Текст книги "Книга Беглецов (СИ)"

Автор книги: Сергей Бессараб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

Глава 17

На перекрёстке друзья остановились под уличным фонарём, и Рин развернул карту. Коул привалился спиной к столбу, утомлённо прикрыв глаза. Всё произошедшее вымотало его настолько, что он потерял счёт времени; и лишь взглянув на Часы, понял, что их мытарства длятся уже вторые сутки. Немудрено, что оба устали и смертельно проголодались.

– Тут поблизости добрая дюжина гостиниц, – заявил Рин. – Принимают всех, и гостей города тоже… С регистрацией, – кисло добавил он.

Эту неприятную подробность они вычитали на обороте путеводителя. Оказалось, что всем гостям города на вокзалах выдавался «гостевой билет» с указанием целей прибытия, по которому вдобавок надо было регулярно отмечаться в полиции. Вписаться в гостиницу без него шансов не было.

– Значит, на окраины поедем, – решил Коул. – Там и найти нас труднее будет.

– Ага, – кивнул Рин, и поёжился. Он не хуже Коула понимал, что сейчас надо быть незаметными и тихими, потому что охота на них только началась. Вся надежда была на то, что Гежчи их не сдаст, а выведет на Лиса.

Мальчишки гадали про себя, кем же окажется этот загадочный враг Гая. Коул без затей представлял себе громилу из трущоб, главаря банды – огромного, с рыжими бакенбардами и намозоленными в драках кулаками. Рин же воображал опасного красавчика, вроде воздушного пирата из романов – с рыжими кудрями в хвост, со шпагой и пистолетами на поясе, а через грудь перевязь со взрывчаткой.

…Мальчишки спустились в подземку, и уже привычно проехали четыре остановки до предместий. На первой станции в вагон вошёл бедно одетый старик с растрёпанной седой бородой и в чёрных очках. В руках слепец держал скрипку и смычок, и, как только поезд тронулся – приставил скрипку к плечу, заиграл печальную мелодию и пошёл по проходу. «Подайте», негромко приговаривал он. «Подайте, добрые люди, тому, кому не так повезло!». И некоторые кидали монетку-другую в жестянку у него на поясе… Доиграв, старик вышел на следующей станции.

Станция «Старый Порт» оказалась конечной – огромный, сумрачный зал, где тускло поблескивающие пути расходились в чёрные зевы ремонтных тоннелей.

Уже выйдя из подземки на улицу, Рин взглянул в сторону – и, вздрогнув, потянул Коула за руку. Пространство под лестницей на эстакаду было отгорожено решёткой. И там, за ней, стояли двое детей – мальчишка и девчонка. Оба худущие, беловолосые, в каких-то драных мешках вместо одежды, босые и чумазые. Держась за решётку, они с восторгом разглядывали далёкие уличные огни.

– Эй, ребят! – позвал Коул. – Вы там застряли? Помочь нуж…

Дети обернулись, и тут же отпрянули. Коул подавился словами. У обоих вокруг левого глаза был наколот чёрный полумесяц с тремя линиями вниз, будто потёками крови. Девочка оскалилась и зашипела по-кошачьи; мальчик дёрнул её за руку, и оба исчезли во мраке – только громыхнула железом крышка люка, да прозвучал удаляющийся топоток.

– Клянусь змеем! – не сразу опомнился Коул.

– Морлоки… – боязливо шепнул Рин.

Раньше друзья только слышали страшные сказки о зловещем народе, загнанном под землю. В крупных городах с разветвлёнными катакомбами – Бомтауне, Клокштадте, Эст-Карильоне – они обслуживали канализацию и стоки, питались отбросами и крысами. Власти не выпускали их на поверхность, да они и не смогли бы здесь жить – глаза их не выносили яркого света. О морлоках ходили мрачные легенды, матери пугали ими непослушных детей. Морлоки были даже хуже северных упырей, ведь те были где-то далеко, в Ночной провинции, рыскали по заснеженным горам и прислуживали Эрцлаву Батори. А морлоки – рядом, где-то внизу, во тьме сточных решёток…

– Пойдём-ка отсюда.

Улицы предместий, вопреки ожиданиям, внешне были не намного хуже Красного района. И всё же Коул и Рин, шагая по тротуарам и оглядываясь, подмечали различия. Прежде всего, почти не было мобилей. Ходили омнибусы, по эстакадам проезжали дребезжащие рельсоходы – старых, привычных моделей. Не все фонари горели, а в свете оставшихся были видны и трещины в асфальте, и надписи графитти на стенах – вот уж чего в Красном районе не было. (Наверное, у работяг не было ни времени, ни фантазии на самовыражение).

– Тут что, пожар был? – удивился Рин. Теперь и Коул заметил чёрные разводы на стенах домов, похожие на пятна гари. Как будто по улицам пронёсся великий пожар. Он мазнул по стене пальцем, скривился и вытер о штаны.

– Это не гарь. Плесень…

Да, чёрная плесень – такая, какую дома он видел по углам в заводских душевых. А тут, в вечной ночи и сырости, осмелевшая дрянь выползла из подвалов и закоулков, испятнала стены и расползлась прожилками меж камнями кладки. Только сейчас Коул понял, что и в других районах плесени хватало – просто там её скрывала игра уличного освещения.

Наконец улочка вывела на небольшую площадь в окружении домов с высокими крышами, украшенную в центре статуей на постаменте – Мулер с фонарём. (У Мулера были отбиты нос и один ус, и Коул почему-то испытал злорадство). Из двери под вывеской, перебивая уличную сырость, тянуло вкуснейшими запахами дыма, жареного мяса и бурлящей на огне похлёбки. Друзья вошли – и окунулись в духоту и шум.

Зал с низкими потолками, подпертыми балками из каменного дерева, был тускло освещён газовыми рожками. По стенам меж светильников было развешано оружие времён, наверное, войны с Железным Флотом – скрещённые пневматические мушкеты, абордажные тесаки и штыки. Пробегавшая мимо с подносом официантка, заметив посетителей, кивнула на свободный стол у стены, как раз под двумя скрещёнными гарпунами. Сев, ребята осмотрелись.

В зале было шумно, накурено и уютно. Половина столов была занята – за ними пировали солдаты в светло-серых мундирах Особой Армии. Друзья насторожились: теперь, когда они были в бегах, любой в мундире внушал опасения. Но армейцам, похоже, не было до них дела – они весело переговаривались, дымили сигаретами и стучали кружками, а двое любезничали с официанткой помоложе.

За соседним столом сидели четверо северян. Эти, наоборот, были мрачны, как заговорщики. Рин невольно засмотрелся на них. Болотники были похожи, как братья – бледные и худые, с белыми волосами, заплетёнными в косы. Все в тёмных одеждах, на шеях ожерелья из косточек и зубов, а лица украшены синими татуировками. Глаза у всех отливали жёлтым: уроженцы болот, где никогда не бывает солнца, болотники прекрасно видели в темноте, и куда хуже – при ярком свете.

Северяне играли в кости. В прямом смысле. На столе была расстелена ткань, расчерченная на наделы со значками и цифрами, и на глазах у Рина старший из болотников вытряхнул на неё из стаканчика пригоршню костей – клыков, зубов, костяшек пальцев… Все четверо проследили, как легли кости, после чего один вскочил и яростно выругался. Старший сурово буркнул что-то, насупленный болотник сел на место и выложил на стол пару монет.

– Играть будешь? – Резкий голос отвлёк Рина. Один из болотников смотрел на него в упор поверх очков. Жёлтые глаза его пугающе напоминали недавних морлоков: недаром говорят, что подземники в прошлом были одним из племён северян. – Я тебя спрашиваю.

– Я… нет!

– Он не будет, – вмешался Коул. Болотник даже не взглянул на него.

– Тогда не пырься. Удачу сглазишь! – И отвернулся. Рин пристыженно уставился в стол.

Явилась официантка с подносом, и поставила перед ребятами по миске густой бобовой похлёбки и по тарелке кукурузной каши с жабьими лапками в подливе. К этому она прибавила две кружки взвара из сушёных ягод. На какое-то время друзья выпали из реальности – они жадно хлебали суп, обсасывали тонкие косточки, прихлёбывали питьё.

– Фух! – Коул отодвинул пустую миску и отдулся. Рин культурно промокнул губы платочком. – Ну, теперь и с голодным бороться можно!

– Хорошо… – блаженно выдохнул Рин, и Коул вяло кивнул. Накатила сытая, сонная одурь – слишком долго они не спали, и глаза слипались прямо за столом. Впрочем, внимание Коула быстро привлекли раздававшиеся неподалёку голоса:

– …больше трёх месяцев, – убеждённо говорил мужской голос. – И это лишь задаток. А отработаете – получите по полному году!

– Ничёсе! – охнул голос помоложе.

– И это только по минимуму! А если…

Коул не выдержал, и взглянул. К солдатам за столом подсели трое оборванных пареньков, не старше самого Коула. Перед каждым стояло по кружке пива, и все трое завороженно пялились на рыжеусого сержанта, который расписывал им сказочные перспективы. Остальные солдаты с улыбками кивали и поддакивали.

– Что, парни? – весело спросил вербовщик, заметив взгляд Коула. – Тоже хотите счастья попытать?

– Нет, спасибо, мастер, мы уже всё, – заторопился Коул. Он бросил на столешницу монеты, и вытащил Рина из-за стола. – Вербовщик, – шёпотом пояснил он, когда они шли к выходу. – Пацанву вербует…

В Империи ходило немало историй о покорителях Запределья. О градокомбинатах, гигантских подвижных заводах, которые пожирают руины городов Бывших и перерабатывают на ценные материалы. О бесстрашных героях, что идут вслед за ними – прокладывая рельсы, валя лес, сражаясь с ужасами диких земель… В Запределье всегда нужны были люди, и Особая Армия имела право на вербовку добровольцев из гражданских. Всем находилась работа, включая подростков – городскую шпану и беспризорников.

Когда друзья уже вышли из таверны, Коул поймал себя на мысли, что упустил что-то. Он поднял взгляд на вывеску. Облупленная и в потёках, она изображала рыцарский шлем, а название гласило: «СТАРЫЙ РЫЦАРЬ».

– Что-то не так?

– Да нет. Подожди, – Коул наморщил лоб. Мысль крутилась в голове, и он никак её не мог ухватить. Вывеска напомнила ему, напомнила…

«Они называли себя Рыцарями Зодиака…».

– Ох! – Коул даже покачнулся, настолько внезапным было осознание.

«…Рыцарями Зодиака…».

«…твой папа был настоящий рыцарь, ёжик…».

– Ешь меня змей! – прошептал Коул. Рин тревожно заглянул ему в лицо.

– Рыцарь, – повторил Коул. – Мама говорила, что мой батя был рыцарем. Я думал, сказки… Так он был одним из них, Рин! Из этого «Зодиака»!

– Да? Ну, может быть…

Коул никогда не знал отца, и не гадал, кем он был. Папа всегда был каким-то далёким, выдуманным героем из маминых сказок, его никогда не было взаправду… И вдруг через столько лет его настигло шокирующее знание об отце, будто удар из прошлого.

«Мой отец – рыцарь», ошеломлённо повторил Коул. «Он правда был рыцарем!».

Он правда был.

На карту предместия нанесены не были. Как поведал друзьям одинокий прохожий, ближайшая гостиница, была за пару кварталов отсюда. Но вышло так, что дойти до неё им было не суждено.

Впоследствии Коул не раз гадал, как всё могло бы обернуться. Если бы они не засиделись в трактире, если бы выбрали другой путь, если бы…

Если бы не попали под дождь. Когда они вышли из таверны, уже накрапывало – а вскоре в тёмных небесах зарокотал гром, и на улицы хлынул дождь, забарабанил по мостовой, по плечам и головам.

– Сюда! – Рин дёрнул Коула за руку, и они юркнули под освещённый козырёк над входом в какое-то заведение. Но лишь они успели перевести дух, как дюжий привратник у двери угрюмо кашлянул.

– Просто так толпиться не положено! – проворчал он. – Либо платите и заходите, либо пошли вон!

– Да мы разве толпи…

– Не положено! – оборвал громила. Коул поглядел на афишу. Та гласила, что сегодня в мюзик-холле «Чёрное Сердце» – представление театра теней, музыка и танцовщицы. Потом взглянул на улицу, задёрнутую пеленой дождя.

– Ладно. Пошли внутрь, переждём. – И, потянув на себя дверь, друзья вошли.

* * *

В предрассветном полумраке замшелые утёсы и валуны были безмолвны. Даже птицы не нарушали покой предгорий. Синие сумерки залегли в расщелинах и низинах – но вот в тени одного из валунов что-то шевельнулось.

Ржавый привалился спиной к камню, переводя дух. Он выдохся: перед глазами плясали мушки, лоб горел огнём, а дыхание так хрипело в груди, что он боялся выдать себя звуком. Всё же заболел. Немудрено – промок и переохладился в корзине шара… Его била дрожь. В сумрачных предгорьях было прохладно, а Ржавый, не считая набедренной повязки и плаща, был гол и бос.

Зябко вздохнув, юноша закутался в плащ, стараясь сберечь тепло. Лишь бы не начался бред, вяло подумал он. Нельзя впадать в забытье – ни попасться, ни умереть нельзя! Надо дойти, и донести бесценное знание Хенглафа Дрейка… Приходилось всё время быть настороже. Не раз по пути он поспешно нырял за скалу, или падал за валуны, когда неподалёку проезжали всадники.

И всё равно, он понимал, что это лишь вопрос времени. Рано или поздно либо он выбьется из сил, либо поисковые отряды пустят по следу ищеек. Эх, если бы ветер отнёс его восточнее, можно было бы попробовать добраться до Термитника своими силами! А так… Единственная надежда теперь – дойти до Эст-Кариольоны. Там свои люди, у них можно отсидеться… отлежаться… там…

– Змей! – прошептал Ржавый, придя в себя уже на дне овражка. Он лежал во мху, а над ним раскинулось предрассветное небо. Всё же впал в забытье, ешь его гидра. Не хотелось ничего, кроме как укрыться мхом и заснуть. Может, полегчает…

– Нет, – выдохнули пересохшие губы. Встать. Надо идти!.. Он заставил себя проползти несколько шагов на четвереньках. На глаза попался кустик грибов на тонких ножках, он пригляделся, и поморщился. Бледно-голубые «дурношляпки», наркотические грибы. Не съедобные, а как жаль! Голод и жажда измучили юношу. В корзине шара он собирал в ладони дождевую воду и пил; за последние сутки – выдирал клочья мха и выжимал в рот капли. Пробовал даже есть мох, но стошнило.

И всё же он сорвал грибы, и сунул в карман плаща. Если попадётся, можно проглотить все разом – верная смерть, такой дозы не выдержит никто. Всё лучше, чем в руках имперских палачей.

…Когда Ржавый заметил дымок над скалами, то сначала решил, что почудилось. Кто может жечь здесь костёр? Враги, или… нет, никаких «или». Юноша залёг на землю, и осторожно пополз меж камней, как змея. Дым тянулся из низины, ограждённой скалами. Ржавый подполз на животе к краю утёса, и осторожно выглянул.

Вокруг горящего костра расселись трое. Два кавалериста в плащах и шляпах, третий – штатский в котелке учётчика. Кавалеристы курили трубки, один помешивал варево в котелке на огне; учётчик что-то записывал в блокнот. Неподалёку стояли три стреноженные лошади.

Ржавый затаился, прильнув к скале. Охотники даже не подозревали, что их добыча совсем рядом… Змей, но как же быть? Он разглядел и пистолеты на ремнях всадников, и притороченные к сёдлам сабли в ножнах. И ещё у них наверняка ракетница. Даже если выйдет подобраться к лошадям и вскочить на одну – сначала в небо взовьётся ракета, а потом его нагонят и рубанут саблями на скаку, и пулю не станут тратить. Или накинут аркан… Один из кавалеристов меж тем зачерпнул ложкой варево, попробовал.

Убить всех троих? Ещё смешнее, с одним-то ножиком. Ну же, думай, Ржавый. Думай, Ардис Хан! Ты же один из лучших, ты не смеешь всех подвести!

Но ведь у него лишь плащ, и нож, и…

Так. Он нащупал в кармане скользкий комок грибов. Идея была безумная, и походила не на план, а на отчаянный самообман. Если так сделать, у него будет всего один шанс!..

А если нет – не будет ни одного.

Ржавый смерил взглядом расстояние до костра и котелка. Медленно вытащил из кармана грибы, изменил позу, чтобы размахнуться. Повёл плечом, разминая руку для броска, и взвесил грибы на ладонях. На тренировках он закидывал гранату в узкое кольцо – сможет и теперь! Надо лишь, чтобы все трое отвернулись, но как…

Шанс представился скоро. Один из кавалеристов встал и отошёл к лошадям, второй последовал за ним. У костра остался лишь учётчик, который всё писал в своей дурацкой книжонке! Ржавый напрягся, как взведённая пружина – ну же, давай…

Наконец учётчик закрыл блокнот и засунул его в сумку, отвернувшись. Ржавый мгновенно приподнялся, и швырнул грибы.

За тот миг, что они падали, он успел мысленно взмолиться об удаче, сам не зная, кому молится… Но кто-то услышал. Лёгкие грибы шлёпнулись в котёл почти без брызг, и варево мигом их всосало. А Ржавый съехал на животе вниз по скале, и целую минуту лежал, обмирая. Но встревоженные голоса не прозвучали, и не взлетела в небо ракета. Неужто, получилось?.. Наконец он решился, и выглянул вновь.

Все трое уже наворачивали похлёбку, черпая из котелка. Рот у юноши невольно наполнился слюной. Подействует ли?.. Грибы как-то там сушат, и пары штук хватает на несколько часов блаженных грёз. Тут же они сырые, да в горячей похлёбке – вдруг не выйдет?.. На этой мысли Ржавый запретил себе гадать попусту.

Едоки продолжали обедать, о чём-то переговариваясь. Но вот один из кавалеристов пронёс ложку мимо рта, пролив еду на плечо; удивлённо взглянул на ложку, будто забыв, что это. Учётчик выпустил ложку, мигом утонувшую в еде, и уставился на свои руки. Второй кавалерист вытаращил глаза в никуда, рот его расплылся в улыбке, и еда потекла по подбородку.

Первый кавалерист вновь полез ложкой в котелок… и выудил каплющий комок грибов. Он тупо взглянул на него, а потом вдруг замычал, рванулся в сторону, и на четвереньках пополз к оставленным сумкам. Он уже протянул руку к ракетнице – но Ржавый, уже скатившийся по склону вниз, успел схватить её за ствол. Рукояткой он двинул всаднику по голове, и тот ткнулся лицом в мох.

– Всё, всё, боец, – прошептал Ржавый. – Отдыхай, навоевался! – А сам схватил флягу, сорвал пробку, и не отрывался, пока не выдул половину.

Снадобье подействовало. Все трое были одурманены, и очнуться должны были не скоро. Юноша добыл из сумок банку тушёнки, вскрыл и слопал, жадно выгребая пальцами. Эх, сейчас бы отыскать лекарства, вымыть котелок и заварить целебный чай – но времени не было.

…Костёр он закидал землёй. Одуревших и слабо мычащих врагов связал их же ремнями, и оттащил за камни. Взглянул на них в сомнении. Оставлять живые «хвосты» было опасно, но зарезать беззащитных людей? Нет, Вив бы не одобрила. Так и быть, живите.

Через несколько минут, уже переодевшись в наряд кавалериста, нахлобучив шляпу на голову и надвинув на лицо платок (порядок, издали за своего сойдёт), Ржавый взобрался на одну из лошадей. Та тревожно зафыркала, но он утихомирил её. Всадник из него был средний, но лучше, чем никакой.

Выехав из низины, Ардис Хан огляделся, проверил взведённые пистолеты на поясе – и пришпорил лошадь.

Глава 18

Зал мюзик-холла казался полупустым – все столики были выстроены вдоль стен, оставляя посередине площадку для танцев. У дальней стены размещалась небольшая сцена под навесом, украшенным лампами в плафонах цветного стекла. Светильники горели вполсилы, погружая зал в приятный полумрак. За стойкой пузатый бармен в фартуке смешивал коктейли.

Коул и Рин уселись за один из столиков. Наигрывала приятная, но явно записанная музыка. Коул поискал глазами источник, и в восторге толкнул Рина локтём:

– Глянь! – У двери стоял шкафчик с полукруглым верхом, из которого росло десятка полтора серебристых труб, как у орга́на. Передняя стенка была витражной, и сквозь неё можно было разглядеть ряды музыкальных цилиндров внутри. Как раз закончилась мелодия, и механизм вдвинул в гнездо новый цилиндр.

– Клокодеон, механический фонограф, – пояснил Коул. На них сердито шикнули из-за соседнего стола – как раз померк свет, и заиграла печальная музыка. Над сценой вспыхнул подсвеченный белым экран, на нем возникли теневые буквы:

БАЛЛАДА О ЖЕЛЕЗНОМ ФЛОТЕ

Титры разъехались, сменившись черным зубчатым контуром гор. Небо над ними потемнело синевой светофильтров, на него вползли силуэты облаков и «зажглась» белым бликом луна. Низкий голос скорбно затянул:

О, спой нам, вещая струна,

Пусть голос твой звенит.

Спой об ушедших временах

Кровавых смут и битв.

Спой нам о северной земле

Болот и вечной тьмы,

Где тени рыскают во мгле,

И где тоска тюрьмы

Снедает души и сердца.

То – край лихих племён…

Услышьте песнь про храбреца,

Что в том краю рождён!

Ночная Провинция, страна-тюрьма. Земля бескрайних болот и подтопленных островов, где редко встретишь настоящую сушу. Здесь не растет почти ничего, кроме грибов, а воды кишат хищниками и чудовищами. Здесь могут жить лишь северяне-болотники – ловкие, выносливые и жестокие, за века приспособившиеся к жизни в Топях. Здесь в островных лагерях каторжники заготавливают грибы, жабье мясо и слепых рыб, добывают болотный газ и каменное дерево. А на севере, в шахтах Оскаленных Гор, тысячи рудокопов – и свободных, и в кандалах – трудятся на добыче угля и металла…

Во мраке горных рудников

Не слышен скорбный глас.

Кандальный люд страшней волков,

Жизнь дешева, как грязь.

Здесь ад – без дыма и котлов:

Здесь Смерть ведёт свой счёт,

А звон цепей и кандалов

Осанну ей поёт!

В основании гор открылось окошко, где сгорбленная фигурка взмахивала киркой. Невидимые механизмы искусно приводили в движение фигуры за экраном, что отбрасывали тени.

Вот на горах выросли башни замка – Острог, зловещий оплот владык Севера. Потом экран померк, и картина сменилась: появился силуэт тучного человека с усатым профилем и мечом у пояса. То был Янош Батори, наместник Севера.

В те времена власть на болотах, по сути, принадлежала Железным Королям. Так прозвали шестерых крупных флотоводцев, которые владели всей перевозкой грузов в Топи. Шахты и лагеря принадлежали Яношу, но железо, уголь и дерево доставлялись на юг баржами под флагом Королей. На границе Вечерней и Ночной провинций, где топь сменялась сушей, вырос Старый Порт – база и верфь. Власть Железных Королей была непоколебима, ибо сам наместник был с ними в доле…

Был Янош грозный господин,

Корыстен и жесток.

Но он, доживши до седин,

Был вдов и одинок.

И вот настал недобрый час

И прогремела весть:

«Всех дев – в Острог! Желает князь

Наследника обресть!».

Настало мрачное время. По приказу Яноша, в его замок тащили и ссыльных женщин, и свободных девушек, и даже болотниц: но ни одна не родила ему ребёнка. До тех пор, пока… Здесь рядом с фигурой Яноша возникла колыбель.

– Эрцлав, – шепнул Рин, и Коул кивнул.

Сын безвестной болотницы, Эрцлав Батори родился альбиносом, хилым и хворым. Но отец желал себе в наследники настоящего воина, и бросил своего отпрыска в горнило суровых тренировок. И мальчик, стиснув зубы, переломил себя. (Тощая мальчишеская фигурка – волосы её были прорезными, и казались белыми – рубилась на мечах с солдатом).

Юноша вырос сильным и жестоким, но отец всё равно был недоволен им, теперь уже видя в нём угрозу себе. И однажды послал Эрцлава на охоту, велев добыть для него шкуру горного барса…

И сына в горы он послал,

Чтоб ценный мех добыть.

А егерям приказ отдал:

«Мой сын не должен жить!

Его казните вы тайком,

И схороните там,

А после скажете, что он

Попался упырям!».

На охоте егеря напали на Эрцлава. Битва была яростной, но они всё же одолели его и скинули в ущелье. Никто не сомневался, что юноше конец: в горах обитали упыри, кровожадные хищники, разумом подобные людям. (На склоне горы возникли скрюченные силуэты с глазами-огоньками).

Но Эрцлав не погиб. Он стал вожаком стаи упырей – даже они склонились перед его свирепостью. А потом он пришел к болотникам в их убогие селения… И поднял восстание, показав себя не только лихим воином, но и умелым вождём. В охватившем болота мятеже он прорвался в Острог, и Янош Батори пал от руки своего сына. (Тень наместника упала на колени, а тень Эрцлава занесла над ней меч).

«Мой сын!», наместник возопил.

«Ты не убьёшь отца!»

В ответ: «Пощады не проси,

Отец, у мертвеца!

Твой сын погиб тогда, в горах,

Пал жертвой низкой лжи…».

Так молвил Батори Эрцлав,

И меч свой обнажил.

А потом случилось нежданное. Вечному пришлась по душе свирепость мятежного наследника, и он признал Эрцлава властелином Севера. Можно представить, какой поднялся шум! Но быстро стих, потому что Эрцлав, назначенный наместником, начал действовать правильно… и пугающе.

Он заключил контракт с заводами Запада на строительство железной дороги вдоль Предела через северные горы. По ней должны были пойти поезда с углём и рудой – всем, что раньше доставлялось через болота. Конечно, Железные Короли были против, и послали ультиматум. (Картинка – Эрцлав на троне, и человек со свитком перед ним).

Гонец изрёк: «О, лорд! Не смей

Перечить Королям.

Склонись, смирись – иль, видит Змей,

Падёшь и сгинешь сам!».

Ждут Короли назад гонца,

И он принёс ответ:

Пылает поперёк лица

Клеймо в три буквы – «НЕТ».

Эрцлав заклеймил гонца, и отправил назад. Это было объявление войны, и Короли его приняли. На верфях Старого Порта перестраивались грузовые баржи, обшивались бронёй борта, на палубах монтировались катапульты и стреломёты. Рождался грозный Железный Флот.

Армия не могла вмешаться: это бы означало гражданскую войну. И Эрцлав делал все, что было возможно. В горных кузницах ковалось оружие – на Севере не было плавильных заводов, так что в перековку шло любое железо, вплоть до инструментов. Наместник призвал союзников, и лишь один делец в Империи, молодой наследник некрупного промышленного картеля, поддержал его…

И Эрцлав кинул клич: «За мной

Все те, кто духом смел!».

Но зал, напуганный войной,

И глаз поднять не смел.

Тогда Огастус Мулер встал

И молвил: «Я с тобой.

Тебе, мой лорд – и кровь, и сталь.

Веди же нас на бой!».

Музыка переломилась, зазвучала тревожным маршем. Экран замерцал сполохами красных светофильтров, и по нему поползли силуэты кораблей. Над палубами взлетели снаряды из катапульт. Сшиблись две шеренги солдатских фигур, замелькали штыки и сабли.

То была странная война за Север. Война, где обе стороны сражались самодельным оружием, непризнанная – но оттого не менее кровавая. Болотные суда сходились в проливах, закидывали друг друга снарядами. Канонёрки Королей обстреливали острова, сжигали деревни болотников – а беловолосые мстители под покровом вечной ночи взбирались на палубы и резали экипажи. Мрачной славой были овеяны подвиги «цепных полков» – каторжников в шахтах расковали, пообещав свободу за победу, и они дрались страшнее всех…

И запылал огонь в ночи.

Всё в дело – гвоздь, медаль:

Ковались острые мечи.

Нам никого не жаль!

Восстали на Железный Флот

Рыбарь и рудокоп…

Горела сталь, горела плоть,

Огнём горела Топь!

И Эрцлав победил. Железный Флот был разбит, а вскоре запылал и Старый Порт. Короли пали, и сами их имена были забыты навек. (Музыка вновь сменилась на печальную, и силуэт Эрцлава преклонил колено перед фигурой на престоле – это мог быть лишь Вечный).

Так Эрцлав стал владыкой над всем Севером. А Мулер получил свою награду. На месте Старого Порта возник вольный город Бомтаун, перевалочный пункт меж Севером и Западом – и Мулер стал его хозяином, сравнявшись в могуществе с Наместниками. (На экране поднимались трубы и стены, мерцали печи: тянулся в столицу Огненный Путь).

Последней картиной стали фигуры Эрцлава и Мулера бок о бок, на фоне гор и заводских труб. Экран был залит красным, и лишь вокруг голов победителей горело жёлтое зарево, будто нимбы. И под финальные аккорды занавес сомкнулся. Раздались аплодисменты.

– Вот это да! – Коул давно не был в театре теней, и размах постановки его впечатлил. – А в конце-то, видел?

– А? – Рин, поправлявший ботинок, высунулся из-под стола. – Ага, нимбы им сделали. Как у Бессмертных.

– Ничего так подлизались! – усмехнулся Коул. Кроме Вечного, с нимбами изображали только Бессмертных – великих людей, особо прославившихся своими деяниями и навсегда вошедших в историю. Их почитали, как мудрецов-гуру на Солнечном Берегу, или Святых в Горной Марке.

– Ну, да. Вообще, странно. – Как раз в этот момент заиграла новая, весёлая музыка, и на сцену выбежали три девушки-танцовщицы в скудных нарядах с блёстками и пышных уборах из перьев. Публика захлопала, засвистела в пальцы. – Я много песен про Эрцлава слышал. Но Мулер в них никогда не упоминался.

– Ага, – Коул с интересом уставился на девушек. (Те уже отплясывали и строили публике глазки). – Как будто они прямо лепшие кореша! А ты вообще про этого Мулера слыхал раньше?

– Нет, – Рин пожал плечами. – А много ли мы о других округах знаем?

И то верно. Переезды в Империи были ограничены и связаны с кучей правил и бумаг. Обо всём в соседних округах узнавали либо из новостей, либо со слов приезжих – которым верили мало, боясь нарваться либо на провокатора бунтарей-«ломщиков», либо на доносчика тайной полиции. Знания и вести могли быть опасны, кроме тех, что распространялись легально.

– Знаешь, Коул, – Рин огляделся, – может, пойдем?

– Так дождь же.

– Ну и пусть. Что-то мне тут не по себе, – друг выглядел странно встревоженным.

– Ладно, – хотя Коул ещё поглазел бы на танцовщиц. Вот только, не успели они встать из-за стола, как отворилась дверь – и в зал, не торопясь, вошли друг за другом человек десять.

При виде их посетители торопливо отвернулись, разговоры вдруг умолкли; одна из танцовщиц сбилась с ритма и споткнулась. Даже музыка, казалось, стала тише.

Гости все были молодыми мужчинами, одетыми очень похоже. Все в тяжёлых ботинках и узких брюках с щитками на коленях, как у спортсменов. При этом – в белых рубашках и щегольских узорных жилетах. На головах котелки, как у учётчиков, но с несуразно яркими лентами и приколотыми значками. У некоторых в руках были трости, самый дюжий – небритый бугай с закатанными рукавами – нёс на плече длинный свёрток.

Пришельцы неторопливо прошли к барной стойке. Двое опёрлись о неё, а один заговорил о чём-то с вмиг побледневшим барменом. Тем временем часть посетителей торопливо встали и покинули заведение. «Жилеты», будто так и надо, спокойно расселись по свободным местам.

– Так, – шепнул Коул, встав из-за стола. – Рин, давай-ка правда на выход. И ничего не говори!

– Эй, мальчики! – догнал их ленивый окрик в спину. – Вы, двое. Подойдите-ка! – Коул ускорил было шаг, но у самой двери им загородил путь тот самый громила со свёртком на плече.

– Сказано было, стоять! – прохрипел он так, будто рот у него был набит камнями. Коул и Рин замерли.

– Ну, куда же вы? – Один из пришельцев, в самом пёстром жилете, махнул им рукой из-за стола. – Присядьте, поболтаем! – Выхода не было, и друзья обречённо подошли ближе.

– Садитесь, – «пёстрый» улыбнулся. У него было румяное лицо с насмешливо сощуренными глазами, и модные усики «часовыми стрелками» – один короче другого. – Пить будете?

– Мы…

– Эй, Порджи, лучшего джину моим гостям! – вальяжно велел «пёстрый». Бармен мигом приволок поднос с бутылкой и тремя стопками; усатый понюхал одну, и скривился. – Дрянь. Видать, не врёшь, что ты на мели.

– Я!.. – бармен вздрогнул. – Финн, клянусь – я отдам долг, всё отдам!

– Ладно, вали-вали. Ну, ребята, давайте за знакомство!

– Спасибо, – выдавил Коул, а Рин испуганно кивнул.