Текст книги "Барышня ищет разгадки (СИ)"

Автор книги: Салма Кальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

17. У меня нет слов

17. У меня нет слов

К счастью, в тот день никто не мешал нам работать и не бесил. Не знаю, куда делся ревизор Елистратов, наверное – прочёл всё, что желал, и читает теперь что-нибудь другое в другом месте. Вот и славно, потому что беспокойство за Мишу грызло с ночи, и попадись мне кто-нибудь нехороший под горячую руку – я могла бы сделать что-нибудь не то. И потом пожалела бы. А ничего такого делать не нужно ни в коем случае, и так ерунда какая-то творится.

Но – я спокойно рассказала Брагину о визите к Родионовым, не раскрывая, впрочем, вопроса, по которому им нужно было потревожить покой родителя, и приобщила заключение к прочим нашим документам. И почти сразу привезли троих, отравившихся накануне несвежей рыбой – на строительстве работали, все не местные – и пошла я работать.

Когда меня вызвал нашедшийся Соколовский, я как раз завершила опросы и писала первое заключение, а Василий грел нам с Иваном Дмитриевичем щи. Ну слава богу, нашёлся, живой и бодрый, а детали узнаем.

– Получили хорошую новость? – спросил Брагин, усаживаясь за стол.

Уж наверное, моя улыбка шире плеч и сияет на весь подвал.

– Точно, – кивнула я.

В принципе, можно было сказать, что вернулся Соколовский, но… вдруг лучше пока ничего не говорить? Да меня, в общем, и не спрашивали. Но когда я дописала все бумаги и аккуратно сложила их в папку, Брагин глянул на меня и сказал:

– А ступайте уже, Ольга Дмитриевна. Если вдруг что – ну, завтра уже тогда.

– Благодарю, – я его только что не расцеловала.

Подхватила свой тулуп и платок, даже надевать не стала, и шагнула в знакомый дом.

И первым делом увидела даже не Мишу, а его отца – сидит в кресле, смотрит сурово, а увидел меня – так и вовсе.

У меня сердце куда-то ухнуло – неужели всё так плохо, что он явился лично? Или… там что-то ещё?

– Ой, – вылетело у меня от неожиданности. – Здравствуйте.

– И вам доброго дня, – кивнул мне Соколовский-старший. – Ольга Дмитриевна, верно я помню?

– Верно, – кивнула я.

Надо же, помнит. С чего бы? Запомнил всех, у кого был на экзамене? Или женщины не так часто тот экзамен сдают?

И что они тут обсуждают? И… а не пойти ли мне вообще домой?

Но Миша поднялся – правда, держась за кресло, кликнул Алёшку, велел забрать у меня шубу и кормить меня немедленно, потому что со службы, а мне – садиться и смирно ждать тарелок и чашек.

– Сколько сегодня было?

– Трое, – отмахнулась я. – Все однотипные, из одного горшка тухлятину ели.

Кто-то усмехнулся слева от меня, я глянула – точно, там в таком же глубоком кресле сидел ещё один неизвестный мне человек. Некромант. Что за нашествие некромантов в наш тихий маленький город?

– Ольга Дмитриевна, вы раньше не встречались с Иваном Алексеевичем Куницыным? – спросил меня Севостьян Михайлович.

– Нет, не доводилось, – пробормотала я.

Чего он на меня так смотрит-то? Нет, почему они оба на меня так смотрят, что со мной не так?

Я нерешительно взглянула на Мишу, но тот, кажется, тоже ничего не понимал, как и я.

– Я должен задать вам, Ольга Дмитриевна, один вопрос. И буду весьма благодарен, если вы на него ответите, – старший Соколовский не сводил с меня глаз.

– Хорошо, – я неуверенно кивнула.

– Кто ваши родители и где они сейчас?

Да сдались всем мои родители!

– Очень далеко. Я не имею возможности попасть туда.

– Возможности есть всегда, – пожал он плечами. – И всё же? Это важно, Ольга Дмитриевна, в самом деле важно.

– Отца моего я не знаю, они с мамой расстались до моего рождения, – выдыхаю. – Мама… далеко отсюда, можно сказать – в Другом Свете.

– А можно сказать?

– Ещё дальше.

– Но она жива?

– Позапрошлой осенью была жива и благополучна, а после я не имела о ней сведений, – хоть о чём-то можно говорить честно и открыто.

– А другие ваши родные?

– Бабушек и деда нет в живых.

– А как их звали, не подскажете? – старший Соколовский говорил вкрадчиво, но игнорировать его было невозможно.

– Отец, отстаньте от Ольги, – нахмурился Миша.

– Сядь уже и молчи, болезный, – отмахнулся тот и взглянул на меня особенно сурово.

– Филипповы, Дмитрий Васильевич и Зинаида Ивановна, и Рогнеда Витольдовна Спасская, – ответила я.

Странный звук справа мог издать только тот непонятный мне господин Куницын – не то вздох, но не стон. А старший Соколовский взглянул на него и усмехнулся.

– Смотри, и не говори потом, что не видел.

Я не понимала ничего, решительно ничего. Впрочем, Миша тоже не понимал, да и господин Куницын, кажется, от нас в этом плане не отличался. Смотрел на меня, не сводил глаз. А потом вдруг заговорил:

– А матушка ваша, прелестное дитя… Люба, да? Её зовут Люба?

– Да, но что вам до моей матушки? Она, я полагаю, благополучно замужем и вообще счастлива… наверное.

Я не представляю, что дома говорят о моём исчезновении. С другой стороны, в мире ежедневно пропадает множество людей, и я – только одна из них. Я не знаю, горевали ли обо мне тётя Галя и мама, уж наверное, маме сообщили, что я куда-то делась.

Куницын подался вперёд, смотрел на меня жадно, не отрываясь.

– Верно, вы – вылитая Люба, – проговорил он потрясённо. – Она ведь такой и была, именно такой. Глаза только матушкины, – сообщил он старшему Соколовскому.

– Разглядел, называется, – усмехнулся тот. – И то слава богу. Не знаю, на мой взгляд, барышня – вылитая Рогнеда Витольдовна, особенно когда берётся колдовать. Я был на её выпускном экзамене от министерства, – пояснил он потрясённому Куницыну. – Барышня одарена весьма и весьма, и, как я понимаю, служит усердно и справляется. Верно я думаю? – пронзил он взглядом сына.

– Верно, так и есть, – произнёс тот.

– Ладно, побеседуйте тут, – старший Соколовский поднялся и вышел, в той стороне, я уже знала, библиотека.

И мы остались втроём – Миша, этот непонятно откуда взявшийся Куницын и я.

– Что, чёрт возьми, происходит? – я хотела выразиться сильнее, но подумала и в последний момент не стала. – Миша?

– Я бы сам понимал, – мой прекрасный Миша тоже выглядел как из-за угла мешком напуганный. – Отец и Иван Алексеевич явились вчера вечером в связи с доносом и расследованием, а потом ещё помогли нам в Александровском. И почему вдруг отцу стали интересны твои родители, и откуда он знал твою бабушку – я пока не понимаю.

– Оттуда, Мишенька, что бабушка Ольги Дмитриевны моя матушка, – тихо произнёс Куницын. – Ты не мог быть с ней знаком, потому что она… она была далеко. Потому что растила мою дочь. И… как я понимаю, вырастила и выучила.

И вот тут я, что называется, охренела. Закрыла ладонями непроизвольно раскрывшийся рот и не могла произнести ни звука.

– Вы хотите сказать, что Лёля – ваша дочь? – мне показалось, что Миша сейчас кого-то в лучшем случае встряхнёт, а то и что посильнее сделает.

– Я просто не нахожу слов, – честно сказал Куницын. – Потому что я искал способ вернуться туда, где осталась Люба, но мне это не удалось. Я никак не мог нащупать нужное место или нужное время. И даже такой неплохой ориентир, как родная кровь, не помог мне нисколько. Наверное, потому, что ни мать моя, ни дочь не пользовались магической силой. Я думал, что вернусь, что вернусь скоро, и останусь с Любой, но у меня не вышло. Вышло у матушки, и она даже смогла известить меня, что у неё получилось. А после – как отрезало. Ни один путь не приводил меня туда, куда я хотел. А искал я долго.

– Вы хотите сказать, что были у нас попаданцем? – брякнула я первое, что пришло мне в голову.

– Кем-кем? – уставился он на меня.

– Так называют людей, попавших из одного мира в другой, и ещё в этом другом – в непростую ситуацию.

Он рассмеялся.

– А ведь хорошее название, верное. Надо же, попаданцы! О нет, я просто исследовал способы перемещения через тени, и задавался вопросом – куда через них можно попасть. Мне доводилось читать, что – далеко, в такие места, которых нет на карте, и в которых всё иное, и иногда даже и магии-то нет. Магии и не было, зато была – Люба. Самая красивая девушка из всех, какие мне встречались. Смелая и решительная. Привыкшая отвечать за себя сама. И умевшая столько всего, сколько не умеет ни одна здешняя барышня. Она была образованна и воспитанна, как девушка из общества, а руками и по хозяйству успевала, как человек, живущий своим трудом. Я предложил ей всё, что имею, но она не согласилась принять, и последовать за мной, не очень-то понимая, куда именно я её зову. Она была… весьма конкретна, ей нужно было знать, где и на что мы будем жить и что будут есть наши дети. Мои рассказы о столичном доме, о службе и о перспективе академической карьеры она воспринимала сродни сказкам, говорила – такого не может быть. Я и ушёл-то потому, чтобы подготовить дом к её появлению, и к появлению младенца. Прислуги там побольше нанять, ремонт какой-никакой произвести. Но вернуться не смог, меня всё время отбрасывало, я выходил из пространства теней в нашем обычном мире. А ведь она там ждала ребёнка и думала, что я бросил её, не иначе! И тогда я поделился своей бедой с матушкой, а она была намного более сильным магом, нежели я. Она согласилась оставить преподавание в Петербургской академии и свою безмятежную жизнь в поместье и рискнуть, и у неё вышло, и она даже сообщила, что родился ребёнок, девочка. Мы говорили с Любой, что если будет девочка, то назовём её Иришей, и я искренне полагал, что где-то там, куда мне отчего-то нет хода, у меня растёт дочь Ирина. Даже жениха ей нашёл, и не самого плохого, как мне кажется, потому что если есть хоть малейший шанс, что дочь унаследует способности, то ей нужен муж-некромант. Но… матушка ушла, Люба не отзывалась и не находилась, время шло. Я искал их, но попадал всегда не туда. А последняя попытка и вовсе растянулась надолго, по моему счёту прошло восемь лет, и пять – здесь. Меня как-то нашёл по моим записям Севостьян – не знаю, как ему это удалось, он отмалчивается. Нашёл, вернул домой, и тут случилась эта мерзкая история с доносом. Я немного помог ему в столице, а потом он сказал, что моя помощь потребуется и здесь. И вот… я здесь, и вы, милое дитя, тоже. И я благодарен господу за то, что дал дожить до этого дня.

Он замолчал, и мы с Мишей тоже молчали. Впрочем, Миша отмер первым.

– Постойте, Иван Алексеевич. Вы хотите сказать, что мифическая Ирина – это Лёля?

– Вот уж верно, мифическая. Потому что существовала только в моём воображении. Дочь Любы получила другое всё – другое имя, другое отчество, и фамилию тоже другую. И жила другую жизнь. Но как-то оказалась здесь, как же?

И он так взглянул на меня, что у меня внутри прямо сжалось что-то.

А я… я сидела, смотрела и боялась произнести даже про себя эти слова – «мой отец», потому что нет у меня привычки к таким словам, совсем нет. Мама, тётя Галя, бабушка Рогнеда. Отца нет, да много у кого его по факту нет, всегда, и в школе таких хватало, и потом тоже. Я привыкла, что его нет. А он всё это время был? Просто мой отец – попаданец к нам? Один раз попал, а в другой не смог? Господи, какой бред, да же?

Что говорить-то? Что говорят в таких случаях? Эй, кто там есть, меня жизнь к такому не готовила! Отец, который внезапно маг-некромант? Бабушка, которая ещё более суровый маг-некромант? Некромант в нашей хрущёвке? В хлебном магазине на углу соседского дома? Гоняет хулиганов от нашего подъезда? Встречает меня из школы? И готовит мне обед? И что там ещё можно делать, да, а она же делала, всё, просто руками, как все люди, никакой магии? Бросила поместье где-то здесь, и преподавание, чтобы заботиться о ребёнке, своей внучке, в наши двухтысячные и десятые?

Видимо, у меня на лице было написано всё это, и ещё немного, потому что Куницын вдруг стремительно поднялся, кивнул нам обоим и вышел куда-то из гостиной. А я взглянула на почти такого же растерянного Мишу, глупейше похлопала глазами и заревела, просто заревела.

Миша мгновенно оказался рядом и взял меня за руки.

– Лёля, я понял только то, что всё разрешилось, и разрешилось хорошо. И кем бы ты ни была, мне не нужен никто другой. Ты выйдешь за меня замуж?

Я не поняла, причём здесь замужество.

– Постой, но ты же говорил, что обещался кому-то?

– Да, некоей Ирине Ивановне Куницыной. Только никто не знал, что на самом деле она – Ольга Дмитриевна Филиппова, – улыбнулся он.

А до меня наконец-то дошло.

– Постой… ты должен был жениться на дочери этого… Ивана Алексеевича, а это я?

– Именно так. Правда, мы как раз успели обсудить это обещание, пока ты не появилась, и он меня от него освободил. А отец смотрел и посмеивался. Видимо потому, что уже знал. И молчал.

– Не был до конца уверен? – впрочем, я пока тоже до конца не уверена.

– Лёля, мне не важно, чья ты дочь. Потому что я люблю тебя. Ты можешь быть кем угодно, – он поцеловал одну мою ладонь, а потом другую. – И я хочу, чтобы ты стала моей женой.

– Если ничто этому более не препятствует – то я согласна, – выдыхаю и улыбаюсь. – Потому что я тоже люблю тебя, какое совпадение. Мне не нужен никто другой.

Больше можно не скрываться, да? А объявить о помолвке, и пожениться, как тут положено-то, сколько времени должно пройти? Никаких больших свадеб, частная церемония. И… жить с Мишей вот в этом славном доме, да? Просто жить, как люди? Детей родить? И будут они сероглазыми некромантами… Так можно было, да?

Мы ещё что-то говорили друг другу, мало вменяемое, но смысл был – что всё наконец-то хорошо. И целовались, да, совершенно позабыв о разных людях, которые сегодня обитали в этом доме.

Алексей глянул было, выдохнул, выскочил и постучался.

– Михал Севостьяныч, там Василь Васильич спрашивали – можно ли сейчас вас осмотреть.

– Полагаю, нужно, – произнёс непререкаемо старший Соколовский, тоже вошедший в комнату. – Его забрать?

– Василию Васильичу откроют портал, – быстро проговорил Алексей и испарился.

А Севостьян Михайлович уселся напротив нас. Мы переглянулись, я осталась в кресле, Миша поднялся.

– Мы с Ольгой Дмитриевной обвенчаемся, и как можно скорее. Я завтра же поговорю.

– Ты же, я слышал, не собираешься жениться на дочери Ивана, даже просил освободить тебя от обещания, – усмехался старший Соколовский.

– Не мог не попросить, ибо не знал. Мне нет дела, чья дочь Ольга, потому что есть дело только до неё самой. И я слышал, что некоторые известные московские фамилии весьма желали, чтобы она стала их частью. Но она здесь… и согласилась стать моей женой, – ответил ему сын.

Только что язык не показал, да.

– И что же, даже у отца барышни не спросишься? – Севостьян Михайлович продолжал усмехаться.

– Простите, – влезла я, – при всём возможном уважении к вам и вашему другу, я выросла, не зная его. И встретилась с ним совершенно случайно. Могла бы и вовсе не встретиться, как я понимаю. Поэтому… не ему решать, за кого мне выходить замуж.

– Как же, а наследство? Иван не из первых богачей, но у него кое-что есть.

– Я ничего не знаю о том наследстве, – покачала я головой. – Зато у меня есть мой стабильный доход, а работа для некроманта в этой губернии никогда не переведётся, так что – с голоду не пропадём.

– Узнаю Любу, – я и не заметила, как к нам вернулся Куницын. – Та говорила ровно так же. Милое дитя, вам не нужно беспокоиться. Вы безусловно унаследуете всё, что я имею, и приданое у вас будет завидное.

– А я, хоть и несомненно рад воссоединению семейства, желаю знать – можете ли вы, Ольга… – тут старший Соколовский запнулся, потому что, как я понимаю, не был уверен в отчестве, – доказать свои слова о вашем иномирном происхождении?

– Я держал в руках Лёлины документы, – сказал Миша. – И даже добывал их у скупщика краденого из Иннокентьевского.

– И ещё ботинки, – рассмеялась я, вспомнив. – Без тех ботинок я была, как без рук, а с ботинками – уже завидная невеста, вот. От документов куда как меньше пользы.

– И всё же, – не сдавался Мишин отец, – не могли бы вы нам их показать?

– Да пожалуйста, – я поднялась, оглядела всех. – Я к себе, ненадолго.

И впрямь, нужно было перевести дух. Шаг – и я у себя, слышу, как негромко переговариваются на кухне Лукерья и кто-то ещё. Иду туда – надо же, Варфоломей Аверьянович.

– Доброго вам дня, – кивнула, и хотела сбежать.

– И вам, Ольга Дмитриевна, – закивал Варфоломей.

Я не поняла, что стряслось, но Лукерья смотрела на него волком, а он выглядел растерянным.

– Всё ли хорошо? – спросила на всякий случай.

– Не уверен, но вдруг? – отозвался Варфоломей.

О да, вдруг?

Я кивнула обоим – разбирайтесь, мол, сами – и пошла к себе. Порылась в чемодане, нашла там среди вещей, которые почти не трогала, папку с документами – пластиковую, из дома. Просмотрела – ну да, всё на месте. Там же лежало то давнее Мишино письмо… достала его и убрала, нечего. Остальное можно показать. И шагнула обратно.

– Вот, взгляните, – сунула папку старшему Соколовскому. – Я понимаю, что для вас, наверное, доказательством послужило бы моё свидетельство о рождении, где указано, когда и где я родилась, и что мать моя – Любовь Дмитриевна Филиппова. Но увы, для устройства на работу оно бесполезно, как и вообще во взрослой жизни, а в момент попадания сюда я именно что устраивалась на работу. Пыталась.

Правда, тот покачал головой.

– Если я всё верно понимаю, то не смогу прочесть там ни слова. Иван, взгляни.

Господин Куницын принял папку, осмотрел все четыре угла, заглянул внутрь. Первым ему попался мой диплом.

– Диплом университета, и между прочим, с отличием, – сказал он даже с некоторой гордостью. – Учитель начальных классов. Значит, можно заниматься начальным магическим образованием в здешних суровых краях, нечего покойничков расспрашивать.

– А кто ж будет расспрашивать-то? Очередь желающих не стоит, – пожала я плечами.

– Да найдётся кто-нибудь, – отмахнулся он и сунул папку мне в руки. – Севостьян, бросай уже думать всякое, у меня, понимаешь ли, дочь нашлась, я же думал, вовсе её никогда уже не увижу!

– А у дочери – жених, – кивнул тот с неизменной своей усмешкой.

– Какой жених? – не понял Куницын.

– Да вот этот, – показал он на сына. – Они тут сговорились совершенно без нашего участия. И он просил тебя разрешить его от обета именно для того, чтобы тут же предложить руку госпоже Филипповой.

Лицо Ивана Алексеевича сделалось таким, что мы трое оставшихся рассмеялись разом и не сговариваясь. И не смогли объяснить появившемуся Зимину – что случилось и отчего нам так весело.

Но ведь всё хорошо, да? Значит, можно и посмеяться, вреда не будет.

18. Совсем другая дочь

18. Совсем другая дочь

Миша двинулся в спальню – потому что Василий Васильевич отказался от чая с пирогами и настоял на немедленном осмотре. За ними туда же двинулся Севостьян Михайлович. Я тоже было собралась, но споткнулась о взгляд Соколовского-старшего – и упала обратно в кресло. И перевела дух. Зимин специалист, от меня там толку нет. Вот поженимся – тогда да, буду сама всё контролировать.

И ведь я даже не спросила, что там случилось, в этом Александровском!

– Как случилось, что вы оказались здесь? – нужно же о чём-то говорить с этим непонятным Иваном Алексеевичем.

– Севостьян привёл, – улыбнулся тот.

Я осмелилась и взглянула на него. И поняла, что у него точно такие же глаза и брови, как у бабушки Рогнеды. Зацепилась за них.

– И вы знаете, как можно оказаться… дома?

– Понимаете, Ольга… никак не могу привыкнуть, что вы – Ольга. Вы и не Люба, хоть и очень похожи на неё, и не вымечтанная мною Ирочка. Вы совсем другая. И – разом с тем настоящая. В общем, вы ведь знаете об изнанке мира, доступной магам нашей силы, так? Она у нас общая. Через неё можно попасть почти куда угодно. Или в самом деле куда угодно. Мне было двадцать пять, и я даже согласился с матушкой, что Куницыны всегда служили отечеству, и следовательно – мне тоже следует, но – хотелось попробовать ещё один разочек, самый распоследний. Вот тогда меня и занесло туда… где я повстречал Любу. Мы… увлеклись с первой встречи, с первого взгляда. Я не был готов сразу же сказать ей, кто я таков и откуда, но полагал, что вернусь и уговорю её последовать за мной. Я мог предложить ей намного лучшую жизнь, нежели была у неё там, в вашем с ней доме. С ходу и без объяснений она не согласилась – сказала, у неё сестра, родители, служба. Говорила, что я должен остаться с ней, жениться по её обычаю – без церковного благословения, пойти куда-то служить… наверное, так и нужно было сделать, тогда бы я был с вами обеими. Но я хотел, как лучше, я хотел забрать её сюда, к себе, поселить в своём доме, холить и лелеять, и заботиться. И смотреть, как растёт наш ребёнок, и учить его всему, что положено уметь магу.

– А если бы ребёнок не унаследовал способности? – я ж могла родиться как мама, обычным человеком, простецом.

– Непременно унаследовал бы, – убеждённо произнёс Иван Алексеевич. – Первый ребёнок в нашем роду обязательно наследует способности. Второй или третий уже могут и не унаследовать, но первый – непременно. А второго и остальных не случилось.

– А почему… Ирина? Вы так договорились с мамой? – а мама не исполнила, судя по всему.

– Да, мы говорили, что если родится мальчик, то будет Алексей, а если девочка – то Ирина. Но вышло… как-то иначе.

– Мне дали отчество и фамилию по деду, маминому отцу.

– Я видел его однажды, Люба нас знакомила. Мне показалось, что я ему не понравился.

Уж наверное, насколько я помнила деда, ему не мог понравиться человек, не пойми откуда взявшийся, не имеющий понятной специальности и работы. А Иван Алексеевич у нас там оказался именно таким. Это здесь он принадлежит к какому-то там роду, нужно бы узнать о том побольше. А дома…

– Вы бы понравились, если бы могли понятно сказать, где работаете, сколько зарабатываете, какие у вас перспективы на дальнейшую жизнь. А вы, как я понимаю, не могли.

– Не мог. Люба была рационалисткой и материалисткой, она и слышать не захотела, когда я попытался объяснить ей про магию и высшие силы.

– Понимаю отлично, – рассмеялась я. – Я и сама долго не верила, оказавшись здесь. Мне прямо говорили, а я всё не верила. И далеко не сразу поняла, что в наставлениях бабушки Рогнеды был смысл, совершенно определённый смысл.

– Как вы оказались тут? Расскажите, – он жадно впился в меня взглядом.

– Я не знаю механизма перемещения, если вы об этом, – покачала головой я. – Дома я искала работу и ходила на собеседования. И после одной неудачной встречи случилось землетрясение. Я в тот момент находилась в лифте, лифт оборвался и упал, мне так показалось. А очнулась я уже в Егорьевском переулке, в Иннокентьевском. Я словно провалилась в точно такой же город, каким был Иркутск, только – сто с небольшим лет назад. И – это не был наш Иркутск, потому что в нашем не было магии. И мне потребовалось время, чтобы понять всё это.

– Верно, Иркутск. Город назывался так.

– И если бы не терпение доктора Зимина, и не ряд случайностей, всё было бы совсем иначе.

– А где вы встретили Мишу?

– В больнице у Василия Васильевича. Он прибыл туда по служебным делам, и вместе с Зиминым они пытались помочь мне вспомнить, а по факту – понять, где я нахожусь. В момент перехода я сильно ударилась головой, и уже здесь меня ограбили – украли сумку с документами, верхнюю одежду и ботинки. Ботинки и документы Миша вернул. А избежать преследования неприятного человека помог Зимин.

– Значит, это была судьба, – улыбнулся Куницын. – Матушке удалось сообщить, что родилась девочка, и в честолюбивых мечтах я видел, как мы породнимся с Севостьяном. Потому и уговорил его на помолвку, я не сомневался, что мне удастся вернуться и доставить сюда и Любу, и дочь. Но всё вышло совсем не так. А как пробудилась ваша сила?

– Это тоже случайность, – сказала я. – Связанная с моей нанимательницей, Софьей Людвиговной.

– Вот и расскажите, будьте любезны, что там за история, – произнёс появившийся в дверях Соколовский-старший. – Потому что в её смерти обвиняют Михала.

– Кто обвиняет? – сощурилась я.

– Автор доноса, до последнего желавший остаться неизвестным, – усмехнулся Севостьян Михайлович.

– Ну так и спросить – присутствовал ли он там, видел ли, как всё было, и в каком месте прятался, что самого не зацепило, – буркнула я.

Только не хватало – придумывать о том, что случилось в ту ночь! Наверное, потому меня и допрашивал ревизор Васин – хотел послушать, что скажет непосредственная участница тех событий.

– Спросили, – кивнул старший Соколовский. – А теперь желаем послушать участников событий.

– Лёля, рассказываем всё, как есть, – произнёс Миша за спиной.

– Куда доктора дел? – спросил его отец.

– У него ещё кто-то требует немедленного внимания, потому от ужина он отказался, – пожал Миша плечами. – И я тоже хочу послушать – как так сталось, что меня обвинили в смерти госпожи Серебряковой. Я для чего сохранил в магическом кристалле допрос – именно для того, чтобы ни Лёлю, ни меня о событиях той ночи и разных глупостях вовсе и не спрашивали. И что же, потеряли тот кристалл? Болотников обычно не теряет ничего важного.

– Не потеряли, но кое-кто в великой обиде на тебя скрыл это важнейшее доказательство, не то просто спрятал, не то вовсе уничтожил, – сообщил Севостьян Михайлович.

– Как уничтожил? – не поняла я.

– Может, и не уничтожил, но выбросил, или ещё что там можно было сделать, – пожал плечами Соколовский. – Но доступа к тому артефакту нет, и если не случится никакого чуда, то и не будет. И потому – рассказывайте. Оба рассказывайте.

Миша опустился в кресло, Севостьян Михайлович расположился на диване. И оба они – и он, и Куницын – смотрели на нас. Миша улыбнулся мне и начал первым.

– Мы с Ольгой Дмитриевной познакомились в больнице у Зимина – её доставили туда без пальто, без ботинок и без сознания тоже. Она являла собой невероятное зрелище, когда я впервые там её увидел – ни капли магической силы, но мощный некромантский амулет на шее. Зимин привлёк меня к процессу пробуждения у неё памяти, я предположил наличие не пробудившейся пока силы и попробовал спровоцировать Ольгу Дмитриевну на ответ, но увидел лишь обычную реакцию простеца на силу некроманта. И преизрядно получил от Зимина, – ещё и усмехается, вот ведь!

– Это было страшно до обморока, – усмехнулась я.

– Верю, – он улыбнулся мне. – Потому и пришёл просить прощения, и ботинки твои вызволил. И документами заинтересовался – никто не мог их прочесть, и я тоже не смог, а некоторые языки разумею. Тогда и подумал, что на нас всех свалилось чудо из-за грани мира, такое случается. А потом оказалось, что чудо попало в услужение к госпоже Серебряковой, которая обитала в соседнем с этим доме. Любопытство подстегнуло меня, я принялся навещать Софью Людвиговну, и даже ухитрился несколько раз поговорить с Ольгой Дмитриевной – не более, потому что у госпожи Серебряковой была причина ограничивать своих компаньонок в свободных беседах с гостями. Пришлось изыскивать способы беседовать тайно, – усмехнулся он. – Однажды мне показалось, что я почти что вызвал Ольгу Дмитриевну на откровенность, но нам помешал пожар во дворе у соседей. Пришлось вмешаться в тот пожар, и договорить не удалось. А на следующую ночь я был поднят с постели небывалой вспышкой магической силы.

– Случился прорыв? – живо заинтересовался Куницын.

– Верно. Почтенная дама желала заполучить жизненную силу Ольги Дмитриевны, сняла ограничивающий амулет и магически связала предполагаемую жертву. А жертва оказалась некромантом с непробудившимися способностями, и от проведённого ритуала те способности пробудились.

– И что же? – продолжал выспрашивать Куницын. – Многих зацепило?

– К счастью, госпожа Серебрякова догадалась оградить свой кабинет мощным защитным барьером, всё ж магом она была не из последних, поэтому остальная прислуга и соседи мирно спали и ничего не услышали. Но пробудилось висевшее на стене чучело рыси и загрызло ближнюю женщину Антонию, помогавшую хозяйке в тёмных делах. Сама хозяйка успела огородиться, а Ольга Дмитриевна сознанием провалилась в тени. Так было, когда я пришёл. А после – госпожа Серебрякова сама сняла свой поддерживающий силы артефакт-накопитель, и прервала таким образом свою жизнь. И все её обстоятельства мы узнали уже путём посмертного допроса.

– А что же вы? – Куницын взглянул на меня.

– Получила обратно свой амулет и вернулась в мир. Выслушала историю Софьиной жизни. И несколько дней после того приходила в себя, – честно ответила я.

Рассказывать о том, чем тогда завершилось у нас с Мишей, не хочу и не буду. И он, похоже, тоже не хочет, вот и правильно.

Он улыбнулся мне и продолжал – о телах прежних компаньонок, о том, как осталась кучка пепла, и как опустили тот пепел в реку под лёд, и о том, как он написал рекомендательное письмо Пуговкину, потому что мага-некроманта необходимо учить.

– И вообразить не могу, как это – если сила пробуждается в двадцать пять лет, – качал головой Куницын. – Наверное, непросто.

– Да, я уже поняла, что представляю собой некое исключение. Но я старалась учиться, чтобы не отличаться от прочих, – пожала я плечами. – Так что могу ещё и спасибо Софье Людвиговне сказать – без её нападения я бы ещё долго ничего не знала о своей силе.

– Хорошо, об этом понял, – кивнул старший Соколовский. – Дальше давайте. Что там было с Бельским?

– Началось с непонятных смертей. Как раз приехал свеженазначенный Пантелеев, и Ольга Дмитриевна вернулась из Москвы. Тут-то мы и столкнулись с тем, чего ранее не видели, – говорил Миша.

Мне тоже пришлось подключиться и рассказать о допросах, точнее о том, что покойные не желали и не могли отвечать, о том, что рассказала Надежда, и о личной встрече с лисодемоном прямо на нашей улице. Миша подхватил – рассказал о знакомстве с Бельским и о том, как тот объявился в Сибирске. О схватке в день бала в Общественном собрании. И о том, как поймали лисицу, и кто нам в том помог.

– Если кто-то сомневается – нужно расспросить госпожу Аюну. Сомнения сразу отпадут, – сказала я.

– Старшая? – изумился Севостьян Михайлович. – Сама пришла и помощь привела?

Его друг только удивлённо качал головой.

– Именно, – кивнул Миша. – И мы с Ольгой Дмитриевной после ещё и были её гостями.

– Там, что ли, где франкийская крепость стояла? – заинтересовался его отец.

– Да, но мы были не вполне здоровы и сильны, и в ту крепость не поднимались. Но дом в посёлке видели, – улыбнулся Миша.

Точно, для них же это – семейная история. А моя семейная история сидела слева от меня и смотрела с восхищением.

– Ольга, я рад и горд, что вы такова, какая есть, – сказал Иван Алексеевич. – И очень жалею, что не учил вас обращаться с силой и тренировать магические умения.

– Я думаю, что знаю и умею далёко не всё, я даже и диплом-то полный пока не заработала. И если у нас что ни день, то новая напасть, то так никогда и не заработаю.