Текст книги "Наводнение (сборник)"

Автор книги: Сергей Высоцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 34 страниц)

– Напрягусь, может, и пойму.

Мишин вдруг вернулся к старой теме. Как у него крутились мысли в голове, какие совершали обороты, понять было трудно:

– Если тормозные тяги подпилили ребята из «Харона», то какого черта они решились ехать на твоих «Жигулях»?

– Отсутствие информации.

– Не понимаю. – Похоже было, что Мишин эти слова воспринял как шутку и собрался обидеться.

– Не всем же скопом они курочили тормоза! Кто‑то один, и его могло уже не быть в живых.

– Чердынцев?

– Необязательно. Погиб же их санитар Уткин, от пива, которое они подсунули Маврину?! Каждый из них знал только то, что ему положено. Не больше. А о чем‑то – лишь сам начальник. Тот, что обосновался теперь в Женеве. Народный депутат. Не все его приказы в коридорах вывешивали.

– На все у тебя есть ответ. А, может быть, они просто рискнули? Решили, раз уж ты ездишь, значит, отремонтировался.

– Молодец, соображаешь, – похвалил Фризе.

ДОПРОСЫ

– Владимир Петрович! Наконец‑то вы вспомнили обо мне! – с порога проворковал Огородников. – Я уже чего только не передумал?! Почему меня держит на расстоянии мой молодой друг?

– Все в бегах, Герман Степанович. Текучка заела. – Фризе подстроился под ласково–развязный тон писателя. – Присаживайтесь рядком.

– Да поговорим ладком? – усмехнулся Огородников. – Ладком бы вздумали поговорить, не присылали повестку. Не думал, что написав столько книг во славу прокуроров и милиционеров, начну получать официальные повестки. Разговор будет под протокол?

– Под протокол. А за повестку извините. Технические службы подвели, – соврал Фризе, не моргнув глазом.

– Да уж! Два слова по телефону и лауреат премий МВД мгновенно предстал бы перед вами. И какова же у нас тема разговора? – Последнюю фразу Огородников произнес деловым тоном. От его сладкоголосицы и след простыл.

– Тема – баночное пиво. Разных марок, но предпочтительнее – «Туборг». Я включаю микрофон?

Огородников согласно кивнул.

– Пиво люблю, но жарким летним днем. Зимой равнодушен. И, кстати, хочу предостеречь: баночное пиво – штука вредная. Очень много консервантов.

– А покойный Маврин как относился к пиву?

– С большим одобрением. Но супруга на пиво наложила табу. – Он задумался и довольно долго молчал. Выражение лица, взгляд писателя наглядно демонстрировали напряженную работу мысли. Фризе показалось, что эта мимическая сценка разыграна для него. – Значит, возвращаемся на круги своя? Отравили‑таки старого классика. И, судя по теме нашего разговора, пивом? Я вас правильно понял?

– Герман Степанович, постарайтесь вспомнить: на юбилее Маврина вы видели пиво? Необязательно за столом. Где‑нибудь? Или слышали разговоры о пиве?

– Нет, – он круто свел брови. – Нет, да!

– Нет или да?

– Да! Да! Я знаю, что Борисов подарил юбиляру целую упаковку баночного пива. Можете представить, сколько это стоит?!

– От кого вы узнали?

– От самого Борисова. Он пришел с букетом гвоздик, а когда вручал их Алеше, шепнул ему, что пиво поставил на веранде. Сказал: поди, спрячь. Все ведь знали…

– Какое пиво?

– Баночное.

– Марка?

– Да! Вас ведь интересует только «Туборг», но я не знаю. Уловил, что баночное, а сорт…

– Вы хорошо помните тот юбилейный вечер?

– Первую половину. Вторую – расплывчато. Такой коньяк Алексею подарили – семидесятипятилетней выдержки! Трудно удержаться. С вами такое бывает?

«И не такое бывает» хотелось сказать Фризе, но допрос‑то шел под магнитофон.

– Может быть, вы заметили, кто из гостей поднимался на второй этаж? Заходил в кабинет Маврина?

– Трудно вспомнить всех, – брови писателя сошлись домиком. – Но вот как хозяйка повела наверх Убилаву, я видел. Потом сам юбиляр водил туда генерала – не запомню его фамилию, что‑то бронетанковое.

– Колесов, – подсказал Владимир.

– Да. Они втроем пошли – этот генерал и какой‑то помощник по культуре из Совмина. Маврин показывал им дом, они у него были впервые. Лис ходил.

– Один?

– Один. Маврин его о чем‑то попросил и он потопал наверх.

– И долго там был?

– Когда он вернулся, я не видел. Может, поспать решил, – засмеялся Огородников.

– Что за человек этот Лис? Я его стихов не читал.

– Что же вы?! Оплошали! Василий Лис – поэт модный. Пишет русские танки.

– Чем они отличаются от японских?

– У них не тридцать один слог, а тридцать пять. Лис очень популярен среди женщин, обладает большими экстрасенсорными способностями. И нашел Шамбалу. Знаете, что такое Шамбала?

– Знаю, – сказал Фризе и подумал о том, что если в русских танках Лиса тридцать пять слогов вместо тридцати одного, то это, наверное, уже не танки?

– Да! – радостно воскликнул Огородников. – Я сейчас вспомнил: вот уж кто любитель пива, так это Василий! В трескучий мороз может стоять у пивного ларька с кружкой. – Он внимательно посмотрел на Фризе: – Не вяжется, да? Танки, Шамбала и дует бочковое пиво вместе с забулдыгами.

«Немудрено. Лис, единственный из гостей Маврина, не имеет валютного счета. Видно, русские танки не очень‑то популярны на Западе. Да и на Востоке тоже».

Что‑то в словах лауреата всех «детективных» премий его насторожило. Чтобы не возникло неловкой паузы, он спросил первое пришедшее на ум:

– Вы с Мавриным были в близких отношениях?

– Да. – Огородников наклонил голову, словно флаг приспустил. – Мы с Алешей были знакомы тридцать лет. Не смотрите, что я молодо выгляжу – мне пятьдесят шесть.

По правде говоря, Фризе думал, что ему больше.

– Маврин когда‑то рекомендовал меня в Союз, помогал пробиваться в литературу. Написал первую большую статью о моих романах. Леша был везунчик и его везение, его успехи шли на пользу его друзьям. – Везунчик, – повторил он. Владимиру показалось, что в голосе появилась какая‑то угрожающая интонация.

– И вы были частым гостем на даче Маврина?

– Скажем так: бывал, гостил. Когда приглашали.

– Значит, в день юбилея дом вам не демонстрировали? Вы с ним давно знакомы?

Огородников кивнул.

– И на второй этаж вы не ходили?

– Вот так вопросик! В первой половине вечера, ручаюсь, наверх не поднимался. А после подарочного коньяка… Все в дымке.

При прощании Огородников сказал:

– Я вас очень прошу, Владимир Петрович, держите меня в курсе дела. Ведь шеф ваш дал добро. Мне для романа этот материал нужен! – он провел ладонью по горлу.

«Вот как получается, – усмехнулся Фризе, – под стенограмму любезнейший лауреат – сама сдержанность. Не пытался мне внушить, что убийцу знает. И про то, кто на кого донос писал в НКВД, – молчок».

Он стал вспоминать, что насторожило его при допросе Огородникова? Какая фраза? Хотел было открутить ленту назад и послушать, но в это время в дверь постучали. Точно в назначенный час пришел Лис.

Невысокий, чуть расплывшийся, с припухшим сосредоточенным лицом, Василий Лис произвел на Фризе странное впечатление. Увидев его, хотелось вскинуть руку и, похлопав по плечу, сказать: «Здорово, Вася!» Но тут вы замечали умный пристальный взгляд, высокий лоб, скрытый челкой, волевой подбородок, и ваша рука оставалась на месте.

Покончив с формальностями, Фризе извинился за вызов повесткой. Сказал, что в другое время приехал бы сам, но уж так сложились обстоятельства.

– Не обижайтесь на вопросы, которые я буду задавать, – попросил Фризе. – Отнеситесь к ним, как к неизбежному злу.

Создатель русских танок согласно кивнул. Он оказался человеком покладистым.

Для начала они обсудили вопрос о пиве. Лис знал, что критик Борисов подарил юбиляру упаковку баночного пива марки «Туборг».

– Вы видели эту упаковку?

– Конечно. Мне Маврин похвастался, он знал, что я люблю пивко. Отозвал в сторону – еще застолье не началось, народ клубился по дому – и сказал: «Иди на веранду. Там в углу, под газетами, – пиво. Можешь провести дегустацию, но только одну банку. Банку унеси, сунь себе в пальто, что ли!»

– Ну и…?

– Я все исполнил в лучшем виде. – Василий улыбнулся. – Чтобы не закосеть, пиво надо пить перед крепкими напитками. Иначе – «ерш»!

– Сколько банок было в упаковке?

– Много. Я не считал. Выдернул одну с трудом. Они в полиэтилен прочно укутаны. Снова навел маскировку и вышел на крыльцо. Там и всосал.

– А банка?

Лис смутился:

– С банкой я поступил опрометчиво. Швырнул в сад. А что было делать, на веранде народ появился – курить мужчины вышли. Карманы брюк узкие. Вот и швырнул.

«Понятно, что за банку я нашел», – подумал Фризе.

– В тот день не заходили в кабинет Маврина?

– Заходил. Это в самый разгар веселья было. Мне надо было позвонить. Я спросил у Маврина. Он сказал, чтобы я звонил из кабинета и попросил отбуксировать туда пиво. Незаметно, пока народ галдит и супруга отвлечена: «Засунь в комод и прикрой газетой». Вот что он мне шепнул.

– Операция прошла удачно?

– Вполне. Я эту упаковку в газеты завернул и понес как свадебный пирог.

– Все банки были на месте?

– Даже слишком.

– Как это понимать? – насторожился Фризе.

– Я же одну выдернул? Так? Выпил и выбросил. А когда за упаковкой пришел – ни одного гнездышка свободного.

– Вы пересчитывали?

– Чего пересчитывать?! – удивился Лис. – Количества не знаю, но гнезда свободного не было.

– У вас нет никаких объяснений этому?

Лис внимательно посмотрел на Фризе и еле заметно улыбнулся:

– Правдоподобных объяснений может быть много, а правды я не знаю. Разве Маврин умер не своей смертью?

– Маврин умер от сердечного приступа. Можно назвать это «своей смертью». Но одна банка «Туборга» была с отравленным пивом.

– Значит, я мог…

– Могли бы, выпив банку, когда несли упаковку в кабинет.

– Какая была умница моя мама. Она приучила меня ничего не брать без спроса. И вы думаете, что лишняя банка… Ну, не Борисов же? Исключено!

– Я тоже в этом уверен, – подтвердил Фризе. – И вы – его главное алиби.

– А мое алиби?

– У вас алиби нет. – Заметив, как опрокинулось лицо поэта, Фризе засмеялся. – Отсутствие алиби иногда сильнее, чем все алиби на свете. Не переживайте. Кому вы звонили из хозяйского кабинета?

– Жене. Она простудилась и не могла приехать.

– Вот и хорошо. Вернемся теперь к пиву. Не видели ли вы кого‑то из гостей, кто подходил к тому месту, где лежала упаковка с пивом?

– Да нет. На веранде курили мужики. Домраба там постоянно появлялась, хозяйка. Вся закусь была на холодке сосредоточена. Такое благоухание!…

На прощание Фризе спросил:

– Вы, Василий Константинович, криминальные танки не пишете?

Лис вспыхнул, как маков цвет.

– Знаете? – чувствовалось, что он приятно удивлен.

– Да.

– Криминальных не пишу. Танки, русские танки и преступление – несовместимы. Эх, хотел я свою книжку взять, но подумал: неудобно. Вроде взятки.

– Про пиво… – Фризе приложил палец к губам и Лис ответил таким же жестом.

Допросы шли один за другим. Когда он допрашивал Убилаву, заглянула Маргарита. Заговорщицки подмигнула и помахала ключом от сейфа. Фризе подставил ладонь и вместе с ключом обрел всю недавно утраченную власть.

– Шеф просил, когда освободитесь, загляните, – сказала Маргарита.

Разговор с писателем продвигался у него туго. Вписывая в протокол паспортные данные, Фризе спросил о гражданстве.

– Абхазия, дорогой. Надо понимать.

Для первого раза Владимир простил ему «дорогого», сделал скидку на темперамент.

– Чего ты меня спрашиваешь о всякой хурде–мурде?! Открой любую мою книгу – там полная биография. – Убилава прикрыл лоб большой ладонью, как будто от вопросов у него началась мигрень.

– Гражданин Убилава, – мягко, но отчетливо сказал Фризе, – мы с вами детей не крестили, на брудершафт не пили, рано еще на «ты» переходить.

Убилава набычился, крупное его тело напряглось, лицо закаменело. Он нескончаемо долго молчал, уставившись на Фризе недоуменным взглядом. Владимир даже забеспокоился: «Вспоминает, не пили ли мы с ним на брудершафт?»

Ничего не вспомнив, Убилава сказал:

– Какая женщина вдовой осталась!

– Да, – согласился Фризе. Надо было налаживать отношения со свидетелем.

– На такой женщине и ты бы… – Убилава осекся и опять долго молчал. Махнул рукой, так и не закончив фразу. Наверное, местоимение «вы» не входило в его лексикон.

– На юбилейном вечере у Маврина вы пиво пили? – спросил Фризе. Ему хотелось, чтобы Убилава сказал: «пил». Тогда ему можно было подкинуть информацию о том, что одна из банок была с отравленным пивом. Почему‑то у Фризе сложилось впечатление, что если этого заторможенного свидетеля слегка напугать, он начнет соображать быстрее и многое может вспомнить.

– Не знаю, – сказал Убилава.

– Не помните?

– Не помню, не знаю, ничего не слышал, не видел, не, не, не. Все «не». Такая женщина! Соски сквозь кофточку темнеют, как вишенки! Если бы не дети в Сухуми… – он подумал и добавил: – И в Гагре. Ей–Богу, женился бы! Ты можешь меня понять? Видел я что‑нибудь кроме нее?

– Не видел, – согласился Фризе и отключил магнитофон.

– Вот видишь?! Только она не согласится. В Сухуми дети. В Гагре дети.

– Что ж, желаю успеха. Попытка не пытка.

– Ты, прокурор, хороший человек. – И добавил: – Вы.

Осторожно прикрыв за собой дверь, он вышел. Фризе настроился сварить себе кофе, как дверь открылась и снова возник Убилава.

– Про пиво слушай, такая история. Сигареты я в дубленке забыл. «Мальборо» курю. Пошел в коридор, нашел дубленку, сунул руку в карман, там банка пива.

– Ну‑ка, ну‑ка, дорогой! – Фризе вскочил и чуть ли не за рукав втянул писателя в кабинет. Подвинул кресло, включил магнитофон.

– Теперь подробнее.

– Я тебе все сказал.

– А ты повтори, с подробностями. Что за пиво, чья дубленка?

Оказалось, что Убилава залез не в свою дубленку:

– Точно, как у меня, знаешь? В «Березке» столько долларов отдал! Что за пиво лежало – не помню. Эта женщина перед глазами, понимаешь. Белый свет не вижу, неделю писать не могу. Говоришь – пиво!

Потом они вместе спустились в вестибюль и Фризе помог Убилаве надеть его импортную дубленку. Длинную – чуть ли не до пят, – с голубоватым мехом, покрытую снаружи каким‑то сопливым составом. Наверное, чтобы кожа не мокла. Такую же дубленку Фризе видел на авторе детективов Огородникове.

Кофепитие так и не состоялось, потому что вслед за Убилавой в дверь постучал Борисов. Он оказался первым, кто спросил о причине вызова в прокуратуру.

– У нас есть основание подозревать, что была попытка отравить Маврина.

– В слове попытка уже заложен признак неудачи, – спокойно прокомментировал Борисов. – Значит, жертвы нет. И преступления не было?

– Преступный замысел тоже считается преступлением. В случае, о котором идет речь, жертва есть. Санитар из малого предприятия «Харон».

– «Харон»?! Какая прелесть! И само словосочетание: малое предприятие «Харон»! Это что же, бывшие «Похоронные услуги»? Ведомство Безенчука?

Ничто в этом человеке не указывало на его принадлежность к изящной словесности. Сухой, подтянутый, хорошо подстриженный. С приятным лицом, при взгляде на которое тебя посетит мысль: где‑то мы с этим человеком уже встречались! Хороший темно–серый костюм, умело подобранный галстук… Все удивительно в меру, и в то же время ощущение незавершенности, отсутствие последнего штриха. Идеальный тип государственного чиновника, которому пора на пенсию, несмотря на то, что он хорошо сохранился.

– И как же умер санитар?

– Разве Алина Максимовна вам ничего не говорила?

– Нет. Мы виделись с нею только на похоронах. На поминки я не пошел. Должен сказать, что у нас с Алиной контры. Это может быть слишком сильно сказано. Я отговаривал Маврина от брака. Алина знает и не может простить. А брак получился удачным. Так как же, все‑таки, он умер?

– Выпил банку датского писа «Туборг».

– Вот так штука! – удивление его показалось Фризе искренним. – Я подарил покойному целую упаковку! Значит, я и отравитель?

– После – не значит поэтому.

– Известный постулат Римского права. Но у нас в большем почете другой постулат: я так считаю – значит, так и есть на самом деле.

– Давайте вернемся к теме разговора, – предложил Фризе. – Где и когда вы покупали пиво?

– По известным, наверное, вам обстоятельствам, я подозреваемый номер один?

– Я задал вопрос! – Фризе начал терять терпение.

– Хорошо, хорошо! Где и когда? – Борисов секунду подумал. – Накануне юбилея. В субботу, в магазине на Профсоюзной улице. Я живу рядом.

– Вы часто бываете в этом магазине?

– Редко. С нашими‑то гонорарами? Иногда себе позволяю купить хорошего чаю, конфеты жене. Вас интересует, запомнили ли продавцы, как я покупал пиво?

Владимир молчал.

– Продавщицу зовут Валентина. Странное совпадение – я всегда прихожу в ее смену. Не сомневайтесь, она меня узнает.

– В упаковке было тридцать банок?

– Да.

– Полиэтиленовая оболочка не нарушена?

– Кажется, нет. В девственном виде привез все Алексею. К банкам не притрагивался.

– Где вы оставили пиво?

– Спрятал на веранде, подальше от глаз хозяйки. Алина считала, что у мужа больная печень. А он взял и умер от сердечного приступа.

Борисов внимательно смотрел на Фризе. Может быть, ожидал, что следователь опровергнет его диагноз?

– Вам известно, кто отнес пиво в кабинет?

– Об этом поэт Лис может подробнее рассказать.

– Расскажите вы.

– Лис отнес пиво наверх. Наверное, по просьбе Маврина.

– Вы это сами видели?

– Конечно. Он был изрядно подшофе и так торжественно прошествовал наверх, что не заметить этого было невозможно.

– Видел это кто‑то еще из гостей?

– Все видели. Он еще пробурчал сам себе под нос какой‑то марш. Большой любитель подурачиться, когда сильно разогреется.

– А хозяйка?

– Что хозяйка?

– Видела пиво?

– Ни Алина, ни Алексей не видели. Они сидели спиной к лестнице.

– А кто сидел лицом?

– Мы с женой, какой‑то генерал, детективщик Огородников, Убилава.

– Но ведь пиво было хорошо упаковано. Вы знали, что в коробке, а другие могли и не знать?

– Верно. Можно было подумать, что он возносится с большим тортом. Кто‑то мог и догадаться. Огородников знал, он видел, как я покупал упаковку.

– Он тоже клиент «Березки»?

– Еще бы! Его бесконечные криминальные опусы печатают по всей Европе.

– Когда вы с Огородниковым встретились в магазине, вы сказали, что пиво Маврину в подарок?

– Нет. Огородник мне не симпатичен. А его творения… – Борисов пренебрежительно махнул рукой. – Детективы я не читаю. Это не литература. Поделки на продажу.

«Куда же это мы идем семимильными шагами? – подумал Фризе, распрощавшись с Борисовым. – Неужели моя шутка при первой встрече с Огородниковым оборачивается попаданием в десятку?» Он вспомнил, как побледнел Герман Степанович при упоминании, что заветная мечта убийцы – знать, какими уликами располагает следователь. «Вы не боитесь, что я могу вас заподозрить?» – спросил тогда Фризе. И поступил глупо, просто потому, что разозлился на шефа, подославшего к нему известного писателя в тот момент, когда следствие только начиналось. Огородник, как его называет Борисов, мог бы пожаловаться и был бы прав».

Он вспомнил, что прокурор просил заглянуть к нему, когда будут закончены допросы. Но идти не хотелось. Фризе боялся, что не сумеет сдержать себя и выдаст непроизвольной интонацией, взглядом. «Начнем со звонка», – решил он.

– Здравствуйте, Олег Михайлович. Вы сказали зайти?…

– Ты освободился?

– Нет еще. Через час не будет поздно?

– Горячо? Люблю, когда все трудятся на полных оборотах. Зайдешь завтра утром.

Фризе с облегчением положил трубку. Завтра будет видно. Сейчас наступил долгожданный момент. Он захлопнул дверь на запор и стал готовить кофе. Подумал о том, что теперь надо ждать Ерохина. У того было седьмое чувство – «чувство кофе». Он всегда безошибочно подгадывал к торжественному моменту созревания напитка. Не оплошал и сегодня. Едва Фризе стал наливать кофе в чашку, как раздалась барабанная дробь в дверь.

– Прекрасно, – откомментировал Дима ситуацию в кабинете. Быстро снял куртку и, даже не потрудившись повесить ее в шкаф, полез за чашкой.

– Допросы ты, конечно, провел с блеском? – спросил он после первого глотка.

– Естественно.

– Чью фамилию впишешь в ордер на арест?

– Это зависит… – Фризе хитро посмотрел на товарища, – от того, по какой причине сдохла собака у Германа Огородникова.

– А у него сдохла собачка? – осторожно спросил Ерохин.

– Да. И еще – Убилава нашел в кармане дубленки Огородникова банку «Туборга».

– Понятно, – сказал майор. Правда, выражение его лица свидетельствовало об обратном. – По какой же причине нынче прозаики друг другу в карманы лезут?

– Ладно, Дима, допивай кофе. Я тебе по дороге все объясню.

Владимир снял трубку, позвонил в приемную. Марго проинформировала, что все машины в разъезде. Владимир поморщился и набрал номер прокурора.

– Олег Михайлович, опять Фризе беспокоит. Срочно нужно попасть в Переделкино, допросить свидетеля. Машины все в разъезде. Не дадите своей?

Шеф посоветовал вызвать свидетеля повесткой.

– Очень тороплюсь.

– Festina lente, – продекламировал прокурор из своей любимой латыни. – Не забыл университетские азы? Кто свидетель?

– Огородников.

– Хорошо. Машина у подъезда.

– Почему Огородников? – насторожился Ерохин. – А Лис?

– Потом и Лис. – Фризе встал из‑за стола.

– Возьми оружие, я сегодня пустой, – предупредил Ерохин.

– Что‑то трусоват ты стал, полицейский, – сказал Фризе. – Запомни: лев состоит из переваренной баранины. – Но пистолет из сейфа достал.

Всю дорогу Ерохин ворчал: зачем следователю понадобился Огородников? Фризе отмалчивался.

Точного адреса Германа Степановича Фризе не знал. Помнил то место, где они расстались несколько дней назад, и направление, в котором пошагал детективщик. «Спросить или заглянуть к Алине Максимовне?» – думал Фризе.

Увидев на дороге мужчину с большим заплечным мешком, Владимир попросил шофера остановиться и вышел из машины.

– Подскажите, где дача писателя Огородникова?

Мужчина остановился. Одет он был в потертый ватник и старенькую шапку со спущенными ушами.

– Это вы тут разъезжаете? – сказал мужчина знакомым голосом и Фризе узнал популярного детективщика.

– Здравствуйте, Герман Степанович! – Владимир улыбнулся. Так непохож был этот мужичок на одетого в модную джинсу лауреата всех милицейских наград, каким он впервые предстал перед следователем в его кабинете.

– Не узнали? Богатым буду. Ходил за комбикормом для кур. – Огородников дернул головой, показывая на заплечный мешок. – Вы действительно ко мне?

– Так точно.

– Тогда подвезите. Плечи уже затекли. Этот комбикорм такой тяжелый, словно камни. – Он стал снимать со спины мешок. Сообразив, что новый пассажир собирается водрузить свою ношу на светлое плюшевое кресло, шофер запротестовал:

– Стоп, стоп. Я сейчас багажник открою.

В машине Фризе познакомил Огородникова с майором.

– Вы ко мне целой компанией, – не очень приветливо прокомментировал Огородников и спросил Ерохина: – Значит, из уголовного розыска?

– Да, Герман Степанович.

– С Петровки?

– Нет. Из районного управления.

– Я с ними мало общаюсь. Вот на Петровке знаю всех. Начиная с Мурашова. И в министерстве тоже. Я у них постоянный гость. Помолчав, он добавил: – Впрочем, и не гость. Свой человек. – Он хотел еще что‑то сказать, но вместо этого требовательно бросил шоферу: – Тормозни. Прибыли.

Дача Огородникова оказалась попроще, чем у покойного Маврина. Одноэтажная, не такая вычурная. Зато забор был на славу: глухой, высокий, с двумя нитками колючей проволоки, пущенной по верху. Рядом с дачей стоял большой гараж. Подъезд к нему был расчищен от снега, виднелись следы протекторов. «Почему же он комбикорм таскает на собственном горбу?» – подумал Фризе и, словно отвечая ему, Огородников сказал:

– На машине теперь езжу в крайнем случае. Бензинчик‑то кусается. Не разъездишься. Особенно на короткие расстояния. Пока мотор разогреваешь – червонца как не бывало. – Он посмотрел на мешок, стоящий рядом, и спросил: – Не подождете пять минут? У меня куры не кормлены.

– Конечно, подождем, – согласился Фризе и бросил короткий взгляд на хмурое лицо майора.

– Большой у вас курятник?

– Хотите посмотреть? – обрадовался Герман Степанович. Его совсем не смущало то обстоятельство, что его застали за таким прозаическим занятием, как кормление кур.

В просторном холодном сарае, приспособленном под курятник, гуляли сквозняки. Лампы дневного света, неумело подвешенные под дырявым потолком, только усиливали впечатление неустроенности. Штук пятьдесят пестро–коричневых кур стремительно бросились к хозяину, едва он переступил порог курятника. Казалось, еще мгновение – и они расклюют его на мелкие кусочки. Фризе невольно задал себе вопрос: а если бы сегодня в магазине не оказалось комбикорма? Впрочем, не только этот вопрос возник у него при первом взгляде на хозяйство Германа Степановича. Душа Владимира, привычная к чистоте и порядку, возмутилась, соприкоснувшись с хаосом, царившим на птичьем дворе. Фризе молча смотрел, как давят друг друга породистые, но заморенные пеструшки, подбираясь к корму, который сыпал им хозяин не слишком щедрой рукой.

– И как с яйценоскостью? – хмуро спросил Ерохин, блеснув знанием специальной терминологии.

– С яйценоскостью? – переспросил Огородников, задумчиво глядя на пеструшек. – Да, знаете, что‑то не сильно. Не сильно! Правда, вчера три яйца взял. А сегодня еще не смотрел. Мне сосед говорил, поэт Ермоленко, надо речного песку им в корм подсыпать. Для скорлупы. Да все не соберусь съездить – роман держит.

Фризе нестерпимо захотелось дать этому бауэру хорошего пинка. Но это было бы грубым нарушением всех процессуальных норм. Поэтому он решил приступить к делу, ради которого они примчались в Переделкино.

– Герман Степанович, отчего ваш кокер–спаниель сдох?

От неожиданности Огородников уронил алюминиевую миску с кормом и напуганные куры с диким квохтаньем разлетелись по сторонам. Потом он деловито потер ладонь о ладонь, стряхивая остатки корма, и спросил с вызовом:

– Вы что, расследуете смерть моей собаки?

– Я думаю, если мы с майором хорошо поищем, то найдем на вашем участке место, где вы ее похоронили. Эксперты выяснят, что сдохла она от яда из группы цианидов. От того же яда, которым отравили санитара Уткина.

Огородников нахмурился. Несколько секунд стоял молча. Наверное, ситуация, которую он прокрутил в своем мозгу, не показалась ему безысходной. Он усмехнулся и сказал:

– Поговорим в доме. – Писатель даже не убрал раскрытый мешок и куры с остервенением набросились на корм, воюя за место под солнцем.

В доме было уютно и тепло. Несметное количество пестрых книжек в мягких обложках – покетбукс детективных серий на английском – и грузных отечественных приключенческих библиотек в ледериновых корочках стояли на простеньких книжных полках до самого потолка. Фризе хотелось спросить, читает ли Огородников на английском, но разговор мог надолго уйти в сторону от сути.

– На юбилее Борисов подарил Алеше Маврину много хорошего баночного пива, – сказал Огородников, когда они сели в кресла. – Подарил тайком от Алины. Она запретила старику пиво, стерва. Я видел, как Борисов это пиво на веранде под газеты прятал. Потом я вышел на веранду, а там Лис – поэт я вам уже рассказывал, пиво из банки хлещет. Думаю, ему можно, а мне нельзя! Взял незаметно несколько банок и положил в карман дубленки. Решил: выпью за здоровье юбиляра дома.

– Сколько банок вы взяли?

– Четыре, – буркнул Огородников и отвел взгляд.

– Герман Степанович, вы ничего не напутали? Все произошло именно в такой последовательности?

Ерохин даже подался к Огородникову, с нетерпением ожидая ответа, а Герман Степанович отрешенно смотрел в окно на застывшие кусты сирени. Пауза затягивалась. Наконец, писатель сказал:

– Сильно дернувши я был на юбилее. А как выпью, могу и наглупить. Я, я первым взял это чертово пиво! Потом уже увидел как Лис к банке присосался. Да он от меня и не прятался.

– На прошлом допросе вы сказали, что Лис поднимался на второй этаж.

– Поднимался.

– До того, как вы взяли пиво или после?

– После.

Фризе и Ерохин переглянулись. На допросе Лис показал, что пиво пил перед застольем.

– У вас, майор, есть вопросы к Герману Степановичу? – спросил Фризе.

– Да. Всего один. Лис пришел к Мавриным с портфелем или с «дипломатом»?

– Откуда же я знаю?! – рассердился писатель и оторвавшись, наконец, от унылого пейзажа за окном, посмотрел на Ерохина. – Хотя, нет, знаю! У него была большая черная сумка! Очень модная. С лейблом «Монтана».

– Хорошо, очень хорошо, – прошептал Фризе, как ему показалось одними губами. Но Огородников услышал.

– Что хорошо?

– Хорошо, что вы живы. Не то остался бы роман незаконченным. – Фризе улыбнулся. – Что же произошло потом?

– Как я дотащился до дома – не помню. Дверь открыл, снял дубленку в передней. То ли она с вешалки упала, то ли я просто бросил се на пол. Когда на следующий день проснулся…

– В котором часу вы проснулись?

– В три, – вздохнул Огородников. – Проснулся, вышел в прихожую, а там мой Рокки на полу лежит рядом с дубленкой. Уже окоченел. И чертова пивная банка тут же. И пиво из нее сочится – все пузырьками. Рокки, наверное, лизал. Я схватил банку, понюхал – миндалем пахнет. Циан! Мы же с вами знаем, что это за яд! Он замолчал и долго сидел в безмолвии. Резкие черты его застыли, и только брови двигались вверх–вниз.

Фризе и Ерохин молча ждали, когда хозяин снова заговорит.

– В это время мне позвонили, что классик умер, – нарушил молчание Огородников.

– Кто позвонил? – спросил майор.

– Жена. Она у меня в городе живет. На дух дачу не переносит.

«Еще бы, – подумал Фризе. – Ты бы ее приспособил за несушками ходить».

– А жене Маврина сообщила. Можете себе представить – стою над мертвым псом и банки тут же. А пиво‑то Алеше предназначалось. Мог у меня возникнуть вопрос, отчего Маврин умер? Я собаку закопал вместе с пивом. Со всеми четырьмя банками, а у самого озноб не проходит. Ведь вчера не успел выпить пивка потому, что в стельку был пьян! А днем уж точно опохмелился бы! Логично?

– Логично, – поддержал Огородникова майор. Похоже, его неприязнь к Герману Степановичу, так ясно читавшаяся на лице во время посещения птичьего двора, прошла. Уступила место живейшему интересу и сочувствию.

– Поэтому я и к прокурору поехал, и к вам, Владимир, напросился. Я ведь вам открытым текстом выложил, кто был заинтересован в смерти Маврина, кто хотел скрыть донос. А вы уперлись в свою версию и ни на шаг в сторону! Эксперты ведь тоже ошибаются!

– Маврин умер своей смертью, – сказал Фризе. – Но отравленное пиво предназначалось ему. Один из санитаров, приехавших за его телом, прихватил банку «Туборга», стоявшую на столике, рядом с креслом, в котором умер Маврин.

– Счастливчик, – прошептал Огородников и спросил: – «Туборг» – это марка пива?

– Да.

– Я так испугался, что даже не посмотрел. Да если и посмотрел бы, то не разобрал. Буквы перед глазами прыгали. То ли со страху, то ли от выпивки.

– Герман Степанович, а почему вы нам не рассказали обо всем?

– Я же вам намекнул! – Огородников тяжело вздохнул. – Следующей жертвой был бы я. Борисов догадывался, что мне известно о доносе.