Текст книги "Барышня ищет разгадки (СИ)"

Автор книги: Салма Кальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

– И в какой момент она перестала быть живой?

– Когда Соколовский велел ей объяснить, что происходит. Она ответила, что не намерена никому ничего объяснять, и сняла свой накопитель. Я отчётливо ощутила, как взяла её смерть. И подтверждаю – она всё сделала добровольно. Предполагаю, что ей было бы неприятно участвовать во всех последующих разбирательствах, потому что она привыкла быть одной из первых дам губернии, и одной из самых богатых. Она не перенесла бы ни заключения, ни наказания. И она сама распорядилась своей жизнью.

– Что стало с теми людьми, что служили в её доме?

– Антип Валерьяныч служит в финансовом управлении, Агафья проживает с сыном и его семьёй, конюх и кучер Афанасий сразу же отправился служить к тому купцу, что коней Софьиных купил, не помню уже, кто это был. Разнорабочий Степан сначала жил у кума, потом отправился на заработки, кажется, на ленские прииски, там сейчас и обретается. Кухарка Марфа после служила у покойного Черемисина, а сейчас пошла к кому-то из Сибирско-Азиатского банка. Я же окончила курс в академии и вернулась на службу в магическое управление.

Васин делал пометки – видимо, будет всех разыскивать и расспрашивать. Ну, его дело. Вправду, история не самая простая, пускай разбирается.

– Благодарю вас, Ольга Дмитриевна. Если у меня ещё появятся вопросы, я вас разыщу, – сказал он.

– Да пожалуйста, – пожала я плечами, поднимаясь. – До свидания.

Кивнула ему, кивнула в приёмной Вениамину, подхватила вещички да пошла на службу. Клиенты-то дожидаются, непорядок.

14. Семейное дело купцов Родионовых

14. Семейное дело купцов Родионовых

В Кузнецовской больнице мне обрадовались Иван Дмитриевич и Василий, а господин ревизор Елистратов окинул внимательным взглядом.

– И что же, в какой больнице вы уже побывали с утра? – спросил он недобро.

– Так вот понимаете, если бы в больнице, то вышло бы больше пользы, – пожала я плечами. – Но мне пришлось отвечать на вопросы вашего коллеги Васина. А вопросов у него нашлось немало, ещё и поболее, чем у вас.

Елистратов поджал губы, зыркнул на меня ещё раз и вернулся к чтению наших заключений, книги диагнозов, и что там он ещё сумел в нашем шкафу найти. Я глянула – и вправду, Зверев вернул всё то, что изымал у нас перед нашествием, все заключения о жертвах лисодемона находились тут же, на столе. Вот и славно, пускай будут. А я пошла работать.

Со вчера дожидались двое, сегодня доставили почтенную старушку – она пребывала на каком-то из верхних этажей в больнице и скончалась в обед. И когда я опросила всех троих, Иван Дмитриевич спросил:

– Скажите, а не могли бы вы на дом сходить и расспросить?

– В смысле? – не сразу поняла я.

– Случай не криминальный, родные есть, человек видный, долго болел, был прикован к постели, и поутру сегодня отдал богу душу. Вопросов о причинах смерти нет, но родные желают узнать что-то, что знал только он, а детям и внукам сообщить – не то позабыл, не то намеренно не пожелал.

О как. Впрочем, понятное дело, и по уму-то нужно вот вообще всех-всех опрашивать, но мы же не успеваем, да? Поэтому те, кто скончался дома, от понятных причин, исповедавшись и причастившись, в окружении семьи – оставались не охваченными, с подобными почтенными жителями мы дел почти что и не имели. Однако мне ещё в Москве доводилось что-нибудь узнавать по просьбе оставшихся родных – потому что иногда и вправду бывает нужно.

– Схожу, – кивнула я. – Когда лучше это сделать?

– Хорошо бы сегодня, но если вы уже не в силах – пошлём сейчас Василия, предупредим, что завтра поутру.

– Да схожу. Нужно после работы, или можно сейчас?

– Можно сейчас, заполните заключение – всё, как надо, в общем.

– Так и поступим, значит, чаю только выпью да кусок хлеба съем.

– Да чего ж кусок хлеба-то, – возник Василий, – у нас от обеда пироги остались, с картошкой и сладкие, и чай я сейчас мигом согрею!

Он и вправду согрел, и я пила его с пирогами, а Елистратов зыркал на меня – ему хоть и предложили, но он отказался. Ну и ладно, сам себе хороший человек.

А когда я принялась одеваться, отложил очередное заключение и поинтересовался:

– И куда вы направляетесь сейчас?

– На дом, вызвали. Нужно расспросить усопшего, заключение завтра утром принесу.

Елистратов оглядел меня недовольно, поджал губы – и ничего не сказал. А я распрощалась и пошла на Троицкую – вроде и не очень далеко, но – время займёт. Впрочем, солнце садилось, но ещё пригревало, с крыш повсеместно капало, на всех деревьях вокруг орали птицы – то есть, весна идёт, и жизнь сама по себе хороша. Только бы вот… разобраться со всеми напастями.

Миша вчера вечером отозвался и сказал – нет, ещё не завершил своего дела, пока не возвращается, ей – вся его любовь, ревизорам – привет. Ладно, значит – идёт, как идёт, живём дальше.

Я добралась до нужного дома, когда солнце уже село где-то там, на левом берегу реки за горками. Дом оказался большим и богатым, на мой стук открыл лакей – и только услышал про некроманта, тут же принялся кланяться и приглашать проходить.

Оказалось – купец Родионов покинул сей мир нынче в ночь. Я не была с ним знакома – потому что полтора года тому он уже был хвор, не поднимался с постели и командовал своей лесозаготовочной империей из спальни, совмещённой с кабинетом, так болтали. Но слышать слышала – потому что нельзя не слышать.

Остались три сына и дочь, и множество внуков, и даже правнуки, кажется. И о чём же хотят узнать все эти люди?

– Здравствуйте, – дама в трауре, лет пятидесяти, худая и осунувшаяся, смотрела на меня недобро. – Это вы – некромант? А где Михаил Севостьянович?

– Здравствуйте, Филиппова Ольга Дмитриевна, губернское магическое управление. В отсутствие Соколовского исполняю его обязанности.

– А куда делся? Или что, приезжие нашли на него управу? – к нам вышел дородный мужчина, тоже в чёрном, похожий на даму – брат и сестра?

– Что значит – приезжие нашли управу? – вздёрнула бровь я. – Михаил Севостьянович находится в отъезде по служебному делу. Если вам непременно нужен он – будьте готовы подождать день или два. Если вам нужен любой некромант – я уже здесь. А то ещё можете послать к нам в Кузнецовскую, за приезжим, он, полагаю, тоже справится.

Брат и сестра Родионовы пошептались – я не стала прислушиваться, но не услышать «Чужой? Сор из избы? Невозможно!» оказалось сложно. А потом мужчина поклонился мне.

– Извольте пройти, и мы будем вам весьма благодарны, если вы узнаете нужные нам всем сведения. Я старший сын покойного Павла Петровича, Иван Родионов, а это Наталья Павловна, сестра моя.

Я поклонилась и выразила готовность пойти.

Меня провели в спальню, где лежало тело – уже в саване, с расчёсанными волосами и бородой, и с закрытыми глазами. Там же находились двое мужчин и женщина – видимо, два других сына, и жена одного из них.

– О чём вы желаете узнать?

– Где отец спрятал шкатулку с деньгами. Потому что кроме того, что он отписал всем нам по завещанию, должны быть ещё деньги, – сообщил младший из братьев, Илья Павлович. – Но их нет, и в доме нигде нет, и на счетах его тоже нет. А он как раз в прошлом месяце одну лесопилку продал!

– Хорошо, – я оглядела комнату. – Я приступаю, вы желаете присутствовать?

– Да, конечно, непременно, – сказали все они едва ли не хором.

– Тогда будьте осторожны. Я огорожу вас барьером, и прошу не двигаться с места, пока я не разрешу, потому что это может быть опасно. Все услышали?

– А вам, выходит, не опасно? – спросила Наталья Павловна.

– А я маг-некромант, – пожимаю плечами. – Но вы всё увидите и услышите.

Дело оказалось совершенно нехитрым – у покойного имелась ещё одна дочь, внебрачная, и внук от той дочери. И этому-то внуку, молодому человеку пятнадцати лет, и были переданы деньги от продажи лесопилки – на образование и дальнейшее устройство. Мне показалось, что услышанного достаточно, и я отпустила Родионова.

– Я завершила, вы можете двигаться.

– Почему вы не спросили, где искать эту… дочь? И её щенка? – взвилась Наталья. – Они обокрали нас! У нас тоже есть дети!

– Но это было решение вашего батюшки, нет? И вам тоже что-то досталось, верно? – я отчётливо понимала, что мне тут не рады, как тому дурному вестнику, которого и убить могут за принесённое.

– Верно, Ольга Дмитриевна, верно, – успокаивающе сказал Иван Павлович. – Наташа, не суетись. Ты не нищая, да и мы все тоже. Ольга Дмитриевна, можем мы надеяться, что всё, сказанное здесь, останется между нами?

– Безусловно, – кивнула я. – Я только лишь составлю заключение о причине смерти, а всё остальное для документа не важно.

– Благодарю вас, вот, возьмите, – уже на выходе он дал мне кошель.

Я подумала – и взяла. Распрощалась – и на улицу, вдохнуть свежего воздуха. Очень уж у этих Родионовых… душно.

Домой, скорее домой.

Дома поджидала Надежда – с ворохом свежих сплетен.

– Ой, а верно ли болтают, что по душу Михал Севостьяныча аж из самой столицы приехали? – огорошила она меня с порога.

– Верно, верно, – вздохнула я, избавляясь от верхней одежды и уличной обуви. – А что говорят?

– Так что все те дохляки, что на Александровском да Приленском тракте баловали, от него пришли! А Алексей-то Митрофаныч злющий от того, как косолапый по весне, говорит – рехнулись люди совсем! Как упокойничков да ещё там какую дрянь отворотить – всем был нужон, а теперича, значится – злодей злодейский! Вот как так можно-то, да?

– Люди такие люди, – ну а что ещё скажешь-то? – И ты всегда можешь ответить, что обманули, неправда это, и на самом деле всё совсем не так.

– А чего он тогда подался куда-то?

– Так в Александровском он, я думаю – выслеживает тех, кто упокойничков на людей натравливал. Выследит, поймает и вернётся.

– Хорошо бы поскорее воротился-то, – заметила Надежда. – Пойдёмте, ужин-то готовый уже, вас только и дожидались.

Про ужин – это было хорошо.

– О чём ещё нынче говорят? – спросила я уже за столом. – А то я совсем забегалась с этими ревизорами, которые только и делают, что от работы отрывают.

Надежда моя прямо расцвела – и невзирая на недовольные взгляды Лукерьи, сплетен не любившей и никогда не пересказывавшей, принялась излагать, о чём ещё говорят.

И что же, я вспомнила давнюю идею о том, что слухами в городе необходимо управлять. Напомню завтра Болотникову, потому что – не поймёшь, смеяться или плакать.

Говорили о разном – и что к Пасхе традиционно цены на рынке подскочат, и скоро ли развезёт дороги – всё же, гужевой транспорт в городе основной, и в губернии в целом тоже, железная дорога есть не везде, и не всем по карману. А загрузить свою телегу да самому довезти – это дешевле, проще и понятнее, особенно – если где-то поблизости. Ещё о том, когда вскроется река – пока то и дело бегают с берега на берег, и телеги гоняют, а вот начнёт вскрываться – и сиди жди, пока лёд пройдёт.

Всё это, конечно, любопытно, но мне-то было интересно послушать о другом.

– А про Черемисина покойного говорят? – это я бросила пробный шар.

Пока его обязанности исполняет заместитель, и губернатор почему-то не торопится утверждать того заместителя в должности. Смотрит, как справится, или ждёт другую кандидатуру?

– Да разное, – охотно поддержала тему Надежда. – Говорят, что сам он виноват – прикормил в доме чудище заморское, а то чудище ему было не просто так, а для любовных утех, вот.

В этом месте Лукерья уже не удержалась, поднялась.

– Бога-то побойся, Надька, ересь всякую собирать! Больно оно надо Ольге Дмитриевне-то!

– Так вот нужно мне, – вздыхаю, – по службе нужно.

Почти даже не кривлю душой, если что.

– Тьфу на вас, – Лукерья оглядела кухню, проверила тесто на утренний хлеб и ушла.

Я же посмеялась – знать не знаю, был ли нужен Черемисин обеим дамам-оборотням в качестве источника любовных утех, или же нет. Я скорее в Болотникова поверю – потому что одна из них ему Фанечка.

– Ещё говорят, что чудище души у людей воровало и ему отдавало, вот.

– А ему для чего те души?

– А бес его знает, – пожала Надежда плечами. – Но говорят. Марька с Арсенальной вообще выдала, что Марфа Серафимовна-то, кухарка Черемисина, не просто так у него в доме служила, а варила всякие чародейские снадобья для тех самых заморских китаянок, они её и научили, одна и другая.

– Да глупости, Марфуша просто отменно готовит, и все, кто хоть раз её стряпню попробовал, это знают, – возмутилась я.

– Вот, вы это знаете, а Марька-дурища – нет, потому и носит по соседям, – согласилась Надежда. – А сегодня вовсе несусветное сболтнула – мол, Марфу-то Серафимовну прежняя хозяйка чародейству учила, та самая, у кого вы с ней разом-то служили. Важная и богатая.

– Тоже глупости, – отрезала я. – Не учила Софья Людвиговна её ничему, а вот пироги да всякое другое похваливала, и гости когда к ней приходили, всегда с удовольствием на обед или на ужин оставались.

– Вот, а они с Акулиной трындели, будто та Софья-то и была самой что ни на есть чернокнижницей. Будто у неё была в доме заклятая комната, а в ней по стенам развешаны чучелы, а те чучелы – все те, кто ей дорогу перешёл, в делах ли, в заказах каких или ещё в чём. Мол, она почто столько денег отдавала то на сирот каких, то ещё куда? Грехи ж замаливала, вот и отдавала половину прибыли, а то и поболее! А кто хотел её обставить, или ещё каким макаром обойти – всё одно в той комнате заклятой на стене рано или поздно оказывались. А как конец-то ей пришёл, так все они явились, как один, встали перед ней и сказали – вот, пришли мы за душенькой твоей, отдавай, наша ты, как есть наша! А она только усмехнулась, метлу вынула из-за печи, что загодя припасла, села на ту метлу, гикнула-крикнула, и только её и видали!

Я прямо заслушалась, честно говоря. Сказочницей нашей Надежде нужно быть.

– А в делах во всех ей по какой такой причине-то великой везло завсегда? – продолжала тем временем Надежда. – Потому, что враг рода человечьего ей люльку качал, ещё когда младенчиком была, да и после не оставил, так говорят. Ведь где это видано – чтобы столько мужей концы отдали, а она живёхонька, и чтобы столько денег, и чтобы дела вела, как мужик прямо, да ещё и не всякий мужик-то справится!

Вот это точно было, что не всякий мужик справится с таким объёмом вложений, инвестиций, деловой переписки и прочего. А ведь справлялась, и не ныла-не страдала. Только жить дальше хотела за счёт других. Но интересно, что о погибших девушках не болтают.

И пусть, да? Кому нужно, знают, а всем прочим – не нужно.

– А ещё что о Софье говорят?

Надежда потупилась.

– Говорят, что убили её, не то завистники, не то Михал Севостьяныч.

– В болото таких осведомлённых, там им самое место.

Я поблагодарила Надежду за интереснейший рассказ, и пошла к себе. Нужно, нужно поговорить с Болотниковым, пускай тоже думает.

А потом вызвала своего ненаглядного начальника, думала – сейчас расскажу ему обо всём, что здесь у нас за день случилось. Только он не отозвался.

И наутро тоже не отозвался.

15. Что случилось в Александровском

15. Что случилось в Александровском

Соколовский смотрел на пустынную ночную дорогу. Днём таяло, сейчас мокрый снег и лужи схватились льдом, ехать нужно осторожно. Кони скользят, колёса скользят, люди то и дело падают. Поэтому злоумышленники должны двигаться осторожно.

А злоумышленники обнаглели, совсем не боятся ни бога, ни законную власть. И даже не смотрят на то, что в здешних краях как раз собраны те самые, кто бога не боялся, и власти тоже. В Александровский централ просто так не попадают, хоть и говорят, что сейчас уже каторга и ссылка не те, что сто лет назад.

Но всё равно, местных обитателей нужно кормить, и главный здешний смотритель Савицкий сразу же дал знать, когда не подвезли нужное продовольствие. Конечно, какая-то часть пропитания добывалась здесь же, у местных жителей, но этого не доставало, тем более – весна, запасы поистощились за зиму. И пропавшие телеги с мукой и солью здесь были очень нужны.

А когда внезапно обнаружили мёртвыми пятерых местных служащих, это уже послужило поводом для предметного обращения. Здешний господин Савицкий – не самый мощный на свете, но маг, и потому сначала, как положено, известил Пантелеева. Тот не то со сна, не то ещё с чего, всерьёз не принял. Тогда уже Савицкий вызвал Соколовского, с которым был знаком давно и хорошо. Осмотреть покойных следовало в любом случае, а местный врач не нашёл никаких отметин на телах, которые могли бы говорить о нападении и насильственной смерти.

И Соколовский подумал-подумал – так, совсем немного, для виду – и сказал, что будет вскорости. Сказал Алёшке, что отбывает по делам службы, и отправился кратчайшей дорогой.

Федор Ильич Савицкий встретил Соколовского, как доброго знакомца. И впрямь, пару раз доводилось вместе охотиться – один раз прямо здесь, распоясался дух одного из заключённых прежних суровых времён, скончавшегося не то от невыносимой работы, не то вследствие наказания, не то просто от дурных условий жизни, уже не так важно. Важно было то, что потревожили местное кладбище, и он повадился оттуда приходить, и следовало загнать его обратно.

Другой же раз пришлось проехаться сильно дальше за Александровское, в Олонки. Там тоже, был момент, повыползали с местного кладбища, и задачка оказалась весьма интересной – потому что те, что с кладбища, где-то повстречали дух шамана – вот прямо шамана, Соколовский тоже не сразу поверил. И стоять против того шамана оказалось… незабываемо. Другое дело, что теперь он знает, как это сделать с наименьшими потерями, а тогда три недели отлёживался под Алёшкины причитания, и доктор Зимин не сразу сообразил, что с ним делать и как его на ноги поставить.

И поэтому на зов Федора Ильича Соколовский подорвался едва ли не с радостью. Опять же, есть тут к нему вопросы у всяких приезжих? Вот пускай подождут. Либо пускай расспрашивают – кто и что о нём и его службе думает. А дальше видно будет.

А с делами в городе попросить разобраться Лёлю, Лёля справится.

Так вот, пятеро покойных. С ними оказалось просто, и в то же время сложно, потому что все они скончались от того, что им остановил сердце некромант. Но все они, будучи спрошены, отвечали, и даже описывали своего убийцу – и в итоге у Соколовского сложилось что-то вроде портрета, даже с некими особыми приметами.

Конечно, невесть откуда взявшийся некромант – та ещё головная боль. И вообще ему могут не поверить, скажут – да это ты сам, мил-друг, людишек-то и упокоил. И если будет нужно – то не посмотрят, что Савицкий при всех допросах присутствовал и заключения своей подписью засвидетельствовал.

Соколовский спросил – нужна ли помощь? Тот сказал, что нужна, конечно. Потому что народ тут опасный, кто знает, что у них на уме? Это сейчас, пока, они смирно выполняют, что велено – в тюрьме давненько уже организовали мастерские, и на доход с продажи столярных и швейных изделий, а также ещё и кирпича делали ремонт, закупали продовольствие, если того недоставало, и делали разное другое, что было необходимо. Но брешь в охране нужно закрывать, и немедленно.

Тогда Соколовский взялся за зеркало, вызвал Болотникова, рассказал ему обо всём, чему оказался свидетелем, и потребовал немедленно изыскать людей и прислать. Тот согласился, и обещал ещё дать в лоб Пантелееву, чтобы слушал, когда ему докладывают.

А Соколовскому предстояло найти и изловить непонятного некроманта.

По словам покойничков, это был молодой человек, худой и белобрысый, одетый, как местный крестьянин или охотник, русский, не турэн и не бурят. И все, как один, сказали – раньше его не встречали.

Все погибшие служили в охране, и были захвачены врасплох на своих сторожевых постах. И следовало понять – для чего проредили охрану вчера ночью?

С виду всё было на месте и в порядке. Ничего не украдено, не сломано, и вроде бы даже не отмечено, и заключённые все на месте. Но для чего-то же некромант убирал этих людей?

Что-то подсказывало Соколовскому, что следующей ночью нужно быть начеку и ждать в засаде, Савицкий согласился. Ближе к вечеру Болотников прислал десяток человек – вместо погибших, и в усиление, прислал порталом, портал открыли во внутренний двор, а заключённые в тот момент получали свой немудрёный ужин, и за ними проследили, чтобы ели и не отвлекались. Среди прибывших оказалось трое магов, это порадовало – если что, смогут хотя бы сигнал подать, уже хорошо.

Но всё равно следовало ждать и слушать. Соколовский верил – в ночи кто-то появится.

Ждать пришлось почти до полуночи.

До этого момента всё было тихо, ночь выдалась ясная, приморозило. Луна освещала деревянные корпуса и бараки, и стену с воротами, благодаря ей да снегу всё вокруг отлично видно. Просто так не подойдёшь.

Значит, не исключено, что попытаются подойти хитро и скрытно. Иначе для чего им некромант?

Магов рассредоточили – двоих на улицу, по разным сторонам от зданий, одного внутрь – следить за внутренним двором и частью зданий, Савицкий тоже остался внутри, а Соколовский – снаружи.

Периметр опутали изнутри магической защитой – если попробуют преодолеть, то поднимется тревога. А вот если некромант присмотрел себе какое-то место, и пойдёт сразу внутрь периметра – тут уже придётся внимательно слушать и быстро реагировать.

И что же? Уже и ждать устали, и замёрзли, а никого не было и не было. Соколовский внутри себя не нашёл ответа на вопрос – ждать ли до утра. Потому что по уму – ждать, конечно. По человеческому обыкновению, стоит только расслабиться, тут оно и случится. А пока – менять местами людей снаружи и внутри, чтобы грелись по очереди.

Сам он устроился так, чтобы видеть входы в три барака, где спали заключённые – все заперты, но мало ли, что. Вдруг хотят до кого-то добраться? Савицкий сказал, что здесь напополам политические и уголовные, и не сказать сразу, кто опаснее.

Чуть перед полуночью он наконец услышал то, чего дожидался – возмущение эфира, характерное для работы некроманта. Тут же защита на себя – чтобы не учуял, гад такой, и приготовиться.

Соколовский даже не успел дать знать Савицкому и прочим, что сработало, потому что незнакомый парень шагнул из теней прямо перед ним. Огляделся, принюхался… точно, незнакомый, совершенно точно раньше не встречались. И верно его описали – белобрыс, шапка на голове криво как-то сидит, сам высок и худ. Но – мощный, и физически силён, и магической силы тоже хватает. Откуда только такой на его голову?

Вообще он уже сейчас мог взять пришлого парня, скрутить и допросить, но нужно ж было понять – чего ради он вообще здесь, и что будет сейчас делать. Поэтому – ещё немного понаблюдать.

И что же? Парень скользнул бесшумно к двери ближайшего к нему барака, и уже было взялся за большой навесной замок… нет, нельзя его туда пускать, сбежит – и поминай потом, как звали. Поэтому Соколовский выпустил щупальце, молниеносно захватил и подтащил неизвестного к себе. И был вознаграждён выражением небывалого изумления на лице парня – неужели не видел никогда другого некроманта?

Теперь уже можно было сигналить Фёдору Ильичу, пускай тоже придёт да посмотрит, какая рыба попалась.

– Ты кто? Городской что ль? Ты откуда тут взялся? – бормотал парень и всячески пытался выпутаться, но Соколовский добавил ещё пару щупалец.

– Смотрите, Фёдор Ильич, какая добыча богатая, – сказал он подбежавшему Савицкому. – Целый некромант, не просто так.

– Откуда только взялся, – недоумевал Савицкий.

– Так вот мне тоже любопытно. Потому что такую силу бы на что доброе, было бы дело, а так – даже и не знаю, что лучше – здесь с ним разобраться или в управу с собой забрать.

– Забирай в управу, Михаил Севостьяныч, там у вас, я слышал, и антимагия всякая есть, и другое, что против такого поможет. У нас-то заключённых-магов нет, и условий для их содержания – тоже.

– И заберу. Но сначала пускай расскажет – какого беса здесь делал, и почему вчера пятерых умертвил.

– Неправда, никого я не умертвил! – наконец-то подал голос пленник.

– А тебе не рассказали, что другой некромант всегда точно установит причину смерти? – изумился Соколовский. – Ты в каком лесу жил, что не знаешь ничего?

– Всё я знаю, что надо, а вчера никого не убивал, богом клянусь! И Ерёме не давал, да он же не слушает!

– Кто же убил пятерых? Ерёма – тоже некромант?

– Нет! Нет! Он обычный! Я не знаю, что он здесь делал, с дедовыми каменюками, я его только провёл, как всегда делал, и больше ничего, ей-богу!

– Отлично. Тогда сейчас идём, и ты рассказываешь нам, кто таков Ерёма, что у него за дедовы каменюки, что он вчера делал здесь, и что ты здесь ищешь сегодня.

– Ну, забрать надо было одного, Ерёма просил.

– Кого?

– Я, что ль, знаю, как его звать-то? Мне только сказали – где, и всё, и что ждать будет!

– Где ждать будет?

– Так за дверью. Не спит и ждёт.

Савицкий уже что-то командовал, в камеру зашли, зажгли там свет, осмотрели.

– Пускай покажет, кого должен был увести, – кивнул Савицкий на некроманта.

Соколовский приподнял его и встряхнул, и по-прежнему придерживая щупальцами, повёл в камеру. Там на двухэтажных нарах возились человек десять, что ли и среди них ни одного мага.

– Показывай, – приказал парню.

Тот елозил, пытался вывернуться, отворачивался и молчал. Пришлось ещё раз встряхнуть. И оглядеть заключённых – кто это тут не спал и ждал?

Характерный взгляд некроманта не смог вынести никто, только самый последний попытался прикрыться рукой – мол, сплю я, ничего не знаю, и вообще.

– Этого посмотрим, – сказал Соколовский, указывая городскому магу.

Маг только собрался взять заключённого и вывести, как тот сам скатился на дощатый пол и под ноги парню-некроманту, едва не сшиб их обоих с Соколовским, его поддержали ещё трое с разных сторон, и чтобы вернуть всех на места, пришлось ослабить хватку и шугануть их хорошенько.

Вернулись, да, но парень-некромант вывернулся-таки, и провалился в тени на ровном месте – как и следовало ожидать.

– Тьфу, бестолковцы, – вздохнул Соколовский. – Все мы бестолковцы. Но можно хотя бы выяснить, что да как, изнутри, так сказать, – и показал на того, кто помог пришлому некроманту сбежать. – Кто таков?

– Это Чурин, политический, мастер бомбы взрывать, – пояснил Савицкий.

– Значит, хотели освободить политического заключённого, так? И не вышло. Но знаете, господин Чурин, вашего товарища мы поймаем, теперь, после того, как он показался, это легко. А вот что вы собирались делать снаружи ночью – придётся рассказать.

И Савицкий кивал – мол, выясняйте, вы у нас маг из управы, вам и карты в руки.

Для допроса Соколовский совершенно бесцеремонно расположился в кабинете Савицкого, небольшом и не самом тёплом, ну да уже не так и важно, тепло или нет. Заключённый Чурин, как оказалось, взорвал какого-то не самого последнего человека в Москве, а перед тем ещё в Петербурге и ещё где-то, но Соколовскому совершенно не было до этого всего дела. А важно было – что происходит здесь и сейчас.

Поэтому он глянул – Чурин выглядел здоровым и мощным, несмотря на полгода в заключении – и совершенно бесцеремонно взял его щупальцем за горло.

– Эй, вы чего, господин маг, так нельзя! – захрипел Чурин тут же.

– А что можно? – лениво поинтересовался Соколовский. – Людей взрывать? Или чтоб неучтённый некромант их убивал? Извольте сказать, что тут и как.

Савицкий немного додавил ментально, и Чурин вынужден был сказать всё – что знал, а знал он не так и много.

Был подкупленный охранник – из тех, кого убили вчера, он-то незадолго до смерти и предупредил, что сегодня в ночь придут и заберут, заберут путём непростым, но зато впереди воля. Чурин согласился на волю – а кто бы не согласился?

Какие-то попытки освобождения заключённых время от времени случались, но всё же обычно терпели неудачу. Тут же надеялись вообще не понять, на что – потому что из города бы непременно прислали магов, и маги бы выследили и докопались.

– И почему именно за тобой пришли, что в тебе такого, гнида ты поганая? – спросил Савицкий.

Чурин попробовал пожать плечами, но Соколовский снова подхватил его щупальцем за шею. Пришлось говорить.

Оказалось – у него брат в Хомутово. Родной, младший. Давно уже живёт, с семьёй. Он-то и помогает – достать из тюрьмы и в тайгу, и пускай хоть сто лет ищут, всех троп не знают. Сносились через того самого убитого накануне охранника, а людей извне набрал как раз брат. И если сегодня ничего не удалось, то завтра уже будут пробовать совсем другими силами.

Эти сведения – насчёт завтра – насторожили весьма. Соколовский даже взялся вызывать в ночи Болотникова, дозвался, тот тут же распорядился отправить Чурина в Сибирск. Пускай освобождают. И заверил, что днём ещё пришлёт подкрепление, потому что кто их знает, злоумышленников, что там у них в голове?

Это завтра, а пока – можно спать, да? Соколовский свалился в какой-то каморке, у которой, к счастью, засов был изнутри, а не снаружи. И проспал до обеда. А как поднялся да умылся, то сначала услышал, а потом и увидел нагрянувшего из Сибирска Пантелеева.

– Приветствую, Михаил Севостьянович, – сказал он с ходу, и тут же продолжил: – И прошу принять мои извинения. Был введён в заблуждение, не отреагировал сразу. А должен был, как понимаю, ещё вчера подорваться, да ещё и с какими-нибудь силами.

– Было бы неплохо, да, – Соколовский пока ещё не понял ничего про какие бы то ни было заблуждения, но спорить не стал.

– Да я уже понял, какого дурака свалял. Послушал этих, столичных, что вы будете, скорее всего, создавать какую-нибудь деятельность, чтобы отвлечь расследование от вас лично.

– Создал, ещё как создал, – усмехнулся бывший тут же Савицкий. – Без него тут ещё бы кто-нибудь полег, и опасный преступник бы сбежал. А так – упустили некроманта, но хотя бы задержали преступника.

– Некроманта я попробую поискать и приманить, – кивнул Соколовский. – Только уже в ночи, наверное, днём люди какие-нибудь могут попасться под руку, а зачем это нужно?

– Откуда он взялся, тот некромант? – недоумевал Пантелеев. – Не было, а вдруг появился!

– Мог и впрямь появиться – далеко не все приезжие проходили через ведомство покойного Черемисина, – покачал головой Соколовский. – А мог и здесь где-то народиться, а чтоб найти некроманта, который скрывается, нужно кое-что знать и уметь.

– Знаешь, Михаил Севостьяныч? – сощурился Савицкий.

– Знаю, Фёдор Ильич. Даже пробовал однажды.

В Понизовецке было дело, там нашелся из местных обывателей фрукт-овощ, нападал на купцов на тракте – почти как здесь, только жертв было поболее, потому как не стеснялся нисколько, а здешний не то стесняется, не то просто не обучен толком. И тогда пришлось консультироваться с Пуговкиным, чтобы гада того поймать. Тот тоже с кем-то консультировался, а потом прислал выписку из франкийского трактата века так семнадцатого, что ли, где описывалось решение задачи. Автором значился некий Жиль де Риньи, и он довольно обстоятельно, без особых рассуждений и лишних словесных украшательств описывал – как найти и приманить некроманта, если он сам того не желает. И кроме того, запись была хитро заколдована – прочесть мог только другой маг-некромант, и на списки с рукописи это свойство тоже распространялось.