Текст книги "Двенадцатая реинкарнация. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Сергей Богдашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 58 (всего у книги 68 страниц)

– Внешний вид у вас… – я неопределённо помахал рукой перед собой, – Не совсем обычный, словно для сказки придуман.

– Обычно всех впечатляло. Случалось, на колени падали, туфли целовали, – безразлично отозвался старик. Он немного помолчал, словно бы размышляя и, кивнув своим мыслям, добавил, – Можешь называть меня Джехути.

Сросшиеся с бородой усы скрывали полоску его губ и я никак не мог понять, сам ли он со мной говорит или нет. Скорее всего опять же присутствует наведённая иллюзия. Слишком неестественно стерильный звук я слышу.

Слух человека сложно устроен. Зачастую мы осознанно и не понимаем всех его возможностей, но это не мешает никому из нас отчётливо определять, говорит ли человек в комнате, в спортзале или на улице. Наши уши чутко улавливают едва слышные отражения голоса и посторонних звуков от стен, пола и потолка, позволяя сформировать общую картину помещения. Понять его объём и размеры. Но сейчас их не было. Ни отражений, ни звуковой картинки.

– Оп-па, какое интересное имя, где-то я его уже слышал, – как можно веселее выразил я своё отношение к его словам и при этом хлопнул в ладоши. Прислушался. Перед концертами мы так определяем акустику зала. Громкий звук хлопка сразу подсказывает, что за зал достался нам для концерта. Гулкий, приглушённый, или с акустическими ямами. Дальше вступают в дело маленькие секреты звукооператоров. Они меняют настройки эквалайзера "под зал" и корректируют направление высокочастотных колонок. Ну ладно, отвлёкся.

Странно. Мой хлопок не нашёл отражений, канув, словно в вату.

– Очень давно меня часто так называли, – отозвался старик на моё, брошенное наугад, узнавание его имени и мою реакцию на целование туфель.

Так-то, я ни про какого Джехути никогда и слыхом не слыхивал. Мне было интересно в ладоши хлопнуть, чтобы проверить версию со звуком.

– Видимо, давненько это было. Хотя, не всё ещё потеряно, – вынужден был признать я очевидное, вспоминая свою первую Жизнь.

В двадцать первом веке целование туфель творчески переродилось. Звёзды телевидения и прочая гомосятина обеих полов, рванула к большим деньгам и жирным кормушкам с такой силой, что целование туфли выглядело бы для них жалкой детской забавой.

Буду считать, что ещё одна гирька упала на весы моих предположений. Пол под ногами есть. А отзвука от хлопка я не услышал. Точно – иллюзия. Но какая же правдоподобная…

Активация артефакта меня просто-напросто усыпила, и я сейчас во сне наблюдаю то, что мне ментально проецирует ларс. Пока это у меня самая реальная версия.

Немного удивившись тому, какой я иногда во сне бываю умный, я перестал дёргаться, реагируя на всякие странности, и решил поиграть по предлагаемому мне сценарию. Благо ларсы, по общему мнению – сущности безобидные, а свободное время у меня есть в достатке.

– Да, по вашим меркам времени прошло немало. Человеческая раса сильно изменилась. Даже те люди, у которых остались хоть какие-то способности, теперь очень редко занимаются Концентрацией. Они перестали быть заметны в информационном поле планеты, а если кто там и появляется, то они пугаются и не идут на контакт, – попечалился дедок, скорбно кивая головой.

– Жизнь изменилась. Вряд ли кто сейчас месяцами и годами пытается добиться просветления и изнуряет себя попытками достучаться до Высшего Разума, – подумав, поддержал я его жалобы, – Разве что шаолиньские монахи ещё остались.

– Это те смешные и примитивные человечки, что живут в горах? – уточнил старик и посмотрел на меня, дожидаясь моего кивка, – Да, те появлялись иногда. На редкость неинтересные люди. С ними не о чем говорить. Они ничего не знают, в устройстве вашего мира не участвуют и никаких изменений в нём совершать не собираются. Были они у меня несколько раз. Ты вон не раздумывая пошёл мои коллекции смотреть. Что-то трогал, крутил, изучал. А они упали перед входом на колени и целый день там так и простояли. Да и давно это было. Полвека по вашим меркам прошло, как они перестали появляться.

– Хм, монастырь вроде на месте стоит, никуда не делся, – засомневался я, вспоминая фильмы про Шаолинь из первой жизни.

– Стены восстановили, а людей со способностями в монастыре не осталось. Вместо конфеты там теперь пустой красивый фантик, который выдают за сладости ради денег, – грустно поведал мне дед.

– Тогда мне интересно, почему я-то здесь оказался? – перешёл я к более приземлённой теме разговора. Мнение старика про шаолиньский монастырь идёт вразрез с моими представлениями. Я почему-то был уверен, что там существует старинная школа древних боевых и медитативных искусств, а не новодел, построенный для туристов. Хотя, моё мнение основывается всего лишь на двух-трёх художественных фильмах, а там-то режиссёры, вместе со сценаристами, что только не придумают, чтобы зрителя завлечь.

– Ты ярко светил магией, что само по себе заставило обратить на тебя внимание. Когда я стал наблюдать за тобой, то понял, что ты научился вытягивать Силу из странной энергии, получаемой от ваших механизмов. Кроме того, у тебя на полке есть нераскрытые книги, названия которых мне неизвестны и сам их язык я не могу определить, – дедок коротко зыркнул на меня и потянулся к чёткам, которые висели у него на поясе.

– На полках? – удивился я, пытаясь вспомнить, что у меня интересного есть из литературы в том же кабинете.

– Здесь, – постучал дед по своей голове скрюченным пальцем, – Здесь у тебя Знания, которые мне интересны. И ещё мне непонятна твоя тяга к переменам.

– Да какие там перемены, – огорчённо махнул я рукой, – Бьюсь, бьюсь, а толку мало.

– Сомневаешься значит? Напрасно. Я бы зря говорить не стал. Смотри, – старик махнул рукой и перед ним появилось изображение прозрачного глобуса, – С того времени, как я за тобой начал наблюдать твоё влияние на этот мир усилилось.

Дедок звонко щёлкнул пальцами, и на глобусе появились едва заметные цветные пятна. Ага, надо понимать, что это я так отметился. А цвета разные, чтобы отличать тот же спорт от музыки или магии.

Да, наверное я всё-таки соглашусь с теми учёными, которые придерживались мнения о том, что ларсы – это потомки ИСКИНов одной из великих цивилизаций. Это какой же объём данных нужно было прокачать, чтобы выделить статистику про меня и распределить её по очень приличной модели нашей Земли.

Я встал с кресла и подошёл к плавающему в воздухе изображению планеты. Оригинально сделано. Стоит начать всматриваться в отдельную точку, как она начинает менять масштаб. Словно лупу подносишь. О, и надписи тут на русском появились! Ну, ларсы, во дают! На десятки лет вперёд земных технологий ускакали, да ещё с каким качеством. Упс-с. Не на десятки… Приближая к себе мой город, я увидел, как по его улицам движется транспорт…

Обалдеть! Я ещё больше увеличил приближение и отчётливо увидел разбросанные окурки вокруг урны и струящийся дымок над одним из них.

– Нравиться? – с ухмылкой поинтересовался старикашка, потирая ладони.

Есть ему над чем посмеяться. Представляю себе, какой у меня сейчас очумелый вид.

– Да уж… Мощно, – согласился я, и попробовал провести рукой по поверхности глобуса так, словно я хочу его крутануть. Уже не удивляясь, увидел, как он действительно повернулся на пол-оборота.

Яркая зелёная точка на другой стороне планеты поневоле привлекла моё внимание. Подойдя поближе к глобусу, я недоверчиво глянул на контуры американского континента.

Там-то я где отметился? Ладно бы выделенная точка совпадала цветом с электроникой и прочим моим изобретательством. Или с музыкой. Так нет же. Зелёным цветом на этой гадской карте прорисована магия.

– Сейчас узнаю, где и кому я там изменения внёс, – пробормотал я про себя, включая режим лупы.

С увеличением объектов возрастало и моё удивление.

– Вашингтон, – прочитал я наконец-то появившееся название города, не веря своим собственным глазам.

Какого чёрта? Кому я там нужен?

А нет, оказалось, что мне надо смотреть чуть выше столицы, километров на десять-пятнадцать. Я перевёл взгляд на центр зелёного кружочка и через секунду увидел выплывающее и всё более увеличивающееся название того местечка – Лэнгли.

Приехали… Штаб-квартира ЦРУ США. Ага… Типа добро пожаловать и прочий вэлкам.

– О-о-ху-эээ…-хо, – придавленным полустоном-полувсхлипом выдал я волну эмоций, сдержав в последний момент героическим усилием воли гораздо менее легитимный набор звуков. Старик-то по нашему бойко шпрехает, хоть и через переводчика. Может и не понять сразу всей широты русской души, услыхав мат.

– Чо там? – чисто по-уральски спросил дедок, высовываясь у меня из-под локтя. Ага, он уже и без переводчика балакать похоже научился… Быстро он. Способный дедушко. Ларс мимикричный…

– Враги, дедуля, вражины лютые у меня объявились. Про магию прознали. Прощай спокойная жизнь. Буду я теперь, как сумасшедшая белка, скакать да прятаться, – покаялся я, глядя на всё увеличивающееся изображение самого здания штаб-квартиры, и почти полностью заполненные стоянки автомобилей вокруг него.

– И много их? Два-три, или с дюжину наберётся? – как бы между делом поинтересовался старичок, зачем-то похлопывая меня по плечу. Тяжеловато ему приходится. Рост-то у него, мягко скажем, заметно ниже человеческого, вот и кажилится, чтобы ладонью до моего плеча достать.

– Машины видишь? – я ткнул пальцем в каждую из автостоянок. Тысячи машин, достаточно отчётливо различимых на всех семи стоянках, расположились вокруг комплекса зданий Управления, – Можешь пересчитать машины, и поймёшь, сколько тут врагов.

– Ух ты… – старик щёлкнул пальцем и посмотрел на высветившуюся цифру, – Это все? – по-деловому поинтересовался он, зачем-то загибая пальцы.

– Да какое там… Тут и пятой части не наберётся. Знал бы ты, сколько их у нас по стране шастает, да по братским странам, да вокруг границ, а ещё в посольствах, комитетах всяких, газетах, организациях… – попечалился я.

– Молодец! – старик отошёл на пару шагов назад, и умудрился, невзирая на свой рост, посмотреть на меня сверху вниз, – Молодой с виду, а сколько врагов сумел аж на другом конце планеты нажить. Вот только сомневаюсь я, так ли они сильны? Больно много их на тебя одного выходит.

– Сильны, дед, сильны. Можешь не сомневаться, – успокоил я воинственного ларса, – Вот, посмотри, – я прокрутил глобус обратно, – Видишь мою страну? В ней живёт двести пятьдесят миллионов человек. Кстати, неплохо живёт. Не голодают, учатся и лечатся бесплатно. Одеты-обуты. Государство старикам деньги платит, когда у них старость подходит. Людей никто не обижает. Квартиры дают, пусть и не быстро, но за счёт государства. Лет через двенадцать этой страны не будет. И разорвут её на части по плану, который разработают и приведут в действие те парни, что у меня во врагах объявились. Жаль только, что причины их интереса к себе я не знаю. Так, догадки только определённые есть, из-за чего я им мог не понравиться.

– Убил кого-то? – по-деловому поинтересовался дед.

– Вылечил, скорее всего, не того, а то и не тех. А убивать – это у нас как раз американцы горазды. Что у себя в стране, что по всему миру. То же ЦРУ как раз заказными убийствами и занимается, да и армия у них не лучше. Мы, в отличии от американцев, ни ядерное, ни химическое, ни биологическое оружие ни разу не применяли. Зато они больше семидесяти миллионов литров яда только на Вьетнам с самолётов вылили. Причём совсем недавно. Трёх лет ещё не прошло с окончания той войны.

– Ух ты… – восхитился старик размаху демократии и способу её распространения воздушно-капельным путём, – А литр это сколько?

– Тут меньше литра воды. Три четверти, если быть точным, – похлопал я рукой по солдатской фляжке, висящей у меня на поясе, – По две таких фляжки яда на каждого жителя страны пришлось, включая стариков и детей.

– Многовато будет. Зачем столько? Яд слабенький?

– Так они по площадям били. Уничтожали не только людей, но и посевы, скотину, леса.

– Жестоко. Они что – ненормальные? Или там месть кровная замешана была? – вполголоса поинтересовался дед, перебирая чётки и передвигаясь к другой части глобуса. К той, что с американским континентом.

– Никакой мести. Жажда мирового господства и желание заработать много-премного денег. Демократия по-американски – это когда тебе добровольно предлагают выбрать между жизнью и кошельком. "Разбойник с большой дороги, участвует ли он в шайке или грабит в одиночку, равно остается грабителем; и нация, затевающая несправедливую войну, есть не что иное, как большая шайка грабителей", – процитировал я на память высказывание Бенджамина Франклина – одного из авторов американской Конституции. Что называется – не в бровь, а в глаз. Видимо не зря его портрет увековечили на стодолларовой купюре. Словно по-писанному он будущий портрет своей страны определил.

В масштабах истории с тех пор прошло не так много времени, но американским политикам его хватило, чтобы ловко подменить первоначальные постулаты основателей страны и незаметно для рядовых граждан развернуть их мировоззрение и политику страны на сто восемьдесят градусов. С точностью до наоборот.

Про войну во Вьетнаме мне пришлось рассказать деду подробно, вспоминая кадры из фильмов и фотографии. Как я понял, поверхностные образы дедок у меня считывал влёт. Нормальный такой рассказ получился. С иллюстрациями. Минут на двадцать с лишним меня хватило, прежде чем выдохся.

Следующим моментом, который меня заинтересовал при осмотре глобуса, было обилие красных точек и целых районов, окрашенных таким же цветом, обозначавшим технологии и промышленность. Какая-то часть точек объяснению поддавалась, но, к примеру тот же Хабаровск или Горький меня удивили. Никак не мог вспомнить, каким боком я там смог отметиться. И сам там не был ни разу, и переговоры мы ни с кем не вели из тех мест. Непонятно.

Старик по-прежнему возился на другой стороне планеты, что-то пришёптывая и тыча время от времени пальцем в глобус. Затем он, подслеповато прищурившись, оглядел увеличенное пятно Лэнгли, отойдя на пару шагов назад, и несколько раз сильно взмахнул кистями рук, словно стряхивал с ладоней капли воды после мытья.

– По площадям, значит… Ну ну… – пробормотал дедок, устало плюхаясь обратно в кресло, – Давай-ка мы с тобой к книгам вернёмся, – уставился он на меня, неожиданно встрепенувшись, – А то ишь, врагов-то у тебя сколько. Того и гляди прикопают где-нибудь и пропадут твои книжки.

– Угу, значит ты меня к себе только ради них и пригласил, – озвучил я логический вывод из услышанного.

Так-то мне не обидно ни грамма, но на образ поработать не мешает. Погрущу пару минут…

– Да хоть бы и так, – прищурился дедок, сгофрировав лицо в улыбке, – Кто-то же должен заботиться о сохранении знаний.

– Это да, – согласился я с ним, отвечая улыбкой на улыбку, – В одной из книжек, как ты их называешь, мне очень долго и вдумчиво тамошние аборигены втолковывали, как надо к знаниям относиться правильно. Рассуждения о знаниях там начинаются с того, что бесплатные знания никогда не будут по достоинству оценены и использованы. Мне, к примеру, чтобы получить знания по кузнечному делу пришлось три года махать молотом, числясь в подмастерьях.

– Да я и без тебя про него всё знаю. Любой булат на раз сотворю, – отмахнулся старик от моего хитрого захода.

– На этой планете, или в других мирах и у иных рас? – вкрадчиво поинтересовался я.

– Хм, – дедок ухватил себя за нос, и начал раскачиваться в кресле, поблескивая на меня льдинками глаз из-под густых бровей, – Так вот почему я не смог прочитать их названия. Другой мир… Но как?

– Оно само получилось, – отозвался я, стараясь думать и говорить как можно безразличнее. Умение торговаться у гномов возведено в ранг искусства. Искусства гораздо более высоко ценимого, чем какая-то там поэзия или хореография. На ярмарках, вокруг признанных мастеров этого жанра сотни зрителей и болельщиков собираются, а наиболее удачные фразы и обороты их торга надолго становятся крылатыми выражениями. Самые яркие моменты в трактирах раз по сто потом повторят, не то что стихи какие-то, про которые никто за столом у гномов и не вспомнит.

Так что, даю дедку дозреть. Нужно, чтобы он сам пришёл к мысли о том, что не мешало бы и ему чем-то со мной поделиться взамен того, что он от меня хочет узнать. По мне так честнее получится.

Нет. Не то, чтобы я жадный какой-то, или чересчур корыстный. Просто к ларсам в благодетели-альтруисты я не набивался. Им-то хорошо. Существуют себе в виде энергетических сущностей, да знания впитывают, как губка. А мне каково? В одно лицо пытаюсь ход истории поменять, и ни советчиков тебе, ни учителей, мечтающих приобщить меня, такого молодого и красивого, к управлению миром. Несправедливо как-то…

Ладно. Пусть этот мир живёт, как жил. Согласен даже получить от ларса что-нибудь более простое, приземлённое и полезное для меня, что лишний раз просто поможет выжить. Нравиться мне эта жизнь. Климат, планета, народы. Пусть я с правительствами некоторыми и их политикой не по всем вопросам схожусь, но это дело наживное. Люди – это вам не высокомерные эльфы и не ушибленные на всю голову дроу, и уж тем более не пауки. С ними весело жить. Людей я люблю. Просто политиков ненавижу.

– И на что бы ты хотел поменять свои знания? – услышал я долгожданный вопрос.

– Смотря какие. Особенного мне ничего не требуется. Для начала могу обменять две книги на что-нибудь не слишком значительное. Например, знания о том, как можно осуществить перенос моего тела на расстояние, – я постучал пальцем по артефакту телепорта, висящему у меня на груди, – Или получить что-то вроде магической сумки-хранилища.

– Межпространственный карман? – слегка поморщившись, уточнил дедок, оглаживая бороду.

– Можно и так сказать, – покладисто подтвердил я, не заметив на лице старика особого удивления или неприятия в ответ на мои пожелания. А то что сморщился, так это тоже может быть игра. Торги – это спектакль для двух актёров.

– Резерв у тебя маловат. Кармашек-то Силу постоянно тянет. Ничего серьёзного не получится, – с явным удовольствием на лице огорчил меня дед.

– У нас может быть разное понимание того, что серьёзно, а что не очень, – не сдался я, прикинув, что от духа бесплотного мне нужно хотя бы попробовать узнать саму суть конструкта для самостоятельного создания артефакта. Кое-что я в залах заметил, но надо бы собственную модель заиметь, для более детального рассмотрения. Надеяться от ларса получить что-то материальное – это по меньшей мере наивно, – Прикинуть-то можно, что получится, исходя из моих возможностей?

– Отчего же нельзя, – покивал головой вредный старикашка, пряча улыбку, – Тебе в одну десятую твоего резерва карман посчитать, или иначе как-то?

– Лучше в одну пятую, – решил я, почесав затылок. Резерв-то у меня понемногу растёт, а вот кармашек каким получится, таким и останется.

Хотя, что я переживаю. Размечтался. Соорудит мне сейчас ларс иллюзию, и не факт, что мне удастся когда-нибудь с ней разобраться. Даже тот же механизм подглядеть, или цепочки рунные увидеть.

Старик тем временем ненадолго прикрыл глаза, а потом сделал интересный такой жест – словно щепотку соли бросил в сторону глобуса. Шар на секунду потемнел, а потом ещё столько же времени помельтешил яркими кольцами и пятнами.

Бум-м-м!

Мне показалось, что даже кресло подо мной подпрыгнуло.

Рядом со мной материализовался могучий ящик. Размером со здоровущий холодильник. Этакий двухкамерный мутант – переросток.

– Я же говорил, что ничего приличного не выйдет, – зашёлся противным хихиканьем пакостливый дедок, старательно прикрывая ладонью рот и пряча глаза. Затем он вытащил из кармана платок, вытер слёзы и шумно высморкался.

– Это что? – я подошёл к лежащему на боку "холодильнику", и заглянул внутрь. Хм, а он и изнутри, как холодильник. Только без полочек и отделений. Ровные белые стенки, и дверок нет. Здоровая дура. При желании я сам там весь помещусь, как мумия в саркофаге.

– А ты, с твоим-то резервом, на что-то большее рассчитывал? – замер дед, передумав убирать платок в карман. Весёлый он типус однако, даром, что бестелесный.

Вот только напрасно он веселится. У нас слегка разное понимание того, что есть маленькое, а что – большое. Я же в его музее не только на экспонаты глазел. Сдались они мне тысячу лет. Я ещё и устройство залов изучал. Судя по первому впечатлению, его музейные залы и мой сундук, он же саркофаг – это близнецы-братья, различающиеся только размерами. Особенно в морском порту у него часть рунного устройства, как на ладони была видна. Размеры карманов разные, а принцип-то построения у них один и тот же. Ага, и масштаб один к не знаю скольким там тысячам, а то и миллионам.

Недопонимает ларс, что пространственный карман не только для музейных залов хорош, но и как походный рюкзак незаменим. Хотя ему-то, бестелесному, как раз проблема рюкзака и многодневных походов не грозит. Разница менталитетов у нас с ним колоссальная, хотя бы исходя из способов нашего существования.

– Я думал, что карман невидимый будет, – поделился я с ларсом своими мыслями, осторожно пиная сундук носком ботинка. Хм, по ощущениям – сундук как сундук. Стенка, по крайней мере, твёрдая.

– А его кроме тебя никто и не увидит. Точно так же, как и амулет телепорта. Его тоже только ты можешь видеть. Для остальных его нет в этом мире. Ни заметить не смогут, ни пощупать. Ну так что? Будем меняться? Тебе карман и телепорт, а мне – две книги про твою жизнь в других мирах, – азартно потирая руки, заёрзал дедок на своём кресле.

– Подожди-ка. А какой мне смысл в этом телепорте, если он меня только к тебе переносит? – возмутился я на явную подставу.

– Почему только ко мне? Ставь маяки где хочешь и на них прыгай, – пожал дедок плечами, удивляясь моей беспросветной глупости.

– Ага, ещё бы знать, как это делать…

– Да проще простого. Ты же умеешь простенькие амулеты делать, так что и маячок смастерить сможешь. Образец я тебе дам, – старик вытянул перед собой открытую ладонь и там появился овальный камушек. С виду – обычная светленькая речная галька, опоясанная колечком рунных символов, – Заряжаешь своей Силой и прячешь на том месте, где хочешь появляться. Не забывай их только перезаряжать время от времени и хорошенько запомни, какой маячок к какому камню на амулете привязан, – ткнул он пальцем в разноцветные камушки, расположенные на расходящихся лучах звезды, изображённой на артефакте.

Ага, пять камней – это пять возможных маршрутов переноса, а центральный камень – это перенос в местный музей. Неплохо. Ещё бы Силы столько вкачивать не требовалось, так совсем бы хорошо было.

– И как далеко можно переместиться? – поинтересовался я, желая уточнить ценность предстоящего приобретения.

– Да хоть на Луну, – хохотнул дедок, – Лишь бы тебе запаса Силы хватило.

– А если не хватит, то что? Не долечу?

– Скорее, не взлетишь. Просто не сможешь активировать артефакт.

Так. Уже понятнее. Значит система переноса оборудована "защитой от дураков". Дальше я смогу и сам разобраться, а то дедок уж больно нетерпеливо ёрзает, того и гляди нервничать начнёт.

– Тогда последний вопрос. Как мне карман вызывать?

– Вот же неуч. По энергетическому каналу, конечно же. Он же к твоей энергетике привязан. Хотя, стой. Мне проще самому привязку сделать, чем полчаса объяснять. Придумай слово, которым ты его вызывать будешь и отчётливо мысленно произнеси его.

– Сундук! – постарался я думать, как можно "громче". Опс… Сундучок-то пропал. Так, ещё раз, – Сундук!

Появился, родимый. А если туда рюкзак закинуть, то что будет? Нормально получается. Сундук исправно пропадает и появляется, и рюкзачок там в уголке удачно устроился.

– Ну что, наигрался? – сварливо поинтересовался дед, когда я в очередной раз, по-моему в пятый или шестой, спрятал сундук.

– Да. Забавная вещица получилась, – согласился я, нехотя отрываясь от новой игрушки, – А как мне воспоминания тебе передать?

– Очисти голову от посторонних мыслей и начни вспоминать тот мир с первых мгновений твоего появления там, – выдал мне старик необходимые рекомендации, и пододвинув ко мне своё кресло, взял меня за руку.

Я кивнул ему в ответ, и прикрыв глаза, ударился в воспоминания.

– Вытаскивайте его на свет и сами уходите. Крепь на честном слове держится. Больше никого не спасём, – услышал я знакомый рычащий голос, и меня поволокли к свету на куске брезента.

– Сильный удар сегодня был. Половину переходов завалило. Старики говорят, что последний раз такой силы удар лет сто назад был. Но тогда в основном нижние выработки обрушились. Десятки гномов задавило.

– Ты бы поменьше болтал, Ури. Лучше глянь, не очнулся ли парень.

– Очнулся. Глазами крутит.

– Слава Хашуту! Хоть кого-то спасли, – нависло надо мной бородатое лицо нашего соседа-гнома.

Да. Нелегко дались мне воспоминания. Прилично душу себе разбередил. А глаза, ну что глаза, это соринка просто в них попала. Сейчас всё пройдёт. Пара глубоких вдохов-выдохов, и уже стало легче, а то грудь словно стальным обручем сдавило и комок стоит в горле. Ну всё. Уже отдышался. Мужчины не плачут.

– Ладно. Хотел я и про остальные книги с тобой договориться, да сам вижу, что сегодня толку от тебя немного будет. Ты там у себя давай аккуратнее живи. С врагами я тебе ненадолго помог, а дальше уж сам выкручивайся, – наклонился надо мной дедок, вглядываясь в глаза, – И не смей меня беспокоить раньше, чем через неделю, – уже жестче добавил он, отпуская мою руку.

– Неужели обе жизни успеешь за неделю просмотреть? – просипел я, не сразу справившись с пересохшим горлом. Долгонько видимо я с воспоминаниями мучился.

– Время не для всех одинаково, – расплывчато ответил старик, щелчком пальца активируя висящий у меня на груди артефакт.

Короткий высверк перехода, и я оказался у себя на даче. Первым, на что обратил внимание, был кофе.

Парящий кофе… Та самая чашка, которую я так и не выпил перед путешествием. Я уставился на неё, как на чудо. По моим ощущениям я чуть ли не полдня провёл непонятно где, а тут даже кофе не остыл.

Растерянно озираясь, уловил ещё несколько странностей. Отсутствующий рюкзак и абсолютно сухие ботинки, на которых у меня было много снега.

Машинально потянувшись к чашке, я наклонился к столу. Глухой звук от удара тяжелым предметом по краю стола заставил меня перевести взгляд ниже. Слегка оттопыренная пола куртки ещё раз ударилась об стол, и я, холодея от неожиданной догадки, сунул руку во внутренний карман. Тёплая рукоять Беретты, про которую я забыл, сунув её в карман и увлёкшись затем осмотром револьверов, уже привычно устроилась в ладони.

– А пистолетик-то я, выходит, у ларса спёр, – вполголоса сказал я сам себе, разглядывая ещё раз опасную игрушку и проверяя её на наличие патронов, – Ай, как некрасиво вышло…

Так. Стоп. Я, от растерянности, никак не могу ухватить что-то очень важное. Какую-то очень нужную мысль…

Вскочив из-за стола, я подошёл к зеркалу, висящему на стене. Вытащил из-под куртки амулет, и убедился, что в зеркале его не видно. Значит ларс правду сказал, что его не заметят.

Ларс!

Добросовестно изобразив свободной рукой фейспалм, я посмотрел в зеркало ещё раз. И что я там вижу? А вижу я самовлюблённого идиота, который подогнав первую же придуманную им версию под подходящие ответы, ещё не так давно восторгался собственным умом и проницательностью. Ага, с ларсом он встретился. Как же…

– О-о-о, – я плюхнулся обратно на стул, и застонал в голос, обхватив лицо уже обеими руками, – Тупица… Кусок идиота… Долбодятел… Ну что бы мне просто не спросить у Джехути, кто он такой. Так нет. Я же самый умный… С духами бестелесными на "ты" говорю… И в материальные воплощения не верю… А потом они, эти воплощения, мне карманы оттягивают. Сундук! – рявкнул я в голос, уже зная, что сейчас увижу.

– Бум-м-м, – привычно отозвался сундук, появляясь из небытия… Гадский "утиный тест". Именно им я руководствовался, когда в восторге от собственной гениальности рассуждал, что то, что выглядит как ларс, и менталит образы, как ларс – это ларс.

Фигарс!

Джим Хейли в этот вечер домой вернулся поздно. В уютной холостяцкой квартире его никто не ждал, и поэтому он чуть дольше обычного задержался в любимом баре.

Американский футбол – это спорт настоящих мужчин. За вечер и он сам, и с дюжину таких же, как и он болельщиков, произнесли эти слова не по разу. Посмотрев на экране большого телевизора игру своей любимой команды, и отметив её победу, Джим возвращался домой счастливый и с отличным настроением.

Прочитав на сон грядущий пару статеек из журнала для мужчин GQ, Джим, уже в полусонном состоянии, выключил свет над кроватью.

– Проклятье, – Джим выкинул в ведро пустую пачку из-под сигарет, и пошёл в прихожую, чтобы посмотреть, не найдётся ли забытой пачки у него в карманах одной из курток, висящих на вешалке. Никогда ещё он не курил так много. Почти полная пачка сигарет за полночи. Хотя, чему тут удивляться. Все три попытки заснуть, оказались неудачными. Какой страшный, кошмарный сон!

Душный, влажный воздух джунглей, запах гниющей листвы, частая дробь тяжёлых капель, скатывающихся с листьев. И гул… Гул десятков самолётов, несущих оранжевый дождь, с первыми каплями которого приходить боль. Боль от разъедаемой кожи, рези в гортани и глазах. И тут же возникает неуёмное желание выплюнуть собственные лёгкие и разорвать руками грудь.

Промокнув ещё одной салфеткой исцарапанную во сне грудь, Джим начал одеваться. Четвёртого такого пробуждения он просто не вынесет. Лучше уж прогуляться пешком до ближайшего автомата и купить сигарет покрепче. До утра ещё далеко.

– Ещё один "вьетнамец", – такими словами встретил Джима его коллега Чарльз Генри, с которым они делили один кабинет.

– Что значит "ещё один"? – поинтересовался Джим, глядя на Чарльза. Посмотреть было на что. Обычно безупречно одетый и причёсанный, Чарльз сегодня был не похож на себя. Кажется, он даже забыл побриться, а уж его причёску можно было повторить только после старательного взлохмачивания волос граблями.

– Ты приехал почти на час раньше. У тебя красные глаза и, скорее всего, трясутся руки. А ночью тебе снился Вьетнам.

– Откуда ты знаешь? – удивился Джим и очень нехорошо посмотрел на коллегу. Он не собирался никому рассказывать о преследовавшем его всю ночь кошмаре, чтобы не загреметь под медицинское обследование.

– Я уже трижды успел сходить в курилку, – пожал плечами Чарльз, выщёлкивая из блистера пару таблеток, которые он запил прямо из пыльного графина, стоящего на подоконнике, – Все, кто примчался на работу раньше времени, видели во сне Вьетнам. Тебе что снилось?

– Самолёты опыляли джунгли. Разбрызгивали эйджент орандж, – Джим осторожно сформулировал обтекаемую версию сна, от которой ему не так сложно было бы отказаться, как от кошмара. Не то, чтобы он не доверял Чарльзу, но когда на кону стоит вопрос карьеры, то кто его знает, как тот себя поведёт. Может и начальству сообщить. Ходи потом по психиатрам, да от глупостей всяких отписывайся.