Текст книги "Двенадцатая реинкарнация. Трилогия (СИ)"
Автор книги: Сергей Богдашов
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 68 страниц)
Нет, понятно, что тишина условная. Где-то двери хлопают, иногда слышен гул лифта. Тишина в том смысле, что сидящий рядом со мной Анастас Иванович, по чьему приглашению, если это так можно назвать, я здесь оказался, замолчал после единственной фразы.
– Павел, идите за мной, с вами Андропов хочет поговорить.
И всё. Понимай, как хочешь. Дед лицо отворачивает и сосредоточенно изучает состояние ногтей на своих руках, поглаживая их подушечками пальцев. Нормально так я попал. Лучше бы в Алуште остался. Подумаешь, пятёрка вояк, пытающихся выдать себя за преступный элемент. Без жены за спиной, они даже ни разу не проблема.
– Анастас Иванович, а наш разговор – это не продолжение недавнего привета из Алушты? – я свой вопрос задаю немного громче, чем нужно. Вместо ответа встречаю нахмуренные брови, и судя по виду, полное непонимание Дедом сути вопроса. – Поясняю. Тридцать шесть часов назад на нас с женой было совершено нападение. Силами пяти лиц армейской принадлежности. Поэтому, я совсем не уверен, что меня радует предстоящая беседа. Предпочёл бы её избежать. Так сказать, до выяснения.
Вместо ответа Микоян мотнул головой, и прикрыл глаза. Накопленной Силы на крымском Источнике у меня много. Так что, плеснул её в сканирующий Контакт. Расту. Раньше для меня такое было тяжко. Минута, и полное истощение. Сканировать мысли на расстоянии очень затратно. А теперь и половины собственного резерва не ушло. Вполне отчётливо ощущаю. о чём Дед думает. Похоже, я ему в чём-то поломал предстоящий разговор. И ещё, мне не нравится его новая позиция. Он собрался молчать.
– Здравствуйте, – вынужденно, или в силу воспитания, но первым с нами начал общение текущий лидер страны. Микоян ответил, и уставился в колени, а я вообще дремал, откинувшись на мягкую спинку дивана. Почти час ожидания, кто хочешь заснёт, если в предыдущие сутки тебе толком не дали поспать, но при этом ты пересёк полстраны.
– И вам, – машинально откликнулся я, пытаясь проснуться. Глаза открылись, когда Андропов уже уселся передо мной. Позади него стояло два гориллоподобных охранника, а третий, по моим оценкам, пусть и не крупный, но очень подвижный, маячил сильно сбоку, создавая неприятный фон, и постоянно воспринимался как жутко опасная помеха.
– Анастас Иванович, как жизнь, как здоровье? – поинтересовался Андропов, абсолютно игнорируя мой ответ.
– Спасибо, ни на первое, ни на второе не жалуюсь. А вот у нашего молодого коллеги проблемы. Позавчера на Павла напала группа лиц, армейского происхождения, – ответил Дед, как ни странно, не испытывая при этом особого пиетета перед собеседником.
– Странно. Такого не должно быть, – обратил на меня внимание долгожданный собеседник.
– Лица всех пятерых помню. На всех армейские ботинки. Опознать смогу уверенно, – коротко отчитался я. под изучающим взглядом нового руководителя страны. Андропов и Микоян обменялись взглядами. Точнее сказать, полсекунды смотрели друг на друга, и затем, застыли на пару секунд, просчитывая варианты. Судя по их лицам, с ответом я угадал. Выходит так, что в имитации нападения себя засветили армейцы. Тут уже я улыбнулся. Ох, не завидую я теперь младшему Микояну. Сколько там тонн титана я с него просил? Пять – семь? Уже нет. Цена изменилась только что. Ещё нолик припишите, господа армейцы, тогда поговорим. Нашей стране нужны не только подводные лодки, с титановыми корпусами, но и современные изделия из этого металла, те, что для простых людей, и желательно, по доступным ценам. Модные, и опережающие своё время. Они, совсем скоро, представлять статус страны будут. Наши, современные изделия, а не ваши одинокие пугалки с жутко опасными движками на жидком ядерном реакторе. Самих бы вас, на бочку с порохом посадить, в искрящихся молниями трусах. Так нет, вас туда не заманишь. А жаль.
– Точно армия? – вопрос Андропова прозвучал неоднозначно. Вроде бы и просто интересуется, а с другой стороны возлагает ответственность за правильный ответ.
Наставники в Академии нас учили, что маги не должны прогибаться под Властителей страны. Помогать – да, а вот прямое подчинение – ну его нафиг и три шага назад. Маг – существо гордое и самодостаточное, если при Силе и способностях. Стоит раз прогнуться, и потом этого не исправить. Кто-то один должен будет умереть – или маг, или Властитель. Магов во всех мирах не так много, а вот на должность всякого рода Властителей н Повелителей – очередь до горизонта и дальше.
– Вам лучше знать. Ваших кураторов я не ограничивал, – теперь уже и я застыл лицом, да так, что оба Человека вздрогнули. Что Андропов, что Микоян. Судя по всему, холод прокатился и по коридору. Оттуда выглянула обеспокоенная охрана. Я сильно злюсь, но пока держу себя в руках. С холодом тоже интересно, не замечал я раньше за собой такой способности. – Да и не заслужил я пока ничем столь высокого внимания.
– Не стоит прибедняться. Мои аналитики имеют иное мнение. Думаю, что и около ЦКБ вы не случайно оказались, – после слов Андропова Микоян нахмурился и посмотрел на меня, ожидая моей реакции и ответа.
– У больницы я оказался абсолютно случайно. Никто не знал, что я сегодня окажусь в столице. Но я так и не понял, что всё-таки нужно от простого уральского парня?
– Скажите мне, а простой уральский парень случайно не причастен к улучшению здоровья Анастаса Ивановича? – несмотря на лёгкую улыбку, вопрос генсека прозвучал достаточно ядовито. Вот вопрос, так вопрос. Мне надо было сразу наплевать на осторожность, и в первую же минуту просканировать Андропова. Тогда хотя бы знал что-нибудь из того, что ему обо мне известно.
– Наука отрицает то, что не может объяснить. У нас, в Свердловске, была целительница. Её как только не изучали. В итоге пришли к выводу что она – шарлатанка, – выбрал я очень обтекаемый ответ.
– А вы? – мой тяжёлый собеседник простыми вопросами моментально загоняет меня в угол. Не с моими талантами такие словесные баталии проводить. Опыт опытом, но вот не было у меня практики общения с людьми такого ранга.
– Я в начале пути. Знаю мало, объяснить толком ничего не могу. Да и дарить другим свою жизнь – это немного не то, о чём стоило бы мечтать.
– В каком смысле?
– Принцип сообщающихся сосудов. Чтобы в одном прибыло, надо, чтобы в другом убыло, – пожал я плечами, – Не хотелось бы мне к двадцатилетнему юбилею выглядеть лет на сорок.
Краски я немного сгустил, но практически не соврал. Видел я магов Жизни, которые не смогли рассчитать своих сил, и в итоге расплачивались собственным здоровьем, выкачивая Силу из своего организма. Те, в двадцать лет именно так и выглядели. Пусть не на сорок, но где-то около того.
– То есть показать ничего не можете? Или не хотите?
– Сейчас, кроме диагностики, ничего не смогу. Потратился тут недавно. Пришлось троих здоровых лбов приложить, – я решил без разговора с Микояном ничего серьёзного не демонстрировать. Итак засветился, больше чем нужно. Дёрнул же меня чёрт вылезти из машины, когда Степан Арамович закурил. Подышал свежим воздухом, называется. Тут же два типа подошли и попросили документы показать. А потом и сюда пришлось идти.
– Они хоть живы? – слишком небрежно спросил Андропов. Тоном он даёт понять, что допускает наличие жертв и даже готов помочь, но только крючок у него на меня тогда появится такой величины, что соскочить с него мне уже никогда не удастся.
– Да что им сделается. Напугал их до потери сознания и убежал, – ответил я, заметив, как облегчённо выдохнул Микоян, напряжённо слушающий наш разговор.
– Ну, так что с диагностикой? – спросил Андропов, жестом подозвав мелкого охранника.
– Сил у меня на одну попытку, и лучше, если в качестве пациента будете вы. Мне на минуту потребуются ваши руки, – я показал на своей руке, как предполагаю держать руки генсека. Попытку подсунуть мне охранника в качестве пациента, я воспринял негативно. Не цирк же, чтобы фокусы показывать.
– Кольцо сними, – почти шёпотом сказал мне на ухо мелкий телохранитель, вставший у меня за плечом. Кольцо мне для диагностики не требуется, поэтому стащил его с пальца и убрал во внутренний карман. Взяв Андропова за запястья, я минуту постоял, закрыв глаза, а потом вернулся на своё место.
– Это всё? – поинтересовался генсек.
– Да, – кивнул я генсеку, – Ручка с бумагой есть? – поинтересовался я у телохранителя.
Через минуту, отсев к окну, я написал список заболеваний и передал листок Андропову. Не вслух же озвучивать при свидетелях его болезни и состояние органов. Тем более, что я не все названия болезней знаю. Так что, по почкам ограничился описанием их состояния.
– И всё-таки я не верю. Вполне допускаю, что обо мне вы могли знать заранее, – генсек сложил мой листок вчетверо, и убрал в карман.
– Можно вас, – оглянулся я на охранника. Тот дождался подтверждающего кивка Андропова, и протянул мне руки. Развёл таки старый лис меня на слабо.
Относительно здоров. На правой руке следы перелома. Такие же есть на двух рёбрах. Слева вверху больной зуб. Поджелудочная увеличена, – остатки Силы я тут же скачал в накопитель, поэтому пот и покрасневшее лицо получились вполне естественно. Теперь даже не надо притворяться, что я выдохся. – Ну вот, опять перебрал, – заметил я разглядывая трясущиеся пальцы. – Извините, но минут пятнадцать меня не кантовать.
Неуверенной походкой я добрался до одного из кресел, стоявших в стороне, откинулся на мягкую спинку и вырубился. Вторые сутки нормально поспать не получается. Всё урывками выходит.
Глава 16
Мамоновы дачи на Воробьёвых горах – это бывший княжеский особняк. Когда-то тут жили князья Долгоруков, Юсупов, Мамонов. Перед революцией город выкупил усадьбу и разбил здесь городской парк. В довоенные годы в усадьбе разместился Центральный музей народоведения. Уникальная экспозиция жилищ народов России помешалась прямо в парке, под открытым небом. Во время войны музей закрыли, а здание поступило в распоряжение Института химической физики, верхний усадебный парк занял Институт физических проблем.
Вечером меня разместили в небольшой ведомственной гостинице, находящейся в верхнем парке. Микоян мимоходом заметил, что там до меня никто не доберётся, а к вечеру вопрос окончательно решат. Доступ для посторонних на эту территорию закрыт. То, что у меня образовалась большая проблема, я понял слишком поздно. Уже под вечер, когда Степан Арамович, как бы между прочим, сказал, что со мной хотел бы встретиться академик Капица, который проживает тут же, по соседству. То, что встреча будет не по желанию академика, а по просьбе Микояна, для меня не новость. Просто слух у меня хороший, и говорит по телефону Анастас Иванович громко. Страхуется Дед. Не просто же так он отправляет меня к человеку, с даром научного предвидения.
– Хорошо выглядите, Степан Арамович, – только и смог я на это ответить.
– В каком смысле? – на секунду отвлёкся он от дороги и от управления автомобилем.
– В самом прямом. А вот я, вашими молитвами, себя бомжом сегодня весь день ощущаю. Я в этой одежде больше суток, безвылазно. После автобусов н самолётов. Весь помятый и далеко не свежий. Или вы думаете, что в той сумочке, что я на плече таскаю, у меня припасён целый гардероб? Так вот нет. Из одежды там только спортивные трусы и майка. Перед Андроповым меня оборванцем выставили – это ладно, стерплю. Перед Капицей – увольте. Предлагаю сначала озаботиться одеждой, затем душ и глажка, и только потом встреча.
– То есть для тебя Капица важнее Андропова? – улыбнулся, между делом администратор, разворачивая машину.
– Важнее не важнее, а на встречу к нему в кроссовках не пойду, – отрезал я, набычившись.
Талантливейший учёный, ученик Иоффе, защитивший в Кембридже докторскую диссертацию за работы в Кавендишской лаборатории Резерфорда, и идейный бунтарь всю свою жизнь – вот как я воспринимаю Петра Леонидовича Капицу. Память мне подсказывает, что Нобелевским лауреатом он станет только через год, в 1978 году, за открытие тридцатилетней давности. В своё время под институт для этого учёного Сталин отвел бывшую княжескую усадьбу, а специальным решением Политбюро была выделена валюта на выкуп в Англии оборудования Мондовской лаборатории. Академик является одним из немногих, кто имеет право обращаться непосредственно к руководству страны, и высказывать своё мнение, не всегда совпадающее с официальным. Более полную информацию об академике я получил почти случайно. Старушка, божий одуванчик, в чьём ведении находились утюг и гладильная доска в гостинице, оказалась старожилом Института Физических проблем, работая тут с довоенных времён. Среди вороха информации, мне удалось выловить крупицы необходимых знаний, восполнивших разрозненные сведения в моей памяти. Жизненный путь Петра Леонидовича, пусть и со слухов, которыми в основном в своих рассказах оперировала бабуленция, стал более менее понятен. В предстоящем разговоре такие сведения лишними не окажутся. Мнение академика для меня архиважно. Сорок лет он консультирует правителей страны по вопросам науки. Без сомнения, Микоян, в своё время советами Капицы пользовался неоднократно. Видимо и в моём случае он не стал изменять традициям. Другого объяснения по предстоящему визиту у меня нет.
– Проходите в кабинет, Пётр Леонидович сейчас будет, – горничная, с тонкими, скорбно поджатыми губами и недовольным лицом, замерла на пороге кабинета, сложив перед собой руки на накрахмаленный передник. Никакого доверия мой вид у неё не вызвал, и она пристально наблюдала, чтобы, не дай Бог, я ничего не спёр в кабинете. Минут десять, под её надзором, я провёл в изучении книжных полок и витрин с различными наградами. Зрение у меня хорошее, могу и со своего места всё рассмотреть, чтобы не нервировать цербера в женском обличии хождением на её подведомственной территории. Такая и покусать может. С неё станется.
– Вечер добрый, молодой человек. Хм, и действительно, крайне молодой, – академик, подслеповато прищурившись, с кряхтением устроился на своём месте, – И о чём же мы будем разговаривать?
– Представления не имею, – честно ответил я, – Меня о нашей встрече известили часа полтора назад. Впрочем, можем пофилософствовать на темы науки и её роли в истории. Например, может ли учёный изменить ход истории, сделав нужное и своевременное открытие.
– О, так вы у нас учёный? – напряжённо улыбнулся Пётр Леонидович, пытаясь сдержать более широкую ухмылку.
– В вашем смысле этого слова, скорее нет, чем да.
– О как! Похоже, мы действительно так к философии перейдём. Кстати, партию в шахматы не желаете ли? Очень игра неспешным философским беседам способствует, – показал кивком академик на шахматный столик с расставленными фигурами в углу комнаты.
– Пётр Леонидович, – укоризненно протянул я. – Вот та статуэтка, за первое место в Кембриджском шахматном турнире, случайно не вам принадлежит?
– Английским владеете?
– Хуже, чем немецким, но лучше, чем испанским. Технические тексты перевожу свободно, но разговорной практики – ноль.
– Неплохо, неплохо, – потирая руки, заметил собеседник. – Но вернёмся к нашей философии. Так чем же вам не нравится моё понимание слова учёный? Поделитесь уж со стариком.
– Разностью подхода, если коротко. Вот для чего делаются открытия?
– То есть, как для чего? Для получения знаний, для развития науки, – пожал академик плечами, озвучивая очевидное. Для него, очевидное.
– Понятно. Именно так я и думал, когда сказал, что у нас разное понимание слова учёный.
– И как же, в таком случае, будет звучать ваша версия ответа?
– В моём случае открытие будет сделано для достижения практической цели. Причём, не важно, какой оно величины, если позволяет получить реальный результат, – заметив вскинувшееся лицо будущего нобелевского лауреата, решил не затягивать с примером, – Например, для этого изделия я изобрёл аккумулятор, который полностью не вписывается в существующую теорию электричества. Я бы сказал, опровергает многие устоявшиеся постулаты современной физики, если копать совсем глубоко.
– И что же это такое? – поинтересовался академик, рассматривая плеер, положенный мной на стол.
– Переносной стереофонический магнитофон. Работает на наушники, кстати, новой и оригинальной конструкции. Питается от батареи, которая опровергает существующую теорию, но она есть, работает и существует. Пришлось, знаете ли, напрячься, пока изделие конструировал. Получилось открытие.
– Так – так – так. Вы же из Свердловска? То-то до меня слухи доходили, что там что-то интересное по электричеству готовят. Докладывать на Совете они через недельку, вроде, собирались.
– Да пусть докладывают. Мне гораздо важнее, что от этого страна получит.
– Ваш магнитофон? – улыбнувшись, вскинул брови учёный, показывая на моё изделие.
– Зря иронизируете. Думаю, что к магнитофону приложится и экономический результат. В десяток – другой триллионов долларов, – последние слова я произнёс нарочито медленно и с расстановкой, а слово триллионы выделил жестом и гримасой.
– Но, простите, каким образом? – изумлённо поинтересовался академик.
– Попигайскими импактитами Советский Союз владеет монопольно. В батарее такой кристалл увеличивает её ёмкость больше, чем в десять раз. По оценкам геологов в нашей астроблеме кристаллов намного больше триллиона. А вот теперь давайте вернёмся к философии. Буду ли я считаться учёным, если займусь тем, чтобы выжать для страны максимальный экономический эффект из своего изобретения, а не брошусь писать научную работу? Или учёными вы посчитаете тех, кто потом подведёт под моё открытие теоретическую основу? Если не использовать умные слова, и не мудрствовать с научными терминами, то теория и так мне понятна. Могу её высказать в паре – тройке предложений. Популярно и понятно. Сейчас вы мои выводы не примете. Они не укладываются в научные догмы. По сути, пошатнётся не только теория электричества. Если подумать, то не всё гладко выйдет с атомами, и с теорией пространства Эйнштейна. Но, тут уж, извините. Вот факт – действующий аккумулятор, от которого не отвертеться, и его можно повторить миллионы раз, с одним и тем же результатом.
– Сильно, задорно, убедительно. Здорово! – хлопнул академик ладонью по столу, находясь в возбуждённом состоянии, – Ай, молодца. Порадовали старика. Всё правильно делаете. Такой шанс нельзя упускать. Он из десятков тысяч нашей научной братии не у всякого и бывает.
– Поменьше, пожалуй, – поднял я глаза к потолку, прикидывая количество учёных и значимых изобретений, – У вас же был…
– Что, простите? – после минутной паузы, севшим голосом спросил учёный.
– Извините, вырвалось, – попытался я откреститься от объяснений.
– Нет уж, батенька. Продолжайте, раз начали, – старик, покачиваясь в кресле, пронзительно смотрел мне в глаза. Куда что делось. Недавно щурился подслеповато, а теперь орлом глядит, чуть не насквозь взглядом сверлит.
– У вас, Пётр Леонидович, тоже был шанс изменить историю. С кислородом, во время войны.
– А что не так? Я, между прочим, за кислородные установки и практическое их применение в начале войны получил две Сталинские премии, а потом и Героя Социалистического Труда дали.
– И вы считаете, что полностью использовали потенциал своего изобретения? – не стал я скрывать скепсис, задавая вопрос.
– Никогда не думал, что о нелёгких решениях мне придётся отчитываться перед мальчишкой, – глядя в стол, и постукивая по столешнице рукой, негромко выдавил из себя учёный. – Да, допустим, я мог вмешаться в историю. А как бы вы на моём месте поступили?
– Думаю, что я дал бы стране технологию кислородного дутья при производстве стали. После войны ваше изобретение "изобрели" заново, но уже на Западе. Не мне вам рассказывать, какой это произвело революционный прорыв, да что там, настоящий переворот в сталелитейной промышленности.
– Пожили бы вы в моё время. Я с сорок шестого года, и до самой смерти Сталина был под домашним арестом. Семь долгих лет. Тогда мои установки могли бы нас в лидеры мировой экономики вывести, а потом стало поздно. Берия мне жёстко отомстил за отказ участвовать в "атомном проекте". Сначала мои установки государственная комиссия не пропустила к выпуску, а потом меня и вовсе от науки отстранили.
– Значит, на Сталина обиделись? Я думаю, что к концу войны он вами тоже был не совсем доволен. Кому многое позволено, с того и спрос иной. А про кислородное дутьё… Так я знаю, где и когда в СССР с ним в довоенное время экспериментировали. Нынче с "Красным Сормово" мы тесно сотрудничаем. Ложка дорога к обеду. Сталину сталь нужна была во время войны. Много, быстро и особых сортов. Это же тысячи дополнительных танков и артиллерийских стволов. В полтора раза больше стали, особенно необходимых армии ферросплавов. Индустриальный прорыв, и уверенность в послевоенной экономике.
Наш разговор прервало лёгкое постукивание, а потом дверь открылась и в комнату вошла Хозяйка. Строгое вечернее платье, сложная прическа, идеальная осанка, туфельки.
– Что это вы тут расшумелись так? Дорогой, ты не забыл, что доктор рекомендовал тебе ежедневные прогулки, – женщина, мимолётным кивком показала мне, что заметила, как я встал с места и поприветствовал её, в офицерском стиле склонив и подняв голову, и изобразив щелканье каблуков.
– Аннушка, я сегодня прогулку, пожалуй, пропущу. Что-то мне с утра нездоровится, да и беседа у нас очень уж интересная, – академик живо вышел навстречу супруге, и взял её за руки.
– Да что же это такое. Молодой человек, ну хоть вы мне помогите, – делая вид, что сердится, повернулась ко мне женщина, вовлекая меня в шутливую семейную перебранку. Пётр Леонидович тут же представил нас друг другу, и они оба замолчали, с интересом ожидая моей реакции. Спевшийся семейный дуэт.
– Анна Алексеевна, да я с удовольствием помогу Петру Леонидовичу, а беседу можно и во время прогулки продолжить, если он не возражает, – я с простодушным видом развёл руки в стороны, показывая, что особых причин менять из-за меня сложившийся распорядок, как бы не существует. Кроме того, у меня появилась отличная возможность сменить крайне неприятную тему разговора.
– Вот видишь, дорогой… – жена академика повернулась к мужу.
– Анечка, это ты сейчас на его честно вытаращенные глаза купилась? Ты поверь мне, этот парень не так прост, как кажется. Моё чувство интуиции просто вопит о том, что у него уже готов какой-то трюк, после которого он в очередной раз окажется на белом коне, – учёный прервал супругу, с интересом ожидая моих дальнейших действий.
– Ну, так не интересно. Анна Алексеевна, как вы с ним живёте только. Он у вас всегда знает всё наперёд? – принимая игру, я под эти слова подошёл ближе к семейной паре, – Пётр Леонидович, можно ваши руки на несколько секунд, – прикрыв глаза, подлечил академика Малым Исцелением, – Пожалуй, достаточно. Возвращаю бывшего недомогающего в ваши руки. По секрету могу сообщить, что больше никаких причин отлынивать от прогулки у моего пациента не существует, – шутливо расшаркался я перед женой академика.
– И что сейчас было? – поинтересовался Капица, удивлённый моим поведением и словами.
– Подождите пару минут, а потом скажете нам, как вы себя чувствуете, – посоветовал я, зная по предыдущим опытам примерное время наступления общего улучшения состояния. За время ожидания учёный повёл себя беспокойно. Он пытался волнообразно шевелить плечами, прислушиваясь к хрусту шейных позвонков, помассировал локоть и сделал несколько полуповоротов туловищем.
– Эффект плацебо. Самовнушение. Но как тогда объяснить, что полностью пропали болевые ощущения, – как бы про себя рассуждал академик, комментируя свои ощущения и ход мысли, – Расскажете? – с любопытством спросил он, после нескольких сильных взмахов руками, что видимо, должно было изображать пловца в стиле баттерфляй.
– Пётр Леонидович, я не так жесток, чтобы лишить вас возможности самому поломать голову над такой замечательной загадкой. Хотя, если к концу прогулки у вас правильная версия не родится, то обещаю дать подсказку, – я хитро переглянулся с Хозяйкой, с трудом сдержавшись, чтобы не подмигнуть.
– Всё. Идём гулять, – жизнерадостно откликнулся учёный, пытаясь при этом изобразить для жены "ласточку".
– Петя, наденешь пуловер. К вечеру на улице стало прохладно. – Анна Алексеевна пошла за одеждой, с усмешкой бросив нам на ходу. – Оба себя ведёте, как мальчишки. Наверно думаете, что я в ваш розыгрыш поверила.
– Не поверила ведь. Мы, когда с ней познакомились, часа не могли прожить, чтобы не подшутить друг над другом. Помню, я в Париже даже на фонарный столб однажды залез, – рассмеялся академик. – Столько лет прошло, а мы с ней до сих пор постоянно озоруем и подначиваем друг друга.
– Это, случайно, не её отец будет, – не совсем вежливо ткнул я пальцем в сторону старой фотографии, где рядом с совсем ещё молодым Капицей стояли Иоффе, и незнакомый мне мужчина, представительного вида. Определённое фамильное сходство у него с Анной Алексеевной прослеживалось вполне очевидно.
– Он, генерал флота, академик, Крылов Алексей Николаевич. Старая фотография. Девятнадцатый год. Мы втроём тогда и составили первый Президиум физико-механического факультета. Аннушка вся в его породу пошла. Ох, и остёр был тесть на язык. А уж насколько умён и талантлив, словами не передать. Его ещё при жизни адмиралом корабельной науки называли. Помню, как-то Крылова вызвали из-за границы осмотреть ничтожную неисправность на черноморском танкере, а он, приехав, выдал заключение: – "Если впредь будет такая течь, то зовите доктора по венерическим болезням, а не инженера за тысячу километров".
От неожиданности я рассмеялся, немного протормозил, и поинтересоваться необычным воинским званием, резанувшим слух, не успел. Генерал флота. Первый раз в своей жизни такое странное словосочетание слышу.
Анна Алексеевна перехватила нас у дверей, и перед уходом завалила кучей советов и предостережений. Странно, что всё это она говорила, глядя на меня, а не на мужа. Видимо чувствует, что у того, за долгие годы их совместной жизни, на её слова образовался устойчивый иммунитет. Даже я понимаю, что он сейчас её не слышит, хотя головой кивает, и пару раз поддакнул к месту.
На прогулке я сходу перехватил инициативу в разговоре, начав тезисно излагать содержание своего письма о будущем электроники, её важности для развития страны, армии и промышленности. Капица сначала слушал меня неохотно, но постепенно втянулся в разговор. Зачастую, на его вопросы я просто пожимал плечами. Он называл фамилии н названия институтов, которые мне ни о чём не говорили. Однако он оживился сразу же, после озвученной мной мысли про необходимость всемирной интеграции не только в производстве, но и в науке. Сходу опровергнув некоторые мои выводы по этому вопросу, он тут же предложил свои решения, гораздо более выверенные и фундаментальные. Оказывается, о многих вещах я просто ничего не знал. Привык шаблонно мыслить, что мы в СССР живём, как бы сами по себе, в отрыве от других наций. А вот ничего подобного. И наши, и американские учёные, целыми делегациями в сотню человек летают друг к другу на симпозиумы, и тот же "Союз" и "Аполлон" – это долгий проект их совместной разработки.
– Только в этом году в США выедет более пятисот советских учёных, а к нам приедет больше семисот американцев, для совместной работы в академических учреждениях СССР, – сыпал цифрами разошедшийся академик. – Смешанная советско-американская комиссия по научно-техническому сотрудничеству уже определила рабочие группы по магнитогидродинамике и термоядерному синтезу.
– Не лень же людям ерундой заниматься, – восхитился я, пока учёный переводил дыхание.
– Как, простите? – переспросил меня Пётр Леонидович, споткнувшись на ровном месте. Что спотыкаться-то? Тут же всё песком ровненько отсыпано.
– Исходя из нашего философского спора, что термояд, что МГД – технологии – это именно те иллюстрации науки ради науки. Дорогие, теоретически осуществимые, но абсолютно не востребованные в ближайшие лет сорок. Тысячи людей будут годами заниматься чистой теорией, тратить безумное количество средств, а практического результата не получат. Голая наука. Жаль только, что на неё без толку уйдёт прорва денег, материалов и умов. Мне бы они больше пригодились.
– Ошибаетесь. Сильно ошибаетесь. Генератор уже есть и успешно работает, – торжествующе известил меня Капица, назидательно потрясая пальцем.
– Если вы про "Хибины", то позвольте не согласиться. Тому генератору до практического применения так же далеко, как первым электрическим лампочкам, что с угольным сердечником были, до современных.
– А вы откуда про Кольский эксперимент знаете? – хитро прищурился академик.
– От наших уральских геофизиков. Их партию как раз на Кольский и посылали. Ни нефть, ни газ они в результате так и не нашли. Вы с геологами поговорите. С теми, кто там скважину сверхглубокую бурит. Очень много интересного узнаете. Например про то, что данные геофизического исследования сильно не совпадают с результатами проб грунта. По данным геофизиков скважина должна была уже несколько разных слоёв пройти, а у геологов по факту – один сплошной гранит в образцах. Но что-то мы с вами сильно отвлеклись от темы.
– Почему же. Про геологов было очень познавательно. Что это вы вдруг заулыбались?
– Да, про геологов… Я. когда с ними общался, одну байку услышал, про преподавателя из Московского геологоразведочного института. Тот первую лекцию по своему предмету всегда начинает следующим образом:
– "Знаете ли вы, почему астрология стала астрономией, а геология, так и осталась геологией? – аудитория зачаровано молчит, – А потому, что та наука, которую я вам буду преподавать, вообще практически не знает ничего о том, что творится в толще земли. Наши знания основаны лишь на огромном опыте исследований, но попытки построить теоретически непротиворечивые модели, постоянно разбиваются об исключения, которые встречаются в повседневной практике. Поэтому мы, как и астрологи, никогда не станем точной наукой. Итак, запишем тему: восемь основных гипотез по происхождению Земли…"
– Да уж, действительно здорово, – отсмеявшись, и вытерев платком глаза, заметил Капица, – И что же, по вашему, не так с генератором?
– Теория слишком опережает своё время. Нет необходимых жаростойких материалов. Нет эффективных и мощных инверторов. Ваш генератор прямой ток даёт. Его, при существующей технической базе, превратить в переменный крайне затруднительно. Понятное дело, что изобрести инверторы нового типа не так почётно и престижно. Но здравый смысл мне подсказывает, что для экономики они дадут больше, чем генераторы, и нужны они были стране ещё позавчера. А вот без генераторов мы и дальше проживём без особых проблем. Альтернативных решений у энергетиков – целое море разливанное.