Текст книги "Праведники"

Автор книги: Сэм Борн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц)

ГЛАВА 6

Понедельник, 10:47, Манхэттен

«Грешник или праведник? Нью-йоркская история жизни и смерти».

Потрясенный, Уилл не мог отвести глаз от заголовка, помещенного не на шестой, не на пятой и даже не на третьей, как в прошлый раз, а на первой полосе! Уилл без конца разглядывал этот заголовок и свой материал под ним в метро, а потом на улице, когда, словно зомби, не видя дороги, шел к редакции. И даже сидя за рабочим столом, нет-нет да и бросал в его сторону вороватый взгляд.

Почтовый ящик Уилла ломился от поздравлений, половина из которых поступила от коллег, сидевших в радиусе десяти метров от него, а другая половина – от друзей, живших в разных концах света и узнавших об успехе Уилла из версии номера.

Он как раз принимал очередные поздравления по телефону, когда за его спиной по корзалу пронесся и тут же утих шумок: в помещении появился Таунсенд Макдугал собственной персоной. Он настолько редко спускался со своего Олимпа, что каждое его «явление народу» запоминалось надолго. Все присутствующие невольно подтянулись, на всех лицах застыли сдержанно-вежливые улыбки. Эми Вудстайн торопливо взбила прическу, а Дэн Шварц ловким движением столкнул пачку «Мальборо» в приоткрытый верхний ящик стола.

Журналисты еще не привыкли к Макдугалу, назначенному главным редактором всего полгода назад. Казалось, уж кого-кого могли назначить, но только не его. Прежние редакторы были сплошь либеральными евреями вроде Вуди Аллена и Филиппа Рота. Но Макдугал был не таков. Он происходил из семьи самых рафинированных аристократов Новой Англии. Его прямой предок приплыл в Америку вместе с первыми поселенцами. Летом он носил панаму, а зимой – теплые туфли с кисточками. Но не это больше всего встревожило ветеранов «Нью-Йорк таймс» при известии о его назначении, а то, что Таунсенд Макдугал был ревностным христианином.

Нет, он пока еще не ввел в рабочий распорядок обязательные семинары по Закону Божьему и не заставлял репортеров возносить молитвы над гранками, но перемены, вызванные пришествием Макдугала, вскоре почувствовали все. Журналистский стиль «Нью-Йорк таймс» всегда отличался циничностью и даже отчасти насмешливостью в отношении христианства. Никому из репортеров и в голову не приходило, что христианство играет важную роль в жизни Нью-Йорка. Им почему-то казалось, что религиозное чувство развито лишь в Старом Свете… Ну или в крайнем случае в южных штатах. И уж конечно не среди продвинутых людей.

Никто не писал об этом прямо и даже не намекал в статьях, но это проглядывало между строк почти в каждом номере газеты. Девиз «Верь в Христа» журналистам казался уместным лишь в виде надписи на футболках домохозяек – преданных фанаток неистовых в своем пафосе телевизионных проповедников… Или в виде наклеек на бамперах машин членов общества «Анонимные алкоголики», для которых вера – клин, которым они безуспешно пытаются выбить другой клин, спиртовой…

Появление в газете Таунсенда Макдугала пошатнуло устоявшиеся основы. Отныне журналисты выверяли каждое свое слово – не дай Бог, – закрадется крамола, которую раньше и крамолой-то никто не считал. Отныне религия уже не казалась ни дурным тоном, ни последним прибежищем негодяев. Она стала тем, чем была всегда, – важнейшей нравственной составляющей человеческой цивилизации.

Эти перемены произошли в первые же несколько недель и затронули все полосы, в том числе посвященные моде и спорту. При этом Макдугал не рассылал внутри редакции никаких циркулярных писем. Он просто «дружески» подправил стиль в одной заметке, потом в другой… Этого хватило, чтобы все сделали нужные выводы на будущее.

И вот он шел по длинному проходу корзала отдела городских новостей, вперив взгляд в полуобернувшегося к нему Уилла Монро.

– Извини, сейчас не могу говорить, – торопливо пробормотал тот и положил трубку.

– Добро пожаловать в святая святых, Уильям. На первую полосу лучшей газеты мира!

Уилл мгновенно покраснел. И дело было отнюдь не в поздравлении и даже не в том, что оно было получено от человека, не поленившегося ради этого покинуть на время свой роскошный кабинет. И не в том, что громовой голос Макдугала разнесся по всему залу, достигнув ушей каждого из присутствующих. Причина была в том, что Макдугал назвал его по имени. Между тем Уиллу казалось, что его отец и Макдугал – дружившие еще со студенческой скамьи – договорились между собой «забыть» о том, что последний является начальником Уилла. Уилл знал, что его успех в любом случае будет расценен многими как достижение выскочки. Что же будет теперь, когда Макдугал при всех обратился к нему по имени?..

Уилл уже знал, что всего за час из этого зала по всей редакции разлетятся ехидные электронные вопросы: «Угадай, кто из наших любимчик босса и почему?» И никому не будет уже никакого дела до того, что Уилл нашел работу точно так же, как и другие: отправил резюме и успешно прошел собеседование. Теперь никто в это не поверит.

– Ты неплохо начал, Уильям. Очень неплохо. Уцепился за довольно рядовой случай, раскопал интересные подробности и написал шикарный материал, достойный первой полосы. Это свидетельство мастерства. Признаюсь по секрету, – все столь же громовым голосом вещал Макдугал, – меня иногда огорчает, что некоторые… более опытные сотрудники нашего издания… не демонстрируют подобного трудового рвения и репортерской хватки.

В эту минуту Уилл решил, что Макдугал нарочно устроил это представление и намеренно лепит из него хрестоматийного любимчика. Может, это нечто вроде ритуала посвящения? Подобные «экзамены» не редкость в закрытом студенческом клубе «Черепа» в Йеле, членами которого, как он знал, были в свое время Таунсенд Макдугал и Уильям Монро-старший.

Уилл не сомневался, что похвала Макдугала будет иметь для него катастрофические последствия, с таким же успехом выпускающий редактор мог ткнуть в Уилла пальцем и, обращаясь к коллегам, сказать: «Он ворует у вас идеи заголовков, бейте его!»

– Спасибо, мистер Макдугал.

– Но учти, что теперь мы вправе ждать от тебя большего, Уильям.

И Таунсенд Макдугал вышел из зала той же царственной походкой, что и вошел. Команда «вольно» была отдана в то мгновение, как за ним закрылась дверь. Шварц первым делом вернул сигареты на стол, взял одну и торопливо направился к курилке.

Уиллу захотелось последовать за ним. Вместо этого он машинально набрал номер Бет, но после второго звонка бросил трубку. Еще не хватало хвастаться перед ней, словно подтверждая все выдвинутые против него накануне обвинения. Нет, наказание есть наказание…

– Итак, Уильям…

Это был Уолтон. Он крутанулся в своем кресле и тем самым лишил Уилла последней надежды на спасение. Уолтон весь подался вперед, на лице его появилась издевательски почтительная улыбка. В этот момент он походил на шкодливого мальчишку, задумавшего очередную каверзу.

Бузотеру вот-вот должно было стукнуть пятьдесят, но нечто ребяческое в нем проскальзывало и до сих пор. Он, в частности, был настоящим фанатом компьютерных игр и каждый вечер с головой погружался в фантастические подземелья, отстреливая всевозможную постапокалиптическую нечисть и радостно вскрикивая при переходе на каждый новый уровень.

Уолтон, мягко говоря, был непоседлив. Его руки никогда не пребывали в состоянии покоя. Закончив один телефонный разговор, он тут же набирал другой номер. Работа никогда не ограничивалась для него заметками в «Нью-Йорк таймс». Он выступал по радио, мелькал на телевидении, читал лекции. Несколько лет руководства корпунктом в Дели сделали его в глазах многих признанным экспертом. Уолтон был востребован. Он даже написал и выпустил в свет книгу «Индия Теренса Уолтона». В предисловии говорилось, что эта работа – ни много ни мало – откроет Америке целый новый мир.

Но это был внешний, парадный образ Уолтона. В редакции к нему относились попроще. Ибо знали его получше. Это бросилось Уиллу в глаза еще в самые первые дни его работы. Тот факт, что Уолтона посадили в один закуток с новичком, говорил о многом. Так с настоящими звездами журналистики не поступают. И сейчас он, одержимый мстительным чувством, сильнее, чем когда-либо, хотел выяснить, чем именно Уилл заслужил к себе такое отношение.

– Когда ты пришел, мы как раз обсуждали твою статью. Свежо, живенько. Конечно, как это всегда бывает в подобных случаях, нашлись скептики, усомнившиеся в достоинствах твоего материала… Но среди нас, твоих друзей, таковых нет и быть не может, Уильям.

– Уилл. Просто Уилл.

– «Уильям» звучит солиднее. Вот и главный редактор, как видим, придерживается такого же мнения. Но как бы то ни было, вопрос не в этом. А вот в чем: почему эта статья оказалась на первой полосе? Какой значимый социальный феномен она раскрывает, чтобы быть удостоенной отведенного ей места? Боюсь, наш новый редактор еще не вполне представляет себе значение левого «подвала»[2]2
  «Подвал» – нижняя половина газетной полосы, обычно отводимая под наиболее значимые, злободневные публикации.


[Закрыть]. Его придумали вовсе не для размещения остроумных и в целом очень миленьких, но сугубо развлекательных заметок. Каждый сантиметр первой полосы должен быть окном в новый мир, понятно? Если он поднимает проблему, то это должна быть проблема с большой буквы. Если он рассказывает о человеке, то этот человек должен быть фигурой.

– Уверен, мой материал поднял именно такую проблему. Он бьет по утвердившимся стереотипам в сознании жителей Нью-Йорка. Личность моего героя отвечала всем внешним признакам типичного персонажа криминальной сводки новостей, но в действительности он оказался совсем другим человеком.

– Да, это ты подметил. И подметил здорово. Блестяще! Но все же советую как можно критичнее отнестись к этому материалу. Не ради него самого – возможно, ты прав, и он не заслуживает критики, – а ради собственного будущего. Позволю напомнить тебе поговорку, которую должны знать все новички, причем не только в бильярде: «Один шар закатить несложно, сложно выдать серию!» Даже если ты раскопаешь еще одну подобную историю про «маленького человека», не думаю, что она столь же сильно заинтересует эту газету. Во всяком случае, она точно не заинтересовала бы ту «Нью-Йорк таймс», в которой я имел честь проработать столько лет. Так что, Уильям, повторю еще раз: один шар закатить несложно.

Уилл, по-детски обидевшись, молча уткнулся носом в монитор своего компьютера. В папку «Входящие» как раз упало свежее письмо. От Эми. В строке «Тема» значилось короткое предложение: «Кофейку?»

Через несколько минут Уилл переступил порог необъятной редакционной столовой. Он решительно прошел мимо низких застекленных витрин, на которых была разложена сувенирная продукция: футболки и бейсболки с логотипом газеты, игрушечные модели древних грузовичков, на которых «Нью-Йорк таймс» раньше доставлялась подписчикам, и прочая ерунда. Сзади на плечо ему легла маленькая рука. Он обернулся и увидел невесть откуда возникшую за его спиной Эми. В свободной руке у нее дымилась чашка с ароматным травяным чаем.

– Хотела извиниться перед тобой за этого засранца. Хотя, если подумать, у нас все такие. У каждого наблюдается хронический избыток тестостерона.

– Да ничего, собственно, не случилось…

– Все мы конкурируем друг с другом, Уилл. А Терри Уолтон особенно.

– Это заметно.

– Ты в курсе, как он тут оказался?

– Я только знаю, что он был шеф-редактором «Нью-Йорк таймс» в Дели, но потом его отозвали.

– Его заподозрили в том, что он прикарманивал казенные денежки. Доказать, понятно, ничего не удалось, иначе его вообще бы уволили. Но информация, говорившая не в пользу Терри, поступала от источников, вполне заслуживающих доверия. И если бы дело было только в деньгах…

– А в чем еще?

– Это строго между нами, хорошо? Ну, скажем так, прислушайся к моему доброму совету и не оставляй без присмотра свой журналистский блокнот, когда Терри крутится где-нибудь поблизости. А когда говоришь по телефону в его присутствии, прикрывай трубку ладонью.

– Не совсем понимаю…

– Терри заимствует не только чужие деньги, но и чужие идеи. И в этом достиг настоящего искусства. Знаешь, как его прозвали, когда он работал на Ближнем Востоке? Багдадский вор!

Уилл усмехнулся.

– Ничего смешного, между прочим. Я могу назвать тебе с десяток имен журналистов, готовых под присягой подтвердить все это и еще добавить кое-что от себя. Я не шучу, Уилл, прячь свои блокноты от его глаз и никогда не обсуждай с ним идеи своих заметок. В противном случае будешь лить потом крокодиловы слезы.

– Теперь я понимаю, почему он сам так шифруется.

– Ты о чем?

– Ты обратила внимание, какой у него почерк? Без лупы ни одну его бумажку не прочитаешь. И это не случайно. Он ворует сам и того же ждет от других.

– Вот-вот. Будь с ним осторожен.

Вернувшись на рабочее место, он застал там Глена Хардена, который как раз приклеивал к монитору его компьютера записку: «Загляни ко мне, как будет время. Глен».

– А вот и ты, легок на помине. К нам обратились за помощью ребята из общенациональной редакции. Так что твой путь, парень, теперь лежит на запад.

– В каком смысле?

– В прямом. Отправляешься в Сиэтл. Бейтс повез жену в роддом, и им больше некого туда послать. А на месте у них никого нет. Гордись, ты протягиваешь руку помощи ребятам, чья вотчина – первые восемь полос. – Харден пожевал губами и скосил глаза на Терри, который был занят телефонным разговором и сидел к ним спиной. – Поначалу я предложил Уолтона, но старая лиса на ходу придумал уважительную причину, чтобы отвертеться. И, в свою очередь, ткнул пальцем в тебя. Так что, Уилл, в путь. Ступай к Дженнифер, она выпишет тебе командировочные и закажет билет.

– Спасибо… – неуверенно улыбаясь, пробормотал Уилл.

В том, что его рекомендовал Уолтон, чувствовался некий подвох. С другой стороны, ему впервые доверили серьезное задание, связанное с работой в другом конце страны. Уилл знал, что за снобы работают в общенациональной редакции, и понимал, что Харден обязан был предложить им лучшую кандидатуру. И предложил его. А это честь, как ни крути. Честь и ответственность. Так что, похоже, его карьера действительно резко пошла в гору…

– Только не забудь захватить зонтик и калоши!

ГЛАВА 7

Вторник, 10:21, штат Вашингтон

 
…Ибо сегодня мы стали свидетелями чуда.
И вновь узрели, что Иисус – свет наш и путь наш.
 

Христианство и музыка в стиле кантри. Радиостанции, специализирующиеся на этих темах, можно поймать в Америке всюду. Даже если специально укрыться от человеческой цивилизации в какой-нибудь землянке среди поросших диким вереском болот, то и там до вас обязательно дойдет слово Божье, разносимое волнами ультракороткого диапазона. Горные перевалы штата Вашингтон не были исключением.

В какой-то момент Уилл понял, что они приближаются к цели. Машина, медленно ползущая вперед по раскисшей дороге, наконец добралась до той точки, откуда уже можно было разглядеть синие и красные проблесковые маячки спасательных фургонов. Там же вдоль обочины тянулись белые пэтээски[3]3
  Пэтээски (ПТС) – переносные телестанции.


[Закрыть], увенчанные спутниковыми тарелками.

Уилл отправился в командировку вместе с фотографом, который, в отличие от него самого, подготовился к заданию как следует. Во-первых, он взял с собой целую кучу снаряжения, решив не ограничиваться репортерской тужуркой с миллионом карманов (по которым можно было, наверно, рассовать полный комплект деталей ядерной бомбы). Но главное – он сам был экипирован на зависть: в веллингтоновских сапогах до колен, непромокаемом комбинезоне и перчатках, которые выглядели так, словно их сделали по спецзаказу специалисты из НАСА.

Уилл выбрался из машины, остановившейся на небольшой возвышенности, и мгновенно провалился по колено в ледяную жижу, сковавшую холодом ноги. Лишь через несколько минут он поднялся на борт полицейского катера, который один за другим обследовал полузатопленные дома. На крыше ближайшего молча сидела женщина, прижимавшая к груди самое дорогое, что у нее было, – толстого домашнего кота. Чуть поодаль мужчина, чудом удерживавшийся на жестяном почтовом ящике, рыдал, глядя на свой дом и видя, как вода медленно поглощает все нажитое им добро.

Через пару часов Уилл вернулся во взятую напрокат машину, промокший до нитки и продрогший до костей. Включив от автомобильного аккумулятора свой ноутбук и открыв текстовый редактор, он набрал первую строчку: «Жители Северо-Запада привыкли считать себя специалистами по борьбе со всевозможными природными катаклизмами, но очередная атака стихии оказалась слишком сильной даже для них». Ниже Уилл привел несколько фраз пострадавших от наводнения, добавил сухой официальной статистики и в самом конце своими словами передал проклятия, возносимые небу рыдавшим на почтовом ящике обывателем. Заметка была готова.

Вернувшись в отель и приведя себя в порядок, он первым делом позвонил Бет. Она уже была в постели. В двух словах Бет рассказала ему, как прошел день, а он, в свою очередь, в самых сочных красках передал то, что ему только что довелось увидеть. Темы их последнего разговора – если ту ссору вообще можно было так назвать – они старательно избегали. Этот разговор не был окончен, но продолжать его у них обоих пока не было сил.

Согревшись и перекусив, Уилл включил местные новости и попал как раз на репортаж с того места, откуда только что вернулся. Он даже узнал лица журналистов, некоторых спасателей и жертв. Уилл готов был снять шляпу перед репортером, который вел прямое включение – он до сих пор находился там.

«…Через несколько секунд – новые подробности расследования убийства Пэта Бакстера…»

Уилл отвернулся от телевизора и сел за компьютер.

«…Напомним, что убитый – белый мужчина пятидесяти пяти лет – был найден мертвым в собственном доме… Полиция полагает, что преступники проникли внутрь, взломав двери… В прихожей царил беспорядок, но на первый взгляд ничего из вещей не пропало… Бакстер находился под наблюдением в течение нескольких последних лет… Проходил по делу анонимного Взрывателя в качестве одного из подозреваемых… У погибшего не было родственников…»

Слова, произнесенные диктором, заставили Уилла резко крутануться в кресле и впиться глазами в экран.

Анонимный Взрыватель…

Диктор уже говорил о другом. Уилл вновь переключился на компьютер и набрал на странице «Гугл»[4]4
  «Гугл» – один из самых популярных поисковых сервисов Интернета.


[Закрыть] «анонимный Взрыватель». Сразу же появилось множество ссылок на сайты, где рассказывалось об одном из самых странных дел в истории ФБР. Некий неизвестный на протяжении нескольких лет рассылал по государственным учреждениям бандероли со взрывчаткой, детонатор которой срабатывал при вскрытии конверта. В какой-то момент аноним опубликовал в прессе «манифест», в котором излагал причины ненависти, которую он питал к американскому государственному устройству. Психологи из ФБР, внимательно изучив этот документ, пришли к выводу, что его автор – человек, помешанный на анархистских идеях и имеющий хорошее техническое образование.

Уилл кликнул на одной из ссылок, и перед ним открылась заметка, опубликованная на сайте «Сиэтл таймс»:

«…Действия анонимного Взрывателя явились крайними проявлениями местных экстремистских настроений, царивших здесь в 90-е годы и во многом нагнетавшихся усилиями покойного Пэта Бакстера. Именно он был одним из самых активных сторонников создания „гражданской милиции“, пугал рядовых американцев заговором, якобы организованным против них их же собственным правительством, и всячески призывал их вооружаться „в преддверии решающей схватки“. Настроения эти получили впоследствии довольно широкое распространение по всей стране, но зародились они именно на северо-западном побережье…»

Уилл переключился на изучение онлайн-архива «Нью-Йорк таймс». Первые, самые ранние заметки о «гражданской милиции» были написаны откровенно снисходительным тоном. «Милиционеры» представали перед читателем в образе, этаких чудаковатых бородатых бойскаутов – пожилых, не очень образованных провинциальных фермеров, не наигравшихся в детстве в войну. Однако впоследствии тон статей резко изменился.

В 1992 году в Руби-Ридж произошла первая серьезная стычка, заставившая прессу по-другому взглянуть на «гражданскую милицию». В перестрелке с федеральными агентами были убиты жена и ребенок одного из «милиционеров». А год спустя состоялась печально знаменитая осада в Вако, штат Техас. И мир – во всяком случае, нью-йоркская пресса, – открыл для себя другую Америку. «Милиционеры» утверждали, что Вашингтон стал штаб-квартирой и мозговым центром сил зла, что ненавистная Организация Объединенных Наций готовится учредить на всей планете новый мировой порядок, под пятой которого будут страдать все свободные люди. Тогда же появились и стали активно распространяться слухи о таинственных «черных вертолетах», зависавших в ночное время над сельскими штатами. Тогда же «милиционеры» впервые обратили внимание общественности на цифры на обратной стороне дорожных указателей. Не иначе это были какие-то координаты… Не иначе американское военное командование отдало приказ расчертить всю страну на квадраты, чтобы в «день Ч» армии было легче осуществить вторжение и загнать в концентрационные лагеря миллионы собственных сограждан.

Чем больше Уилл читал обо всем этом, тем больше изумлялся. «Милиционеры» всерьез рассуждали о вселенском масонском заговоре, о тайной военной мобилизации, об особом кодировании выпускавшихся в обращение денежных банкнот, о секретных «пактах» американского правительства с крупнейшими европейскими банками, подконтрольными ООН… Самое смешное, что многие этому верили. А некоторые были настолько запуганы перспективой оказаться в концлагере, что бросали свои дома и вместе с семьями переселялись в самые, глухие уголки Айдахо и Монтаны. «Милиционеры» отказывались от всего, что так или иначе связывало их с государственными структурами: демонстративно избавлялись от удостоверений личности и водительских прав, не подписывали никаких официальных бумаг и документов, и даже пользовались домашними электрогенераторами.

И это были уже не безобидные игры. Вторая годовщина осады в Вако была «ознаменована» взрывом муниципального здания в Оклахома-Сити, жертвами которого стали сто шестьдесят девять человек. И каково же было изумление всей Америки, когда пойманные преступники оказались вовсе не пресловутыми исламистами-шахидами, а обычными белыми ребятами, питавшими лютую ненависть к собственному государству.

Уилл отыскал в архиве «Сиэтл таймс» фото Пэта Бакстера, сделанное на съезде «гражданской милиции» в Монтане в 1994 году. Съезд внешне здорово напоминал обычную фермерскую ярмарку. Бакстер стоял за импровизированным прилавком и торговал армейскими сухими пайками. Видимо, он неплохо наживался на этой своей милицейской идее, снабжая желающих бежать от правительства палатками, продовольствием, камуфляжем и, конечно, оружием. В среде своих соратников Бакстер не был главной фигурой, но, безусловно, пользовался известностью и уважением. «Сиэтл таймс» цитировала слова другого известного лидера движения – Боба Хилла: «Не стало истинного патриота! Гибель нашего товарища явилась тяжелым ударом для всех нас, но мы еще теснее сплотим наши ряды. Защитим свободу!»

* * *

Среда, 09:00, Сиэтл

Проснувшись в девять утра по местному времени – и в полдень по нью-йоркскому, – Уилл сразу же посмотрел на свой телефон. Пропущенных вызовов не было. Ни одного. Он включил карманный компьютер и просмотрел почту – одни рекламные объявления. Это было странно.

Не поднимаясь с постели, он перетащил на нее свой ноутбук и первым делом пробежал свежий выпуск «Нью-Йорк таймс». Его заметки не было. Он снова, уже гораздо внимательнее, просмотрел все материалы, в которых упоминались Атланта, Чикаго и Вашингтон. Ничего. Лишь одна заметка из Сиэтла. Но это была перепечатка короткой сводки Ассошиэйтед Пресс, составленной уже утром. Черт возьми…

Он набрал номер Бет. Секретарь больницы перевела звонок прямо в ее кабинет.

– Привет, малыш. Ты покупала сегодня «Нью-Йорк таймс»?

– Спасибо, хорошо. Как мило, что ты захотел узнать о моем самочувствии.

– Извини, я просто… Так покупала?

– Подожди. – Долгая пауза. – Газета у меня перед глазами. Что ищем?

– Мою заметку.

Бет откликнулась только через несколько минут.

– Нет тут никакой твоей заметки. Может, они хотят, чтобы ты еще поработал над этой темой?

Уилл поджал губы. Нет, ему здесь больше нечего делать, и начальству прекрасно об этом известно. Свой репортаж он выдал еще вчера. Сегодня информационный повод уже утрачен.

– Ты все просмотрела?

– От корки до корки, Уилл. Мне очень жаль. Ты хочешь сказать, что они просто проигнорировали твой материал? Может быть, им что-то в нем не понравилось?

Она была права. Его материал просто проигнорировали.

Уилл долго и напряженно смотрел на телефон, прежде чем набрать номер редакции. Он решил про себя, что если трубку возьмет не Дженнифер, а кто-то другой, то он ее тут же бросит. Но ему повезло.

– «Нью-Йорк таймс», национальная редакция.

– Привет, Джен. Это Уилл Монро из Сиэтла.

– О, привет, привет. Кого тебе? Сьюзан?

– Нет, погоди. Ты видела заметку, которую я присылал вчера? О наводнении? Что с ней стало?

Дженнифер ответила после недолгой паузы:

– Ну так… Я слышала, о ней тут говорили. Что она неплохая, но ты должен был, прежде чем посылать ее, согласовать это по телефону. И что если бы ты догадался позвонить, то получил бы отбой.

– Погоди, погоди, но мы же договаривались с Харденом… Я же не сам сюда поехал, меня командировали! Джен, ты точно ничего не путаешь?..

Впрочем, все это были пустые слова. Уилл и сам уже понял, что в Сиэтл его отправили «на всякий пожарный». На случай, если в зоне наводнения произойдет что-нибудь экстраординарное. Стало быть, напрасно он вчера мок и мерз, опрашивая жертв стихии. Уилл покраснел, почувствовав себя дураком, которого ловко провели. Черт, как глупо получилось и каким идиотом он теперь будет выглядеть в глазах коллег!

– Уилл, ты еще здесь? Сьюзан хочет сказать тебе пару слов.

Он не ответил.

– Привет, Уилл. Я в курсе, что тебя послал Харден. И послал по нашей просьбе. Но у нас есть одно четкое правило на все случаи жизни: прежде чем что-то писать, надо позвонить и подать заявку. И если мы решим, что да, надо писать, ты садишься и пишешь. О’кей? Жаль, что так получилось… С другой стороны, раз уж ты там оказался, походи, посмотри… Если отыщешь что-нибудь стоящее, дай знать. И не выключай телефон. Если нам срочно что-нибудь понадобится, я позвоню.

Уилл завтракал, пребывая в самом мрачном, расположении духа. Как ни крути, а он выставил себя на всеобщее посмешище. Дженнифер, конечно, уже растрепала об этом на всю редакцию. Ребята небось весело ржут сейчас над ним в курилках… На всех этажах… Мальчик-мажор, у которого богатый и влиятельный, папочка, наконец-то сел в лужу своей холеной университетской задницей.

Ему оставалось только одно. Последовать совету Сьюзан и отыскать что-нибудь стоящее. Что-нибудь… Как следует потрясти это сонное царство, где есть только вода, лес и помидоры, и выудить нечто такое, что произведет впечатление на его нью-йоркских коллег.

И спустя минуту он уже знал, что нужно делать.