Текст книги "Барышня ищет разгадки (СИ)"

Автор книги: Салма Кальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

27. Что думает дракон

27. Что думает дракон

И никаких хождений тенями – портал мне открыл сам Болотников.

– Ну как вы, Ольга Дмитриевна?

Оглядел меня внимательно, убедился, что стою на ногах, покивал.

– Благодарю, Матвей Миронович, я в порядке. В этот раз меня не ели и не драли.

– Вы пострадали от Бельского, так ведь?

– Наверное. Очень неприятное ощущение – когда не можешь пошевелить буквально ничем. Ни пискнуть, ни носом повести, ни кулак показать.

– Довелось однажды попасть в похожую ситуацию, – кивнул Болотников. – Но ничего, перемелется, мука будет. Прорвёмся. Располагайтесь, Ольга Дмитриевна, Алёшка заказал пирогов, и чаю сейчас подаст.

Я вошла в гостиную, где уже однажды побывала, и первым, кого увидела, был хозяин дома в кресле. Бледный до жути, но в элегантном сюртуке, и платок на шее хитрым узлом завязан. Он прямо впился в меня глазами, как увидел, и поднялся из кресла мне навстречу.

– Здравствуйте, Ольга Дмитриевна, – и ещё кланяется, чучело, на ногах еле стоит, и туда же!

– И вам здравствовать, Михаил Севостьянович, – коротко поклонилась я. – В силах ли вы участвовать в собрании?

– Вполне, – кивнул он. – Прошу прощения, что не ответил вам вчера. Не слышал, к большому моему сожалению.

Я как услышала про прощение, так у меня всё равно что земля из-под ног ушла. Но оказалось – нет, он не о том. А только лишь о вчерашней моей попытке.

– Ничего страшного, – я опустилась в кресло. – Вам необходимо больше отдыхать, чтобы скорее выздороветь.

– Верно говорите, Ольга Дмитриевна, – в гостиной возник Алексей с большой корзиной пирогов, которую и установил на салфетку посреди небольшого стола. – Скажите ему ещё, а то упрямый же, как баран, но вдруг вас послушает?

И принялся расставлять чашки с блюдцами, да непростые – из тонкого фарфора, с какими-то цветочками не только снаружи, но и внутри. Соколовский же только усмехнулся.

Из участников совещания кроме Болотникова прибыла лишь Ева Аркадьевна. Болотников открывал портал другим прибывающим, а Ева оказалась на стуле между Соколовским и мною, и рассказала, что по итогам бала слухи в городе ходят самые изумительные. Что некоторые маски превратились в тех самых зверей, которых изображали, и принялись уничтожать ни в чём не повинных людей. Что из могил выбрались упокойники и пошли озорничать по городу. И что в Знаменском предместье подстрелили лисицу – кур у кого-то воровала, и доставили её прямо в магическую управу. Правда, это оказалась простая лисица, никаким боком не демон.

Журналист Владимир Волчищев появившийся следующим, сообщил, что его лично губернатор попросил написать заметку в губернские ведомости о кончине Бельского – потому что слухи, да. И ещё ведь нужно сообщить о том в столицу, потому что не просто так, а князь, и всю жизнь на дипломатической службе, не последний человек в государстве, и служил ведь не спустя рукава, а не жалея живота своего.

– И ведь правда служил, – заметил, располагаясь за столом, прибывший Пантелеев. – Даже до нас доходили слухи, а где гвардия, и где министерство иностранных дел. Служил, как надобно служить, а чего сбрендил под конец… ну, такое дело, кто ж его знает-то.

Я подумала, что сбрендить мог как раз из-за того, что померещилось ему выполненное желание.

– А что за родня у Бельского? – спрашиваю, вдруг кто знает.

Оказалось, знает Болотников.

– Сестра у него была, ныне уже покойная, у неё остались дети и внуки, вот и вся родня. Титул, думаю, как раз сыну сестры и достанется.

– И вся коллекция редкостей? – уточняю я.

– Наверное, – Болотников пожимает плечами. – Посмотрят ещё, что там за редкости и нужно ли это им. Да и не удивлюсь, если распродадут.

Туда и дорога, мстительно подумала я.

Тем временем появлялись и прочие участники совещания. Прибыл Зимин, приветствовал всех и сразу же прошёл к креслу Соколовского. Водил светящимися ладонями, держал то за одну руку, то за другую, и что там ещё целителям положено делать.

– Ну ничего, ничего, скоро и вовсе на поправку пойдёте, – говорил он. – Но ещё минимум неделю – никаких погонь, никаких допросов, никакой охоты ни на нежить, ни на демонов, ясно?

– Ясно, – отвечал ему Соколовский. – А через неделю? Можно?

– А там видно будет, по состоянию по вашему решим.

– А если наша лисонька нарисуется?

– А у вас теперь ещё один некромант есть, – и кивает на меня.

А я что? А я ничего. Некромант, да. Как есть некромант.

Прибыл Гордей Платонович, приветствовал хозяина дома, всех прочих, и приземлился на стул возле меня.

– Как вы, Ольга Дмитриевна? Зимин говорил, что в целом в порядке, и я очень рад видеть вас.

– Благодарю, уже в самом деле похоже на порядок. В понедельник собираюсь на службу – если, конечно, ничто более серьёзное меня не отвлечёт.

– Отрадно весьма, – улыбнулся он. – Может быть, есть шанс, что наш демон сбежал и более не возвратится?

– Сомнительно, – вздыхаю я. – Вдруг захочет доесть Михаила Севостьяновича? – и киваю на хозяйское кресло.

Тот, правда, усмехается.

– Меня, выходит, не так-то просто съесть, – и ведь улыбается ещё! – Зря, что ли, наше чудище заморское взялось меня когтями драть?

И кто ж знает, до чего бы мы ещё договорились, но – последним из нашей команды прибил Черемисин. И привёл с собой госпожу Фань-Фань.

С ними тоже поздоровались, а потом Болотников дождался, пока Алексей разольёт всем чай, и покинет нас, запер от подслушивания гостиную и сказал:

– Итак, что же мы имеем? Бельский мёртв, я, конечно, буду настаивать на посмертном допросе, но что-то мне подсказывает, что ничего он нам уже не расскажет. Демон сбежал, и концов мы пока никаких не нашли. Однако же, нашу историю необходимо завершать. И поэтому я желаю послушать госпожу Фань-Фань, – он внимательно взглянул на китаянку.

Та ответила не менее внимательным взглядом, а я вспомнила чешуйчатое тело в фойе. В человеческом обличье она совсем не такая – маленькая, худенькая, никак не подумаешь, что может перекинуться в такое вот чудище. И что вообще такие чудища могут жить с нами бок о бок.

Черемисин принялся, очевидно, переводить, но она только отмахнулась.

– Я понимаю всё, что сказано. И смогу ответить так, что меня поймут, – сказала она на чистом русском языке.

Черемисин вытаращил глаза, а Болотников лишь усмехнулся – подозревал, да?

– Что же, тогда мы внимательно вас слушаем, почтенная госпожа Фань-Фань.

– О чём желает услышать ваше высокородие? – Фань-Фань смотрела на Болотникова, не сводя глаз.

– О том, откуда вы все здесь взялись, – ответил тот.

Мне послышалось, или требовательности в голосе поубавилось? Впрочем, глава губернского магического управления тоже не сводил глаз с китаянки.

– О, это легко. Я расскажу. Много лет я служила великой императрице, но после её кончины мне пришлось скрыться, ибо настроения при дворе, в народе и обществе не позволяли мне чувствовать себя в безопасности. Я провела некоторое время в странствиях, и осела в вашем городе, потому что он с одной стороны весьма удалён от всех центров мировой политики и от войн, а с другой – обладает достаточным уровнем цивилизации. Здесь я могу переждать какое-то время… и если на родине моей успокоятся революционные настроения, вернуться туда. Господину Черемисину доложили обо мне, как чиновнику, ведающему всяческими приезжими, он взглянул на меня и предложил мне покровительство. Я же в ответ предложила ему помощь в тех делах, какие окажутся мне по силам. Мы отлично понимали друг друга, и союз наш был выгоден обеим сторонам. Когда появилась Линь-Линь, я предложила сразу же отправить её обратно, но господин Черемисин не согласился со мной. Я думаю, о своих мотивах он скажет сам, но Линь-Линь не пожелала услышать мои слова о необходимости соблюдения законов той страны, в которой ты живешь. Она весьма юна и достаточно беспечна, и как многие юные одарённые существа, считает, что нет никого сильнее, хитрее и изворотливее неё, но это не так. После нападения на даму-некроманта, – тут Фань-Фань легко поклонилась мне, – она отлёживалась несколько дней. А после того, как её побили двое некромантов разом, сбежала, и я полагаю, что снова отлёживается в каком-то убежище. Так же я полагаю, что если в том есть необходимость, то её можно будет найти.

Она замолчала и поклонилась Болотникову – мол, спрашивайте, если что-то нужно.

У меня возникло множество вопросов, и первый – почему столь могущественное существо было вынуждено бежать, но я здесь не главная, пускай сначала спрашивают другие.

– Что же, выходит, вы были приближённой Императрицы-Орхидеи? – спросил Болотников.

– Всю её придворную жизнь. А до того – её свекрови. И… некоторых других.

Сколько-сколько ей лет? На вид – юна и прекрасна, едва ли не моложе меня.

– И отчего вы не остались в Запретном городе после смерти вашей… покровительницы? Подопечной? – продолжал расспрашивать Болотников.

– Оттого, что у тех, кто рвался к власти, тоже были приближённые демоны, – пожала плечами Фань-Фань. – И я вовсе не желала выяснять, кто сильнее. Я покинула Поднебесную – и никого не волнует, где я и что со мной. Вот если бы я осталась, тогда многим было бы важно, с кем я и кого готова поддержать. А я пока… не готова поддержать никого.

Вроде бы кто-то говорил, что в Китае неспокойно? Не то прямо революция, не то что-то, очень похожее? И она не захотела поддержать ни одну из сторон? Что ж, я её понимаю.

– И после Запретного города – вы готовы жить здесь, у нас? – кажется, Болотников всё ещё не до конца верил в сказанное.

Но моё внутреннее ощущение говорило, что Фань-Фань сейчас правдива.

– Готова, – кивнула она. – Здесь тихо и спокойно, и я могу заботиться только о себе… могла. Сдаётся мне, теперь уже нет.

– И… в каких же делах вы способствовали Дмитрию Львовичу? – был следующий вопрос.

– В делах, касающихся моих соотечественников, и только, – она смотрела прямо и не отводила взгляда.

– Ну что, Львович, рассказывай и ты, – теперь Болотников вцепился взглядом в Черемисина.

– Госпожа Фань-Фань всё сказала, – мрачно ответил тот.

– Да нет, не всё. Лисицу-то ты где отыскал?

– В Нижнеудинске. Пробиралась по железной дороге на запад, дурила головы и служащим, и жандармам, и я так понимаю, что временами кого-то ела. Увидел – прикидывалась потерявшейся китаяночкой, строила глазки, никак не ожидала, что заговорю с ней по-китайски. Согласилась следовать в город со мной. Я и знать не знал, кто она такова и чем опасна, свои хвосты она мне ни разу не показывала. Привёз домой, показал госпоже Фань-Фань, сказал – бери себе в услужение, если хочешь, куда её девать-то теперь, далеко ж не уедет, поймают, не пожалеют. Госпожа глянула и велела ей в комнату зайти, и дверь за собой заперла. Я думал, они там сожрут друг друга на месте, так орали, и я ни словечка не понял. Но потом отперли дверь, и госпожа сказала, что Линь-Линь остаётся. Но ей не дозволено покидать пределы дома – так и сказала прямо, не дозволено. Но куда ж там не дозволено, она ж такая, ты в дверь – она в окно. Сбегала, возвращалась. Я и не думал, что все наши жертвы – от неё. Думал – просто дурная, потому что молодая и потерялась. А она, значит, не потерялась и не молодая, а просто дурная. Тьфу.

– Скажите, госпожа Фань-Фань, отчего ваш соотечественница выходит на охоту за людьми? Она в самом деле рождена тёмной и злобной? Или же дело в другом? – продолжал спрашивать Болотников.

– Она молода и бестолкова, – отрезала Фань-Фань. – И делает это потому, что может. Да, человеческая жизнь и человеческая душа даёт силы и мощь, и в давние времена случалось, что иные представители нашего народа принимали жертвы от людей. Но мир меняется, и если мы хотим остаться в нём, нужно учиться жить с людьми. Линь-Линь молода, ей всего семьдесят с чем-то человеческих лет. Она не умеет и не желает удерживать свою природу, её большая сила вскружила ей голову, и она решила, что всемогуща. И она вознамерилась разыскать своего воспитателя и опекуна Цинь-Циня, который не так давно пропал на север от наших краёв, следы его терялись где-то по железной дороге. Она никак не могла подумать, что слухи о её делах приведут сюда того, кто виновен в развоплощении Цинь-Циня.

– Как так вышло, что его везли в Москву в клетке? – спросила я.

– Племянник императрицы так выразил своё уважение князю, что долгое время провёл в Запретном городе от имени вашего императора. Конечно же, он полагал, что Цинь-Цинь сожрёт князя, но вышло иначе.

– И… наша лисица хотела отомстить?

– Хотела, да.

– И, полагаю, отомстила? – подключился Болотников.

– Вполне.

– И где же она теперь?

– Я думаю, неподалёку, – ответила Фань-Фань.

– Неподалёку – это значит в городе, или? – Болотников не сводил с неё недоверчивого взгляда.

– И в городе, и не очень далеко от дома господина Черемисина. Или же отсюда. Есть некий предмет, без которого она не покинет город ни за что. Он ей… очень важен, и сейчас находится у меня. Линь-Линь будет стараться забрать его во что бы то ни стало.

– Что это за предмет и почему он ей так важен?

– Поверьте, важен, – кажется, в этом вопросе Фань-Фань не готова делиться подробностями?

– И вы можете показать его нам?

– Показать – могу, – кивнула она. – Но отдать не отдам.

И легко улыбнулась.

– Отчего же? Не доверяете? – сощурился Болотников.

– Считаю, простите и не держите зла, что должна сама видеть, как вы будете говорить с Линь-Линь. На мой взгляд, она была неправа, и вам есть, за что спросить с неё. И она должна ответить. Но я буду при том, и прослежу, чтобы… чтобы все остались благополучны. Уже достаточно смертей, не следует их множить.

– Её же невозможно убить? – влез Пантелеев.

– Но возможно развоплотить, и она долго ещё будет искать себе новое воплощение. Вдруг кто-то решит отомстить ей, и посадит её в клетку князя Бельского? Демон не должен сидеть в клетке.

Я прямо задумалась – как можно надавать по мозгам юному зарвавшемуся демону, чтобы больше не пакостил и не жрал людей?

– И что же мы можем потребовать с юного, одарённого, многообещающего демона? – поинтересовался Соколовский.

– Вам она определённо должна, потому что стала причиной вашего нездоровья, не имея к тому никакого весомого повода.

– Как же, я не давал ей доесть мою сотрудницу, – усмехнулся Соколовский.

– Вашей сотруднице она тоже должна, – пожала плечами Фань-Фань. – Госпожа Филиппова не нападала на Линь-Линь, Линь-Линь напала первой. Воспитанные демоны в наше время так себя не ведут, не должны. Понимаете, вы в силах уничтожить её. Но нужно ли это делать? – и она внимательно посмотрела в лицо каждому из нас.

– Вы встали за эту дрянь, госпожа, оттого, что одной с ней крови? – усмехнулся Пантелеев.

– Не вполне одной, – ответила Фань-Фань, – но она ко мне в целом ближе, нежели вы. Нет, она мне не родня, но как люди стоят друг за друга перед всяким прочим… приличные люди, я имею в виду, так и те, кто по рождению людьми не является, должны держаться друг друга.

– Как по мне – уничтожить, и дело с концом, – махнул Пантелеев рукой. – Каким законам она подчиняется?

– Она не является подданной вашего императора. И не присягала ему. Как и никому из ныне живущих властителей. Вряд ли Линь-Линь согласится выбрать себе хоть какого, слишком уж они сейчас… неоднозначны.

– Но мы не можем оставить её безнаказанной, её жертвы взывают к отмщению!

– И как же вы планируете её… наказать, господин Пантелеев? – Фань-Фань снова легко улыбнулась.

– Что полагается убийце? Каторжные работы?

– Сбежит, – покачала головой Фань-Фань. – А сажать её в волшебную клетку на годы не позволю уже я.

Конечно, звучало дивно – сидит мелкая пигалица, и рассуждает, что кому позволит. Но… я не знаю, видел ли Пантелеев мощное чешуйчатое тело и когтистые лапы, намного сильнее, чем у лисицы. Почему-то мне кажется, что не видел.

– Вы можете что-то нам не позволить? – нахмурился он.

Она же не шелохнулась… но на пару ударов сердца в облике её проступили нечеловеческие черты. Глаза, как огранённые камни, над ними – рога и гребень, и шевелились усы, и сверкала чешуя, и показались зубы. О нет, не декоративное существо, и даже не травоядное. Хищное и очень опасное.

– Госпожа Фань-Фань может позволить нам или же не позволить всё, что угодно, – покачал головой Болотников. – И поэтому давайте договариваться. Скажем, я бы выслушал нашу лисицу, вот как сейчас – госпожу Фань-Фань.

– Чего её слушать-то, нелюдь поганую, – пробормотал Пантелеев, но услышали все.

– А кто-то в этот момент думает о вас, Семён Игнатьевич, что-то подобное. И если это существо обладает достаточной силой и могуществом, то может ведь не только подумать, но и осуществить свои замыслы? – поднял бровь Соколовский.

– Вас мало не додрали, – буркнул Пантелеев, – раз вы ещё жалость тут разводите.

– Жалость? – изумился Соколовский. – Вовсе нет. Я бы сказал – разумная осторожность.

– Или вас привлекли её слова о том, что та нелюдь вам что-то должна? Так это же нелюдь, кому должна – всем простит. Следы хвостами своими заметёт и утечёт дальше людишек жрать.

– Нужны гарантии, госпожа Фань-Фань, чтобы дальше людишек-то не жрали, Семён наш Игнатьич прав, – покачал готовой Болотников.

– И если я заставлю Линь-Линь пообещать, вы мне не поверите, – усмехнулась драконица.

– Очевидно, поверят не все. Но мне кажется, я знаю, кто бы мог нас рассудить, только вот пока мне не удалось наладить связь, там всё непросто. Но я попробую ещё раз, а пока – вы готовы пообещать нам, что не будете пытаться сбежать, скрыть от нас тот предмет, в коем, по вашим словам, нуждается беглая лисица, и который будет стараться вновь обрести, и скрыть от нас саму лисицу?

– Обещаю, – просто сказала Фань-Фань.

– И вы обещали показать тот предмет.

– Если вы готовы открыть мне портал, то я возьму его, принесу и покажу вам.

Это было сделано тут же, и не заняло много времени. Фань-Фань сходила, вернулась и принесла нам нечто, и показала на своей ладони.

Это оказалась шпилька – длинная, мощная, такие торчали из причёски самой Фань-Фань. С подвесками из, кажется, белого нефрита. Такой шпилькой и ударить можно, и серьёзно повредить, и ещё что-нибудь сделать.

– И отчего же наша лисица оставила этот предмет?

– Оттого, что юна и неумна, – фыркнула Фань-Фань. – Эта вещь слишком сильно отдаёт чуждой людям магией, она не стала надевать её на бал, чтобы проще затеряться в толпе и найти там… кого-нибудь. Она собиралась найти князя, она его и нашла. Не знаю, что она думала делать с госпожой Филипповой, возможно – просто спастись с её помощью, но вместе с ней отправился господин Соколовский, и просто так уйти оказалось невозможным, как я понимаю. Вызывайте того, о ком вы говорили, господин Болотников, и будем тогда думать дальше.

– А если лисица найдётся раньше? – спрашивал неугомонный Пантелеев.

– Вот тогда и поговорим, – драконица улыбнулась лично ему, и кажется, в той улыбке снова показались зубы.

28. О важном

28. О важном

Совещание свернулось, и участники при помощи портала Болотникова потянулись по домам. Мы с Соколовским несколько раз переглянулись – кажется, перемолвиться словечком хочется не только мне.

Я распрощалась со всеми, и кивая хозяину дома, тихо сказала:

– Я вернусь. Не сметь возражать.

И шагнула в портал.

Дома показалась своим, передала приветы от Алексея – тот просил весьма, и говорил, что с понедельника готов забегать помогать Варфоломею Аверьянычу, если барину станет полегче. Я предположила, что барину должно стать полегче, и ушла к себе.

Интересно, там все уже разошлись, или как? Спросить? А то ведь прямо зудит и не даёт покоя.

В ответ на вызов он откликнулся тут же.

– Все ли ушли? – спросила я с ходу.

– Ушли, даже Болотников ушёл, – кивнул он.

– Вот и славно. Сейчас приду.

Сказала своим, что уйду по служебным делам, вернусь, скорее всего, поздно, меня не ждать. И шмыгнула тенями в дом на Четвёртой Рождественской.

– Совсем не боитесь, что ли? – встретил меня разлюбезный мой… начальник. – А если наша лисица подкараулит вас в тенях?

– Что-то я не думаю, что она сидит там и нас с вами дожидается, – отмахнулась я и села рядом с ним.

Он даже и не двинулся никуда из того самого кресла, в котором просидел весь приём. Не имеет сил?

– Вы знаете о ней что-то, чего не знаю я? – усмехается он.

– Я видела-то её всего дважды, куда там. Один раз тогда на улице у дома, второй на балу. Сначала в облике мирной фарфоровой китаянки, а потом уже – как чудище заморское.

– Вы видели, как она расправилась с Бельским?

– Видела. Не самое то зрелище, которое приятно и понравилось. А её зубы вы сами смогли оценить.

– Только у меня остались вполне так вещественные отметины от тех зубов, а у жертв – ничего, ни царапины.

– Хотите знать, как она это делает? – усмехаюсь.

– Да не особо, – улыбается он мне. – Но полезно – а вдруг это знание где-то пригодится?

– Они сначала чуток попрепирались, он поубеждал её начать с меня – я ж уже всё равно что на блюде разделанная, но она решила начать с него.

– И что же, он связал вас магически… и предложил ей?

– Он связал меня, кажется, ещё в подвале у Брагина, когда приходил поговорить, просто я не поняла.

– Очень мощный и умелый маг, что же. Но против госпожи лисицы оказался так же слаб и мал, как все мы.

– Даже не защитился, мне показалось – не ожидал. Не знал, что она пожелает отомстить за своего… воспитателя?

– За близкого ей… нечеловека, – усмехается он.

– Именно. И она не соблазнилась на его щедрое предложение съесть прямо тут мага-некроманта, а решила, что маг-универсал, да ещё накопивший к старости прорву силы, ей придётся больше по вкусу. Хотя, признаюсь, у меня был момент страха – что она согласится исполнить его желание и сожрать меня.

– И что же это было за желание? – он смотрит с интересом.

– Ему, не поверите, был нужен наследник, потому что некому передать свои богатства, а внучатые племянники не привлекают в этом плане нисколько.

– Неужели даже внебрачных не завёл?

– Выходит, так. И я думаю, что вообще ей ничего не мешало сожрать сначала его, а потом и меня, или наоборот, сначала меня, а потом его. И всё равно сбежать.

– А вот не скажите, – качает он головой. – Болотников изучил остаточные следы на полу, там в том месте, где вы стояли, была расчерчена грамотная магическая ловушка. Если бы наша лисица начала с вас, она бы в той ловушке и осталась, и до Бельского уже бы не добралась. И ей бы оставалось только снова с ним торговаться.

– О как, – это для меня новое знание. – Ну да, он там тщательно что-то рисовал, а я ещё думала – успеет закончить или нет, потому что надеялась на ваш с Болотниковым скорый приход.

– Он, конечно, успел, но и мы не задержались. Он приманил лисицу каким-то неизвестными мне чарами, Болотников сказал, что понял, в чём дело, ну да он тоже универсал. А тут и мы спохватились.

– Я верно поняла, что она использовала сначала меня, а потом и вас для того, чтобы сбежать тенями? Она сама не может?

– Я думаю, может, – раздумчиво говорит он, – но с некромантом вернее. Точно попадёшь туда, куда надо, а не… куда-нибудь ещё.

– А куда можно попасть… ещё?

– Кто ж знает? Что мы вообще знаем о том, каким видят мир эти существа? Та же драконица, эта вот лисица, и кто там ещё есть?

– Спросить? – улыбаюсь я. – Поймать госпожу Фань-Фань и спросить. Правда, я не знаю, чем заинтересовать её, чтобы она ответила.

– И я не представляю, – он тоже улыбается. – Но можем попробовать, она же сказала, что не собирается никуда из Сибирска.

– Если эти существа настолько долгоживущи, ей нет никакого смысла торопиться куда-то. Успеет.

– Значит, ещё поговорим, – он не сводит с меня глаз.

Дверь открывается бесшумно, и к нам заглядывает Алексей.

– Ну, барин, вы и… тьфу ты. Прошу прощения, Ольга Дмитриевна. Я думал, уже все ушли.

– Все и ушли, – киваю я, – но я вернулась, нам нужно побеседовать с Михаилом Севостьяновичем.

– Да ему ж только беседовать сейчас, – ворчит Алексей.

– Ничего подобного, на беседу с Ольгой Дмитриевной у меня достанет сил хоть когда, – смеётся Соколовский. – Принеси там, не знаю, чаю, поесть что-нибудь ещё, да и ступай.

– Куда это мне ступать? Василь Васильич сказал, что вам надобно повязку на ночь сменить.

– Вот на ночь и сменишь, а пока ступай, дай поговорить.

Я смеюсь – явно же не в первый раз у них такая беседа.

Впрочем, Алексей и вправду приносит чай и ещё пирогов, и уходит, аккуратно прикрыв за собой дверь. А Соколовский тут же бросает на ту дверь магический запор и берёт меня за руку.

– А теперь о важном, Ольга Дмитриевна.

– И что же у нас сегодня важное? – усмехаюсь легко.

Конечно же, сама пришла, но… хорошо ли я знаю, зачем пришла? И уверена ли?

Вообще дома, доведись до меня, стала бы я поддерживать хоть какие-нибудь отношения с мужиком, который сказал бы мне что-нибудь похожее? Но я не смогла с ходу придумать ничего похожего в реалиях дома. Потому что дома или ты женат, и у тебя штамп в паспорте и обязательства, или нет, и всё. И не бывает никаких фантомных невест, которым нужно хранить верность, или что там ещё.

А как правильно поступить здесь, я так до конца и не поняла.

И я не знала, помнит ли он тот наш полубредовый разговор, где у него определённо была температура, а у меня кружилась голова от слабости после непростого боя.

– Мы, Лёля. Это, наверное, самое важное. И спасибо нашей Лисе Патрикеевне, что позволила нам сказать это друг другу.

Он не сводил с меня взгляда. Вот так, Оля, получи. Помнит, всё он помнит. И… что это значит?

– И что это значит? – спросила я быстро и тихо.

– А вот давай думать, что это значит. Но знай, нет никого другого в целом мире, кого бы я желал назвать своей. Только тебя. И раз ты вернулась и говоришь сейчас со мной, я смею надеяться, что тоже для тебя что-то значу.

Я прямо задумалась – как сказать-то? Тогда, в больнице у Зимина, я тоже была слегка не в себе и просто сказала, что думала. А сейчас?

– Да, Миша, значишь. Всё так. Но… кажется, я уже ничего не понимаю в этих ваших дурацких магических клятвах. Мы не сможем быть вместе, потому что ты обещался кому-то там, кого не видел ни разу в жизни и о ком ничего не знаешь. И так навсегда, да? Скажи, этот человек, который всё придумал, он не был тайным врагом твоего отца? И не хотел ли просто извести его род таким хитровыворотным образом?

– Ну ты скажешь, извести. Нет, он, как я понимаю сейчас, мог вести себя легкомысленно, но не подло. Но мы в последний раз встречались, когда я отучился первый год в академии, уже больше десяти лет тому. И нет, тогда он не сомневался, что после моего выпуска привезёт свою Ирину и познакомит нас наконец-то.

– А если вдруг вынырнет откуда-нибудь и познакомит?

– Вот там и объяснимся. Более того, завершим нашу лисицыну эпопею, и я снова навещу отца. И спрошу, продвинулся ли он в поисках своего задушевного друга. А пока… буду любоваться тобой и радоваться возможности встречать тебя каждый день по служебным надобностям.

Что-о-о? Только любоваться?

О нет, я бы могла, конечно, сказать сейчас – ну и проваливай к своей невесте, её отцу, её семье и что там у неё ещё есть. Но я не хотела этого говорить.

Я сама взяла его за руку, то есть – накрыла своей ладонью.

– Если я пойму, что могу сделать для разрешения этой ситуации – я сделаю, не сомневайся. А пока… просто не говори мне сегодня больше ничего об этой особе, и о её родне тоже не говори, хорошо?

– А о чём можно говорить с тобой, о бесстрашная укротительница многохвостых лис?

– Скажешь тоже, – рассмеялась я. – Вся наша история говорит нам о том, что укрощать таких существ дело гиблое, и если мы не хотим кончить так же, как Бельский, то не стоит и пытаться. А говорить друг о друге и друг для друга – запросто.

– Друг о друге, да. Я ведь даже и не представляю, откуда ты взялась и как там жила, пока у нас здесь не объявилась, – улыбается он.

Отпускает мои ладони, смотрит, глаз не сводит.

– Ты тогда догадался правильно, да. Сейчас я, конечно, привыкла, и время уже прошло немалое, и я уже почти не скучаю. Но… да, я другая, я думаю не так, как ваши барышни, и выводы тоже могу сделать совершенно другие. Понимаешь, у нас вообще сейчас никто, наверное, не закладывается на то, что будет жить в браке долго. Все пытаются, конечно, но удаётся мало кому. И с разводом у нас просто, особенно – если нет детей и не нужно делить имущество, или если имущество делится как-то легко и полюбовно. И вообще многие живут, не заморачиваясь оформлением отношений, и ничего. И… я однажды встречалась с человеком долго, и полагала, что мы в итоге поженимся, но он передумал. Но сейчас я вовсе не об этом, а о том, что для меня какие-то официальные церемонии могут значить не так много, как для твоих современниц. И… если я хочу быть с кем-то, и он тоже хочет, то что может мне помешать?

Он слушал мою речь, и разное виделось мне в его глазах – скажем, упоминание о том, что кто-то там передумал, ему не понравилось. А вот финал…

– Ты понимаешь, Лёля, что ты сейчас говоришь? – спросил он.

– Отлично понимаю. И… так же понимаю, что инициатива наказуема, так у нас говорят.

– Что?

– Что ты можешь решить, будто я пристаю или навязываюсь.

– Откуда у тебя мысли-то такие завелись в голове, – рассмеялся он. – Лёля, мы всё решим, обязательно. Дай руку.

Я послушалась – было интересно, что он скажет или же сделает.

– Держи, – вложила свою ладонь – в его.

– Я, Михал Себастьян Соколовский, обещаю снять с себя все иные обязательства и взять тебя, Ольгу Филиппову, в жёны, – и добавил силы, и серебристые искры окутали лёгким облачком наши сомкнутые ладони.

Я хотела ответить, но он не дал, накрыл мои губы второй ладонью.

– Не говори сейчас ничего, Лёля. Ты свободна, в отличие от меня, ты вольна распорядиться собой, как захочешь.

– Кажется, я… распорядилась. Не хочу никого другого, кроме тебя, и никак более распоряжаться тоже не хочу.

Дотянулась и поцеловала его, сама. Вот так.

И мгновенно оказалась у него на коленях – магией помог себе, что ли? Сидел же, еле шевелился. А тут – прямо выздоровел, да?

Впрочем, я ж разве против? Потому что мне стало так хорошо, и так радостно, как не было давненько уже, а может быть, и вовсе никогда. Мы целовались, как юные студенты, которые долго ходили друг вокруг друга и наконец дорвались, как герои какой-то древней легенды, как персонажи любовного кино, как… Как мы и только мы.

А потом ведь ещё и добрались в один короткий теневой шаг до его, как я поняла, личных покоев.

– Что там было про рану, на которой нужно сменить повязку? – спрашиваю, а пальцы-то развязывают тот самый хитрый узел на платке.

– Что-то было, верно. Потом подумаем. Сейчас есть дела поважнее.

– Это какие же? – поднимаю бровь.

– Кажется, самая прекрасная женщина на свете неожиданно пришла ко мне, и ей совершенно необходимы любовь и ласка. А ещё поддержка и защита, и восхищение, и восхваление.