Текст книги "Барышня ищет разгадки (СИ)"

Автор книги: Салма Кальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

– Пришла и останусь, – киваю.

Держу его за руку, любуюсь.

Алексей заглядывает, когда мы как раз держимся за ручки.

– Ольга Дмитриевна, как вам удалось уложить его? Упрямый же, как баран!

– Как-то удалось, – улыбаюсь я.

– Вот и славно, тогда я сейчас принесу зелье от Василь Васильича, и перевяжемся.

Он и впрямь приносит зелье, и чистое полотно, и меняет повязку – и очевидно, делает это не в первый раз, потому что ловко и умело. Наверное, если жить в доме Соколовского, и не такому выучишься?

А потом он уходит и прощается до завтра. А Соколовский вновь берёт меня за руку и целует пальцы.

– Но… тебе не станет хуже? – интересуюсь я на всякий случай.

– Только лучше, обещаю. Мы будем осторожны и трепетны, и изысканно нежны. Сегодня. А завтра – посмотрим. Как нам захочется.

– Будет и завтра? – смеюсь?

– Будет и послезавтра, и ещё потом, и всегда.

– Вот и отлично, – успеваю сказать, прежде чем упасть в поцелуй.

29. По заслугам расчет

29. По заслугам расчёт

Вызов Болотникова застал нас обоих в постели.

Накануне мы уснули очень не сразу, потому что столько всего накопилось, и сказать, и сделать, и коснуться, и обнять, и дотронуться, и шептать на ухо разные глупости, которые ни за что не повторишь при свете дня и громко. И утром тоже совершенно не торопились вставать – потому что воскресенье и куда торопиться?

Мы отгородились от мира всякими-разными заклятьями, и ничего не слышали о том, что там делал в доме Алексей и что творилось снаружи. И даже то, что сквозь не замёрзшие окна в щель между портьерами заглянуло февральское солнце, не заставило нас подняться с постели.

И в этом благолепии – вызов Болотникова.

– Лёля, можешь дотянуться до сюртука, он на стуле?

Да, мне в тот момент, гм, это было удобнее. Я и дотянулась. И чуть отодвинулась, чтобы ни при каких обстоятельствах не попасть в передаваемое изображение. Впрочем, была изловлена свободной рукой и прижата к телу.

– Доброго тебе утречка, смертушка. Вижу, жив и благостен, вот и славно. Собирай свои кости да приходи обедать. А если Ольгу Дмитриевну по дороге найдёшь и приведёшь, так тем и лучше. Очень уж познавательная у нас тут беседа.

Вот так, можно сказать – прямой приказ начальства. Значит, будем вставать и собираться.

– Я схожу домой и переоденусь, – сказала я ему.

– Конечно, – кивнул он. – Я загляну, и отправимся.

– Ты можешь? Заглядывать, отправляться?

– Я сегодня всё могу, – улыбался он, но я видела – движения ещё скованные.

Ну да, если тебя подрали, то нужно восстанавливаться.

Мы поцеловались, и я отправилась к себе, едва ли не напевая.

Дома моему явлению изумились.

– Где это вы пропадали всю ночь? – Лукерья по обыкновению хмурилась.

– В хорошем месте, – просияла улыбкой я, сегодня мне было всё равно, что обо мне думают, и я была готова любить весь мир.

– Слухи ж пойдут, – она рассматривала меня с каким-то болезненным, как мне показалось, любопытством.

– А не болтайте, ни вы, ни Надежда, и никуда они не пойдут. Я ж на рассвете в калитку не стучусь, чтоб пустили, и всю улицу этим делом не веселю, – отмахнулась я. – Кто знает, тот знает, а остальным и дела нет.

Та только вздохнула, очевидно, считала, что дело есть всем до всего. Но спросила:

– Завтрак-то подать?

– Арро свари, – согласилась я. – А вообще Болотников обещал накормить, у него всегда вкусно.

– Ну если он, тогда да, – согласилась Лукерья.

Я же быстро переоделась и вообще привела себя в порядок – как-никак, иду к начальству. И как раз допивала свой кофе, когда появился Соколовский – красивый, элегантный, с тростью.

– Добро утро, Лукерья, – кивнул он хозяйке, а потом взглянул на меня, улыбка шире нашей кухни. – Готовы ли вы следовать к начальству, Ольга Дмитриевна?

– Благодарю вас, готова, – сама, наверное, сияю, как чистый-чистый самовар.

– Тогда отправляемся, – важно сказал он.

У Болотникова и впрямь оказалось любопытно. За чайным столом восседала госпожа Фань-Фань, сегодня в европейском платье. А напротив неё… ещё одна дама в европейском платье.

Невысокая, круглолицая, темноволосая. Я не могла сказать, сколько ей лет. Никаких признаков старости, но – вот прямо видно, что уже не юная, какой представляется Фань-Фань.

– Вот, госпожа Аюна, представляю вам наших некромантов, вступивших в бой с демоном и не пожалевших живота своего, – сказал Болотников с лёгкой усмешкой.

Госпожа Аюна улыбнулась и кивнула.

– Приветствую вас, и рада знакомству, – затем осмотрела нас обоих внимательно и остановилась взглядом на Соколовском. – Кажется, я была знакома с вашим предком.

Он смотрел с изумлённой улыбкой.

– Мой предок – это сто лет назад?

– Да, Северин де Роган. Есть у вас что-то общее, хоть он был и совершенно другой масти, – и обернулась ко мне. – А вас я не знаю совсем, но тоже вижу что-то знакомое, неуловимое.

– Ольга Дмитриевна очень издалека, – сказал Соколовский.

– Вероятно, – кивнула госпожа Аюна. – Но будьте добры, расскажите о вашей встрече с дурной лисицей.

– Непременно, – кивнул Соколовский. – А вы? Кто вы и откуда, прекрасная госпожа?

– Я живу в Поворотнице… почти всегда, – улыбнулась она. – А семейство моё разбежалось по свету. Но считаю своим долгом приглядывать за ближними территориями, и раз здесь завелось что-то непотребное, то это надобно пресечь.

Мне очень хотелось посмотреть на госпожу Аюну из теней, прямо ладони зачесались. Терпение, только терпение.

По знаку Болотникова нам принесли чаю и блинов – тонких, кружевных, и к ним топлёного масла, сметаны, малинового варенья. И Соколовский взялся рассказывать.

С начала – то есть, с известия о непонятных телах, которые не допросить некроманту. С тревог Пантелеева – кстати, любопытно, почему его не позвали сегодня. Наверное, потому что наговорил лишку вчера? Или ещё позовут? Потом – о своём путешествии в Москву, и о консультациях с тамошними некромантами, и не только некромантами, и о Бельском.

– Значит, Бельский хотел стребовать с лисицы желание, – медленно произнесла госпожа Аюна. – Любопытно, чего же он хотел.

А тут мне было, о чём рассказать, и я рассказала. О том, как он рисовал ловушку, и призывал лисицу, и та лисица явилась, но вместо меня выбрала его.

– А у вас, Ольга, что с ней вышло? – и вот уже чёрные глаза смотрят прямо на меня, побуждая рассказывать.

И я рассказываю – о сражении на улице, о своей немощи, о том, как Бельский заявился ко мне на службу. И о нашей с ним встрече на маскараде.

– Сейчас с вами всё в порядке, – говорит мне госпожа Аюна. – А на вас бы взглянуть, – смотрит на Соколовского. – Заживление идёт своим чередом, но ведь можно и ускорить?

Да он и так, подумалось мне, сегодня прыгает и скачет, особенно если сравнить со вчерашним днём, когда лежал в кресле тряпочкой! Очень пафосной тряпочкой, но лежал ведь! И почти всё совещание молчал, а ведь мог кого-нибудь подкусывать, того же Пантелеева, или Черемисина.

Он улыбается госпоже Аюне, но тут в гостиную вбегает парень из дворни Болотникова.

– Матвей Мироныч, от Дмитрия Львовича прибегли, там непорядок какой-то, говорят, хотят вас туда срочно.

– Почему же сам не позвал? – жмурится Болотников, достаёт из кармана сюртука зеркало, дышит на него, чертит чары вызова, но – ничего не происходит.

– Госпожа, – обращается Соколовский к молчащей сегодня Фань-Фань, – волшебная шпилька у вас с собой?

– С собой, – кивает та, достаёт и показывает знакомый нам предмет.

– Явилась, что ли, – ворчит Болотников. – Дамы, вы с нами?

– Разумеется, – кивает госпожа Аюна и поднимается.

Она совсем невысока, но… очень мощная, вот. И тоже достала зеркало и кого-то зовёт, говорит – немедленно к ней.

А потом Болотников открывает нам портал, и мы всем сообществом перемещаемся в дом Черемисина.

Я ни разу не была дома у Черемисина, знала только, что это недалеко от меня. И вот мы выходим из портала в просторной комнате, вроде бы говорили, что у него дом солидный, каменный. В первом этаже этого каменного дома явная столовая, стол со стульями вокруг, со столом кто-то что-то делал – скатерть переворошена, не то убирали старую, не то натягивали новую. И что-то помешало – часть стульев попадала, да так и лежит.

И тишина. Ни звука, ни шороха, ни единого человечка.

Болотников отодвинул один из лежащих стульев и заглянул под стол.

– А ну, вылезайте.

– Помилуй, барин, страшно вылезать-то! А ну как чуда заморская нас всех того, и тебя первого? Митрий-то Львович уже и не отзывается! – слышим мы все из-под стола.

– Вылезайте, кому говорю, – рыкнул Болотников, – да докладывайте, что здесь у вас творится. Где Дмитрий Львович и прочие.

– А кто ж его знает-то, – из-под стола выглянул мужичок с заплывшим глазом – кто-то ему по тому глазу не так давно попал. – Как наверх ушли, так и нету, а поначалу ещё и мебеля какие-то двигали, а теперь уж и перестали, и ругались крепко не по-нашенскому, а сейчас-то молчок!

И впрямь, неестественно тихо.

Следом за тем мужичком выглянул ещё один, тот почёсывал затылок. Интересно, от кого им досталось?

– Кто тебя так? – спросил Болотников.

– Так барыни Фани девка комнатная, та, что Митрий Львович притащил недавно. Она эти дни где-то пропадала, не видали дома её, а тут взялась ровно ниоткуда. И на Митрий Львовича попёрла, значит. И на нас на всех. Я от неё стулом загородился, а она тем стулом мне и двинула. И наверх усвистала.

Вот так, значит, всё же она. Явилась, не запылилась.

Тем временем госпожа Аюна перемолвилась парой слов с госпожой Фань-Фань, и они принялись вместе что-то магичить. Начали от окна, пошли дальше, двинулись из столовой.

– Дамы, постойте, – остановил их Болотников, то есть – попытался.

Госпожа Фань-Фань взглянула на него ласково и сказала:

– Я тоже живу в этом доме. И мне нужно знать, что случилось. Кроме… разного другого.

– Нужно оградить дом, чтобы ни одна мышь не выскользнула, – строго сказала госпожа Аюна.

Она держала в руках зеркало и поглядывала в него временами. Очевидно, кого-то ждала. Точно, она же велела кому-то немедленно прибыть к ней. Кому же?

Это был не портал, то есть – не уже привычный мне нормальный портал, не выход из теней, а вовсе что-то непонятное. С хлопком посреди нашей компании материализовался… молодой мужчина, так он выглядел. Черноволосый, худощавый, и очень, очень высокий. Выше на голову и Болотникова, и Соколовского. А одет – да как все приличные люди одеваются, так и одет. Сюртук неплохой, цепочка от часов, булавка в галстуке.

– Егор, ты не торопился, – заметила госпожа Аюна. – Господа, это мой младший сын.

Тот поклонился вежливо, ему назвали нас всех, и он вопросительно посмотрел на мать.

– Лисица дурная людей ест, надо бы изловить, – сказала она.

– Попробуем, – улыбнулся парень, и на миг мне показалось, что глаза его вспыхнули, что угли в печи, два таких красных уголька.

– Ограждаем дом, – говорила госпожа Аюна. – Господа некроманты, было бы неплохо, если бы вы посодействовали. Наши стены крепки, но добавить человеческой силы были бы неплохо.

– А на меня вы не рассчитываете, уважаемая Аюна? – спросил Болотников.

– А вы наверх с нами пойдёте, как законная местная власть. Беседовать с теми, кто там ещё остался. Некромантов же я попрошу понаблюдать из доступного им теневого пространства.

Госпожа Аюна командовала… как опытный руководитель, вот. И её слушались беспрекословно, даже Фань-Фань. Они и вправду оградили дом серьёзной завесой, а мы с Соколовским добавили к ней своих сил. А после он протянул мне руку, и мы воспользовались выданным нам разрешением – скользнули в тени.

И у меня только что рот не раскрылся от изумления. Потому что опытный руководитель госпожа Аюна оказалась… мелким зверьком. Бурундуком. Полоски, пушистый хвост… однако же, её это нисколько не смущало, судя по всему.

А вот её сын выглядел… интересно он выглядел. Вовсе не зверем, но… вот его бы я назвала демоном, потому что был он чёрен, худ и высок – как будто ещё выше, чем казался в нашей реальности, а вокруг него трепетал пламенный ореол. И никаких сюртуков и часов с цепочками, вы не подумайте.

Фань-Фань же мы уже видели, и это вновь было мощное чешуйчатое тело, и шевелились усы на голове, и сверкал гребень, и сияли глаза.

Мне даже стало интересно, а что видят все эти существа вместо нас? Кого-то мелкого и слабого? Или наоборот?

Дом из теней виделся… домом. Вот столовая, вот прихожая, вот лестница наверх…и Болотников идет туда, и его сопровождают три нечеловеческих сущности. И та, что кажется самой малой, на самом деле или владеет чем-то, остальным неведомым, или ещё по какой-то неизвестной причине пользуется немалым уважением.

А мы скользим тенями следом.

На втором этаже я вижу небольшую деревянную площадку, и коридор уводит вдаль. А справа от нас – двустворчатые двери в комнату. Мы идём туда – кто явно, кто тайно.

Окна не заморожены – значит, магическое утепление. Солнечные пятна на паркетном полу. На стене тикают часы. На стенах две картины, на полу обитые узорчатым шёлком банкетки, а на полу ковёр, скрадывающий звуки. И возле одной такой банкетки лежит на ковре Черемисин – с совершенно белым лицом, и я вижу, что жизни в нём нет ни капли, что смерть эта совершенно точно насильственная, и что если начинать его расспрашивать, то ничего он нам не ответит.

И сбоку – двери в следующую комнату. Закрытые.

Болотников стучит – не отпирают.

– Открывайте немедленно, – говорит он строго.

Не реагируют.

– Егор, – ведёт плечом госпожа Аюна.

Тот касается двери пальцем – и она просто осыпается в труху.

Все мы заглядываем в другую комнату, и видим, что это спальня. И на разворошенной кровати сидит уже знакомая нам китаянка, и держит за горло девчонку лет семнадцати.

Горничная Танюшка, дочка управляющего – догадываюсь я. И она пока ещё жива.

– Извольте немедленно отпустить девушку и отправиться с нами, госпожа Линь-Линь, – с ходу заявил Болотников.

Та только глянула на него насмешливо – мол, не понимаю.

– Всё она понимает, – холодно сказала Фань-Фань.

И заговорила по-китайски, до меня долетела суть – мол, перестань дурить и сдавайся, уже наломала дров, достаточно. А не сдашься – тебе же хуже будет.

Линь-Линь продолжала улыбаться, и тогда Фань-Фань достала из собственной причёски памятную шпильку и показала. Лисица мгновенно спала с лица и закричала что-то по-китайски, мне пришлось очень сильно сосредоточиться, чтобы уловить суть. Кажется, она называла Фань-Фань воровкой и кем-то подобным, и призывала на её голову всяческие проклятья. Но та ни на мгновение не изменилась в лице, молчала и ждала.

– Из уважения к хозяевам этого места дальше мы будем говорить на их языке, – сказала драконица. – Немедленно отпусти девушку и подойди к нам.

– И что тогда? – сощурилась лисица.

– Обсудим. Ты нарушила здешний закон, кто ты после этого?

– Не тебе говорить мне о здешних законах!

– Я могу сказать о законах, милая дама, – сказал Болотников. – Мне велено приглядывать за тем, чтобы местные маги и магические существа исполняли их так же, как все прочие, кто проживает на вверенной мне территории.

– О законах скажу и я, – шагнула вперёд Аюна. – И господин Болотников меня поддержит. Ты пришла сюда незваной и не захотела жить в мире. Ты должна ответить за это.

Линь-Линь сощурилась, её правая рука, которой она держала девушку, заколебалась и трансформировалась в лапу с когтями. Девушка попыталась дёрнуться и пнуть, но попала только в воздух.

– Ну, давай, – Фань-Фань скользнула и оказалась рядом с лисицей.

Когти потянулись к шее, а я помню, что они ядовитые! И что же делать?

Чёрный вихрь возник за спиной лисицы, чёрные тени непонятных очертаний окружили её, и она не ожидала, рука дрогнула… в этот момент Болотников выдернул из-под её руки перепуганную девчонку. Девчонка вздохнула… и заревела.

– Иди, умойся, потом расскажешь, что тут было, – вздохнул Болотников.

Теперь все они решили, что с лисицей можно не церемониться, а она тоже не собиралась сдаваться просто так. Хрясь – лапа бьёт по окружившим её теням, а потом и хвосты, о да, хвосты, она перекинулась, и мне хочется увидеть это не из теней, и я шагаю наружу.

– Лёля, стой! – пытается командовать мне Соколовский, но меня как тащит что-то.

Выхожу, стою сбоку, таращусь.

Ну да, чудо заморское, хвосты в разные стороны таращатся, их девять, и этими хвостами она хлещет, как оружием – это помимо когтей. Рвёт ту черноту, что окружила её, и вырывается из кольца, и видит меня.

Я рефлекторно ставлю защиту и бью её, но она смеётся мне в лицо, скользит мимо меня и проваливается в тени. Я – за ней, там же Соколовский, а он не сказать, чтобы вполне здоров и вообще! Я не дам его доесть!

Я успеваю встать рядом и затормозить её барьером. Она рвёт и ломает тот барьер и от того физически больно. И кто знает, сколько бы ещё длилась там боль, но позади нас встаёт дракон.

– Не уйдёшь, – говорит она не по-русски, но смысл понятен.

– Уйду, – злобно огрызается лисица. – Всё равно уйду, ну что тебе, отпусти меня! Они посадят меня в клетку! И ты будешь виновата!

– Этот дом окружен, ты не пройдёшь через защиту.

– Так пропусти! Или вот я сейчас уйду изнанкой, и эти смертные помогут мне!

– Не поможем, – качает головой Соколовский.

Наверное, лисица ещё что-нибудь вычудила бы, но Фань-Фань просто схватила её лапой и дёрнула в нормальный мир, и мы вынырнули за ней. А там её сразу же взял за передние лапы Аюнин Егор – и всё, нет никаких хвостов, никаких лап с когтями, только хнычущая девчонка.

– Отпустите меня, я обещаю, что никогда больше никого не убью, я буду есть только животных! Кур, например кур! И всё! Что вам стоит? – плаксиво говорила она.

И всё время вырывалась, пыталась вывернуться – но парень держал крепко, и кажется, ему это не стоило никаких особых усилий.

– Прищемите её, что ли, – скривился Болотников. – Как можно заставить её сидеть смирно и отвечать нам?

– Можно, – проговорила Фань-Фань с такой улыбкой, что у меня просто мороз пошёл по коже. – Линь-Линь, немедленно замолчи, слушай, о чём тебя будут спрашивать, и отвечай обо всём, что захотят знать.

– Кто будет спрашивать? Люди? – дернулась лисица. – Ты продалась людям!

– Здесь живут люди. Ты совершала недопустимое на землях этих людей, они готовы спросить с тебя. И здешняя Старшая тоже готова спросить с тебя, и её сын.

– Это не сын, это злобный демон! Мне больно от его рук! – верещала лисица.

– От тебя тоже случилось достаточно боли, – ответила Фань-Фань. – Замолчи немедленно, или я буду вынуждена усмирить тебя.

– И что ты сделаешь? Ударишь? Ну, ударь. На радость и на смех местным демонам и смертным! Пускай поглядят, на что способна наследница древнего рода! Позор на твою рогатую голову!

– Позор – это питаться разумными, которые беззащитны перед тобой, – брезгливо скривилась драконица.

– Я могу избавить её от этой говорливой оболочки, – усмехнулся демон.

– Не нужно, так справимся.

В руках у Фань-Фань снова оказалась шпилька с подвесками из белого нефрита. Она взялась обеими руками за шпильку и…

Сломала? Или только сделала вид, что сломала?

Фань-Фань разняла руки, в каждой оказалось по половинке. В одной – навершие со шнуром и подвесками, во второй – длинное и тонкое острие. И лисица мгновенно обмякла в руках Егора, и замолчала, и слёзы покатились по её прекрасному бледному лицу.

– Так, кажется, теперь мы сможем поговорить, – резюмировал Болотников.

30. Нам угодно жить до старости

30. Нам угодно жить до старости

Но поговорить вышло не сразу. Сначала звали прислугу Черемисина – потому что необходимо было позаботиться о теле хозяина. Появился осанистый мужчина с бородой, поклонился Болотникову.

– Говорил же я Митрию Львовичу, что не след всех этих чужеземок приблудных в дом тащить, беда одна от них, вот так и сталось, – вздыхал он. – Теперь нужно Андрея Львовича извещать, братца ихнего младшего, пускай едет уже и решает, что с домом и с людьми.

– А где у него брат? – спросил Болотников.

– Во Владивостоке, служит, – вздохнул управляющий.

– Отправим известие магической почтой, – кивнул Болотников.

Внизу суетились слуги, и покрикивала моя Марфуша, мы с ней прямо обнялись.

– Ох, Оленька, и ты тут была, значит – видела, какой же это был ужас! Мы все попрятались и ждали, чем дело кончится, а вон оно как вышло! Добрый он был, Дмитрий-то Львович, через доброту свою к чужеземке этой и пострадал.

Вот так, оказывается, Черемисина-то в доме любили. А он и впрямь пострадал от того, что не разглядел в девице – лисицу. Да только кто ж её, такую, разглядит, если не умеет посмотреть из теней, или не знает каких-то иных особенностей?

А дальше все мы отправились к Болотникову. Лисицу вёл Егор, и она шла смирно, совершенно не пытаясь сопротивляться или сбежать. Видимо, в той драгоценной шпильке было заключено что-то важное для неё?

В кабинете Болотникова она села на стул и смотрела на свои ноги, не поднимая головы. Но ничего, если я хоть что-то понимаю, сейчас будет отвечать.

Хозяин кабинета дождался, пока мы рассядемся вокруг его стола, уселся сам и спросил:

– Ну что же, гости дорогие, мы готовы слушать нашу хвостатую добычу?

– Пусть говорит, – кивнула госпожа Аюна. – Что привело её к нам, и почему она причинила здесь столько зла.

Линь-Линь молчала. Тогда Фань-Фань недобро глянула на неё и сказала несколько слов по-китайски, смысла уловить я не успела. Та словно дёрнулась и сверкнула глазами в ответ, но – никого это не впечатлило.

– Госпожа Линь-Линь, извольте отвечать, – сказал Болотников. – Если вы ещё не поняли, мы здесь решаем вашу дальнейшую судьбу. Благодаря князю Бельскому мы знаем, как развоплотить вас, но я думаю, Егор Хэдегеевич справится без всяких клеток и прочих непотребств.

Молодой человек молча поклонился.

– Хорошо, я расскажу, – лисица снова ни на кого не смотрела. – Я искала своего наставника, следы вели по железной дороге на северо-запад. Это было… непросто даже для меня – преодолевать большие расстояния в чужой земле, которая не слышит меня и очень неохотно повинуется! Приходилось быть… обычным магом, который может отвести глаза, убедить, заставить что-то сделать, иногда – оборотиться. До этого путешествия я не пробовала брать жизнь у людей, не было нужды. А тут оказалось… это легко, и можно некоторое время ничего не есть. Да, обычно такого рода охота под запретом, потому что жить нужно всем. Цинь-Цинь говорил мне… что нельзя. Он надеялся вернуться, и мы собирались отправиться в путешествие… и не отправились никуда. Сколько столетий пройдёт, пока он накопит достаточно силы и сможет воплотиться в мире?

Я бы добралась до здешней столицы и до самодовольного убийцы, но меня встретил господин Черемисин и велел идти с ним. Он не понял, кто я такая, а Фань-Фань не сказала ему. Он и о ней не понял, думал – она просто знатная дама, бежавшая от беспорядков. И ладно бы, жила бы себе, а я бы отправилась дальше, но она не позволила мне покинуть этот дом, сказала – мне нечего делать в столице. Но я-то лучше знаю, есть ли мне нужда туда спешить!

Злость выжигала меня изнутри, я выбиралась из дома и питалась. И надо же было случиться такому – что слухи обо мне приведут того самого князя сюда, прямо под мои клыки и когти! Если бы я могла, я бы ушла сразу после того, и более не вернулась. Но Фань-Фань забрала мой амулет, и я никак не могла оставить его здесь, в её руках. Поэтому я пришла в тот дом, где жили мы все.

Господин Черемисин что-то знал, он попытался не позволить мне подняться наверх. Правда, я всё равно поднялась. Камеристка Фань-Фань тоже попыталась меня не пустить, а потом ещё и не дать мне искать в вещах, но я всё равно искала, и не нашла ничего. Потому что она забрала амулет, будто имела такое право! И потом ещё и повредила его!

– Госпожа Фань-Фань, что это за вещь и почему вы сломали её? – спросил Болотников.

– Это… непростая вещь. В ней заключена частичка самой Линь-Линь, и она не может не подчиняться тому, у кого эта вещь находится. Находилась. Теперь уже она нуждается в восстановлении, и сама Линь-Линь тоже нуждается в восстановлении, прямо сейчас она не загрызёт никого.

– И как можно восстановить эту вещь?

– Собственной магической силой, собственными руками, иначе никак.

Госпожа Аюна слушала и кивала, господин Егор со странным отчеством просто внимательно слушал.

– Ну так если отдать ей обломки, она и восстановит? – влезла я.

Соколовский усмехнулся – видимо, он о чём-то знал больше меня. Или предполагал, что никаких обломков сейчас ей не отдадут.

– Всё это замечательно, – сказал он, – но что мы будем делать с госпожой Линь-Линь? Мне, признаться, не хотелось бы снова увидеть в покойницкой тела, которые не способны ничего рассказать о своей безвременной кончине. Эти люди ничего не сделали госпоже Линь-Линь, в отличие от князя Бельского, они не держали в клетке её уважаемого наставника и не причинили зла ей самой. Мы не можем предать её казни, отправить на рудники и ещё много чего не можем тоже. А что мы можем?

– Кое-что можем, – сказала госпожа Аюна. – Но сначала я бы хотела знать – сколько на ней жертв.

На этот вопрос мы с Соколовским были готовы ответить хоть прямо сразу.

– Так смертушки наши всё учитывали – кто, где, когда, сколько. А что-то Семён Игнатьич вызнал, ему тоже за то спасибо.

– Тогда, может быть, и его пригласим? – спросила госпожа Аюна.

– Отчего не пригласить? Ему тоже перед губернатором ответ держать, как и всем нам, – легко согласился Болотников.

Он сразу же связался с Пантелеевым и просто сказал ему – немедленно ко мне. Видимо, тот был готов подорваться, поэтому сказал – открывайте портал, Матвей Миронович.

Он появился, знатно подохренел с нашей компании, и главная его мысль читалась вот вообще без напряжения, наверное, даже и простец бы догадался – что ж вы меня-то не позвали на операцию. Засопел носом, опечалился.

– Ты, Семён Игнатьич, зла не держи, очень уж быстро всё случилось, – говорил Болотников. – И силы подтянулись – не чета нашим с тобой. Смертушки наши пригодились, но и то потому, что у них же всё, не как у людей, и сила тоже, – посмеивался он. – А пока, знаешь, нам бы полный список грехов госпожи лисицы, госпожа Аюна интересуется.

Кажется, Пантелеев был готов усомниться в полномочиях госпожи Аюны, но потом подумал и не стал. Смотрел на неё пристально, знать не знаю, что там увидел, но – успокоился. И принялся излагать.

С начала – как, только получивши назначение, прибыл в Сибирск и принялся разбираться, что здесь и как. И упёрся в эти самые смерти – на железнодорожных станциях.

– Хаотические они какие-то, не по порядку. Потому и показалось странным – то в Мальте, то в Тельме, то в Маритуе, а потом и до Нижнеудинска, – говорил он.

– Извольте отвечать, госпожа Линь-Линь, – сказал Болотников.

Лисица молчала, смотрела в пол, тогда Егор пошевелил её за плечо.

– Не понимаю я вашу людскую технику, и столько железа, и всё это без капли магии, – сказала как укусила. – Вовсе не поймёшь – что, когда и куда. Вроде движется, а в какую сторону – не знаю.

О как. Наша всемогущая лисица пасует перед техникой.

– Поэтому передвигались то в одну сторону, то в другую, что ли? – уточнил Болотников.

– Да! Откуда ж я знаю, куда оно двинется? – прорыдала лисица. – Вот пару раз и возвращалась обратно, сходила на станции, а там зима и холодно! Приходилось питаться!

Тяжело у нас магическим лисицам, кто бы мог подумать.

– Вот и питалась, пока Львович покойный её не подобрал, а она, значит, его за то и загрызла, – резюмировал Болотников.

– Покойные уже не смогут предъявить ей счёт, даже посмертно – потому что не будет у неё посмертия, никогда, – сказала госпожа Аюна. – Придётся нам. А что живые?

И взглянула на меня, а после и на Соколовского.

– А что? – не сразу сообразила я.

– Ваш звёздный час, Ольга Дмитриевна, – усмехнулся Болотников. – Вы с Михал Севостьянычем получили то, о чём грезил князь Бельский, и приложил все усилия, чтобы получить, да не сбылось. Что вам угодно? Наша лисица сейчас не в самой лучшей форме, но всё ещё способна выполнить то, о чём вы её попросите.

– Я могу попросить? – дошло наконец до меня.

– Вы оба можете, – сказал Болотников. – И пожалуй, я даже оставлю вас на это время, и Игнатьича заберу с собой. Мало ли, о чём люди захотят попросить?

– А почему нас, а его оставить? – Пантелеев ревниво кивнул на Соколовского.

– А они промеж собой сами разберутся, – махнул тот рукой. – Старшие же и так знают если не всё, то многое, а если не знают, то им не составит труда узнать.

Они ушли, а мы с Соколовским переглянулись.

Я кивнула ему – говори мол, я потом. Он точно так же попробовал перевести стрелки на меня, но я не дала.

– У тебя всё сложнее, ты и говори.

Он нахмурился, но я уже не стеснялась – и просто толкнула его локтем в бок. Говори, мол, кому сказано.

– Я хочу узнать, – начал он медленно, – где находится Ирина Куницына, которой я через её отца Ивана Куницына дал обещание взять в жёны.

Лисица, услышав его голос, подняла голову и упёрлась в него взглядом. Смотрела – и как будто не верила.

– Ты… хочешь такую малость? – сказала она в изумлении. – Ты не желаешь прожить до конца отмеренный тебе срок, ты не желаешь защиты от нелепой и случайной смерти? Ты не хочешь сберечь свою любимую, увидеть, какими вырастут твои дети?

Я, если честно, не поняла. Посмотрела на лисицу, на Фань-Фань и на госпожу Аюну. Егор же легонько пожал плечами – мол, сам не понимаю.

– Она… обманывает? – спросила я почему-то шёпотом. – Пытается запутать?

– Нет, чужеземка, она не обманывает, – покачала головой Аюна. – Она в самом деле изумлена, потому что – её силы достанет на многое, а её спрашивают о том, что так или иначе вскоре станет известно само. Она сейчас честна, как никогда. А ты подумала, чего ты хочешь?

– Вообще я хочу узнать, что за странность случилась с моим рождением, где моя бабушка Рогнеда, кто таков мой отец и почему я унаследовала от него силу, – начала я неуверенно, и Аюна со смехом меня перебила.

– Но сейчас ты задумалась, что могут быть и более серьёзные просьбы, так? Ведь вас ждут непростые времена.

– Ждут, да? – сразу стало муторно. – Я понимаю, о чём ты. В моём мире это был последний хороший год, а дальше – война, революция, потом ещё одна война. И мир изменился до неузнаваемости.

Соколовский вытаращился на меня, будто впервые увидел. А вот, получи.

– Вот, ты понимаешь, это хорошо, – кивнула Аюна.

Я ринулась в омут.

– Тогда я хочу долгой счастливой жизни вот с ним, – взяла за руку Соколовского. – Чтобы трудности были нам по силам, а наши дети и внуки жили ещё дольше и счастливее, чем мы.

Лисица долго смотрела на меня и молчала, все остальные тоже молчали.

– Ты уверена?

– Да, – сказала я.

– А что скажешь ты? – она взглянула на Соколовского, а глаза её, и так тёмные, начала затягивать какая-то и вовсе зловещая чернота.