Текст книги "Барышня ищет разгадки (СИ)"

Автор книги: Салма Кальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

– А я хочу взять Лёлю в законные супруги и породить с ней детей, и вырастить их, и внуков тоже. И преодолеть всё, что возьмётся помешать нам в этом. И не сломаться в тех потрясениях, о коих вы все тут, оказывается, знаете.

Я сжала его ладонь – мол, молчи, потом поговорим. О потрясениях в том числе.

– Ладно, так и будет. Вы переживёте все великие потрясения и выйдете из них без потерь, все они окажутся вам по силам. А ваши дети и внуки пойдут ещё дальше вас, – сказала лисица каким-то не вполне своим голосом.

Я не могу сказать, что поверила ей… но откликнулись Фань-Фань и госпожа Аюна:

– Засвидетельствовано, – сказала одна.

А вторая мелодично произнесла что-то по-китайски, и какое-то чувство мне подсказало – смысл был тот же самый.

И что же, мы только что обеспечили себе приличную жизнь или утратили шансы на что-то важное? Я глянула на Мишу… он точно так же смотрел на меня.

– О нет, никто за вас вашу жизнь не проживёт, вам придётся самим, – пожала плечами госпожа Аюна. – Но в итоге всё будет хорошо.

Я даже проморгала момент, когда появились Болотников и Пантелеев, кажется – нашего главу сыскной службы умилостивили рябиновой настоечкой с сопливыми грибочками. Он смотрел уже не так нехорошо и спокойно сел на стул рядом с Соколовским.

– А теперь, госпожа Аюна, я весьма желаю услышать, что вы предлагаете, – сказал с поклоном Болотников.

Она кивнула.

– Линь-Линь принесла несчастье множеству людей. Она не желала согласиться с тем, что люди живут в нашем общем мире точно так же, как и те, кто людьми не родился. Она, полагаю, не обращала внимания, когда ей говорили – мир нужно слушать, с миром нужно вежливо и почтительно, и тогда он отзовётся и исполнит всё то, что нужно. Она не подумала, что многие силы – это и многая ответственность. Ей придётся научиться этому, прежде чем она вновь станет тем, кем была ещё недавно.

– И как же это возможно? – сощурился Пантелеев. – Прошу простить меня, уважаемая госпожа, мой опыт говорит мне о том, что такие не исправляются, что с ними ни делай, хоть бей-убивай, хоть уговаривай!

– Значит, нужно не бить, и не уговаривать, – улыбнулась госпожа Аюна и взглянула на лисицу, уже без улыбки.

Под этим взглядом лисица съёжилась и едва ли не втянула голову в плечи.

– Ты смеялась над людьми и видела в них лишь пищу. Ты не желала прислушаться и остановиться даже ради самосохранения, ты надеялась, что выкрутишься. Но не вышло. И дальше ты узнаешь, каково это – жить человеком. Как быть не всемогущей, как слышать мир не полностью, но только его часть, или же не слышать вовсе. Как надеяться только на свои руки-ноги, и никак не на данную свыше силу. И как легко умереть от болезни, от ранения, от руки того, кто сильнее и наглее.

– Но она же не сможет умереть? – продолжал допытываться Пантелеев.

– Нет, – улыбнулась Аюна. – Тело её умрёт, а сама она останется… и окажется в ближайшем пригодном теле, лишившемся души. И так до тех пор, пока не поумнеет, пока не станет милосерднее и великодушнее, пока просто не поймёт, что все мы разные, а мир у нас один, и если кто-то сильнее – то это не повод питаться слабейшими.

– А если вдруг поумнеет? – заинтересовался Болотников.

– Если поумнеет – сможет накопить силы для того, чтобы восстановить свой амулет. И тогда снова станет лисицей. Но мы будем приглядывать, так ведь? – госпожа Аюна взглянула на Фань-Фань.

А та молча кивнула.

Дальше же госпожа Аюна поднялась и принялась творить руками что-то, для меня запредельное. Наверное, это был проход, вот только куда? Наша лисица не очень-то хотела идти в него, но – её всё равно что втянуло внутрь. И проход схлопнулся.

Мы сидели и молчали, все. Довольно долго. Первым отмер Болотников и светским тоном пригласил всех на обед.

Они пошли в столовую, а мы остались вдвоём, взглянули друг на друга…

– О чём таком знаешь ты, и знает госпожа Аюна? – спросил Соколовский.

– Я расскажу потом. Может быть. Но моей родине досталось крепко, а они у нас похожи. И если нам с тобой додали запас прочности, то это в целом неплохо, наверное.

– Значит, пойдём дальше вместе. А детали выясним, – он взял мои руки в свои.

– Непременно, – кивнула я. – Главное – вместе.

* * *

Линь-Линь очнулась… где-то.

Всё тело болело, будто её били. Точнее, это она так подумала, потому что в прежней жизни не знала подобного унижения. Глаза открылись… и оказалось, что видят они меньше и хуже, чем она привыкла. Не было звериного нюха и звериного же чутья, она не услышала, откуда взялось что-то громкое и мощное и пронеслось мимо. К счастью, именно что пронеслось мимо, не заметив её.

Да и тело было совсем не такое, к какому она привыкла. Тощее, нескладное, с обветренным лицом, с грубой кожей ладоней и пальцев, будто той, кому оно принадлежало, приходилось работать руками.

Болела голова, Линь-Линь нащупала сбоку ссадину – от удара, кожа была содрана, волосы слиплись от подсохшей уже крови. Но в целом она ощущала себя хоть и обессилевшей, но живой.

И в этом теле едва-едва теплилась искорка магической силы.

Она не смогла ни усилить зрение и обоняние, ни убрать ссадину на голове, ни очистить волосы, ни избавиться от синяков. Шевельнула пальцами, вызывая свет… получила маленький и бледный шарик, еле видный на солнце. И более ей не удалось ничего. Ни-че-го.

Получилось сесть и оглядеться. Какие-то кусты на обочине дороги, да не простой, а той самой, железной. Или такой же.

Похожей, но не такой. Прогрохотавший мимо поезд имел совсем другие очертания и двигался с какой-то немыслимой скоростью.

С другой стороны она разглядела дорогу для телег, но по ней двигались вовсе не телеги и даже не модные авто, а какие-то обтекаемые штуки, они ехали очень быстро и в них не было ни капли магической силы.

И одета она была странно – в какие-то штаны из грубой синей вытертой ткани, ещё и с дырами, в тонкую красную сорочку, совершенно открытую, в прежней её жизни она мало кому могла бы показаться в такой одежде. На ногах – крепкие белые ботинки со шнурками. Рядом лежала сума – маленькая, кожаная, с лямками – будто её нужно было носить на спине. Внутри Линь-Линь увидела тяжёлый артефакт с зеркальным экраном и какими-то кнопками сбоку, кожаный предмет, похожий на портмоне – в нём лежали твёрдые штуки, совсем как игральные карты, но ими не являвшиеся, и ещё какие-то странные предметы, назначения которых она не поняла. И – две половинки её шпильки.

У неё кружилась голова, но она призвала всё своё упрямство, превозмогла себя, поднялась на ноги и сделала шаг к той дороге, по которой ездили не-телеги. Дошла и побрела по обочине. Не-телеги пролетали мимо, не обращая на неё никакого внимания.

Идти было жарко, очень хотелось пить. Она совершенно не понимала, куда идёт, но – должна была что-то делать, иначе просто не могла.

Не-телега остановилась рядом с ней спустя некоторое время, и оттуда высунулся непривычно одетый молодой мужчина.

– Девушка, что с вами? Вам помочь?

Язык оказался похожим на тот, на каком она говорила всю прежнюю жизнь.

Линь-Линь кивнула и села в это странное авто.

Часть пятая
Ольга и родственные узы

Часть пятая. Ольга и родственные узы

           

1. Красивая зима

1. Красивая зима

Яркое солнце, искрящийся белый снег. А далеко впереди – гладь Байкала подо льдом. Красивая зима, как же давно я не видела такой красивой зимы!

Спасибо госпоже Аюне, иначе и теперь не увидела бы. Она сказала Болотникову, что нам обоим, и Соколовскому, и мне, не помешал бы отдых – недели так на две. А в ответ на его полушутливое «кто ж тогда работать будет» усмехнулась и сказала – а тот же, кто придёт, если с нами обоими что-нибудь случится. Очередная бешеная лисица загрызёт, например.

Я в душе не ведала, куда она заслала ту бешеную лисицу, которую мы здесь ловили всем уважаемым сообществом. Но думаю, в место хорошее и той лисице подходящее.

А пока – Болотников согласился, но с условием – сначала мы вместе с ним сходим на доклад к губернатору. Потому что дело у него на контроле, и как бы уже не где-то ещё. И смерть князя Бельского уже привлекла внимание – потому что не последний человек прошлого, позапрошлого и нынешнего царствования, служил честно, пользу принёс немалую. А я про себя думала – наверное, и впрямь принёс пользу, и в Китае той пользой были не вполне довольны, раз послали ему такой подарочек, который должен был его загрызть. Правда, всё вышло не так, ну да когда оно выходит так, как придумали, скажите? Вот, то-то.

Впрочем, на докладе у губернатора я почти ничего и не говорила, всё рассказали мужчины – Болотников, Пантелеев и Соколовский. Я же разглядывала хозяина губернии, видела, что он не маг, и изрядная часть того, о чём мы говорим, ему лес тёмный и сказка. Но он отнёсся серьёзно, все наши письменные доклады принял и собрался тщательно изучить, и потом уже доложить выше.

А нас с Соколовским Матвей Миронович отпустил к госпоже Аюне в гости. Велел выздоравливать, потому что сами знаем – работы много, а некроманты редки.

И это ещё с нежитью было достаточно спокойно всё это время, а если бы нет?

Впрочем, Соколовский сказал, что нежить – явление распространённое, и многие знают, как с ней бороться. Священники, даже если они и не маги, как отец Павел из Иннокентьевского, отставные солдаты, полицейские – вплоть до городовых. Именно потому, что некроманта рядом может не оказаться, а нежить – вот она.

Я вспомнила свои прежние мрачные мысли о том, что в годы революции и войны нежити может оказаться слишком много… но придержала их до времени. Впрочем, время настало уже совсем скоро.

После того странного разговора с лисицей о желании я не ощутила никаких особенных перемен в жизни. Ну да, мы ж просили не о сиюминутном, а на перспективу, так сказать, а сейчас нашим перспективам мешали известные обстоятельства.

– Лёля, давай воспользуемся приглашением госпожи Аюны, я думаю, это редкий случай, и она зовёт в гости далеко не всех. А когда вернёмся – я снова свяжусь с отцом и спрошу его – что он сделал для того, чтобы отыскать своего потерявшегося друга. Потому что я не мыслю теперь своей жизни без тебя, я хочу разделить с тобой свой дом, свои будни и всю свою жизнь, и понимаю, что для того нам следует обвенчаться. И я постараюсь, чтобы мы сделали это поскорее.

– Хорошо, пусть так, – согласилась я.

Я пока ещё, честно говоря, не осознала до конца перемены в моей жизни. Но ощущала себя счастливой – как никогда и ни с кем. И поэтому если есть возможность просто побыть вместе и ни на кого при том не оглядываться – то и хорошо.

И мы отправились в гости.

У госпожи Аюны не было портала, но она умела каким-то непонятным для нас образом преодолевать большие расстояния. Я рискнула потом спросить, но она ответила – мол, это моя земля, я слышу её, она слышит меня, вот и всё. Наверное, в этом состояло её отличие от человека, потому что человек, даже маг, ничего такого не слышал.

Дом её находился далеко на севере, на берегу Байкала, и поселение это называлось Поворотница. Занимало несколько распадков, а нас пригласили остановиться в самом большом из них, и дом тоже возвышался над соседними – двухэтажный, с большими окнами, очень тёплый.

– Госпожа Аюна, я верно понимаю, что в этом доме жили франкийский принц с супругой? – спросил Соколовский.

– Верно, – улыбнулась госпожа Аюна. – Они не захотели вернуться, даже когда у них там успокоилось и на трон вернулись короли, так и жили здесь.

– А сейчас кто здесь живёт? Ведь дети принца и внуки принцессы вернулись во Франкию?

– Мы приглядываем за домом, и иногда пускаем гостей, – усмехнулась госпожа Аюна.

Сейчас она совсем не была похожа на модную европейскую даму – на ногах расшитые бисером унты, на голове островерхая шапка с хвостиками и бусинками, тёплый платок да полушубок, под полушубком атласная парочка. И дом отворился по её слову – никаких замков и засовов.

Для меня всё это было просто любопытно, а для моего Миши – живая история. Он с улыбкой ходил из комнаты в комнату, трогал обшитые досками бревенчатые стены, заглядывал на кухню – там было полно всякой утвари, и возвышалась огромная печь.

Впрочем, госпожа Аюна сказала, чтоб не беспокоились о пропитании – она всё пришлёт. И верно, нам сразу же принесли – наваристой ухи, свежего хлеба да хорошего чаю, и сладкого пирога. Кроме уже известного нам сына, у Аюны были дочери, и внуки, и частично они обитали здесь же, в Поворотнице.

Погода стояла сказочная – тишина, безветрие, солнечно. Но холодно. Однако, тёплая одежда спасёт всех, и мы даже выбирались гулять – по дороге в гору и по льду. А потом сидели дома у печи, ели вкуснейшую солёную рыбу с картошкой, и разговаривали – бесконечно.

Вот тут-то Миша и спросил, о чём таком знает госпожа Аюна и знаю я. Пришлось рассказывать – что такого я знаю, но добавить, что полной уверенности у меня нет. И я рассказала о своих московских знакомствах с революционерами – которые как раз хотят не то всеобщего счастья, не то уравнять богатых с бедными, и дальше уже разбираться, что выйдет.

Миша слушал и мрачнел, и рассказывал – что, как и у меня дома, губерния известна как место политической ссылки, и такого народа с разными и не факт, что полезными идеями хватает. Поэтому – да, непросто.

– Может быть, различия наших миров помогут нам? И может быть, у нас есть некая надежда, раз маги в целом не заинтересованы в революции, но согласны на постепенные перемены, и даже сами борются за них? За просвещение и за цивилизацию?

– И за жизнь против смерти, да, – улыбнулась я, вспомнив слова Афанасия Александровича.

– Обязательно, – сказал Миша серьёзно. – Но это не сейчас, да? А сейчас только я и прекраснейшая женщина обоих миров. И слава всем высшим силам, что мы встретились и узнали друг друга.

В печи уютно потрескивали дрова, нам было тепло и сладко, и впрямь казалось, что в этот уголок населённого мира нет хода ничему плохому.

Но всё заканчивается, завершился и наш отпуск. И первое, что мы услышали, когда явились на совещание к Болотникову, было хмурое приветствие:

– Живы и бодры – вот и славно. А у нас новая напасть, и снова по вашей части.

2. Напасть по нашей части

2. Напасть по нашей части

Новостей за две недели подсобралось много – и общих, и поскромнее. Мы с Мишей договорились, что пока живём каждый у себя дома и общественное мнение не тревожим, и соображаем, как поскорее и получше разрешить нашу проблему. При том Аюне это казалось не проблемой вовсе, она и после отмахивалась – мол, сами разберётесь, это нетрудно.

Куда там нетрудно, если за столько лет не разобрались!

Одна моя часть желала выносить мозг Соколовскому ежедневно, если не ежечасно, а другая говорила – спокойно, Оля. Ты, конечно, рассказала, что лежит у тебя на сердце, и даже это слышали некие свидетели, но – ты не клялась ни в чём, пока. В отличие от него. И можешь ещё немного подождать. До лета? Или до осени?

А пока – сделать вид, что ничего особенного. У вас служебный роман – нормальный такой, с переглядками, будто бы случайными касаниями рук, вздохами и левыми мыслями на работе. Вы время от времени устраиваете свидания – тайком. И однажды даже съездили вместе отдохнуть. Нормально звучит, да?

В здешних реалиях все эти нормальные вещи выглядели дивно, ну да и ладно. Как есть. Дома мне не встретился такой Миша Соколовский, значит – всё идёт как идёт, и всё хорошо.

В здешнем же доме меня встретили Лукерья и Надежда, Лукерья оглядывала – видимо, хотела увидеть какие-то перемены во мне? Не знаю, что углядела. А Надежда сначала радостно сообщила, что Варфоломей Аверьяныч завершил утеплительные работы – при помощи Алексея Митрофаныча, и теперь тепло везде, и это страсть, как хорошо. Потом принялась рассказывать последние новости.

В дом Черемисина приехал его брат из Владивостока, тот самый, о котором тогда говорили, Андрей Львович. Он получил отпуск для устройства семейных дел, и занимался имуществом покойного Дмитрия Львовича. Других родственников у них не было, и говорят, Андрей Львович собирается сдавать дом внаём, а дом хороший, каменный, наверное, можно много за него запросить, только вот найдётся ли желающий там жить? Прислугу рассчитали, и столько желающих нашлось Марфу Серафимовну к себе зазвать, что она, говорят, три дня выбирала, а потом согласилась пойти в дом господина Ахромеева, что в Сибирско-Азиатском банке служит. А Степанида, прежняя его кухарка, что получила расчёт, бегала злющая, и на Марфу-то Серафимовну брехала, что господин Черемисин помер неспроста, и в закрытом гробу его тоже неспроста хоронили!

– Чушь говорят, – отмахнулась я.

У него всё горло было разворочено, лисица торопилась, страшен он был, как и не человек вовсе, потому и в закрытом гробу. Но не говорить же это Надежде, она ж разнесёт по всему городу просто ради удовольствия.

– Вот и я сказала – брешут, что вы там были и ничего подобного нам не рассказывали о его смерти, значит – никто его не травил!

– Не травил, Надя, даже и не думал, – вздохнула я. – Так и скажи, что я там была и своими глазами видела.

– А от чего он тогда помер-то? – спросила Надежда шёпотом.

– Не тех людей в свой дом пустил, – вздохнула я.

– Одна-то китаянка теперь у Матвей Мироныча поселилась, та, что постарше была. А второй и след простыл, ходят слухи, что это она Митрий Львовича-то порешила, но куда ей, она тощая да мелкая, а господин Черемисин был мужчина видный.

Да-да, куда ей. Ладно, проехали.

А вот переселение Фань-Фань к Болотникову заинтересовало. Спелись? Или это дружеский союз, направленный на поддержание порядка в магических и прочих делах губернии? Ладно, увидим.

И вот на дворе понедельник, и я являюсь на совещание к начальству. Приветствую Соколовского – как же, со вчера не виделись, но ничего, вдруг вечером договоримся? А дальше здороваюсь с Пантелеевым, с хозяином кабинета… и с Фань-Фань, всё верно. Может, ей уже какую должность в штате выхлопотали?

– И что же там по нашей части? – спросил Соколовский.

– Так вот разбойнички пошаливают по Александровскому тракту, но непростые, – сказал Болотников. – Слухи ходят, что нежитью прикрываются.

– Это как? – не поняла я.

Всё, что я знала о нежити, не предполагало, что с ней можно что-то делать совместно. Живые – это живые, а неживые – это неживые, и всё тут. И третьего не дано.

– Пускают вперёд себя, – усмехнулся Болотников. – Жители Урика, что принесли мне эту изумительную весть, божились, что были трезвы и что живое от мёртвого отличат без труда, и что перед тем, как налетели лихие люди, на дорогу вышел какой-то местный житель, который уже три зимы как покойный, и выйти на дорогу по этой причине не мог никак. И вот он всех распугал, и люди-то попрятались, а телеги с товаром осталась без присмотра, везли груз в Александровское. И груз-то тот лихие людишки и прибрали, а там припасы – мука, крупа, рыба солёная и что-то ещё, забрали всё подчистую. Об этом донесли третьего дня, а вчера – что похожим же образом ограбили торгового человека, который возвращался с воскресной ярмарки домой в Усть-Балей. Якобы он разглядел кого-то на дороге, а как приблизился – увидел, что не человек то, а скелет, и на том скелете ветхие лохмотья болтаются. Бедняга со страху упал тут же без чувств, а как пришёл в себя от холода, то и увидел, что лежит на обочине, а телегу свели вместе с лошадью, и со всем, что на ярмарке накупил, а там были и припасы, и в дом какие-то покупки.

– Это что же, прямо средь бела дня? – усомнился Соколовский.

– В сумерках, – хмуро пояснил Болотников. – Повинился, что не сразу домой поехал, а в кабаке задержался. Вот и получил с того всё, что причитается.

– А может кто-то подшутить решил, или прикинуться скелетом или нежитью? Ну там – костюм, одеяние, ещё какие-то детали?

– Так вот клялись и божились, что так и есть, и что не привиделось, и не с пьяных глаз углядели, а так и было, – качал головой Болотников.

– Проверю тамошние погосты, если что не так – увижу. Сегодня вечером и проверю, если что не так – доложу. Что здесь ещё случилось за две истекшие недели?

– Да всё остальное обычное, так, своими силами решаем. А вот с гуляющими покойничками нужно тебе, смертушка, разговаривать, да убедить их лежать смирно и прохожих не пугать. А Ольга Дмитриевна пока больницами займётся, ей не привыкать.

Это точно, мне не привыкать. Займусь.

3. Я вышла из отпуска

3. Я вышла из отпуска

В подвале Кузнецовской больницы мне были рады-радёшеньки, и я прямо пожалела, что не привезла из отпуска магнитиков или ещё каких сувениров, дома мы на кафедре всегда так делали. Здесь бы тоже зашло, только что везти из Поворотницы? Шишки из леса? Местный сагудай?

– Рассказывайте, – я села за стол поближе к чайнику, в наших подвальных владениях традиционно холодно.

Опять же – пироги из трактира, а Василий ещё и кофе, то есть арро по-здешнему, для меня сварил. Сливок к нему не было, ну да я подумаю об этом завтра, запасу. Или дам ему денег, чтоб запас, у него отлично выходит.

– О чём же рассказывать-то? – подхватил Василий.

– Как две недели жили без меня. Что случилось, да что говорят. Вдруг что-то важное? А то я арро допью да пойду работать.

– Сами-то где были? – взглянул на меня Иван Дмитриевич.

– В гостях у знакомой Болотникова, – улыбнулась я. – В тиши и глуши. Не поверите, понравилось. Давно не была на Байкале зимой, не ходила по льду, не гуляла по лесу.

– А что там такого зимой? – вскинулся Василий.

– Красиво, – не задумавшись, ответила я.

– Да ну, я думал, что-то важное. Ну там, погост какой взбесился, или покойнички не отвечают, как у нас здесь.

– Покойнички теперь должны отвечать, – кивнула я.

Утром на совещании приговорили – по официальной версии, которую надлежит сообщать любопытным, виновной в смертях признана пропавшая китаянка – мол, сбежала после убийства Черемисина, и более не вернётся, потому как туда, куда убежала, дали знать, её там ждут, и сразу же поймают и накажут. А убивала магически, потому всё и было так странно. А теперь можно вечером ходить по улицам беспрепятственно.

Обо всём этом я и рассказала Брагину и Василию. Оба подтвердили – за те две недели, что меня не было на службе, ни одного похожего случая, сплошь обычные смерти, естественные и не очень, но – никаких вам странностей. Или возраст, или болезнь, или замёрз по пьяной лавочке, или драка какая.

– А про покойничков, что на тракте в Александровское шалят, слыхали? – оживился Василий.

– О, надо же, а что о них говорят? Сегодня поутру Матвей Миронович просветил, уже знаю.

– Так вот страсти рассказывают, вчера на рынке говорили, и с утра в трактире здешнем на Казарминской, я за пирогами заглядывал. А слухи-то к пирогам наипервейшая приправа, вот Манька, подавальщица тамошняя, и болтала для всех, кто был готов уши развесить, а она от мужа знает, тот вчера на рынке был и там подцепил.

– Михаил Севостьянович сегодня вечером обещал глянуть тамошние погосты, – думаю, это прямо вот хорошая весомая информация.

– Это точно, если не он – то кто? – раздумчиво произнёс Василий. – А вы не слыхивали, Ольга Дмитриевна, говорят, что на погосте-то шуровать только некромант может. А некромантов у нас раз-два и обчёлся! Два и есть.

– И что? – не поняла я. – Кто-то решил, что мы с Соколовским подняли кого-то на местном кладбище и отправили на тракт муку с солью воровать?

Предположение показалось мне столь нелепым, что я просто расхохоталась. А Василий очевидно смутился.

– Не болтай глупостей, – отрезал Брагин. – А то ты не знаешь, сколько забот по службе и у Михаила Севостьяновича, и у Ольги Дмитриевны, им только погосты по тракту поднимать!

– Ну, – потупился Василий со вздохом.

– И если где ещё подобную болтовню услышишь – так и скажи!

– И ещё можно запомнить, кто и где болтал, – заметила я. – Очень любопытно, кому выгодны такие слухи и зачем их распускают. Хотят сами на должность Соколовского, или на мою? Ну так пускай попробуют, а я посмотрю.

– Та ещё работка, – усмехнулся Брагин.

– Это вы знаете, потому что видите, как и что мы делаем. А кто не видит – может думать себе разное. Ладно, пойдёмте, расскажете, кто тут у нас, при каких обстоятельствах и как долго меня дожидается.

Дожидались, да. Мы с Мишей умудрились пропустить масленную неделю – она выпала как раз на те дни, что мы провели в Поворотнице. Балы, блины на каждом углу и народные гулянья. А нынче – великий пост, потому пироги с капустой. Но где гулянья, там и буйство, поэтому и в больницу всю неделю доставляли пострадавших, и в наши владения – тех, кому уже не поможешь. Вот их-то мне и предстояло расспросить.

Что ж, расспросила пятерых, прежде чем поняла, что выдохлась. И – ничего особенного. У двоих драка, один съел что-то не то и его не успели спасти, ещё один пьяный замёрз ночью. Почтенная матрона чрезмерно переживала, что взрослые детки где-то загуляли, и на почве тревожности и неполадок с сердцем так деток и не дождалась. И пока всё, господа хорошие, это бы описать сейчас по-человечески!

Меня подкормили постными щами из того же ближайшего трактира, и я села писать заключения, завершила как раз уже по темноте. Хотя… не такая уж и темнота, так, сумерки, думала я, выходя наружу.

Никаких лисодемонов сегодня не ожидалось, поэтому я пошла домой пешком. Добралась без происшествий, там выдержала допрос Надежды – та тоже услыхала новость о покойничках, что воруют соль, пришлось рассказать ей всё то же, что и Василию.

А где-то через час меня вызвал Соколовский. Был он традиционно загадочен и спросил:

– Не желаете ли прогуляться и увидеть любопытное, Ольга Дмитриевна?