Текст книги "Книга Беглецов (СИ)"

Автор книги: Сергей Бессараб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Глава 21

– Господа пассажиры! – на весь вагон провозгласил кондуктор, выглянув в окно. Семафор на эстакаде откинул красный флажок: путь был закрыт. – Наш маршрут задерживается по крайне важным причинам. Просим отнестись с пониманием и сохранять спокойствие!

Пассажиры рельсохода недовольно забурчали, кто-то вздохнул – но без особого возмущения. Каждый в столице знал, что означают «крайне важные причины».

В размеренный ритм движения рельсоходов, сложнейший вальс скользящих по эстакадам вагонов, вкралась заминка. Один за другим, составы замирали на путях, остановленные семафорами – освобождая проезд по единственному маршруту через полгорода. Как танцующие пары в бальной зале, что расступаются перед хозяином бала, кружащимся с дамой.

И вот задребезжали рельсы, и по эстакадам пронёсся один-единственный вагон, остроносый и матово-чёрный, без окон. Защёлкали семафоры, и замершие составы вновь тронулись с мест.

Чёрные экспресс-вагоны, курсировавшие над столицей, были не редкостью. В них мог ехать кто угодно. Аристократ-знатюк, один из жителей Вершин – «верхнего города», элитных верхних этажей и особняков-пентхаусов на крышах высоток, обители знатнейших людей Империи, что почти не покидают столицу, и даже не сходят на землю… Или чиновник со срочным докладом. Или отряд полиции, или закованный преступник под охраной. Чёрные вагоны означали государственную тайну, и добрые граждане старались их не замечать.

Мало ли, что…

Внутри экспресс-вагон сиял. Красный бархат обивки, кожаные диваны, лакированные поручни. И четверо охранников в одинаковой униформе и с одинаково бесстрастными лицами: у каждого на поясе пара дальнобойных пистолетов, а в глазах – готовность убить и умереть, не думая.

Пустая трата ресурсов, раздражённо подумал Бертольд Хайзенберг. К чему столько китча, будто в поезде, когда всего пути – двадцать минут?

– Прошу, ваше точнейшество! – референт с поклоном подал ему документы на подносе. Бертольд поправил очки и взялся за бумаги. По старой привычке, любую свободную минуту он посвящал делам. Само понятие «свободного времени» его раздражало. Что за глупая роскошь, тратить самый драгоценный ресурс на свете?

Письмо из Технического Общества. Некий горный инженер Красс предложил разгрузить столичную сеть монорельса – ха! – строя воздушный транспорт. Лёгкие дирижабли, как у небесных торговцев, но маленькие. К письму Красс приложил несколько листов чертежей. Бертольд хмыкнул, вообразив, как это понравилось бы жителям Вершин, подняв их ещё выше над чернью.

Нет, нереально. Дело даже не в том, что для дирижаблей нужен гелий, который получают из природного газа – а тот добывают либо на болотах Эрцлава, либо в пустынях Жанны. Дело в нехватке лёгких металлов. Империи не освоить производство алюминия, для этого нужно электричество, и много. Целые электростанции, а не жалкие искровые лампы и банки-батареи. А знания Бывших утрачены и похоронены… Ими же, Временным Правительством, и похоронены.

Бертольд отложил письмо. Надо взять этого Красса на заметку, толковый малый.

Дальше. Записка. Какой-то молодой инженер Энрик Куртуа умоляет о встрече. Хочет предложить – Бертольд поднял седые брови – проект механического человека для тяжёлых и опасных работ. Что за времена, сумасшедшим инженерные дипломы выдают!

А вот следующее послание заставило наместника снисходительно улыбнуться. Депеша из Анкервилла. Новый управитель завода, Эбнезер Банджи, нескладно, но горячо благодарил за оказанное доверие – и клялся оправдать и не подвести.

Бертольд ко всему на свете относился, как к ресурсам. И к людям тоже. Это лишь кажется, что человек сложен. Надо просто найти в его душе главные рычаги – трусость, жадность, эгоизм – и можно вертеть им, как хочешь. Когда позавчера ему передали известие о гибели Геруда (что бы ни случилось, поделом идиоту!), Бертольд стремительно принял решение: поднял последние донесения, нашел записку об увольнении Банджи, и без колебаний отдал приказ о его назначении.

Старый, верный приём. Найди того, с кем обошлись несправедливо, подними его со дна – и он будет верен тебе по гроб жизни.

…Вот рельсоход замедлился и остановился. Двери разъехались, и Бертольд сошёл на галерею, опоясывавшую девятый этаж громадного здания. Прямо перед крыльцом аккуратного домика с резными наличниками и черепичными крышами, что врос в массив здания, как в склон горы. Вывеска над входом изображала солнце, заходившее за горы.

– Ваше точнейшество! Такая честь! – хозяин ресторана кланялся и прижимал руки к сердцу. Охранники мигом распределились по холлу, так, что от их взглядов (и пуль) не укрылся бы никто. – Сюда, сюда пожалуйте!

Наместник не спеша поднялся на второй этаж, в обеденный зал, уставленный столами под клетчатыми скатертями. Высокие окна были вызолочены закатом, и за ними раскинулся пейзаж – море низких крыш внизу с шпилем колокольни вдали.

«Закатное Солнце» было одним из лучших ресторанов «вечернего» района столицы, и довольно популярным среди богатеев с Вершин. Но сейчас зал был пуст, и лишь за одним столом восседала могучая фигура. Серый плащ был перекинут через спинку стула, а рядом свисала шпага в ножнах.

– Садись, Берт! – Эрцлав подозвал старика жестом, как радушный хозяин. Перед ним на скатерти блестел графинчик с золотистой настойкой. – Рюмочку аперитива?

– Чтобы легче было переварить твою клевету? – мрачно спросил Бертольд, садясь напротив.

– Не понимаю, о чём ты, – Эрцлав ловко разлил настойку по рюмкам.

– Неужели? А разве ты не обвинил меня в попытке выкрасть из тюрьмы Хенглафа Дрейка, чтобы использовать в грязных целях?!

– Я этого не говорил, – альбинос чокнулся рюмкой с Бертольдовой, и махом осушил напиток. Старик тоже пригубил с неохотой. – Хорошо пошла! Я лишь советовал подумать, кто и зачем мог такое проделать.

– И у кого же больше всего мастерских и лабораторий, чтобы дать работу последнему великому изобретателю Империи и создателю проекта «Уроборос»? – последнее слово старик выделил голосом. – Если основная часть промышленности и научных центров – в моей провинции! Что это, как не обвинение?

– Вы с Жанной очень похожи, – заметил Эрцлав, и Бертольд дёрнулся. – Оба хотите подгрести под себя всё, и не понимаете, что этим рождаете противодействие. Ты думаешь, что правишь всем, Бертольд? Уверен, что никто больше в Империи не затевает серьёзный научный проект?

Бертольд промолчал. Возразить было нечего, да и упоминание Жанны его задело. «Берти!». Так она его называла, когда он только-только стал наместником, сменив отца, Михаила Хайзенберга. Так она звала его, когда они были любовниками…

Вот только тогда он был молод и прыток. А теперь он седой старик, а Жанна всё так же юна, прекрасна и коварна. Как ей это удалось? Большое количество Времени на часах продлевает жизнь, но не возвращает молодость: богатеи просто очень долго остаются стариками. А омолаживание – сложнейшая процедура с участием многих врачей-хронистов, и больше одного раза ни один человек не выдержит.

В чём секрет Жанны?

– Эрцлав, клянусь тебе, – тихо сказал Бертольд. – Клянусь Вечностью, Небытием, всеми богами и чертями Былого Мира – я не выкрадывал Дрейка! Мне хватило того, что он создал для нас «Уроборос».

– Ага, – кивнул Эрцлав. – И за это мы наградили его уютной камерой в Остроге до конца его дней. Знаешь, Берт, если кто-то из тех самых богов пережил Конец Времён – ты не думал, что нам за такое уготован ад?

Бертольд хмуро уставился в стол. Да, они заточили Дрейка. А потом уничтожили Орден Библиотекарей, как некогда истребили «Зодиак», и замуровали дворцовую библиотеку – боясь, что Дрейк поделился с кем-то из её хранителей-учёных своим знанием… Он ненавидел Эрцлава не за варварский вид, а за варварскую прямоту. Сам в крови по уши, а изображает совесть!

Тут подали закуски. На серебряных блюдах красовалось по жареному дрозду в медовой глазури, обложенному румяными гренками, намазанными горячим костным мозгом.

– М-м! – пока Бертольд отламывал крылышко, Эрцлав разорвал птичку пополам и принялся обгладывать. – Отличная тут кухня всё же! – Они оба любили это место. Бертольд за то, что в окна было видно почти настоящее закатное небо; а Эрцлав – за отсутствие вблизи окон высотных зданий, где мог бы затаиться мятежник с винтовкой.

– Кстати, о богах и демонах. Ты думаешь, это сообщение о Проклятом – правда?

Альбинос замер с косточкой в зубах. Глаза его потемнели.

– Будем надеяться, что ошибка, – мрачно буркнул он. Старик подавил усмешку, довольный, что уязвил собеседника. Тоже мне, Белый рыцарь!

Если Проклятый жив, то это вина Эрцлава. Это он тогда, пятнадцать лет назад, не смог завершить дело.

– Ты сам не очень-то надеешься? Раз уж проголосовал за введение карантина на западе.

– А фто, – Эрцлав отправил в рот сразу две гренки. – Попробуй, вкуснотища! Что мне было делать? Вскочить на коня, и поскакать рубить головы? К тому же, мы скоро узнаем всё наверняка.

– Откуда?

– А ты не знаешь? В столицу везут двоих преступников, задержанных тем Часовым, Друдом. Есть основания считать, что это пособники Проклятого. Более того, Друд полагает, что они последние из «Зодиака».

– Как? – Бертольд подавился, и Эрцлав хлопнул его по спине. – Ещё и эти? Мы же уничтожили их!

– Не всех, ты сам знаешь. И, похоже, ещё кто-то спасся… и спас Проклятого.

– Ещё и «Зодиак»… Невозможно!

– Ага. Какой-то день оживших мертвецов.

– Что?

– Это из священной книжонки эквитанцев. Там было про четырёх мёртвых, которые воскреснут, чтобы возвестить о пришествии Проклятого. Один с пламенем в руке, другой в венце из звёзд… и всё такое.

Подали горячее. Запечённая оленина возлежала среди россыпей зелени, фасоли и грибов. Эрцлав разлил по бокалам вино и взялся за нож.

– Не думал встроить клинок в руку? – спросил Бертольд. – Могу посоветовать модель.

– Зачем? Резать еду? – альбинос хмыкнул. – Что за дурной вкус, мы же не в дешёвой книжке! А если для драки, то поверь – ни один враг не подойдёт ко мне так близко! – Он положил Бертольду сочный, красноватый кусок оленины. Ну прямо заботливый сын!

– И что ты собираешься делать?

– Ну, для начала съем отличный обед. А потом отправлюсь в свою провинцию. Может, загляну на допрос, если получится. Хватает дел поважнее.

– Что может быть важнее?

– Я тебя за этим и позвал. Гляди, – Эрцлав бросил на стол маленький кусочек металла, похожий на цветок с корявыми, вывернутыми лепестками.

– Экспансивная пуля, – пояснил альбинос. – Имеет пропилы, и при попадании – оп! – раскрывается в теле на шесть частей. Мощная фитюлька.

– Ага, – пригляделся старик. – Да, такие производят у нас в одном из монастырей. Но зачем…

– Погоди, – спокойно прервал его Эрцлав. – Эта пуля вырезана из тела солдата Особой Армии. Парень поймал её в Запределье, и не от своих.

Бертольд осёкся. Теперь пуля вдруг показалась ему не цветком, а насекомым. Опасным, жалящим насмерть, и что хуже всего – неизвестным.

– Его застрелили… те? – тихо уточнил он.

– Именно. Как видишь, там умеют делать сложные игрушки. А теперь подумай, Бертольд, сколько ещё мы сможем дурить людей байками о том, будто в Запределье лишь дикари и чудовища?

Кусок встал у старика комом в горле, и он нервно сглотнул.

– Я не просто так вечно пропадаю. Я занимаюсь делами армии, и ко мне стекаются отчёты. И то, что я получаю, мне не нравится: в Запределье стало неспокойно.

– А там когда-то был покой?

– Больше, чем всегда. Началось какое-то движение. Всё чаще разведчики не возвращаются; недавно мы потеряли два махолёта – улетели делать съёмку местности, и пропали… Что-то плохое грядёт, Берт.

Эрцлав отпил вина. Капля сбежала по его подбородку, будто кровь из губ вурдалака.

– Мне нужна твоя помощь, – сказал он. – Нужно оружие с твоих заводов, новое и лучшее. Ты же бывал в Библиотеке, пока её не закрыли; ты читал книги Былого Мира. Помнишь судьбу всех великих империй, окружённых варварами? Империи дряхлели, замыкаясь в себе – пока завоеватели не сокрушали их.

– Ты не слишком драматизируешь? – нервно усмехнулся Бертольд, скрывая неуверенность. Эрцлав был не из тех, кто бросает слова на ветер.

– Ничуть. И я знаю, тебе есть чем поделиться. – Откуда он это знал, понятное дело: у каждого из наместников были шпионы в окружении остальных троих. – И потом, я же тебе окажу услугу. Испытания в полевых условиях за счёт армии. Как тебе идея?

Идея… Каждая идея – деньги, ресурсы и риски! Довериться кому-то, кроме себя? Бертольд машинально полез в карман за табакеркой, и нащупал сложенные бумаги.

Мысль вспыхнула в голове, как газовая лампа, и старик поначалу даже оцепенел. Абсурд! Но зато до чего оригинальный. Да-да, если только… В считаные секунды он принял решение.

– Я согласен, – хрипло ответил старик. – Но в обмен на твою помощь в одном, хм, проекте. – Он положил бумаги на стол. – У меня тут есть кое-что интересное…

Покинув ресторан, два Наместника спустились на лифте и вышли на сумрачную улицу. Неподалёку ждала чёрная карета, запряжённая белыми лошадьми. Эрцлав не изменял своим привычкам.

– Я обдумаю твою просьбу, – пообещал Бертольд. – В свою очередь, жду твоих мыслей по нашему плану.

– Займусь сразу по возвращении! – Эрцлав сиял энтузиазмом. Немудрено, учитывая, что ему предложили! – А ты, однако, ещё можешь удивить. Я знал, что у тебя башка не заржавела!

Старик поморщился.

– Тебе обязательно прикидываться… таким?

– Не понимаю, о чём ты! – Охранник меж тем открыл перед Эрцлавом дверь кареты, и Бертольд удивлённо поднял бровь.

– Ого, да ты с дамой!

Рыженькая девушка в мятом врачебном халате забралась с ногами на сиденье и сжалась в комочек. Причиной были двое упырей, сидевших на полу кареты и задумчиво-хищно разглядывавших гостью. Девушка уставилась на Эрцлава и Бертольда диким взором.

– Они не укусят, – с усмешкой сообщил альбинос. – Пока я не прикажу. Бертольд, это мистрис Лейса Хан! Мой, хм, новый врач.

На приветствие старика рыженькая не отреагировала: смотрела с ужасом и отчаянием, и Бертольд отвернулся. Всё же этот Эрцлав сущий варвар, не зря слывёт чудовищем!

– Я всё равно уверен, что твои опасения напрасны.

– Тогда лучше пусть вы поднимете меня на смех, – альбинос влез в карету. – Я уже отдал приказ усилить военное присутствие в зоне градокомбинатов; мы каждый день шлём туда солдат…

***

Коула и Рина, вместе с другими парнями – их оказалось с десяток, все по виду беспризорники, либо дети бедноты – согнали в один угол. Все расселись прямо на полу. Друг с другом не заговаривали, настороженно и подавленно молчали, кто-то закурил. Коула отчего-то немного успокоило то, что они здесь были не единственными «пискунами»: ещё у двоих ребят Часы тоже мигали красным.

– Думаешь, это хорошая идея? – тихонько спросил Рин, глядя на шатавшихся по залу солдат.

Не думаю, но лучшей нет, хотелось признаться Коулу. Вместо этого он лишь ободряюще кивнул – одновременно вспоминая всё, что слышал о Запределье. Увы, кроме жутких баек, в памяти мало что отложилось. Запределье, земля, не спасённая Вечным. Там простираются руины городов Бывших, населённые призраками и чудовищами. Там Время течёт, как река, унося за собой дни и годы. Там нет людей, кроме диких племён, а единственные, сохранившие подобие цивилизации – народ небесных торговцев, чьи дирижабли прилетают в Империю из-за Предела, привозя чудесные и запретные вещи.

Да, Запределье ужасно. Но Империя снаряжает в него всё больше экспедиций, прокладывает железную дорогу и строит там форты. Потому что Запределье – источник ценнейших ресурсов. Это и стройматериалы Бывших, добываемые в руинах гигантскими градокомбинатами. Это и «белая сталь», материал для сверхмощных пружин и маховиков, без которых не смогут двигаться мобили и поезда. Это и антитрин, древняя смазка, уменьшающая потерю энергии на трение в механизмах, от маленьких часиков до Магистралей… И много чего ещё.

Вот поэтому о покорителях Запределья сочиняют песни и романы. Они первопроходцы, они герои Империи, они…

– Отребье!

Этот голос прозвучал как молот, разбивающий наивные мечты. Парни повскакивали на ноги, курившие спешно затоптали окурки.

Так друзья впервые увидели капрелана Тибора.

Устав имперской армии требовал, чтобы к каждому полку был приписан жрец – для духовного напутствия солдат. Как обычно, в реальности всё было сложнее. Служители имперского Храма, призванные нести веру в Вечного, оказывались не готовы к армейской жизни. Назначенные оберегать солдат от морального разложения, духовники сами разлагались быстрее вояк.

Поэтому командование поступило проще: младших офицеров посвящали в сан, наскоро преподав им основы вероучения. Читать проповеди в храмах они не годились, а вот наставлять солдат – вполне. Так появились капреланы – от союза давно вымерших слов «капрал» и «капеллан».

Духовник Семнадцатого полка был кряжистым и невысоким. Грубую, красную физиономию драчуна с приплюснутым носом украшал длинный шрам на щеке. Голова его была выбрита не наголо, как у жреца, и не монашеской тонзурой – а коротким седым гребнем посредине. Шинель его покроем напоминала рясу, на поясе – сабля и пистолет.

– Отребье! – повторил капрелан Тибор, уперев руки в бока. – Опять набрали кучу щенков, что мнят себя героями. Решили, что легко выкрутились, а? Я знаю про вас всё! – от этих слов друзей обдало мурашками.

– Все вы грешны перед законом и Вечным. Воры, попрошайки, хулиганьё… Думаете укрыться от наказания в Запределье, пёсьи рыла? – как после убедился Коул, это было любимое ругательство Тибора. – Так вот, вы сами избрали себе худшую кару!

Тибор прошёлся вдоль неровной шеренги новичков.

– Вы не знаете Запределья, о, нет. Время там бесконечно утекает, размывая тела и души. Оно оставило мне метки как на лице, – он указал на шрам, – так и на сердце. А уж вас, сосунки писючие, оно сотрёт в прах и развеет по ветру! Так что решайте, не поздно ли передумать?

Никто не подал голоса. Хотя по лицам многих новичков было ясно, что они уже передумали, раскаялись, и вообще, хотят к маме – у кого есть мамы.

– Хорошо. Потому что в Запределье вас убережёт лишь слово. Точнее, два Слова – святое и воинское! – он достал из карманов две пухлых книжицы и воздел перед собой. – Молитвенник и устав! И я, капрелан Тибор, буду вас учить, добрым словом, а если надо – то и добрым кулаком. Ясно? Не слышу! Ты – вот тебе ясно?

– Да, мастер, – кивнул сосед Коула, худой чернокожий мальчишка. И тут же охнул от тычка кулаком в плечо.

– «Мастер» – для штатских лопухов, пёсье рыло! К старшему по званию обращаться «мингер»! Ясно? – палец ткнул уже в Рина.

– Да! Ясно, есть, так точно, мастер мингер Тибор!

– Отвратительно. Ладно. Теперь вы в армии, а я ваш лучший друг и добрый папка; не советую меня злить. Прежде, чем вы получите свой аванс, – Коул, Рин и двое других «пискунов» спрятали руки за спины, – время присяги. Стройсь!

Парни обернулись к вокзальному окну. Капрелан поставил на подоконник складной походный алтарь в виде треугольной, резной деревянной плиты. Три круглых серебряных образка по углам изображали трёх ангелов – Вечности, Небытия и Времени, а в центре помещался большой образ Вечного в круглой рамке в виде Змея. По бокам Тибор зажёг две свечи.

– Господин и заступник наш, осени сии юные души милостью Своей, – пробормотал он. – А теперь произнесите присягу. «Клянусь Вечностью и Небытием», ну!

Присяга прошла скомканно. Двое ребят вообще не знали слов, и заработали по подзатыльнику. Остальные бубнили неуверенно, путались и робели. Рин почти не ошибся, но оттарабанил испуганной скороговоркой.

Коул один из всех знал текст назубок. И прочёл верно, хоть и спокойно, без фанатизма, чтобы не показаться каким-нибудь симовцем. Капрелан одобрительно кивнул. Спасибо, выходит, мастер Геруд – хоть и гад ты был!

– Ну, идите сюда! – Тибор сотворил в ладони несколько монет-месяцев, и вложил их в жадно протянутые руки. Когда монета привычно растаяла в ладони, и писк Часов наконец-то оборвался, Коул не смог сдержать облегчённого вдоха. И точно так же вздохнул Рин.

Пронесло. Плевать, какой ценой, главное – они живы!

– Ну-ка, не стойте, – прикрикнул Тибор. – На медосмотр, шагом – арш!

Когда остальные двинулись к медпункту, Коула придержал за плечо Рин.

– Медосмотр? – выдавил он.

– Ну, да. Понятное дело, мало ли кто чем хворает. Эй, ты чего? – На внуке графини лица не было, как будто ему уже сообщили, что у него чума.

– Врачей боишься? – понял Коул. Рин мелко закивал. – Да не боись, это быстро. Пошли!

Новички встали в очередь к столу, за которым две медсестры брали кровь на анализ.

– Кулак зажми, – велела сестра, и вонзила в вену Коула иглу. Чёрная кровь побежала в пробирки. – Готово, следующий!

Следующим был Рин, и при взгляде на друга, Коул ощутил жалость: тот чуть ли не дрожал, протягивая руку для укола. Коул вспомнил, как он сам в детстве ходил в больницу, как страшно блестели острые железки в лотках. А мама всегда стояла рядом и держала за руку…

– Постой. Давай, держись! – Коул протянул руку, и Рин судорожно стиснул его пальцы. И не отпускал, пока медсестра не выдернула иглу из его вены.

Вторая сестра мазнула каждому в носу и в горле ваткой на проволоке – не больно, но противно – и жестом отослала к двери кабинета врача. Внутрь запускали по одному: вот подошла очередь Коула, он вошёл и притворил за собой дверь.

– Раздевайся до белья! – велел врач, молодой, но лысый, в халате поверх униформы. – Сердце, дыхалка, живот болят?

Бегло задавая вопросы, он прощупал Коулу живот, приставил к груди слуховую трубку, померил давление и температуру. Заставил присесть, посветил в горло фонариком – и, наконец, шлёпнул на бланк штамп «ГОДЕН».

– Как зовут? – ручка замерла над бумагой.

– Рокк, – нашёлся Коул. – Роквел Бин! – назвался он именем бывшего приятеля. Всё равно, чтобы проверить по часовому номеру, нужен запрос в Ведомства и прочая шелуха… Врач отдал Коулу документ и указал на выход.

– Назовись по-другому! – успел шепнуть Коул Рину. Внук графини вошёл в кабинет на подгибающихся ногах. Его трясло, в ушах бу́хал пульс.

– Ну, чего стоишь? – бросил врач, роясь в бумагах. – Раздевайся до белья!

В ожидании друга, Коул прислонился к стене и разглядывал соседнюю процедурную сквозь открытую дверь. Медсёстры мазали кровь на стёклышки, капали в плоские чашки с питательной средой, рассматривали что-то в микроскопах. Меж столами ходил офицер с оранжевым платком хрониста на шее, проводил рукой над пробирками и чашками – и вокруг пальцев его мерцала золотая пыль.

Он ускоряет бег времени, понял Коул. Чтобы нужные реакции произошли за считаные минуты. В библиотеке Рина они как-то разглядывали книжку по биологии, с раскрашенными гравюрами. Вернутся ли они когда-нибудь туда, увидят ли ещё дом?

И, кстати, где Рин? Коул уже начал тревожиться, когда дверь наконец отворилась, и друг вышел из кабинета.

– Что так долго? Ты в порядке? Болячку какую нашли?

– Да нет, всё хорошо, – Рин показал бумажку со штампом «ГОДЕН». В самом деле, выглядел он уже спокойней. Видно, переутомился, решил про себя Коул. И то, сколько они уже не спали – больше двух суток! Скорей бы уж где-то прилечь – «кости бросить», как говорил Гай. Как-то он там?

Потом была бумажная возня, подписи и стук печатей. Затем всем новичкам обрили головы машинкой (Коул потом невольно проводил рукой по голой макушке, а за пазухой кололись волосы…). Наконец их выгнали на перрон, под ночное небо. Армейский поезд стоял на первом пути – длинная стена угрюмых вагонов без окон, с нанесенными на борта цифрами. Над вокзалом сквозь туман светила пара фонарей на вышке, будто глаза дракона в ночи.

– Я теперь Рокк, а ты? – прошептал Коул Рину на ходу.

– А я буду Э́рен…

– Все в санвагон! – подгонял парней младший сержант. У входа в вагон каждому совали в руки свёрток, запечатанный в бумагу. – Переодеться после мытья!

Санвагон оказался внутри душевой, разделённой частыми перегородками на кабинки; из потолка торчали краны. Рин сразу с возгласом «Чур, моя!» юркнул в самую дальнюю кабинку.

Вода была чуть тёплой, пахла химией – но Коул помылся с наслаждением. Вытершись, он развернул свёрток, в котором оказалась смена одежды. Светло-серый комбинезон, явно уже ношеный, но выстиранный и пахнущий чистотой. Подбирали явно по меркам: одежда пришлась ему почти впору.

– Эй… Эрен! – окликнул Коул, выйдя из кабинки. – Ты долго там?

– Иду! – Рин выскочил уже одетым, поправляя великоватые обновки. С обритой наголо, ушастой головой он выглядел так потешно-беззащитно, что Коул невольно усмехнулся.

– Не задерживаемся! По вагонам!

Новичков загнали в тёмный вагон-теплушку, где в углу тускло рдела печурка. Коул и Рин ощупью пробрались меж коек (на некоторых ворочались и сонно бранились спящие), и вместе уселись на одну пустую.

– Уф! Ну, сели, кажется.

– И что дальше?

– Посмотрим. Главное – сейчас проскочили. Не дрейфь, Рин… Эрен!

– Не буду, Рокк! – судя по голосу, Рин улыбнулся.

– Ага. Змей, как бы теперь запомнить, кто мы есть?

Рин помолчал.

– Знаешь, я слышал про способ один… в книжке читал. Можно каждый день перед сном повторять: «Меня зовут Рокк». Так и привыкнешь.

– Да? Ну, спасибо.

– Брось. Это тебе спасибо, – глаза Коула привыкли к темноте, и он разглядел лицо друга. – Если б не ты, не знаю, что со мной было бы!

– Всё бы нормально с тобой было, – шепнул Коул с горечью. Его вдруг охватил стыд. – Прости меня…

– Чего?

– Это же из-за меня, – Коул стиснул руки на коленях. – Если б я тогда на заводе не выпендрился, Хилл бы нас не заметил. И не было бы всего этого дерьма, и бежать бы не пришлось, и мама… – он сглотнул, и умолк.

Рин смотрел сочувственно. Ему было так жаль друга, и до колик хотелось как-то ободрить, утешить. А больше всего – рассказать…

Ребёнок лежит на полу спальни и читает книгу. Рядом горит свеча, и в её дрожащем свете строчки оживают и шевелятся. Тишина и покой, давно угомонилась старая графиня, бродившая по коридорам с лампой, как привидение – старуха боится воров… Лишь далеко, во тьме коридоров, глухо тикают часы.

Вдруг пламя свечи колышется, как от сквозняка. Дитя поднимает голову и прислушивается. Ничего не изменилось – но теперь он чувствует, что он не один.

– Здравствуйте, – вежливо говорит он во тьму спальни. И что-то шевелится в тенях.

– Здравствуй, Ринель, – мягко отвечает женский голос. – Как прошёл твой день?

– Хорошо, благодарю, – ребёнок садится, скрестив ноги. Он рад, когда приходят его «друзья», как он привык называть эти два голоса – женский и мужской. Женский всегда ласков, мужской любит подшутить и знает много интересных баек. С ними Ринелю не так одиноко, к тому же, они учат его всяким интересным штукам!

Хотя он всё равно иногда думает, что хорошо было бы иметь обычных друзей.

– Сегодня учитель рассказывал мне про климат. Почему бывает дождь, ветер, и всё такое. Потом со вторым учили минорные гаммы на пианино. Трам-пам-пам! – ребёнок перебегает пальчиками по воздуху. Темнота тихо смеётся.

– Молодец. А ещё?

– Потом я читал житие Яна Подчасовицкого. Как он под Фузейном унгуров разбил, – Ринель показывает на гравюру, где унгурский вождь Иштван Чёрный преклонил колено перед великим Яном. – Ну, и геометрию учил.

– Молодец, – в голосе слышна улыбка. – Ты учишься всему… Но всё же не умеешь ценить время, дитя! – голос передразнивает графиню, и Ринель смеётся. – Тебе уже пора спать.

Ребёнок послушно закрывает книгу. Забравшись в постель и задув свечу, он закрывает глаза – и чувствует, как кто-то присел рядом на кровать. Он почти никогда не видит своих опекунов, таков уговор.

– Скажи, – тихо говорит голос. – Ты ведь помнишь, чему мы учим тебя? То, как распознать в людях ложь; как обманывать других – и не обмануться самому… Да?

– Конечно, а что?

– А то, что когда-нибудь у тебя могут появиться друзья. И очень важно, чтобы ты узнал человека, которому сможешь верить. Твой секрет – твоё оружие, помнишь?

– Ага.

– Ну и вот. Главное, всегда помни, кто ты!

– Ринель Куртуа дель Больд, – послушно шепчет дитя.

– Верно… Хочешь сказку перед сном?

Ребёнок кивает, натягивая одеяло. Темнота чуть медлит.

– Жил-был король, – говорит она. – Был он добр и велик, и правил мудро. И было у него четверо верных друзей: храбрый рыцарь, прекрасная фея, мудрый учёный, и добрый землепашец…

Рин протянул руку, и успокаивающе похлопал Коула по плечу.

– Послушай, – сказал он. – Это не твоя вина. Ты тут ни при чём, клянусь своей честью!

– Чтоб тебя гидра уела? – слабо улыбнулся Коул.

– Именно.

– Хорошо. Спасибо… Эрен. – И Рин через силу улыбнулся, стараясь заглушить тоскливую боль в сердце. Да, это не вина Коула…

«Они придут за тобой, и за теми, кого ты любишь».

***

Солдаты уже забрались в вагоны, и перрон опустел. Вот семафор зажёг зелёный фонарь, поезд вздрогнул, и плавно стронулся с места. Набирая ход, он потянулся вдоль вокзала. Свет от фонаря на столбе проник сквозь щели в вагон, скользнул по лицам двоих спящих ребят, привалившихся друг к другу – те лишь поморщились во сне.

Под стук колёс, поезд уходил во тьму, на запад. Навстречу далёкому и страшному Запределью.