Текст книги "Двенадцатая реинкарнация. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Сергей Богдашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 68 страниц)

Глава 10

Полдня потеряно. Тренер вызвал в институт, где передал невысокому подполковнику. Тот с кем-то созвонился и на своих «Жигулях» повёз меня в Ленинский военкомат. Забрал приписное свидетельство, паспорт, а меня пустил по рукам – передал эскулапам в лапы. Фланирую с голым торсом по кабинетам. У окулиста происходит конфликт. Я отказываюсь снимать очки, согласен только на тёмную комнату. Оказывается, такая есть, с маленьким мутным оконцем. Заходим в узкую кладовку с полками. Всё завалено папками. В углу стоят швабры и вёдра. Снимаю очки, по щекам текут слёзы. Полноватая тётка, нацепив на глаз зеркало с дыркой, что-то пытается увидеть, а потом светит фонариком. Последнее, что слышу – грохот вёдер.

Запах нашатыря. Проверяю очки на ощупь. Целы. Поправляю их и осматриваюсь. Похоже к главнюку попал. Лежу себе на кушеточке, рядом медсестра пытается отравить воздух нашатыркой, а тот что-то строчит в бумагах, как будто у него всё идёт по плану.

– Всё, спасибо, – отодвигаю руку с ваткой, – Мне можно вставать?

– Полежи немного, минут пять, – не отрываясь от бумаг, говорит врач. Минут через пять присаживаюсь, кручу головой. Вроде нормально. Подошёл к умывальнику, сполоснулся, а то всё лицо в дорожках от слёз.

– Мне что дальше делать?

– Домой иди. Не годен, – так и не оторвался врач от своих бумаг.

Нахожу подполковника. Тот уже в курсе. Отдаёт мне паспорт и отправляет домой. Сам чай остаётся пить, якобы. Делаю вид, что верю в чай, хотя для непьющего человека запах коньяка бьёт в нос достаточно резко. Военные – смелые люди. Он же на машине сам за рулём приехал.

Заскакиваю в свою поликлинику. Записываюсь на приём к участковому, а заодно и на прохождение медкомиссии для получения водительского удостоверения. Вдруг проскочу, но это уже завтра с утра. По дороге выкупаю в Хозтоварах два рулона искусственной кожи. Больше у них нет. Минут двадцать на обочине машу рукой. До гаража подвозит частник.

– Дядь Петь, привет. Машинки купил? – я увидел, что соседний гараж открыт, а рядом стоит знакомый Жук.

– Да, как договаривались, две штуки, – из темноты отвечает мой сосед, – И заказ твой выполнил. Тройник на компрессор, шуруповёрт и дрель, всё на пневматике. А шлифовальные машинки – электрические. Всё у нас в стране есть, места надо знать, – гулко засмеялся он из недр гаража. Хорошо ему ржать. Лет пятнадцать экспедитором – снабженцем работает от какой-то тюменской конторы. Что только не закупает для них на Большой земле. Про пневматический инструмент я случайно вспомнил, когда озадачился тем электрическим безобразием, которое в руки брать не хочется. Вот, кручу в руках промышленные образцы, которыми на заводах работают. Вес и размеры намного меньше, а скорость и мощность выше.

– Всё, да не всё. Вот мне трансформаторы хорошие надо, лучше немецкие или чехословацкие. Примерно вот такого размера, – как опытный рыбак развожу кисти рук, словно желая показать, какого размера глаз был «у той рыбы», то есть чуть больше, чем крупный грейпфрукт. Схемы ламповых усилителей просты. Собрать их сможет даже средненький радиолюбитель. Дьявол кроется в мелочах. В моём случае это сами лампы и звуковые трансформаторы. К советским конденсаторам и сопротивлениям у меня претензий нет. Даже спустя сорок лет кучи форумов будут исписаны рассуждениями о качестве трансформаторного железа. Аудиофилы выяснят, что ламповые усилители дают самый нужный, естественный звук и за большие деньги будут собирать по всей стране знаменитые лампы и трансформаторное железо М6. Оказывается, во всём виноваты чётные гармоники, которые лампы усиливают особенно заметно, а транзисторы грешат усилением нечётных.

– Чешские запчастя надо на ВИЗе поискать, а немецкие у вояк. Только покупать через мою контору придётся. Там официально всё надо, через счёт. Потом поменяем на что-нибудь другое, что в магазинах есть. У меня заказы на всякие гвозди, верёвки, лопаты не переводятся, а вот их как раз со счёта сложно купить. У магазинов лимит на безнал установлен.

– О, тогда мне ещё и лампы нужны будут, сейчас марки черкну, – выписал виды ламп, начиная со своих любимых EL-34.

– Как тут живёте? Давно я в гаражах не вечерял, – спрашиваю соседа, отдавая список.

– Побьют меня скоро, – вздыхает Пётр, – соберутся жёнки в ватагу и как есть отлупят. Мужики теперь с работы не в дом идут, а по гаражам. Повозятся там с полчаса и тут собираются. Где ж ещё под пиво можно посмотреть, как другие работают. Мы багажник на Волгу когда красить будем?

– Если готов, то хоть сейчас, – отвечаю, прикинув, что час времени у меня есть.

– И то дело, что тянуть-то. Я уже и краску подобрал, – Пётр тащит банку, чтобы показать, но посмотрев на мои очки, досадливо машет рукой. Мы с ним уже выяснили, что из-за очков я оттенки различаю не верно, особенно жёлтый и зелёный. Видимо стёкла очков искажают цвет. Покрасили. Засунули под лампы. Вытащили пустые ящики на улицу, сидим на них, размышляем. Пётр курит, а я смотрю на небо.

– Дядь Петь, вот смотри. Были бы у нашей страны спутники такие, чтобы оттуда всё видели и стрельнуть могли, – показываю на небо, где я рассматриваю облака, – Как думаешь, лучше бы мы зажили.

– Только у нас? – Пётр дожидается моего кивка и продолжает, – Тогда бы мы точно им кузькину мать показали и социализм где надо построили.

Вот и я о том же. Начни куда-то лезть с технологиями будущего, и покажет страна маман де кузьма где только сможет. На словах-то мы все мирные, что американцы, что русские, что иные другие нации, а на деле… Не может государство жить без развития и без Врага. Сразу вниз падать начинает. Сильно это прогресс тормозит. Придумали в пятьдесят шестом, что страны с разным строем могут существовать мирно, вот теперь и расхлёбываем. Мы придумали, сами…

Так же и с естественным отбором. Закон природы, его не обманешь. Он же не только на мышей или обезьян действует. На людей тоже, даже на коммунистов. Взять того же Хруща. С виду недалёкий крестьянин-весельчак, а историю почитаешь – натуральный палач. Когда он первым секретарём на Украине был, то руки не по локоть, по лопатки в крови извозил. Тысяч сто пятьдесят коммунистов жёстко репрессировал. Кого он там убивал? Врагов народа, шпионов? Как бы не так. Вычищал себе поле от тех, кто может думать самостоятельно и мнение имеет своё. Вот и прошёл естественный отбор. Выжили послушные болваны, кивалы и хитрые приспособленцы. Детей таких же родили и воспитали по-своему. Вот и дай таким прорывную технологию из будущего… Они или сами кнопку нажмут, или военные, почувствовав силу, их сменят. А там – здравствуй оранжевая революция, бардак и гражданская война. Тут уж наши «друзья» своего не упустят, срежиссируют всё, как надо и очередного ленина пришлют, в дипломатическом вагоне. Мне даже с моим послезнанием все варианты такого будущего не просчитать. Слишком много неизвестных и непредсказуемых вводных в этой неподъёмной задаче.

С послезнанием, оно так же, как с предсказаниями. Всё слишком сложно. Спас ты тонущую девочку, вовремя прибежав к реке, а она выросла, вышла замуж и родила сына, который с бандой разбойников всю деревню вырезал, да и по соседям огнём и мечом прошёлся. Вот и думай, то ли ты ребёнка спас, то ли сотни жизней загубил.

Сижу, сам себя уговариваю, что я пацифист. За мир во всём мире, вроде как. Хитрю же, возникнет критическая ситуация, один же чёрт куда-нибудь залезу…

– Выключай лампы. Давай ко мне перенесём багажник-то. Вечером сам отдам, – от голоса Петра вздрагиваю. Далеко меня думки унесли.

График тренировок у меня изменился. Семёныч, с кем-то посовещавшись, выписал мне шпаргалку на неделю вперёд. Бегаю два дня, потом день отдыхаю. Нагрузки увеличились. Бегаю больше, на ногах груз. Новые упражнения. Со стороны наверно смешно, когда я бегу, задирая колени выше пупа. Ничего, память у меня хорошая, я ему тоже что-нибудь придумаю. Смех он хорош, когда всем смешно, а не кому-то одному.

Ольга пропала. Ещё день не увижу – устрою на неё засаду около института. Счастье – штука капризная, само не придёт.

Полчаса занимаюсь с ребятами. Прыгают лучше. Техники заметно добавили. Павел Степанович наблюдает в открытую, но не вмешивается. Сглазил, блин. Идёт к нам.

– Игорь, Стас. Давайте тройной прыжок попробуйте, – он смотрит на меня, я развожу руки в стороны и пожимаю плечами. Тут я не советчик. Меня самого надо учить. Парни прыгают, причём не только двое, которых тренер назвал, все пробуют. Довольны. Здорово добавили. Из любопытства прыгаю тоже. У меня результат чуть лучше, но совсем незначительно.

– Левую ногу провалил, – встречает меня Стас, – Ты не только толкнулся ей плохо, но и присел на неё.

– И разбег зря сократил. Скорости не хватило, – подсказывает Игорь. Вот же вырастил наблюдателей на свою голову. Прямо в глаза, не стесняясь окружающих, критикуют старшего товарища. Переглядываюсь с Павлом Степановичем. У того улыбка и хитрые морщинки у губ. Наверно думает, что уел меня с моей методой подготовки и дружескими отношениями.

– Так. Теперь наши критики идут и прыгают дальше, чем я. Пошли – пошли – я захлопал в ладоши, подгоняя ребят. Сначала прыснули, потом заржали, как кони, но перед прыжком сумели собраться и прыжок получился вполне серьёзный. До моей отметки долетели. Почти… Поднимаю большие пальцы вверх. Ребята довольны. Оставшаяся троица тоже трусит на точки разбега. Всем весело, азартно, глаза горят. Прыгают заметно лучше.

– Молодцы! Красавцы! И Степаныч у вас классный, такую штуку подсказал. На тройном вы все здорово сможете выступить, – не жалею я добрых слов. Вовремя сказанная похвала дорогого стоит, а уж уверенности добавляет, и не описать.

По взгляду тренера понимаю, что наш необъявленный спор не окончен. Он учит авторитетом и знаниями, а я добрым словом и личным примером. Каждому своё.

Дома в душ, переодеваюсь и иду в школу. Покупаю по дороге у бабуськи, стоящей с ведром около магазина, пять астр и иду к директору.

– Ой, Павел, заходи. Спасибо за цветы. Как ты за лето изменился. Подрос, загорел, наконец-то прическа приличная, а не то безобразие, что раньше, – похоже наша «железная леди» действительно рада меня видеть. Делюсь новостями, в основном рассказываю кто и куда поступил из знакомых. Напоследок получаю разрешение пользоваться иногда комнатой радиокружка. Удачно получилось. Нет у меня ни осциллографа своего, ни звукового генератора, а без них не обойтись. Планы-то наполеоновские, а приборов кот наплакал.

Теперь на Центральный рынок. Есть там, на самом краю «блошиные ряды». В основном старьё всякое продают, но трутся там «жучки», торгующие радиодеталями. Для близиру на прилавке лежит пара рваных динамиков от проигрывателя, старенький электродвигатель и по паре картонок, на которых шариковой ручкой написан список деталей. Осматриваю перечень деталей. У одного мужичка, лет сорока, есть почти всё, что мне надо. Отходим с ним в сторону, диктую необходимое. Заинтересовался, задёргался.

– Парень, а не секрет, что ты задумал? Тут деталей рублей под двести, – он снимает кепку и чешет приличную проплешину, которую раньше кепка удачно скрывала.

– Музыкант я, пульт буду делать на двенадцать входов, – вздыхаю, услышав предварительную цену деталей.

– Расскажи поподробнее, – просит он. Объясняю задумку. Попутно мужичок задаёт весьма необычные вопросы. Интересуется каскадами, глубиной регулировок темброблока и прочими, весьма специфическими моментами, – Меня Юра зовут, – протягивает он руку, – Могу тебе собрать все предварительные усилки. Давно ничего интересного не паял. По червонцу за штуку.

Знакомимся. Задумываюсь. Контакт сработал. Как специалист он выше меня на голову. Где только не работал. В последнее время увольняли его после третьего запоя. Пил Юра подолгу и с выдумкой. Начинал обычно красиво. Покупал себе самый дорогой коньяк, а знакомым колдырям со двора – ящик «бормотухи». Обычно это был Портвейн 72, по два двадцать за бутылку. На третий день он уже пил портвейн вместе со всеми, а через неделю-полторы ехал сдаваться знакомому главврачу на Агафуры. Так называли дом для умалишённых, где было отделение для алкоголиков. Врач всегда встречал Юру с удовольствием. Пока радиоинженера промывали капельницами, он успевал привести в порядок всю медицинскую технику, половину из которой сам и сконструировал, когда работал на заводе ЭМА (электромедицинской аппаратуры). На этом заводе Юра продержался дольше всего, целых пять лет. Сегодня он вышел торгануть деталями, потому что душа горела от несправедливости. Говорил же он ведущему конструктору конторы Орггазавтоматика (в разговорах между собой название всегда менялось – только ОргазмАвтоматика, и никак иначе), что транзисторы работают не в режиме и их надо на радиаторы ставить. Тот не послушал его, стал доказывать, что это он прав. В результате на испытаниях вагонетка с рудой упала с пятнадцатиметровой высоты, а выговор впаяли ему, и премии лишили.

– Юра, мне быстро надо. А потом такое дело, ты случайно не запьёшь горькую? – смотрю, как он густо краснеет, машинально проводя рукой по лицу.

– Клянусь, пока последнюю деталь не впаяю, капли в рот не возьму, – истово стучит он себя в грудь. Из его же памяти знаю, что слово он держит.

– Тогда мне ещё эквалайзер нужен будет, – нагло пользуюсь я стыренными из его головы сведениями. Эквалайзер он почти закончил. Для себя собирает. Звуком он заинтересовался давно. Поспорил, что соберёт из советских деталей и динамиков аппарат не хуже, чем японский Пионер у его друга, купленный за сумасшедшие деньги. Выиграл спор, но сам заболел качественной аппаратурой. Купил проигрыватель Дюал и магнитофон Грюндик. Как бы Юра не пил, но дорогие его сердцу вещи сберёг.

Поторговались. Дороговато мне мои фантазии обходятся. Триста пятьдесят рублей только Юре надо будет отдать, а ещё мне придётся делать компрессор и кроссоверы, да и по мелочи набежит… те же ручки, кнопки, входы, панели, индикаторы. Рублей в пятьсот мне пульт встанет, блин.

– Слушай, ты же музыкант, – вдруг соображает Юра, – Микрофоны не надо? Сосед у меня четыре штуки продаёт недорого. Старенькие, но всё как часы работает.

Идём смотреть. Со скепсисом смотрю на обшарпанный фанерный ящик, с облупившейся краской, который сосед Юры по прилавку вытаскивает из рюкзака. Затёртый инвентарный номер на боку. Открывает. От удивления только что на затылок не падаю.

– Это что? – показывая пальцем, выдавливаю из себя, на большее воздуха не хватает.

– Микрофоны измерительные. Все рабочие. Они чистые, у меня акт о списании есть, – не понимает моё состояние продавец.

– И почём? – я беру себя в руки и формирую покер фейс.

– По полтиннику за штуку хочу, – слишком нагло говорит продавец, явно загибая цену.

– Возьму все за сотку, – урезаю я вдвое аппетит продавца, – Они же шестьдесят первого года, да ещё и блоки к ним дурацкие, на лампах небось.

Минут пять торгуемся. За сто сорок рублей покупаю четыре Ноймана Ю 47!!! Фото Френка Синатры видели? Тогда вы видели сорок седьмой Нойман. В другие микрофоны Синатра отказывался петь. Обалдев от покупки, не сразу понимаю, что от меня хочет Юра. Привожу себя в порядок. Млин, у меня в руке ящик с целым состоянием. Ставлю его на землю, сажусь сверху. Юре нужен полтинник, у него на мой заказ не хватает деталей. Всё ещё нахожусь в состоянии грогги, как боксёр, пропустивший удар в подбородок. Вытаскиваю деньги и равнодушно сую их радиоинженеру.

– Вот просто так взял и отдал незнакомому человеку? – удивляется он.

– Да знаю я тебя. У меня двое друзей в твоём дворе живут. Я же про пьянку тебя не случайно спросил, видел, как ты там колдырил, – пользуясь информацией, полученной от него же, наступаю ему на совесть мозолистой пяткой. Снова краснеет. Сорок лет мужику, а краснеет так, как не каждая девчонка сумеет.

– Я тебе свой телефон запишу, – суетится он, в поисках ручки и бумажки. Чую, выполнит он мой заказ, и свалит в запой. Ладно, у всех свои проблемы. Пока у меня на Юру большие планы. Он не зашорен догмами. Всё ещё верит, что при грамотном инженерном подходе мы всех сделаем, а то что запойный… Мерлин Монро это помешало стать звездой?

На автомате покупаю за рубль новый микрофон для телефона. Треск домашнего аппарата уже просто неприличен. Половину слов не разобрать иногда. Цветные пятна на блестящем корпусе наводят на мысль, что его просто выкрутили из телефона – автомата. Там порошок какой-то в трубки насыпают, воришек метят.

Дожидаюсь автобуса. На радостях оплачиваю лишние десять копеек, положенные к оплате за провоз багажа. Скорее всего – это невиданный подвиг, судя по взглядам двух женщин, через которых я передал деньги на кассу. Вот так и палятся вражьи разведчики, которые прочитав над дверями надпись о том, что проезд стоит шесть копеек, а провоз багажа – десять, отдают шестнадцать. Советский человек, не задумываясь над такой чепухой, едет за шесть.

Дома рисую макет микшерного пульта. Сделаю его просто, как всё гениальное. Одинаковые входы будут с одинаковыми панелями, отдельно эквалайзер и панель коммутации с моими прибабахами. Заднюю стенку рисую стандартной. Можно отдавать гравировщикам. Получилось весьма похоже на Электронику ПМ 01, из будущего, но надписи на английском. Вполне себе нормальная рабочая лошадка. Получше, чем нынешний Саундкрафт делают. Не дотягивают капиталисты пока, у меня фишек важных побольше будет. Лишь бы Юра с шумами не подвёл, но не должен, я его неплохо узнал и просканировал ему память.

Только вставил в трубку новый микрофон – звонок. Хорошо, что успел, а то и током могло наеб… ударить.

– Паха, тут оконечники срочно продают, – орёт в трубку Коля.

– Ты успокойся, а потом объясни кто, почему и какие, – мудро советую я, только что сам перестав трястись от купленных микрофонов.

– Теслы, две штуки, по сто тридцать ватт, но без всяких регулировок. Там такая ситуация, что парень с трёх троек уволился, а те телегу в военкомат написали. Так что ему теперь в армию, вот и продаёт.

Знакомо. Завод номер 333 был отдушиной у нас в городе, для тех, кто не хотел идти в армию. Рабочие получали иммунитет от призыва, а завод – послушную рабочую силу. На заводе работали до двадцати семи лет. Потом разбегались. Зарплата не устраивала и места освобождали, таким же, как они когда-то. Отдел кадров без промедления посылал документы на тех, кого уволили, или желающих уволиться до срока призывного возраста. Необъявленное рабство. Демидовщина, но это реально было. Интересно, конечно, как ему усилители достались, но при социализме спрашивать не стоит.

Прыгаю в жопорожец. Едем куда-то в сторону Верхней Пышмы. Один из крупнейших в стране медеплавильных комбинатов обозначает себя издалека. Сначала водоёмами с водой зелёного цвета, а затем дымом высоких труб.

– Как через это играть? – включаю я «дуру», показывая на усилки, к которым на спичках приделаны какие-то костыли из проводов. Спички, вставленные в аппаратуру – непременный атрибут среди музыкантов. Ими зажимают голые провода, которые вставляют на вход или выход.

– Ну, нам предусилки сделали по четвертаку, но за них доплатить нужно будет, – рыжий хлопец, своей огненной шевелюрой превосходящий обычного ирландца раз в пять, пытается продать непродаваемое. Знал бы ты, парень, как мне нужны твои усилки… Именно такие, с линейным входом и надёжностью утюга.

– Лишнего мне не надо, – я высокомерен, как английский лорд, – Это вот почём? – тычу пальцем в сто тридцатые Теслы.

– Шестьсот…, за каждый, – давится продавец. По паузе понимаю, что цена завышена вдвое. Он был готов сказать – за оба.

– За два дам триста, – я мысленно благодарю Грейми. Мой учитель, когда я был гномом, он специально выводил меня на рынок. Послушав мои потуги в торговле, устраивал целое представление и снижал цену раза в полтора, от достигнутого мной.

Торгуемся. Мне пытаются что-то рассказывать, я с умным видом ковыряю сбитую по углам корпусов краску. Четыреста пятьдесят за оба. Хлопаем по рукам, отсчитываю деньги и гружу усилки в наш папелац. Грейми может мной гордиться. Да, я использовал инсайд, зная, что продавец уходит в армию, но результат…! Сам от себя млею…

Года полтора назад приезжали к нам в Свердловск «Весёлые ребята», офигительный коллектив по нынешнему времени, штампующий шлягеры, как блины, имеющий на первой линии, где воспроизводится голос, два Регента 60. У меня уже в два раза больше получается только на Теслах, а я ещё и две Электроники поставлю. По шестьдесят на канал. И Гармонию 70 в зал вынесу.

Сижу у Олькиного института. Каждый сам кузнец своего счастья. Дождался. Выходит с подругами и двумя менами. Не понятно, кто там и с кем заигрывает. Тащу три розы ей навстречу. Мда, меня не ждали.

– Симпатичные школьники у тебя на практике были, – ухмыляясь, замечает один из её попутчиков.

– Ты тоже не совсем страшный, – отвечаю, не отвлекаясь.

– Прикинь, юниоры борзые стали, – поворачивается тот к приятелю.

– Оль, солнце, это тебе, – успеваю я сказать, а потом без замаха бью в солнечное сплетение своему собеседнику. Он уже размахиваться начал…, типа щаас каак врежет…

– Могу по ушам добавить, – подтверждаю я вполголоса своё желание поплывшему бойцу.

– Ты как? – спрашиваю его друга. На самом деле понятно «как». Мне в лицо летит кулак размером с дыню – «колхозницу». Отскакиваю и пробиваю ему в ногу. Ему больно, даже глаза побелели. Дальше классика – в сплетение и носом на колено. Нокаут. Здоровый, гад. Под сотку будет. С таким мне биться нельзя. Надо сразу выключать.

– Пойдёмте, девчата, а то тут парни устали, – беру я за ухо первого, и не сильно стучу его головой лоб в лоб. Даже не дернулся, на инстинктивном уровне понял, кто нынче альфа самец. Оглядываюсь, понимание не только к нему пришло… Девчонок четверо, глаза квадратные, абзац. Переглядываются странно. Опять я что-то не так сделал. Посмотрел на его друга, уже ногами сучит, пора мне уходить. Весовые категории ещё никто не отменял. Они оба тяжелее меня. Сейчас мне просто повезло за счёт эффекта неожиданности. Хватаю Ольгу за руку и тащу к воротам. Она идёт, но не одна.

Сидим в кафе. Три бутылки шампанского уже покинули наш стол, пустые. Начиналось всё хорошо… Зашли на мороженое… Олька выпила не так много, но её нормально торкнуло. Подружайки её разогнались прилично. Я не пью.