Текст книги "Наводнение (сборник)"

Автор книги: Сергей Высоцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц)

Врачи переглянулись.

– Степанков как раз работает на этом малом предприятии, – сказал Васильев.

– Н–да, – подтвердил Маркс Иванович.

– Они не только похоронными делами занимаются, – Васильев вынул из кармана пачку «Столичных», повертел ее и отправил на прежнее место. – Кооператив многоотраслевой. Или малое предприятие? Черт, не помню, как точно. Они и продают, и покупают. Лес, бензин, автомобили «Вольво». Числятся при мэрии. Так, Маркс?

– Н–да.

– Вы на Маркса Ивановича не обижайтесь, – сказал Васильев и подмигнул майору. – Он человек немногословный. Это в наше время неоценимое достоинство.

Широкие щеки Калязина чуть–чуть порозовели. Он опять чуть не произнес свое «н–н-да», но спохватился и только деликатно кашлянул.

Васильев снял трубку с телефонного аппарата, набрал номер и ласково попросил:

– Верочка, найди историю болезни Степанкова. Ноги в руки и ко мне. Умница. – Он положил трубку и обернулся к майору. – Сейчас доставят. Верочка – девушка быстрая.

– Н–да, – вздохнул Калязин укоризненно. Просто потрясающе, как много оттенков имела его коронная фраза.

– Дима, можно я вас так запросто? – спросил Васильев. Ерохин кивнул. – Год назад у Детского фонда украли миллион. Студента–охранника убили. Преступники найдены?

– Нет. – Майор начал было объяснять, какие трудности возникли на пути следствия, но Васильев остановил его.

– В тюрьме, перед самым освобождением, нашли повешенным Смирнова–Осташвили. Докопались, в чем там дело?

– Нет.

– А убийство Меня?

– КГБ… – успел произнести Ерохин, намереваясь сослаться на то, что следствие взяла в свои руки эта организация, как доктор задал уже следующий вопрос:

– Я вчера вечером слышал обзор радио «Свобода» – что‑то вроде «Россия – итоги года». Там комментатор прямо сказал о взяточничестве в Московской мэрии, вспомнил дореволюционный анекдот. К городскому голове приходит купец и предлагает взятку: «Ваше благородие, я даю вам триста рублей и ни одна сволочь об этом не будет знать». «Давай пятьсот, – отвечает голова, – и пусть это будет известно всему городу».

– Н–н-да–а! – захохотал Маркс Иванович.

– Я всего лишь старший оперуполномоченный уголовного розыска… – с обидой начал майор и так густо свел морщины, что лоб у него побелел. Он хотел сказать, что, будь его воля, он бы не трепал языком о демократии, а навел для начала элементарный порядок. Без которого никакая демократия невозможна. Но в это время зазвонил телефон. Васильев слушал несколько секунд:

– Верочка, узнай в центральной регистратуре. – Прослушав еще несколько секунд, он поскучнел: – Может быть, кто‑то из диссертантов взял на просмотр? Они постоянно охотятся за таким материалом. Даю тебе сутки на поиски, поняла, любовь моя?!

Некоторое время он сидел молча, внимательно глядя на майора, как будто впервые увидел его. Словно продолжая спор с самим собой, произнес:

– Но это же абсурд! Степанков каждый месяц должен проходить у нас обследование – раз! Мы знаем его имя. Кстати, Маркс, вы помните отчество Степанкова?

– Нет. Н–да.

– И я не помню. Зовут Слава. Это может быть и Ярослав, и Святослав, Вячеслав, и так далее. Место работы его известно! «Харон», правда, Дима?

– Это вы так утверждаете! Проверим.

– Вот тебе и миллион из Детского фонда, – сказал Васильев задумчиво и, посмотрев на единственный загнутый палец, разогнул его. Разлил остатки коньяка, и они молча выпили.

– Найдутся бумажки, – изрек Калязин. Надежды на то, что найдется сам Степанков, похоже, у него не было.

Васильев довез майора до прокуратуры на своей «Волге». «Хороши мы будем, если какой‑нибудь инспектор решит проверить водителя на алкоголь», – думал Ерохин и беспокойно вглядывался, высматривая притаившуюся на обочине машину ГАИ. Но доктор ехал предельно осторожно, ни разу не превысил скорость. Так ездят в меру выпившие интеллигентные люди.

Прощаясь, они обменялись телефонами.

– Завтра вечером позвоните. Я надеюсь, что виновато только наше разгильдяйство. Всеобщее, – добавил он и крепко пожал майору руку.

ЕЩЕ ОДИН СЮРПРИЗ

После отъезда майора в больницу на поиски кооператора Фризе позвонил в Институт судебных экспертиз. Договорился с Федором Шаховым о проверке привезенного из Переделкино пива. Особых надежд на успех у него не было. Не в каждую же банку преступники впрыскивали яд! Беглый осмотр, который провел Владимир, убедил его в том, что банки не проколоты. Да и упакованы в полиэтилен они были основательно.

«А чьи, собственно, «пальчики» я надеюсь найти? – думал Фризе. – Не проверять же всех подряд работников «Харона» или гостей на трагическом юбилее Маврина?!» Даже получение отпечатков пальцев критика Борисова чревато серьезными осложнениями. «Наверное, так чувствует себя человек на минном поле», – грустно усмехнулся следователь своим мыслям.

Негромкая милицейская трель прервала размышления Фризе. Телефонные звонки теперь не слишком его раздражали – не поленившись, он отвинтил у телефона дно и положил туда бумажную салфетку.

– Владимир Петрович? – спросил незнакомый мужской голос.

– Да.

– Это Волков из Переделкино.

– А, лейтенант, – Фризе вспомнил молодого милиционера, так кстати оказавшегося неподалеку от места, где на него напал бандит. Телефон до неузнаваемости изменил его голос.

– Узнал! – удовлетворенно констатировал Волков и тут же быстро добавил: – Звоню из автомата. Нужно встретиться. Есть для тебя информация.

– Где?

– Ты на машине?

– Куда подъехать? – вместо ответа спросил Фризе.

– К Киевскому вокзалу. Жду у выхода из метро на площади.

Минут через пятнадцать Владимир подъехал к вокзалу. У спуска в туннель было полно народу и ни одного милиционера в форме. Фризе остановил машину и стал внимательно вглядываться в лица. Два кавказца по–своему истолковали его взгляд и не спеша, с чувством собственного достоинства, двинулись к машине. Один уже взялся за ручку двери, когда появился лейтенант. В болотного цвета модной пуховке с сиреневым воротником он выглядел совсем как мальчишка. Фризе открыл дверцу.

– Э–э, дорогой, тебя только и ждали тут! – с ленивой угрозой сказал кавказский претендент на поездку.

Волков на секунду повернулся к нему и что‑то негромко сказал. Наверное, что‑то очень доходчивое, – мужчина отпрянул от машины, как ошпаренный.

– Какое петушиное слово ты ему замолвил? – спросил Фризе, отъезжая.

– Сказал, что «Жигули» не для него – машина не престижная. Ты далеко не уезжай, у меня через пятнадцать минут электричка.

Фризе выехал на Бережковскую набережную и остановился напротив Славянской гостиницы.

– Разговор‑то у меня короткий, – Волков внимательно посмотрел на Владимира. Взгляд его серых глаз был пристальный, милицейский, и совсем не гармонировал с молодым приветливым лицом. – Но не хотел по телефону… Ты хорошо помнишь подробности? – Он не сказал, какие подробности, но Фризе понял, что лейтенант имел в виду.

– Еще бы! Да и вообще я памятливый.

– У нападавшего на руках были перчатки?

– Нет. По–моему, ты их вынул из кармана его куртки. Когда искал документы.

– Все точно. Так вот, теперь слушай внимательно: ни на ноже, ни на пистолете нет никаких пальчиков! И твой коллега из нашей прокуратуры утверждает: их и не было. Бандит «работал» в перчатках.

– Странно…

– Странно? – Фризе уловил сарказм в его интонации. – До того странно, что теперь нельзя установить, кто на тебя напал. А уж то, что это мужик тертый и в зоне не один раз побывал, у меня сомнений нет.

Не сомневался в этом и Фризе, но он не мог понять озабоченности лейтенанта.

– Нет «пальчиков» на оружии, но ведь есть сами пальцы?!

– Какие пальцы?! – взволнованно сказал лейтенант. – Ты что, не знаешь!? Труп пропал из морга!

Фризе присвистнул. Теперь ему стало понятно волнение лейтенанта. А ведь он сначала подумал, что Волков просто возмущен безалаберностью следователя, допустившего халатность.

– И как же он пропал?

– Как! Сопоставь это с исчезновением «пальчиков» с оружия…

«И вспомни, что ты занимаешься делом «Харона», – подумал Фризе. – Ребятками, которые доставляют мертвых в морги и крематории».

– … А если хочешь узнать официальную версию – звони своему коллеге Эдварду Геннадиевичу Сушкину. Он тебе расскажет, как плохо у нас работают службы быта. Покойников иногда просто теряют при перевозке… Ладно, подкинь меня поближе к вокзалу. А то следующая электричка через час.

Фризе оглянулся на дорогу – машин поблизости не было, и он развернулся, нарушая все правила, переехав сплошную разделительную линию. Инспектор ГАИ у перекрестка засек нарушение, дал красный свет, вылез из своего «стакана» и пошел наперерез «Жигулям». К счастью, это оказался знакомый старлей. Фризе познакомился с ним, помогая однажды ночью догнать нарушителя, сбившего пешехода.

Увидев Владимира, старлей витиевато выругался:

– Прокурор, ты чего заставляешь меня дергаться?

– Тебе лишний раз пройтись не помешает, – улыбнулся Фризе.

– Извини, старшой, – сказал Волков. – Он меня к электричке подвез. На смену опаздываю, – лейтенант вытащил милицейское удостоверение, но гаишник даже не взглянул на него.

– Ты, прокурор, меня не забывай, – сказал он. – Я месяц в багажнике виски «Бурбон» вожу. Разопьем вместе. Помню, как ты страдал, что никогда не пробовал эту марку.

– Не иначе, как дипломата стопорнул, – восхитился Фризе.

Машины, скопившиеся на перекрестке, вдруг настойчиво загудели. Старший лейтенант погрозил им жезлом, кивнул Фризе и пропустил его к вокзалу.

– Ты сам‑то что про всю эту историю думаешь? – спросил Владимир, когда Волков открыл дверцу и вышел из машины.

– Что я могу думать?! Это тебя касается, ты и думай.

ИНИЦИАТИВА НАКАЗУЕМА

Берта улетала в Женеву ранним утром. Фризе привез ее в международный аэропорт Шереметьево. Предстояло долгое стояние в очереди на регистрацию. Таможенный и паспортный досмотр отнимали почти столько же времени, как и сам полет. Зал ожидания производил странное впечатление: как будто на концерт всемирно известной рок–звезды продали больше билетов, чем вмещает зал, а звезда не соизволила прибыть и теперь боялись сообщить об этом собравшимся. Люди спали на чемоданах, на раскладушках, прямо на полу. Стояли вплотную друг к другу.

– Выпьем кофе? – Фризе с надеждой посмотрел в сторону кафе.

Там тоже колыхалось море голов. Владимир вспомнил свой первый студенческий полет в Америку. Они делали пересадку на американский «Боинг» в Амстердаме и таким же ранним утром очутились в зале ожидания. Фризе поразили не витрины Фришопа, не игральные автоматы, не красивые девушки за стойками регистратуры. Он с восхищением смотрел за стеклянную стену, отделявшую от общего зала просторный бар. Низкий черный потолок с глубоко запрятанными светильниками, красные кресла у столиков, длинная стойка, яркая мозаика бутылок, два бармена – один протирал бокалы, другой скучающе поглядывал в зал. За столиком – задумавшийся над высоким бокалом пива мужчина. Один! Один на весь бар. Это казалось непостижимым.

– Обойдемся без кофе, – сказала Берта. – Меня напоит и накормит авиакомпания, а ты вернешься домой и покейфуешь без меня, в одиночестве. Не забудь сварить геркулесовую кашу.

Берта уговорила Фризе пожить у нее. Он так и не рассказал ей про открытые замки в квартире и машине, но, похоже, она почувствовала неясную опасность. Любящим женщинам это иногда удается. И еще она ссылалась на обломанный ключ в замке собственной квартиры.

На свободном пятачке посередине зала они стояли, тесно прижатые друг к другу человеческим морем. Берта ждала, когда на спартаковском автобусе приедут «ее девочки» из команды и все время поглядывала на входные стеклянные двери. Фризе смотрел туда же. Неожиданно в потоке людей он заметил знакомую фигуру Грачева – руководителя малого предприятия «Харон». Серая модная кепка с помпоном, серое просторное, почти до пят, пальто из твида. В одной руке – небольшой черный чемодан, скорее похожий на сундучок, в другой – зонт. Этот зонт в морозный день свидетельствовал, что там, куда собрался лететь Грачев, дождливо и тепло. Он спокойно, словно нож масло, рассек толпу, что‑то сказал девушке у стойки, затем, обогнув очередь, направился к пограничникам, проверявшим паспорта. И здесь у него все обошлось просто и красиво: подал офицеру паспорт, какую‑то бумажку, которую офицер внимательно прочитал и с почтением пропустил Грачева на территорию, уже считавшуюся заграницей. Директор «Харона», которого Фризе предупредил не покидать город, улетел из страны.

– Что за хлюст? – спросила Берта, заметившая, с каким вниманием смотрел Владимир на мужчину с зонтом.

– Раз ты заметила – придется расколоться, – усмехнулся Фризе. – Попросил приятеля проследить за твоей нравственностью в Цюрихе.

– А если без трепатни?

– Это глава «Харона», господин Грачев. В его малом предприятии пахнет жареным, а он по заграницам разъезжает.

– Он тоже летит в Швейцарию? – спросила Берта и в это время увидела своих подруг. Высокие, в ярких куртках, с красивыми сумками – они привлекли всеобщее внимание пассажиров. Какой‑то парень крикнул: – Девчата, только победа, – и поднял ладонь, изобразив букву «V». На заспанных лицах девушек появились улыбки. Замелькали фотовспышки – корреспонденты газет не обошли вниманием баскетболисток.

– Я пойду? – Берта прижалась к Владимиру и поцеловала его в щеку. – Следи за мной по телеку и не забывай кормиться.

Пока Берта пробиралась к своим подругам, Фризе лихорадочно соображал, сможет ли он помешать отлету Грачева. Здравый смысл подсказывал: не сможет. Паспортный контроль Юрий Игнатьевич уже прошел, таможне нет дела, что у какого‑то следователя районной прокуратуры есть претензии к вылетавшему в служебную командировку гражданину. Оставалось отделение милиции на транспорте.

В небольшой комнате за столом сидел капитан. Руки у него были скрещены на груди, голова опущена. При появлении Фризе он даже не пошевелился. «Спит», – подумал Владимир и осторожно сел на стул.

– Что случилось, гражданин? – неожиданно бодрым голосом, не поднимая головы, спросил капитан.

Фризе улыбнулся:

– Как вы догадались, что не гражданка?

– Гражданка заговорила бы от самых дверей. – Он посмотрел одним глазом, второй продолжал спать.

Фризе коротко рассказал, в чем дело. Капитан окончательно проснулся и посмотрел на него осмысленно:

– Ксивы с тобой?

Фризе предъявил удостоверение, капитан бросил на него беглый взгляд и кивнул:

– Сейчас снимем с рейса. Как зовут? – он записал фамилию и имя директора, снял телефонную трубку.

– Грачев – депутат городского Совета, – добавил Фризе, уже предчувствуя, что за этим последует. Трубка вернулась в исходное положение, а капитан, склонив голову на бок, посмотрел на Владимира, как смотрит няня в детском саду на оконфузившегося ребенка. Наверное, он хотел и подоходчивее высказаться, но недостаточно проснулся для этого. Да слов и не требовалось.

– Ну, извини! – сказал Фризе. – Я шефу позвоню?

Голос у прокурора был недовольный. Да и кто может радоваться, когда его будят ни свет, ни заря. Выслушав Владимира, он сказал:

– Нечего было и пытаться задержать. Никуда твой «Харон» не денется. А на скандал бы ты нарвался.

Фризе осторожно положил трубку, хотел поблагодарить капитана, но тот снова сидел, скрестив руки и уронив голову на грудь. Спал, наверстывая упущенное за ночь. Но когда Фризе пошел к двери, пробормотал:

– Инициатива наказуема, браток. Пора бы усвоить!

Садясь в «жигуленок», Фризе увидел, как к зданию аэропорта, к тому входу, который когда‑то гостеприимно принимал очень большое начальство, подкатил черный «Мерседес» и машина сопровождения – «Волга», с мигалками на крыше. Из «Мерседеса» не очень ловко выбрался полный сутулый человек. Лицо чем‑то напоминало птицу – усталого, выдохшегося орлана с большим опущенным клювом. Он постоянно мелькал на телеэкранах, на митингах, презентациях и симпозиумах. Этот человек, в дни выборов пообещавший москвичам вывести их из прозябания и заасфальтировать мостовые, добился своего: стал одним из столпов администрации. И теперь все ждали – когда же тронемся в путь по гладкому асфальту.

Ссутулившись, бочком, как будто стесняясь того, что ему приходится идти к самолету тем же путем, которым ходили презираемые им предшественники, «орлан» прошествовал к элитному входу. Один из сопровождающих распахнул перед ним дверь, другой важно прошествовал сзади с красивым замшевым чемоданом.

«Опять за помощью полетел!» – со злостью подумал Фризе и вспомнил, как два года назад, осенью, видел выступление «орлана» и его очень приятного, можно сказать, рафинированного заместителя, заявивших: хватит москвичам ездить на поля и убирать картошку вместо тех, в чьи обязанности это входит! Не те времена. Пока искали виноватых и митинговали – пошли дожди, картошка сгнила на полях, и на следующий год крестьяне сократили посевы. Неприхотливые клубни стали покупать за валюту.

«Эх, и чудики! – сказала тогда Берта. Она всегда старалась быть снисходительной в оценках. – Убрали бы сначала урожай, а потом искали «рыжего».

До начала работы оставалось два часа, и Фризе решил вернуться в свое временное пристанище – позавтракать и почитать, наконец, дневник Маврина. Дорога из аэропорта показалась как никогда утомительной. Снег валил стеной, под пушистым покровом образовалась предательская ледяная корка, машины буксовали. На Тверской образовался затор минут на пятнадцать. «Нет в мире счастья», – меланхолично думал Фризе. Для домашнего кайфа времени не оставалось. Хотелось подремать. Неожиданно он вспомнил об усатом председателе – самое время заглянуть на Большой Гнездниковский к Лидии Васильевне! Ее подвал рядом, из машины уже виден дом на Пушкинской площади, магазин «Армения», где не так уж и давно – всего лет пять–шесть назад – можно было купить бутылку армянского коньяка ереванского разлива И всего за восемь двадцать. И без бутылки на обмен.

В крошечных апартаментах инспектрисы произошла смена царств – за ее столом сидел пожилой хмурый мужчина с короткой прической, в темном костюме, при галстуке. «Отставной военный», – подумал Фризе, представившись и предъявляя свое удостоверение. По тому, каким наметанным взглядом скользнул мужчина по его лицу, Фризе понял, что этот отставник служил в милиции, в каком‑нибудь захолустном отделении, что он неудачник и не смог дослужиться до приличного чина из‑за того, что был или нечист на руку, или скор на расправу. Таких людей – из милиции они, или из прокуратуры – Фризе побаивался. Тот же урка. Только в форме. Никогда не знаешь, кто он на самом деле.

Изучив удостоверение, мужчина вернул его, не проронив ни слова. Готовности к контакту у него явно не наблюдалось.

– Вас как зовут?

– Андрей Андреевич.

– Андрей Андреевич, мне необходимо посмотреть книгу учета сотрудников кооператива. Идет следствие…

– Осведомлен, – не дал закончить фразу Андрей Андреевич. – Вот карточки учета на весь контингент. Есть листки по учету кадров – они точно соответствуют этим карточкам. Достать?

– Не надо. Я посмотрю картотеку. – Фризе нестерпимо захотелось курить, но куревом 'здесь не пахло, зато витал густой запах «Шипра», в прошлом непременного атрибута дешевой парикмахерской.

Карточка на Степанкова отсутствовала. Не оказалось ее и среди листков по учету кадров, которые были вытащены из сейфа. Не было среди мужчин кооператива и ни одного Андрея Андреевича.

– Андрей Андреевич, а вы работник новый?

– Вас интересует моя анкета? Она у председателя.

«А председатель в Женеве», – хотел добавить Фризе.

– Вас интересует моя биография? Председатель собирается оформить мне заграничный паспорт.

– Меня интересует фамилия.

– Ермолин.

– Несколько дней назад Лидия Васильевна показала мне «амбарную книгу», в которой записаны все сотрудники кооператива. И те, кто уволен или умер. Мне бы хотелось еще раз на нее взглянуть.

– Лидия Васильевна у нас не работает, и про такую книгу я слышу впервые.

– В том сейфе она лежала, – Владимир бросил быстрый взгляд на стенку, за которой был спрятан сейф.

– Нет там никакой книги. Можете глянуть.

«Наверное, и нет. Люди здесь собрались серьезные». – Фризе вспомнил, что, просматривая картотеку и листки по учету кадров, не обнаружил там и Лидии Васильевны.

– На какую же работу перешла Зеленкова?

Ермолин не удосужился ответить, развел руками.

– Домашний телефон, адрес – что‑то же у вас осталось?

– С глаз долой, из сердца вон, – нагло усмехнулся Андрей Андреевич. – Все учетные карточки на тех, кто уходит, уничтожены.

– Это поправимо, – улыбнулся Фризе и встал. – Подруги, знакомые… Человек не иголка. До встречи! – Он повернулся и услышал, как новый кадровик бросил ему в спину:

– Поберегся бы, прокурор.

Фризе резко обернулся. Ермолин, наклонившись над столом, подравнивал стопку анкет, которые только что просматривал Владимир.

На домашний завтрак времени уже не оставалось. Фризе оставил машину в переулке и прошелся до единственного в Москве «Макдональдса». Приятным сюрпризом было отсутствие километровой очереди. Здешние завтраки москвичам теперь стали не по карману.

Еда в этой дорогой забегаловке вполне оправдывала рекламу: мясо – свежее, чипсы – хрустящие. Кофе – не слишком, но ароматен. Фризе не однажды заглядывал сюда – и один, и с Бертой, но старался не распространяться об этом на работе. «Макдональдс» для младшего советника – удовольствие не по карману. Не станешь каждому объяснять, что финансовая независимость досталась Владимиру по наследству.

В прокуратуру он приехал к началу рабочего дня и первым делом взялся за телефон. Три справки хотелось получить срочно: адрес или телефон Степанкова и Зеленковой, сведения о том, не служил ли в органах внутренних дел Ермолин и куда улетел сегодня утром глава московской администрации. Если улетел не один, то кто входил в состав «сопровождающих его лиц»? Если пойти обычным рутинным путем, пришлось бы писать запросы, которые томились бы в канцеляриях, уходило бы драгоценное время. Но Фризе обладал свойством располагать к себе людей добрым юмором и готовностью оказать поддержку товарищу. И такие товарищи имелись у него почти во всех учреждениях города. Со многими он встречался раз или два, но его почему‑то хорошо помнили и всегда откликались на просьбы.

Через два часа Фризе уже знал, что глава администрации улетел заключать контракт на поставку в Москву медикаментов, а заодно прочесть несколько лекций в университетах Лозанны и Цюриха. Вместе с ним улетели – его личный помощник Сушкин и московский бизнесмен Грачев. Располагал теперь Фризе телефоном и адресом Зеленковой, и сведениями о том, что капитан милиции Ермолин служил в одном из районных отделений города, получил «служебное несоответствие», был переведен на работу в вытрезвитель. За обирание «клиентов» уволен из органов. Выслушав это сообщение от приятеля с Петровки, Фризе не без внутреннего самодовольства усмехнулся: «Мы, гражданин Ермолин, тоже не лыком шиты. Глаз – алмаз». А вот со Степанковым, как и ожидал Владимир, произошла осечка – точного имени и отчества Фризе не знал, а людей с такой фамилией оказалось в Москве много.

– Тебе, часом, не Генеральный прокурор России нужен? – съехидничал товарищ с Петровки. – Тоже ведь Степанков!

Набирая номер телефона, Фризе мало надеялся застать пышнотелую инспектрису дома – если ее так скоропалительно уволили, то у нее одна забота: отыскать новое место под солнцем. В том, что «солнце» кооператива «Харон» пригревало хорошо, Владимир был уверен. Вопреки ожиданиям, в трубке прозвучало знакомое ленивое контральто: – Але?!

– Здравствуйте, Лидия Васильевна. Вас приветствует знакомый следователь прокуратуры…

Вместо ответа он услышал короткие гудки. Фризе снова набрал номер. Бывшая инспектрисса ушла в глубокую оборону – просто не брала трубку. Измором ее взять не удалось.

После обеда Фризе позвонил Мавриной – ее телефон тоже молчал. Он снова набрал номер Зеленковой. Она еще не успела закончить свое ленивое «але», как Владимир доложил, что вызывает ее в прокуратуру повесткой и посылает за ней милиционера. Неплохой способ припугнуть честного человека. И на Зеленкову этот способ подействовал. Во всяком случае, она сказала:

– В «Хароне» я больше не работаю.

– Во время нашей встречи я заметил, что у вас феноменальная память.

– Память как память, – отозвалась женщина, но голос ее стал мягче. Лесть, такой ключик, который подходит ко всем замкам.

– Вы, конечно, помните, в каком месяце Степанков получал удостоверение?

– Точную дату не вспомню, два года прошло. По–моему… – тут она словно язык проглотила. Она почувствовала, что опять проговорилась, и не могла придумать, как следует поступить.

– Лидия Васильевна, вспомните! В той «амбарной книге», что вы мне показывали…

Про «амбарную книгу» ей были даны строгие инструкции. Она твердо заявила:

– Никакой книги я вам не показывала!

– Ну как же, тетрадь в клеточку? Я из нее выписки делал.

– Не показывала! Не могла показывать! У нас не было такой книги.

– А если я ее сфотографировал?

Похоже, что Лидия Васильевна не услышала нового аргумента:

– Не было никакой книги! Можете меня вызывать хоть с милиционером, хоть с овчаркой. Я на суде на Библии поклянусь! – В ее голосе появились истерические нотки и Фризе положил трубку. Женщину так запугали, что начни ей жечь пятки, она все равно будет кричать, что никаких списков работников предприятия она не вела.