Текст книги "Наводнение (сборник)"
Автор книги: Сергей Высоцкий
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 34 страниц)
НОЧНЫЕ ВИЗИТЫ
Фризе погасил свет и осторожно отодвинул занавеску. На дороге, рядом с его машиной, стоял «Москвич». Мотор работал, горели габаритные огни. Было похоже, что приехавшие не собираются выходить из машины, а просто наблюдают за домом. Но вот невидимый водитель выключил мотор, погасил огни. Пес на кухне угрожающе зарычал и царапнул дверь.
– Тихо, дружище, тихо, – успокоил его Фризе.
Из машины вышла женщина. В первую секунду Владимир подумал о Берте, но тут же увидел, что она значительно ниже ростом. Женщина постояла, внимательно разглядывая дом, потом закрыла дверцу и пошла к калитке. Секунда понадобилась ей, чтобы найти и отодвинуть задвижку. Войдя в сад, она деловито, словно пришла к себе домой, закрыла калитку и двинулась к дому. Теперь Фризе увидел, что на ней короткая меховая шубка и пушистая, тоже меховая, шапка, скорее всего мужская. Лица ее Владимир рассмотреть не мог, видел только, что женщина молода и длиннонога. И только тогда, когда она вошла в полосу света, льющегося из окон веранды, он узнал ее. Нина Серова, любимая женщина покойного санитара Уткина!
Пока она поднималась по ступеням, Фризе напряженно вглядывался в темный силуэт «Москвича», – не вспыхнет ли огонек сигареты, не мелькнет ли тень? Появление этой женщины не поддавалось никакому объяснению. Кроме одного. Люди, которых Фризе надеялся увидеть на своей даче, прислали разведчика. Только каким образом удалось им втянуть в дело Серову?
Нина уже стучала в дверь:
– Владимир Петрович, вы здесь?
Удивительное дело, пес, только что рычавший, услышав ее голос, успокоился и снова лег.
Выходя на веранду, Фризе погасил свет и там, – если Серова приехала не одна, незачем высвечиваться.
– Владимир Петрович! – крикнула Нина громче. Фризе открыл дверь. Волна ночного морозного воздуха, смешанного с ароматом хороших духов и помады, окутала Владимира. С освещенного крыльца гостье было не разглядеть Владимира, стоящего на темной веранде, и она спросила с тревогой:
– Владимир Петрович, это вы? – Она шагнула через порог и, наткнувшись на Фризе, прижалась к нему и прошептала: – Не опоздала. Гора с плеч…
«Не выталкивать же ее на улицу? Даже если ее послали. А ведь неплохо придумано!» Фризе закрыл дверь на замок, задвинул задвижку и только тогда, взяв Нину за руку, повел в дом. Фризе показалось, что она дрожит.
Переступив порог комнаты, Нина прислонилась к косяку двери. Пес, покинувший свой коврик, смотрел на нее приветливо.
– Смотри, барбос, какая гостья к нам явилась? – Пес замахал хвостом.
– Ты на меня не сердишься? Нет? – спросила Нина. – Пес подошел к ней и прислонился к ее ногам. – Не сердишься, лохматый? А твой хозяин даже здравствуй не сказал.
– Раздевайтесь, Нина. – Фризе протянул руки, чтобы снять с нее шубу. Потом решился и включил свет.
– Я на минутку, Владимир Петрович. Сейчас уеду. И вам нужно уезжать. Я… – она вдруг споткнулась и медленно стала оседать на пол. Фризе подхватил ее на руки и положил на диван. Теперь он почувствовал, что Нину трясет. Ее лицо побелело, веки закрылись.
Несколько мгновений Фризе в растерянности стоял у дивана, пытаясь придумать, как помочь неожиданной гостье. Потом бросился на кухню, где в маленьком шкафчике с незапамятных времен хранились лекарства. Он нашел вату, открыл бутылку с нашатырем, но запах показался настолько противным, что Владимир тут же заткнул горлышко и, покачав головой, улыбнулся. Вернулся в комнату, достал из бара бутылку коньяка, налил почти полстакана и осторожно поднял Нине голову. Она открыла глаза и, увидев его улыбающимся, попыталась улыбнуться. Фризе поднес ей ко рту стакан. Преодолев дрожь, она выпила.
Фризе с удивлением смотрел, как краска возвращается к ее щекам. Он все еще непроизвольно улыбался. «Человеку плохо, а у меня рот до ушей», – подумал он. Осознав, что все еще держит бутылку в руке, Владимир снова плеснул коньяка в стакан. Внимательно посмотрел на Нину:
– Еще?
Она показала глазами, что у нее кружится голова. Фризе выпил коньяк и сказал:
– Теперь и у меня закружится.
Он принес из спальни подушку и одеяло. То, что его предположение не подтвердилось, доставило ему облегчение и радость. Он не стал задумываться почему. Сказал:
– Сейчас, мадам, я уложу вас поудобнее, укрою потеплее и послушаю.
Нина не сопротивлялась, когда он снимал с нее шубу и сапоги. Она уже не дрожала, руки опять стали теплыми.
– Со мной все в порядке. Я сейчас встану, – прошептала она, пока Владимир подкладывал ей под голову большую подушку. – Владимир Петрович, вам здесь оставаться нельзя. Надо уезжать.
– Нельзя оставаться на своей собственной даче? Объясните, сударыня.
– Садитесь сюда, – попросила Нина и показала на диван. – Мне свет прямо в глаза.
Фризе зажег настольную лампу, погасил люстру. Потом сел, куда она попросила – ей в ноги.
– И куда же мы с вами поедем, хмельные?
– Подумаешь! Я перед тем, как выехать, уже выпила для храбрости. Владимир Петрович, они вас приговорили. Сегодня ночью нагрянут. – Она села, но тут же опустила голову на подушку. То ли переволновалась, то ли много выпила.
– Не бойся, – сказал Фризе как можно спокойнее. А сам лихорадочно перебирал варианты, как ему поступить. Приезд Нины спутал все его карты. Сегодня ему не нужны были свидетели! Разве что приблудный пес. Он, хоть и умница, никогда не проговорится. – Не бойся, Нина! Я тебя спрячу так, что ни один черт не отыщет.
– Мне чего бояться? Я сейчас уеду. Они же за вами приедут! Мне позвонила одна девчонка. Федорова.
– Сестра Федорова? – Фризе вспомнил подслушанный разговор о приеме работниками «Харона» поляков в фешенебельной сауне.
– Вы знаете? Это любовница Степанкова.
– Интересно. У них жены есть или только любовницы?
– Володя! – в голосе была мольба и Фризе смутился. Это был запрещенный удар. – Она позвонила, напрашивалась в гости с ночевкой. Ну, знаете… С одним знакомым. И проболталась, что ее благоверный едет на разборку с прокурором на Николину гору.
Нина попыталась снова сесть и ей это почти удалось. Несколько секунд она держалась прямо и сосредоточенным взглядом смотрела на занавешенное шторой окно. Но как только она повернула голову, ее качнуло прямо на Владимира.
– Да ты, голубушка, совсем пьяная. Далеко сможешь уехать?
– Правда, господин следователь, пьяная. – Нина прижалась к Владимиру, потерлась щекой о щеку. – Как я к тебе доехала? Страх Божий! А трезвая была бы еще на полпути. Собирайся!
– Не бойся, Серова. Я тебя спрячу – не найдут. Обещаю.
– Почему ты назвал меня Серовой? – насторожилась Нина и попыталась отодвинуться, но Фризе держал ее крепко. – Почему? Какие мы официальные! Всяк сверчок знай свой шесток?
– Ты же называешь меня «господин следователь».
– И правда! – простодушно и по–детски вырвалось у Нины. Она словно только сейчас вдумалась в смысл своих слов и прошептала: – Может, это любя? Володя, миленький, я так хочу иметь от тебя сына. Или дочь.
– Да мы же с тобой виделись всего два раза! – изумился Фризе.
– Может быть, у меня и жизнь началась с того момента, как я увидела тебя!
– И когда мы займемся решением этой проблемы? Прямо сейчас?
Нина вырвалась из его рук. Казалось, что хмель моментально испарился из ее красивой головы.
– Нечего смеяться! Не думай, что я такая пьяная и хочу затащить тебя в постель. Подумаешь! – Она осеклась и уже другим, спокойным тоном продолжала: – Помнишь, ты приехал ко мне домой? Спросил, почему мы с Уткиным семью не завели? Я тебе все наврала. Такой же он был, как и все остальные. Пьянь. Ласковая, но пьянь. Дня без выпивки не проходило. И мне рожать от него ребенка? Урода тупого? Побывала я однажды в детдоме для дефективных брошенных ребят! Бр–р. Я тебя в загс не потяну, на алименты не позарюсь. Я ребенка хочу, Володя! Здоровенького, умненького. Чтобы гены хорошие достались. Неужели непонятно?
Фризе смотрел на Нину ошеломленный, не зная – верить или нет. Нельзя сказать, что он не слышал о таких случаях – женщины хотели от мужчины только одного – здорового малыша. Слышал, но не очень‑то верил.
Нина засмеялась.
– Девчонки так устраиваются. Забеременела и адью! Даже фамилии свои настоящие не называют. Мужики и рады – попользовался и гуляй. Ну и что? Противно на меня, на пьяную, смотреть? А мне казалось, ты на меня тоже глаз с первой встречи положил. На молодую вдову.
Фризе молча обнял ее, притянул к себе, почувствовал горячее дыхание и слезы. Ему было жалко ее и тревожно. Что, если ее приезд – хорошо разыгранный спектакль? Уж слишком бросалась в глаза разница между самоуверенной, наглой красавицей, с которой он встречался неделю назад, и этой мягкой, покорной женщиной, примчавшейся спасти его. И эта фантастическая идея с ребенком? Бред. Может, все‑таки… Красивая женщина многое может. В нужный момент подсыпать снотворного, а то и яду. Тихо. Без выстрелов. Быз выламывания дверей.
Пес неслышно подошел к дивану, посмотрел умными немигающими глазами на Фризе, а ткнулся мордой в Нинины колени.
– Ах ты, изменник! – Владимир хотел погладить собаку, но Нина не отпустила его руку. Положила на грудь.
– Как ты узнала, где моя дача?
– Спросила у прохожих, где живет председатель поссовета. Четвертый встречный показал мне его дом. Председатель рассказал, как найти господина Фризе. Не удовлетворены, мой следователь?
Вместо ответа он поцеловал ее в щеку и тут же чуть не задохнулся от ее поцелуя.
– Нина! Ты же сказала, что надо сматываться! – оторвав от себя девушку, сказал Фризе. – Хочешь усыпить мою бдительность?
– Хочу! С тобой я не боюсь. У тебя есть пистолет?
– Есть, – на всякий случай сказал Владимир.
– Ну и хорошо, – спокойно сказала она и Фризе почудилось разочарование в ее голосе. Нина посмотрела на часы. – Десять! Эти подонки приедут под утро. У нас мало времени. – Она снова попыталась обнять Фризе, но он осторожно освободился из теплых настойчивых рук и поднялся с дивана.
– Полежи. Я загоню твою машину в гараж. Никто не догадается, что ты сюда приезжала.
– Пошли они все! Нельзя же всю жизнь дрожать? – отозвалась она бесшабашно, внимательно следя, как Фризе надел свитер, шапку. Пес, покинув девушку, в ожидании вилял хвостом.
– Володя, у тебя красивые и добрые глаза. Тебе говорили об этом женщины?
– Одна подследственная, лет шестидесяти.
– Все шутишь! А я девчонкой мечтала, что мой муж будет высоким и добрым.
– Где ключи от машины?
– В шубе.
Владимир достал ключи на брелоке и помахал ей рукой:
– Жди, мечтательница! – пропустив перед собой пса, он вышел из дома.
– Там есть ключи от моей квартиры, оставь их себе, – крикнула Нина.
Несколько минут он стоял, прислушиваясь. Пес спокойно пробежался по расчищенной дорожке, деловито пометил свои новые владения. Зарыв морду в снег, принюхался. Где‑то далеко прошумела электричка.
Владимир открыл гараж, загнал в него «Москвич». Наглухо – на стальную щеколду – задраил боковую дверь, ведущую из гаража в сад, включил сигнализацию и закрыл ворота. Торопливо забросал снегом следы колес. Свою машину он поставил вплотную к воротам гаража – пусть «гости» думают, что он просто поленился загнать ее в стойло.
Фризе торопился. Слова Нины о том, что «боевики» «Харона» предпочитают приходить под утро, не вызвали у него доверия. Он не мог понять почему? Какая‑то деталь, маленький эпизод из ее рассказа противоречил этому. «Расслабился, одурел! – укорил себя Фризе. – Немудрено. Рядом такая женщина! Можно забыть все на свете!» И тут он вспомнил: неизвестная ему лишь по фамилии «сестра Федорова», от которой Нина узнала о предстоящей «разборке», собиралась приехать к ней вечером. Она не смогла бы этого сделать, если бы ее благоверный уезжал «на дело» под утро!
Когда Фризе вернулся, Нина спала. Ее красивое лицо опять было бледным. На миг Владимиру показалось, что девушка не дышит. Он взял ее руку, чтобы послушать пульс. Ее большие чувственные губы тронула улыбка, наверное, ей снился хороший добрый сон. Фризе пристально смотрел на Нину, ожидая, что она проснется, приоткроет глаза, притянет к себе, докажет, что все, о чем она говорила час назад, не просто желание подразнить и пустая бравада. Ему нестерпимо захотелось раздеть ее сонную, лечь рядом, обнять, защитить, спрятать от тех, кто может ее обидеть. «Сейчас я это и сделаю, только положу на место ключи…» Фризе не хотел беспокоить Нину раньше времени и так как она набросила шубу на себя, он поискал глазами Нинину сумочку. Черная сумка лежала на журнальном столике и Фризе раскрыл ее, чтобы опустить туда ключи. Он застыл от неожиданности – из сумочки выглядывал большой тупорылый «кольт».
Фризе мысленно выругался и с недоумением взглянул на Нину. Она по–прежнему улыбалась во сне. Первой мыслью была мысль о предательстве. Владимир потянулся к оружию, и тут же отдернул руку. Для какой бы цели Нина не принесла оружие – сегодня ночью «кольт» был здесь лишним. Он не вписывался в ту пьесу, которую Фризе задумал разыграть. Как не вписывалась и сама молодая гостья.
Владимир бросил ключи в сумочку. Осторожно, обернув руку носовым платком, проверил, заряжен ли револьвер. «Кольт» был в полной боевой готовности – сними с предохранителя и пали.
Спокойно лежавший на ковре пес вскочил и с негромким злобным рычанием подбежал к двери на веранду. Фризе прислушался. Рядом с домом опять остановилась машина – гости зачастили в его тихий приют. Мягко и ровно работал мотор. У него не было сомнений в том, кто приехал. Оставалась минута, чтобы спрятать Нину. Звякнул телефон. Фризе поднял трубку: гудка не было. Гости не теряли времени даром – отключили связь. Значит, знали, где шел телефонный провод.
Владимир осторожно тронул женщину рукой и она открыла глаза. Приложив палец к губам, он показал ей, чтобы поднималась. Судя по тому, как она быстро вскочила, Нина все поняла. Надела шубу, схватила с дивана шапку, подняла с пола сапоги. Тревожно посмотрела на Фризе. Он сделал успокоительный жест рукой и показал на лестницу. Нина оглянулась, увидела свою сумочку и вернулась за ней. Неслышно ступая, они поднялись на второй этаж. Действуя в темноте, на ощупь, Фризе раздвинул дверцы одного из шкафов и показал Нине крошечный закуток под самым коньком крыши. Там можно было только сидеть или лежать на старом диване. Свет проникал из маленького круглого оконца. Зато люк в тайник закрывался изнутри большим ржавым запором. В тридцатые годы дед Фризе прятал в этом закутке своего двоюродного брата от топтунов Николая Ежова.
– В случае чего – выберешься сама, – тихо сказал Фризе. – Под диваном есть энзе…
Нина обняла его и, крепко поцеловав, шепнула:
– Никаких случаев.
Осторожно, стараясь, чтобы не скрипнули старые узкие ступени, Фризе спустился вниз. Аккуратно поставил на место заднюю стенку шкафа, поправил ветхие пиджаки и ватники, много лет неизвестно для чего пылившиеся на деревянных вешалках. Осторожно закрыл дверцы.
Внизу неистово лаял пес. Похоже, что у «гостей» были сведения, что собаки в доме нет, и они держали совет, как теперь поступить. Во всяком случае, дверь пока не ломали. Владимир отогнул край занавески. У самой калитки стояла машина «скорой помощи», а по тропинке шли два человека. На крыльце уже кто‑то стоял.
Внезапно по дому потянул сквознячок, повеяло морозным воздухом. «Открыли окно, – понял Владимир. – А я не услышал».
Немудрено было не услышать. Пес лаял как бешеный и, вдруг, словно осекся, жалобно заскулил. Раздался негромкий хлопок – стреляли из пистолета с глушителем. Из‑за лая собаки Фризе не услышал первого выстрела.
«Хотите воевать – повоюем», – прошептал Фризе. Достал из‑за занавески двустволку. Патроны, лежавшие на подоконнике, положил в карман.
Один из бандитов, громко стуча ботинками, поднимался по лестнице. Фризе распахнул дверь. Грузный любитель баночного пива Михаил Чердынцев остановился на полпути и с гримасой боли рассматривал разодранную бедным псом ладонь. В другой руке он сжимал автомат Калашникова. Похоже, боль была нешуточной: Чердынцев со стоном стал слизывать с ладони кровь.
– Миша, вы не меня ищете? – негромко спросил Фризе. Это было бравадой, но он не мог стрелять первым. Его спасло только то, что Чердынцев поспешил: нажал на спуск, не перехватив второй рукой автомат – очередь прошла мимо. Пули расщепили балясины лестничных перил. Между ними было метра три, и Владимир выстрелил из одного ствола.
ЕРОХИН СПЕШИТ НА ПОМОЩЬ
Около девяти вечера Ерохину позвонил майор Покрижичинский. Говорил очень тихо, нервничал:
– У наших общих друзей переполох, – прошептал он в трубку.
– У каких? – не понял Ерохин.
– У общих. У наших, – брызгал майор шипящими. – Твоих, моих, Фризе.
– «Харон»?
– Наконец, врубился. По старой памяти, один мой человечек стукнул. Сказал, что сегодня серьезное дело затевается. Все боевики участвуют.
– Где, с кем?
– Он не знает. Догадался по намекам.
– Чего, чего? Не расслышал! Говори по слогам.
– Иди ты! У меня времени в обрез. Ты своему длинному скажи. Он поехал на дачу.
– Точнее бы узнать, Слава. Ты мне своего агента передать не можешь?
– Не могу. Это женщина. Трусиха. Ну, будь здоров!
«От меня так просто не отвертеться!» – подумал Ерохин и позвонил Покрижичинскому домой. Женский голос ответил, что Станислав Васильевич еще не вернулся с работы. В Управлении майора тоже не оказалось. Ерохин выяснил, не дежурит ли он? Нет, не дежурит.
«Вот так Криж! – усмехнулся Ерохин, положив трубку. – Завихрился. Не из квартиры ли своего агента звонил мне? Шептал как заговорщик. Она, небось, в ванную, он – за телефон».
Звонок встревожил старшего оперуполномоченного. Что означает сбор боевиков? Разборку с соперниками? Может, просто большое застолье? Нет. Если бы так, женщина не подняла панику. Она, наверняка, работает в «Хароне».
Он позвонил Фризе на дачу. Телефон молчал. Позвонил домой. Тягучие длинные гудки. Набрал номер Берты – тот же результат. Пока он сидел и раздумывал, чтобы еще предпринять, заверещал его телефон. Почему‑то возникло чувство, что сейчас он услышит голос Владимира.
– Да!
Трубка молчала.
– Не надоело молчать? – он прислушивался минуты две. Если бы абонент не мог соединиться, он давно повесил бы трубку и перезвонил. Но на другом конце провода молча выжидали. Ерохин со злостью бросил трубку, благо у него был старый основательный аппарат. Больше никаких звонков не последовало.
«Чего еще потребовалось ему писать?! – раздраженно думал Ерохин. – Ведь пошел в прокуратуру не с пустыми руками, а с подробной запиской по делу». Он стал вспоминать эпизоды дела и не смог придумать ничего, что не попало бы в эту записку. Фризе все делал основательно и пунктуально. «Педант чертов! – выругался Ерохин. – Решил все переписать?» У него в голове шевельнулось подозрение, что Владимир придумал какой‑то хитрый ход. Но какие могут быть хитрости, когда он отстранен от дела?
Тревога не проходила. Ерохин поискал в записной книжке телефон дежурного районной прокуратуры.
Дежурил Гапочка. Ерохину не раз приходилось работать с ним в паре.
– Слава, мне Фризе нужен. Не знаешь, где найти?
– Он на даче. Пишет объяснение в любви Генеральному. И завтра там будет, отпросился у шефа. А тебе чего? «Хароном» теперь ведь я занимаюсь. Забыл?
– Я не по делам. Личный вопрос. – Он не стал рассказывать о звонке Покрижичинского, о беспокойстве за товарища. Незачем было впутывать Крижа и его осведомительницу – майор так же, как и Фризе, отстранен от дела. В Управлении Крижа не погладят по головке, если узнают, что он помогал Фризе.
Чувство опасности удержало Ерохина от излишней откровенности.
– Знаю, какие личные вопросы бывают у друзей, – засмеялся Гапочка. – Фризе передаст мне дело в понедельник. Ты тоже приходи.
– Приду. Владимир точно на даче?
– Ну и вопросы та задаешь! Я за ним хвоста не посылал. А то, что собирался на дачу, мне шеф сказал и Маргарита из нашей приемной.
«Вот как! Всех‑то оповестил, что пишет записку на даче, – размышлял Ерохин, распрощавшись с Гапочкой. – И Покричижинского, и Маргариту, и шефа, и меня… Интересно, а не дал ли он знать об этом и в «Харон»? Не по его ли поводу боевики засуетились? Криж, наверное, не все сказал!» Тут майор вспомнил о странном звонке, о молчавшей телефонной трубке. «Ведь это они проверяли: не поехал ли и я на дачу!»
Ерохин снова пробовал дозвониться до Фризе. Все три телефона молчали.
…Пока Ерохин добрался до гаража, расположенного за тридевять земель от дома, пока завел свой старенький «Москвич», часы показали полночь. Он гнал машину, не обращая внимания на скользкую дорогу и светофоры. Надеялся только на то, что бандиты не сунутся к Владимиру раньше двух – всегда надежнее заставать противника в постели, сонного и теплого.
За городом, на местном шоссе, пришлось сбавить скорость – дорога напоминала ледяное поле для хоккея. Дорожные указатели попадались редко и Ерохин ориентировался с трудом. Въехав в поселок, он остановился у крутого спуска к реке, рядом с большим, ярко освещенным домом, – хотел спросить у хозяев, как проехать к Лесной улице. Едва он выключил мотор и открыл дверцу, как услышал выстрелы, даже автоматную очередь. Пальба велась совсем рядом, в стороне, куда вела дорога. Он повернул ключ зажигания, нажал на газ. Машина рванулась, колеса пробуксовали на ледяном асфальте. Ерохин с трудом справился с рулевым управлением. Еще несколько метров – и машину понесло бы под гору, на мост.
– Дьявол! – выругался майор, почувствовав, что покрылся потом, и в это время увидел, как с горы по другую сторону реки несется навстречу ему машина, прорезав темноту яркими фарами. Оставались секунды, чтобы освободить дорогу. Ерохин осторожно дал задний ход, открывая проезд, но он уже никому не понадобился. Встречная машина, не сбавляя скорости, вылетела на мост, с оглушительным ударом врезалась в высокий паребрик пешеходной дорожки, встала на дыбы, – Ерохину показалось, что она сейчас вернется в прежнее положение, – и, ломая перила, опрокинулась в реку. Когда он подбежал к месту катастрофы, в глубине маслянистых темных вод виднелось слабое свечение.
На мосту остановился грузовой фургон, пахнуло свежим хлебом.
– Никак навернулся кто? – спросил водитель фургона.
– «Жигули». – Ерохин подошел к «Хлебовозу». Спросил:
– Где телефон, знаешь? Надо вызвать милицию и «скорую».
– Тут рядом. Сейчас вызову. А сам‑то ты что? Твой «Москвич» на горе?
– Мой. Тут недалеко стреляли. Проверю и вернусь. – Все время, пока Ерохин разговаривал с шофером фургона, он прислушивался. Выстрелов больше не было слышно.
– Это не ты их дальним светом ослепил? – с подозрением спросил шофер. Ерохин не видел его лица, но по голосу понял, что мужик был пожилой.
– Нет. Я остановился, хотел спросить, как проехать на Лесную. И в это время услышал стрельбу. А потом с той стороны «Жигуль» на большой скорости вылетел. Как с цепи сорвались.
– Ладно, поехал звонить, – сказал мужик. – Мне еще хлеб развозить. Ты смотри, может, выплывет кто?
– Какая глубина?
– Метров пять. Не вздумай нырять, тут и летом от холода ноги сводит. – Он завел мотор.
– Где Лесная улица? – крикнул Ерохин.
– За мостом, налево.
Хлебовозка уехала.
Ерохин стоял у провала и смотрел на воду. Свечение в глубине пропало. Его не покидало ощущение, что он опоздал, что этот шальной автомобиль мчался от дачи Фризе. А вот кто в нем? В темноте было плохо видно, но если бы в нем был Владимир, была бы погоня.