Текст книги "Двенадцатая реинкарнация. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Сергей Богдашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 68 страниц)

– Оль, ты о чём?

– Вон дядька на скамейке у детского городка сидит. В белой футболке. Он с секундомером за тобой следит. Очень характерный жест выходит, когда секундомер включаешь. Я поэтому его и заметила, – Оля кивнула мне на прощание и пристроилась к своей группе.

Запомнил «почитателя» и рванул вслед спортсменам… хм, за Олей. Адреналиновый шторм требовал выхода. Наращивая темп, обогнал группу и пошёл-пошёл, чувствуя, что Грань где-то близко…

Бегут орки по степи, и степь сама ложится ровной дорогой перед ними.

Бегут орки, самые сильные и отважные воины мира.

Бегут орки, страшные в своей ярости и непревзойдённые в своей смелости.

Бегут орки, не страшащиеся Смерти, ведь Смерть – это всего лишь Начало.

Бегут орки по степи.

Четыре круга пролетели, как один миг. Увидел знакомую группу. Я обогнал их на круг? Свернул к футбольному полю и пошёл вдоль него, время от времени разгоняя кровь по телу круговыми движениями рук и наклонами корпуса в стороны. Что со мной было? Амок?

Лёг на траву, поднятые вверх прямые ноги упёр в ствол дерева. Почувствовал, что так надо. Дыхание ровное. Шум в ушах. Адреналин в норме. Ноги потряхивает. Мне хорошо.

– Это было, как Волшебство! Каждый шаг как музыка, как ветер. Я видела Гармонию, – Олька прибежала, растрепалась-то как. Приоткрыв глаза, с улыбкой смотрел на ореол кудряшек и аккуратные грудки, обрисовывающиеся при глубоких вдохах. Запыхалась. На лице изумление, глаза распахнуты…

– Молодые люди, можно отвлеку вас ненадолго, – поворачиваю голову, «почитатель». Вот козёл! Такой момент испортил!

Повернулся к девушке. Ну, гад! Весь порыв ей обломал. Пришла в себя, поняла, что происходит. Засмущалась. Как она краснеть-то умеет…

– Я крайне заинтересован, чтобы вы поступили к нам в институт. За экзамены и учёбу не беспокойтесь. В конце концов у нас вся «Уралочка» на заочном учится, – продолжал тарахтеть «почитатель», которого я слушал одним ухом, – Завтра последний день приёма документов, комиссия работает до двух.

Кувыркнулся через голову. Довольно ловко встал на ноги.

– Вы сегодня испортили мне лучший день за всю мою жизнь. Я из-за неё бежал и для неё, а вы… – махнув рукой, оглянулся на девушку. Повернулась боком, ресницы дрожат. Заплачет?

– Извините, я не знал, – похоже пробило «почитателя», – Вот, возьмите.

Не глядя, сунул в карман листок бумаги. Оля уходит, ей уже машут спортсмены из её группы, кто-то даже подпрыгивает от нетерпения.

– Обязательно позвоните в десять. Я всё решу, не опаздывайте, – слышу уже в спину. Быстро он отдышался. Настырный.

Глава 5

Тэкс, что мы имеем? Магнитный эффект фиксируется приборным методом отчётливо, – я отвлекаюсь от вышагивающего по кабинету профессора, диктующего свои домыслы молодой женщине в голубеньком халате. Проф, я столько о тебе знаю! Даже о твоих отношениях, которые ты считаешь сугубо платоническими. А нечего быть таким воспитанным. Не смог отказаться от рукопожатия – пожинай плоды. Это я так сам себя развлекаю. Надо было мне остаться, проводить Ольгу с занятий. Совсем мне «почитатель» мозг выел своей болтовнёй, – Вполне возможно, что подобный случай уже ранее рассматривался исследователями. Эффект Геллера в ходе исследований пока не выявлен, поэтому требуется дополнительное изучение, – успел услышать последние фразы.

– Сегодня, Павел, мы с вами закончим. Про следующую встречу договорится мой секретарь. Чего вы там изучаете? – профессор с удивлением смотрел, как я несколько нагловато подошёл и уставился на доску, к которой были кнопками прикреплены рисунки и чертежи.

– Михаил Натанович, а это что? – как будто не знаю, почему этот фильтр и к врачам попал. Будут в будущем проблемы с одним очень неприятным вирусом у нас в Свердловске. Много людей умрёт. Эпидемия сибирской язвы называется. Хрен там. Боевой вирус с военного городка просочится. Кстати, там же и вполне мирные бактериологические лекарства делают, для улучшения флоры кишечника. Рекомендую. Импорт рядом не стоит. Наверно, как и основная продукция, но её пусть враги оценивают.

– Фильтр для воздушных и газовых сред. Наша разработка, совместно с уральской академией наук. Мы, знаете ли, одним боком к промышленности причастны.

– А вот тут частицы уже совсем мелкие? – я ткнул пальцем в последний лист, перечёркнутый крест на крест красным фломастером. Там и будут вирусы, когда выброс хрюкнет в атмосферу.

– Можно сказать, что тут уже наночастицы, менее ста нанометров, – по птичьи склонил голову набок проф, с любопытством разглядывая моё хождение около доски.

– Я бы сюда ультразвуковой увлажнитель засунул, знаете, который воду распыляет на частицы примерно такого же размера. Вода всё ненужное поймает и выпадет с ним вниз, – хихикнув про себя, кивнул секретарше и тихонечко пошёл на выход, оставив Натановича в одиночестве ерошить поредевшую шевелюру. Может в этой жизни не повторится та жуткая эпидемия 1979 года в Свердловске? Бактериологическое оружие в миллионном городе – это страшно.

– Где ты бродишь, я тебе с утра звоню? – несмолкающие трели звонка я слышал ещё на лестнице. Обычно в такой ситуации ключ всегда оказывается в самом последнем кармане, и то прячется там до последнего.

– Коля, уже никто нигде не бродит. Только домой зашёл. Говори, что хотел.

– Я фанеру достал! Братскую! И с циркуляркой договорился, – Николай проорал это так, что крикуны на демонстрациях позеленели бы от зависти.

– Ммм, а что так кричать?

– Ты не врубаешься. Восемнадцать миллиметров, сосновая, толстослойная, в два раза легче обычной… Братский комбинат выпускает.

– Понял, не продолжай. Лети мухой ко мне, я сел рисовать.

В темпе накидал размеры деталей. Коли ещё нет. Я уже чай успел заварить.

– Давай размеры и я помчался. Мужики только до полседьмого согласились работать, – вихрем ворвался Николай в квартиру.

– Чай будешь? Подождут твои мужики.

– Прикалываешься что ли? Гастроном до семи. В полседьмого их цепями не удержать на работе.

– Тогда слушай внимательно. Все заготовки нужны в двух экземплярах. Два комплекта будем делать.

– А тебе-то зачем? – с удивлением поинтересовался Николай.

– Продам. У меня начинается любовь и кончаются деньги.

– Эти понятия никак не связаны между собой, если только девушка не избыточно корыстна.

– В лоб дам, – угрюмо пообещал я, – Больно.

– Понял, проникся, осознал, был неправ, – прокричал Коля уже с лестницы.

Настроение ни к чёрту. Врубил запись Рэйнбоу и улёгся, воткнувшись в подушку лицом. Вот же меня корёжит. За несколько минут по всем болевым точкам своих жизней пронёсся: смертям моих близких, предательствам друзей, изменам любимых. Под конец вспомнил, как заживо в тюрьме гнил, после того, как нас на площади избили бичами до полусмерти. В отличной Памяти есть своя отвратительная черта – помнить всё таким, какое оно есть. В первой жизни, в этом плане мне жилось легче. Память добросовестно стирала со временем негативные воспоминания. В неправдоподобных счастливчиков, побеждающих всех и всегда, я не верю. Мне они не встречались. Зато я видел много покалеченных Мастеров меча, убитых непобедимых стратегов, низвергнутых всемогущих властителей.

Короче, всё как в этой жизни. Недаром у одного моего знакомого есть любимая фраза для дембелей: – «Ты нам не рассказывай, как и кого ты в армии бил, про это все рассказывают, лучше расскажи, как тебя били».

Непобедимых не бывает. Я это понял.

Надо встряхнуться. Встал, через немогу сделал лёгкую разминку. Из любопытства провёл замеры с компасом. Меньше пяти сантиметров до дрогнувшей стрелки. Уже интересно. Есть повод посетить знакомую трансформаторную и провести затем замер ещё раз. Заодно отвлекусь.

Каждый город по-своему красив. Питерцы, москвичи, одесситы наверно самые явные фанаты своих городов. Мне нравится Свердловск. Он деловит, компактен и размерен. Люди здесь моего склада – не слишком шумные и без лишних понтов. Я устаю от московской суеты, не люблю питерскую погоду, не в восторге от азиатской шумности Одессы. Иду по вечерней улице и ищу самого себя. Мимолетные взгляды – крохотные кусочки романтических приключений. Плачущая на скамейке девушка по слезинке выдавливает из себя горе. Это мой город и я его частица. Мы с ним понимаем друг друга.

Качаю каналы на ногах. Сложно определить, добавилось ли что с прошлого раза. Буду считать, что добавилось. Так спокойнее. Впервые я попал в ситуацию, когда не к кому обратиться за советом. Как определить и развить то, что мне досталось. Учителей нет. Отсутствует даже старший с палкой, которой дроу научились неплохо прививать знания. Ни нейросетей, ни баз, ни дружественного ИСКИНа. До всего надо доходить своим умом. Так можно до старости себя изучать, но так и не догадаться, а что же я мог. Перерыв. Прижимаюсь спиной к теплой стене трансформаторной.

У моего подъезда стоит знакомый Запорожец. Вокруг нарезает круги Николай.

– Ну, где тебя сегодня носит, – мой друг только что копытами не бьёт от нетерпения.

– Дел много, вот и носит, – автоматически огрызаюсь я, – Езжай за мной, – в машину не сесть, до потолка завалена фанерой. Только водительское место обозначено тёмным колодцем.

– Можем успеть каркасы собрать. Клей как раз до завтра схватится, – даже не оглядываясь понял, что вечер пропал. Переоделся в рабочее, Коля тоже что-то нашел в машине. Поехали. Два часа работы и каркасы корпусов готовы. На сегодня всё.

– Ты всегда так работаешь? – спрашивает Николай, осматривая то, что мы сделали. Объёмы впечатляют.

– Как «так»?

– Как сумасшедший робот, – бурчит он, – Как включился, так слова лишнего не сказал. Только и слышно: планки, дрель, шурупы, клей. Как в фильмах про хирургов. А сам хреначишь так, что только дым идёт.

– Завтра после обеда звони, ещё поработаем.

– А почему не с утра?

– Утром дела могут быть. Звякни часиков в десять, точней скажу.

Родители устроились у телевизора. Концерт смотрят. Было бы там, чего смотреть ещё. Какой-то ансамбль свистопляски натужно исполняет народное веселье. Молоденькие тридцатилетние парубки пляшут таких же ровесниц, урумяненных сантиметром штукатурки. Веселуха – обосраться. Убавил звук.

– Мам, пап, разговор есть. Пойдём чай попьём? – мать заметно заволновалось, батя тоже головой что-то крутит. Чего это они нервные такие? Я вроде повода не давал.

Принёс бумажку, которую «почитатель» мне подсунул в парке. Рассказал про его предложение, естественно, не упоминая про Олю. Папахен пошуршал газетами и ткнул пальцем.

– Вот, тут у них все специальности перечислены. Видишь – «СИНХ приглашает абитуриентов», – он одел очки, похоже приготовился читать вслух. Не, громких читок нам не надо. Через его плечо пробежался по объявлению.

– «Планирование промышленности», больше ничего интересного не вижу, – выдал свой вердикт. Получилось уверенно. Как и собирался сказать.

Бате понравилось, мать поджала губы. Интересно, чем недовольна? Мечтает меня увидеть директором магазина?

– Сынок, а он точно может тебя устроить?

– Откуда я знаю. Завтра выясним. А так я его первый раз видел.

– Костюм у тебя в шкафу висит, а рубашку завтра с утра выглажу, – обозначает мама дресс код.

Подошёл к компасу, восемь сантиметров. Тенденция вырисовывается. Подзаряжается от электричества мой внутренний магнитик. Значит есть на планете Земля альтернативные источники Энергии. Знать бы ещё, все ли её могут воспринимать, или это мне лично от той молнии такое счастье перепало.

Утром созвонился с Петром Семёновичем, «почитателем», и закрутилось. Я нужен был ему срочно, пока нужные люди на месте. Оделся в костюм, полюбовался остатками золотистого «загара», который постепенно сходил, прилизал причёску мокрой пятернёй.

«Почитатель» встретил меня на входе и потащил к проректору. Тот, выслушав короткую, но пламенную речь Семёныча, упал на телефоны. В конце концов меня выгнали в коридор, а минут через двадцать забрали документы, с которыми куда-то унеслась секретарша.

– Всё, принят на заочное, – сказал через полчаса Петр Семёнович, выходя из кабинета, – Пошли, поговорим.

Кабинет заведующего кафедрой физвоспитания находился рядом с институтским спортзалом. Семёныч и оказался тем самым заведующим. Две полки с кубками, медалями и статуэтками разного калибра свидетельствовали, что в юности он немало побегал и попрыгал. Иного толкования рисунки на наградах не имели.

– Разговор, парень, будет серьёзный. Я так понимаю, что ты нигде не занимался до этого. Заметно это сразу по технике, для тех, кто в теме. Первый, и самый главный вопрос: У тебя могут быть в ближайшие четыре-пять лет какие-то проблемы с армией, переездами в другой город и прочие подобные неожиданности?

– Отсрочку от армии на год я должен получить в августе, – я ткнул в очки, – Переезды не планируются.

– Военкомат Ленинский?

– Да.

– Отлично, у нас на военной кафедре брат военкома трудится. Поговорю в понедельник, – Семёныч открыл ежедневник. Крупно написал вверху Савельев, подчеркнул, а потом вписал первый пункт.

– Что с работой думаешь?

– Музыкантом устроюсь в ДК. Наверно с сентября, – пронаблюдал, как Семёныч слегка скривился.

– Петр Семёнович, а честно сказать можете, с чего вдруг такая забота и такие люди подключаются? Я вроде простой парень, ничем не знаменит, да и бегаю всего ничего.

– Честно…, ну, будет тебе честно. Я тебя недавно заметил. Бегал ты неплохо, но так… как хороший любитель, хотя временами выбегал на первый взрослый, переходящий в КМС. Тут смотря на какую дистанцию считать. Вчера ты выдал. Такого я не видел. На восемьсот и полторы тысячи прошёл на мастера, возможно выше, а на три тысячи, на рекорд. Будем пока говорить, на республиканский. Но, ты ведь и дальше побежал… И это по парку, среди людей. Так что, если не профукаешь свой талант, то будут у нас и чемпионаты, и Универсиады. На следующей неделе по стадиону тебя погоняю. Надо твою дистанцию понять. Хотя, моё мнение, надо на восемьсот ориентироваться – самая престижная дистанция из средних. Мировая классика. Понял?

– Скорее всего, частично.

– Про остальное позже поговорим, после стадиона. Так, что с глазами?

– Попал под молнию, светобоязнь, нарушение роговицы. Без очков не могу, даже вечером, – я специально выбрал для общения лаконичный стиль, чтобы не выбиваться из образа спортсмена.

– Очки, говоришь, – Семёныч пятерней почесал шевелюру, – Вроде тут были, сейчас посмотрю, – он открыл неприметную дверь, прикрытую краем одного из шкафов с инвентарём. Хлопанье ящиков, перезвон каких-то железяк.

– Вот, держи. Считай, что я за тот неловкий случай в парке проставился, – он протянул мне замшевый чехол, – Одевай, пробуй. В Австрии купил. Думал, горными лыжами займусь всерьёз, а не получилось.

Обалдеть, красота! Это не моя зеркальная маска в пол-лица. Данлоп 320. С закрытыми боками, эластичной внутренней вкладкой, дужками, дополненными регулируемым эластичным ремешком. Подтянул немного, прикинув свой размер, и одел. Красавчик! В заднике зазеркаленной полки, где лежали медали, отразился симпатяга. С золотистым загаром, приличной прической и в крутых, необычных солнечных очках, даже с первого взгляда понятно, что дорогих.

– Семёныч, громадное спасибо! Очки класс! Полный отпад!

– Хех, быстро ты меня в дядьки записал. Ну, тогда слушай, племянничек. На берегу договариваемся, что ты не куришь, не пьёшь и в драки не лезешь.

– С первыми пунктами и так всё нормально, а насчёт драк, там не всё от меня зависит. Бывает, что просто нет выхода.

– Ты уж постарайся. Убегай, если получится. Так, что ещё… Телефон есть? Диктуй, – он записал мой номер, – До понедельника свободен. Если не позвоню, в парке встретимся.

– Сынок, как сходил? – мама, любопытной чайкой вылетела в коридор. Скорее всего так и танцевала тут, у дверей, после моего ухода.

– Поздравьте студента. Приняли.

– А как же экзамены? – вылез отец, по случаю субботы облачённый в семейные трусы и безразмерную, растянутую майку.

– Я так понял, что они меня как-то по-хитрому протащили. Вроде целевика от предприятия.

– От тебя-то что потребуют? – с сомнением продолжал расспросы папа.

– Сказали, что сущую ерунду. С пяток золотых медалей и парочку рекордов. Желательно мировых.

– Серьёзно что ли? – изумился отец.

– Пап, да шучу я. Как пробегу, так и пробегу. Для уровня студентов меня вполне хватит, – поскромничал я, ориентируясь на замеры Семёныча.

– Так. Давайте про подарок поговорим. У тебя день рождение на неделе. Мы с отцом всю голову сломали. Думаем, что тебе подарить. Может, сам подскажешь? – мама, уловив, что всё в порядке, перешла к следующей проблеме.

– Мам, у меня пока на первом месте кроссовки и спортивный костюм. Похолодает, я в трусах не побегаю.

– Во, – подняла вверх палец мать и победно посмотрела на отца, – А то заладил, фотоаппарат-фотоаппарат. Иди рубаху одень, а то ходишь, как пугало огородное.

Морально поверженный папахен ретировался в комнату, не давая своим дальнейшим присутствием развить маме успех. Через минуту он высунулся, и, сориентировавшись на грохот кастрюль на кухне, поманил меня к себе.

– Вчера забыл отдать, держи вот, – сунул он мне помятый бумажный кулёк, в который мне обычно накладывали молочные ириски в нашем магазине. Японский городовой! Да сколько их тут?

– Батя, ты монстр! Титан! Как столько достал?

– Бартер, однако. Литр спирта животворящего, отданный куда надо, чудеса истинные творит, – подмигнул отец, с тревогой прислушался к наступившей на кухне тишине, и махнув мне рукой, юркнул обратно в комнату, где заскрипел дверцами шкафа.

Трясущимися руками высыпал на стол микросхемы и пересчитал. Двадцать семь штук! Это же сколько всего можно слепить! Здравствуйте флейнджеры, хорусы, делаи. Мои миленькие приставочки и ревербераторы.

* * *

За обедом родичи торжественно мне выдали сто пятьдесят рублей «на подарок к совершеннолетию». Вовремя. Завтра воскресенье. Поеду на Шувакиш.

«Жопарик» уже дежурил у гаража. Коля вокруг него отплясывал нетерпеливый степ, натурально отбивая классическую чечётку.

– Где научился? – я просмотрел несколько коленец, которые он залихватски выдал под конец.

– Батя у меня этим делом увлекался сильно. Даже на какие-то всесоюзные конкурсы чечёточников летал. Дома до сих пор пары три ботинок с подковками специальными хранятся.

Сгоняли до дома быта, сдали тряпку на покраску. Обещали отдать вечером.

Работали, как негры на плантации. Вовремя остановились, вспомнив про тряпку. Съездили. К вечеру колонки были одеты в кожу и панели. Мелочевку оставили на завтра.

– Завтра что, во сколько встречаемся? – Коля не поленился поставить свой недоделанный басовый комплект в рабочее положение, и ходил по улице, издалека на него облизываясь.

– Коль, я на базар собрался. Кроссовки и костюм посмотрю. Очень надо.

– Тю…, туда электрички часто идут, а обратно только с двух начинают. Давай я отвезу. Быстрее будет. Раньше вернёмся.

– Спасибо заранее. Так конечно быстрей получится.

Толкучка! Как много в этом слове всего собралось для советского человека! Возможность крупного заработка, опера из ОБХСС, кидалы, растлевающее влияние запада, нагло проникающее в наше общество строителей коммунизма через джинсовые костюмы (большей частью – «палёные»), махеровые шарфы, финские «вытирающиеся» шузы на платформе, безумие польской косметики, а так же масса других, зачастую непонятно как попавших сюда товаров. Отдельный «армянский» уголок, где сыны южной республики удивляют покупателей пакетами, с вставленными туда портретами полуголых красоток. Размер груди, ясное дело, зашкаливает. Сильно зашкаливает. Трясут самодельной обувью, на платформе невероятных размеров. Продают кепки любых фасонов, коврики с оленями или видом гор и прочую лабуду.

Симпатичный костюмчик «Монтана». Сто пудов, польский самопал. Ярко-голубая куртка с темно-синими полосками на рукаве и вышитым орлом, всё на молниях, плюс темно-синие брючата с прямым низом, на поясе резинка и шнурок. Ткань синтетическая, с мягким ворсом внутри. Размерчик мой. А что? Сделано со вкусом, материал явно не простой и не дешёвый. Смотрится нарядно и необычно. Получше, чем малазийский Адидас из дешёвой тряпки.

– Почём нынче польский самопал? – достаточно громко интересуюсь у вздрогнувшего продавца.

– За восемьдесят отдам, – вполголоса цедит парняга, стараясь сохранить облик крутого фарцовщика.

– За палёную Польшу восемьдесят? Ты с дуба рухнул. Дам тридцать, – голос у меня сильный, процесс интересный, слушателей много. Вон, ближайшие продавцы и покупатели в открытую уже улыбаются, прислушиваясь к тому, что продавца спалили.

– Слышь, иди нахрен отсюда, – обречённо шипит продавец, понимая, что я ему порчу торговлю. Наверняка в сумке у него ещё пара аналогичных костюмчиков из той же Лодзи или Варшавы.

– За полтинник возьму, – так же интимно сообщаю свою цену.

– Шестьдесят.

– Да у неё все швы кривые, – чуть повышаю я голос.

– Забирай, и чтобы я тебя больше тут не видел, – не выдерживает психологической атаки начинающий спекулянт.

Было бы сказано. Так, костюмчиком отоварился. Был у меня один знакомый гном, тот, пока торговался, два раза успевал подраться с продавцом. Потом они, правда, выторгованные им на покупке деньги вместе с тем же продавцом пропивали в ближайшем шинке.

Без особых приключений и торга приобрёл «Ботас», вполне себе приличные кроссы, белые, с тремя черными полосками по бокам.

Над «Найком» завис. Тёмно-синие замшевые кроссовки, с ярко-жёлтыми вставками. В одну из них были вставлены очки, матёрые даже по виду. Кроссы чуть великоваты, но на носок потолще вполне пойдут. Очки спортивные. Рэй-Бан. Они-то тут откуда взялись? Симпатичные, с кожаными экранами по бокам. Торговля была эпической. Даже описывать не буду, чего мы за двадцать минут друг другу наговорили. В оконцовке всё же вырулил. Ушли все «подарочные» деньги и часть моих. В кармане пятёрка с мелочью. Костюм, две пары кроссовок, очки. Дорого мне выходит занятие «любительским видом спорта».

Глядя на мои траты, Николай только вздыхал. Видимо его гардероб обходился в разы дешевле.

Заскочил домой, похвастался покупками. Мать от цен ахнула, отец только крякнул. Возражений не озвучили, значит одобряют, хм… скорее всего.

Добили с Колей мелочи по строящейся аппаратуре. На удивление быстро. Решили себя побаловать и съездить в пельменную на Пушкинской. Две порции пельменей с бульоном, по сорок четыре копейки за порцию – для молодого организма даже маловаты будут, но третью явно не потянуть. С этих-то осовели.

– Завтра ставим динамики и усилители в корпуса? – творческий запал у Николая и не думает снижаться.

– Да, только ты мне привезёшь четыре рваных динамика из ДК. Два 2А-9, и два 2А-12. Предлагаю по той же схеме. Даёшь два неисправных – забираешь один целый. Слушай, может там пищалка кинаповская завалялась, глянь, она мне очень нужна.

– Годится. К десяти приеду. Пищалку прихвачу, они там в ящике сложены. У тебя на второй комплект есть покупатель?

– Пока нет. Думал в кабаки попредлагать.

– Пока не дёргайся. Доделаем, я знакомому одному покажу, но про это после поговорим. Очень уж там чувак самобытный. Обхохочешься.

Коля уехал, а я пошёл домой. Мне ещё на гитаре поиграть надо, да подумать, с чего начать работу с микросхемами. Есть в голове одна идейка, надо её покрутить со всех сторон. Можно серьёзно упростить себе задачу, если сложную схему разбить на двенадцать простых однотипных плат. Посчитал. На максимальной задержке я могу до полутора секунд эха на последней линейке набрать. Хорус тоже будет. Вокал с ним ярче и живей звучит. Знаете, как заметно отличается звук у обычной и двенадцатиструнной гитары. По две струны у двенадцатиструнки, настроенные на одну ноту, дают слегка разные резонансы и гитара звучит «в разлив». Тот же эффект и на вокале получится.

Из дома позвонил Вите и Диме. Поболтали. Рассказывать, что я уже студент, не стал. У них впереди вступительные экзамены, а я вроде как уже поступил. Заставят ведь объяснять, что да как, и что я им скажу?

У меня ещё работа. Доделываю усилители. Передняя панель у них будет другая. Более современная по виду.

Коля притащился с самого утра. Под неодобрительным маминым взглядом я на бегу закинул в себя бутерброд. Дотащили до машины усилки. Ха, да он даже бас сегодня с собой приволок. Не верит что ли, что всё будет работать, как надо? Зря…

Ну, вот и всё. С его комплектом закончили. Пробуем. Хороший тугой плотный звук. Шумов нет. Регулировки глубокие. Презенсе шикарный. У Николая не сходит улыбка на все тридцать два зуба. Так и гланды простудить не долго.

– Земля и небо. Теперь понятно, почему ты говорил про звук тонущего дирижабля. Реально бас до этого тупо бубнил не пойми какую ноту. А теперь смотри, правда похоже на звук рояльной струны?

– Слышь, Гловер, а как ты его повезёшь? К тебе ни одна колонка не влезет.

– Чо вдруг Гловер…? Хотя, можешь называть, мне нравится, – Коля от скромности не умрёт. Роджер Гловер, басист из Дип Перпл, наверно самый известный среди их басистской братии. Чую, прилипнет к нему новая кличка, как банный лист. Вон как лыбится, – С машиной сейчас порешаю. У меня полкнижки нашей братвой музыкантской исписано. Помогут.

Я тоже попробовал его бас. Слабовата гитарка. Кроме внешнего вида, раскрученного сотнями фотографий Битлз и МакКартни в частности, содранный болгарами с битловского Хофнера басовый Орфей звуком не блистал. Красивенькая «скрипка», и только.

Слазил в коробку с магнитами.

– Попробуй разобрать датчики и поменять магниты. Если не пройдут по размеру, то можешь просто их снизу к родным приклеить. Ну а не поможет, то тогда уж катушки будем менять, – я видел, что Николай слушает меня, как оракула, явившего чудо. Даже не дышит.

Поднялись домой. Попили чай. Коля с пятого или шестого звонка нашёл какого-то знакомого, который может подъехать на ВАЗ 2102, этаком универсале с поднимающейся задней дверью. Я в это время рыскал по маминым захронкам. Очень мне нужна плотная целлофановая плёнка, которой прикрывают сверху шоколадные конфеты в коробках. Ага, нашёл. Теперь будет чем центровать динамики при замене диффузора. Трубочка из плёнки внутрь катушки, и с лёгким усилием натягиваю диффузор на керн, расположенный внутри магнита.

Проводил Николая. Судя по ошарашенному лицу его друга, разговоров у них будет – море. Есть о чём. Аппарат получился очень симпатичным, даже на мой взгляд, избалованный изобилием будущего.

Провозился ещё пару часов. Закончил свой комплект. Брат-близнец первого аппарата.

Три неспешных круга по парку. Нет ни Оли, ни её группы. Они что, этого накрапывающего дождика испугались? О, Семёныч машет у входа.

– Поехали на «Динамо». На «Юности» сегодня соревнования какие-то проходят, – он идёт к припаркованной машине. ГАЗ – 21, с оленем на капоте. Да, не поскупились тут на сиденья в своё время. Толстенные диваны, которые можно разложить в приличного размера траходром. Проезжаем мимо «Юности», сквозь прутья забора пару раз вижу мелькнувшую Олю, пропадающую временами за спинами рослых спортсменов. Вот почему их сегодня нет в парке. Соревнования, судя по всему, какие-то внутренние. Нет ни флагов, ни судей в форме и громкоговорители молчат.

Пробежал восемьсот, минут двадцать передохнул и неплохо выложился на полутора тысячах, поймав на втором круге нужное состояние.

К машине шли молча. Семёныч явно чем-то недоволен. Помрачнел.

– Пётр Семёнович, я что, плохо пробежал? – мне самому удивительно. Второй забег точно должен был неплохо пройти.

– Хорошо ты пробежал, это я, старый дурак, хватку теряю. Вот какого, спрашивается, на Динамо попёрся. А эти чайки тут как тут. Коллеги мои за тобой наблюдали, когда ты тысячу пятьсот бежал, – посмотрел он на меня, отвлёкшись от дороги, – Динамо сейчас в большой силе. Спортсменов к себе как только не переманивают. Старшинову придётся звонить, – добавил он уже про себя. Фамилия Старшинов мне знакома только по хоккею. Я запаниковал.

– Семёныч, я в хоккей ни ухом, ни рылом. Даже на коньках кое-как стою. На лыжах нормально бегу, а коньки – точно не моё.

– Да не хоккеист, тот уже в Японии работает. Другой Старшинов, председатель «Трудовых резервов», – отмахнулся тренер, – У них сейчас как раз провал по лёгкой атлетике. Может и клюнет. Авторитет у него что надо. И поддержка серьёзная.

Вот что меня меньше всего интересует, так это закулисная возня разных спортобществ. Как хорошо живётся, когда эту кухню не знаешь и веришь в честный советский спорт. Такой, как на картинках и плакатах.

– Семёныч, останови, я тут выйду, – чуть не закричал я. Проследив за моим взглядом, тот лишь ухмыльнулся и ловко припарковался к обочине. На противоположной стороне дороги, легко перепрыгивая через свежие лужи на тротуаре, шагала миниатюрная девушка, с ярко-синей спортивной сумкой на боку.