Текст книги "Барышня ищет разгадки (СИ)"

Автор книги: Салма Кальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

Один умный человек нашёлся во всём этом страхе божьем, господин Стахов, заводской управляющий, он-то и телеграфировал в город – мол, тут смертоубийство, и замешаны маги. И его высокородие господин Болотников своим камнем волшебным открыл проход, и мигом пришёл, и на всех глянул так, что попятились и расползлись. И полдня слушал – что у нас тут случилось. Сидел в конторе завода и велел всех туда к нему приводить. И так цельный день, и даже на ночь у господина Стахова остался. А наутро пришёл к тёть Лушке и сказал – ты, Лушка, как хошь, а житья тебе здесь боле не дадут. Собирайся да пошли, будешь жить в городе, дом и работу дам. И девку свою бери, тоже нечего тут пропадать. Купил нам этот домик, дозволил жить, а в службу потребовал, чтобы пускали на постой и кормили-поили, кого ему надо. Мало ли чиновников да служилых людей по делам в город приносит. И денег на то не жалел. Вот мы и пускали. Но они все либо не магичили вовсе, либо же как и она сама, а вот такого, чтобы со смертью знался, раньше не было. А тёть Лушка с тех пор никого не любит, кто со смертью, потому что ту Марийку упустили и не поймали, а его высокородие потом рассказал, что она и до нашей деревни ещё целу кучу народу из других мест увела.

– Так нежить это была, – пожала я плечами.

Конечно, всё было понятно, и я даже пожалела эту самую Лушку, но – чего на меня-то переть?

– То-то и оно, но никто ж не понял, что у клятой той Марийки тени-то нет! Она, говорят, всегда так становилась, что не разглядеть было. А тёть Лушка очень печалилась, что пришлось всё хозяйство бросить, только и успели мы с ней, что немного вещичек в сундук побросать, и запасы трав кое-какие. Мамка прибежала, перекрестила меня и сказала – с богом, ступай, всё одно теперь тебя после такого дела замуж здесь никто не возьмёт. А у меня ещё две сестрёнки меньшие, им прежде меня замуж нельзя, а куда мне теперь замуж? Зато по осени сосед весточку привёз, что Нюту выдали за парня с нашей же улицы, хорошо. А мы и тут притерпелись, тёть Лушка иногда соседям кому помогает помалу.

– А сколько лет твоей Лушке-то? – спросил Варфоломей.

– Да тридесять и шесть стукнуло о прошлом годе, – отвечала Надежда.

Ну ничего ж себе, как жизнь-то беднягу помотала! Потому что выглядит она на все пятьдесят.

– И что ж она себя в чёрном теле держит? – продолжал допытываться Варфоломей.

– Постится, в храм ходит, поклоны бьёт. Говорит – её вина, что не удержала Спиридона и не разгадала сразу же ту Марийку.

– Да какая тут вина, – отмахнулась я, – не виновата она, я так думаю.

– Его высокородие ей так же сказал, да она не слушает.

– Ну, бывает, – согласился Варфоломей. – А чего на Ольгу Дмитриевну бочку катит?

– Так она ей ту Марийку живо напомнила. Всей и разницы, что барыня живая, а та проклятущая – нет, вот и всё. Но так же одевается, так же разговаривает, мудрёные словечки у ней то и дело. И с мужиками крутится, хоть и говорит, что по службе. А кто видел-то ту службу, никто. Потому и злится. А от дома не откажешь, от его ж высокородия прибыла.

– Пускай со мной сходит в больницу как-нибудь с утра, да хоть завтра, – фыркнула я. – Посмотрит, что я там делаю.

– Не пойдёт, побоится. Может того, побегает по морозу, до церкви Крестовоздвиженской добежит, свечку поставит да успокоится, – отмахнулась Надежда.

– Ладно, дева, давай-ка, веди нас по дому, гляну я, где тут у вас какая дыра.

Мы отправились все втроём. Надежда показывала, где что, а Варфоломей осматривал, носом вёл, пальцами трогал, опускался на корточки или даже на колени, и смотрел. Целый час, наверное, мы ходили, и Лукерьи всё это время дома не было. Она появилась как раз, когда он осматривал входную дверь.

– Не возводи, хозяйка, на дом свой напраслину, – сказал ей, как на крыльцо поднялась. – Всё с твоим домом хорошо. Просто нужно кой-что подшаманить, и не будет тепло уходить. Дозволишь?

Она смотрела как обычно – мрачно, исподлобья.

– А где ж я денег-то столько возьму, за такую работу рассчитаться?

– Так Ольга Дмитриевна уже всё оплатила, и с гаком даже.

Тут она воззрилась на меня.

– И что, вы согласны?

– А как же, – пожимаю плечами, как ни в чём не бывало. – Зима долгая, жить всем нужно. И вам, и мне.

– Ну, смотрите, – повела плечами, пошла уже мимо нас в дом, и пробурчала в последний момент: – Делайте, как надо, раз знаете, я на всё согласна.

После осмотра дома Варфоломей собрал нас всех на кухне, велел сесть и слушать и важно сказал:

– Драгоценные мои, работать начнём завтра. Ольга-свет Дмитриевна, надо полагать, на службу с утра убежит, а вот от вас обеих, – он пристально взглянул на Лукерью и Надежду, – понадобится мне помощь и содействие.

– Чего делать-то, говорите, – тут же отозвалась Надежда.

– Обе маги, так? Да ещё и хозяйки дому этому, верно? – дождался кивков от обеих, продолжил. – Значит, должны вложить кое-что от себя, чтобы заработало-то.

– Я тоже могу, – влезаю, и смотрю – что ответит.

– Можешь, да только сила твоя больно уж не такая, как все, не поможет в таком деле никак. Ты уже всё сделала, теперь будешь смотреть да радоваться.

Вы посмотрите, какая редкость небывалая – можно смотреть, как другие работают, да радоваться.

– Принято, – киваю я с улыбкой.

Уговариваются о времени, в которое Варфоломей сможет к ним с того берега прибыть, и он поясняет – дело небыстрое, займёт не меньше недели, потому что нужно будет тщательно пройти всю наружную стену, каждую пядь. Конечно, летом было бы сподручнее, да до того лета ещё дожить надо, верно ведь? Значит, будем сейчас. Я снаружи, одна из вас, а то и обе – изнутри. И помалу сделаем. А печи летом посмотрим, что с ними не так, сейчас уж обойдёмся.

Мне сделалось хорошо – потому что все эти перестановки кровати, конечно же, были на пользу, но проблемы не решали. А теперь, наверное, решим.

– Ладно, поняла я. Обедать давайте, что ли, али это уже ужин у нас, – пробурчала Лукерья. – Надька, что там похлёбка?

– Так стоит, родненькая, как сварилась с утра – так и стоит, сейчас согреем, чтоб горяченького поесть, да и поедим, – Надежда подхватилась и принялась выставлять на стол тарелки, ложки, хлеб и всякие закуски – огурцы солёные да квашеную капусту.

– Вы, Варфоломей Аверьяныч, капустку как любите – с лучком али с брусничкой? – спрашивала она.

– Да как подашь, красота, так и ладно, – усмехался он в усы, а усы и борода у него были холёные, подстриженные, ухоженные.

Лукерья же молча разливала похлёбку, и даже настойку откуда-то из подпола вынула, разлила.

– Благодарю, хозяюшка, без настоечки-то как дело начинать, всё верно, – кивал Варфоломей. – А потом уже как завершим труды наши, так и выпьем.

Выпили и ели, и Варфоломей знай ел да нахваливал. Мол, всё так вкусно, что и пальчики оближешь, и вовсе ум отъешь. Надежда разулыбалась, а Лукерья молчала, но смотреть стала чуть менее сурово. Кажется, её убедили, что Варфоломей безопасен, а от меня не только вред может быть, но и польза тоже.

А после, как поели, я спросила его:

– Ты, Варфоломей Аверьяныч, как домой добираться предпочитаешь? На своих двоих? А то я могу тебя своими путями отвести, раз – и на месте.

Он взглянул с интересом.

– Что же, занятное предложение, занятное. Честно скажу, ни разу доселе так ходить не доводилось. И что же, Ольга Дмитриевна, вот прямо за один шаг отведёшь?

– Конечно, – кивнула я, – дело-то нехитрое.

Вот дожила, уже и дело нехитрое. Скажи тебе дома кто о таком способе перемещения – у виска бы пальцем покрутила. А тут – ничего так, сама ходишь и людям предлагаешь.

– Значит, не буду отказываться. Только ты того, оденься, у меня, конечно, дом-то тёплый, но меня в нем, почитай, весь день-то и не было.

Я набросила платок и тулуп, он тем временем распрощался с нашими хозяйками. Протянула ему, тоже собравшемуся, руку, и шагнула в отлично ощущаемую комнатку – где я беседовала с Петрухой. Удалось.

Варфоломей сразу же выпустил осветительных шаров, оглядел внутренности домика, понюхал воздух.

– Всё благополучно, никаких недозволенных посетителей, – кивнул неспешно. – Благодарю тебя, Ольга Дмитриевна.

– Это мне тебя благодарить надо – мало того, что за работу берёшься, так ещё и Лукерью нашу укротил, – усмехаюсь.

– Судьбинушка у неё – никому не пожелать, но что говорят нам? Каждому свыше дана ноша по силам. Справится Лукерья. И мы справимся.

– Вот и славно. Завтра можем и не увидеться, так что – доброй ночи, – поклонилась я.

– И тебе, – он поклонился в ответ.

Я шагнула домой… уф, выдохнуть. Нет, сначала отчёт начальству. Закрыться наглухо от подслушивания и взяться за зеркало.

Начальство отозвалось мгновенно.

– Рад вас видеть и слышать, Ольга Дмитриевна, – улыбнулся Соколовский. – Ну как, укротили зверя рыкающего?

– С помощью божеской и Варфоломеевой, и в некотором роде – Матвея Мироныча тоже, – усмехнулась я.

И рассказала вкратце историю Лукерьиного изгнания из Тельмы, и потом ещё – как мы с Варфоломеем обходили дом, и на чём договорились.

– Вот и славно, – кивнул он. – Рад, что всё так вышло. Кстати, если нужен ещё один маг – возьмите Алёшку моего, он у меня парень рачительный, хозяйственный и в домашних делах понимает. Пришлю завтра, предупредите там хозяек ваших. Мало ли, что в процессе понадобится.

– Благодарю, – кивнула я.

В самом деле – мало ли?

– Теперь о делах. Я отбуду уже вскоре, и появиться рассчитываю послезавтра, а то и вовсе третьего дня. Но будем на связи, если что-то важное – зовите, обязуюсь откликнуться и на любой ваш вопрос ответить. Пока меня нет – начальник вам Болотников, его слушать, как меня, и ему докладываться, что случилось в течение дня и какие странности вы увидели. Докладывать в любом случае, ясно? – сверкнул он на меня глазами строго.

– Поняла, – кивнула я. – Исполню.

– И не забудьте зайти за жалованьем, я слышал, сегодня уже выдавали. У вас там за неделю работы что-то набежало.

Отличная новость, что.

– Непременно зайду. А завтра мне куда, к Брагину?

– Да, если ничего другого не случится, то – к нему. А если вы кому-то понадобитесь срочно, вас найдут, я предупредил.

– Хорошо. А вам удачи, – я рискнула взглянуть Соколовскому в глаза.

Это же как видеозвонок, не лицом к лицу. Он улыбнулся необыкновенно заводной улыбкой.

– Благодарю, Ольга Дмитриевна, удача мне очень понадобится, всем нам понадобится. Доброй вам ночи, и скоро встретимся.

– И вам доброй ночи.

Я уже легла спать, а мне всё вспоминалась та улыбка Соколовского. И к чему это? Вот совсем ни к чему. Поэтому нечего вспоминать всякое, спи, Оля, завтра будет новый день.

17. Неудачливая Леночка и заморское чудовище

17. Неудачливая Леночка и заморское чудовище

Наутро я живенько подскочила и уже было собралась отправляться в больницу к Брагину, но меня разыскал секретарь Матвея Мироновича. Я до сих пор не знала, как его зовут, а он, значит, даже магической связью смог до меня дозваться.

– Ольга Дмитриевна, зайдите к казначею, он просил вам напомнить, – и вид такой, будто я прямо вот что-то не то совершила.

– Что ж вчера-то не сказали, когда я у Матвея Мироныча на совещании была, – усмехаюсь. – В какое время зайти?

– Да лучше сейчас, с утра, – про вчерашний день он промолчал.

– Отлично, вскоре буду.

Я отчаянно пожалела, что Брагин не маг, и я не могу его предупредить, но я ж потом к нему приду? Попозже. А пока – попрощаться с Надеждой, передать привет Курочкину, и шагнуть в управу. Прямо к секретарю.

– Доброе утро, – кивнула ему, – подскажете, куда дальше?

– А вот тут рядом, в углу. Магов мало, только вас и ждут, все вчера за своим пришли. А вам думал сказать, как расходиться будете от Мироныча, а вы все как ускачете куда-то!

– Дело было, – вздохнула я.

И пошла по коридору, туда, где «рядом, в углу». Там за неприметной дверкой обнаружился неприметный же мужичок, и тоже маг.

– Это вы, что ли, пропавшая барышня Филиппова?

– Я, – киваю. – Мне вчера не сказали, пришла сегодня.

– Я вас запомнил, буду сам извещать, – сказал он.

Открыл железный сейф с рельефной надписью «Меллер» и достал оттуда картонную папку, в ней была ведомость. Нашёл моё имя, ткнул пальцем – распишитесь, мол, за своё жалованье. Я взглянула – пятьдесят рублей. За неделю? Ничего так. Надо заскочить домой и дать денег на хозяйство, чтобы нового кофе купили и ещё чего-нибудь.

Казначей отсчитал мне мои рубли, я их аккуратненько сложила в кошель и во внутренний карман тулупа, и поблагодарила.

– Ступайте, да не теряйтесь больше, а то мало ли, вдруг вам денег не нужно? – усмехнулся он.

– Кому это не нужно, разве так бывает? – усмехнулась я в ответ, поблагодарила и откланялась.

Хотела уже бежать в сторону дома, но увидела вдруг знакомое лицо.

– Антип Валерьяныч, вы ли это!

Управляющий Софьи Людвиговны был взят в городскую управу распоряжаться фондом, основу которого составило Софьино наследство. И видимо, прижился.

– Оленька Дмитриевна, какая встреча! Неужто вернулись?

Мы обнялись прямо посреди коридора.

– Вот, вернулась, служу в управе. Как вы, как там у наших дела?

Оказалось – дела идут. Антип Валерьяныч служит в управе – обычной, не магической, а сюда заходит время от времени как раз к казначею Кузьме Федотычу. Софьина горничная Агафья бросила службу в людях, живёт у младшего сына, который женился по осени, и ждёт к лету внука. Говорит – того, что оставила Софья, на рачительную жизнь хватит, значит – можно дальше в люди не ходить.

А Марфуша ныне кухарка большого человека из губернской управы, не просто так. Чиновника по делам приезжих, господина Черемисина Дмитрия Львовича. Потому что, говорят, стряпуха отменная, и умеет не только обычную еду варить, но и изыски всякие, до которых, по слухам, сожительница того Черемисина большая охотница.

– А кто у него сожительница?

– А вот этого уже я не знаю. Не то китаянка, говорят, не то кто-то, ещё более экзотический. Давайте вот что сделаем, Ольга Дмитриевна. Я вас всех жду в воскресенье, к обеду – и Агафьюшку позовём, и Марфушу, вот и расскажете – как в Москву съездили, да как сейчас живёте. Где живёте-то?

– На Третьей Солдатской, дом девять, хозяйку Лукерьей зовут.

– А, которая врачует понемногу? Слыхал, слыхал.

О как, интересно. Лукерья, оказывается, вполне так пользу людям приносит, не только сидит и злится на весь белый свет.

– Она самая. Ладно, Антип Валерьяныч, рада была вас повидать, сама-то сто лет бы ещё собиралась с нынешней моей службой. Увидимся в воскресенье!

Раскланялись, он пошёл к казначею, а я дальше. Начала с дома, и правильно. Потому что туда явился посланный Соколовским Алёшка, парень высокий, плечистый и со всех сторон справный. Дамы мои никак не могли взять в толк, кто он и откуда, и зачем вообще, и тут я как раз появилась.

– Здравствуйте, Алёша. Это Надежда, а это – Лукерья, хозяйки мои.

– Это кто же и откуда? – изумлялась Надежда, а сама глазами так и стреляла в пригожего парня.

– Михаил Севостьянович послал, помочь, если что-то понадобится в работе вашей с Варфоломеем Аверьянычем.

– И что он тут делать будет? – хмурилась Лукерья.

– Так что скажете, – расплылся в улыбке Алёшка. – Могу мебель двигать и таскать, могу гвозди забивать, могу пилить и строгать, могу в лавку бегать.

Они бы ещё долго перепирались, но прибыл Курочкин, оглядел пополнение и изрёк:

– Всё верно, парень пригодится. Начнём от крыльца да по солнцу дальше, там у вас и сундуки стоят, и ещё барахлишко какое-то. Магичить-то умеешь? – спросил он Алёшку.

– Как не уметь, – мгновенно отозвался тот.

– Вот и славно. Приступаем. И отпустите уже Ольгу Дмитриевну на службу, её ж потеряют.

– Я сейчас сама пойду, а пока вот, сходить в лавку за арро и чаем, и за конфетами, и за мясом, и что там ещё нужно, ясно? – сунула Лукерье двадцать рублей из пятидесяти и была такова – пока она не завела свою шарманку о том, что и так всё хорошо.

Ясное дело, что хорошо, но всегда же можно сделать немножечко лучше, правда? Поэтому пускай она остывает к вечеру, а я пока пойду, служба ждёт.

Следующим шагом я оказалась у Брагина в кабинете, и никого в том кабинете не увидела. Но услышала громкий разговор, почти ссору. Быстро скинула тулуп и пошла в рабочее наше помещение.

– Доброго всем дня. Что случилось, не расскажете?

– И где вас только носит, госпожа Филиппова, – скривился стоящий тут же сыщик Пантелеев.

А Брагин и Василий просто поклонились.

– Где надо, там и носит, Семён Игнатьевич, – не спустила я. – Что тут, Иван Дмитриевич?

– Так вот новая жертва у нас, – вздохнул тот.

Новая жертва оказалась совсем молодой, не то, чтобы юной девицей, но – близко.

– И как она вообще на улице в ночь одна оказалась? – не поняла я.

– Да говорят, того, гулящая она была, – сказал Василий, не глядя ни на кого.

Жертва при жизни была весьма хороша собой. Русая коса – не хуже, чем у Надежды, одежда – потрёпанная и со следами починки, но чистая, и не парочка, как у, так сказать, среднего класса, а блузка с юбкой, на блузке ветхое штопаное кружево. На ногах валенки, тоже подшитые.

– А от кого сведения? – глянула я на Василия.

Нужно же знать, что и как.

– Так она ж того, в трактире на углу Казарминской промышляла, месяца два как, – сообщил Василий. – Вот её и знали. Вроде она сиротой осталась круглой, эта Еленка, говорили – мать давно богу душу отдала, а отец по осени утоп, когда лёд на реке ещё толком не стал, вышел порыбачить в субботу, а льдина под ним и обломись, он в воду и ухнул. В городской управе служил. Она одна и осталась, вроде в гимназии училась, в последнем классе, а тут платить стало нечем, и за квартиру тоже, вот и пошла улицу утюжить, так говорили.

– Где нашли? – продолжала я расспрашивать. – Тоже здесь неподалёку?

Потому что меня потом непременно будет расспрашивать один очень дотошный человек, я-то знаю.

– На второй Солдатской, между Арсенальной и Преображенской, прямо на улице лежала. Ещё не поздно было, только-только смеркалось, люди ещё не все домой дошли, вот и увидели, и городового позвали, а дальше уж завертелось.

– Ничего себе, поблизости от меня, – на соседней улице, можно сказать.

Предупредить Лукерью и Надю, чтобы не ходили по темноте почём зря?

– И нашли – ещё остыть не успела, – добавил Василий.

– Спугнули что ли? – вряд ли, конечно, но?

– Да вроде бы нет, не говорили о таком.

Тем временем нашему господину Пантелееву прискучило слушать, как я выясняю подробности, и он вклинился в нашу беседу:

– А вы, госпожа Филиппова, могли бы и сами узнать, что случилось, – и бровями-то своими чёрными, красивыми, показывает на лежащее тело.

– Я непременно предприму такую попытку, но сначала мне хочется знать, что уже известно.

– Так вам всё уже изложили. Городовой Хрюкин клянётся, что никого не было, только местные, кто возвращался с работы или с вечерни, соседи из двух тамошних домов, да ещё на шум повыскакивали, – сморщился Пантелеев, очевидно, он не слишком-то доверял всем этим людям.

Или ему хотелось уже раскрыть это дело – и успокоиться.

Ну так всем хотелось бы, чтоб прекратилось, не только ему. Так что…

Я стряхнула руки и начала процедуру допроса. И – умершая Елена мне не отозвалась. Лежала тиха и безмолвна, в лице ни кровинки. Что и требовалось доказать.

– Иван Дмитриевич, дальше ваша работа, – вздохнула я. – И кто будет докладывать Болотникову? Я буду, мне велено, – и смотрю на Пантелеева, пусть хоть заобижается.

– Естественно, я тоже буду. И доложу, что от вас никакого толка, – сообщил он мне.

– А вот от кого сколько толка, решать не вам, – почему-то он меня сегодня даже не особенно бесил.

Иван Дмитриевич подтвердил – следов на теле нет, крови в теле нет тоже. Самый наш случай.

– Там никто ещё не надумал дежурить ночами на улицах? – спросила я позже, когда мы с Брагиным и Василием пили чай в кабинете.

– Пантелеев собирается организовать. Говорит – якобы поиски сбежавшего опасного преступника. Но преступник не так опасен, честно говоря, преступник будет стараться сбежать, а наш неведомый враг хочет чего-то другого.

– Может, он просто маньяк? Хочет убивать, и всё? Или того хуже, нездоровый маньяк, который находит удовольствие в том, чтобы убивать определённым образом?

– Тут вам, магам, должно быть лучше видно – кто и для чего готов так убивать, – сказал Брагин.

– Сказать честно, я не знаю. Но я недоучка, – честно призналась я. – Меня натаскали на практическую работу, а вот теоретических знаний недостаёт.

– Практическая работа у нас сейчас главное, – кивнул Брагин. – Вы хотя бы можете делать то, что нужно, и там, где у Михаила Севостьяныча руки не дотягиваются.

Это точно, это точно. Более того, мы ещё и чай не допили, а сверху пришел Иван Быстров, здешний целитель, и сказал, что меня ждут в Медведниковской больнице – у них там тоже есть умершие, которых бы допросить.

В этой больнице я ещё пока ни разу не была, и более того – это ж другой берег, дошло до меня.

– Как проще всего добраться? Сама не смогу, прямой дороги не знаю, – оглядела я коллег.

– Сейчас найдём извозчика, – кивнул Василий, подхватил тулуп и выбежал.

Вернулся через несколько минут, я как раз оделась, и сказал, что меня ждут.

Меня и впрямь ждал извозчик – правда, с санями, а не с каким не с экипажем. Ну, как есть. И добирались изрядное время – пока до берега, пока по льду, а там ещё и на горку нужно было взобраться. Ничего, осмотрюсь, запомню место, и в следующий раз уже доберусь сама. А пока я сунула извозчику рубль, поблагодарила и пошла в ворота.

Местная амбулатория, судя по вывеске, работала с утра и до обеда, так что огромной очереди на приём я не увидела. Но всё равно вошла внутрь, и спросила у женщины, которая мыла пол, где найти какого-нибудь врача, любого.

– А вон там, по коридору, дверь раскрыта, – показала та.

За раскрытой дверью я увидела кабинет, в нём беседовали двое мужчин.

– Добрый день, я Филиппова из магической управы, мне сказали, что меня ждут.

– Ольга Дмитриевна? Весьма, весьма приятно, здравствуйте, – тот, что был постарше, поклонился. – Я Резников, здешний врач. Вообще у нас тут отделение для хроников, чтобы дышали, значит, сосновым хорошим воздухом, но и обитатели Глазковского предместья приходят лечиться. А ещё и станция, понимаете ли, и работники железной дороги тоже приходят.

Так и оказалось – накануне привезли двоих жителей Глазково, пострадавших в трактирной драке. Обоих спасти не удалось, потому что дрались не только кулаками, а ещё и нож у кого-то был, оба скончались, и по правилам требовался посмертный допрос. Что ж, дело такое, нужное. Я расспросила обоих – отвечали, как миленькие, и зачем их накануне в трактир понесло, и из-за чего сцепились, и кто там ещё был, и кто ещё пострадал. Прямо сказать, мне так много и не нужно было, но – записала, потом оформила заключения, как полагается, и отбыла домой, потому что уже вполне так смеркалось.

Дома нашла мир и спокойствие. За столом на кухне при свете неярких магических огней сидели обе мои хозяйки, Варфоломей и Алёшка. Неспешно пили чай, а Надежда рассказывала какие-то новости. Я поздоровалась, пошла к себе переодеться из рабочего, а когда вернулась, то сначала прислушалась.

– Так Леночку-то эту нашли тут совсем близёхонько, от нас два дома до Арсенальной, а потом на той стороне ещё один дом – а возле него она и лежала, сердешная, а я ж её видала вот совсем недавно, третьего дня, что ли.

– Это что ль та, которая в трактире мужиков искала? – поджала губы Лукерья. – Ну так доходилась, в таком деле долго не живут, особенно в городе. А ты зачем с ней водилась? – и глянула на Надежду так суровенько.

– Жалела я её. У меня-то хоть есть, где жить, и что поесть, и родня вся, и ты вот тут, и те, что в Тельме остались, и служба не тяжёлая. А у ней как мамка с тятькой померли, так и не было никого.

– Что ж она в люди-то не пошла? – сощурилась Лукерья.

И тут я вмешалась.

– А в люди никто не возьмёт без рекомендаций, – покачала я головой. – Знаю, проходила всё это, уж полтора года тому. И если бы не случай, тоже не известно ещё, что бы со мной было сейчас.

Это уже после того, как я у Софьи послужила, меня были готовы брать в другие дома, даже и выбор был, помнится. А теперь я и вовсе барышня с жалованьем за непростую работу.

– И что же, помогли вам? – глянула на меня Лукерья.

– Доктор Зимин помог, порекомендовал. А потом оказалось, что я маг редкой направленности, и Матвей Мироныч отправил меня учиться, чтобы я выучилась и вернулась.

Подумала, что о Софье Людвиговне и её кончине говорить не следует.

– И хорошо, что вернулась, что там делать, в той Москве? – подмигнул мне Варфоломей. – А с девицей-то гулящей что стряслось?

Надежда обрадовалась – снова все смотрели на неё.

– Так её ж чудище заморское сожрало.

Какое ещё чудище? Я, видимо, так смотрела, что все заметили.

– Чем-то ты, Наденька, нашу Ольгу Дмитриевну-то поразила в самые печёнки, – сказал Варфоломей.

– И что за чудище, позвольте узнать? – спросила я, усаживаясь за стол.

Надежда тут же поставила передо мной тарелку жареной на сале картошки, да с традиционными огурчиками и капустой. И хлеб свежий с маслом. И горячий чай, да с плюшками – пальчики оближешь, в общем. Я ела да нахваливала, да поглядывала на Надежду, которая несколько смутилась от вопроса, но потом воспрянула духом и спросила, на моё удивление, Лукерью.

– Помнишь, тёть Луш, у нас дома ещё тогда был случай, когда везли такое чудище по железке в Россию, из-за моря далёкого да ажно до самой Москвы, и оно на станции клетку перегрызло, вырвалось и сбежало, и потом жандармы умаялись его ловить?

– Вспомнила тоже, это ж когда было! – отмахнулась Лукерья.

– Нет уж, рассказывайте, – я отдала Надежде пустую тарелку.– Потому что мы тут, понимаете ли, голову ломаем, кто да что, а у вас, оказывается, есть ответ?

– Наверное, Надежда Николаевна сама наблюдала то чудище? Или его жертв? – вкрадчиво спросил Алёшка.

Явно у барина своего манер набрался, паразит. А Наденька-то наша Николаевна вспыхнула, как тот маков цвет, и заговорила.

– Так ейными жертвами-то потом ещё две али три зимы детей пугали, чтобы ну, на улице-то не бегали затемно, домой шли, так и говорили – чудище заморское загрызёт. И так загрызёт, что ни кровиночки в тебе не останется. Будешь, значит, лежать, весь холодный-холодный, и позовут тебя – а ты не отзовёшься, и солнышка не увидишь, и только молиться за тебя и останется. Ну а кому захочется, чтобы за него только молиться осталось?

– И кого загрызло то чудище? – нужно же знать.

– Так троих загрызло, и двое были здоровые мужики, отбились бы запросто, если бы это был человек! А то ж чудище, сила-то евонная нечеловечья, от неё никак не отобьёшься, это все знают.

– А третий?

– А третий был третья, Василиса Лаптева, от полюбовничка ночью бежала и попалась. Загрызли – и всё. А опосля те, кто вёз то чудище, сказали – ему, мол, питаться надо, оно иначе не доживёт до Москвы-то, в муках помрёт. И они ловили ему зайцев да крыс каких, чтоб была живая кровь, но ему-то человечины надо, оно разумное, и на зайцах долго не протянет! Вот и вырывалось, и успевало кого поймать да загрызть, да всю кровь вытянуть, пока не поймали. А кровь оно умело вытянуть так, чтоб ни единого следа от того не осталось, и чтобы ни в жисть никто не догадался, что это оно сделало.

– И что, известно, было то чудище мужеского полу али женского? – спросил Варфоломей.

– Мужик то был, но мелкий, тощий, мамка опосля видела в железной клетке, все ж тогда пошли поглядеть, всем селом, когда насовсем его увозили. По такому и не скажешь, что может загрызть, а ведь смог, – вздохнула Надежда. – И хотели, чтоб его порешили там же, на месте, за то, что людёв-то загрыз, но жандармы не дали, сказали – в Москве большие чиновники разберутся.

– Вот и не шастай из дома вечером, ясно тебе? – Лукерья сурово глянула на племянницу, и та только вздохнула, признавая её правоту.

После того мужчины принялись откланиваться да прощаться до завтра, и я поняла, что Алёшка весьма пригодился моим хозяйкам днём, во время работы. Вот и хорошо.

А мне, выходит, будет, о чём поведать нынче вечером всем своим начальникам.