Текст книги "Барышня ищет разгадки (СИ)"

Автор книги: Салма Кальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

– Я непременно это сделаю, – поджал губы Носов. – А сейчас извольте объяснить, что тут вообще было, почему Матрёна переполошила весь посёлок и всю станцию, и что вы делаете в этом доме.

Что же, староста, надо полагать, имеет право знать, что произошло. Да ничего особенного, если честно. К моему удовольствию, говорить взялся Зимин – его так просто не подвинешь, он тут тоже человек важный и нужный, и весьма уважаемый. Он и рассказал – что сначала к нему явилась тёща, и рассказала о необходимости найти некроманта, а после появилась я по договорённости с Соколовским и для выполнения обычной работы некроманта в больнице. С делом справилась, он сам был свидетелем. И тут уже явилась Матрёна Савельевна, и привела с собой Варфоломея, и мы договорились о совместной вылазке нынче в ночь, которую и произвели. И даже почти успешно, потому что Петруха явился и стал говорить, и рассказал многое.

– И расскажите уже, бога ради, чего ради вы все сюда явились, – завершил он.

Тут рассказал отец Павел – о том, как к нему в дом постучалась Матрёна Савельевна, сама не своя, сказала, что Зимин потерялся, и как от него побежала к Носову и на станцию, к тамошнему начальнику. И говорила о том, что ушли и всё равно что провалились, ни звука не слышно, и не дай бог, Петруха придёт и заберёт с собой всех троих, посёлок останется без врача и без плотника.

А что ещё и без некроманта – не подумала? Или меня можно съесть?

– Какая… любопытная история, – услышали все мы из-за спин ещё один голос.

И тут уже мне захотелось куда-нибудь провалиться, потому что голос этот принадлежал его высокоблагородию господину Соколовскому.

13. Его крест, его господне чудо

13. Его крест, его господне чудо

Вызов из жандармского управления станции Иннокентьевская настиг Соколовского, когда тот только вышел из теней в гостиную своего дома и рухнул в кресло перед застывшим в позе «чего изволите» камердинером Алёшкой. У поручика Рыкова не было в обычае беспокоить среди ночи по пустякам, поэтому на вызов Соколовский ответил. И услышал дивное – что местные маги наладились нынче ночью ловить некоего возвращенца Петруху, местного же, и что-то у них там пошло не по плану.

В таком деле, как охота на возвращенца, всегда что-то может пойти не по плану. И вообще маги в Иннокентьевском не дураки, там и магов-то раз-два, и обчёлся, и кому в какое место стрельнуло, интересно?

А потом он принял у Алёшки спешно заваренную чашку арро и припомнил, что в том самом Иннокентьевском сегодня была Лёля. И даже доложилась по возвращении – о допросе, и о найденном вместе с Зиминым заключении. И не сказала ни слова ни о какой возможной нежити. Специально, да?

Ох, Лёля. Его крест, его наказание за грехи, его чудо господне.

Она так рьяно взялась за работу… не всякий мужчина так с ходу впряжётся. Да ещё и работа-то такая, раньше он сказал бы – не женская. Но у Лёли твёрдая рука и необыкновенная сила духа, и он видел – нет, не боится. Привыкла, наверное. Или, может быть, боится, но… загнала глубоко внутрь себя, и не показывает.

Её очень хорошо выучили – за тот небольшой срок, что у неё был, но Пуговкин иначе не умеет. Однако, выучиться – одно, а практическая работа – совсем другое.

Уж конечно, у неё была практика с разными видами нежити. Другое дело, что пока не встанешь один на один, то и не узнаешь, кто тебе выпал на этот раз, и кто сильнее – он или ты. Соколовскому очень не хотелось, чтобы какой-то неведомый ему Петруха оказался сильнее Лёли. Если возвращенец, да не приведи господь уже увёл кого-нибудь – то может быть силён весьма и весьма.

Ну что ей стоило сказать – такое дело, пойду нежить ловить. Заглянул бы да проверил, поддержал, за руки бы не хватал и вообще не лез, только если бы вдруг она сама не справилась. А что там теперь? Ну что ж, держитесь, православные.

Сунуть чашку Алёшке, сказать, что снова дела службы, и прямо тенями до поручика Рыкова.

– Доброй ночи тебе, Алексей Павлович, что за шум?

Тот сидел в караульном помещении на станции и только усмехнулся.

– Да вот, шум-то велик, а драки-то и нету.

И рассказал, что весь посёлок переполошила не кто иная, как тёща Зимина Матрёна Савельевна, дама и в обычной жизни громкая, и местами весьма своеобразная.

– И кого там у неё сожрали?

– Да Василь Васильич с Варфоломеем вроде как пошли, и не вышли, что ли. Сам бы глянул, да вот на дежурстве, и пост покинуть не могу. А ты, Михал Севостьяныч, иди да глянь, там вон и фонари, и толпа, – Рыков кивнул на окошко, выходящее не на железнодорожные пути, а в противоположную сторону, на посёлок.

И впрямь, в глубине улицы толпились и кричали. Ладно, поблагодарить Рыкова за сведения и шагнуть туда.

– Позвольте-ка пройти, – раздвинул он руками спины местных.

Его признали, посторонились, и вошёл он как раз, когда внутри Зимин рассказывал, что и как вышло. И выходило-то, что всё хорошо – ну, почти, было бы, если бы не стремление Матрёны Савельевны сунуть везде свой нос.

– Какая… любопытная история, – сказал он негромко, но – услышали, посторонились.

Толчея, свет из керосиновых ламп и магических шаров, и посреди всего этого – Лёля. Господи, Лёля. Соколовский зажмурился, снова открыл глаза – нет, не померещилось. Высока, стройна, а брюки и высокие сапоги делают её ещё стройнее. Эх, до неё три шага, пройти их – и подхватить её, и рухнуть в тени, и – к нему. И дальше – как пойдёт…

Чёрта с два, да. Потому что. Значит – начинаем зачистку.

– Господа, мне кажется, что все уже не по разу услышали, что произошло. Все ли целы? Не было ли кому урона от нежити?

– Нет, Михаил Севостьянович, доброго вам вечера, – Зимин подал руку. – Да и всё было бы хорошо, если бы, извольте видеть, не некие несчастливые обстоятельства, – и глянул на тёщу.

Несчастливые обстоятельства живо сдали назад, в сени, протиснулись наружу и были таковы. Вот и хорошо, не придётся с ней беседовать, это уже пускай Зимин, он привычный. Дальше выпроводили любопытных соседей, и остались только участники операции, отец Павел да Носов, поселковый староста.

Соколовский обернулся к Носову.

– Скажите, любезный Кондрат Никанорович, вы научились охотиться на нежить?

– С чего вдруг? – не понял тот.

– Вот и я не могу понять, с чего вы вдруг оказались в доме, где предположительно бывает возвращенец? Вам есть, что ему противопоставить? Понимаете, остальные – маги, а отец Павел – ещё и священник. А вы?

– Должен же я знать о непорядке на вверенной мне территории, – пробурчал тот.

– Узнали? Отлично. Кондрат Никанорович, благодарю за участие, – Соколовский едва показал ему бровями на выход, и тот подчинился, не полез на рожон, и славно.

– Батюшка, и вас благодарю за участие. Думаю, ещё понадобится, раз пока не ясно до конца, прогнали нежить или же нет.

Дальше откланялся Зимин – и Соколовский посочувствовал ему, потому что дома его ждёт Змей Горыныч, не меньше.

– Что ж, наверное, супостат наш сегодня уже не придёт? – плотник Варфоломей, хозяин дома, поднялся с лавки.

– Думаю, нет, раз прогнали. Ольга Дмитриевна, нам с вами необходимо побеседовать.

Она только кивнула. Молча набросила на голову платок, запахнула тулуп. И он не мог понять, чего в нём сейчас больше – злости на неё за самоуправство или восхищения.

– Следуйте за мной, – сказал он ей, кивнул Курочкину и шагнул к себе домой.

У неё спят хозяйки, нечего бродить да беспокоить. А у него только Алёшка, и Соколовский сейчас прогонит его спать.

Алёшка и впрямь поджидал, и по единому знаку головы исчез. Вот и славно.

Лёля вышла следом, стояла, озиралась.

– Простите, Ольга Дмитриевна, но я счёл возможным пригласить вас к себе. Здесь нет никаких хозяев, и мы никого не потревожим. А я желаю знать, что произошло.

– Так вам же уже рассказали, – пожала она плечами.

– Мне рассказали люди случайные, а я желаю послушать вас. Какого дьявола ради вы туда отправились среди ночи и что рассчитывали там найти. Располагайтесь. Чаю? Больше, наверное, ничего и нет.

Алёшка, наверное, бегал в ближний трактир за ужином, но тот ужин давно простыл. Или нет?

Чтобы собраться с мыслями и не смотреть на Лёлины ноги в сапогах, он сам отправился на кухню, и там в самом деле было на столе съестное – под крышкой, на подносе, и даже с некоторыми чарами. Алёшка уродился стихийником, не некромантом, и мог слегка заколдовать еду, чтобы та не остывала и не портилась – ненадолго. Что ж, дело за малым – подхватить поднос, унести, потом нацедить чаю из горячего самовара, да принести воды – помыть руки после всяких магических действий.

– А говорите – нет ничего, – усмехнулась Лёля.

– Алёшка заботится обо мне лучше, чем умею я сам, – пожал он плечами. – Снимайте ваш тулуп, идёмте, полью вам на руки.

– Где же ваш штат прислуги?

Она ещё и смеётся, да?

– А мне зачем? – он полил ей на руки, подождал, пока вытрет их и польёт ему. – Я дома самое большее ночую, – дождался, пока вернётся в гостиную и сядет в кресло, прикрыл комнату от подслушивания. – А вот вы почему не только дома не ночуете, но и не изволили сообщить, что направляетесь в Иннокентьевский по службе?

И глянуть на неё посуровее, потому что не дело это, когда раз в жизни завелась подчинённая, и творит, что хочет!

– Вы ведь были где-то далеко, – отвечает, не задумываясь. – Всё равно вам бы не удалось быть в двух местах разом. Вы же явно появились, как только смогли, а Петруха уже утёк к тому моменту.

– Но я хотя бы мог знать, что происходит, предупредить местных больших людей, а они бы уже придержали немного почтенную Матрёну Савельевну. И вам бы удалось довести дело до конца. Ешьте, что ли? А то всё остынет, и каша с мясом, и чай.

– Это ваш Алёшка варит?

– Куда там, – можно и усмехнуться, день окончен, все целы, и дело, которому посвятил день, тоже оказалось не напрасным. – Из трактира носит, тут рядом, на углу с Ланинской.

– И печи он топит?

– И топит, и ещё тут недурственное магическое утепление, больше ста лет уже, но держится отменно. Говорят, сама принцесса Эжени заколдовала.

– Кто-кто? – не поняла я.

– Мой предок был приёмный франкийский принц, его усыновил Анри де Роган, сын, брат и дядя королей. Сам принц Роган оказался в здешних краях против воли – он участвовал в заговоре, и неудачно, и попал в ссылку, был тут поблизости такой казус – франкийская крепость в горах над Байкалом. Но ничто не вечно, и когда Франкию накрыло революцией, и от семьи принца почти ничего не осталось, он обосновался в Поворотнице уже как тамошний властелин. А рядом с ним оказалась ещё одна ссыльная приметная особа, бывшая фаворитка его брата. Уж не знаю, как сталось, что они обвенчались, и откуда она знала, как строить дома и напитывать их магией – но эта самая принцесса Эжени лично позаботилась, чтобы приёмный сын принца Анри Северин и его супруга, её воспитанница Мелания, жили в тепле и сытости. А сейчас этот дом достался мне – потому что нет других претендентов, никто не хочет жить там, где зима длинна, а лето коротко.

Михал сам не понял, отчего разболтался. Он вообще-то собирался высказать Лёле всё своё недовольство, и выспросить о деталях охоты на возвращенца. И что? Сидит и рассуждает о каких-то делах давно минувших дней.

– Расскажите ещё что-нибудь, – вдруг попросила Лёля. – И что, эта принцесса жила здесь, в доме?

– Останавливалась, если дела приводили её в Сибирск. Принц Анри владел артефактом портала, как Болотников, и мог в мгновение ока оказаться в любой точке мира. И знатно попутешествовал, как я понимаю. Его не держали ни служба, ни обеты, только те люди, которых он привёл в здешние края и о ком заботился. И он побывал и в Китае, и на берегу далёкого моря на Востоке, и по берегам Байкала походил, и по земле, и по воде, и по льду, и до Другого Света добирался.

– Наверное, он просто с юности мечтал посмотреть мир? – спросила Лёля.

Чай допили, сытое тепло разливалось по телу, чертовски хотелось спать. Нужно завешать всю эту историю.

– Не знаю, если честно. А теперь вы, Ольга Дмитриевна, расскажите, о чём таком вам поведал возвращенец Петруха.

Она рассмеялась.

– Он был удивлён, увидев некроманта. И рассказал, что утратил в ночь своей кончины крестик, тот завалился между половицами где-то возле стола. И по его словам, крестик-то его к себе и тянет.

– Может быть, – согласился Соколовский. – И что же, вы думаете – поискать тот крестик?

– Варфоломей слышал всё это и как раз собирался по дневному свету поискать, и отнести на могилу, ну и обо все службах положенных уговориться с батюшкой. Я тоже завтра туда наведаюсь, нужно же завершить дело.

С одной стороны, Соколовскому хотелось сказать – куда собралась, сиди дома, но он понимал, что Лёля говорит совершенно разумные вещи. Он бы тоже не успокоился, пока не убедился лично, что дело завершено.

– И о какой же оплате вы с ним договорились? – любопытно знать.

– А Варфоломей плотник. Раз у меня нет дома, который заколдовала принцесса сто лет назад, мне требуется человек, способный осмотреть моё жилище и подсказать, как сделать его теплее.

И снова разумно и здраво.

– Вы всё правильно сделали, Ольга Дмитриевна. Но если бы предупредили меня о готовящейся вылазке, возможно, второго раза и не понадобилось бы.

– Да уж как вышло. Благодарю за поздний ужин, он был совершенно не лишним.

– Ещё бы, после возвращенца, – позволил себе усмешку Соколовский.

Она поднялась и подхватила тулуп. Он тут же подбросил себя и помог надеть.

– Доброй ночи. Меня завтра Брагин в больнице утром ждёт, а уже скоро вставать, – она кивнула с самым серьёзным видом, но взгляд совсем усталый, в одну точку.

– Понимаю вас. Постараюсь заглянуть.

– Значит, до встречи, – она кивнула и исчезла в тенях.

А он рухнул обратно в кресло и разве что снял защиту с комнаты. Спать можно и здесь, если Алёшка не придёт и не заставит подняться в спальню.

Правда, Алёшка-таки пришёл и заставил.

14. Звучать в унисон

14. Звучать в унисон

Суббота началась со стука Надежды в мою дверь и весёлого «вставайте, барыня, уже пора!» И ничего не пора, думала я, отскребаясь от тёплой постели и выходя в холодную комнату, к воде, которую нужно согреть, чтобы умыться. Ну и свежую рубаху с чулками я вчера тупо забыла положить в постель, чтобы согрелись к утру, значит – придётся надевать холодными. Ничего, зато проснусь с гарантией.

Во сколько я там вчера легла спать? Даже и не посмотрела. Это давным-давно дома или телефон, или часы с подсветкой, а здесь чтобы что-то ночью разглядеть, нужно зажигать свет – обычный или магический. А я явилась домой, на ощупь разделась и так же на ощупь упала спать.

Надежда за завтраком поглядывала с интересом – ну да, обычно я всё же приходила домой в приличное время и ночами нигде не шарахалась. Но если мне и дальше будут выпадать походы на нежить – то вчера был первый раз, и вовсе не последний.

– А сегодня вы тоже пойдёте дохляков ловить? – спросила она.

– Так вот не знаю пока, – нужно будет связаться с Курочкиным и узнать, есть ли какие новости. – Как пойдёт. Нежить-то мы поймали, но уничтожить не вышло. Но может быть, и не понадобится.

– Как не понадобится? – не поняла Надежда.

– Сам отвадится, – отмахнулась я. – А пока у меня больница, как обычно.

Оделась я, как в больницу, и шмыгнула туда тенями. Что ж, мои коллеги уже пили утренний чай.

– Доброго здоровьица, Ольга Дмитриевна, – приветствовал меня Брагин. – Что-то вы как будто не спали совсем.

– Спала, – улыбнулась я. – Только мало. Представляете, держу я нежить и расспрашиваю, а тут открывается дверь с улицы и заваливается толпа… местных уважаемых людей, ни один из коих не маг, – я чуть было не сказала «простецов», но вовремя одёрнула себя.

– И как? – Василий изумлённо на меня уставился. – Он всех пожрал, да? Упокойничек-то? Или вы скорее были?

– Он был трус и убежал, только заслышав, кто там к нему явился, – я вспомнила этот момент, но сейчас уже злости на Матрёну Савельевну почти не осталось, можно было и посмеяться. – И придётся теперь выяснять, достаточно ли мы вчера от него узнали. А что тут?

– А тут ничего особенного, никаких странных смертей, всё штатное.

Двое умерших и впрямь оказались обычными людьми без каких-то там историй и непоняток – у дамы преклонных лет остановка сердца, а мужчина сорока лет умер от потери крови – уронил по пьяни топор на ногу, и не смогли нормально остановить кровь. Никаких тайн, на вопросы оба отвечали достаточно, всё в порядке.

Соколовский явился к нам в тот момент, когда я как раз дописывала заключение по второму случаю и думала, что он уже и не придёт.

А вообще он вчера был хоть и уставший в хлам, но говорил чётко по делу и как надо. Все мигом понимали – начиная от Матрёны и до Кондрата Никаноровича. Наверное, приди он во время беседы с Петрухой, тот бы тоже построился и всё выложил, даже спрашивать бы не пришлось.

– Доброго дня всем, – поклонился он. – Новости?

– Только обычно-приличные, – улыбнулся Брагин.

– И то хорошо. Ольга Дмитриевна, вы как? – и тоже ведь улыбается.

– Спасибо, держусь. Часа три поспала, наверное. И ведь хотела подремать после ужина, но не вышло.

– Вы завершили? Так ступайте спать.

– Мне бы ещё узнать, что там, в Иннокентьевском.

– Так узнавайте, – кивнул он.

– А вы вчера ничего нового не узнали? – где-то же он был весь день.

– Узнал, и это может быть хорошей новостью, – он сел и с лёгким поклоном принял у Василия чашку чаю. – Я был в нескольких местах, куда не дошла железная дорога, и узнал, как там со смертями, похожими на наши непонятные случаи.

– И что же? – я даже ручку перьевую отложила, чтобы не отвлечься и не запачкать лист чернилами.

– Нигде не обнаружил. И либо это значит, что наш нехороший человек передвигается по железной дороге, либо там он лучше прятал концы в воду.

– Лучше бы первое, – пробормотал Брагин, а я истово закивала, тоже соглашаясь.

– И я завтра займусь тем же, но уже как раз по станциям, по тем, где давно не бывал. Как раз к понедельнику и к встрече у Болотникова что-нибудь узнаем.

– Было бы неплохо, – согласился Брагин. – Потому что слухи уже ползут, Василий с утра в булочной у Кривцовых слыхал.

– Что говорят? – тут же обернулся к Василию Соколовский.

– Да что смерть ходит по городу, в самые холодные ночи, и нужно крепко молиться, чтобы не забрала. А если настигнет, то заберёт так заберёт, потом ни царствия небесного, ничего.

– И в каком же обличье ходит по городу та смерть, весьма любопытно, – Соколовский не сводил с Василия глаз.

– Так вот говорят – со спины подкрадывается. Вроде бы, к Игнатке так и подобралась, раз он не приметил, а он был шустрый да глазастый, иначе бы не протянул так долго на своём месте.

– А других приметных жертв называют?

– Да вроде нет. Просто, ну, во всех приходах хоть один, да есть, вот и болтают.

Во всех приходах, значит. Многовато. Я встретилась взглядами с Соколовским – он, похоже, подумал что-то похожее.

– Ладно, разберёмся. Ольга Дмитриевна, сегодня ночью извольте спать, и не ходите ловить никакую нежить. Маг должен быть силён и здоров, и не зевать.

– Я не зеваю, – встрепенулась я.

На самом деле, зевнуть хотелось со страшной силой. Я поспешно прикрыла рот ладонью.

– Давайте, я сразу же свяжусь с Курочкиным и спрошу, нет ли новостей, – я достала из кармана зеркало.

– Будет неплохо, – кивнул он.

Варфоломей Аверьяныч отозвался мгновенно и рассказал, что крестик меж половицами он нашёл, и как только достаточно рассвело, отнёс его в церковь к отцу Павлу, а дальше они вместе сходили на погост, раскопали там снег и мёрзлую землю и оставили находку в земле. И предположил, что если всё хорошо, то Петруха ночью не придёт. Решили, что моё присутствие сегодня не нужно, он сам, а поутру – свяжемся, и он расскажет, приходил ли гость, или же нет.

Меня это весьма порадовало – что готов обойтись без меня. Я так и сказала – всё хорошо, но спать очень уж хочется после ночных приключений. Спросила про остальных, кто приходил, и оказалось, что Зимин жив-здоров, а Матрёна Савельевна носа из дому не кажет, никому ни о чём не рассказывает, и позволяет слухам гулять по посёлку, как им заблагорассудится. Впрочем, господин Носов пытается эти слухи притормозить, но – пока непонятно, удастся ему или же нет.

Я поблагодарила Курочкина и взглянула на Соколовского – стоял рядом, всё слышал.

– Как ваш начальник, говорю вам – ступайте и выспитесь. Сегодня и завтра. А если будут новости – ну, обсудим, как появятся. Всё ясно?

Мне было ясно. Я попрощалась и отправилась домой – спать.

Уже дома я вспомнила, что вообще был ещё один непонятный вопрос, который не прояснили ни с кем. О тех двоих, что увели Петруху. Ладно, я потом спрошу и Варфоломея, и Соколовского. А сейчас отмахнуться от бодрой и весёлой Надежды и рухнуть спать, просто спать.

Я спала долго и беспробудно. Великая вещь выходной, когда можно не думать о несделанной работе, о том, что кто-то тебя ждёт, о том, что нужно куда-то бежать.

Хозяйки мои изумлялись – явилась посреди дня, обедать не стала, упала спать. Вечером проснулась, поела немного и снова уснула.

И в воскресенье поднялась уже засветло. Глянула на часы – десять, начало одиннадцатого. Голова не кружится, по сторонам не ведёт, можно подниматься, и… что?

Дома никого не было – наверное, на воскресную службу пошли. Я сама раздула печь, поставила греться чайник, нашла на кухне кашу с маслом, и даже кофе сварила. Вот и славно, дальше уже можно что-то делать.

Хозяйки мои появились как раз когда я допивала кофе. Надежда поклонилась, и по знаку Лукерьи исчезла на кухне. Лукерья же, сощурившись, смотрела на меня, как будто я тот самый возвращенец Петруха.

– Всё ли с вами благополучно? – хмуро поинтересовалась она.

– Да, благодарю, – кивнула я. – Увы, ненормированный рабочий день. И иногда ещё рабочая ночь, издержки профессии.

Уж наверное, для приличного обывателя все эти мои «ночью работаю, днём сплю» кажутся совершенно ненормальными. Ладно, разберёмся.

Следующим шагом я связалась с Варфоломеем.

– Знаете, Ольга Дмитриевна, не приходил же он сегодня. Я ж впервые за почитай сколько уже дней выспался! Низкий вам поклон, и готов завтра приступить к вашему заказу.

Что, так просто?

– Это очень хорошо, но вдруг всё же явится? И там же ещё дружки его были, кто и стал причиной его нынешнего состояния.

– Ну, о тех-то и не слышали ничего с того самого времени, – отмахнулся Варфоломей. – Так, давайте о деле. Завтра с утра мне нужно здесь у нас кое-что ещё сделать, а где-то в час пополудни готов быть у вас.

– Хорошо, я тоже буду готова к часу, – кивнула я.

А что – скажу Соколовскому, что после совещания пойду ждать мастера, а не в больницу. Это и дома было уважительной причиной для отсутствия, и здесь должно сработать.

Более того, я прямо тут же его и вызвала. Он не сразу, но откликнулся, и было видно – где-то не в городе, вообще не в помещении, и за спиной его какая-то деревенская улочка, и железная дорога поблизости – стук колёс ни с чем не перепутаешь.

– Говорите, не пришёл, – раздумчиво сказал он. – Это хорошо. Но невредно бы получить подтверждение, чтобы уже закрыть этот вопрос совершенно.

– Это как же?

– Позвать нашего Петруху и спросить прямо – что да как.

– Вы хотите сказать, на могилку пойти?

Вообще верно, раз посмертная сущность не уничтожена, то её можно попробовать призвать и спросить. На практике мы пару раз такое делали.

– Тогда сегодня в ночь нужно, – ох, снова не спать!

– Можно не в ночь, а просто как хорошенько стемнеет. Давайте поступим так – я вернусь в город, зайду к вам, и мы вместе туда наведаемся. И тамошних блюстителей порядка я тоже предупрежу, чтобы не мешали, если вдруг что-то приметят.

– Хорошо, так и договоримся. Когда вас ждать?

– Да как смеркаться начнёт, – сверкнул он улыбкой.

На том и порешили. До сумерек ещё было часа четыре, а то и поболее. И занялась я своим хозяйством – вычистила всю рабочую одежду, и ту, которая для больницы, и ту, которая для погони за нежитью. Попросила помощи у Надежды, сменили постель, и она сама предложила – не только почистить, но ещё и выполоскать в проруби, и хорошенько выморозить потом.

– Развесим на верхнем этаже, там всё равно спать можно только летом, а зимой шибко холодно.

– И что же, прямо так и будешь в проруби руками полоскать?

– Да я привычная, – отмахнулась Надежда. – Не утоплю ничего, я ж руки немного, ну, магией прикрываю. Не так мёрзнут, как без неё.

Всё равно звучало жутковато, ну да что уж? А Надежда ещё и всякие мои сорочки прихватила. Ладно, это жизнь. В этом месте и в это время она вот такая.

К приходу Соколовского я снова оделась, как на нежить. Потому что привыкла уже. Одно дело больница – там и снега нет, и ходить по помещению. А совсем другое – в ночи на погост. И вышла попросить чаю согреть – явно же откуда-то сейчас придёт, и кто его знает, обедал ли он сегодня и ужинал ли. Так и сказала Лукерье – начальник придёт, а потом вместе с ним пойдём на дело.

Та скривилась.

– И на какое же дело ходят, так вырядившись?

Тьфу ты.

– А знаете, Лукерья Семёновна, на разное, – не спустила я. – Часто ли вам доводилось нежить ловить?

– Чего? – нахмурилась та. – С чего бы я стала её ловить?

– Вот именно, с чего. Но кто-то ведь должен это делать, правда? Лучше, если это будет обученный некромант, потому что у другого шансов нет. Вот у вас, например, нет. И у Надежды нет. А если придут, что будете делать?

– Молиться, – и как-то так она это сказала, что я поняла – а ведь есть у неё опыт с нежитью, у нашей Лукерьи.

– Это, конечно, дело хорошее, но вдруг не поможет?

На практике доводилось видеть такое и таких, кому молитва была что слону дробина. Разозлит, раззадорит, но не прогонит.

– А тут уже как господь рассудит.

– Господь-то, конечно, рассудит, но говорят – на бога надейся, да сам не плошай. И вот я из тех, кто не плошает. И одеваться буду так, как мне удобно по снегу ночью ходить.

– Ночью вообще ходить нечего, все добрые-то люди ночью дома сидят.

– Вот чтобы добрые люди ночью спокойно сидели по домам, некроманты выполняют свою работу, – сообщила я. – И сегодня я как раз собираюсь отправиться побеседовать с одним таким добрым человеком, который сначала пил, с кем не следовало, а потом повадился нового хозяина из бывшего своего дома выселять. И если бы тот не был магом, так и выселил бы. И если бы я не выяснила, за какой такой надобностью он в свой старый дом возвращается.

– Так нечего было тот дом оставлять, сжечь, и дело с концом, – пробурчала Лукерья.

– Тогда и тот предмет, за которым он приходил, или бы расплавился, или вовсе сгинул, и не нашли бы управы на него, – покачала я головой.

Воздух меж нами сгустился, и господин Соколовский явился с изнанки мира собственной блистательной персоной.

– Хорошо говорите, Ольга Дмитриевна, я заслушался, – поклонился мне, потом Лукерье. – Не серчайте, Лукерья Семёновна, служба у нас такая. Тёмные дела творятся во тьме, а мы тут как тут, подстерегаем и к добрым людям не пускаем.

А я задумалась – чёртов мир, чёртово время. Всё к одному – и простыни полоскать в проруби, и вот это невежество насчёт некромантов и нежити. Может быть, можно что-то с этим сделать? Ладно, подумаем.

– Благодарю вас, Михаил Севостьянович, – я тоже поклонилась, будем церемонными. – Лукерья согреет нам чаю, а мы обсудим наше дело, так?

– Именно так, – он улыбнулся мне, но взгляд-то тоже задержался на ногах в сапогах.

Ничего, переживёт. Работа, прежде всего работа.

– Расскажите, где были, – сказала я Соколовскому, когда мы сели за стол у меня в гостиной.

– Добрался до Нижнеудинска, опрашивал людей на предмет наших странных бескровных смертей, – он с видимым удовольствием глотнул чаю и прикрыл глаза.

Лимон достать, что ли? Он же, кажется, любит?

– Может быть, нужно сварить арро?

Глаза тут же открылись.

– Если это возможно – я буду вам весьма и весьма благодарен.

Я кивнула, и пошла на кухню – попросить Лукерью. Та недобро глянула на меня, и не добавив ни слова, поднялась и достала с полки жестяную банку с зёрнами. Вот и славно.

– Сейчас Лукерья принесёт. Пока же скажите – и что? Есть схожие случаи?

– Есть, пять.

– Кто-то решил, что бессмертный? Или что всё можно? – только и смогла я сказать.

– Да кто ж знает-то, что он решил, – грустно усмехнулся Соколовский. – Но если не поймём, для чего он это делает – то не поймаем никогда. И ещё завтра господина Пантелеева послушаем – тоже ведь, наверное, землю носом роет.

– Скорее, снег.

– Возможно, и снег, – усмехнулся он.

Лукерья принесла арро, снова недобро глянула на нас, беседующих за столом. Я сама разлила.

– Отчего ваша хозяйка так на нас смотрит? – тихо спросил он.

– Я бы знала, – я даже позволила себе фыркнуть. – То ли некромантов не любит, то ли просто жизнь не мила.

– Это бывает, – кивнул он. – Ничего, перемелется как-нибудь. Но честно сказать, я пока не понял, где искать нашего преступника. Или мы все что-то проглядели, или моего ума недостаёт для поисков.

– Вы собрали много фактов, о них стоит подумать. Подождать немного, пусть покрутятся в голове. Или ещё говорят, – усмехнулась я, – переспать с ними.

– Как вы сказали? Переспать? – усмехнулся он в ответ. – Возможно, возможно.

– И вам тоже нужно спать, не только мне. Я сегодня даже почти что человек, а вот вы – если и человек, то весьма уставший.

– Что ж делать, нужно было выяснить это к завтрашнему заседанию. И проведать вашего приятеля Петруху тоже нужно. А потом я наконец-то пойду спать.

– Тогда пойдёмте, да? К Петрухе? Уже темно.

Он глянул в окошко – несмотря на морозные узоры, было видно, что снаружи стемнело.

– Ваша правда, – допил кофе одним глотком и поднялся. – Собираемся.

Я собралась мгновенно. Платок, тулуп, вылить остатки чая во флягу. Он наблюдал с интересом.

– Вы всегда берёте с собой эту флягу?

– Да, с тех пор, как завела, – кивнула я. – Мало ли, что понадобится в поле.

– Верно, – кивнул он. – Всё так, вы правы. Это я вечно забываю.

– Вы, наверное, помните о другом, – пожала я плечами. – Да, и ещё чуть не забыла. Первое. Завтра после совещания я возвращаюсь сюда, ждать мастера. Господин Курочкин обещал мне посмотреть, что можно сделать для утепления дома.

– Отличное дело, всё правильно. Отправляйтесь и утепляйтесь.

– И второе. Вы знаете, кто и как увёл того Петруху, к которому мы собрались?

– Представления не имею. Если бы до меня дошло – раскопал бы. Но вы успели первой.

– Так вот, там были некие двое, у которых не было тени, и с которыми он пил сначала в трактире, а после – дома, и там-то уже живых не осталось. Они, по его словам, не могли выйти, пока снаружи не отперли дверь – уже утром, соседка. И тогда они исчезли, ну и Петруха… тоже исчез.

– Любопытно. И замечательно, что вы это знаете. Двое возвращенцев, гроза местных пьяниц? Изумительно. Других свидетельств нет?