Текст книги "Барышня ищет разгадки (СИ)"

Автор книги: Салма Кальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)

6. Собираемся на службу

6. Собираемся на службу

Ночь вышла так себе – я то и дело просыпалась и проверяла печку. Печка топилась, я подбрасывала дрова, ложилась обратно, засыпала. Просыпалась… и дальше по кругу.

Когда Надежда застучала утром мне в дверь, я поднялась, конечно, но больше всего на свете мне хотелось лечь обратно. Увы, служба зовёт, и всё такое. Поэтому я поднялась, умылась холодной водой, от которой стыли зубы, оделась и вышла в гостиную. Вспомнила разные примеры из литературы – о том, что чулки и свежую сорочку можно брать с собой в постель, тогда их утром веселее надевать, и ещё о том, как приятно обхватить чашку с горячим чаем и погреть пальцы.

Софья Людвиговна поутру пила кофе, по-здешнему арро. Пуговкины делали ровно так же.

– Надь, а есть ли арро?

– Горькая заморская отрава, что ль? – живо отреагировала Надежда. – Нету, конечно, тёть Лушка не любительница, а я и вовсе не пробовала ни разу.

– А где купить? Я как раз любительница.

– Так в магазине Беловых же! На Пестерёвской. Они, конечно, по чаю, но горечь эту тоже продают.

У меня в голове щёлкнуло – магазин Беловых, и сдаётся мне, что я знаю владельца этого магазина.

– Белов – это не Алексей ли Спиридонович? – уточнила я.

– Он самый, а что?

– Доводилось встречаться, в свете и просто так. Нужно зайти и купить. Так, а бумагу писчую ж тоже нужно купить, – вспомнила я.

Запасы есть, но невелики.

– А это у Посохина и Макушкина, в двух шагах, на Большой, – закивала Надежда.

Точно, я вспомнила, где находится магазин. И что даже однажды заходила туда именно за бумагой для писем Софьи Людвиговны – с Антонией.

– Вот, туда тоже нужно будет зайти. Может быть, сегодня успею.

– Если вас отпустят, как вчера, то ещё как успеете!

Но я не знала, как и куда меня сегодня отпустят, поэтому просто доела кашу и поблагодарила Надежду за завтрак. Оделась и пошла – время поджимало, а мне ещё искать в больнице доктора Зверева.

В губернском городе Сибирске стояли морозы – январские, душевные. Пока я добежала до набережной и до больницы, пришлось вспомнить, как дышать через варежку, и для чего, бывает, закрывают рот шарфом, или в здешних условиях – концом платка. Я этого не люблю, потому что шарф сразу мокрый, и обмерзает мгновенно, но когда снаружи ниже тридцати, уже не приходится раздумывать о том, что обмёрзло, а что – нет. Потому что вдыхать вот этот замороженный воздух – само по себе испытание.

Впрочем, я победила, и до больницы добралась. Ткнулась с главного входа, там, конечно же, сидели и стояли люди, и ожидали приёма врача. Я пару раз спросила – где найти Зверева, но от меня отмахивались, мол, барышня, сидите и ждите.

В третий раз я поймала очередного местного сотрудника, глянула на него суровым взглядом некроманта и строго спросила, где в этот час найти доктора Зверева, потому что он меня ожидает, и непременно накажет всех, кто мешает мне до него добраться. Парень – это был парень младше меня – съёжился и сказал, что нужно подняться на второй этаж, и там возле лестницы налево.

Это уже было что-то, я пошла по указанному адресу, и действительно увидела дверь. На ней ничего не было написано, но из-за неё доносился громкий разъярённый голос, и вчера я этот голос уже слышала.

– Работать нужно – не слышали? Вовремя и как положено. А людей приходит много – так это потому, что нас мало, и услуги наши даром, что всем нужны, не всем доступны. Не желаете работать – отправляйтесь восвояси!

В ответ никто ничего не сказал, видимо – не желали, или не считали нужным. Я воспользовалась паузой и постучалась.

– Кто там ещё? – раздалось недовольное. – Ступайте, и чтоб больше на вас не жаловались, ясно?

Дверь распахнулась, чуть не приложив мне по лбу, из кабинета выскочил мужчина и стремительно прошёл мимо меня, я даже не успела его разглядеть. И вошла.

Точно, вчерашний Зверев, в халате поверх мятого сюртука.

– Здравствуйте, Филипп Викентьевич, я Филиппова, мы вчера разговаривали у Болотникова в управе.

Он сначала не сообразил, а потом вспомнил.

– Девица-некромант? Всё-таки пришли?

– Почему «всё-таки»? Просто пришла. Как договаривались.

– Хорошо, – буркнул он. – Вам в подвальный этаж. Там спросите Ивана Дмитриевича Брагина. И приходите вовремя в следующий раз!

– Вовремя – это? – мог и вчера мне сказать, между прочим.

– Без четверти восемь быть на месте!

– Поняла. Завтра и далее буду. Сейчас я могу идти?

– Ступайте.

Я спустилась в подвальный этаж по той же самой лестнице. Если в первом этаже шёл амбулаторный приём, на втором находились палаты, где лежали, что на третьем – я пока не знала, а тут было тихо и пустынно. Я прислушалась – и не услышала ничего и никого. Пошла дальше, предварительно выпустив несколько осветительных шаров – потому что темно. Услышала голоса, постучалась.

– Не подскажете, где можно увидеть Ивана Дмитриевича?

– Это я, – мне навстречу поднялся из-за стола мужчина лет тридцати. – Брагин, к вашим услугам. А вы?

У стола, заваленного бумагами, стоял лохматый парень, он прямо вытаращился на меня.

– Филиппова Ольга Дмитриевна, маг-некромант. На службу к вам пришла.

– О, целый маг-некромант? Ещё один? Или мы лишились Соколовского? – вот, кажется, здесь знают, для чего могут быть полезны некроманты.

– Ещё один. Меня пока направили сюда к вам. Но возможно, будут привлекать и к другим делам.

– Это замечательно, но… что же ваши родня, они согласны?

Я не поняла.

– На что они должны быть согласны?

– Ну как, не самая, наверное, желанная служба для дамы, да и вообще – как вас отпустили-то?

– Я сирота, и отпускаю себя сама. И дипломированный специалист. Слышала, у вас таких недостаёт, – сурово сказала я.

– Верно, – кивнул он. – По правилам, освидетельствование должен производить и медик, и маг. Но магов ещё меньше, чем медиков, и Михаил Севостьянович успевает не везде и не всегда.

– Про правила я знаю, в Москве мы так и делали. И теперь я буду стараться успеть туда, куда не успел Соколовский.

– Отлично, Ольга Дмитриевна. Вашу шубу можно оставить вот тут, на вешалке.

Под шубой у меня было «практическое» платье с фартуком, фартук мне слегка закляли от загрязнений ещё в Москве. Посмотрим, как будет здесь.

– Я готова, Иван Дмитриевич.

– Очень хорошо, пойдёмте, и я вам расскажу и покажу, что и как у нас здесь устроено. Вот мой помощник Василий, располагайте им по вашему усмотрению.

Парень прямо ел меня глазами – мол, что это такое пришло. Его я тоже наградила взглядом сурового некроманта, тут же отвернулся.

А его начальник вышел в коридор и позвал меня за собой. Мой первый рабочий день начинался.

7. Первый рабочий день

7. Первый рабочий день

Домой я в тот день пришла затемно, уставшая в хлам и голодная. Я умею забывать про время, если увлекусь, или если нужно сделать какое-то большое количество работы. Здесь меня настигло именно большое количество.

Провести магическое обследование и посмертный допрос – дело не такое долгое, как вскрыть тело. И вскрывать лучше уже после того, как отработал некромант – когда тело уже опросили. Тело может говорить бессвязно, может вообще не говорить, может в каком-нибудь месте запнуться и зависнуть, и его уже не вывести на нормальную работу «вопрос-ответ».

И началось как раз с такого вот – мужчину принесли дней пять как, по словам Василия, и он ждал себе потихонечку, пока до него дойдёт дело у Ивана Дмитриевича. Нашли утром на берегу реки неподалёку от больницы, уже в камень замёрзшего – при нынешних морозах неудивительно. Из повреждений – удар по голове.

– Да наверное, шёл пьяненький домой, его побили да обнесли, – пожал плечами Василий.

Я осмотрела – ну да, жизнь прервалась вследствие удара по голове, я так и в заключении потом напишу. Был ли пьян – тут я не смогу ответить, извините. Но попробую спросить.

Жертва предполагаемого нападения ответила мне, что зовут его Тимофеем Скриповым, родом он из Знаменского предместья, на жизнь зарабатывает тем, что помогает приятелю, у того телега с лошадью, и они вместе караулят на рынке – что кому отвезти, и отвозят, и помогают из телеги выгрузить и во двор занести. И вот день был так себе, потому что с самого утра заказ был всего один, и везти недалеко, и заплатили за доставку немного, а потом пришлось стоять и морозиться почти до сумерек. И вот уже под самый конец работы рынка занадобилось увезти несколько мешков картошки прилично одетому мужчине, похожему на приказчика из богатой лавки или управляющего из богатого дома. Поехали, выгрузили… и на этом месте наш Тимофей засипел, закашлялся и замолк. И больше мне не удалось добыть из него ни слова.

Я, конечно, записала в отчёт всё-всё, что удалось узнать, но меня очень расстроило то, что полной-то истории мы не узнали.

– Ничего себе, а лихо вы его, – качал головой Иван Дмитриевич.

– Точно, – у Василия только что глаза не горели. – Я думал, только Михаил Севостьяныч так умеет!

– Я думаю, он бы узнал больше, – мрачно вздохнула я.

Дальше была честно умершая дома вдова, её требовалось только расспросить – жившие на другом конце города родственники ожидали тело для погребения. Тут сложностей не случилось – заплохело, слегла, думала – отлежится и пойдёт студень варить, но уже не встала. Смерть совершенно точно естественная, я предположила, что связана с проблемами кровотока, например – с кровоизлиянием в мозг, но это уже никого особо не волновало – главное, что сама, а не кто-то помог.

Двое участников драки накануне – с ножевыми ранениями. Там тоже было просто, соседи, выпили вместе, слово за слово – и подрались. Правда, при расспросе один признался, что спал с женой второго, но сейчас это уже было совершенно не важно для обоих, да и для той женщины, наверное, тоже.

В процессе меня приглашали в кабинет – вымыть руки, передохнуть, Василий даже приносил откуда-то горячий чай в стакане с подстаканником и баранки. Так, кажется, мне нужно не забывать брать с собой перекус, потому что после пятого по счёту допроса кружилась голова, и мелко дрожали ноги.

– Ольга Дмитриевна, вы в порядке? – спрашивал доктор Брагин.

– Да, конечно, – кивала я. – Ещё одного послушаем. До скольки, кстати, мы работаем?

Оказалось – вообще кто-то должен оставаться до шести, и обычно это Василий. Записывает поступивших, которых привозили в любое время. После шести записывал кто-то из дежурного персонала больницы. Я глянула на наручные часы – разжилась летом в Паризии – отметила, что времени – третий час, всё отлично, сейчас ещё один – и отчёты.

– Вот, смотрите, свеженький, только час как притащили, – говорил Василий. – Это ж Игнатка, он на паперти у Крестовоздвиженской церкви сидел, его все знают!

Игнатка оказался щуплым мужчиной изрядных лет, умершим однозначно насильственной смертью. И он отказался говорить наотрез – то есть, конечно, просто не поддался магическому воздействию.

– Это, наверное, оттого, что божий человек, вот и молчит, – почтительно выдал версию Василий.

– Может быть, ему нечем отвечать? – выдал другую версию Брагин.

А я судорожно вспоминала, что говорил о таких случаях Аркадий Петрович Ракитин. На практике случалось, что покойный не разговаривал.

– Вдруг на нём есть какие-то охранные артефакты? – это называлось одной из основных причин. – Предметы или татуировки?

Одежду, точнее, то, что называлось одеждой, сняли мужчины, а где и разрезали. Драный старенький тулуп, драная снаружи и прошитая мягкой суконкой внутри шапка, и под тулупом обнаружились хороший суконный кафтан и толстые крепкие штаны, и валенки тоже снаружи выглядели так себе, но – крепко и аккуратно подшиты, и если в такой мороз сидеть на паперти – нужно тепло одеваться.

Никаких предметов или татуировок не было, и следов насилия тоже – ни синяков, ни ран, ничего. А ещё он был бледен, как будто в теле не осталось ни капли крови.

Ну вот, первый день – а уже фиаско.

Нужно было предложить вариант причины – отчего нет возможности подвергнуть покойного посмертному допросу. Мне придумалась ещё одна.

– Скажите, а был ли он магом? – спросила я.

– Да ну, был бы он магом, разве бы сидел на паперти? – не поверил Василий. – Он, конечно, был хромой, говорил – нога отсохла, ходил с палкой, но зачем магу, даже хромому, жить на подаяние?

Сейчас мы отчётливо видели, что никакая нога у Игнатки не отсохла, и всё с ним было в порядке. Ну, кроме того, что уже не жив, и его очевидно убили.

– Может, то подаяние было поболее, чем заработок нашего друга грузчика? – я кивнула в сторону холодильной комнаты, куда отнесли моего самого первого клиента.

– Может, и так, – не стал спорить Брагин. – О том, есть ли кровь, посмотрим при вскрытии, – подумал и спросил: – А если маг, то можно молчать при допросе некроманта?

– Если маг, мог себя заколдовать. Как раз, чтобы не спросили.

– Ладно, нет – так нет. Всё одно одинокий, родни не имеет, где жил – никому не ведомо, и расследовать никто не будет. Не огорчайтесь, Ольга Дмитриевна, просто пишите, как есть, да и ладно, – говорил Брагин. – А сейчас вообще идите писать отчёты, как раз управитесь.

Управилась я уже в сумерках. Конечно, сейчас я уже не попаду ни в какую лавку, всё потом. Я записала на отдельном листе все данные о сегодняшних случаях – Соколовский говорил, что это важно, мало, ли что дальше будет, данные нужны. Сложила официальные отчёты в соответствующую папку, поверх отчётов, подписанных «Соколовский». Попрощалась с Василием – Брагин уже убежал, и пошла потихоньку домой. Можно было тенями, но я так устала, что подумала – лучше уж немного подышу морозным воздухом, вдруг голове полегчает?

Дома меня поджидали с горячим ужином – и это оказалось просто великолепно. Куриная похлёбка, тушёная капуста, горячий чай – божественно.

– Скажи-ка, Лукерья, а можно ли мне завтра с собой взять что-нибудь поесть? – спросила я, заглянув на кухню после ужина.

– Отчего нельзя-то. Можно. Хлеб с салом сгодится?

– Конечно, – я не очень жаловала сало в прежней жизни, но холодной зимой на непростой работе – отлично, съедим сало.

А потом я села в гостиной у печки и достала учебник – о некромантии в судебной практике. Потому что нужно было понять – вдруг я о чём-то забыла, и потому не смогла разговорить Игнатку?

Ещё один вариант нашёлся сразу – не он сам себя заколдовал от возможных посмертных воздействий, но – это сделал другой человек. Несомненно маг. И что же, тот маг отчего-то не хотел, чтобы узнали об обстоятельствах смерти?

Я размышляла об этом, и ещё о том, не пойти ли уже спать, потому что завтра подниматься к восьми, когда воздух в комнате затрещал на грани слышимости и ко мне с теневой изнанки мира явился господин Соколовский собственной персоной. И был он почему-то злющий-злющий. Сверкнул глазами и поинтересовался:

– И отчего же вы не изволите отвечать, если вас вызывают, уважаемая Ольга Дмитриевна?

8. Начальник пришел

8. Начальник пришёл

– Вызывают? – я не поняла. – Меня?

– Именно, – кивнул он. – Если вы находитесь на службе, и вас вызывают, предполагается, что вы услышите и отзовётесь.

– А меня… кто-то вызывал? Куда? Когда?

Я устала, я хотела спать, и отчётливо тормозила.

– Да раза три сегодня, как начал в три пополудни, так и не преуспел, – вздохнул он и сел.

Дверь скрипнула, в щель просунулся Надеждин нос, блеснули глаза.

– Ой! Ну точно, у барыни-то гости! – громко сказала она в коридор.

Я рассмеялась. Гости, да. От таких гостей…

– Надя, чаю подай, будь добра, – крикнула ей в спину.

– Чай не обязателен, а вот услышать ваши объяснения я бы хотел, – покачал головой Соколовский.

– Вы не мёрзнете? – удивилась я.

В больнице было… как-то. Во время осмотров и допросов я не помнила, насколько там холодно. А в кабинете, где писали отчёты, стояла небольшая железная печка, её Василий подкармливал дровами, труба от той печки торчала через небольшое окошечко наружу.

– Я? Мёрзну? Не жарко, конечно, но всегда же так, нет? – не понял он. – Где вы сегодня были и чем были так заняты, что ничего не слышали?

– Да в больнице я была, где мне ещё быть-то! Знакомилась с местным населением… живым и мёртвым, – фыркнула я. – Вот только недавно пришла.

До меня всё ещё не доходило, кто и куда меня звал, что я не отзывалась.

– Очень хорошо, – он смягчился. – Тогда рассказывайте о результатах вашего знакомства. Кого видели, что делали.

Он ведь мне начальник, да? В большей степени, чем доктор Зверев? Значит, нужно отчитываться. Я рассказала о Звереве, о Брагине и Василии, и о том, что прямо с ходу приступила к работе.

– Сейчас, я вам точно скажу, у меня ж записано, как вы просили.

Лист бумаги, на который я занесла все сегодняшние случаи, лежал сложенным вчетверо в кармане платья, я достала и разгладила. Добавила ещё один магический шар – потому что писала мелко, чтоб всё уместить.

– Давайте сюда, сам гляну, – он вытащил лист из моих пальцев и развернул.

Взглянул на мои каракули. Потом на меня. Потом ещё раз на лист. Положил лист на стол, выдохнул.

Я ничего не поняла кроме того, что он, кажется, снова злющий. А он рассмеялся.

– Что смешного вы нашли в этих записях? – всё же спросила я.

– Это гениально. Пишите, Ольга Дмитриевна, никто ничего не поймёт. Включая меня. Всё правильно.

Я не успела расспросить, о чём это всё, когда вошла Надежда, поклонилась Соколовскому и поставила на стол поднос с чаем, нарезанным белым хлебом, малиновым вареньем и мёдом. Он едва успел вытянуть из-под чашек тот самый злополучный лист. Надежда же разлила чай, а чайник поставила на печь, чтобы потом можно было налить снова.

– Благодарю вас, любезная девица, – кивнул ей Соколовский.

– Девицу зовут Надеждой. А это мой начальник, маг для особых поручений при губернаторе, его высокоблагородие господин Соколовский.

Надежда распахнула глаза широко-широко и низко поклонилась. И исчезла – только юбка мелькнула в двери. Соколовский же усмехнулся и протянул мне мой лист.

Я посмотрела… и рассмеялась. Потому что писала я для скорости карандашом и на чистом русском языке. Моём домашнем русском языке. И сокращала слова привычно, и значки некоторые ставила.

Вообще я неплохо научилась писать по-местному, лекции почти всегда писала именно так. Поначалу прорывались прежние навыки, я их давила – мне же здесь жить, нужно делать, как правильно здесь. Опять же, кто-то мог заглянуть в ту лекцию, и начать спрашивать – что за каракули.

А тут, видимо, холод и усталость добили, и вылезло то, что долго лежало под спудом, и здравствуйте, Ольга Дмитриевна, вы так глупо спалились.

– Так вышло, – пожала я плечами.

Он хищно огляделся, щелчком пальцев поставил завесу от прослушивания и спросил:

– Это язык вашей родины, я верно понял?

Что теперь? Сама виновата.

– Верно.

– Раньше… вы не подтверждали моего предположения о вашем происхождении, но и не опровергали его, – и смотрит пристально.

– Думаете, это легко – взять и рассказать? – усмехаюсь в ответ. – Когда вообще ничего вокруг не понятно?

– До сих пор не понятно? – приподнял он бровь.

– Теперь уже в меньшей степени, – отвечаю, берусь за чашку с чаем. – Берите чай, а то льдом покроетесь. Здесь прохладно, мягко говоря.

– Действительно, прохладно. Почему? – нахмурился он.

– Мощности печи не хватает на эту площадь.

– А в спальне?

– Да примерно так же.

– Дозвольте взглянуть.

Я пожала плечами и кивнула на открытую дверь. Он вошёл, понюхал воздух, потрогал печь.

– Так, я подумаю, что тут можно сделать, или спрошу тех, кто поумнее в таком деле. Пока же давайте ставить вашу кровать рядом с печью.

И пока я собирала какие-то слова о том, что её пододвинуть-то целое дело, потому что железная рама и изголовье с изножьем тоже кованые, он собрал меж ладоней клуб серебристой силы, потом как-то её переформатировал… и передвинул клятую кровать боком к печке, не притронувшись к ней и пальцем. К чести хозяек, под кроватью оказалось чисто.

– Полить вам на руки? – спрашиваю.

– Полейте, – соглашается он.

Я лью из кувшина на его ладони, смотрю – обручального кольца нет как нет. Впрочем, а вдруг просто не носит? У меня дома тоже некоторые говорят, что им неудобно и не подходит. Впрочем, другие-то он кольца как раз носит, три штуки. Так, не о том я думаю, вовсе не о том.

Новой порции горячего чая он прямо обрадовался, взял чашку, и тоже явно грел пальцы – прямо как я поутру, а потом ещё в перерыве на работе. Тоже, наверное, с самого утра на ногах, подумалось мне.

– Что ж, раз я не в силах прочесть ваши мудрёные записи, Ольга Дмитриевна, вам придётся самой изложить мне, о чём там говорится. Точнее – о ком.

– Да, конечно, – я тоже глотнула чаю и взялась за лист.

Рассказала по порядку – кто был, что говорил, каковы мои предположения о причинах кончины. Вплоть до последнего неудачного пятого номера.

– И что думаете? – приподнял он бровь.

– Думаю, что тот, кто убил Игнатку, его заколдовал, чтобы он не отвечал некромантам. Или Игнатка сам был магом и заколдовался как-то так, чтобы его нельзя было допросить посмертно. Была ещё версия о том, что божий человек, оттого и не отвечает, но почему-то мне кажется, что дело не в этом.

– Ничего не скажу о божьем человеке, да и не знал я его, если честно, – вздохнул Соколовский. – Но готов завтра забежать с утра и взглянуть – что там за казус такой. Нет, я понимаю, бывает всякое, и не все при жизни-то способны о себе и своих обстоятельствах явно сказать, а после смерти – и подавно. Это ж память тела, не души. Не берите в голову, выясним, что там и как. И вот ещё, пятеро за день вам определённо много. Трое – ваш предел пока, понятно?

– Почему? – я пытаюсь встрепенуться, но понимаю – вообще он прав, я чудовищно устала.

Это если со стороны смотреть, то всё легко и непринуждённо, ну подумаешь, пришла магичка, побеседовала с покойником да записала всё, что от него услышала. По факту это ж магической действие, оно требует силы – магической и физической, собранности, сосредоточения, и ещё чего-нибудь довеском.

– Потому что силы не беспредельны.

– Но там же их, ну, много. Тех, кто ждёт.

– И если вы сляжете в первую же неделю от упадка сил и магического истощения, меньше не станет. Завтра сам скажу и Брагину, и Звереву, если тот поинтересуется. Постепенно, шаг за шагом – так победим.

Да, он прав. Мне немного обидно почему-то, что он прав, что я ещё мало что могу и умею, что не быть мне героем.

– И обедать не забывайте, ясно?

– Да, я уже поняла и позаботилась. Сегодня обо мне позаботились добрые коллеги.

– Да, Брагин приличный человек, и Васька его – тоже. Сами не обидят и в обиду тоже не дадут, поэтому я и предложил вас первым делом к Звереву отправить. Потом ещё навестите вашего знакомого Зимина, в его владениях тоже бывают покойники. И уже после – всех остальных, кто тут ещё есть.

Я представила – да, работы и впрямь как-то многовато. И как он в одного успевает?

– А может быть, нам ещё каких-нибудь некромантов поискать и позвать сюда?

– Вам ли не знать, Ольга Дмитриевна, с какой охотой к нам сюда отправляются люди, – он невесело усмехается, будто и вправду знает, что я звала с собой Авенира, но он не захотел.

А ведь работы бы хватило и ему тоже. И тогда мы бы определённо поженились, и жили вместе… как-то и где-то. Ладно, проехали.

– Ну мало ли. Скажем, следующим летом будет же практика, а что, если вам связаться с Афанасием Александровичем и позвать сюда на практику кого-нибудь?

– Дело говорите, Ольга Дмитриевна. Я обязательно переговорю с Пуговкиным, спасибо, что подсказали, я даже и не думал об этом почему-то, а мог бы. Так, а теперь ещё один вопрос, без которого я отсюда сегодня не уйду. Что у вас на самом деле со связью?

– Со связью? – я сначала не поняла, а потом дошло. – Да никак у меня со связью, привыкла уже так обходиться.

– Привыкли? – он не понимает и хмурится. – Что же, в вашем далёком доме у вас была магическая связь?

– Не магическая, это технология. Знание законов природы и использование их на благо человеку. Не только на благо, конечно, но использование.

– А здесь у нас магия, и если она есть, то должна быть на пользу. Всем – и магам, и простецам. Несите зеркало.

– Какое зеркало? – опять не дошло до меня.

Потом дошло. Спать нужно больше, и работать меньше.

– Какое сможете держать при себе. Несите.

Я принесла маленькое зеркальце в ажурной серебряной оправе – тоже привезла из прошлогоднего отпуска, из небольшой лавочки, что встретилась в Фаро.

– Да, годится. И выполняйте чары вызова.

– Да я сейчас уже никаких чар выполнить не смогу, поверьте, – бурчу.

Я, конечно, делала это раньше, но вот почему-то в голове моей многоумной оно не задержалось.

– Верю. Но попробовать нужно. Поэтому – сейчас. Выполняйте, и думайте о ком-нибудь, кого хорошо знаете и можете представить.

Я озадачилась – кого звать-то? А потом дошло – Марьяна же. Первый раз палец дрожал и почти не соприкасался со стеклом, и ничего не вышло. Второй тоже.

Примерно с пятого раза у меня вышло.

– Оля! Ура, Оля! Откликнулась! Ребята, тут Оля вызывает! – радостно засмеялась она, и тут же рядом с ней в зеркале появились Митя Ряхин и Коля Малинин, и Войтек, и кто-то ещё. – А мы тут к завтрашней письменной работе готовимся!

– Здорово, – я выдыхаю и улыбаюсь. – А у меня работа в больнице, на весь день.

– О-о-о, расскажешь потом, хорошо? Только не теряйся, Оля, миленькая!

– Вот-вот, мы уже всякое передумали, потому что – чего не отвечаешь-то? – влез Митя. – Тут даже младший Пуговкин спрашивал, не знаем ли мы, куда ты запропастилась и почему молчишь.

О как. Спрашивал. Ладно, ему я потом отдельно наберу.

Дальше мы шумно прощались, и так мне стало хорошо – будто кто-то подошёл и обнял. Друзья – это сила, верите?

– Я рад, что у вас есть хорошие друзья, которые тоже уже успели о вас побеспокоиться, – говорит Соколовский.

– Так вышло, – пожимаю плечами.

– А теперь ступайте в вашу спальню.

– Зачем?

Он вздыхает.

– Ступайте и слушайте.

Я не понимаю, но повинуюсь, иду и слушаю. И… мне удаётся услышать – где-то на пределе ощущений. Зов, слабый, но несомненный. Да, я этому училась… год назад. Не доучилась, выходит. Я хватаюсь за зеркало, отвечаю чарами, вижу лицо Соколовского.

– Сработало, отлично, – говорит он с улыбкой.

Я возвращаюсь и понимаю, что нужно ещё кое-что спросить.

– А вообще, что горело-то сегодня?

– Горело? – не понимает он.

– Ну вы ж меня явно не просто так целый день пытались вызвать.

– Я пытался узнать, всё ли с вами в порядке, – он смотрит и смеётся. – Горит у меня, надо же. У меня, понимаете ли, не было никого в подчинении, и я ощущаю некоторую ответственность за то, чтобы с вами всё было благополучно. Работы много, а нас мало, и если не будет нас, то кто займётся нашими делами?

Я только вздохнула.

– А сейчас рекомендую вам лечь спать. А завтра увидимся у Брагина. Доброй ночи.

Он поднялся – не так легко, как обычно, но уверенно – и провалился в тени. А я подумала и последовала совету – бросила все чашки-плошки, как есть, и легла спать.