись на платформу и повалились друг на друга.

Рельсоход миновал улицу, пронесся под аркой с двумя каменными ангелами, отмечавшей границу делового района, и умчался на север.

На платформе у Свалки состав не остановился – команды, заложенные в мозг его точного механизма во мраке машинного отделения, не предусматривали остановки. И некому было увидеть, как с грузовой платформы спрыгнули две мальчишеские фигуры и скатились по насыпи.

В серой дождливой мгле ущелье казалось ещё более жутким, чем раньше. Дождь бил по броне железного рыцаря, обрамляя его светлым ореолом брызг – и казалось, будто монстр сейчас оживёт и зашевелится. Люк в броне был откинут, и сквозь закрывающий вход полог пробивался свет.

– Гай! – Коул откинул полог в сторону.

– О, ребята? – Гай, штопавший рабочий комбинезон, поднял голову. – Не ждал вас… Что случилось? – Голос мастера резко изменился, стоило ему увидеть лица мальчишек.

– Гай, – повторил Коул сдавленно. Пока они бежали, пока нужно было действовать, он держался – но теперь, при виде растерянного лица учителя, что-то в нем надломилось. – Мама… – И Коула прорвало. Он упал на колени и прижал ладони к лицу.

– Ты что? – вскочил Гай. – Этель? Что с ней?

– Там был Часовой, – жалобно отозвался Рин. Он положил руки на плечи Коулу – тот раскачивался взад-вперёд и глухо стонал сквозь зубы. – Он напал на неё, и… – Рин отвёл взгляд.

Лицо Гая враз затвердело.

– Так, – процедил он. – Ну-ка! – Он поднял Коула на ноги, стащил с обоих мальчишек мокрые куртки и усадил их поближе к печке. Затем снял с печки чайник, заварил две кружки чаю и дождался, пока парни выпьют всё до дна.

– А теперь рассказывайте всё, – жёстко приказал Гай. Таким суровым он раньше не бывал, даже когда выговаривал Коулу за какие-нибудь глупости.

Выслушав рассказ мальчишек (там, где Коул сбивался, вступал Рин), мастер сцепил пальцы в замок и уткнулся в них подбородком. Изумлённым он не выглядел, скорее подавленным.

– Скажи, – проговорил Коул, не поднимая глаз. – Мама, она…? – закончить он не смог.

– А? Нет, что ты, парень! – встрепенулся Гай. – Он не стал бы убивать Этель. Мы нужны им только живыми.

– «Мы»? – непонимающе повторил Коул. – Что ты… – В голове вдруг блеснула догадка, верить в которую не хотелось. Коул отставил кружку в сторону.

– Гай, – голос его прозвучал нехорошо, – ты ничего мне рассказать не хочешь?

– «Рассказать», гляди ж ты, – проворчал Гай. Вид у него был такой, будто его поймали на чём-то постыдном. – Не дорос ещё до такого.

– «Не дорос»? – Коул вскочил и сжал кулаки. – Там моя мама была, слышишь, ты?! Какого хрена творится? Я имею право знать…

– Сядь! – неожиданно гаркнул Гай, так, что Коул невольно отшатнулся. – Прекрати орать, парень, – тоном ниже произнес часовщик, отвернувшись. – Мне сейчас не легче, чем тебе.

Коул нашарил позади себя стул и сел обратно. Рин несмело взял его за запястье: и Коул вновь заставил себя собраться, поняв, что другу сейчас ещё страшнее.

– Гай, прошу тебя, – тихо сказал он. – Объясни, в чём дело? Зачем этот урод пришёл?

Часовщик поднял голову. В свете ламп тени залегли в морщинах на его лице: и Гай, всегда бодрый и живой, вдруг показался совсем изможденным стариком.

– Я надеялся, что никогда не придется тебе рассказывать, – вздохнул он. – Ладно. Слушайте. – Он налил себе чаю, взял с полки пыльную бутылку (Коул всегда думал, что в ней растворитель), плеснул в кружку и отхлебнул.

– Всего я вам рассказать не могу, ребята. Просто потому, что не хочу на вас ещё большую беду навлечь. Слишком уж хреновое это знание… В общем, Коул, мы с твоей мамой знали друг друга ещё задолго до твоего рождения.

– Чего? – Коул помнил, как рассказывал маме о Гае. Как впервые пригласил учителя к ним домой – и был поражён, когда тот заявился в довольно приличном костюме, даже с букетиком цветов, и галантно попривествовал Этель; а та с улыбкой пригласила его к столу… Ни тогда, ни сейчас он и не подумал бы, что они были знакомы прежде!

– Не верится? Правильно. Мы всегда хорошо притворялись. Это было нашей работой, в конце-то концов.

– «Вашей»?

– Мы все состояли в одном обществе. Название тебе ничего не скажет. Но мы занимались особыми делами: тайными делами…

– Вы были в банде? – подал голос Рин. – В этой, как её, в капоне? Или вы, извините, террористы? – Он взглянул на Коула, будто прося прощения, что подумал такое про его маму.

– О, нет, малыш! Совсем наоборот. Короче, однажды мы крепко насолили кое-кому – и они прижали нам хвост.

– Кто «они»? – Коулу почему-то вспомнились бредовые слова разъярённого Геруда.

– Временно́е Правительство! – Эти слова Гай произнёс с неожиданной ненавистью.

– А это кто?

– Вы знаете их имена. Бертольд Хайзенберг. Эрцлав Батори, – каждое имя старик выплевывал, как ругательство. – Тефилус Янг. И Жанна Сюйлин. Те, кто правит нашей страной!

– Наместники? – Коул попытался собрать всё услышанное воедино. В голове царило какое-то столпотворение.

– Но, постойте! – вмешался Рин. – Ведь Империей правит Вечный! Наместники лишь исполняют Его волю, а Ведомства и Учётная Служба… – он наткнулся взглядом на безрадостную улыбку Гая, и умолк.

– Всё намного сложнее, чем ты думаешь, малыш. В общем, нам с Этель удалось бежать – единственным из всех. У нас были заготовлены пути отступления, и они привели нас в Анкервилл. Мы думали, что надёжно скрылись – всё это время…

– Погоди. А почему куда-нибудь подальше не сбежали? – Коул отчаянно выискивал в словах Гая хоть какую-то неточность, будто она могла всё исправить.

– Куда, парень? За границами Империи – лишь Запределье, пустоши да чудовища. – Гай почему-то хмыкнул. – Да и вздумай мы бежать в неведомые земли, не вышло бы: пограничники тогда взяли всю страну в железное кольцо. К тому же, во-первых, у Этель уже тогда был ты, а бежать с младенцем на руках… – мастер лишь пожал плечами.

Коул склонил голову и запустил пальцы в волосы. Поверить в услышанное было трудно – и обидно до жутиков. Выходит, ему всю жизнь врали? Мама и Гай – двое из трёх самых дорогих ему людей – скрывали от него общую, страшную тайну?!

– А во-вторых? – тихонько спросил Рин.

– У нас остался в Империи невыполненный долг, – хмуро признался Гай. И по его лицу стало ясно, что спрашивать об этом «долге» не стоит.

Повисла тишина. Наконец Коул поднял голову.

– Ну, ладно, – решительно сказал он. – Гай, у тебя оружие есть?

– Это ещё зачем?

– Вернуться туда, и грохнуть этого сукина сына! – Коул заговорил с жаром, разгорающимся из пепла былого отчаяния. – Вы же были такие крутые, значит, и у тебя что-то есть! Мы пойдём, и освободим маму, и…

– Очнись, парень! – прервал его Гай. – Сам послушай, что несёшь! Ты против Часового собрался?

– А что – на заднице сидеть и ждать? – почти выкрикнул Коул. – Что ты предлагаешь?

– Уж точно не переться туда, чтобы дурную башку сложить, или того хуже – живым к ним попасться! – Гай подошёл и положил руку ученику на плечо. – Не дури. Этель сделала то, что сделала, ради вас – а ты хочешь всё прахом пустить?

Коул зарычал, и в сердцах ударил себя кулаками по коленям. В словах Гая была правда, но как же невыносимо было её признавать!

– А вы? – вмешался Рин, и Коул ему был благодарен за этот вопрос. – Вы ничего не можете?

– Кое-что могу, но этого мало. – Гаю, видно, самому тяжело было признаваться. – Мы уже не те, что были раньше, ребята. Почти всё порушено. Организации больше нет, связей почти не осталось, да и мы сдали. Если б я только мог…

– И что же делать? – через силу выдавил Коул.

– То, что велела Этель. Бежать подальше. – Гай потер подбородок. – Так, через горные перевалы вам не уйти: нужен провожатый, а у меня среди горцев связей нет. Да и у фермеров не укроешься – надежды нет, сдадут. На юг тоже дороги нет, через Белую Пустыню вам не перебраться…

– Куда ж податься? К морлокам под землю? – горько съязвил Коул. Мастер задумался, и кивнул.

– Нет. На север, в Бомтаун.

Про северного соседа, великий торговый город на границе Вечерней и Ночной провинций, мальчишки не знали почти ничего. Как и о Клокштадте, о нём отзывались со смесью зависти и пренебрежения – но Бомтаун не любили куда сильнее, чем главный город провинции. Ещё бы, ведь если б не он, Анкервилл бы стал главным промышленным центром северо-запада! Горожане до сих пор с бессильной тоской вспоминали о проекте «Золотой ветки», что должна была связать Анкервилл с гаванями Чёрной Топи – и дать начало новым рудоплавильным заводам вокруг города… Но после войны с Железным Флотом всё переменилось, проложили Третью Радиаль, и лучшие карты в игре внезапно отошли Бомтауну.

Так что все сведения о городе меж Вечером и Ночью сводились к байкам и непристойным анекдотам с участием тамошних жителей.

– Слушайте внимательно. На вас будут охотиться, так что не верьте никому – и берегите друг друга. Когда доберётесь до города, найдите этот адрес: Округ Красного Шпиля… – Гай продиктовал название улицы и номер дома. – Там антикварная лавка. Хозяином должен быть одноглазый Гежчи, со шрамом. Спросите у него, продаст ли он – запоминайте! – «светильник белой бронзы из дома дель Труа». Если он всё ещё верен нашему делу, то ответит: «Такого нет, но есть синяя лампа хорбургского серебра». Запомните накрепко! И если так, скажете ему, – мастер отчего-то вздохнул, – что вам нужен Лис Руже.

– Ружьё?

– Руже. Именно так. Змеи и гидры, всё слишком ненадёжно – но других ниточек у меня нет.

– А этот Лис, – уточнил Рин, – он ваш друг?

– Это мой враг, – Гай насупился и потемнел лицом. – Но Часовым и их хозяевам он ещё худший враг, а значит, почти друг мне. При встрече отдадите ему вот это. – Старик снял с себя половинку шестерёнки на шнурке, и повесил на шею Коулу.

Мальчишка поражённо рассмотрел подарок. Никогда ещё Гай не расставался со своим талисманом. Как-то он был свидетелем того, как на Свалку заявилась комиссия, и какой-то хмырь в котелке пристал к Гаю – что за символ, мол, и не сочувствует ли он «ломщикам»?

«Это не символ, а наглядное пособие», спокойно ответил тогда Гай. «По технике безопасности. Напоминание о том, как легко сломать то, что хрупко».

– Скажете, что вам нужно убежище. А если будут вопросы… То скажите: «Капитан передаёт юнге, что просит прощения, и что ему очень жаль».

– Это тоже пароль?..

– Нет! – обрубил Гай так резко, что Рин испуганно умолк.

– Погоди, Гаюс, – наконец вмешался Коул. – Все ясно, кроме одного – как мы до Бомтауна доберемся-то?

– Ну уж не пешочком через горы. За мной!

* * *

Полицейский комиссар Корф считал, что умеет разбираться в людях. И, глядя на стоявшего перед ним человека, в другое время он без раздумий отправил бы его за решётку. Незнакомец выглядел как наркоман из трущоб: весь какой-то засаленный, неопрятный и пахло от него мерзко – потом, лекарствами… и, почему-то, сиропом для оладий.

Но всё это не имело значения. Потому что с той секунды, когда этот человек предъявил комиссару знак «Чёрной Вдовы», он автоматически сделался главным не только в этом кабинете, но и во всём участке полиции, и как бы не во всём городе!

– Меня не интересует, какими «трудностями» это чревато, – повторил Друд. – Я требую мобилизовать все силы полиции! Необходимо развернуть операцию по перехвату беглецов.

– Мы, хм, можем задействовать около семидесяти процентов городского полицейского корпуса, – пробормотал комиссар. – Часть наших сотрудников занята поиском виновника убийства на заводе. Ещё несколько отрядов задействованы на промышленном объекте – ветряных станциях Ревущей Долины. Там сейчас возникли некоторые проблемы, поступают сводки об угрозе…

– Ешь вас гидра, я сказал – всех! – Часовой хлопнул ладонью о стол так, что опрокинулась кружка с какао, а комиссар отшатнулся на стуле. – Ваша настоящая «проблема», комиссар – это я! Потому что, клянусь, любая ваша попытка препятствовать мне будет расценена как предательство.

– Мастер Друд, – не выдержал стоявший у двери Хилл, которому эта сцена неприятно напомнила его собственный вчерашний спор с учетчиком. Но тотчас умолк, когда Друд пронзил его ледяным взглядом.

– Советую вам придержать своё мнение, инспектор. Мы уже потерпели неудачу из-за того, что я доверился вам: мол, мальчишка избит и слаб, и точно не убежит… А в итоге? Сбежали оба, и теперь приходится привлекать дополнительные силы! Так что не заставляйте меня подозревать вас в государственной измене!

Хилл промолчал.

Он старался не вспоминать детство. Но сейчас в памяти всплыло, как однажды они с друзьями бросили кусок дрожжей в сортир на заднем дворе старого ворчуна Гоббса. Ох, и было хохоту! Мама ругалась и сулила ему будущее бандита. Отец ухмыльнулся в усы, а потом спокойно объяснил сыну, что зря он так поступил, ведь мама хотела поставить тесто для пирога. Зато Виви хохотала так, что чуть животик не надорвала, и всё просила пересказать ещё раз. Виви…

И сейчас Хилл не мог отделаться от чувства, что он снова бросил дрожжи в вонючую дыру.

– Разбить город на сектора! – Друд ткнул пальцем в карту города на стене. – Перекрыть основные улицы. Организовать патрули, и прочесать каждый район!

– У нас может не хватить людей, – Корф благоразумно не стал добавлять, что подобные учения не проводились давным-давно – это было бы равноценно трибуналу. – Я не могу позволить отозвать отряды из Долины.

– Привлекайте цайгеров. Объявляем «красный» уровень тревоги – им предписано подчиняться полиции. А, наконец-то! – Последнее относилось к запыхавшемуся полицейскому, что вбежал в двери с двумя картонными папками личных дел в руках. Друд сорвал печати, нетерпеливо распахнул их и пролистал. Рассмотрел приложенные фототипии двоих мальчишек – один угрюмый и темноволосый, другой светленький, с открытым и простым лицом.

– Ну, вот. Один с восточного берега, другой с западного – выставьте кордоны на мостах! Кому возможно, раздать копии фото, остальным устную ориентировку. – Друд раздавал приказы уверенно и привычно, будто чертя пальцем на карте схему гигантского капкана на двух человечков. – И, самое главное: закрыть вокзал!

– Но!.. Мастер Друд, это вне наших полномочий!

– Вот как?

– Вокзал – это важнейший транспортный узел! – Корф подхватил со столешницы фотопортрет в рамочке, спасая от растекшейся лужи какао. – Решение об его закрытии и задержании поездов требует санкции начальника вокзала!

– И где он сейчас? На станции? Инспектор, за мной! Поедем на санкцию за станцией… тьфу! Погодите-ка. – Друд пригляделся, а потом вдруг выхватил фототипию из пальцев комиссара. Семейное фото изображало самого Корфа в мундире, пухленькую жену и дочку – угрюмую девочку с волосами в два хвостика, в белой рубашке со значками и черном галстуке. – Аха! В городе есть ячейка симовцев?

– Да, – растерялся Корф. – Моя дочь состоит в отряде, и…

– Вот и решение вопроса нехватки людей. Поднимайте всех ребят. Поделить на пары и тройки, придать в подчинение полиции… Можете гордиться своей дочкой, комиссар – сегодня она послужит Империи! – От ухмылки Друда полицейского бросило в пот.

– Хотя я не думаю, – добавил Часовой с порога, – что С.И.М. уже учредил значок «Охота на человека»!

Когда незваные гости покинули кабинет, Корф шумно выдохнул, промокнул лоб платком, и им же вытер лужу какао на столе. Хотел было заварить себе ещё – чайник бурлил на спиртовке – но тут в дверь просунулось лицо полицейского.

– Шеф! Доставили вещи, э-э… задержанной! Есть пара интересных штучек, не желаете посмотреть?

– «Разрешите доложить», стажёр! – ворчливо поправил комиссар. – И не «штучки посмотреть», а «ознакомиться с уликами»… Уже иду.

Тренькнул звоночек, и в трубу пневмопочты на стене упал цилиндр с посланием. Корф развинтил его и развернул документ. Как он и полагал, это оказался приказ о решении «нештатной ситуации» на ветряных станциях Ревущей Долины. Но, пробежав его глазами, Корф изменился в лице. Немного поколебавшись, он взял со стола печать и украсил документ синим оттиском.

– Прости и помилуй, владыка, – пробормотал он, и осенился знаком песочных часов на плакат с ликом Вечного.

Помянутые «штучки» ждали на столе в комнате для допросов. Первой уликой оказалось с полдюжины стеклянных пузырьков, наполненных разноцветным содержимым.

– Наркотики? – поинтересовался Корф у эксперта-криминалиста. – Или яды?

– Круче, командир. Парни из лаборатории ещё работают, но по их словам – это вообще запрещено к производству, такого даже в монастырях не варят! Разве что для Чёрной Гвардии, и то не факт.

– Гм. А здесь что? – На железном подносе лежал непонятный ком чёрной ткани.

– А вот взгляните. – Эксперт ухватил ткань двумя пинцетами и потянул вверх. Ком расправился, и оказался одеждой. Чёрным комбинезоном на всё тело…