Текст книги "Двенадцатая реинкарнация. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Сергей Богдашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 55 (всего у книги 68 страниц)

– Ну, подруга, ты и спросила… Тоже мне, нашла знатока немецких традиций. Я единственное, что помню, так это про кольца. Вот если он тебе колечко подарит, то считай, что предложение сделал.

– Ой… – Ольга выронила чашку из рук, и схватилась за вспыхнувшее лицо.

– Ты чего? – заволновался я, вспоминая, где у нас хранится веник с совком. Чашка разлетелась вдребезги на десятки мелких осколков.

Ольга, прижав к лицу сжатые кулачки, молча постучала пальцем по изящному колечку с ободком из разноцветных камушков.

– Ого. Так тебя поздравить можно. И когда только успела, тихушница?

– Он мне позвонил из Москвы. Я всю ночь промаялась, а утром в аэропорт примчалась. Билетов не было. Я разревелась, как дура. Девчонки на стойке регистрации меня успокаивать начали. Я им и рассказала, зачем мне в Москву срочно надо. Представляешь, они мне через пять минут билет нашли.

– Скорее всего время подошло и с кого-то бронь сняли, – заметил я, умудрённый опытом многочисленных перелётов.

– Мы целый день гуляли. Потом меня в ресторан не пустили. Я в джинсах была. Ханс ужин в номер заказал, – Ольга пустилась в воспоминания, выговариваясь. Затем она снова покраснела, и засопела в ладоши, что-то вспомнив.

Подружку ей надо хорошую. Чтобы и посплетничать и поплакаться было с кем. С Ириной у них разговоров о сокровенном, девичьем, видимо не получается. Который раз уж Ольга со мной делится своими тайнами и секретами. С другой стороны, пусть уж лучше мне рассказывает. Чужие тайны не все хранить умеют. Времена пока такие, что за связь с иностранцем могут и из комсомола выгнать, и из института отчислить. Донести бы мне до её головы эти мысли как-то помягче. Да только помогут ли мои советы по уши втрескавшейся девчонке. Что-то я сильно в своих ораторских способностях сомневаюсь…

Я сейчас с одинаковым успехом могу ей любые страсти наговорить, или анекдот рассказывать – результат один и тот же получится. Она на колечко своё уставилась, и ничего вокруг себя не замечает. Зомби недоделанная…

На занятия с будущими целителями-волшебниками я прилично опаздывал. Дёрнул же меня чёрт заскочить в буфет при главном корпусе Академии. Там-то меня за пуговицу пиджака и поймал один знакомый козлобород.

– Павлуша, как хорошо, что я вас встретил. Вы не поверите, но не далее, как полчаса назад про вас вспоминал, – елейно-сладким голосом начал вещать он, перехватив меня на полпути к прилавку, – Всенепременно надо, чтобы вы срочно посетили мою лабораторию. Там у меня два жутко талантливых мальчика никак не могут решить одну техническую проблемку. Нужен, так сказать, свежий взгляд со стороны. Я почему-то сразу, как это услышал, так про вас подумал.

Я попытался отвоевать пуговицу, но старый пердун цепко ухватился за неё своими костлявыми пальцами. Того и гляди с мясом выдерет. Самое противное, что я как-то раз прослушал, как его зовут, а потом больше случая познакомиться не было. С тоской взглянув на бутерброды с ветчиной решил, что спасение костюма важнее. Если не соглашусь с ним идти, то этот деятель науки, имени и отчества которого я не знаю, меня тут насмерть заговорит и пуговицу от новенького пиджака оторвёт.

– Куда надо будет подойти? – я сделал последнюю попытку перенести визит в его лабораторию на более позднее время.

– В третий корпус. Тут недалеко. Пойдёмте я вас провожу, – засуетился старый хрыч, подталкивая меня в спину.

Ага, знаю я, где третий корпус.

Прямо в противоположной стороне оттого места, где меня ждут.

Оба "жутко талантливых мальчика", возрастом явно лет под сорок, выглядели неважно. В технических халатах, вымазанных машинным маслом, они тихо грустили над большим верстаком, заваленным шестерёнками серьёзного размера.

– Вот, полюбуйтесь. Из-за простейших технических неполадок посмотрите какой агрегат у нас простаивает, – кузнечиком запрыгал козлобородый деятель науки вокруг жуткого монстра непонятного назначения, – Его вся страна ждёт, да что там страна, весь учёный мир.

Я с сомнением обошёл вокруг диковинного устройства, пытаясь разгадать его предназначение.

Многолопастный вентилятор, диаметром метра в полтора, уходил раструбом в уродливый несимметричный пятиметровый конус, из которого на разной высоте торчали непонятные ручки и трубы.

– Сверхзвуковая мельница с аэрофракционированием, – гордо произнёс козлобородый, встав в позу Ленина, выступающего с броневика.

– И в чём проблема? – поинтересовался я, адресуя свой вопрос в большей степени "мальчикам".

– В редукторе, – горестно вздохнул "мальчишка", что сидел ближе ко мне, – Тот редуктор, что старт выдерживает, оборотов нужных не даёт. Пробовали на оборотистый поменять, так его при пуске порвало. А более прочных в нашем типоразмере нет. За рубежом нужно заказывать.

– А эта штука точно что-то перемолоть сможет? – я уже с большим интересом осмотрел электротехнического монстра, обратив внимание на могучий электродвигатель, размером с хорошую пожарную бочку, – И до какой тонины помол?

– На макете половину микрона выдавали. Можно и тоньше молоть, но тогда фракционирование надо перенастроить, – нехотя произнёс второй замарашка.

– Та-ак. Интересно. На ней сырьё для полупроводников можно перемалывать, или не потянет? Например, кремний, – ткнул я пальцем в сторону установки.

– Кварц мы нормально распускали, а у него по Моосу твёрдость такая же, как у кремния. Оба "семёрки", – подумав, ответил первый.

– Хм, самое простое, что сходу приходит в голову – это плавный старт. Всё остальное сложнее, – по мере того, как я объяснял идею, мужики менялись на глазах. Исчезло выражение обречённости, расправились плечи, сжались в кулак грязные ладони.

– Павел, ты не думай, что мы тупые. Просто мы не за своё дело взялись. Я тебе любой расчёт по воздуху сделаю, а Василий, тот по минералам спец. Ну, не технари мы оба. Нас, к Афиногену Георгиевичу на время прикрепили, – вещал возбуждённый мужчина, один из тех великовозрастных "мальчиков", когда мы бодро передвигались по коридору в направлении моей конторы.

– К кому-кому? – я даже приостановился, придержав собеседника за руку.

– К Афиногену Георгиевичу, – повторил мужчина.

– Ну надо же, – только и смог я сказать, а про себя добавил, – "Как имечко-то человеку подходит, реально – Афиноген".

Разобравшись с проблемами, и проведя занятие с целителями, я заскочил к себе в кабинет за курткой. Поторапливаться надо, опять не успеваю. Ребята в студии уже заждались, наверное.

Включив свет, я метнулся к шкафу с одеждой, но до него не добежал. Краем глаза я заметил посреди своего стола предмет, которого там просто не должно было быть.

И не только на столе.

Его не должно быть в этом мире.

Я остановился, не решаясь оглянуться.

– "Переутомился. Галлюцинация… Пусть это будет галлюцинация", – мысленно взмолился я.

К столу развернулся всем телом. Одеревеневшая шея отказалась повиноваться.

Всё-таки это был ОН!

Спутать было сложно. Нам частенько довелось любоваться очень похожим украшением, когда ректор магической академии нас отчитывал за очередную шкоду.

Чтобы не смотреть ему в глаза, мы потупившись, внимательно изучали его украшения.

На моём столе, пригласительным билетом в неизвестность, лежал амулет индивидуального телепорта.

Глава 13

Гастроли в Германии проходили весело, и такое буйство праздника помогало отвлечься.

Неразбериха и волнение первых концертов прошли. Уже к третьему выступлению ребята втянулись и начали получать удовольствие от музыки. Немцы принимали нас хорошо. Особенно им нравилось, когда в некоторых песнях по одному куплету звучало на немецком языке.

Конферанс на европейских концертах не особо принят. Обычно нас представляли в самом начале, и на этом работа конферансье заканчивалась. Из-за моего знания языка общение с залом пришлось брать на себя. Немцам импонировало, что один из музыкантов выходит с микрофоном к краю сцены и начинает свободно, на их языке, рассказывать о музыкантах, отвечать на вопросы зала, и перебрасываться шутками.

Случались и курьёзы.

– Фальш! Фонограмма! У него даже шнура нет на гитаре, – примерно так можно перевести выкрики слегка нетрезвого бюргера, который однажды подбежал к сцене, и не обращая внимания на жену, которая пыталась его вернуть на место, взывал к справедливости, брызжа слюной и топая ногами.

Как раз в это самое время я разговаривал с залом.

– Прыгай сюда, ко мне, – в микрофон посоветовал я немцу. Проходы на сцену из зала перекрыты пирамидами колонок, и там протиснуться очень не просто.

Немец, толстячок небольшого роста, с сомнением посмотрел на край сцены, который был ему по плечо, и покрутил пальцем у виска. Зал грохнул смехом. Некоторые зрители даже встали с мест, чтобы лучше видеть происходящее у сцены. Концерты у нас проходят в небольших залах, примерно на тысячу-полторы человек, и на контакт зрители идут легко.

На репетиции я несколько раз уходил в зал, чтобы оценить звук. Для такого прыгуна-скакуна, как я, спрыгнуть в зал и запрыгнуть обратно на сцену, на высоту почти в полтора метра, совсем не сложно.

Бюргер к такому подвигу оказался явно не готов.

Вообще-то немца можно понять. У всех трёх наших электрогитар провода почти незаметны. Плоский джек, воткнутый в гитару, издалека не разглядишь, а провод от него идёт под ремнём на коробочку радиоудпинителя, закреплённую на ремне за спиной. Когда мы осваивали производство радиотелефона, то я не смог удержаться. Сделал себе и ребятам такие девайсы, чтобы не мучились с проводами. Метров на тридцать радиоудпинители работают без нареканий. Насколько я в курсе, таких приспособлений для эстрады ещё не придумано. Так что с гитарным "радиопроводом" мы опять впереди планеты всей.

– Я иду к вам, – крикнул я залу и, перепрыгнув через бузящего немца, приземлился шага на три за ним. Следующую песню я отыграл, передвигаясь по всему залу и обратно на сцену запрыгнул уже на последних тактах. Под овации. Зрители воочию увидели, что играю я "живьём", а мой великолепный прыжок их добил.

"Прогулка с гитарой" имела такой успех, что мы потом стали повторять её на каждом концерте.

По плану в субботу у нас два концерта в Мюнхене, а в воскресение два в Кёльне. Выступать будем вместе с Бонни М. Этот коллектив сейчас на пути к пику популярности, и надо признать, заслуженно.

Один из лучших концертов "Любовь на продажу" они превратили в фееричное шоу. Яркие, блестящие костюмы. Зеркальный плащ "сумасшедшего танцора". Серьёзный оркестр сопровождения. Три дивы на подпевке. И сами артисты – колоритные и постоянно танцующие. Буйство музыки, красок, движений. Ритмы регги, воздушные пассы скрипок, плотная работа духовой группы. Чумовая ритм-секция.

В итоге у Фариана получилась мощная, динамичная шоу-машина, зрелищная и с отличной музыкой.

Мне гораздо интереснее будет понаблюдать за музыкантами, чем за певцами. Шикарных профессионалов собрал Фрэнк себе в оркестр. Есть, чему у них поучиться.

Мы тоже работаем над движением и танцами. На фоне Бонни М не хочется выглядеть деревянными истуканами. В СССР активно двигаться во время исполнения песни на сцене не принято. Положено, чтобы артист, одетый в сценический костюм, стоял чуть ли не по стойке "смирно". Посмотрел я перед отъездом "Песню-77". Успел вздремнуть. Ну не впечатляет меня ни разу советская официальная эстрада. Не любитель я Зыкиной, Анны Герман, Софии Ротару. Собственно, как и Хиля с Мулерманом и других, стой же когорты. Словно сладкоголосые сирены эти исполнители распевают песни, созданные по не раз проверенным штампам. Басовая партия – "двоечка" и неспешный ритм. Для ублажения престарелого руководства страны – это самое то. Этакая эстрада кремлёвского разлива. Наверное им кажется, что раз на сцене красиво поют и глупо улыбаются, значит и в стране всё хорошо.

– О, ты же гитарист советской группы, – остановилась молодая немка около моего столика и бесцеремонно плюхнулась на соседний стул, – Не хочешь что-нибудь о себе рассказать для нашей газеты?

Название газеты мне ничего не говорило. Что-то вроде мюнхенских новостей, если я правильно расшифровал её скороговорку.

– Смотря что, – улыбнулся я журналистке, стараясь, чтобы это выглядело естественно. Так-то я забежал в буфет, чтобы чашку кофе выпить, а не интервью давать. Не ко времени дама за мой столик подвалила.

– Например, объясни мне, почему вы все вышли в разной одежде. Ты так вообще в спортивном костюме, – ткнула она пальчиком с аккуратным маникюром на мои кроссовки и брюки. Куртку я поменял, в надежде, что меня не узнают. Напрасно. Опознала, глазастая.

– Что вы знаете о Советском Союзе? О людях, которые там живут и работают? Предполагаю, примерно то же самое, что и все остальные немцы. Не так ли? – поинтересовался я у девушки.

– Ну… наверное да, – не слишком уверенно произнесла она.

– А мы и хотим показать, что среди нас тоже есть врачи, спортсмены, моряки, строители. Обычные люди, которых объединяет музыка. Мы – русские, и вы – немцы, мы почти ничем не отличаемся друг от друга, – начал я запудривать мозг журналистке, прикидывая, как бы мне половчее свалить от неё. Это ей заняться нечем, а мне пора обратно переодеваться. Бонни М сейчас на сцене, уже второй концерт завершают. Общий выход у нас минут через двадцать, а потом нас Фариан приглашает на банкет. Первый раз мы его сегодня увидели с самого начала гастролей.

– И всё-таки мы отличаемся, – решила она мне возразить, скорее ради демонстрации извечного женского духа противоречия.

– Несомненно. Вы, немцы, больше живёте для себя, – не стал я с ней спорить. С женщинами спорить бесполезно. С ними всегда надо соглашаться. Только делать это можно по разному.

– Ты неплохо отыгрываешь на сцене образ спортсмена, – благосклонно сделала мне комплимент журналистка, потеряв после моего демарша нить предыдущего разговора. Она слегка поморщилась, заметив, как к нашему столу подплывают её коллеги, в количестве четырёх штук, увешанных фотоаппаратами. Почуяли кровь, акулы пера…

– О, вот тут вы не совсем угадали. Скорее это на сцене я отыгрываю образ музыканта. А про спорт вам сейчас всё расскажет ваш знаменитый и титулованный соотечественник, – я лихо перевёл стрелки на только вошедшего Ханса, – Звезда немецкого спорта. Мой друг. Жених солистки нашего ансамбля. И просто замечательный человек – Ханс-Петер Баумгартнер. Меня прошу извинить. Время. Пора бежать на сцену. Подмигнув Хансу, я оставил его в обществе журналистов. Как-никак, он официальное лицо своей фирмы. Такие интервью – это его прямая работа. Пускай отдувается. Журналисточка теперь с него, с живого, не слезет. Ух, как же глазки у неё разгорелись, когда она про немецкого жениха-то у советской певицы услыхала.

Про то, что я на сцене "отыгрываю музыканта", я пошутил ровно наполовину. В этой жизни мне пришлось привыкать к нескольким маскам. С некоторыми я сжился настолько, что они стали моим вторым лицом. Я обожаю музыку. У меня нет ощущения, что это работа. Мне нравиться создавать и исполнять её. И да, я считаю музыку весьма достойным занятием. Позитив в том, что приходиться постоянно заниматься творчеством, и делать этот мир лучше. Остальные мои маски с маской артиста уживаются отлично. Надо заставить работать все свои идеи. Важно не потеряться в мелочах и не потратить время на пустые мечты.

Банкет не задался с самого начала. Внешне всё выглядело вполне пристойно, а на деле мы с "боньками" остались крайне недовольны друг другом. Те, похоже, ожидали от нас бурных восторгов и обожания, а мы добросовестно не понимали, чем так гордятся люди, танцующие под чужую фонограмму. Короче, восторга первоклашек перед школьными кумирами не получилось. Не научились мы ещё, простые уральские человеки, лицедействовать достойно. Обычные мы. Уральцы. Прямые, как оглобля.

Из вежливости мы немного пообщались со звёздами, и отправились бродить по залу. Фариан пригласил сегодня много гостей.

Думаю, в зале ресторана собралось человек триста-четыреста.

– К черту все это, на сцене нужно делать шоу! В концертах, как и в кино, важны как звуковая, так и визуальная составляющие. Если вы не наполняете свое шоу визуально – это все равно, что смотреть кино с закрытыми глазами. Для нас самым большим комплиментом является, когда люди говорят "Я ненавижу эту музыку, но это лучшее шоу, которое я видел в своей жизни", – экспрессивно размахивал руками незнакомец, беседующий с Фрэнком.

– Кто это? – придержал я за рукав знакомого гитариста, кивнув в сторону англоязычного оратора.

– О-о! Американская звезда первой величины. Джин Симмонс, басист KISS. Пять платиновых альбомов. Миллионные доходы. Познакомиться хочешь?

– Не особенно. Меня их творчество никогда не впечатляло. Ни одной интересной песни не слышал, – пожав плечами, улыбнулся я Стэнку.

Замечательный он парень. Коммуникабельный, открытый. А какие приёмы игры на гитаре он нам показал… Сам же, не скрывая восторга, опробовал мою гитару с комплектом "примочек" моего собственного изготовления. От Дилэя[15] он слюной захлебнулся. Пришлось пообещать, что подарю ему и Дилэй и радиоудлинитель после окончания гастролей.

Педалек конечно жалко, но дома у меня почти что доделаны приставки следующего поколения.

– Америке не особенно важна музыка. Это страна шоу. Они делают спектакли из всего. Из бокса, из тенниса, из автомобильных гонок, из выборов президента. Их книги превратились в комиксы. Они – другие. Художники у них ваяют рекламу, и зарабатывают на этом в разы больше, чем на картинах. А их Голливуд… Это же отдельная страна, со своими правилами, нравами и табелем о рангах. Взять, к примеру, этого же Симмонса. На концертах он, с раскрашенным лицом, высунутым до подбородка языком, бегает по сцене в женских туфлях на невообразимом каблуке. При этом одет в дурацкий кожаный костюм с шипами. И Америке это нравиться. Они не слушают музыку. Они пришли на шоу. Для них это так же естественно, как их чисбургеры вместо нормальной еды. Думаешь, эта троица из Кисс просто так в Европу прилетела? Э-э, нет камрад. Они на наше шоу посмотреть решили. Музыка для них – это бизнес. А там положено держать нос по ветру, – разгорячившийся гитарист активно жестикулировал, чем обратил на себя внимание американцев.

– Кто тут ещё интересный есть? – подхватив бокал шампанского с подноса проходящего мимо официанта, сунул я его Стэнку, чтобы он промочил горло после долгого спича, и потащил его в сторону. Мне ещё конфликта с американскими музыкантами не хватало для полного счастья.

Стэнк не сразу понял, отчего у него в руке вдруг возник бокал, но среагировал адекватно.

Так-то мой знакомый уже прилично набрался.

– Из интересных… – он жадно глотнул шампанское, и по-птичьи покрутил головой, – Ну, может та пара англов. Насколько я знаю, они представители "Яблока".[16]

– И чем же они интересны? – с сомнением глянул я на двух англичан, которые с постными рожами стояли рядом со столом, где подавались крепкие напитки. Они оба были и вместе, и в то же время по отдельности. Как это удаётся показать англичанам, понять не могу.

– Они – очень богатая студия. Могут перекупить у Фариана удачного исполнителя или композитора.

– В смысле? Как так – перекупить? – опешил я от неожиданной новости.

– Так же, как футбольные или хоккейные клубы покупают игроков. Контракт свой посмотри внимательно. Там наверняка что-то такое прописано.

– Обязательно посмотрю. Хотя в нашем контракте это вряд ли присутствует, – отозвался я, вспомнив, что все наши зарубежные контракты просматривала моя юристка-стерва. Та точно не должна была пропустить просто так такие значимые моменты. Раз промолчала, значит сама с ними справилась. Дама она не глупая. Знает, что я ей доверяю, и плачу соответственно. У нас с ней мирное противостояние последние полгода. Ей не всё нравится, что мы делаем, но свою работу она выполняет, и под нужные законы нашу деятельность подводит.

В СССР иначе нельзя. До хрена у нас "доброжелателей". Как однажды сказал мне мой куратор из КГБ, на нашу организацию к ним в месяц приходит около двадцати анонимок. Почему-то я ему верю.

"Взгляд игуаны" я не раз замечал у некоторых своих знакомых по Академии Наук. Мерзкая ящерица, куснув человека, потом может неделю за ним ходить, ожидая, когда тот околеет. Но она так питается. Ей простительно.

Мои знакомые из мира науки, улыбаясь мне в лицо при встрече, тоже ждут, когда же яд их анонимок на меня подействует. Давно ждут.

До окончания банкета успеваю познакомиться с экстравагантной парой – Джилла и Тото Кутуньо отмечают здесь успех их новой песни. "Джонни".

Фариан успевает выкроить для нас время и знакомит нас с руководством студии HANSA. Что-то подобное мы ожидали и для такой встречи у нас подготовлены кассеты с "домашней" записью новых песен. Вручаем их немцам и начинаем потихоньку собираться на выход. Ребята устали, да и девчонки наши тихонечко позёвывают.

Опасения Лёхи о том, что магазин музыкальных инструментов в воскресенье может не работать, к счастью не оправдались. Выкроив два часа между репетицией и концертом мы помчались к Кёльнскому собору. Он у нас используется в качестве ориентира. Судя по карте-схеме, магазин должен быть где-то рядом. Деньги нам нормальные выплатили. Алексею и на банджо и новенький Гибсон легко хватило, и ещё осталось. Я себе прикупил Стратокастер. Культовую электрогитару всех времён и поколений. Как инструмент она вряд ли лучше моего Ибанеза, но устоять я не смог. Белоснежный Фендер просто требовал его немедленно купить. Заодно и мечту свою осуществил.

Нагруженные коробками, мы выбрались на площадь перед собором.

Тут-то меня и накрыло.

Со слов Алексея я вёл себя, как зомби.

Деревянная походка. Стеклянный взгляд.

Полчаса я проторчал перед золотым ковчегом, в котором хранятся мощи Трёх Королей-волхвов, прежде чем пришёл в себя. Алексей несколько раз порывался меня растолкать, но каждый раз натыкался на отрицательный жест служителя храма.

Не зря в Кёльн веками съезжались королевские особы и просили у волхвов покровительства своим династиям.

Огромная сила заключена в золотом ковчеге, усыпанном драгоценными камнями.

Это откровение на меня снизошло не сразу. В какой-то миг я почувствовал себя частицей Великого Могущества и словно воспарил над землёй. Громада Кёльнского собора стала казаться незначительной песчинкой. Я был везде и всюду. В любое мгновение я мог услышать рёв Ниагарского водопада и даже ощутить, как на лицо попадают крошечные капельки водяной пыли. Через мгновение я видел рушащиеся в океан исполинские горы айсбергов. Громадный столб торнадо в пустыне. Начавшееся извержение вулкана.

Понимание, что оставленный далеко на Урале амулет телепорта связан с моими видениями, пришло само собой. Оно было таким же простым и естественным, как желание сделать глоток родниковой воды в жаркий день.

– Ты только не смейся. Когда ты в соборе стоял, мне пару раз показалось, что вокруг тебя воздух светится. Но стоило моргнуть, и всё пропадало, – вполголоса поведал мне Алексей, когда мы добрались до концертного зала и собирались разойтись по гримёркам.

– А нимба над головой не заметил? – попытался я всё перевести в шутку.

– Да ну тебя… – обиделся Лёха, и шурша коробками с купленными инструментами, протиснулся в свои двери.

Амулет телепорта я перед поездкой хорошенько припрятал за городом. Хоть он и был не заряжен, домой я его принести не рискнул. Вдруг он сдуру сработает, и останусь я без жены, пока по заграницам езжу. По моим прикидкам на зарядку амулета мне потребуется дня три-четыре. Или около суток, если сяду у мощного источника электричества.

Появление амулета волей-неволей заставило меня задуматься ещё об одном накопителе.

Куда меня унесёт телепорт я не знаю. Это может оказаться необитаемый остров, пустыня, или Антарктида. Сидеть там несколько дней мне не улыбается. Можно и ноги протянуть. А с двух накопителей я за час Силу перекачаю на амулет. Придётся озадачить одного знакомого ювелира на изготовление копии моего накопителя. Надеюсь, моих сил хватит на его активацию.

Если честно, то телепортом мне страшноватенько пользоваться.

Перемещаться неизвестно куда, чтобы там встретиться непонятно с кем – это такая лотерея… С другой стороны, после видений в соборе я интуитивно понимаю, что опасности нет. Обосновать это не могу. Одни ощущения.

Последний совместный концерт с "боньками" я отыгрывал на автомате. Машинально улыбался. Равнодушно пересчитал деньги, которые нам после концерта выдали, как окончательный расчёт за гастроли. Оказывается, предыдущая выплата была за дополнительный тираж пластинок.

– Ханс сделал мне предложение. Сказал, что отпразднуем в Амстердаме, – голос Ольги, нашей солистки, раздавшийся из тёмного угла моей неосвещённой гримёрки, заставил меня вздрогнуть от неожиданности.

– Ухты. Здорово. Поздравляю, – искренне порадовался я за подругу, включая свет.

– А ты ведь даже не расстроился, – поведала она мне, внимательно разглядывая моё лицо.

– С чего бы… – добросовестно не осознал я причины, по которой известие об её успехах должно было бы меня огорчить.

– Па-аш, а скажи мне правду. Если бы ты со мной с первой познакомился, а не со своей женой, у нас могло бы что-то получиться? – капризно надув губы, уставилась на меня Ольга.

– Мда-а. Прав был тогда Лосев, ох как прав… – только и смог я вымолвить, вспомнив случай на гастролях с "Цветами", когда Лосев отказался сам занести цветы нашим девчонкам, – Как в воду глядел. Вам только повод дай, а уж вы сами такого себе напридумываете.

– А как тебе моё платьишко? – как всегда резко сменила Оля тему разговора. Зря она, ей всегда удаётся выглядеть изящно в самой разнообразной одежде. Талант у неё такой.

– Расцветочка весёлая, выглядит роскошно, – я постарался как можно дипломатичнее отозваться о тряпочке с преобладанием персикового цвета, которая больше показывала, чем скрывала.

– Настоящая дорогая Франция. Пока вы за своими гитарами бегали, мы с Иринкой на магазин французской одежды набрели. Па-аш, поцелуй меня. Один разочек. Пожалуйста, – чуть слышным шёпотом закончила Ольга фразу.

Что меня к ней толкнуло, трудно сказать. То ли её шёпот на всхлипе. пронзил мне душу, то ли отчаянный, умоляющий взгляд.

Поцелуй не затянулся. Мне пришлось наклоняться, а Ольге вставать на цыпочки. Жутко неудобные позы.

– Ну вот и всё, – выдохнула она, оторвавшись, – Прощай, юность. Спасибо тебе, Пашка.

Она резко развернулась, разметав кудряшки в стороны, и убежала, сильно хлопнув дверью.

Трель чайной ложечки, зазвеневшей в пустом стакане, и хлопья осыпавшейся в углу побелки завершили секунды безумия.

* * *

Светлана Кропачёва, комсомолка и выпускница радиотехникума, тщательно упаковывалась в костюм. На новом производстве полупроводниковых схем, куда она попала по распределению, чистоте уделялось первостатейное внимание. Дело доходило даже до таких интимных моментов, что на период месячных им давали отгулы.

С этими проклятыми месячными у неё как раз и проблемы. Что-то на этот раз они задерживаются. Неужели…

Задумавшись, она запуталась в рукаве, и забилась, словно птица с перебитым крылом.

– Ты что, подруга? Опять своего вспомнила? – с ехидной улыбкой подлетела к ней Наташка, её напарница, помогая влезть в непослушный костюм, – Одевай "скафандр" шустрее. Нам ещё обеспыливание проходить, а там сегодня тётя Зина. Та ещё копуша, и дотошная, ужас.

В костюмах из серебристой ткани, со стеклянными масками на лицах, девушки действительно стали походить на космонавтов в скафандрах. Работа на производстве микросхем специфическая. К ней нужно привыкнуть. Свете сразу же понравилось, что работать придётся всего лишь по четыре часа в день, а платят за это, как за полноценный рабочий день радиомонтажницы пятого разряда.

Два часа девушка провела в большом напряжении. Со стороны кажется, что в её работе нет ничего сложного. Всего-то сменить пластины, выставить изображение по реперным контрольным точкам, выровнять давление в боксе, и дождавшись наступления нужной температуры, запустить работу установки. На самом деле такая работа требует особой тщательности и аккуратности. Парней у них в смене почти что нет. Парни всегда торопятся и чего-то недоделывают, оттого и процент брака у них чуть ли не вдвое выше.

А вот её парень… Света на секунду задумалась, но её размышления прервал сигнал перерыва.

Это один из неприятных моментов её нынешней работы. В туалет вся смена выходит разом. Возвращаются тоже вместе. Одиночные шатания крайне не приветствуются, так как нарушается пылевой режим. Пыль у них враг номер один. Любая косметика девушкам запрещена. Даже мельчайшая частичка пудры или туши может безвозвратно испортить ту микросхему, на которую она попадёт.

Хорошо, что Андрей её не видит после смены, когда она потная и не накрашенная вылезает из костюма.

При воспоминании о своём парне у девушки сладко заныло внизу живота. Сегодня они снова встретятся. Только свидание у них будет поздно вечером. После учёбы Андрей занят. Он стал неплохо зарабатывать. Печатает у себя в институте по несколько часов в день. Не каждый студент во время очного обучения в институте способен получать зарплату, как полноценный инженер.

* * *

Андрей Мещерин, студент четвёртого курса радиофака УПИ, увлечённо вбивал текст очередного учебника в библиотеку институтского сервера. Учебники он выбирает сам, стараясь получить те, которые ему ещё надо будет вскоре читать. Не так давно он заметил, что потом многое из написанного им он хорошо помнит. На новой работе его ценят. Ещё бы. Он работает в два, а то и в три раза быстрее, чем остальные студенты. За работу платят, и платят достаточно много. После его стипендии, которой вечно не хватало, он вдруг стал вполне обеспеченным человеком.

Спасибо свирепой маме, с её неукротимой жаждой сделать из сына пианиста.

Пианист из Андрея не получился. Как "технарь" он был очень хорош. Техника игры для музыкальной школы у него была превосходная. Самые сложные этюды он отбарабанивал лучше всех в классе. Проблемы начинались с лирическими произведениями. Никаких чувств Андрей не умел показывать. Да, мог их имитировать, следуя указаниям преподавателя, но не более того. Заниматься музыкой дальше ему отсоветовала его же учительница.

Зато как же технично развитые пальцы ему пригодились при работе с компьютерной клавиатурой, когда он её освоил. Новичков иногда специально приводят, чтобы показать им со стороны, как порхают его пальцы при наборе текстов электронных книг.

– Во, даёт! Как из пулемёта шпарит, – таков обычный отзыв про его работу.

Большого скопления людей и шумных компаний Андрей никогда не любил. Оставаясь один на один с институтским сервером он чувствовал себя гораздо комфортнее, чем в любых других условиях. Ну, почти в любых. Со Светой ему тоже хорошо. Скромная, немного застенчивая девушка удивительно подошла ему по характеру. Она увлекательно умела рассказывать про свою работу – производство тех самых процессоров, которые его тоже очень интересовали. Андрей ещё полностью не определился, чем он собирается заняться после института. Даже с выбором темы для дипломной работы он всё ещё медлил. То ли выбрать для будущей темы разработку микросхем, то ли остановиться на программировании и написании программ для новых компьютеров.