Текст книги "Книга Беглецов (СИ)"

Автор книги: Сергей Бессараб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

– Ты чего? – удивлённо поинтересовался голос. Коул приподнялся на локтях и обернулся. В тени угловой башенки сидел человек. Мальчик – с растрёпанными светлыми волосами, в коричневой куртке не по росту, шея повязана полосатым шарфом; на коленях раскрытая книга. Мальчишка с недоумением смотрел на незваного гостя.

– Т-ты кто? – выдохнул Коул.

– Ринель, – удивлённо ответил паренёк. – Ой, то есть, Ринель Куртуа дель Больд! Слушай, ты б поосторожней… – Коул только сейчас понял, как близко оказался к краю крыши. Он на четвереньках отполз подальше, и неловко поднялся.

– А чего ты тут делаешь? – недоверчиво поинтересовался он. Враз припомнились истории про жутиков. Вроде через парнишку крыша не просвечивает, но кто знает?..

– Читаю. То есть, вообще – живу, а сейчас читаю. А ты?

– Я флюгер хотел сви… – Коул запнулся. «Куртуа дель Больд» означало какую-то из Младших аристократических семей, ветвь Старшей семьи дель Больдов. – Постой, живёшь? Так дом же заброшен!

– И вовсе нет. – Мальчик взглянул на крышу башни. – Что ты там про флюгер говорил?

– А, ничего, забудь! – Коул почувствовал, что ситуация из пугающей стала какой-то неловкой. Осторожно ступая по кровле, он подошёл к парнишке. Ринель захлопнул книгу и тоже поднялся на ноги, оказавшись ростом ниже Коула. Глаза у него были голубовато-серые, а нос вздёрнутый, в россыпях веснушек.

– Я Коул, – протянул руку Коул. – То есть, Коулден Вайс, – поправился он зачем-то.

– Очень рад знакомству… – Ринель неловко пожал руку. Ладошка у него оказалась тёплая, живая, и это окончательно успокоило Коула. Никакой не жутик. – Ты откуда?

– Да с правобережья, – Коул махнул рукой на запад. – С Тёмной стороны, то есть; из простых кварталов.

– С Тёмной стороны? – Удивительно, но в голосе Ринеля прозвучало что-то вроде восторга. – Так ты из трущоб? Из этих… поннеров, да?

– Чего-о? – оскорбился Коул. – Это я-то пон? Совсем стрелки отстали, такое говорить? – «Понами» называли жителей самых бедных районов. В любом городе были свои трущобные гетто, «поннеры», населённые опустившимися оборванцами, до которых у имперского закона руки не доходили. С ребячьими бандами из поннеров ни одна компания не связывалась – трущобная детвора вся злая и подлая, в драке запросто заточку в бок воткнут.

– Ой, прости, – сконфузился Ринель. – Я просто… про трущобы только в книжке читал. – И от этого нелепого признания гнев Коула вдруг прошёл.

– Да ладно, нормально всё, – успокоил он. – Я-то что? Вот пацаны, те за «пона» и в нос дать могут!

– Так ты не один тут?

– Нет, с ребятами! Сейчас. – Коул подошёл к краю крыши, думая подать знак друзьям: мол, всё нормально… И не увидел внизу никого. Двор был пуст. «Разбежались», понял он, и почувствовал глухую досаду. Бросили и сбежали, тоже мне, товарищи…

– Ты чего? – окликнул Ринель. – Потерял что-то?

«Ага. Друзей».

– Не. Я это… прикидываю, как спускаться буду. Виноград не оборвётся?

– Зачем виноград? Тут лестница есть! – Ринель указал на подножие башенки, где виднелась открытая дверца.

– А можно?..

– Конечно. Пошли, я проведу!

Вдвоём они осторожно спустились по винтовой лесенке и вышли в полутёмный коридор. Здесь Коул вновь испытал приступ изумления. Он и подумать не мог, что попадёт в дом аристократов… и тем более не думал, что здесь будет такое убожество.

Наверное, когда-то особняк был полон света и блистал богатым убранством – но теперь повсюду было темно и пыльно. Многие окна были задёрнуты шторами, другие забиты досками. На стенах можно было различить светлые прямоугольники – когда-то тут были картины. В некоторых комнатах мебель была укрыта тюлевыми чехлами, пугающе похожими на коконы каких-то гигантских пауков. И всё подёрнуто серым налётом пыли.

– Зайдём в библиотеку, – пояснил Рин полушёпотом. – Мне надо книжку оставить, а то тётушка не разрешает из библиотеки выносить.

– Тётушка? Тут ещё кто-то есть?

– Ну, да. Графиня Агнетта Куртуа дель Больд, это её дом.

– Так вы вдвоём с тёткой в этой громаде живёте? – Коул потрясённо огляделся.

– Нет, ещё служанка и привратник… Вообще, она мне не тётя, а бабушка, – признался Рин. – Троюродная какая-то, не знаю… Её дети давно разъехались, и за домом ухаживать некому.

Вот, значит, как. А Рокк – «таинственно исче-езли»… Трепло! Коул невольно хмыкнул.

– Что?

– Да просто… Про твой дом знаешь, что брешут? Будто тут жутики водятся, и всё такое.

– Кто-кто водится?

– Жутики. Ну, такие, вроде как люди, только странные с виду; а рукой тронешь – и рука насквозь пройдёт! Потому что не человек, а видимость одна. Тут же таких нет?

– Э-э… нет, конечно. – Почему-то Ринеля этот вопрос озадачил. – Ты имеешь в виду, привидения?

– Да нет! Привидений же не бывает; а вот жутики – бывают…

– Дитя! – Старческий, дребезжащий голос прозвучал так неожиданно, что Коул чуть не подпрыгнул. – Кто это в нашем доме?

Голос принадлежал невысокой, хрупкой женщине в проёме двери. Очень старой женщине: лицо её было сморщенным, как чернослив, с дряблыми щеками и морщинистой шеей, глаза недобро щурились сквозь очки. На ней было старомодное тёмное платье, тоже потёртое и запыленное с виду. В костлявых пальцах старуха сжимала кружевной веер.

– Простите, тётушка! – потупился Ринель. – Э-это Коулден, он… (Коул оцепенел)…пришёл ко мне в гости.

– Гости? – Графиня поджала губы. – Чушь. Гостей принимают только по приглашению, и лишь тех, кто достаточно благовоспитан чтобы сперва послать визитную карточку. А это явно какой-то босяк из трущоб! Наверняка хочет что-то украсть!..

– Я не вор, ваша всеточность, – не выдержал Коул. Обида пересилила испуг: что ж такое, второй раз за день поном обозвали! – И не нищий. Я на заводе работаю, и мать моя честная женщина! И ничего я красть у вас не собирался. – Он даже почти не слукавил.

Старуха подозрительно оглядела Коула от растрёпанной макушки (он невольно пригладил волосы ладонью) до босых ног. Презрительно поморщилась и отвернулась.

– Честный, или вор – без разницы, – бросила она. – Я запрещаю тебе приводить в дом оборванцев. И что это у тебя под мышкой, не книга ли?

– Прошу простить, тётушка. Больше не повторится…

– Дополнительный час уроков, – старуха сложила веер и ткнула в сторону Коула. – И передай привратнику, чтобы больше этого юнца к дому не подпускал! Я пойду: пора принимать лекарство… – И она двинулась по коридору прочь.

– Не волнуйся, – поспешил успокоить Ринель. – Уже завтра всё забудет. Она, м-м… немножко не в себе, если честно.

Коул огляделся, будто не веря глазам. Роскошный особняк, заросший пылью; сумасшедшая старуха-графиня в платье будто из гардероба старого театра; Ринель в бедняцкой одежде…

– Да что с вами такое? – не выдержал он. Ринель недоумённо взглянул на гостя. – Бабка твоя, и вообще всё это! Я думал, знатюки… аристократы с золота едят и в шелка рядятся! А это всё?..

– А, ты вот о чём, – Ринель смущённо отвёл взор. – Понимаешь, тётушка считает, что экономия того… дисциплинирует. Она мне не больше недели на руки даёт, только на еду. Из-за этого и слуги все разбежались.

– Ты и продукты сам покупаешь? – не поверил Коул. Ему самому стало неловко. Подумать только, как мальчику из знатной семьи должно быть стыдно перед гостем за такую грязь в доме. – Ох, ешь меня змей. Ну извини, Рин, я…

– А? – Ринель дёрнулся и уставился на Коула с неожиданным испугом. – Как ты сказал?

– Я говорю – прости, Рин! – удивлённо повторил Коул. – Или тебя нельзя так называть? – Какой-то пуганый пацан: хотя с такой бабкой рядом жить…

– Н-нет… – Рин казался растерянным. – Можно, конечно. Меня просто никто так раньше не звал.

– Замётано. А ты меня тогда Коул зови, лады?

– Хорошо, – Рин несмело улыбнулся. – Ну, пошли уже в библиотеку?

Библиотека оказалась большим сумрачным залом с высокими окнами, наглухо зашторенными жалюзи. Всей мебели – лишь пара длинных столов со скамьями; зато вместо стен были сплошные книжные полки, заставленные книгами. Ряды корешков проступали из сумрака. Коул восхищённо присвистнул: столько книжек он в жизни не видел!

– Нравится? – Рин явно был доволен тем, что хоть что-то в его доме впечатлило гостя.

– Ещё бы! Это что, твоя бабка скопила?

– Что ты! Тётушка не одобряет чтение, говорит, оно вольнодумству учит… Это всё предки библиотеку собрали.

– Ага. – Коул слышал, что аристократы, в отличие от простого народа, имеют право владеть всякими старыми вещами: портреты предков, фамильные сервизы, ну и книги, конечно же. – Чего ты прямо здесь не читаешь-то? Вон же лампы! – Он указал на потолок, где в полумраке проступали гроздья световых призм. В тех округах Империи, где светило солнце, для освещения домов использовали системы зеркал.

– Да они сломались давно, а чинить некому. – Рин дёрнул за шнур освещения, но ничего не произошло. – И жалюзи тоже, не открываются. Я потому и на крышу читать хожу…

Коул посмотрел наверх, отыскал взглядом круглую коробку на стене, к которой тянулся шнур: от неё расходились тросы к световым заслонкам… А потом ухватился за книжную полку и полез вверх.

– Ой! Ты чего? Упадёшь!

– Всё, что сломано… – бормотал Коул, уверенно взбираясь по полкам, как по ступенькам, – …то чинится! – Он добрался до коробки, одной рукой выудил из сумочки на поясе отвёртку, дотянулся и открутил крепёжные винты.

– Чего ты там?

– Сейчас! – Коул откинул крышку. В полумраке внутренностей механизма было не разглядеть. Жаль, нет фонаря… А впрочем! Был один трюк, знакомый любому жителю Империи, у которого на счету есть хотя бы…

«Месяц», мысленно приказал Коул, и в пальцах его возникла тускло светящаяся монета. Он поднёс её ближе, и свет озарил запыленное сплетение деталей. Поломка нашлась в один миг: перекосило центральный шкив. Дальше он справился на ощупь. Вот так, и так, подцепить отвёрткой ремешок передачи и подтянуть болтики..

– Готово. Пробуй!

Рин вновь дёрнул за шнур, и под потолком хлопнули световые заслонки. Отражённые лучи закатного солнца по зеркальным трубам хлынули внутрь помещения в рассеивающие призмы – и библиотеку озарил свет. Рин восхищённо вскрикнул.

– Ну вот! – Довольный Коул спустился вниз и спрыгнул на пол. – Теперь видно, что тут библиотека, а не, э-э… винный погреб! – Шутка вышла так себе, но Рин уставился на него с настоящим восторгом. Коул только сейчас понял, что он небось впервые видит библиотеку при свете.

– Ты где такому научился?

– Вещи чинить? Да везде понемногу. Я на заводе работаю вообще-то.

– Что, механиком?

– Куда там! – рассмеялся Коул: похоже, этот светловолосый паренёк вообще не знал жизни. – Уборщиком. Ну, там от механиков и мастеровых чего-то нахватался. Потом к одному мужику со Свалки в ученики пошёл – Гай зовут, мировой старикан… – Коул подошёл к окну и присмотрелся к жалюзи. – Тут уже сложнее. Надо будет карнизы разбирать.

– Да ладно, и без того светло. Ох, как тут пыльно…

– Ничего, зато видно, сколько мудрости скопили. О, кстати о мудрости! – Коул схватил с полки увесистый том «Слов Вечного», сборник мудрых изречений повелителя. – Гадать по Словам умеешь?

– Нет. Это как?

– Это так! – Коул, не глядя, распахнул книгу и наугад ткнул пальцем в строчку. – И читаем, что выпало. «Порой мы видим многое, но не замечаем главного». Вечный, книга третья, цитата сорок седьмая!

– Дай я попробую! – Рин взял книгу у него из рук. – Так-так… «Все почести этого мира не стоят одного хорошего друга». Вечный, книга пятая, цитата вторая. Ого…

– С ума сойти, сколько тут всего! – Коул разглядывал книги на полках. – Вот, «Мифы и легенды Северной провинции». – Страницы книги пестрели жуткими картинками: тут были и болотная гидра о девяти головах, и вороны с черепами в когтях, и какие-то страшные мужики сплошь в синих татуировках. – А вот стихи: «О, роза в утреннем саду, любви твоей смиренно жду…», тра-ля-ля. А это… О-о! – Он схватил нетолстую книжку в потёртой картонной обложке, распахнул и пролистал страницы: почти на всех были схемы и чертежи, сцепления зубчатых колёс и какие-то узлы в разрезе.

– Это же «Введение в механику фрезерных станков», второе издание! – Коул потряс книжкой. – Редкая книга, только для часовщиков! У нас на весь завод таких едва ли с пяток будет, только для мастеров… Слушай, а можно, я возьму? – неожиданно для себя выдал он.

– Возьмёшь? – Рин явно растерялся. – Ну… Тётушка всё равно не заметит. Тем более, мне ведь тебе заплатить нечем…

Коул сперва не понял, потом дошло.

– Ты что! Думаешь, я насовсем? Да брось, какое «заплатить»! Я почитаю и верну.

– Вернёшь? – Глаза Рина странно сверкнули. – То есть, я не сомневаюсь, просто… ты ещё зайдёшь?

– А почему нет-то? Мне по стене забраться – тьфу! Хотя, если ты против…

– Нет-нет! Можно! Зачем по стене, я охране скажу – тебя всегда пропускать будут!

– А тебя послушают?

– А кого же ещё им слушать, тётушку? – Рин усмехнулся, и впервые показался уверенным в себе. Но тут же потупился. – Извини. Я просто не привык с кем-то болтать. Ко мне же никто никогда не приходит…

И Коул вдруг представил себе, как одиноко и тоскливо этому несчастному белобрысому птенцу в огромном, сумрачном доме, медленно гниющем и разваливающемся изнутри, с сумасшедшей и сварливой тёткой-бабкой. И на миг ему стало стыдно, что он, простой парень с Тёмной стороны, выходит намного счастливей знатного мальчишки – с доброй мамой, всегда ждущей дома, с хорошими по меркам уличных сорванцов деньгами на Часах, вольный бегать по крышам и рисовать углём на стенах домов…

– Ну, почему «никто»? – приободрил он. – Я же пришёл!

Рин проводил его до самых ворот. Пожилой охранник нахмурился было при виде чужака, но Рин отозвал его в сторону и что-то негромко объяснил; тот лишь пожал плечами.

– Чего ты ему наплёл? – поинтересовался Коул уже за воротами.

– Сказал, что я тебя давно знаю, и мы на Рыночном Мосту познакомились, – беззаботно отозвался Рин. – И что графиня тебя наняла, чтобы всякое ремонтировать, так что ты всегда приходить можешь.

– Ловок же ты врать! – восхитился Коул. – Так ты и на рынок сам ходишь? А служанка на что?

– Ой, Марта не умеет продукты выбирать; да и готовит не очень. А графиня любит всякие протёртые супы, и всё такое. Пришлось самому учиться, по книжкам…

Мальчишка-знатюк, который сам ходит на рынок, да ещё и на кухне хозяйничает. Рассказать парням – во смеху будет!.. Но тут же Коул понял, что не хочет рассказывать о Рине дружкам.

– Ладно. Давай, пока, Ринель!

– Пока… Только ты приходи ещё.

– Конечно!

Уже отойдя от ворот, Коул обернулся. Фигурка в потрёпанной одежде всё ещё стояла в проёме ворот, маленькая на фоне огромного сада и особняка. Он помахал рукой, и Рин вскинул руку в ответ…

* * *

Коул улыбнулся своим воспоминаниям. И, повернувшись, зашагал по улице прочь от особняка.

Глава 3

«Рано утром», как бы сказали Бывшие – без пятнадцати шесть – световой телеграф передал в Анкервилл очередную сводку новостей.

В маленькой комнатке на башне городского Магистрата сонный глашатай-связист надиктовал полученное сообщение на звукопишущую машину. Вытащил все шестнадцать записанных цилиндров из креплений и по очереди вложил в жерла труб, торчащие из стены, задвинул заслонку и дёрнул за рычаг. Загудел накачанный компрессорами воздух – и под его напором цилиндры, набирая скорость, по трубам-фонопроводам устремились прочь из башни.

Словно снаряды, пронеслись они над спящими улицами по трубам, проложенным вдоль стен зданий. Каждый цилиндр достиг своей мачты-«вестовышки», скользнул внутрь шара на верхушке и точно лёг в крепления встроенного фонографа. Сработали часовые механизмы: сперва над городом раскатился гудок побудки, а затем включился звук.

– Граждане Империи! – загремел над улицами и крышами голос из рупоров. – Добро пожаловать в новый день! Прослушайте регулярные новости…

Коул проснулся за минуту до побудки – привычка не подвела. Не открывая глаз, он ещё немного понежился в тепле под одеялом, отсчитывая тиканье Часов на запястье: а потом взревел гудок, и он сел в постели.

– Граждане Империи! – раздалось с улицы. – Добро пожаловать в новый…

– Доброе утро, сынок! – Этель уже хозяйничала у плиты, и на сковородке ароматно шкворчала грудинка.

– Доброе, мам! – Коул вскочил с кровати и побежал умываться.

Единственную комнату в их квартире занимала мама, Коул же спал в кухне, на лежаке за ширмой. Мама вечно сокрушалась, что «юноше нужна своя комната», но Коул удовлетворился тем, что обклеил стену над кроватью яркими плакатами с чемпионами Машинных Боёв. Хотя на комнату кухонька не тянула – тесная, с единственным мутным окошком под потолком, выходящим на крышу пристроенной к дому котельной.

– Сегодня, – вещал громкоговоритель, и голос пронизывал весь дом, от крыш до подвалов, – указом Вечного объявлено начало подготовки к празднику Объединения! Во всех округах пройдут торжественные митинги; праздник состоится в ближайшее время, о чём будет…

В крохотной комнатушке санузла Коул сгорбился над раковиной и жестоко драил щёткой зубы.

– Вчера в Четырнадцатом округе Дневной провинции усилиями доблестной Чёрной Гвардии была уничтожена банда «ломщиков». Долгое время они устраивали акты саботажа и взрывы на заводах и железнодорожных путях. Выжившие преступники предстанут перед судом Вечного. Слава армии и Чёрной Гвардии, нашим храбрым…

– Тебе сколько яиц в омлет, три или два? – крикнула мама из кухни.

– Дфа! – Коул прополоскал рот и взял бритву. Горячая вода опять едва текла, змей побери.

– В преддверии праздника, – не смолкал голос, – в столице будет проведён парад Благодарения. Отряды юных патриотов из Союза Имперской Молодёжи с развёрнутыми знамёнами, под марши, пройдут по главным улицам в знак благодарности и любви нации к Вечному! В едином порыве…

Коул поморщился, чуть не порезавшись. Вот удовольствие-то, с утра про симовцев слушать, ешь их гидра!

– На Железной Арене в Клокштадте, главном городе Вечерней Провинции, сравнительно скоро пройдёт турнир Заводных Игр. В программе состязания хронистов, выставка часовых механизмов, гонки рельсовых экипажей – и любимое развлечение тысяч болельщиков, Машинные Бои! Его точнейшесть наместник Вечерней провинции Бертольд Хайзенберг лично…

Вот это другое дело! Коул давно хотел побывать на Боях, но об этом нечего было и думать. Клокшадт к югу отсюда, в Девятнадцатом округе, а для поездок нужно особое разрешение Магистрата. Да и билеты дороги.

Коул умылся теплой водичкой и прошёл на кухню. Он успел разделаться с омлетом почти наполовину, когда в дверь постучали.

– Здравствуйте, Этель, душа моя! – Упитанная тётушка в домашней накидке радушно улыбнулась с порога. – Как поживаете?

– Спасибо, хорошо, госпожа Снелл. Что-то случилось?

– Я к вашему сыну! – Соседка заглянула через плечо мамы в квартиру. – Коул, милый! У меня взбивалка сломалась, не мог бы ты?.. – Кухонная взбивалка, заводная с двумя проволочными венчиками, легла на стол перед Коулом.

– Как дела, госпожа Снелл? – Этель налила гостье чаю. – Есть вести от Алвина?

– О, конечно! Недавно пришло ещё одно письмо. У них всё хорошо, их перевели в теплицы, теперь выращивают апельсины, представляете? Алвин часто пишет; он такой хороший мальчик… – Соседка вздохнула.

Коул ещё помнил день, когда Алвина, сына госпожи Снелл, взяла полиция. В Империи за малые преступления обычно приговаривали к «искуплению» – общественным работам. «Искупленцы» под конвоем подметали улицы, таскали грузы, мостили тротуары. Большинство выслуживали прощение; но особо провинившихся депортировали в другие округа, чтобы там начать новую жизнь.

Закон Империи запрещал хранение предметов, напоминавших о прошлом. Того, что было когда-то, больше нет – а значит, отвлекаться на мысли о нём бессмысленно: так твердили чиновники, так учили жрецы. Именно поэтому не велось никаких хроник, а новости выходили только в виде звуковых записей.

То же и с людьми. Личные вещи каждого гражданина помечались его часовым номером, и когда он умирал или попадал на каторгу, его имущество изымали и перепродавали. Всё, что твоё – то общее, и это справедливо. (Исключение делалось лишь для наград и грамот). Алвин подделывал номера на вещах умерших, «переписывая» их на родственников и друзей. Его депортировали на восток, в Утреннюю провинцию – и спасибо, что с правом переписки.

– Такой хороший мальчик… – повторила соседка. Коул между тем успел разобрать взбивалку; не глядя, рассеянно наколол остатки омлета на венчик вместо вилки и отправил в рот.

– Фё яфно!.. всё ясно. Надо будет кое-что заменить. Оставьте мне, завтра готово будет.

– Спасибо, милый мальчик! Не знаю, как тебя и отблаго…

– Неделя.

– Ох! Так дорого?

– Вовсе не дорого, в мастерских за такое по полмесяца берут. Ну, всё, побежал! – Коул вскочил со стула и схватил сумку с книгами. – Пока, мамуль!

* * *

Явившись на завод, Коул сразу понял – что-то случилось. Повсюду суетились рабочие, и все казались занятыми не своим делом. Механики несли кипы бумаг, мастеровые тащили стулья и скатанные ковры. Тут и там мелькали учётчики в форменных шляпах-котелках, что-то черкали в картонных планшетках и щёлкали счётами, внося подобие порядка в непонятную суету.

– Чего стоишь? – Не успел Коул осмотреться, как толпа подхватила его, и вот он уже оказался среди мальчишек, тащивших вёдра с краской и малярные кисти. По пути они разминулись с рабочими, волокущими резной письменный стол из кабинета Геруда.

– Аккуратней! – одышливо взывал Геруд, спеша следом. – Полировку сдерёте, я с вас шкуру сдеру!..

Всё выяснилось уже потом, за работой. Как оказалось, «в ближайшее время» (что означало, от недели до двух) на завод должен был явиться с проверкой инспектор из столицы. Вмиг обнаружилась масса нерешённых проблем вроде некрашеных стен, завала в документации, и самое главное – до сих пор не пущенного в работу нового станка! Потому Геруд и затеял спешный переезд. Обычно он занимал просторный и светлый кабинет, но к приезду начальства быстро перебирался в маленькую комнатку в угловом корпусе.

Так что день Коула прошёл в трудах. Сначала он вместе с другими ребятами красил стены коридоров зелёной краской, потом таскал из архивов стопки пыльных до чиху картонных папок. Их даже усадили вырезать бумажные цветы для гирлянд, чтобы украсить холл… Казалось, этому конца не будет.

– Ровнее мажьте, ровнее! – командовал главный заводской механик Трепке, нескладный рябой юнец с усиками, то и дело возникая рядом, чтобы раздать «ценные» указания. – Кистью не маши, змеёныш, брызги летят! Куда тащите, олухи? В третий цех! – Невежа и болван, Трепке был ставленником Геруда, на заводе его терпеть не могли, и за глаза прозвали «Тряпкой».

Возвращаясь после обеда из столовой, Коул заметил Рензика и его дружков, курящих за углом корпуса.

– Эй, ворона! – Коул не обернулся. – Коул, эй! – повысил голос Рензик. – Иди сюда, дельце есть.

– Какое ещё у тебя дельце?

– Серьёзное. – Рензик затянулся. – Это, как его, бизнес-приложение!

– Предложение.

– Да плевать. Ты ж всякие штуки чинишь? Ну так, скоро твоему делу конец!

– Это ещё почему? – ровным голосом спросил Коул.

– А потому. Скоро все ремонтники в Тёмном городе от треста работать будут. «Мастерские Трудла», слыхал? – Рензик ткнул в его сторону сигаретой. – Господин Трудл важный человек, сам Магистрат с ним контракты заключает. И теперь весь ремонт под ним. Либо на Трудла работаешь, либо вообще не работаешь, понял?

– Не понял. – Коул помнил Трудла, хозяина механических мастерских в Рычажном районе, неопрятного громилу в штанах с подтяжками и с вечной сигарой в зубах. – Не понял, каким боком тут ты, Ренз. Тебя Трудл на работу взял, что ли? Ты ж даже гайку на болт не накрутишь!

– Язык прикуси, – окрысился Рензик. – Может, и взял. Трудлу не только «чинилы» нужны, знаешь ли.

– Ага, – кивнул Коул. – Ещё и хулиганьё вроде вас, чтобы запугивать и угрожать. А то и морды бить. Значит, вы теперь его личная гвардия, так? Нашли, к кому прилепиться?

Коротышка насупился.

– Тебя предупредили, – сказал, как сплюнул, он. – Либо на трест работаешь, либо пожалеешь. И старикану тому со Свалки передай!

– Пошёл ты, Рензи, к жутику за пазуху, – пожелал Коул. – И Трудла твоего туда же. А «старикану» сам передай, если не струсишь на Свалку сунуться! – Ренз от возмущения подавился дымом и закашлялся. Коул с усмешкой отошёл.

Но радость от пустяковой победы быстро сменилась мрачными мыслями. «Работать на трест» – значит, больше половины заработка отдавать Трудлу. А деньги самому нужны, на еду, на квартплату, на керосин и уголь. А больше всего, на курорт для мамы. Этель в холода постоянно мучается кашлем – ей бы отдохнуть на море, на цветущем Солнечном Берегу…

За работой и невесёлыми думами прошло ещё полдня. Когда заводские часы пробили восемнадцать, мальчишки направились в класс – сегодня был учебный день.

По закону Империи, все дети получали образование. Вот только качество его сильно разнилось. Ребята из хороших семей ходили в школы, аристократы и богачи нанимали домашних учителей. (Даже к Рину приходили два учителя). Ну, а беднота в Анкервилле училась «за счёт завода», что означало один час занятий в три-четыре дня. Уроки вёл учитель Руфус – горький пьяница, не знавший толком ни одного предмета, учебников на всех не хватало, и толку от такого образования было немного.

Класс был длинной комнатой с двумя рядами парт и потрёпанными учебными плакатами на стенах – и мебель, и пособия были списанным старьём из нормальных школ. Мальчишки расселись, как попало, кто-то оживлённо болтал, а на задней парте Рензик с дружками уже шлёпали картами.

– Д-дети! – В класс ввалился Руфус с портфелем под мышкой. Рубаха навыпуск, взгляд мутный, а большой нос багровел, как слива. Кто-то хихикнул. По комнате расплылся запах перегара. Руфус плюхнулся на место, порылся в портфеле (там стеклянно звякнуло) и шлёпнул на стол учебник. – История! – провозгласил он. – Хто мне скажет сегд'шню тему?..

– Война за Единство! – проворчал кто-то. Но Руфус даже не услышал.

– История – это у-у..! – потряс он в воздухе пальцем. – С'годня мы… – Он уткнулся взглядом в учебник и замолчал, подперев кулаком щёку; потом с трудом поднял взгляд на учеников. – Х-хорошие детки, – выдал он, уронил плешивую голову на книгу и засопел.

– Вот и выучен урок, – буркнул Рензик. Некоторые заржали. – У меня туз стрел; гони монету, Тиль!

Но сегодняшнему уроку было суждено пройти не так, как обычно. Не прошло и нескольких минут, как в класс заглянул учётчик Банджи.

– Эй, Руфус! Ты забыл подать формуляр… – Старик замолчал, узрев спящего учителя за столом. – Привет, ребятки. Что, опять? – Пацаны на первых рядах закивали.

– Мда… – Банджи подошёл к столу и высвободил из-под щеки храпящего Руфуса обслюнявленный учебник. – А чего у вас сегодня-то?

– Про Войну, мастер Банджи!

– Хм. – Старик задумчиво взглянул на часы, потом на дрыхнущего Руфуса. – Ну, ежели хотите, про Войну вам и я рассказать могу!

Мальчишки принялись удивлённо переглядываться.

– Сам-то я, понятно, не воевал, – уточнил Банджи. – А вот дед мой – воевал, в горную пехоту записался. Он тогда совсем пацаном был, не старше вас… Эй, сынки! Карты положьте, нам другая нужна.

И Банджи развернул над доской большую карту. Старая и вытертая на сгибах, она изображала Часовую Империю – идеальный круг, разделённый на двадцать четыре сектора-округа, как пирог на ломтики. Территорию пересекали шрамы горных хребтов, среди которых выделялись два крупнейших: занимавший почти всю Вечернюю провинцию массив Закатных гор, и неприступный Оскаленный хребет, обрамлявший Империю с севера. На юге раскинулось море с россыпью островов, на востоке тянулись степи. Четыре провинции были закрашены разными цветами, а в центре находилась столица, великая Гномония. По границе располагались значки в виде башенок – двадцать четыре Часа, неприступные крепости, охраняющие страну от Запределья.

– Значит, так! – Банджи взял указку. – Что было в начале всего, вы, наверное, и так знаете.

Да, все знали. И одновременно, никто не знал. Никто не мог даже представить, чем был Конец Времён, который стёр древний мир и уничтожил цивилизацию Бывших.

– Когда Вечный сотворил Циферблат, – Банджи обвёл указкой имперскую территорию, – он разделил его по временам, заселил людьми и завещал им жить мирно. Но людей было слишком много, и все слишком разные… И они разделились. – Учётчик очертил большую область на юго-западе, с Семнадцатого по Девятнадцатый округа.

– Вот это и было Королевство Вечерней Зари. Столица их звалась Леония – сейчас это Клокштадт. Правила там династия Гравиньонов, и на гербе у них были лев и лилия. «Сияющая честь», таков был их девиз: о, да, чести у них было побольше, чем ума! – Мастер усмехнулся. – Империя владела центральными землями. А на Солнечном берегу, – он указал на южное побережье, отделённое от прочих земель цепью Сверкающих Гор, – располагались Вольные Города. Дженовия, Бхарма, Аль-Булун… Там правили тираны-богачи.

– Они правда держали рабов? – выкрикнул кто-то.

– А в Королевстве людям вправду за непослушание рубили головы и вешали? – поддержал Коул.

– Может, и да. В любом случае, они творили дурные вещи. И однажды Вечный разгневался, и решил, что их владыки недостойны править людьми.

– И начал войну.

– Освободительную, сынок! – строго уточнил Банджи. – Войну за свободу угнетённых. С Вольными Городами всё было просто, их владыки сами передрались между собой, а когда имперские войска вошли в города – их встречали цветами, как освободителей. А вот с Королевством вышла настоящая стычка. – Он нарисовал на доске извилистую линию.

– Война началась, когда Вторая пехотная когорта королевской армии перешла реку Дью и захватила плацдарм на северном берегу. – Учётчик начертил пару стрелок. – Это было вероломное вторжение, и мы ответили решительно! Не прошло и суток, как имперские войска под началом генерала Боргоссы и генерала Харта выступили на юг…

Коула быстро захватил рассказ, и не его одного – прочие мальчишки тоже заслушались. Банджи рассказывал неожиданно ярко и воодушевлённо. Пусть многие битвы он излагал лишь вкратце, зато те сражения, в которых участвовал его дед, расцветали всеми красками. Под его мелом, чертящим по доске, вздымались горные хребты и тянулись через перевалы пехотные колонны, маршировали рыцари-шагоходы и проворно ползли «фаланги»… Под боевые кличи бежали в атаку солдаты, и ухали пневматические пушки на укреплениях.

На пороге класса появился главный механик Трепке. Хотел было окликнуть учётчика, но не решился вмешаться, а потом прислонился к косяку и тоже стал слушать.

– …И вот тогда они пошли в атаку, – вспоминал Банджи, будто видел всё своими глазами. – Дед был в обслуге миномёта, снаряды подавал – говорил, настоящая картина была! Королевские солдаты, все в красно-белых мундирах, с ружьями наперевес, и прут через реку под огнём – а за ними наступают их шагоходы, сплошь в серебре, с крыльями на шлемах. Под развёрнутыми знамёнами – говорят, их вёл в бой сам принц Александр. О, да, эти поганцы умели красиво воевать и умирать… – Банджи произнёс это почти с уважением. – А мы ждали. И вот когда они уже наполовину одолели переправу – ударили наши огнемёты. Вот уж был им сюрприз! Те, кого сразу огненным ливнем не накрыло, бросились назад к реке, смяли своих на переправе. Огнесмесь горела даже на воде, и река несла огонь по течению… Наступление захлебнулось, а заодно и поджарилось. А позади их шагоходы уже рвались от попаданий снарядов – заговорила наша артиллерия. Да…