Текст книги "Праведники"

Автор книги: Сэм Борн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 30 страниц)

ГЛАВА 63

Понедельник, 19:28, Краун-Хайтс, Бруклин

Разноголосый шум из синагоги долетал даже сюда. Причем он стал еще сильнее. Все говорило за то, что Йом Кипур вступил в свою финальную фазу.

– Здесь? – Уилл растерялся. – Вы хотите сказать, что…

– Нет, Уилл, это не я.

В комнате не было других мужчин, кроме него и рабби. Уилл ощутил подступивший к горлу комок. Ему стало дурно.

– Не может быть… Вы полагаете…

Рабби Фрейлих чуть усмехнулся:

– Нет, Уилл, это и не вы.

Он на мгновение скосил глаза в сторону Бет. Или это Уиллу только показалось?..

– Бет?! Но вы же сами говорили, что среди избранных не может быть женщин!

– Да, я так говорил. Ваша супруга не является избранной, но она носит избранного под своим сердцем. Она беременна, Уилл.

– Это какая-то ошибка. Мы даже к врачам обращались…

Уилл замолчал на полуслове, уставившись на Бет, по лицу которой вновь покатились слезы.

– Это правда, Уилл. Тест, который я так долго носила в сумочке, наконец-то пригодился. У нас будет ребенок.

– Ваша жена до последнего времени не подозревала о своей беременности, – проговорил Фрейлих. – Но я знал о ней, потому что мне это открыла Тора. Великий ребе успел передать это Юзефу Ицхаку незадолго до своей кончины. Последнего избранного мы отыскали в той же священной книге, в какой и всех остальных. Но этот стих – десятый в восемнадцатой главе Бытия – не содержался ни в одной из проповедей великого ребе. Он нигде не был записан Юзефом и никогда не вводился в компьютер. Но мы расшифровали его точно таким же способом, как и все остальные. И получили адрес – ваш адрес, Уилл. Не скрою, поначалу мы решили, что речь идет о вас. Но затем Юзеф обратил внимание на смысл того, что говорилось в этом стихе, Господь сообщил Аврааму: «Я опять буду у тебя в это же время, и будет сын у Сары, жены твоей». Сара долго не могла зачать, но в итоге Господь распорядился иначе. И тогда Юзеф понял намек великого ребе, и мы обратили свои взоры на вашу супругу… И нашли тридцать шестого избранного… Самого тайного из всех тайных. Это ваш сын, Уилл.

Уиллу вдруг вспомнились первые слова человека, который допрашивал его в Церкви Воскрешенного Христа и сказал, что его люди нанесли Уиллу раны, но они же и позаботились о них. Уилл рванул на груди рубашку, сорвал повязку и застонал… Под бинтом по телу его вился провод простейшего прослушивающего устройства, снабженного микрофоном и передатчиком.

Он медленно поднял глаза на рабби, потом перевел их на оцепеневшую в изумлении Бет, а потом…

Дверь с грохотом распахнулась и ударилась о стену. На пороге возник человек. В руках у него был пистолет с глушителем. Небесно-голубые глаза горели адским огнем.

До окончания Йом Кипур оставалось девять минут.

– Благодарю тебя, Уильям, ты нам здорово помог.

Голос принадлежал не человеку с пистолетом, а тому, кто стоял позади него и теперь вошел в комнату. При взгляде на этого человека Уилла словно парализовало. В комнату вошел глава Церкви Воскрешенного Христа, на руках которого была кровь тридцати пяти невинных и который посвятил себя приближению конца света…

ГЛАВА 64

Понедельник, 19:33, Краун-Хайтс, Бруклин

– Здравствуй, Уильям.

Уилл по-прежнему не имел сил пошевелиться. Рядом с ним стояла Бет, и он держал ее за руку, не в состоянии ни отойти от жены, ни прижать ее к себе. Фрейлих неподвижно замер на диване. Женщина, которая открыла им дверь, прижалась к стене, стоя на лестнице.

– Боже… что ты здесь… Я не понимаю…

– Это не твоя вина, Уилл, что ты не понимаешь. До сих пор я не дал тебе на это ни единого шанса, ибо не рассказывал всего того, что, видимо, расскажу сейчас. Кстати, твоя мать также ничего не знает, но ей я не рассказал бы никогда, ибо она будет не способна понять.

– Подожди, подожди… – Уилл никак не мог оправиться от шока. Он вдруг взглянул на этого человека так, словно увидел его впервые в жизни. – Но как же… ты же мой отец!

– Да, Уилл, я твой отец. Но я также отец всем тем, кто идет за мной, и кто однажды назвал меня Апостолом. Я хочу поблагодарить тебя, сын. Ты оказал всем нам величайшую услугу. И я, как отец, горжусь тобой сейчас.

– Какую услугу?..

– Ты привел нас к последнему избранному. Уже благодаря одному этому ты заслужил право жить в новом мире.

Уилл ощущал себя кротом, внезапно застигнутым на ночной дороге проезжавшей машиной и ослепленным светом ее фар. Он слушал и не слышал, смотрел и не видел…

Его отец… Его родной отец… Человек, который много лет верой и правдой служил закону… оказался организатором всех этих убийств?.. Неужели он, циник и рационалист, действительно верит в торжество этой так называемой заместительной теологии? Неужели он всерьез верит в то, что одарил христиан мифическим титулом богоизбранного народа?

Верит. Верит!

Но как ему удавалось скрывать эту веру ото всех на протяжении стольких лет? Как удалось ему скрывать то, что он служит вовсе не закону и конституции, а совершенно другим идеям? Как удалось ему, сохранив инкогнито, спланировать и осуществить тридцать пять убийств?

Перед мысленным взором Уилла вдруг предстала полустершаяся в памяти картинка из детства. Он сидит за столом в доме своей бабушки и играет с солнечными зайчиками на скатерти, а бабушка в это время, сурово поджав губы, говорит о какой-то «другой страсти», возникшей в жизни его отца. Теперь ясно, что она имела в виду. Не любовь к другой женщине, не карьера успешного юриста разлучила его родителей.

Их разлучила отцовская вера…

– Значит, ты с самого начала знал о Бет? – хрипло спросил Уилл, по-прежнему крепко держа жену за руку.

– О нет, Уильям, что ты! Это работа твоих иудейских друзей. – Монро-старший едва заметно кивнул в сторону рабби Фрейлиха, сгорбившегося на диване. – Но когда ты рассказал мне о похищении, в голове моей зародились первые подозрения. А когда тебе удалось установить, что Бет укрывают в Краун-Хайтсе, мне все стало ясно. Поначалу я думал, что хасиды тем самым хотят вывести тебя из игры. Ведь ты отлично начал, обратив внимание на гибель Макрея и Бакстера. Ты мог предать огласке то, что хасиды всеми силами пытались сохранить в тайне. Но в какой-то момент я понял, что, похитив Бет, они тем самым хотели остановить вовсе не тебя. А меня! Они догадались, что твоя жена играет роль сосуда, хранящего сокровенный секрет.

– Ты знал о том, что происходит, но не пожелал помочь мне…

– Как я мог тебе помочь, Уильям? Напротив, это я рассчитывал на твою помощь. Я знал, что ты не успокоишься, пока не разыщешь Бет. И я в тебе не ошибся, мой мальчик.

Уиллу нечем было дышать, в голове звенело, щеки пылали…

– Это какое-то безумие…

– Отчего же? Ты уверен, что понимаешь все, что происходило в последние дни и происходит сейчас?

– Да. Теперь я знаю, что это ты казнил праведников.

– Боюсь, это не совсем корректная формулировка, Уильям. Ни к чему придавать излишнюю эмоциональную окраску тем вещам, которые и без нее имеют большое значение. Я понимаю тебя, ты узнал об этих смертях, и шок застит тебе глаза. Но попробуй взглянуть на все происходящее шире…

Отец никогда не говорил с Уиллом таким тоном. Зато так говорил Апостол со своей паствой. Этот голос Уилл слышал всего час назад, присутствуя на сектантской мессе в Церкви Воскрешенного Христа.

– Видишь ли, сын… Христианам открылось то, от чего иудеи в свое время сами отвернулись. Упрямо вцепившись в форму, они не увидели за ней содержания. В чем состоит их вера? В том, что тридцать шесть избранных держат на своих плечах весь существующий мир. Это великое знание, я согласен. Но оно неполное. Иудеи отказались пойти в своей вере дальше.

– Дальше? Куда дальше? – Это наконец подал голос рабби Фрейлих.

– Если верно то, что тридцать шесть праведников держат мир в равновесии, значит, верно и обратное – если не будет их, не будет и этого мира. – Монро-старший вновь повернулся к сыну. – И значение этого знания более велико, но иудеям оно не нужно. Они его боятся. Как они рассуждают? Если не будет праведников, значит, не будет этого мира. Смерти и разрушения прокатятся по этой планете, и жизнь на ней прекратится. Но христианство учит совсем другому, не так ли, Уильям? Нам даровано знание об Армагеддоне, последней битве и последнем покаянии. Как устроить это? Увы, для этого придется лишить жизни несколько десятков человек. – Уилл хотел было что-то сказать, но отец поднял руку и продолжил: – И мы должны исполнить свою миссию до истечения Дня всепрощения.

Уилл отказывался верить своим ушам. Такое, наверно, происходит с наркоманами, наевшимися галлюциногенных грибов. Уилл видел то, что в его представлении казалось невозможным. И слышал от отца такие вещи, которые казались немыслимыми… Впрочем, может быть, именно сейчас Монро-старший был самим собой. А все, что знал о нем Уилл до этого, было личиной.

– Ты хочешь устроить Армагеддон?.. – не своим голосом переспросил он. – Но зачем?

– Перестань, Уильям. Каждому ребенку, хоть раз посещавшему воскресную школу, известно, что думает христианство по этому поводу. Все это есть в Откровении Иоанна Богослова. Конец существующего мира будет означать зарождение нового и ознаменуется возвращением Спасителя.

Все происходящее казалось Уиллу кошмаром, от которого он никак не мог очнуться.

– Ты хочешь вернуть Спасителя убийством невинных? – ядовито уточнил он, боковым зрением видя обращенный на него ствол пистолета; – И не просто невинных, а лучших представителей человечества? Только не говори мне, что это грешники и преступники, у меня на сей счет другие сведения.

– Послушай, Уильям, не смотри на меня, как на опереточного злодея. Ну неужели ты не понимаешь, что это не просто выход, а наилучший выход из положения? Вдумайся только: умрут всего тридцать шесть человек. А теперь вспомни, как принято описывать Армагеддон. Миллионы унесенных жизней, океаны крови! «И всякий остров убежал, и гор не стало»[28]28
  Откровение Иоанна Богослова, 16:17 (Новый Завет).


[Закрыть]! Помнишь?

– Помню, – глухо отозвался Уилл.

– Мы же избавим человечество от вселенского кошмара. Мы нашли другой путь к новому миру. Это удивительный… волшебный… гениальный путь. Подумай об этом, Уильям. И подумай о том, что придет на смену этой жизни. Ты только представь! Ни бед, ни страданий! И, чтобы вступить в эру мессии, нам всего-то и нужно, чтобы покой обрели тридцать шесть человек. Это малая жертва во имя всего человечества и во имя Бога! Тридцать шесть человек! Да у нас на дорогах каждую минуту гибнет больше! Ежесуточно в этой стране убивают сотни людей! Одна-единственная катастрофа на железной дороге или крушение самолета – и сразу триста гробов! Все эти люди гибнут бессмысленно, ни за что! А праведники умирают за рождение нового мира. Не в этом ли их конечное предназначение, Уильям?

Монро-старший сделал паузу и обвел испытующим взглядом всех присутствующих.

– И потом, Уильям, ты не можешь сказать, что мы ведем себя как банальные убийцы и головорезы. Каждому из избранных мы отдаем последнюю дань уважения и любви. Ты не хуже меня знаешь, что перед тем, как лишить человека жизни, мы кололи ему обезболивающее. Увы, в ряде случаев нам приходилось инсценировать преступление, и тогда умирающий испытывал некоторые страдания, но я хочу, чтобы ты знал – мы шли на все, чтобы не допустить этого!

Уиллу вспомнилась смерть Говарда Макрея. Его всего исполосовали ножом, чтобы это выглядело как обычная бандитская разборка. Вспомнил он и про одеяло, которым был укрыт труп. Та женщина, с которой он говорил в Браунсвилле, кажется, целую вечность назад, уверяла его, что одеяло уже было на Макрее, когда она его обнаружила. Она предположила тогда, что это была странная прихоть убийц. И оказалась права.

– Задумайся, Уилл, над тем, что грядет. Мир без войн и человеческой подлости, мир без голода и унижений. Мир, которому не будет конца. Поставь себя на мое место. Что бы ты сделал, если бы знал, что можешь дать начало этому миру? Неужели ты упустил бы такой шанс? Неужели не счел бы своим священным долгом воспользоваться им?

Апостол замолчал. Уиллу казалось, что силы вот-вот оставят его, и он рухнет на колени перед этим человеком, который был его отцом. Не потому что он ему поверил, а потому что все это оказалось выше его сил. В детстве, набегавшись по пляжу или накупавшись, он всегда шел домой, опершись о сильную руку отца. Теперь ему не на что было опереться.

Умом Уилл понимал, что отец безумен. Вопрос был лишь в том, когда эта болезнь у него началась. Может быть, еще в юности, когда он впервые повстречался с преподобным Джимом Джонсоном. Может быть, позже. Но Уиллу было совершенно очевидно, что это безумие, один из тех диагнозов, которые ставят в психиатрических лечебницах.

Но где-то в самом углу его сознания ворочалась и другая мысль. Концепция о цадиках, которую он считал бредовой и поначалу отказывался воспринимать всерьез, нашла фактическое подтверждение во всем, что случилось в последние дни. Теперь пришел черед проверки другой, еще более бредовой на первый взгляд, концепции – о конце мира и наступлении эры Спасителя. Хасиды верили в мессию, христиане верили в мессию. Возможно ли, что тысячи священнослужителей и сотни миллионов верующих ошибаются? Его отец… Еще вчера Уилл без колебаний назвал бы его истинным интеллектуалом. Он был умен и высокообразован. И если даже такой человек, как отец, со всем его природным скептицизмом, уверовал… Прав ли будет Уилл, если не последует его примеру?..

В конце концов, он ничем не сможет помочь тридцати пяти избранным. Их уже нет в живых. И отыскали их хасиды и отцовские сектанты по священным книгам, написанным тысячи лет назад. Не является ли это доказательством того, что все легенды о праведниках, их предназначении и конце света – святая истина?

Другими словами – а если отец прав?

Уилл увидел, как человек с пистолетом торопливо взглянул на часы и выразительно посмотрел на отца.

– Да, да… Мой друг прав, Уилл. У нас мало времени. Очень мало. Мы должны успеть. Но прежде я хотел бы еще кое-что открыть тебе. Все, что я сказал раньше, – это важно, но абстрактно. А теперь я скажу то, что касается непосредственно нас. Тебя, меня, Бет…

– Говори…

– Господь не случайно так устроил, что все мы оказались причастны к его планам. Ты расследовал гибель Макрея и Бакстера, писал свои статьи… Думаешь, это простое совпадение? А то, что я сейчас здесь? А то, что именно Бет оказалась беременной последним из праведников? Нет, Уилл, у Бога не бывает ничего случайного. Это, как бы сказали иудеи, бешерт – то, чему суждено быть. Это судьба, Уилл.

– О чем ты?

– О тебе, сын. Господь избрал тебя для исполнения финальной миссии. Ты до сих пор не понимаешь? Господь хочет, чтобы все закончилось тем же, с чего когда-то начиналось. Ты помнишь, конечно, чего потребовал Господь от Авраама?

Уилл похолодел. Он вспомнил.

– Принести в жертву сына… – прошептал он.

– Именно. Принести в жертву сына, о котором они с женой так долго мечтали.

Монро-старший взглянул на своего подручного, и тот вдруг достал из-под полы длинный сверкающий клинок. Отец взял его обеими руками, как реликвию.

– И это твой долг, Уильям. Авраам готов был пожертвовать сыном лишь ради того, чтобы доказать Господу свою веру в пего. А ты должен пожертвовать сыном ради того, чтобы подарить новую жизнь всему человечеству. И тем, кто сейчас живет. И тем, кто не дожил до этого дня, но может возродиться к жизни. Сделай это, Уильям!

– А ты… – хрипло проговорил Уилл. – Ты бы сделал то же самое со своим собственным сыном? Ты убил бы меня во имя своей веры?

– Да, Уильям. И рука моя не дрогнула бы.

Уиллу хотелось куда-нибудь сесть и закрыть глаза. И еще ему хотелось, чтобы голова болела не так сильно… И чтобы глаза не застилал туман… И ужас…

Возникшая тяжелая пауза прервалась неожиданным образом. Женщина, которая впустила их в этот дом и до сих пор молча стояла на лестнице, вдруг с криком бросилась на человека с голубыми глазами и попыталась схватить его за руку. Тот лишь повел плечом, и женщина отлетела от него по меньшей мере на два метра. В следующее мгновение в комнате грянуло подряд два выстрела. Лицо несчастной залила кровь. Крупная дрожь прошла по всему ее телу, и она затихла. Бет, стоявшая у Уилла за спиной, зарыдала. С трудом оторвав взгляд от убитой, Уилл почему-то посмотрел на свои руки. Они дрожали.

– У нас больше нет времени на разговоры, Уильям. Нельзя медлить! Воля Всевышнего на то, чтобы все свершилось сейчас. Сделай это, Уильям. Не я тебя прошу, Господь тебе повелевает.

Снаружи по-прежнему доносился разноголосый шум, долетавший от синагоги. Наступал решающий момент. Уилл не знал иврита, но прекрасно понимал, о чем просят хасиды Бога в эту минуту.

Лезвие клинка блеснуло в руках отца. Он протянул его сыну:

– Возьми, Уилл, и сделай то, чему суждено случиться.

Уилл беспомощно оглянулся на рабби Фрейлиха. Тот по-прежнему сидел на диване. На одежде и даже на лице его была кровь убитой женщины. Встретившись с ним глазами, рабби чуть кивнул и проговорил:

– Ваш отец прав, мистер Монро. Времени на разговоры больше не осталось. Господь всем нам даровал право выбора. Во всех ситуациях. И выбор должен быть сделан. Сейчас он должен быть сделан вами.

Уилл украдкой взглянул на часы. Еще минутку… Еще бы минутку отсрочки…

Выбор был сделан за него. С криком «Хватит болтать!» человек с голубыми глазами сделал шаг в их сторону и вытянул вперед руку с пистолетом. В первую секунду Уиллу показалось, что жертвой выбрали его, но потом понял, что ствол был направлен на Бет. Взревев, он попытался было броситься на убийцу, но вдруг кто-то резко дернул его за руку и Уилл упал на пол. Через секунду в комнате раздался выстрел. Уилл поднял голову и увидел, как на Бет мешком свалился рабби Фрейлих.

Воспользовавшись всеобщим секундным замешательством, Уилл вскочил на ноги и резко ударил по руке, державшей пистолет. Человек с голубыми глазами вновь выстрелил, но промахнулся – пуля разбила окно, и в комнату ворвался холодный воздух. Уилл крепко схватил его за руку и стал выворачивать ее ему за спину. Одновременно боковым зрением он видел, как отец с ножом в руках приближается к Бет, которая безуспешно пытается выбраться из-под грузного тела убитого рабби.

В какой-то момент Уилл решил было броситься между ними, но вовремя удержался. Он не пробежал бы и трех шагов, как получил бы пулю в спину. Ему нужен был пистолет. И срочно!

Он изо всех сил дернул пистолет из ослабевшей, заломленной руки убийцы, и в это мгновение раздался еще один выстрел. В первую секунду Уилл подумал, что ранен. Но оказалось, что убийца собственноручно застрелил себя, случайно нажав на спусковой крючок.

Тем временем отцу удалось перевернуть труп Фрейлиха и склониться над плачущей Бет. Издав нечеловеческий крик, Уилл бросился на Монро-старшего, сбил его с ног и уселся на нем верхом, прижав локти к полу.

– Прочь! Прочь с дороги! – хрипел отец, изо всех сил пытаясь скинуть с себя сына.

В какой-то момент ему удалось извернуться и высвободить одну руку. В следующее мгновение Уилл получил сильнейший удар кулаком в челюсть. В голове у него потемнело, и он ослабил хватку. Отец свалил его с себя, пнул ногой и вновь бросился к Бет. Все это время он не выпускал из руки нож.

Уилл тряхнул головой, и сознание его прояснилось. Он вновь увидел страшную сцену – отца, склонившегося с огромным клинком над беззащитной Бет.

– Бет, я сейчас! – хрипло крикнул он.

Услыхав голос мужа, Бет вдруг оказала Монро-старшему сопротивление. Она перехватила его руку с ножом, и на несколько мгновений ее сила, сила матери, спасающей жизнь своему ребенку, уравнялась с силой фанатика, верящего в пришествие мессии после убийства последнего праведника.

Уилл попытался подняться на ноги и вдруг увидел пистолет, выпавший из рук голубоглазого убийцы. Схватив его, он поднялся и направил ствол в голову отца.

– Остановись, или я застрелю тебя!

Монро-старший лишь скользнул по сыну бешеным взглядом. Он уже побеждал, а Бет сдавалась. Все-таки силы оказались неравны.

И в тот момент, когда Монро-старший сумел-таки высвободить руку с ножом и занес ее для удара, Уилл выстрелил.

ЭПИЛОГ

Спустя полгода…

Уилл любил корпоративные вечеринки, которые устраивались в редакции с завидной регулярностью. Кто-то праздновал день рождения, кого-то повышали по службе, но чаще таким образом прощались с коллегами, решившими покинуть газету.

Маленькие церемонии всегда проходили по единому сценарию. Сначала слово для краткой речи, предоставлялось редактору отдела, затем выступал виновник торжества, а потом начиналась неофициальная часть. На таких вечеринках Уилл остро ощущал свою причастность к корпоративной истории и традициям «Нью-Йорк таймс» и, будучи, в сущности, еще новичком, очень ценил эти минуты.

«Проводы Терри Уолтона состоятся в 16:45 в редакции отдела городских новостей», – гласило короткое послание, разосланное с утра по офису.

Уилл, мягко говоря, не причислял себя к категории приятелей Уолтона. Да и виделись они в последние полгода всего раза два – случайно это получалось или нет, но Терри Уиллу старался лишний раз не попадаться на глаза. Уилл даже не знал, куда Уолтон решил податься – то ли на пенсию, то ли редактором в какую-нибудь региональную газету, то ли за границу. Впрочем, перспективе принять участие в очередной вечеринке Уилл привычно обрадовался.

Пол года… Порой Уилл с удивлением отмечал про себя, что со времени тех памятных событий миновало всего несколько месяцев. Ему казалось, что все случившееся произошло целую вечность назад. На другой планете… И не с ним…

Но жизнь не давала ему ни малейшего шанса забыться. Трудно даже вообразить, сколько тяжелых встреч и разговоров выпало на его долю в эти месяцы. Одним из самых непростых было свидание в больнице с Томом. Даже палата реанимации не отняла у его друга способность все жизненные события и процессы раскладывать по строго отведенным им логикой и рационализмом полочкам. Целый час Том мучил Уилла вопросом о том, как получилось, что пуля, выпущенная практически в упор, не убила его. Она прошла всего в полутора дюймах от сердца.

– Если бы я был чуть меньше ростом, – философски рассуждал Том, – я бы сегодня с тобой не говорил. Но не могу сказать, что мое чудесное везение исполнено какого-то смысла. Как и возможная смерть, кстати, не стала бы. Мы живем без смысла и без причины. Ничто не предопределено для нас и ничто – не предначертано. Это ужасно сознавать, дружище…

В первые дни Тиша и Уилл постоянно навещали Тома, но нельзя сказать, что он был им очень рад. Особенно Тише. Другое дело Бет. Когда она переступила порог его палаты, Том впервые улыбнулся, и не вымученно, а широко и счастливо, как ребенок. Бет склонилась над ним, приобняла его и шепнула, что он спас жизнь ей и ее ребенку.

– Ну что ты, ты же знаешь, я всегда рад… помочь… – смущенно бормотал Том.

Заново переживать все случившееся в те дни и рассказывать об этом Уиллу пришлось не раз и не два. Для начала он потратил несколько недель на разговоры со следователями полиции и адвокатами, объясняя им, что выстрелил в отца, защищая жизнь жены и ребенка. Надо отдать должное закону: он оправдывал действия Уилла. Затем началось новое следствие – по факту гибели рабби Фрейлиха и Рахель Джекобсон. И Уиллу с Бет вновь пришлось ходить в полицию и давать показания.

Кстати, Бет любила рассказывать мужу о том, как хорошо с ней обращались в ее «заточении», как миссис Джекобсон заботилась о ней и беспрестанно извинялась за то, что Бет пришлось разлучить с мужем. Она говорила, что все было сделано для ее же блага и что очень скоро ее отпустят. Поначалу Бет была напугана, потом пришла в негодование, и наконец ее оставили все чувства, кроме одного – желания услышать голос Уилла, верить, что он найдет ее, и передать ему, что с ней все хорошо.

– Кроме самых первых минут после похищения, во все остальное время я не сомневалась в том, что со мной не произойдет ничего дурного. Хасиды без конца повторяли, что они не похитили меня, а пытаются уберечь от опасности. И, сама не знаю почему, я им верила.

На похороны рабби Фрейлиха и миссис Джекобсон они, разумеется, пошли вместе. По иудейскому обычаю похороны организовали сразу после того, как удалось забрать тела из полицейского морга. Процессия была многотысячной, и каждый из пришедших искренне скорбел. В день похорон Уилл окончательно уверился в том, что Фрейлих был настоящим лидером этой общины заняв место почившего великого ребе и во многом унаследовав его влияние.

На похоронах Уиллу бросилась в глаза странная вещь. Некоторые хасиды – в основном пожилые мужчины – по одному подходили к Бет и кланялись ей, глядя на ее живот. Разумеется, он понял, что они отдают дань уважения не столько его жене, сколько их еще не рожденному ребенку – одному из тридцати шести избранных.

В какой-то момент в толпе плакальщиков Уилл заметил знакомое лицо. Пробравшись вперед, он взял этого человека за руку.

– Рабби Мандельбаум, здравствуйте. Я давно хотел у вас спросить…

– Мне кажется, я знаю, Уильям, о чем. Послушайтесь моего совета: не думайте слишком много о том, о чем мы с вами говорили той ночью. Ни к чему это. Не принесет пользы ни вам, ни вашей жене… ни вашему ребенку.

– Да, но…

– Достаточно знать, что ваш сын будет избранным. В этом не приходится сомневаться, ибо на это указали великий ребе и все случившееся с вами. Поверьте, вам этого знания будет достаточно. Что же до всего прочего, о чем я намекал вам той ночью… Лучше не думать об этом и не придавать этому большого значения.

– Не совсем понимаю…

– Я сказал вам, что у одного из избранных, согласно нашей традиции, есть особое предназначение. Он кандидат в мессии. Если его время придет, если человечество будет готово к этому… тогда он явится. Если же нет – ничего не будет.

– Насколько я понимаю, к исходу Йом Кипур мой ребенок был единственным из оставшихся в живых избранных. Тридцать пять других были убиты…

– Но Йом Кипур остался позади, а мир не рухнул. А это значит, что в настоящий момент в мире снова восстановилось равновесие и у вашего ребенка появилось тридцать пять новых собратьев. И каждый из них может быть кандидатом. – Рабби Мандельбаум строго посмотрел на Уилла и подчеркнул: – Каждый.

– Он прав, – проговорила Бет, увлекая мужа в сторону. – Не ломай себе голову над этим. Как будто у нас нет других проблем.

Несмотря на все случившееся с ней самой, Бет в первые же дни после освобождения окружила Уилла всяческой заботой. Она прекрасно понимала, что муж получил тяжелую душевную травму, и пыталась помочь ему справиться с шоком. Отцеубийство, при каких бы обстоятельствах оно ни было совершено, всегда является для нормального человека тяжелейшим потрясением. Бет сразу предупредила мужа, что пройдут годы, прежде чем он сумеет примириться с тем, что случилось. Но Бет этим не ограничилась. Ей нелегко было говорить с мужем на эту тему, особенно в те дни, но она заставила себя это сделать. Тот отец, которого Уилл знал прежде… в сущности, его никогда не существовало в природе. Или он давно умер. И не воскрес бы, даже если бы Монро-старший остался жить.

Талантливый юрист, любящий отец, рафинированный интеллигент и интеллектуал – все это было лишь внешним образом, созданным для обмана окружающих. Настоящий Уильям Мокро-старший был совершенно другим. Настоящего Уильяма Монро-старшего не интересовала ни карьера, ни родительские чувства. Он мечтал о рае на земле.

В первые дни после того, что случилось в Краун-Хайтсе на исходе Йом Кипур, американская полиция и Интерпол развили во всем мире бурную деятельность и произвели ряд «точечных» арестов, нейтрализовав почти всех боевиков Церкви Воскрешенного Христа. Убийцей Говарда Макрея, например, оказался пастор из Браунсвилла, которого погибший знал много лет и прихожанином которого являлся. В Австралии задержали женщину – капеллана хосписа, убившую медбрата. В Южной Африке полиция арестовала супермодель, которая примкнула к секте после того, как оказалась без работы. Она лишила жизни молодого ученого, занимавшегося поиском лекарства от СПИДа.

Выяснилось, что далеко не все члены секты знали о планах Апостола в отношении тридцати шести праведников. Собственно, участниками заговора были лишь несколько иерархов и боевиков. Новое руководство Церкви Воскрешенного Христа объявило, что подвергнет «пересмотру» ряд положений так называемой заместительной теологии и признает «значительный и самостоятельный» вклад иудаизма в формирование основ христианского учения.

Таунсенд Макдугал публично заявил, что порвал все связи с Церковью Воскрешенного Христа еще четверть века, назад и не подозревал, что Уильям Монро-старший до последних своих дней являлся руководителем секты. Он также направил Уиллу послание, в котором выразил ему свои соболезнования в связи со всем случившимся, признал, что принял «поспешное решение», отлучив его от работы, и заверил, что «Нью-Йорк таймс» с нетерпением ждет его возвращения.

…Уилл сидел за столом и тупо пялился на ворох неразобранной почты. Он не знал, с чего начать. В итоге решил начать с телефона, на который упало два сообщения.

– Привет, Уилл. Это Това. Не забудь про сегодня. Если что надо принести – скажи.

Уилл и правда забыл, а теперь вспомнил. Они с Бет пригласили Тишу на ужин. Причем Бет с поистине дьявольским коварством зазвала еще трех симпатичных холостяков.

– Глупо! Тишу такими штуками не возьмешь.

– Ничего, ничего, увидим.

Тиша очень изменилась. Она одной из первых добралась до дома, где разыгралась трагедия. Если, конечно, не считать полиции. Перед этим она отчаянно пыталась дозвониться до Уилла и в конце концов просто примчалась в Краун-Хайтс на такси. А когда увидела у одного из домов красные проблесковые маячки патрульных машин, ей все стало ясно.

– Вот уж никогда не думала, что придется знакомиться с твоей женой при таких обстоятельствах.

Уилла не стали задерживать, лишь взяли у него подписку о невыезде. Так что из того дома они выходили вместе. Уилл посоветовал Тише ехать домой и как следует выспаться, но та покачала головой:

– Нет, у меня здесь есть еще дела. Надо кое с кем повидаться.

А когда они уже попрощались, она вдруг окликнула Уилла.

– Что? – спросил тот.

– Можешь сделать мне маленькое одолжение? Как ни бейся, а Товой Шайей мне уже не стать. Но и с Тишей покончено. Давай договоримся, что отныне ты будешь знать меня просто, Товой.

Это было шесть месяцев назад… Господи, всего шесть месяцев назад!

– …Итак, друзья. – Харден постучал ложкой по бокалу, привлекая внимание окружающих. – Дождались! Настал день, когда мы наконец избавились от толстой задницы, Уолтона. Почтим его память вставанием!..