Текст книги "Наводнение (сборник)"

Автор книги: Сергей Высоцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц)

ВЫСТРЕЛ ИЗ «КОЛЬТА»

– Мне одно не понятно: кто застрелил этого бугая? – следователь Васильков из областной прокуратуры кивком головы показал на труп, с которым возился судмедэксперт. – Неужели свои? Случайно?

– Мое табельное оружие в сейфе, – сказал Фризе. – Прошу позвонить в прокуратуру, пусть проверят.

– Ну что ж, для меня и для тебя это будет не лишним. Дружба дружбой…

С Васильковым Фризе был знаком несколько лет. Однажды оба выступали на научно–практической конференции, слегка попикировались, спор продолжили в кулуарах, потом дома у Василькова. Не часто, но не меньше двух раз в году, они встречались. И вот теперь Васильков приехал с оперативной группой из Москвы. Следователь районной прокуратуры, первым заявившийся на место происшествия, решил, что пять трупов заслуживают особого внимания, и позвонил в областную прокуратуру. Сейчас он сидел за письменным столом и писал протокол.

– Впрочем, это формальность, – неожиданно улыбнулся Васильков. Немного болезненное его лицо словно освещалось изнутри, но такое случалось с ним редко. – Пулю мы нашли. К вечеру будем знать, из чего стреляли. Я думаю, «кольт». Главное, Володя, ты цел и невредим! – Васильков снова улыбнулся. – Ну и Мамаево побоище ты устроил!

– Одного. – Фризе поднял палец. Упоминание о «кольте» неприятно поразило его. – Одного я застрелил, когда он пустил в меня очередь из автомата. И одного, – он снова поднял палец, – ранил в ногу. Стрелял из ружья. Охотничий билет и разрешение на него храню дома. Предъявлю по первому требованию.

Судмедэксперт поднял голову:

– Тот, которому вы всадили заряд в ногу, оказался с кардиостимулятором, а умер от перелома шейных позвонков.

– Документы при нем были? – быстро спросил Фризе.

– Ты осматривал трупы из машины? – обратился Васильков к следователю из районной прокуратуры.

– Да, – отозвался следователь. Он взял из стопки документов паспорт и раскрыл его. – Долгинец Эдуард Львович.

– Долгинец? – удивился Фризе. – Ну‑ка, ну‑ка, – он подошел к следователю. Тот протянул ему паспорт. Владимир взглянул на фотографию и смешанное чувство горечи и удовлетворения охватило его: – Степанков. Разыскиваю две недели. Такие люди его в институте кардиологии на ноги ставили! И поставили! – он швырнул на стол паспорт.

– Значит, фальшивка, – следователь вытащил из кармана большую лупу и нацелился на фотографию.

– Володя, почему они взяли твою машину? – спросил Васильков.

– Да вы взгляните, что осталось от их кареты, – не отрываясь от лупы, весело отозвался следователь. – Товарищ Фризе разделал их «скорую», как Бог черепаху.

– Из этого? – спросил Васильков, показывая на карабин, стоявший у книжного шкафа рядом с двустволкой.

– Из этого. Докладываю: зарегистрирован в ГУВД. Вписан в охотничий билет.

– Приятно иметь дело с законопослушным гражданином, – усмехнулся Васильков. Что‑то в его тоне не понравилось Фризе. – А чего ради ты на их машину ополчился?

Фризе обвел глазами кабинет. Два окна с выбитыми стеклами на скорую руку были занавешены одеялами, стекла в книжных шкафах разбиты, книги прошиты очередями из автоматов. Васильков проследил за его взглядом и воздержался от комментариев. Он ждал ответа.

– Мне не хотелось, чтобы они смылись. Надеялся, что милиция быстро придет.

– Да, один против пяти… – Васильков наморщил лоб. – Не великие храбрецы, а? Ты же мог достать их из карабина?

Фризе молчал. Он надеялся, что коллега догадается: не самое приятное ощущение – всаживать пули в живую плоть.

– Владимир Петрович, а ты не подумал, что они возьмут твой «Жигуль»? Это же очевидно.

– В моей машине блокатор и замок на руле. – Конечно, Фризе рисковал – останься кто‑то из боевиков живой, они показали бы, что блокатор был выключен, а замок валялся на полу. Но оставалась возможность все свалить на забывчивость.

– Э–э, что такой шпане твои блокаторы! Они для честных людей. – Похоже, что Васильков расстроился из‑за раскуроченной машины Фризе. – Ты хоть страховал «Жигуль»?

– Конечно. В новом агентстве. На кругленькую сумму. Не забудь, чтобы после экспертизы мне вернули останки. Для предъявления страховой компании.

– Какая экспертиза? – отмахнулся Васильков. – На шоссе такой гололед! Ты как считаешь, Леонид Иванович?

– С машиной все ясно, – подтвердил местный следователь. – Если бы они лучше знали дорогу, да не гнали так… А тут махнули с горы и даже не пытались притормаживать. О чем мне экспертов спрашивать?

Когда под утро Фризе проводил следователей и заглянул в тайник под крышей, он был пуст. Когда успела гостья улизнуть? Наверное, пока Владимир вместе со следственной бригадой стоял на мосту и следил, как водолазы и пожарники доставали со дна реки «Жигули» с мертвыми бандитами. «Москвич» Серовой стоял в гараже. «Как же, лапушка, добиралась до станции? – с тревогой подумал Фризе. – Одна, ночью! В дорогой шубе!» И тут же вспомнил про «кольт». «А ведь это Нина уложила Селюрина из своей машинки», – подумал он. Селюрин был самым крупным мужчиной среди нападавших. И, по словам Василькова, уже год находился в розыске за убийство и рэкет.

РУКА БЕРУЩЕГО НЕ ОСКУДЕЕТ?

Воскресенье Фризе провел на даче. Его никто не беспокоил, не донимал вопросами. Только в три часа, когда он, начистив картошки и поставив варить, залез в подпол за солеными грибами, около дома остановилась машина. Из подпола было хорошо слышно, как водитель выключил мотор, хлопнул дверцей. «Кого это мне ветром надуло? – встревожился Владимир, и тут же тревогу затмило сладкое предчувствие: Нина?»

Предчувствие его обмануло. Приехал Ерохин.

Майор тут же взялся помогать на кухне и с воплями «ого!», «вот это вкуснятина!» отправлял в рот то гриб, то кусок баночной ветчины.

– Да не перебивай ты аппетит! – не выдержал Фризе. – Полчаса терпения и поедим как люди. Телефон не работает, на службу никто не вызовет.

– Мой аппетит можно перебить только вместе со мной, но ради друга я готов потерпеть.

Фризе накрыл стол белоснежной скатертью, выставил хорошую посуду, набор ножей и вилок.

– Неплохо получилось бы и на газетке, – проворчал Ерохин. – Нас учили, что главное – содержание. – Но увидев большой штоф с жидкостью цвета темного янтаря – водку, настоянную на калгане, ворчать перестал.

Когда они сели, Владимир налил себе калганной, а изумленному приятелю бокал «Арзни».

– Поиздеваться решил? – Ерохин потянулся к штофу, но Владимир его отодвинул.

– Ты же за рулем! Останешься ночевать – налью. Да и то немного, чтобы к утру протрезвел.

– У меня через час все выветрится! Ты это прекрасно знаешь! А с такой закусью…

Так, препираясь и балагуря, они часа два просидели за столом, «уговорив» всю калганную и добавив еще коньяку. Событий прошедшей ночи, словно по уговору, не касались. Только на прогулке, остановившись на мосту, у наскоро забитой досками дыры в ограждении, куда «ухнули» «Жигули», Фризе спросил:

– Дима, скажи мне честно: они не справились с рулевым управлением?

– Я уже одному следователю дал показания. Захочешь, прочтешь в деле. И отвяжись от меня!

Фризе молча смотрел на незамерзшие воды реки. Он думал о том, какая здесь глубина, и вдруг волна легкой дурноты накатилась на него. Он представил, как судорожно пытаются выбраться из покореженной машины оказавшиеся в ловушке боевики «Харона», как из последних сил стараются задержать вздох, а замки дверей заклинило от удара.

– Может, они были в шоке? – Фризе казалось, что он только подумал об этом. Но оказалось, что подумал вслух. Дмитрий услышал.

– Они скончались от удара об ограждение моста. У тебя в баре, кажется, еще коньяк есть?

«Странное дело, – думал по дороге к дому Фризе, – в Переделкино я застрелил громилу – никаких угрызений совести. Михе Чердынцеву полголовы снес картечью – не раскаиваюсь. А подумал, как эти в машине умирали, – раскис».

И в понедельник он пришел на службу расстроенный. И радость на Петровке, 38 – Чердынцев, он же Семенов, он же Славин – убийца и грабитель, находился шесть лет в розыске, а еще у одного боевика, Гондадзе, нашли в кармане пистолет, из которого убили часового, охранявшего склад с оружием в Краснодаре, – эта естественная радость розыскников не добавила оптимизма Владимиру.

В двери торчала записка. Фризе развернул ее. «Я у Гапочки», – уведомлял Ерохин. Не заходя к себе, Владимир толкнул дверь напротив. Гапочка и Ерохин пили чай.

– Продался за чечевичную похлебку? – усмехнулся Фризе, присаживаясь на колченогий пыльный стул. – А я тебя, между прочим, натуральным кофе поил, а не жидким чаем.

– Чай‑то жасминовый, – извиняющимся тоном сказал Дима. – Слава из командировки привез.

– Тебе не предлагаю, – проинформировал Гапочка. – Знаю, что супермены с утра только крепкими напитками балуются. Да и чашки третьей нет.

– Что, попьете чай и начнем с Богом?

– Нет, не начнем. Ты кашу заварил – ты ее и расхлебывай.

– Приказ начальства разве нынче не закон для подчиненных?

– С такими подчиненными никакое начальство не справится, – поддел старший оперуполномоченный.

– А у вас справляется? Теперь, наверное, во всех районных управлениях начальники – геологи? Или ботаники? – обернувшись к Фризе, сказал Гапочка. – Шеф меня сегодня поднял ни свет ни заря, сообщил, что дело остается за тобой. Ты его знаешь, у него семь пятниц на неделе. – Подумав, добавил: – Насколько мне известно, теперь это дело само собой угаснет. «Харон» ты разорил под корень. Кого привлекать к ответственности? «Иных уж нет, а те далече».

Фризе встал и с неудовольствием посмотрел на свою модную куртку – она была в пыли. Сказал:

– У тебя, Слава, в школе хорошая учительница литературы была. Классиков без ошибок цитируешь. А по части логики… Ведь я с чего начал расследование, к тому и пришел. Ни на сантиметр не продвинулся.

Гапочка удивленно посмотрел на Ерохина:

– Что с твоим приятелем? Сильный жар?

– Володя, ты что? Правда, нездоровится? Такую банду накрыли…

– Это все – побочные результаты. С чего началось? С убийства санитара–водителя Уткина. Кто и почему его отравил? Я не знаю. А ты, доблестный розыскник?

Ерохин пожал плечами.

– Что‑то они не поделили между собой. Теперь уж не узнаешь. Помнишь отравление грибами?! Такой же «глухарь».

– Думаешь, нынче все спишется? Нет, дружок. Николай Уткин выпил чужое пиво. Это тебе должно быть ясно. Я смутно догадывался с самого начала. И один настырный писатель меня усиленно к этой мысли подталкивал. Не в прямую, нет. Просто говорил, что Маврина убили, и намекал – за что.

– Ты что‑нибудь понимаешь? – спросил Ерохин Гапочку.

– Ничегошеньки.

– А тут еще меня зашаховали, машину украли, в квартиру залезли, в Переделкино замочить хотели. – Он театральным жестом схватился за голову: – Ой, ой, бедный Володечка! Бессонница, еда всухомятку, шеф достает…

– Связи со случайными женщинами, – тихо добавил Ерохин.

Фризе осекся. Подозрительно посмотрел на товарища.

– Извини! Голова кругом. Вместо того, чтобы крепко задуматься, я стал быстро бегать. Скорее, скорее! К одному свидетелю, к другому.

– Ходилки длинные, – не удержался Ерохин.

– Кончай ты подъелдыкивать! – заорал Фризе. – Я перед вами стриптизом занимаюсь, а вы, как два идиота!

– Нэ волнуйтесь, товарищ Фризе, – голосом Сталина произнес Гапочка. – Мы вас в обиду нэ дадим!

Фризе не выдержал и улыбнулся. Сказал виновато:

– Ребята, засуетился я, что и говорить. Кинулся в аферы. Стрельба, то да се. Вот Ниро Вульф все распутывал, не выходя из дома.

– И гладиолусы успевал выращивать, – вставил Гапочка.

– Орхидеи.

– Если честно, Володя, – сказал Гапочка, – я тебя не совсем понимаю. Прошли две недели с того дня, как ты завел дело об убийстве Уткина. За это время наворочал – дай Боже! Нечего заниматься самокритикой. Дима прав – обезврежена целая банда.

– Суетился я, суетился! За событиями шел. Если бы всерьез вел поиск того, кто отравил пиво, раскрыл дело.

Гапочка смотрел на Фризе с сомнением.

– Да! Систематично, без лишнего шума и выстрелов. Тогда бы и депутат Грачев не разгуливал по Женеве, а сидел в Матросской тишине и кололся на тему, куда утекали миллиарды. Ведь жмурики – это ширма!

– Вот ты о чем! – понимающе кивнул Гапочка. – Да тебе бы Моссовет не дал санкции на арест.

– Не дураки же там сидят?! Я бы им доказательства в зубы. И не вопил бы Грачев из Женевы, что я взяточник. Сидя в Москве, побоялся обвинения в клевете.

– В Женевский суд обратись, – усмехнулся Ерохин.

– Сделаю, – серьезно ответил Фризе. – Найду хорошего международника, составлю бумагу. А теперь, милый мой майор Дима, нам с тобой предстоит…

Резко зазвонил телефон. Гапочка снял трубку и сказал отрывисто:

– Здесь совещание.

– Я подумал, – уточнил Фризе, – это, Дима, предстоит не нам, а тебе. Записывай.

Ерохин взял со стола лист бумаги, достал авторучку.

– Первое – банки с пивом. На каждой полно цифр. Сравни: отравленную, одну из тех, что изъяли у Чердынцева и у вдовы Маврина. Там ведь должен быть номер партии и срок годности. По–моему, кооператоры продают залежалое пиво. Я где‑то читал. А в «Березке» – свежее. Второе – выясни, кто из гостей Маврина имеет возможность покупать в валютке? Из тех, кто приходил на юбилей.

Ерохин хотел возразить, но Фризе продолжал:

– Постарайся узнать, кого издают за границей, у кого счет во Внешэкономбанке. Узнай, как покупал пиво сам Маврин. Он это тайком от жены делал и я не сомневаюсь, что такие классики сами по магазинам не бегают. Даже по валютным. Значит, поручал кому‑то. Потом мы с тобой сядем рядком и поговорим ладком о том, кто мог старику это пиво подсунуть? Будем думать, а не бегать. Время стрельбы закончилось.

Фризе, излив душу и выпустив пары, отбыл в свой кабинет, майор отправился вслед за ним. В комнату он не зашел, встал на пороге.

– Старик, ты и правда думаешь, что нужен весь этот твист вокруг пива?

– Я тебе поручал когда‑нибудь заниматься глупостями?

– Бывало.

– Да зайди ты, наконец, в кабинет! Посиди пять минут.

– Если я сяду, то надолго, – вздохнул майор. Он был на удивление меланхоличным. «Выпили мы вчера много!» – решил Владимир и сказал:

– Не считай это мелочевкой, Дмитрий. Я тебе со стопроцентной гарантией могу предсказать результаты. Но нам не мои прогнозы нужны, а задокументированные факты.

Когда Ерохин ушел, Фризе достал список гостей на юбилее покойного Маврина и выписал повестки первым пяти. Это были критик Борисов, детективщик Огородников, абхазский прозаик с постоянной московской пропиской Убилава и два поэта – Лис и Двужильный. Повестки Владимир решил послать с курьером, чтобы уже завтра иметь возможность допросить этих людей.

В тот же день, вечером, ему позвонил Ерохин. Несмотря на минорное настроение, он хорошо поработал. Срок годности пива, которым баловался Чердынцев, был просрочен чуть ли не на год. Ныне покойный гангстер сильно подрывал свое здоровье пивными консервантами. А вот Маврин пил свежее пиво – «Березка» не подводила своих клиентов. Банка «Туборга», которым отравился Уткин, тоже была из «Березки», но партии оказались разные – разные серийные номера и сроки годности.

– Что и следовало ожидать, – сказал Фризе. – Теперь следует вычислить, как эта банка попала в дом классика. Но умер он, не прикоснувшись к ней. Зато Уткин выпил банку до дна. – Фризе подумал о Нине. Ее «Москвич» все еще стоял в гараже на даче. А сама Нина разгуливала по городу с «кольтом» в сумочке. Владимир был в этом уверен, хоть она и пообещала выбросить оружие в Москву–реку.

– Выходит, что Огородников прав?

– Отчасти. Маврина хотели отправить на тот свет, но совсем по другим соображениям.

– Больше всего издают за границей поэта Двужильного, – продолжал майор, – но, говорят, он очень жадный и из‑за доллара застрелится. А банка пива стоит без малого доллар. Счета во Внешэкономбанке у Огородникова и у Борисова. Убилава без счета эскаве имеет. Кроме того, Володя, разве доллары сейчас проблема? Любая шпана купить может.

– Любая шпана всегда валюту имела.

– Тогда записывай. – И майор продиктовал десятка два фамилий. В списке были писатели и художники, актеры, один генерал, несколько человек из российской и московской администрации. Владимир сравнил этот список с тем, что дала ему Алина Максимовна. Не имел валютного счета во Внешторгбанке только поэт по фамилии Лис.

ПОРА ЛИ СТАВИТЬ ТОЧКУ?

К двум часам Фризе вызвали в прокуратуру. Огромное здание на Пушкинской еще несколько месяцев назад принадлежало Союзной прокуратуре и теперь сменило хозяина. За Российской прокуратурой остался и старый дом. Поговаривали, что начальство на этом не хочет останавливаться и просит у мэрии еще одно здание. Фризе не переставал удивляться, как мало заботятся новые власти о своем престиже – взять хотя бы свистопляску с помещениями. Был огромный дворец на Красной Пресне. Все там размещались: и Верховный Совет, и правительство. Теперь прихватили Кремль, целый город на Старой площади, где сидели цеки–сты. Мэрия отхватила здание СЭВа. В Ленинграде Собчак сидит в Смольном, в кабинете Романова. Люди, что, слепые и глухие? Отдали бы Смольный под гостиницу, заколачивали валюту. В конце концов продали бы иностранцам. Нет! Все гребут под себя. Шесть лет гудели в парламенте о привилегиях. Будущий президент записался в районную поликлинику, ездил на «Жигулях». А теперь?

Владимир поморщился. Невеселые мысли, возникшие пока он шагал по ковровой дорожке длинного коридора, выискивая нужный кабинет, настроили его враждебно и по отношению к хозяину кабинета. Незнакомому ему следователю Мишину В. Т.

В большой, светлой комнате Мишин находился в одиночестве. Имелся, правда, еще один стол, но, как определил Фризе, необитаемый. Увидев входящего, хозяин поднялся ему навстречу. Его рукопожатие было дружеским.

Мишин был приблизительно тех же лет, что и Фризе, может быть, на год–два старше. Невысокий, стройный, волосы тщательно уложены на пробор. В комнате витал легкий запах хорошего одеколона. «Здесь за собой следят», – подумал Фризе не без удовольствия. Он любил, когда люди хорошо вымыты и опрятны.

– Вилен Тимофеевич.

– Владимир Петрович.

Мишин показал на стул возле маленького столика–приставки. Извинился:

– А мне придется вернуться на рабочее место. Больно много бумаг скопилось по делу «Харона». Ну и названьице они себе придумали!

– Да. Не откажешь в остроумии.

Мишин постучал кончиками пальцев по столешнице, будто собирался с мыслями.

– Владимир Петрович, ваша докладная записка у Генерального. Вот ведь коловращение жизни?! Из реки достали. Можно сказать, из мертвых рук бандита.

Фризе молчал. Он подумал было, что следователь – обыкновенный любитель поболтать, но, взглянув в глаза, увидел, что взгляд у него жесткий. Значит, идет «пристрелка».

– Можно на «ты», Володя? Так проще.

– Почему нет? Давай на «ты».

По тому, как непроизвольно дернулись у следователя губы, Фризе понял, что предложение касалось только одной из договаривающихся сторон.

– Кстати, ты в партии состоял?

– В какой? – решил поиграть Владимир.

– В той самой.

– Нет. Не состоял, не привлекался, не женат. Ведь перед тобой мое личное дело. – Он заметил, как Мишин открыл знакомую папку.

– Решил перепроверить, – улыбнулся Мишин. – Уж больно непривычно – следователь прокуратуры и никогда в партии не состоял.

– Состоял бы – сидел на месте твоего шефа. А если бы писал книги по научному коммунизму, то на месте Бурбулиса.

– А что тебе Бурбулис? – глаза следователя насторожились. – Толковый мужик.

– Может быть, – согласился Фризе. – Его собаки, наверное, не любят.

На лице Мишина застыл незаданный вопрос.

– Голос у него скрипучий. Людей с таким голосом собаки не любят и кусают, – разъяснил Фризе. И подумал: «Он меня, небось, за идиота принял».

– Фризе, Фризе… странная фамилия. Ты еврей или немец?

– Русский.

Мишин неожиданно громко рассмеялся:

– Как Жириновский. Мама украинка, папа – юрист.

– Нет. Вилен. Если тебя интересуют детали – фамилия немецкая. Мои предки – обрусевшие немцы, породнившиеся со многими русскими дворянскими фамилиями. В Петербурге, на Васильевском острове, владели домами. И в Москве. Мать у меня русская. Отец – на три четверти немец. Дальше в генеалогию залезать?

– Нет, нет! – Мишин поднял руки. – Вижу, белая косточка. Давайте, Владимир Петрович, займемся теперь материями менее приятными.

На панибратстве был поставлен крест.

– Шеф, естественно, потребует от вас подробные объяснения по фактам, изложенным в докладной записке… – начал Фризе, но следователь остановил его.

– Позвольте закончить. Все, что касается «Харона», предельно ясно. Последние события поставили точку. Но вы еще и бросаете тень на руководство мэрии, обвиняя их в коррупции.

– Не обвиняю. Вы же читали мою записку. На основании имеющихся у меня фактов я предлагаю возбудить уголовное дело. Суд определит…

– Возбуждать уголовное дело против популярных политических руководителей?! Без достаточных оснований! Их и без того задергали. Дело дошло до того, что люди подают в отставку.

– Уходя – уходи, – буркнул Фризе.

– Что, что? – не расслышал, а может быть, и не понял Мишин.

– Я говорю: не красны девицы! Уж лучше один раз суд, чем терпеть газетные наскоки да пересуды в очередях. Суд вынесет вердикт – невиновны. И все заткнутся.

Мишин хотел возразить, но Владимир ринулся во все тяжкие:

– Как вы расцениваете признание мэра о том, что сам он дает некие суммы за услуги, но его всегда мучает гамлетовский вопрос: сколько дать? У нас что, отменена статья о даче взятки? А когда я пытаюсь разворошить муравейник, прокурор отстраняет меня от следствия!

– Прокурор арестован, – тихо сказал Мишин и почему‑то посмотрел на часы.

– Арестован?!

– В записной книжке Чердынцева найдены телефоны Олега Михайловича, записи о том, когда и сколько денег он получил от малого предприятия «Харон».

– Но это могла быть провокация! – Фризе хоть и зол был на шефа, но поверить в его предательство не мог. – Мало ли чего понапишут мафиози в своих записных книжках!

– Владимир Петрович, Чердынцев же не подставил свою голову под вашу пулю, только ради того, чтобы скомпрометировать районного прокурора?!

– Да. Но трудно поверить.

– Может, это вы подсуетились? Пока суд да дело – вписали несколько строчек в книжку? Шучу, шучу. Мы все проверили. Почерк – Чердынцева, записям не меньше месяца. В этой записной книжке такого понаписано! И все пока сходится. А главное – в директорском сейфе нашли ведомость на выплаты за консультации. И там ваш бывший шеф приложился собственной ручкой.

Фризе молчал, подавленный.

– Вы даже не спрашиваете сколько платили в «Хароне» за консультации? Сто тринадцать тысяч, – несколько секунд следователь пристально смотрел на Владимира, затем спросил:

– Впечатляет, коллега? Одного не пойму – почему еще и тринадцать? И спросить не у кого. Ведь среди тех, кого вы угробили, был и бухгалтер.

– Вилен Тимофеевич, я застрелил только Чердынцева. В порядке самообороны. Вы читали протокол осмотра места происшествия? Сколько пуль он в меня выпустил?

– Много. – Фризе уловил в голосе собеседника нотку разочарования. – Длинную очередь. Странно, что с такого близкого расстояния и промахнулся. А на автомате ваших пальчиков нет.

Владимир рассмеялся невеселым смехом:

– Вы искали? А ведь я мог и схватить автомат! Ко мне вломился не один Чердынцев.

– Почему же не схватили? – быстро спросил Мишин. – Почему?

– Нагнулся бы, секунду промедлил – получил пару дыр в голове.

– Да. Наверное. А ля гер ком, а ля гер. А второй убитый? В саду? – Мишин заглянул в лежащие перед ним бумаги. – Селюрин, водитель–санитар. Убит двумя пулями из револьвера. В спину.

Заметив, что Фризе смотрит на него с недоброй усмешкой, Мишин свел брови к переносице:

– Напрасно так смотрите на меня. Вы – наш! Работник прокуратуры. А жена Цезаря… Помните? Я ведь хочу снять все заморочки, проработать версии. Обижаться нечего.

«Вот и прорвался в тебе, Вилен, аппаратчик, – подумал Фризе. – Лексикон, что надо. И ни латынь, ни французский не спасут».

– С револьвером ладно. Разобрались. С ним «наследили» еще два года назад в Ростове. Убийство и тяжелое ранение. Выходит, здесь кто‑то из своих «промахнулся». Но оружия так и не нашли! Выбросили по дороге в снег?

– А в реке?

– Искали, – Мишин откинулся на спинку кресла, потянулся. – Ладно. Будем еще искать. Главное – вы здесь чисты, как стеклышко. А вот с машиной, с вашими «Жигулями» – есть загадки.

Владимир давно ждал вопроса о машине. Значит, экспертизу все‑таки провели. Это у Василькова все просто получалось. У него предвзятости не было.

– Загадки есть, – спокойно сказал Фризе. – А вот «Жигулей» нет.

– Получите хорошую страховку. Вы как в воду глядели – перестраховали машину на более крупную сумму, как раз накануне несчастья.

Фризе опять стало смешно. Он не сдержался, рассмеялся, но теперь без всякой злости и подумал: «Опять мне придется разочаровать коллегу».

– Ведь это не я повысил цены на машины, Вилен Тимофеевич, а правительство. Что было делать? – настал удобный момент упомянуть про угон. Фризе лихорадочно соображал: сказать или еще поиграть? Пожалуй, сказать сразу вышло бы естественнее.

– Вы, наверное, знаете, неделю назад мою машину угнали.

– Угнали? – Мишин искренне удивился и Владимир поверил, что про угон следователь ничего не знал. Капкан опять не сработал.

– Мало того, что угнали. На моих «Жигулях» в Переделкино приехал бандюга, собиравшийся меня убить. Вот уж где Генеральная прокуратура должна была бы разобраться! – Фризе повысил голос. – На меня нападает громила с пистолетом и ножом, при мне оружие изымается со всеми предосторожностями работниками милиции, а потом оказывается, что на нем нет ни одного отпечатка.

– Перчатки?

– Никаких перчаток! Их просто стерли, эти отпечатки. А труп исчез из морга.

– Вы об этом написали в своей записке. Виновные будут наказаны, – вяло бросил Мишин. Чувствовалось, что думает он сейчас совсем о другом.

– Да ведь столько времени прошло, никто даже не чухнулся! Одно должностное преступление за другим!

– Володя, давайте минут на пять прервемся.

– Пожалуйста.

– Всего несколько минут. Я вас позову.

Фризе стоял у окна в коридоре и смотрел во двор, на проходную. Люди входили и выходили, пересекали заснеженный двор, здоровались друг с другом. Почти все с кейсами, в пыжиковых шапках. Владимир вспомнил, как ему рассказывал один из помощников бывшего Генерального прокурора Союза о том, что каждый член коллегии мог за год сшить в спецателье одну пыжиковую шапку. Все и шили каждый год, старые отдавали детям, родственникам. Интересно, шьют ли теперь шапки?

Дальше, за проходной, на Пушкинской улице бурлил темный поток прохожих, цеплявшийся за выстроившихся шпалерами торговцев, словно за камни на перекате. Потом Владимир подумал о своем шефе. Прокурор мафиози – это сейчас мало кого удивит. А вот мафиози Олег Михайлович – это страшно.

От невеселых мыслей Фризе отвлек голос следователя. Мишин закрывал двери кабинета.

– Владимир Петрович, меня неожиданно вызвало руководство. Сказали, ненадолго. Может быть, зайдете пока в буфет, перекусите? Через полчаса мы снова встретимся.

– Может быть.

Есть Владимиру совсем не хотелось. Он спустился вниз, оделся и вышел на Пушкинскую. С первого попавшегося автомата позвонил в приемную. Маргариты на месте не оказалось – трубку взял сам Олег Михайлович.

– Слушаю вас. – Голос у него был спокойный и властный. Фризе повесил трубку. «Что за чертовщина?! На месте! А как же сто тринадцать тысяч? Телефоны в записных книжках боевиков «Харона»! Того ли шефа имел в виду Мишин? Может, он спутал в какой прокуратуре я служу? Может, сболтнул раньше времени? Недаром поглядывал на часы. Но если только Мишин говорил об Олеге Михайловиче и произошла какая‑то осечка, – ему, Фризе, несдобровать! С такой информацией его не отпустят. Только не в бега же пускаться, как дед когда‑то! Владимир медленно побрел в прокуратуру.

Мишин уже вернулся, расхаживал из угла в угол и взгляд у него был растерянный.

– Очень хорошо! – сказал он, садясь за стол. – Я уже забеспокоился – пропал мой собеседник.

Владимир взглянул на часы: он отсутствовал тридцать минут.

– Как было приказано, явился точно через полчаса.

– Скажу вам со всей откровенностью – мы провели техническую экспертизу вашей машины. Причина аварии – подпиленные рулевые тяги. То, что этот майор из уголовного розыска, – Мишин заглянул в бумажку, – Ерохин в показаниях выставил себя чуть ли не героем – еще бы, на таран шел, – не более, чем блеф. Так вот: рулевые тяги! – он задумался на несколько секунд, словно потерял нить разговора.

– Подпилены, – тихо подсказал Фризе. Мишин посмотрел на него долгим взглядом. Владимир приготовился услышать резкость, но у Мишина хватило выдержки. Сдержался. «Молодец, – мысленно похвалил его Фризе. – А меня, дурака, все шутить тянет».

– Да, рулевые тяги подпилены, и у нас было подозрение, что это сделали вы, – он посмотрел на Фризе, словно ожидал возражений. – Многое на это указывало: вы не загнали машину в гараж, хотя всегда это делаете; вы стреляли в «скорую», на которой приехали бандиты, вместо того, чтобы стрелять в самих бандитов.

– Я стреляю в людей только тогда, когда угрожают моей жизни.

– Вы перестраховали «Жигули» на крупную сумму, – заметив протестующий жест Владимира, Мишин остановил его: – Знаю! Правительство виновато! Но когда все выстраивается в ряд – зрелище впечатляет. Скажу со всей откровенностью…

«Ну вот, опять со всей откровенностью!» – подумал Владимир.

– Мы поддались магии фактов. Но угон ваших «Жигулей» от прокуратуры, их появление в Переделкино заставляет на все посмотреть иначе.

«Фантастика! – подумал Фризе. – Он способен на искренность?»

И улыбнувшись широко и чуточку сконфуженно – он умел так располагать к себе людей, – сказал:

– Вилен, пошли ты ее всю к дьяволу, эту магию! Постарайся ответить только на один вопрос: меня эти похоронщики телеграммой известили о своем прибытии? Чтобы я приготовился как следует к их визиту? Тяги подпилил?! На этот вопрос ответишь – все остальные сами собой отпадут.

– Умный человек видит на два хода вперед, – сказал Мишин и улыбнулся. – А ты – умный. А вот я сглупил.

– Не переживай. Я не проговорюсь. Даже любимой девушке не расскажу. И шеф ни сном, ни духом не почувствует, что я знаю.

– Догадался?

– Да просто позвонил в приемную, а он снял трубку.

– Я могу не докладывать про свою оплошность?

– Со всей откровенностью скажу – да.

Они оба рассмеялись.

Мишин пересел к маленькому столу. Лицом к лицу с Фризе:

– Понимаешь, посчитали, что сейчас не время – правые сразу уцепятся. Шумиха в прессе. Да и в Законе не сказано, что прокурор не имеет права быть консультантом.

– Ш–ш-ш, приехали! – засмеялся Фризе.

– Ладно, ворошиловский стрелок! Я думаю, твоя записка пришлась ко времени – готовится указ президента о коррупции. Понимаешь?