Текст книги "Барышня ищет разгадки (СИ)"

Автор книги: Салма Кальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

4. Любопытное

4. Любопытное

Уж конечно, я желала увидеть любопытное.

– Далеко ли идти, Михаил Севостьянович?

– Далеко, – кивнул он. – И там, как можно догадаться, холодно.

Вообще на календаре значилось начало марта, и где-то в тёплых краях уже, наверное, вылезли какие-нибудь цветочки. Но на то они и тёплые, те края, а у нас наступление весны выражалось главным образом в том, что днём солнце припекало чуть сильнее, снег съёживался и таял, но к ночи всё замерзало, и ночью казалось, что зима пока не намерена заканчиваться. Но птицы на рассвете орали, как заполошные, у Надежды на окошке в миске колосился зелёный лук – дома тоже добывали зелень из поставленной в воду луковицы. И вообще солнце светило ярче, и можно было надеяться на приход весны.

– Хорошо, я оденусь, и оденусь тепло.

– Зайду через четверть часа.

– Отлично, жду, – выдохнула я, и побежала одеваться.

– Вы куда это собрались? – спросила привлечённая шумом Надежда.

– Вызов по службе, – я ничуть не кривила душой, удобно же, когда твой мужчина ещё и твой начальник, так?

Я достала давно не ношеный полевой костюм – кожаные брюки, правда, под них всё одно пришло надеть тёплое, и сапоги, и запахнуться в платок и тулуп. Ну вот, я готова, где начальство?

Явился, проступил из теней весь, оглядел меня с улыбкой. Сам-то он был одет совершенно обычно, не как на бал, конечно, но – на доклад к губернатору можно. В отличие от меня.

– О, снова тот замечательный наряд, помню его.

– Удивительно подходит для ночных вылазок неведомо куда. И я поняла, что давно не ходила на охоту за нежитью.

– Вот и сходим сейчас в любопытное место, посмотрим.

– Это по тому самому делу, где муку с солью воровали?

– Именно.

Он подал мне руку и мы шагнули… куда-то. Непроглядная тьма, собачий холод – всё, как положено. А потом глаза чуть притерпелись, и луна вышла из-за облака, и я осмотрелась. Погост, обычный деревенский погост, за время учёбы я перебывала на многих. Снег по колено, но кое-где дорожки, по некоторым следы, некоторые кресты обметены от снега. Кое-где и тарелочки с замёрзшей снедью стоят – прямо как дома.

– И где мы? – спрашиваю.

– Урик. Богатое село, почтенные жители.

– И вдруг такое непотребство, – киваю.

– Осмотрелась? – Соколовский держал меня за руку. – А теперь присмотрись хорошенько и скажи – не видишь ли ты каких-то странностей.

Что ж тут странного-то может быть? Я присмотрелась, ничего не поняла. Потом прикрыла глаза и доверилась ощущениям.

Меня окутал совершенно понятный энергетический фон – какой и должен быть в таком месте. Или… или нет?

Больше всего это почему-то напомнило постель – такую заправленную по линеечке постель, аккуратную и опрятную, в которую с одного боку забралась кошка и спит теперь внутри. И остался прокопанный той кошкой ход между покрывалом и одеялом. И тут я увидела такой ход… будто кто-то потревожил здешнее спокойствие, да не сумел или не захотел вернуть всё, как было.

– Кажется, я поняла, – сказала я, открыв глаза.

– Рассказывай, что увидела, – кивнул стоявший всё это время за моей спиной Соколовский. – Сравним ощущения.

Я рассказала.

– А ведь точное сравнение. И я тебе больше скажу, эту дыру можно увидеть – пройди вперёд шагов десять, наверное, нужно смотреть по следам, не перепутаешь. Можно подсветить дорогу, – он выпустил большой осветительный шар.

Я осторожно пошла по дорожке.

– Следы-то твои?

– И мои тоже, но не только. Конечно, есть некая обычная активность местных жителей, ну там поминки, годовщины и что ещё положено, но не только, потому что от такого рода действий примеченного тобой никак не останется.

Я прошла предложенные десять шагов, осмотрелась… и увидела провал в снегу возле покосившегося креста.

– Оно?

– Именно. Кто-то порылся и не удосужился завершить действие.

– И из этой дыры выбрался тот, кто украл муку и соль?

– Да скорее, помог украсть. Мне только интересно, работали артефактом, и просто неумело работали, или же нашёлся кто-то нашей силы, и помог, но тоже как-то топорно, будто неумелый.

– Думаешь, не может быть неумелого некроманта?

В самом деле, не могут же обойти все таёжные заимки! Мало ли, где можно скрыться? В столицах-то скрываются, а там маг на маге, а здесь и подавно.

– Да в том и дело, что запросто. Когда проходила перепись, вовсе не все были готовы объявить о магических способностях у себя или у детей, так что – немудрено.

– Нужно поискать.

– Нужно. Но раз до сих пор не нашли – тут что-то не так. Нечисто.

Я снимаю перчатку и веду рукой над дырой, пытаюсь поймать остатки чужого заклинания. Соколовский понимает, что я делаю, и не мешает.

– Я тоже попробовал, но поймал очень мало.

– Давай надеяться, что если встретимся ещё раз – то узнаем, – пожимаю плечами.

– Давай надеяться. А сейчас надо бы эту дыру закрыть, справишься?

Я пожимаю плечами, собираюсь с силой и затягиваю неприятное место, разглаживаю, смотрю на результат. В дыру ухнуло сколько-то снега… и наверное, не только снега. Можно стряхнуть руки и идти дальше.

– У тебя отлично вышло, я бы сам не справился лучше, – улыбается он мне. – А сейчас у нас ещё одно место, сравним впечатления.

Второй погост в селе Усть-Балей выглядел схожим образом – вплоть до дыры. Мы снова сравнили впечатления – да, есть некие остатки от творившейся магии, но – без деталей, никаких характерных особенностей почерка мага. Что легко можно объяснить и использованием артефакта, и неумелостью работавшего мага.

И никаких конкретных ответов, ни одного.

Я дышала на замёрзшие руки, а Соколовский, улыбнувшись, сначала затянул дыру сам, а потом взял меня за локоть.

– Пойдём уже греться, Лёля.

– Греться? Ну да, то, что надо.

Бегать за нежитью – одно дело, а стоять в сугробе – совсем другое, и у меня уже зуб на зуб не попадал. И я совершенно не возражала, когда он утащил меня в тепло – то самое тепло, которое устроила ещё неведомая мне франкийская принцесса, в чьём доме мы жили в Поворотнице.

– Мыть руки и есть горячую еду, – сказал Соколовский. – Быстро мыть руки и есть.

– Мы торопимся? – не поняла я.

– Как сказать, – усмехнулся он. – Дело к полуночи, хорошо бы поспать хоть несколько часов… но до того я сниму с тебя это удивительное одеяние.

– Не даёт покоя? – вернула усмешку я.

– Поражает воображение, – он принёс согретую кашу и горячий чай.

Мы и впрямь очень быстро поели, а потом он потянул меня в уже известную мне спальню.

– Лёля моя Лёля, невероятная и прекрасная… Кто тебя только надоумил добыть эти изумительные брюки?

Кончики пальцев пробежались по моей ноге, и не важно, что там несколько слоёв одежды… нет, важно, лучше сейчас без них.

А когда все одежды были сняты, только и оставалось – обхватить друг друга и упасть. В то измерение, где были только мы двое, и больше ничего и никого. Желательно, до утра.

5. Факты и слухи

5. Факты и слухи

Первой проснулась я – потому что больше переживала за возможное раскрытие тайны, наверное. Глянула на Мишины часы – шестой час. Кажется, в два часа мы ещё не спали… Ладно, пока мы в таком вот непонятном статусе, то будем прятаться ото всех.

Я выбралась из постели, натянула сорочку и принялась сгребать прочую свою одежду в кучу. Теневая изнанка – это такое место, где не ощущаешь ни тепла, ни холода, там просто нет таких понятий. Поэтому можно сбежать, не одеваясь, и досыпать дома.

Он проснулся, смотрел на меня, молчал.

– Мне будет проще, если Надежда обнаружит меня утром в своей комнате.

– Понимаю, Лёлечка, – и ещё дотянулся и поцеловал. – Ничего, мы это изменим. Совсем скоро изменим.

Мы ещё поцеловались, потом ещё поцеловались, а потом я нырнула-таки домой. Свалила одежду на лавку и забралась под одеяло. Спать, срочно спать.

Надежда застучалась в дверь в семь часов, я с трудом разлепила глаза и откликнулась – поднимаюсь, мол, спасибо. И впрямь поднялась, плеснула в лицо холодной воды, умылась, сложила нормально ночную одежду. Пожалела отчаянно, что нет в ходу телефона, в котором можно было бы написать позитивную глупость или отправить каких-нибудь стикеров.

Потом сообразила, достала зеркало. Подумала о Мише, нарисовала мокрым пальцем смайлик и перевернула зеркало на постель – чтоб не убежал. Сама себе посмеялась. Потом спрошу, дошло ли хоть что-нибудь.

Вызов настиг меня за завтраком.

– Доброго вам утра, прекраснейшая Ольга Дмитриевна, – смотрит весело, сверкает глазами. – Матвей Миронович желает послушать, что мы с вами видели нынче в ночь.

– Хорошо, расскажем, – киваю я.

– Вот и славно. За вами зайти?

– Доберусь, – увидимся же.

– Значит, там и встретимся. Послание ваше, кстати, я получил, и весьма вам за него признателен, – подмигнул и отключился.

– Снова что-то деется, да? Нехорошее? – ухватила суть Надежда.

– Да вот снова пока не ясно, – говорю, – и болтать о том пока не следует, потому что фактов-то никаких и нет.

– И ночью вы по тому делу ходили?

– По нему самому. Как будет, что говорить, я сама тебе расскажу, хорошо? – в конце концов, это своего рода блоги, соцсети и пресса в одном лице, и нужно использовать. И можно сейчас обсудить этот вопрос с Болотниковым – что нужно выдавать наружу какую-то версию информации, иначе наши добрые жители просто сами додумают недостающее.

А пока я допила свой кофе, тьфу, арро, попрощалась с Надеждой – Лукерья уже ушла кому-то из соседей боль снимать – и шагнула к Болотникову.

Там меня уже поджидали – и сам хозяин, и снова Фань-Фань, и Пантелеев, и успевший раньше меня Миша. Все здоровались и кланялись, и говорить начал как раз Соколовский.

– Вчера сначала я сам предпринял вылазку на оба погоста, а потом мы повторили вместе с Ольгой Дмитриевной.

– А с ней-то зачем? – не понял Пантелеев.

– А затем, что одна голова хорошо, а две лучше, а Ольга Дмитриевна у нас всё же маг-некромант, а не приживалка, – сурово сказал Соколовский.

И дальше рассказал обо всём, чему мы стали свидетелями, и о выводах – либо артефакты, либо неумелый некромант.

– Любопытно, любопытно. Конечно, артефакты могут выплыть какие угодно, тут люд-то разный весьма, не все в одной рубахе прибывают, многие со всем скарбом, и тащат с собой разное, – раздумчиво говорил Болотников. – И маги неучтённые могут быть, тоже запросто – ушёл себе в тайгу, да и концов нет, всё. А как переписчики убрались восвояси – так и вернулся. И как же поискать-то нам нашего некроманта, если он очевидно не желает быть найденным?

– Когда-то нам рассказывали, что в Европах умеют засекать магическую активность, – мечтательно произнёс Пантелеев.

– На ограниченном пространстве и силами одного или нескольких очень сильных магов-универсалов, – покачал головой Соколовский. – Конечно, идея богатая, но реализуема, боюсь я, даже не в нынешнем просвещённом столетии. Те, кто это делал, не имели под своей рукой наших бескрайних просторов, зато имели много времени на исследования сего предмета. Тут за Сибирском-то не вдруг уследишь, а обо всей губернии и говорить нечего.

– И где искать вашего некроманта, если это некромант? Артефакт-то и вовсе не найти, я верно понимаю? – Пантелеев так и сочился недоверчивостью.

– Верно, Семён Игнатьевич, – задумчиво кивнул Соколовский. – Но кроме возможной магической составляющей у нас есть и обычный разбой, так ведь? Может быть, пойти сначала с этой стороны?

– Есть у меня в Урике человечек, в прошлом месяце нашли его украденную собственность, сказал – век не забудет, и говорил – обращаться, если что нужно, – медленно произнёс Пантелеев. – Навещу, поговорю. Пусть слухи соберёт и может быть, не только слухи.

– И ещё прошу не забывать, что дорога-то у нас не простая, и ведёт в том числе в Александровский централ, – веско сказал Болотников. – Туда не довезли продовольствие, и что там ещё было в тех телегах.

– Может быть, что-то как раз довезли? – приподнял бровь Соколовский. – Оттуда не было сигналов, что груз не доехал?

– Так вот не знаю пока, снесусь с ними сегодня, есть там кое-кто, магической связью владеющий, ответит. Заодно скажу глядеть в оба.

– Вот и договорились, – кивнул Соколовский.

– Я могу поискать некроманта, – сказала внезапно Фань-Фань. – Я не слишком хорошо знаю земли, что расположены далеко от города, но если близко – могу почуять.

– И что сделаете тогда? – нахмурился Пантелеев.

– Дам вам знать, – она обезоруживающе улыбнулась. – О нет, я не собираюсь хватать его и тащить, я просто расскажу, что узнаю.

Я не слишком понимала, как Фань-Фань сможет найти не факт, что существующего некроманта, но помнила записки Бельского о лисодемонах, и о том, что способности их велики и безграничны, и что не людским умом их все постичь. Значит – пускай ищет. А нам бы разобраться с задачкой поскорее, да не с одной. И с лишними слухами – тоже.

– О чём задумались, Ольга Дмитриевна? – поддел Болотников.

– Не поверите, о слухах, – тут же ответила я. – Если бы мы сами их как-то организованно выпускали, то глядишь, они не прирастали бы с такой скоростью, как сейчас. Люди же всё равно будут болтать, хоть чем им грози, природа их такая. Вот её, в смысле природу, и нужно использовать.

– И что же, по-вашему, я должен сесть и сочинять слухи? – не понял Болотников.

– Отчего вы? Я помню перспективного журналиста, Владимира Арсентьевича, наверное, он сможет подсказать ещё кого-нибудь. В «Губернские ведомости» писать не обязательно, а рассказывать в трактирах – можно.

Болотников осмотрел меня внимательно, будто впервые увидел.

– Подумаем, – кивнул. – А пока – делаем, кто что взял на себя, ну и об обычных делах не забываем. И ждём известий.

И ждём известий, да. Я преувеличенно вежливо распрощалась с Соколовским, кивнула остальным – и отправилась в больницу к Ивану Дмитриевичу. Потому что там меня ждала работа, она вечна, а остальное – потом.

6. Вести из столицы

6. Вести из столицы

Неурочный вызов отца оторвал Соколовского от неких приятных размышлений после переполненного работой дня. Строго говоря, всякий подобный вызов выглядел неурочным, потому что – не в обычае у них было вызывать друг друга, разве что очень уж припирала нужда, и то больше по делу, чем для себя.

День вышел суматошный – после совещания у Болотникова нужно было отправиться скоренько в Нижнеудинский уезд, потому что там, оказывается, образовалось тело с явными следами насильственной кончины, и местные засуетились. Правда, Болотников открыл портал – им обоим, вместе с Пантелеевым, который тут же встрепенулся и тоже изъявил желание выяснить, что случилось. Вот вдвоём там до вечера и провозились.

Пантелееву докладывали местный исправник и свидетели, а Соколовскому – врач местной больницы, и провозились с тем делом до сумерек – потому что оказалось, причиной смерти стала вовсе не семейная ссора, как полагали поначалу, а делёжка украденного при разгрузке на железнодорожной станции сахара.

– Что-то у нас который день сплошные покражи продовольствия, – ворчал Пантелеев. – То нежить соль с мукой ворует, то эти вот, – брезгливо морщился, вспоминая допрос брата убиенного.

Тот брат не сразу, но сознался, что вместе с покойным Трифоном и ещё с соседом Вовкой уволокли три мешка, договаривались сбыть через бакалейную лавку кума, но Трифон решил схоронить полмешка для своих нужд – домашних настоек, которыми приторговывал, и варенья. Однако компаньоны приметили недостачу, прижали к стене, слово за слово, дошло до драки, и дальше уже случайность – потому что никто не ожидал, что Трифон упадет головой аккурат на угол сундука, окованный металлом, и тут же отдаст богу душу. А собирались-то всего-навсего проучить, чтоб далее неповадно было у своих тащить, ладно где-то там, на железке, где плохо лежало, а тут-то! Помянутый брат едва не плакал, потому что никак не ожидал такой развязки, и ещё теперь должен был заботиться о вдове Трифона и его пятерых детях, а у него у самого четверо, и тоже все мал мала меньше.

Из посмертного допроса узнали, что покойный Трифон ещё и задолжал в кабаке месяц как, просрочил уплату долга и изыскивал возможности разжиться деньгами дополнительно к заработку – а работал он на заготовке леса. И что он как раз накануне был на работе своей выходной и подрабатывал на разгрузке вагонов на станции – там и присмотрел мешки с сахаром, из-за которых всё и случилось.

Эта простая в сущности история так утомила, что Соколовский едва ли не с радостью сбежал из присутственной избы на воздух, да ещё и погост местный заодно проведал – но не обнаружил там ничего, похожего на то, что видели с Лёлей в Урике. И то ладно. И потом уже просто вернулся в Сибирск теневыми путями, предупредив Пантелеева, чтоб не ждал его с порталом.

Впрочем, в городе его тоже ждали – в Медведниковской больнице и в Солдатовской, и раз уж Лёля героически взяла на себя Кузнецовскую, то ему по справедливости остались все прочие. И то хорошо, что привыкли к его появлениям вне служебных часов – с пониманием люди, знают, что он один, а вопросов важных много.

Так и вышло, что к ночи уже хотелось поесть, вытянуть ноги, и ещё хорошо бы с Лёлей хотя бы парой слов перемолвиться, не говоря уж о большем. И в этот-то момент, когда наконец-то ноги вытянул, отец его и дозвался.

– Сидишь? Вот и хорошо, что сидишь, – сказал он сумрачно. – Что ты там у вас наворотил, что на тебя аж в столицу доносы пишут?

– Я наворотил? – Михал как-то с ходу даже и не сообразил, о чём вообще речь.

– Ты, кто ж ещё, – отец смотрел сумрачно и выглядел не менее уставшим, чем он. – Доносец на тебя, да не простой, а с прицелом ещё и на меня, раз ты мой сын и тоже некромант. Мол, убираешь неугодных свидетелей, да так, что не вдруг к тебе подкопаешься.

– Ничего не понимаю, – честно сказал Михал. – Кого я убрал-то? И что, доносящий не знает, что подобного не скрыть?

– А там посмертного допроса не то не было, не то ты сам его проводил, – сказал отец с усмешкой.

– Так всегда же свидетели какие-то есть, – он продолжал ничего не понимать.

Донос? На него? С какой радости и кому вообще это понадобилось?

– А точно ли всегда? И заключения твои они тоже всегда подписывают?

Михал задумался.

– Сегодня точно подписывали. А есть ли копия?

– Так вот нет, и я увидел только потому, что с Третьяковым мы сто лет знакомы и девяносто девять из них вместе служим, – Третьяков – это министр, маг-боевик, и с отцом они и вправду знакомы давно и хорошо. – И уж конечно, фамилий ваших местных в голове не удержал. Там вообще как, есть кому за тебя слово-то сказать? Или нос дерёшь, и со всеми перессорился?

– С чего перессорился-то?

– А с чего на тебя доносы пишут?

– На кого не пишут-то?

– Ты прав, на всех, но не на всех кладут официально министру на стол, чтоб непременно дать ход и учинить разбирательство.

– И прямо будет разбирательство?

– Потянет Андрей Савельевич, сколько сможет, если не будет никакого движения – то и замнёт, а будет – ну, там посмотрим. Но ты не думай, что легко отделался, во-первых, ещё и не отделался, а во-вторых – если хотят меня подвинуть, то и от тебя не отцепятся.

Это как раз было понятно, и если речь о каких-то отцовских врагах, то те точно не отцепятся. И будут пользоваться любыми средствами, это тоже понятно. Только вот кто те враги, и чего они успели напридумывать о нём? Придумать-то о ком угодно можно, дело нехитрое, особенно – если человек не в своём огородишке небо коптит, а по всей немалой губернии мотается.

Настроение испортилось совершенно, и он понял, что даже не спросил отца – узнал ли тот что-то о Куницыне. Не до Куницына ему сейчас, это всякому понятно.

Что ж, значит – будем ждать новых сведений. И готовиться к возможной войне.

7. О возможных причинах доносительства

7. О возможных причинах доносительства

Не зря говорят – утро вечера мудренее. То, что в ночи показалось неприятным донельзя, утром уже виделось так или иначе разрешимым. И Соколовский первым делом связался с Болотниковым и выразил желание переговорить.

– Заглядывай, смертушка, только поскорее, – кивнул в зеркале Болотников. – А то Илья Елисеич ждёт.

Ого, Илья Елисеич, губернатор, значит. Интересно, в чём там вопрос? Или не могло так быстро дойти и распространиться?

– Прямо сейчас и загляну, если арро нальёшь.

– Отравы твоей заморской налью, куда уж деваться. Нет бы чаю, как добрый человек, – смеялся Болотников.

А Соколовский предупредил Алешку, что уходит, да как бы не на весь день, и отправился.

У Болотникова, как всегда, было тепло и сытно – каша по постному времени не с мясом, но с грибами, капуста, солёные огурчики да с той же капустой пироги. И арро – тёмный и густой, той самой, какая нужна, крепости. Хорошо.

– Рассказывай, какая нелёгкая тебя с утра принесла – ну, кроме естественного для всякого живого человека чувства голода, – усмехнулся Матвей Мироныч.

– Так вот новости из столицы подъехали, – и Соколовский рассказал о ночном разговоре с отцом.

– Донос, говоришь. Любопытственно. И что же, уважаемый Севостьян Михайлович не углядел, кто автор? Или тот автор не изволил подписаться? И в каких же смертных грехах тебя обвиняют?

– Так вот не ясно пока. Думаю, отец со своей стороны разузнает, и сообщит, но мне интересно, кому я мог перейти дорогу здесь? Неужели кто-то желает занять мою должность?

Должность предполагает больше работы и ответственности, нежели каких-то благ земных, но кто их знает, людей-то, что там у них в головах? Может быть, думают, что он на золоте ест и пьёт?

Уж конечно, ест и пьёт. Когда имеет время поесть и выпить. Хотя бы чаю горячего. Только кто ж о том задумается?

– Ты спрашиваешь, кому? Да кому угодно, – отмахнулся Болотников. – Ты не бедствуешь, одинок и независим, не желаешь составить счастье какой-нибудь девицы из хорошей семьи, а точнее – счастье маменьки и папеньки этой девицы, наверняка кого-нибудь недолюбил и бросил, а кого-нибудь не полюбил вовсе, отказал в какой-нибудь невинной просьбе, а то, глядишь, и в существенной – и всё это уже может послужить поводом для злобы и мести.

– Но ничего из названного не может служить предметом собственно доноса, всё это суть сплетни, – отмахнулся Соколовский.

– Так это я тебе назвал варианты и возможности, ты ж не о предмете меня спросил, а о том, кому мог дорогу перейти. Вот и вспоминай, что из названного у тебя случилось в последние месяцы.

Соколовский и вправду задумался – и ничего придумать не смог.

– В последние месяцы я интересовался главным образом служебными делами, – покачал он головой. – В гостях почти не бывал, на светских вечерах тоже, даже в театр дорогу забыл, – пожал он плечами. – Как-то и дел невпроворот, и в целом не до того.

– Когда признанный герой-любовник вдруг перестаёт бывать в свете и ударяется в службу, это может вызывать подозрения. А вдруг это совесть нечистая покоя не даёт? – усмехнулся Болотников.

– Да будто сам не знаешь, сколько всего делать приходится и где для того бывать, – отмахнулся Соколовский.

– Я-то знаю, но и я не могу понять, чего ради ты загрузил себя служебными делами по самую маковку вместо того, чтобы поселить в своём доме супругу, сначала одну, а со временем и детишек бы поднабралось, – усмехнулся Болотников.

– Что-то ты сам не торопишься осчастливить какую-нибудь девицу из хорошей семьи, – вернул усмешку Соколовский. – И ты не из тех, кого где-то в России невеста ждёт, насколько я знаю.

– Да никто не ждёт, – нахмурился Болотников. – Потому что там и возвращаться-то особо некуда. Я и не рвусь, прижился, мне и здесь хорошо. А родители девиц из хороших семей пускай смотрят на Фанечку и вздыхают, потому что – опоздали.

О как, Фанечка. Далеко зашло, судя по всему.

– Ну а я, если тебе ещё никто не насплетничал, с юности связан обещанием жениться, – глянул на Болотникова, поморщился, как всегда при упоминании этого прискорбного факта.

– Сплетни, сам понимаешь, дело такое, проверять их нужно. А подобную не вдруг проверишь, потому что где та невеста?

– Вот, правильный вопрос. Я не знаю на него ответа, и отец мой, весьма желавший породниться таким образом со своим другом юности, не знает тоже. Этот факт крайне удручает меня, потому что не будь его, я давно бы уже сделал предложение и перестал быть объектом охоты для родителей девушек из хороших семей.

– Надо же, как всё кучеряво-то, – покачал головой Болотников. – Прямо как в романе – герой обещался, а сам не знает, кому.

– По логике романа, по мою душу должна прийти неведома зверушка, но пришёл пока только донос, и то не сам донос, но сведения о нём, причём неполные.

– Когда придут полные – там уже отмахнуться будет никак невозможно. А пока ещё ты можешь жить-поживать, как привык, и делать тоже что заблагорассудится.

– А точнее, что по службе положено, – усмехнулся Соколовский.

– И это тоже. Кстати, говорят, снова напали на путников, только теперь уже на Приленском тракте, но тоже недалеко от города, близ Хомутово. Люди живы, а вот телеги, лошади и поклажа досталась разбойничкам.

– Но хотя бы люди разбойничали-то, или снова скелеты?

– Так вот пока не знаю подробностей, только о самом факте нападения вчера под вечер, снова в сумерках.

– Что-то лихие люди вовсе страх потеряли. А что наш Семён Игнатьевич? Из Нижнеудинска не вернулся?

– Не слышал, видимо – не вернулся. Вернётся – а тут его новости-то и поджидают. Но если там снова нежить в банду затесалась, я уж тебя побеспокою, не обессудь.

– Да пожалуйста. Эх, хорошо у тебя, но дела не ждут.

– Так и меня не ждут, все верно. А если что по твоему делу услышу – дам знать.

– Благодарствую, – кивнул, поднимаясь, Соколовский.

И отправился далее по служебным делам.