Текст книги "Критическая масса"

Автор книги: Сара Парецки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

  ДИЛЕММА ДОКТОРА

  Я ПОЗВОНИЛ ЛОТТИ

  Когда я вернулся домой. «Я только что вышел из квартиры Герты Колонны», – сказал я. «Вы могли встретиться в Вене, когда вам было восемь или девять лет, а это была Герта Дзорнен. Она и ее сестра Беттина были дочерьми Бенджамина Дзорнена ».

   «Я их не помню», – ответила Лотти. «Дзорнен – ​​это имя знакомо. Разве он не ученый? »

  «Нобелевская премия, Манхэттенский проект. Научный руководитель Мартины Сагинор, когда он работал в каком-то радиевом институте в Вене ».

  «Ой!» Я слышал, как Лотти глубоко вздохнула. – Он был отцом Кете… Китти?

  «Она думает, что он был; Герта говорит, что ее отец был порядочным человеком, у которого никогда не было бы романов, тем более со студентом. Герта повторила то, что вы сказали, что, когда Китти впервые приехала в Чикаго, она сделала из себя королевскую досаду. Она приставала к Дзорненам, у нее была истерика в Чикагском университете; она даже пошла в лабораторию в Аргонне к новой куче, что бы там ни было, и подняла шум. Бенджамин оказал на нее какое-то давление; Герта утверждает, что не знает что, но после этого Китти оставила семью в покое.

  «Джуди появилась много лет спустя в качестве второго акта, пытаясь вымогать деньги у Герты, может быть, и у сестры Беттины, хотя она переехала на западное побережье. Я почти уверен, что Мартин пошел навестить Герту и ее брата Юлиуса. Ни один из них не признает этого, но язык их тела говорит громко. А Юлий – чудак ».

  Я был разочарован тем, что Лотти не знала эту семью – я надеялся, что она может знать, почему Джулиус подумал, что детектив должен был появиться пятьдесят лет назад.

  «Он чувствует себя виноватым в чем-то», – сказала Лотти. «Не нужно быть ручным психиатром Опры, чтобы понять это, но это может быть что угодно. Он видел, как его отец делал что-то ужасное? Или его отец не смог защитить его от нападения? В 1950-е годы Гайд-парк был опасным районом. Сможете ли вы раскрыть насильственные преступления той эпохи? »

  «Только с большим количеством крови, пота и всего того, что я могу предоставить. Может быть, даже тогда – полиция не создает файлы для всех непродуктивных звонков, на которые они отвечают. Это больше похоже на общественные знания в районе ».

  «Поможет ли вам найти Мартина знание того, что произошло пятьдесят лет назад?» – спросила Лотти.

  "Как мне сказать? У меня была одна идея, которая может быть действительно надуманной, но что, если Юлиус обнаружит, что Нобелевская премия его отца была подделкой? »

  «Подделка?» Голос Лотти раздался по трубке. «Эти призы настоящие, это не то же самое, что сказать, что вы служили в морских котиках, думая, что никто не может проверить эту историю. Вы один человек, и весь мир смотрит на вас ».

  «Фальшивый – неправильное слово», – признал я. «Герта была очень агрессивна по поводу того, что Мартина Сагинор не является хорошим ученым. Но Мартина была ученицей Дзорнена: что, если бы он получил признание за работу, которую она действительно выполняла? Дзорнен позволил Мартине и Китти томиться в Вене, пока он благополучно провел войну в США. Юлиус, очевидно, был еще одним одаренным учеником по математике и естественным наукам. Если он вернется к старым исследовательским работам и обнаружит, что его отец украл работу Мартины Сагинор, это полностью положит конец его уважению к отцу. Это также объясняет, почему Дзорнен никогда не обсуждал этот вопрос со своей женой или дочерью ».

  «Я полагаю, Мартин Биндер мог бы наткнуться на те же доказательства, если бы они были доступны, – с сомнением сказала Лотти, – но зачем ему тогда исчезнуть?»

  «Может быть, Герта убила его, чтобы сохранить память об отце», – легкомысленно предположил я. «У нее есть фотография, на которой она была ребенком в горах с охотничьим ружьем».

  «Все богатые еврейские женщины тогда подражали богатым язычникам. Они преследовали оленей, они стреляли в кроликов. У моих бабушек и дедушек было место в горах, куда друзья приходили стрелять, а мои бабушка и дедушка – нет. Моя Ома Гершель не любила кровавые виды спорта ».

  Я вернул разговор к Мартине. «Вы помните что-нибудь, что-нибудь из своего детства, подслушанный аргумент, который мог бы показать, что Мартина сердится или обижается на награду своего профессора?»

  «О, Виктория, мне было восемь или девять, когда я видел ее в последний раз. Я помню, что она была влюблена в науку, потому что она брала нас с Кете в свою лабораторию. Дома ей было неловко, но в институте глаза ожили. Была ли она столь же одарена, сколь и полна энтузиазма, как я могу узнать? Какое внимание вы уделяли взрослым разговорам в этом возрасте? »

  Пришлось признать, что она права: дети отсеивают то, что им не важно.

  «Должно быть, это профессор Дзорнен отправил деньги для Кете, чтобы она присоединилась к нам с Хьюго в Kindertransport в Лондон», – сказала Лотти. «Решение ей уйти было принято в самую последнюю минуту. Мой дед не послал бы Кете за счет моих двоюродных братьев: у него были деньги только на моего брата и меня, и вдруг Кете оказалась частью путешествия. Если профессор Дзорнен был ее отцом, он, по крайней мере, спас ее. Может быть, именно так он прекратил ее приставания, когда она приехала в Чикаго восемнадцать лет спустя: он сказал ей, что спас ей жизнь, и это все, что она получила от него ».

  Мы обсуждали это несколько бесплодных минут, но в конце концов согласились, что лозунг Metargon применим к нам. У нас не было данных, мы не могли подтвердить ни одно из своих предположений.

  «Мне пора спать, Виктория. Мой будильник зазвонит завтра в четыре утра ».

  Прежде чем повесить трубку, я спросил, знает ли она, куда могла пойти Джуди.

  «Все, что я могу сказать, это то, что если она бежит от одного наркодилера к другому, вы не должны преследовать ее: ваша следующая встреча с одним из них может не закончиться для вас так же легко, как вчера».

  Я трезво согласился, когда она повесила трубку. Последняя эпитафия, которую любой из нас хочет, – это чтобы наши друзья стояли над нашей могилой и говорили: «Я же сказал вам».

  Мне нужно было работать умнее, усерднее, быстрее. Все следы, оставленные Мартином, были почти уничтожены. Чем старше и холоднее становился этот след, тем больше бесплатного времени я тратил на то, чтобы его унюхать. Проблема была в том, что я не мог придумать более умного, быстрого и трудного угла, за которым можно было бы следовать.

  Утром мои страхи уменьшились, как это часто бывает при солнечном свете. Мы с собаками беспрепятственно подошли к озеру. После того, как мы все поплыли, я надел старые кроссовки. У меня не было запланированных встреч – это был день, когда я копался в минах данных, и я мог одеваться для комфорта.

  До того, как я начал работать с клиентами, которые занимались хлебом с маслом, я не мог не позвонить Артуру Гарриману, немецкоязычному библиотекарю Чикагского университета. Когда я выдвинул свою теорию о том, что Бенджамин Дзорнен мог украсть работу своего ученика, Гарриман очень обрадовался: Ник и Нора оживают для него. Он сказал, что его физика недостаточно сильна для анализа работы, но у него была подруга, которая писала диссертацию о Дзорнене; он спрашивал, видела ли она когда-нибудь признаки того, что Дзорнен крадет работы его учеников.

  Я с радостью приступил к исследованию, которое у меня было достаточно знаний, чтобы проанализировать: никаких эффектов Дзорнена-Паули, просто мошенничество с разнообразием садов. Было десять сорок, когда я был посреди долгого разговора с менеджером проекта на шахте Саскачевана, мой компьютер начал перезвонить мне. В моей автоответчике, которая принимает звонки, когда я не отвечаю, был входящий звонок, который, по их мнению, был срочным. Я посмотрел на монитор. Корделл Брин хотел поговорить со мной как можно скорее.

  Я щелкнул поле на экране, чтобы автоответчик узнал, что я видел сообщение. Когда я закончил свой канадский звонок, который занял еще пятнадцать минут, Брин снова позвонил. Дважды.

  Я напечатал свои заметки, прежде чем забыл их, затем посмотрел на Брина. Конечно: я старею для этой работы. Когда я был в лаборатории Метаргона три дня назад, я видел фотографию Эдварда Брина, принимающего награду от президента Рейгана за необычный дизайн реактора. Корделл был его сыном; он захватил Метаргон после смерти Эдварда.

  Я сразу же позвонил Корделлу Брину, надеясь, что срочные сообщения означают, что он знает, где находится Мартин. Его секретарь извинился, но туфля была в другом месте: мистер Брин хотел знать, нашел ли я Мартина Биндера. Он не осознавал, что Мартин пропал, пока его дочь не рассказала ему об этом. Мистер Брин был бы признателен, если бы я приехал к нему в офис как можно скорее, чтобы мы могли обсудить, что я делаю.

  Я был настолько разочарован, что ответил довольно жестко, что у меня сегодня нет времени, если только он не захочет поговорить по телефону. Секретарь приостановил меня; в другой момент на трубке зазвенел теплый мужской баритон.

  "РС. Варшавски? Корделл Брин. Я знаю, что приехать в Нортбрук для вас – серьезное неудобство, но я надеюсь, что смогу вас убедить. Моя проблема в том, что все, что мы делаем в Metargon, является деликатным. У нас есть хакеры и шпионы, пытающиеся подслушать нас или прорваться через наши брандмауэры двадцать четыре часа в сутки. Даже когда я думаю, что мои телефонные линии безопасны, они могут быть ненадежными; Я бы хотел поговорить с вами откровенно ».

  Когда он так выразился, конечно, его было трудно не убедить. Я изящно пробормотал, что если бы я мог перенести свое обеденное собрание на послеобеденное время, то смогу приехать туда около часу тридцати.

  «Терри!» Я слышал его крик. «Вытащите меня в час тридцать и дайте мисс Варшавски дорогу».

  Терри, Терри Ютас, секретарь, снова подключился к линии и объяснил, что их штаб-квартира находится на западной стороне лаборатории, которую я посетил на днях. Главное указание г-жи Утас, помимо указания мне подъездной дороги, заключалось в том, чтобы убедиться, что имя, которое она дала службе безопасности, в точности совпадает с именем на моем удостоверении личности с фотографией.

  Я вернулся к своему отчету о менеджере проекта в Саскачеване, но в глубине души я надеялся, что Брин захочет меня нанять. Я тоже задавался вопросом о его дочери, как она пришла сказать Брину, что Мартин исчез.

  Как только я закончил отчет, я пошел к одной из баз данных моей подписки, чтобы быстро кратко описать семью. Запись была скудной; Я полагаю, что компьютерные ресурсы Метаргона в сочетании с их опасениями по поводу безопасности означали, что Брин мог хорошо справляться с сохранением большей части своей личной информации в личных целях.

  Все, что я узнал, это то, что Брин явно поздно женился или, по крайней мере, поздно завел семью: ему было семьдесят четыре года, а его единственной дочери, Элисон, было двадцать. Элисон взяла перерыв в Гарварде. Ни слова о том, что она делала. Он и его жена Констанс жили в хижине с восемнадцатью комнатами в Лейк-Форест.

  Было немного предыстории о первых днях существования Метаргона, когда Эдвард Брин проделал строго засекреченную работу с ракетами и оружием. Он был в Европе в конце войны, работая в так называемой операции «Скрепка». Похоже, это было кодовое название программы по доставке нацистских ракетных и вооруженных сил в Штаты; когда я посмотрел это, я обнаружил, что мы, очевидно, впустили некоторых печально известных военных преступников, не задавая вопросов об их происхождении, просто чтобы уберечь их от советских рук.

  Именно ранняя работа Эдварда Брина над компьютерами, а не его ракетная техника, двигала вперед его маленькую компанию. Как раз в то время, когда Джон фон Нейман вводил в действие первый большой компьютер в Принстоне, Эдвард Брин придумал релятивистскую модель матрицы, которая изменила механизм основной памяти. Я прочитал это последнее предложение трижды и решил, что английский на самом деле может быть не моим родным языком.

  Я был так счастлив в своем коротком платье, что мне не хотелось переодеваться в рабочую одежду, но Брин относился ко мне более серьезно, и я вел себя более профессионально в куртке и брюках. Я поехал обратно в свою квартиру, чтобы переодеться, натянув мягкие ботинки Ларио, которые всегда заставляли меня чувствовать себя на миллион долларов – возможно, потому, что я заплатил за них именно так.

  16

  ИСХОДНЫЙ КОД

  S

  INCE Я так спел и танцевал о моем ограниченном времени, что пропустил обед и направился прямо в Нортбрук. Корпоративные офисы Metargon находились за исследовательской лабораторией, которую я посетил ранее на этой неделе. Впервые в синей луне движение было быстрым. Я добрался до электронных ворот,

  окружающих парк Метаргон, с десятью свободными минутами – в конце концов, я мог бы съесть обед. Команда службы безопасности Метаргона пронесла меня с удивительной скоростью, но после того, как ворота

  открылись, я понял, что меня фотографируют. На компьютерных экранах поста охраны был виден весь

  транспортный поток на подъездных путях, включая крупный план номерных знаков и пассажиров. Я не заметил этого,

  когда был в лаборатории, потому что вошел пешком.

  Оказавшись внутри парка, я пошел по дороге, огибающей южную сторону лаборатории, в сторону от

  пруда. В то время как лаборатория представляла собой строго функциональное сооружение, известняковое здание штаб-квартиры

  создавало ауру как процветания, так и спокойствия. Заросли деревьев закрывали любой вид

  на лабораторию, но в этой части кампуса был собственный пруд, в котором плавала пара лебедей. Намного

  класснее уток.

  Брин и его сотрудники были готовы уважать мое время. Как только я подошел к секретарю, появился

  уравновешенный молодой человек, проводивший меня наверх. Трафик был хороший? Было ли у меня приятное лето ? Он передал меня Терри Ютасу, секретарю мистера Брина; она бы хорошо обо мне позаботилась. Терри Ютас с ее жемчужными серьгами и платьем с заниженной талией лососевого цвета заставила меня чувствовать себя неряшливо даже в ботинках Lario. Ее макияж был нанесен уверенной рукой, а я забыла даже нанести помаду на рот. Она остановилась посреди того, что делала, чтобы сообщить по внутренней связи хорошие новости о моем приезде. Мгновение спустя появился сам Брин, высокий мужчина, чьи широкие плечи и плоская талия свидетельствовали о пристальном внимании к тренажерному залу. В его густых волосах все еще оставались темные прожилки. "РС. Варшавски, спасибо, что прервали твой день ради меня. Я узнал только сегодня утром, что Мартин Биндер ушел в самоволку, и это вызывает беспокойство ». Он просунул руку мне между лопаток, чтобы подтолкнуть меня к своему офису. «Терри, давай выпьем здесь кофе или чаю, если хочешь?» – добавил он мне. Я пробормотал, что кофе подойдет. Брин указал на угол, где стол со стеклянной столешницей стоял под большой картиной с пурпурными квадратами. Имя Ротко было на скромной мемориальной доске для таких невежественных людей, как я. Когда я сел, я увидел множество проводов, встроенных в столешницу. Брин улыбнулся моему удивленному взгляду. «Команда сделала это для моего отца на сороковую годовщину машины Брина. Мы все знали, включая его, он не доживет до пятидесятилетия ». «Машина Брина?» – вежливо сказал я. «Да, да, машина, которая сделала возможными Apple, облако и все остальное. Мой отец хотел назвать это BREENIAC, что-то вроде показывающего пальцем на Джонни фон Неймана и MANIAC в Принстоне, но его адвокаты убедили его, что это не стоит судебной тяжбы. Мне было шестнадцать, когда она появилась на рынке; Эдвард забрал меня из школы, чтобы я могла быть там. Все в Метаргоне выросло из того дня ». Молодой человек, сопровождавший меня до Терри Ютаса, вошел через боковую дверь с подносом. Кофе меня удивил: он был сливочным и насыщенным. Брин одобрительно кивнул в ответ на мое удовольствие. «Да, да, я вижу, у вас хороший вкус. Адам, скажи Терри, что нам понадобится около двадцати минут без перерывов. Он дождался, пока дверь снова не захлопнется, прежде чем добавить: „А теперь будем надеяться, что у вас не менее хороший вкус исследователя. Расскажи мне, что ты знаешь о Мартине Биндере “. Я перевела слова Брина и искоса взгляда из-под его густых нахмуренных бровей на вкусовые рецепторы моего исследователя. Я не видел причин лгать, тем более что знал очень мало. Я повторил свой магазинный рассказ о бегстве матери Мартина, о визите к его бабушке, о том, что он одиночка и что о нем никто ничего не слышал. "РС. Утас сказал мне, что вы узнали о его исчезновении от своей дочери, – добавил я. „Не от Яри Лю“. „Да, да, я говорил об этом с Яри; он блестящий инженер, но иногда блестящие инженеры не могут соединить два и два. Моя дочь Элисон была частью команды колледжа, которая работала в лаборатории этим летом, поэтому она получила электронное письмо, которое Яри отправил после того, как увидел вас во вторник. Она позвонила мне сегодня утром, очень обеспокоенная, как и следовало бы. Он остановился, качая головой, поведение дочери все еще беспокоило его. „Яри сказал, что показал вам демонстрацию системы, над которой работал молодой Биндер, верно? Мы не позволяем никому выносить код из здания. Мы также отслеживаем исходящие сообщения, чтобы перехватить все, что они могут выгружать из наших систем, но Биндер – странный молодой человек, в некотором роде идиот-ученый. Он мог бы запомнить, ох, не миллион строк кода, а общие контуры системы. Это намного лучше, чем что-либо другое, что делается на этой арене, даже в израильском Институте Вейцмана. Это будет дорого стоить любому количеству конкурентов в оборонной промышленности и за ее пределами “. „Я предполагаю, что вы проверяете биографию всех, кого впускаете в свою лабораторию“, – сказал я. „Конечно, но мы упустили из виду кое-что о Биндере“. „Как, например?“ Я выпил еще кофе; тон небрежный, озадаченный, ошибка всегда выдавала рвение. „Мы знали, что он живет со своими бабушкой и дедушкой, но не знали, что его мать была наркоманкой. Мы также не знали, что он хотел поступить в колледж, но его семья наложила вето: мы думали, что он был одним из компьютерных ковбоев. Их часто можно встретить в этом бизнесе – они самоучки, не интересуются формальным образованием. По словам Лю, у Мартина на плече была микросхема с детьми из Айви, которые вместе с ним работали над проектом Фитора. Если бы он продал нашу систему, он смог бы позволить себе провести остаток своей жизни, посещая занятия в Калифорнийском технологическом институте или Массачусетском технологическом институте. Меня тревожит то, что он потемнел “. Я покачал головой. „Биндер отключился от Сети и от сотовых сетей“. Тон Брина был нетерпеливым: мое нёбо оказалось посредственным. „Он разорвал все подключения к Интернет-провайдеру, он не отправляет и не получает электронную почту или текстовые сообщения, по крайней мере, не по любому адресу, который может найти команда Яри, и они являются опытными охотниками. Вот что заставляет меня опасаться, что он может воссоздать мою систему для другой компании или даже другого правительства “. Так что Яри Лю не обманул меня, дав мне неправильные подробности о Мартине, как я опасался. „Я никогда не встречал Мартина, поэтому не могу высказать вам свое мнение“, – сказал я. „Все, кого я встречал, согласны с тем, что он гениален и немного неуклюж в общении, но это не говорит мне о том, готов ли он стать другим Унабомбером или другим Фейнманом“. Брин скривился. „Санни – Элисон – думает, что он будет вторым Фейнманом. Яри ​​говорит, что был бы удивлен, если бы Биндер продавал наши секреты, но, честно говоря, после почти пятидесяти лет в этом бизнесе я видел, как даже самые социально сбалансированные люди продавали свои компании, если у них была большая куча наличных денег. достаточно. Больше всего меня беспокоит то, что Элисон впустила его в наш дом “. „Они ведь не встречались?“ Это меня удивило – я представил дочь Брина слишком гладкой и утонченной, чтобы ее привлекал неуклюжий ботаник. Я вспомнил, как Надя Хане описывала Мартина – эту задумчивую красоту, его отстраненность – возможно, гладкая и утонченная молодая женщина сочла бы это проблемой. Брин замолчал. „У Элисон, кажется, есть некоторые романтические представления о Биндере, как если бы он мог быть героем Горацио Алджера. Пока мы с женой были у нас дома в Бар-Харборе, Элисон устроила пикник для всех участников летней программы. Она включала Мартина, хотя он не был членом команды колледжа, потому что он был их возраста, работал над тем же проектом. И она чувствовала, что может что-то для него сделать “. Он сделал лицо, которое было частично кислым, частично гордым. „Я люблю свою девочку, но она всегда из тех, кто приносит домой бездомных котят. Во всяком случае, она позволила детям исследовать мастерскую моего отца. Эдвард делал много своих рисунков или строил свои прототипы в своей мастерской на третьем этаже; ему нравился вид на озеро Мичиган. Санни позволила Мартину и остальным бродить там. Неизвестно, с чем он мог скрыться. Первая кислинка на небе. „Я могу представить, что все изобретения твоего отца будут здесь, в лабораториях Метаргона, а не валяться дома, чтобы заблудшие друзья твоей дочери могли забрать их“. Я налила еще кофе и откинулась на спинку стула, чтобы посмотреть на него через край чашки. „Да, да“, – сказал Брин. „Вы правы, до определенной степени“. Он поерзал со своей чашкой, затем сказал: „Мой отец после войны участвовал в какой-то сверхсекретной работе. Как вы понимаете, защита работает. Он гордился своими подписанными письмами от президентов и лауреатов Нобелевской премии. У него также были вещи на столе, которые должны быть в хранилище. „Я так и не успел убрать их после того, как он умер; честно говоря, я никогда о них не думал; они были лишь частью фона моей жизни. И только когда Элисон сказала мне, что позволит детям исследовать рабочую комнату, я вспомнил буквы. Код Метаргона в сочетании с любой из этих букв – ну, просто скажите, что мой отец принимал участие в разработке термоядерного оружия, и вы увидите, что было бы лучше, если бы мы не позволяли посторонним читать некоторые из этих писем “. „Не видя их, я не могу судить, но, безусловно, вся эта история сейчас является общественным достоянием“, – сказал я. „Не все“, – резко сказал Брин. „Это моя точка зрения“. Я ему не поверил: в мастерской его отца было что-то, что он стыдился увидеть посторонним, но я не имел никакого представления о том, как это исследовать. Я сменил тему. „Ваш отец знал Бенджамина Дзорнена, не так ли?“ „Откуда ты знал это?“ Брин выпрямился, его голос все еще был резким. Я расширил глаза, наивный детектив. „Вы сказали, что он любил выставлять напоказ свои подписанные письма нобелевских лауреатов. Дзорнен работал над Манхэттенским проектом; твой отец занимался защитой. Это не натяжка “. Брин снова расслабился. Очевидно, я не нашел опасного места. „Что-то не сходится“, – сказал Мартин. Видел ли он в старой мастерской Эдварда Брина письмо, в котором ему что-то рассказывалось об истории его семьи? Или это наводило на мысль о моей собственной теории об украденной Нобелевской премии? Мы с Брином еще немного поговорили или ругались; мы оба чувствовали себя помятыми, когда я собирался уходить. „Мартин вышел из дома, чтобы поговорить с кем-нибудь в то утро, когда исчез. Это была твоя дочь? „Маловероятно, – сказал Брин. „Она вылетела в Мехико сразу после отъезда летних ребят. Она там почти шесть недель “. „Мехико?“ – повторил я. „Что, она учится на первом курсе за границей?“ „Это промежуточный год или семестр“, – кисло сказал Брин. „Она помогает построить техническую лабораторию для некоторых средних школ в Мехико. Metargon поставляет компьютеры и игровые приставки Metar-Genie. Это хорошо и хорошо – хотеть «отдать что-то сообществу“, но не тогда, когда вы наследница, связанная с такой фирмой, как Metargon. Вы не идете в центр похищения. Однако мы с ее матерью не могли отговорить ее от этого. – Есть ли шанс, что Мартин там с ней? Я попросил. Это поразило Корделла. Он начал отрицать, но затем сел, сцепив пальцы. «Кто-то должен был присматривать за ней вместо меня, но я полагаю, что Элисон могла бы решить эту проблему; у нее есть трастовый фонд. Я собираюсь заставить ФБР начать охоту на Мартина. Если он будет в Мексике с моей девушкой, они очень быстро в этом разберутся. А пока, если вы хоть немного почувствуете, где он, я хочу знать сразу. «Вы предлагаете нанять меня, мистер Брин?“ Я попросил. «Если вы станете моим клиентом, я обязательно сообщу вам о своих выводах, если работа на вас не противоречит моему существующему клиенту“. Он снова замолчал, затем улыбнулся, должно быть, открыло для него много банок с печеньем. «Да, да, я понимаю вашу точку зрения. Я сомневаюсь, что оператор-одиночка, не обладающий хорошими компьютерными навыками, сможет выследить такого разбирающегося в компьютерах парня, как Мартин, но если вы это сделаете, я был бы готов предложить, ну, можно сказать, награду. Награда за то, что узнал, где он “. «Я подумаю об этом.“ Я встал. «Как я уже сказал, я ничего не могу вам сказать без разрешения моего клиента, но с этой оговоркой я дам вам знать, когда найду Мартина. Если предположить, что федералы не стреляют в него, или что-нибудь в этом роде “. Брин подумал, что это было достаточно забавно, чтобы сказать мне, что у меня хороший исследовательский вкус, в конце концов, но мы оба знали, что он думал, что у меня есть такие же шансы найти Мартина, как и у меня, чтобы объяснить релятивистские модели теории матриц питомнику чихуахуа.

  17

  сохранить по дороге на автостраду и заехал на нее. Деревья начали поворачиваться; несмотря на продолжающиеся теплые дни, лето закончилось. Впереди была зимняя рулетка Чикаго: прошлогодняя мягкая или прошлогодний бесконечный снег и лютый мороз?

  VI НЕ МОГУ ОБРАТИТЬСЯ

  Я ПРОШЕЛ ЛЕС

  сохранить по дороге на автостраду и заехал на нее. Деревья начали поворачиваться; несмотря на продолжающиеся теплые дни, лето закончилось. Впереди была зимняя рулетка Чикаго: прошлогодняя мягкая или прошлогодний бесконечный снег и лютый мороз?

  Сидя в машине, наблюдая за белками и птицами, но не видя их, я попытался разобрать свой разговор с Корделлом Брином.

  Мартин Биндер потемнел. Брин подумал, что это должно было помешать никому найти, где он скрылся с драгоценным кодом Метаргона. Назовите эту возможность А. Я начал вводить ее в свой iPad, затем вспомнил, как Брин хвастается хакерскими способностями Метаргона. Если бы Брин считал, что я знаю, где находится Мартин, он бы увидел Лю на моем компьютере.

  Я вытащил из портфеля ручку и блокнот – сдача – это хорошо, но старомодные методы все еще имеют смысл. Возможность A: Мартин Биндер был в Шанхае, Тегеране или даже Тель-Авиве, реконструируя миллион или две строки кода, которые позволили принцессе Фиторе отбиться от пяти нападавших.

  Лю рекламировал систему как прорыв для людей с инсультом или повреждением спинного мозга. Брин предположил, что у проекта есть приложения для защиты. Я попытался представить, что это могут быть.

  Моя мать ненавидела пистолеты и все виды оружия. Служебное оружие отца приходилось каждую ночь запирать в высоком шкафу, подальше от предприимчивых пальцев кузена Бум-Бума. Никакое игрушечное оружие нельзя было использовать в нашем дворе или доме, но Бум-Бум хватал пончик и клал его в руку, как пистолет. Люди могут превратить все в оружие.

  Если бы Metargon был мировым лидером в области компьютерного дизайна и приложений, они могли бы легко создать вирус кибервойны; возможно, именно это и лежало в основе того, что она моргнула, глядя на руку с мечом принцессы Фиторы.

  Это привело меня к возможности B: Мартин не только не пытался продать код Metargon китайцам, но и осознавал, что на самом деле он помогает разработать систему кибервойны, своего рода продвинутого червя Stuxnet. Он исчез до тех пор, пока не смог придумать стиль WikiLeaks для публикации того, что делает компания.

  Мартин был в том возрасте, на пороге взросления, когда идеализм силен. Кто-то вроде него, у которого не было друзей, которые могли бы дать ему балласт, мог пойти в любом направлении – присоединиться к джихаду или к Корпусу мира или исчезнуть из поля зрения в монастыре.

  Я был один на стоянке, сидел так неподвижно, что кролики прыгали рядом с моей машиной. Я знаю, что они разрушают сады, но их мягкий коричневый мех и темные жидкие глаза заставляют их казаться невинными, беспомощными.

  «Что вы думаете?» – спросил я через окно. «Унабомбер или ультра-идеалист?» Они не переставали грызть. Мне казалось, что я не замечаю чего-то очевидного.

  Третья возможность заключалась в том, что Мартин видел в мастерской старого Эдварда Брина. Это было связано с Бенджамином Дзорненом, потому что это заставило Корделла Брина нервничать. Но если бы это было что-то постыдное, Эдвард не повесил бы это на стену. Или он наложил быстрый удар на Дзорнена; Дзорнен написал протест, и Эдвард вставил письмо в рамку, чтобы напомнить себе, что даже если у него нет этого прекрасного золотого медальона, он умнее нобелевского лауреата.

  Если бы я мог найти Элисон, она сказала бы мне, не расстроило ли что-то в мастерской Мартина? В Мехико было всего двадцать миллионов человек или около того; ее не должно быть слишком сложно найти.

  Я барабанил пальцами по рулю. Мне нужно было знать, к кому пошел Мартин, прямо перед тем, как исчезнуть. Это не мог быть Корделл, потому что Корделл был в Бар-Харборе. Возможно, это был Яри Лю; Лю мог бы изобразить притворное удивление или беспокойство, когда я увидел его в лаборатории три дня назад.

  Я был уверен, что Мартин пытался связаться с Юлиусом и Гертой Дзорнен, но у меня не было возможности узнать, было ли это до или после того, как он побывал в особняке Бринов. Он мог желать, чтобы они признали, что их отец также был его прадедом, и что им нужно раскошелиться на призовые деньги Дзорнена. Король Швеции дает вам около миллиона долларов; если бы Дзорнен вложил его с умом, должно было быть существенное наследство. Нет, конечно, если судить по каретному двору Юлиуса Дзорнена.

  Я нарисовал несколько кроличьих ушей и усов на своем блокноте. Лотти думала, что Дзорнен, должно быть, заплатил все гонорары и взятки, которые потребовались, чтобы вывести Китти Биндер из Вены в 1939 году. Это означало, что он признал ее отцовство, и его дети знали об этом. Но что с того? Они бы не покончили с Мартином. Если у Мартина не было доказательств того, что приз был фальшивым. Я ходил кругами.