Текст книги "Генеральный штаб в годы войны"

Автор книги: С Штеменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 66 страниц)

Приказы писались очень тщательно. Верховный Главнокомандующий сам следил за этим и не прощал оплошностей. Однажды он распорядился, чтобы при упоминании городов, когда-то переименованных, обязательно писалось в скобках старое название, например: Тарту (Юрьев, Дерпт). Пришлось специально выделять человека, который занимался такого рода уточнениями. В дальнейшем при освобождении Польши на него же возложили наблюдение за тем, чтобы в приказах отбитые у противника города назывались бы и по-польски и по-немецки.

Первоначально все без исключения части и соединения, упомянутые в благодарственном приказе, получали почетное наименование в зависимости от того города, который ими освобожден. Появились дивизии Воронежские, Курские, Харьковские. Но чем дальше развивалось наше наступление, тем больше освобождалось городов. И сам собой встал вопрос – как же поступать с теми частями и соединениями, на долю которых выпало освобождать по три-четыре города и более. Не присваивать же им по четыре почетных наименования? От Верховного и на сей счет последовали четкие указания: почетное наименование может быть только сдвоенным, скажем 291-я Воронежско-Киевская штурмовая авиационная дивизия. К многократно отличившимся войскам стали применяться и иные меры поощрения: их либо награждали орденами, либо представляли к гвардейскому званию.

С Верховным мы имели принципиальную договоренность буквально по всем деталям благодарственного приказа. И все-таки из-за спешки при подготовке текста оплошности иногда случались. Помню, в частности, такой случай. Однажды во время нашего доклада в Ставке позвонил Конев и сообщил прямо Сталину об освобождении какого-то крупного населенного пункта. Было уже около 22 часов, но Верховный Главнокомандующий распорядился дать салют в тот же день. На все приготовления у нас оставалось не более часа. Я тут же написал "шапку" приказа. Она была утверждена. После этого из соседней комнаты, где стояли телефоны, позвонил сначала Грызлову о немедленной передаче мне нумерации войск и фамилий командиров, затем на радио Пузину – о предстоящей передаче приказа и, наконец, коменданту города – о салюте. "Шапку" занес машинисткам и сел монтировать остальную часть приказа, пользуясь своей рабочей картой и имевшимся у меня списком командиров. Примерно через полчаса мы с Грызловым сверили наши данные. Я опять пошел в машбюро, продиктовал недостававшую часть текста, отослал приказ на радио и, вернувшись в кабинет Верховного, доложил, что все готово, в 23 часа салют будет.

– Послушаем,– сказал Сталин и включил неказистый круглый динамик на своем письменном столе.

По радио приказ всегда читался с таким расчетом, чтобы не более чем через минуту по окончании чтения грохотал салют. Так было и на этот раз. Своим торжественным, неповторимым голосом Ю. Б. Левитан начал:

– Командующему 1-м Украинским фронтом! Войска 1-го Украинского фронта в результате...

В этот миг Сталин вдруг закричал:

– Почему Левитан пропустил фамилию Конева? Дайте мне текст! В тексте фамилия Конева отсутствовала. И виноват в этом был я: когда готовил "шапку", заголовок написал сокращенно-"Ком. 1 УФ", упустив, что имею дело не с генштабовскими машинистками. У нас, в Генеральном штабе, они сами развертывали заголовки. Сталин страшно рассердился.

– Почему пропустили фамилию командующего? – спросил он, в упор разглядывая меня.– Что это за безыменный приказ?.. Что у вас на плечах?

Я промолчал.

– Остановить передачу и прочитать все заново! – приказал Верховный.

Я бросился к телефону. Предупредил КП не давать залпов по окончании чтения приказа. Потом позвонил на радиостудию, где Левитан уже кончил читать, и попросил, чтобы он повторил все сначала, но обязательно назвал бы фамилию Конева.

Левитан почти без паузы стал читать приказ вторично, а я опять позвонил на КП и распорядился, чтобы давали теперь салют, как полагается. Все это происходило на глазах у Верховного Главнокомандующего. Он, казалось, следил за каждым моим движением и, когда мне удалось наконец исправить свою ошибку, сердито бросил:

– Можете идти.

Я собрал карты со стола, вышел и стал ждать А. И. Антонова.

– Плохо дело,– сказал Алексей Иннокентьевич, выйдя из кабинета.

Так как до меня сменилось уже пять начальников Оперативного управления, я знал, чем это пахнет. По правде говоря, чувство было двоякое: с одной стороны, я был опечален, а с другой – обрадован. Отстранение от должности дало бы возможность уйти на фронт. Этого хотели многие из нас, поскольку служба в Генеральном штабе требовала тогда невероятного и притом постоянного нервного напряжения. Да и вообще стремление на фронт было в то время естественным для каждого советского человека.

Злополучную недомолвку в заголовке приказа ни у нас в Генштабе, ни на фронте никто не заметил. Были только вопросы, почему два раза читали приказ. Но мы-то извлекли для себя урок. Всем строго-настрого было приказано не делать никаких сокращений в черновиках, текст и заголовки писать полностью.

Два дня я не ездил в Ставку, и по утрам Верховный не звонил мне, как прежде. Все вопросы, касающиеся Генштаба, он решал теперь только с Антоновым.

На третий день, когда А. И. Антонов поехал с очередным докладом в Ставку, поступило сообщение об освобождении войсками 2-го Украинского фронта какого-то крупного населенного пункта. Мы, как обычно, спешно подготовили "шапку" благодарственного приказа. Я позвонил Поскребышеву и попросил доложить ее Антонову. И почти тотчас же мне позвонил Алексей Иннокентьевич.

– Приезжайте с приказом сами...

Через несколько минут я входил в кабинет Верховного.

– Читайте,– приказал он.– Фамилию не пропустили?

Я прочитал и получил разрешение передавать приказ в эфир. С той поры опять все пошло по-прежнему.

"Салютные приказы", как мы их называли, день ото дня доставляли нам все больше хлопот. Мы едва поспевали писать их. Иногда бывало так, что в радиостудию приказ доставляли частями. Ю. Б. Левитан читал вторую страницу, а третью еще везли ему. Но и Левитан, и мы как-то выходили из положения. Все заканчивалось хорошо, и вдруг – новая осечка.

Произошла она в самом конце войны, когда дали уже салют за взятие Берлина. В приказе по этому случаю не упомянули фамилию генерала В. В. Новикова. То ли штаб фронта не назвал его, то ли ошиблись мы в Генштабе, но объективно получилось так, что 7-й танковый корпус вроде бы непричастен к овладению столицей Германии. На следующий день В. В. Новиков прислал телеграмму на имя Верховного Главнокомандующего, выражая в ней свое возмущение.

Верховный Главнокомандующий очень бранился. Употребил по нашему адресу несколько нелестных эпитетов. Высказал предположение, что Генштаб, видимо, пропускал фамилии и других командиров. А в конечном счете последовало распоряжение: издать для Новикова отдельный приказ, переслать ему лично, но по радио не передавать и виновных наказать. 4 мая Сталин сам подписал этот приказ за No 11080. В нем говорилось:

"7 гв. танковый корпус генерал-майора танковых войск Новикова, как ошибочно не попавший в приказ Верховного Главнокомандующего в список соединений, участвовавших в овладении Берлином, дополнительно включить в приказ и представить части корпуса к присвоению наименований Берлинских и к награждению орденами".

В. В. Новиков, видимо, был удовлетворен. Но нам это принесло неприятности – наказали несколько человек...

В годовщину Октябрьской революции, Первого мая и в День Красной Армии писались особые приказы и также объявлялись для всей страны по радио. В этих приказах военного времени обязательно давалась краткая характеристика положения на фронте, ставились от имени партии и правительства задачи войскам и труженикам тыла на ближайшее будущее, а также воздавалось должное героям войны и труда. Затем появились праздники разных родов оружия: День артиллерии, День танкиста и другие. В эти дни в Москве тоже стали греметь салюты, а теперь советской столице вторят и города-герои.

Салюты с иллюминацией прочно вошли в ритуал наших всенародных праздников.

8 мая 1945 года в Карлсхорсте – пригороде Берлина – был подписан акт о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил. Гитлеровская военная машина разрушилась. Третий рейх пал.

Ночь на 9 мая мы провели, однако, в тревоге. Выполнят ли фашистские заправилы условия капитуляции или отнесутся к ним так же, как относились в прошлом к другим своим международным обязательствам? К утру эти опасения стали рассеиваться: в Генштаб и в Ставку начали поступать доклады о том, что немецкие войска повсеместно складывают оружие и сдаются в плен. Только в Чехословакии положение оставалось напряженным. Там противник не капитулировал, по-прежнему оказывал сопротивление и пытался отойти на юг и запад. Войска 1, 4 и 2-го Украинских фронтов спешили на помощь восставшей Праге, нанося по врагу мощные удары.

Туда же устремились из-под Берлина две гвардейские танковые армии – 3-я и 4-я. С рассветом они ворвались в столицу Чехословакии. Совместно с пражанами город был полностью очищен от врага в течение нескольких часов. А во второй половине дня в Прагу вступили войска 4-го Украинского фронта. К вечеру сюда же подошли войска 2-го Украинского фронта. Жалкие остатки вермахта под командованием гитлеровского фельдмаршала Шернера и генерала Велера выбивались из последних сил, и по всему было видно, что конец их недалек.

В Москве же тем временем шло ликование. 9 мая было объявлено всенародным праздником – Днем Победы. Приказ на победный салют мы написали с утра. Вопреки обыкновению, на этот раз для передачи его по радио Ю. Б. Левитан был вызван в Ставку. Отсюда же, из Кремля, в 21 час И. В. Сталин обратился к советскому народу с краткой речью. Он объявил, что капитуляция фашистской Германии стала реальностью, однако не умолчал о сопротивлении группировки Шернера и Велера.

– Но я надеюсь,– прибавил затем Верховный Главнокомандующий,– что Красной Армии удастся привести ее в чувство. Теперь мы можем с полным основанием заявить, что наступил исторический день окончательного разгрома Германии, день великой победы народа над германским империализмом. Великие жертвы, принесенные нами во имя свободы и независимости нашей Родины, неисчислимые лишения и страдания, пережитые нашим народом в ходе войны, напряженный труд в тылу и на фронте, отданный на алтарь Отечества, не прошли даром и увенчались полной победой над врагом...

Должен заметить, что с конца апреля строгий порядок, существовавший в Ставке на протяжении всей войны, вдруг нарушился. Антонова и меня вызывали туда по нескольку раз в день и в разное время. Многие документы мы исполняли прямо там. Молниеносно развивавшиеся события не укладывались ни в какие рамки.

А со 2 мая, когда был взят Берлин, вся Москва жила необычной, какой-то взбудораженной жизнью. На улицах царило праздничное возбуждение. На Красной площади днем и ночью толпился народ.

Как-то в первые майские дни мы с Алексеем Иннокентьевичем изменили своему правилу и поехали к себе из Кремля через Спасские ворота: хотелось взглянуть на ликующих москвичей. Сколь опрометчивым было это решение, мы осознали лишь тогда, когда автомобиль наш буквально застрял среди заполненной людьми площади. С криками "ура" нас стали вытаскивать из машины, чтобы "качнуть". Тогда качали всех, кто был в военной форме, и мы, конечно, не составляли исключения. Никакие наши доводы не действовали. Антонова в конце концов вытянули, и через мгновение его ноги замелькали высоко в воздухе, а я сидел, обхватив два пузатых портфеля, и дрожал за оперативные документы. Только при содействии кремлевской охраны нам удалось пешком вернуться обратно в Кремль и на другом автомобиле уехать в Генштаб через Боровицкие ворота.

Через несколько дней после подписания победного приказа Верховный Главнокомандующий приказал нам продумать и доложить ему наши соображения о параде в ознаменование победы над гитлеровской Германией.

– Нужно подготовить и провести особый парад,– сказал он.– Пусть в нем будут участвовать представители всех фронтов и всех родов войск. Хорошо бы также, по русскому обычаю, отметить победу за столом, устроить в Кремле торжественный обед. Пригласим на него командующих войсками фронтов и других военных по предложению Генштаба. Обед не будем откладывать и сделаем его до парада.

На другой день в Генштабе закипела работа. Были созданы две группы: одна вместе с Главным политическим управлением готовила списки лиц, приглашаемых на торжественный обед, а другая всецело занялась парадом. Следовало наметить состав участников парада, разработать весь его ритуал, отличный от обычного, определить форму одежды, сроки подготовки и порядок размещения людей, которые прибудут в Москву с фронтов. Много было и других организационных вопросов, требовавших правильного решения.

Через два-три дня предварительные расчеты были закончены. Как мы ни прикидывали, получалось, что на подготовку парада нужно не менее двух месяцев. Срок этот диктовался главным образом необходимостью пошить более 10 тысяч комплектов парадного обмундирования. Ведь на фронтах, да и в тылу о нем и думать забыли. Ни у кого такого обмундирования, конечно, не сохранилось. Следовало также, хотя бы немного, потренировать людей в хождении строем. Этим тоже не занимались четыре долгих военных года.

На парад мы предлагали вывести по одному сводному полку в 1000 человек от каждого действующего фронта, не считая командиров. Сводный полк должен был представлять все виды Вооруженных Сил и рода войск и выйти на Красную площадь с 36 боевыми знаменами наиболее отличившихся соединений и частей фронта.

Всего на парад предстояло вывести 10 сводных фронтовых полков и один сводный полк Военно-Морского Флота при 360 боевых знаменах. Помимо этого, к участию в параде предлагалось привлечь военные академии, военные училища и войска Московского гарнизона.

Знамя Победы, реявшее на куполе рейхстага в Берлине, по нашим соображениям, следовало поставить во главе парадного шествия и чтобы несли и сопровождали его те, чьими руками оно было водружено над столицей гитлеровской Германии,– М. В. Кантария, М. А. Егоров, И. Я. Сьянов, К. Я. Самсонов и С. А. Неустроев.

24 мая, как раз в день торжественного обеда, мы доложили все это Сталину. Наши предложения он принял, но со сроками подготовки не согласился.

– Парад провести ровно через месяц – двадцать четвертого июня,распорядился Верховный и далее продолжил примерно так: -Война еще не кончилась, а Генштаб уже на мирный лад перестроился. Потрудитесь управиться в указанное время. И вот что еще – на парад надо вынести гитлеровские знамена и с позором повергнуть их к ногам победителей. Подумайте, как это сделать... А кто будет командовать парадом и принимать его?

Мы промолчали, зная наверняка, что он уже решил этот вопрос и спрашивает нас так, для проформы. К тому времени мы уже до тонкостей изучили порядки в Ставке и редко ошибались в своих предположениям Не ошиблись и на сей раз. После паузы Верховный объявил:

– Принимать парад будет Жуков, а командовать – Рокоссовский...

В этот же день И. М. Шверник вручал маршалам Г. К. Жукову, К. К. Рокоссовскому, И. С. Коневу, Р. Я. Малиновскому, Ф. И. Толбухину высшие полководческие награды – орден "Победа".

Имена этих выдающихся советские военачальников прочно вошли в историю Великой Отечественной войны. Под их руководством были разработаны и практически осуществлены планы блестящих операций, которые завершились в конце концов водружением Знамени Победы над рейхстагом и полным разгромом гитлеровской Германии. У Георгия Константиновича Жукова за время войны к первой Золотой Звезде Героя Советского Союза, полученной в 1939 году, прибавились еще две. Дважды удостоились этой награды И. С. Конев, К. К. Рокоссовский, а после войны и Р. Я. Малиновский. Ф. И. Толбухину звание Героя Советского Союза присвоено посмертно в 1965 году.

О маршале Г. К. Жукове много говорилось во всех предшествующих главах. Но здесь все же следует добавить к сказанному, что это был человек большого полководческого таланта, смелый и оригинальный в своих суждениях, очень твердый в проведении решении в жизнь, не останавливавшийся ни перед какими препятствиями для достижения поставленных военных целей. Чувствуя свою правоту в том или ином спорном вопросе, Георгий Константинович мог довольно резко возражать Сталину, на что никто другой не отваживался.

Очень колоритна полководческая фигура Константина Константиновича Рокоссовского. На его долю выпала труднейшая роль в знаменитом Смоленском сражении 1941 года и в оборонительных боях на ближних подступах к Москве. Он командовал войсками Донского фронта под Сталинградом и блистательно завершил ликвидацию окруженной ударной группировки немецко-фашистских войск. Затем под командованием К. К. Рокоссовского войска Центрального фронта стойко выдержали немецкий таран на Курской дуге и в ходе последующего контрнаступления во взаимодействии с другими фронтами разгромили орловскую группировку противника. Он командовал 1-м Белорусским фронтом, действовавшим на главном направлении исторической Белорусской битвы. С его именем связаны победы в Восточно-Прусской, Восточно-Померанской и, наконец, в Берлинской операциях Великой Отечественной войны. Неотразимо личное обаяние Константина Константиновича. Я, пожалуй, не ошибусь, если скажу, что его не только безгранично уважали, но и искренне любили все, кому довелось соприкасаться с ним по службе.

Иван Степанович Конев особенно проявил свое военное дарование, когда командовал Калининским, Степным, а затем 2-м Украинским фронтами. Под его руководством советские войска освободили в 1943 году Харьков и форсировали Днепр, осуществили Кировоградскую операцию. Сверкающей страницей в истории Великой Отечественной войны является Корсунь-Шевченковская операция, от которой тоже неотделимо имя Ивана Степановича Конева. Весьма успешно был проведен им разгром уманской группировки немецко-фашистских войск. Далее следует Львовско-Сандомирская наступательная операция, которой завершилось освобождение западной части Украины и началось изгнание врага с территории Польши. В 1945 году войска 1-го Украинского фронта под командованием Конева во взаимодействии с другими фронтами нанесли тяжелое поражение противнику в Силезии и выполнили поистине историческую миссию в ходе Берлинской операции. Наконец, на заключительном этапе войны Иван Степанович внес решающий вклад в Пражскую операцию, завершившуюся освобождением столицы Чехословакии. В военных кругах Конев всегда пользовался репутацией твердого и решительного командующего. Многие из нас по-хорошему завидовали его энергии и активности. При любых обстоятельствах он стремился увидеть поле сражения собственными глазами и очень тщательно готовил каждую операцию. Стараясь вникать во все ее детали, Иван Степанович буквально вгонял в пот своих подчиненных.

Родион Яковлевич Малиновский отличился уже в боях под Сталинградом. В качестве командующего 2-й гвардейской армией он нанес там (совместно с 51-й армией) сокрушительный удар любимцу Гитлера фельдмаршалу Манштейну. В последующем войска под командованием Р. Я. Малиновского изгнали врага из Ростова и, взаимодействуя с войсками Ф. И. Толбухина (Южный фронт), освободили Донбасс. Затем они форсировали Днепр и участвовали в освобождении Правобережной Украины. На полководческом счету Р. Я. Малиновского превосходно проведенная во взаимодействии с 3-м Украинским фронтом Ясско-Кишиневская операция, победы под Будапештом и Веной, бои за освобождение Чехословакии. Затем, как уже сказано, Родион Яковлевич командовал Забайкальским фронтом – на главном направлении против Квантунской армии.

Федор Иванович Толбухин пришел на командные посты со штабной работы. Как командарм он тоже проявил себя во время Сталинградской битвы и уже с июля 1943 года стал командовать Южным фронтом. Руководил боевыми действиями при прорыве обороны противника на реке Миус и освобождении южного Донбасса, громил врага на реке Молочной и на Сиваше, освобождал Крым. Под его командованием войска 3-го Украинскою фронта наголову разбили неприятеля в районе южнее Кишинева, проделали поход на Балканы, освободили Болгарию и совместно с югославскими патриотами очистили от оккупантов Белград. Дальнейший их путь отмечен победой на озере Балатон и успешным наступлением на столицу Австрии. Лично мне Ф. И. Толбухин запомнился как очень добрый человек и, пожалуй, самый скромный из всех командующих фронтами. "Штабная косточка" осталась у него на всю жизнь и порой превалировала над командной. Своим подчиненным он всегда предоставлял возможность проявлять широкую инициативу.

Для нас, работников Генерального штаба, 24 мая 1945 года было едва ли не самым напряженным днем после капитуляции гитлеровской Германии. Сразу после доклада Сталину наших соображений о параде мы засели за окончательную отработку директивы фронтам и еще до торжественного обеда в Кремле успели отправить ее адресатам. Она, по-моему, не обнародовалась ни в одном из печатных трудов, доступных массовому читателю, и потому я позволю себе воспроизвести здесь этот документ полностью.

"Верховный Главнокомандующий приказал:

1. Для участия в параде в Москве, в честь победы над Германией, выделить от фронта сводный полк.

2. Сводный полк сформировать по следующему расчету: пять батальонов двухротного состава по 100 чел. в каждой роте (10 отделений по 10 чел.). Кроме того, 19 чел. командного состава из расчета – командир полка 1, зам. командира полка 2 (по строевой и по политчасти), начальник штаба полка 1, командиров батальонов 5, командиров рот 10 и 36 чел. знаменщиков с 4-мя ассистентами офицерами; в сводном полку 1059 чел. и 10 чел. запасных.

3. В сводном полку иметь – шесть рот пехоты, одну роту артиллеристов, одну роту танкистов, одну роту летчиков и одну роту сводную – кавалеристы, саперы, связисты.

4. Роты укомплектовать так, чтобы командирами отделений были средние офицеры, а в составе отделений – рядовые и сержанты.

5. Личный состав для участия в параде отобрать из числа бойцов и офицеров, наиболее отличившихся в боях и имеющих боевые ордена.

6. Сводный полк вооружить: три стрелковые роты – винтовками, три стрелковые роты – автоматами, роту артиллеристов – карабинами за спину, роту танкистов и роту летчиков – пистолетами, роту саперов, связистов и кавалеристов – карабинами за спину, кавалеристов, кроме того, – шашками.

7. На парад прибыть командующему фронтом и всем командармам, включая авиационные и танковые армии.

8. Сводному полку прибыть в Москву 10 июня с. г., имея при себе тридцать шесть боевых знамен наиболее отличившихся в боях соединений и частей фронта и все захваченные в боях войсками фронта боевые знамена соединений и частей противника, независимо от их количества.

9. Парадное обмундирование для всего состава полка будет выдано в Москве.

24 мая, 1945 г.

Антонов".

К 8 часам вечера руководящий состав Генштаба был приглашен в Кремль. Там, в Георгиевском зале, вместе с военными собрались члены Правительства и Центрального Комитета партии, виднейшие деятели народного хозяйства, науки, культуры, литературы и искусства.

Первый тост провозгласили за здоровье красноармейцев, моряков, офицеров, генералов и адмиралов. Второй, под гром оваций, – за партию и ее Центральный Комитет.

Потом был тост за демократическую дружественную Польшу, народ которой первым вступил в вооруженную борьбу с гитлеровскими полчищами. На нашем торжестве присутствовала делегация польских горняков в живописных костюмах, доставившая в подарок Москве эшелон каменного угля.

С энтузиазмом был встречен тост за Михаила Ивановича Калинина. Затем последовали тосты за каждого из командующих фронтами, за старейших полководцев Красной Армии – К. Е. Ворошилова, С. М. Буденного, С. К. Тимошенко. Не были забыты и руководители славного Военно-Морского Флота, маршалы родов войск, Государственный Комитет Обороны и его Председатель, Генеральный штаб.

Довольно длительные промежутки, отделявшие один тост от другого, заполняла программа превосходного концерта.

В заключение встал И. В. Сталин и обратился ко всем присутствующим :

– Товарищи, разрешите мне поднять еще один, последний тост. Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа, и прежде всего за здоровье русского народа.

Зал откликнулся на это криками "ура" и бурной овацией.

– Я пью,– продолжал Сталин,– прежде всего за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.

Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне общее признание как руководящей силы Советского Союза среди всех народов нашей страны.

Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он руководящий народ, но и потому, что у него имеется ясный ум, стойкий характер и терпение.

У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941-1942 годах, когда наша армия отступала, покидала родные нам села и города Украины, Белоруссии, Молдавии, Ленинградской области, Прибалтики, Карело-Финской республики, покидала, потому что не было другого выхода. Иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Но русский народ не пошел на это, ибо он верил в правильность политики своего правительства и пошел на жертвы, чтобы обеспечить разгром Германии. И это доверие русского народа Советскому правительству оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества – над фашизмом.

Спасибо ему, русскому народу, за это доверие!

За здоровье русского народа!

Мы считали, что словами Сталина с нами говорит сама партия. И под сводами Кремля вновь загремела овация.

...Тот вечер оставил глубокий след в душе каждого из нас. Многое мы вспомнили, многое передумали.

От войны страна переходила к мирному труду. Предстояло одолеть разруху, неустроенность жизни, вернуть здоровье и работоспособность тем, кто искалечен в боях, окружить заботой и вниманием осиротевших детей, овдовевших солдатских жен, матерей, потерявших своих сыновей. Как все это было трудно!

Генштаб уже работал над подготовкой к возвращению в народное хозяйство миллионов воинов.

А на фронтах меж тем приступили к формированию и сосредоточению на станции погрузки сводных полков. Командирами их были назначены: на Карельском фронте генерал-майор Г. Е. Калиновский, на Ленинградском генерал-майор А. Т. Стученко, на 1-м Прибалтийском генерал-лейтенант А. И. Лопатин, на 3-м Белорусском генерал-лейтенант П. К. Кошевой, на 2-м Белорусском генерал-лейтенант К. М. Эрастов, на 1-м Белорусском генерал-лейтенант И. П. Рослый, на 1-м Украинском генерал-майор Г. В. Бакланов, на 4-м Украинском генерал-лейтенант А. Л. Бондарев, на 2-м Украинском генерал-лейтенант И. М. Афонин, на 3-м Украинском генерал-лейтенант Н. И. Бирюков. В боях почти все они командовали корпусами.

Сводный полк Военно-Морского Флота возглавил вице-адмирал В. Г. Фадеев.

В ожидании прибытия полков почти все швейные фабрики Москвы готовили парадное обмундирование для солдат. На офицеров и генералов заработали многочисленные мастерские и ателье. Подыскивались помещения для расквартирования участников парада. Центральный аэродром был отведен для строевых тренировок.

Разрабатывался план праздничного салюта и иллюминации. Главное политическое управление предложило поднять над Москвой аэростаты с портретами, красными флагами, изображениями орденов "Победа" и Красной Звезды. Все это размером 18 на 18 метров и должно было подсвечиваться мощными прожекторами. На аэростатах же предполагалось поднять сильные репродукторы.

10 июня парадные расчеты собрались в Москве и приступили к тренировкам. Для принимающего парад и командующего заблаговременно подобрали коней: маршалу Жукову – белого, маршалу Рокоссовскому – вороного.

Сводные полки привезли с собой очень много знамен разбитых гитлеровских частей и соединений, в том числе даже личный штандарт Гитлера. Выносить их все на Красную площадь не имело смысла. Отобрали только двести штук. Вражеские боевые реликвии должна была нести специально выделенная рота. Договорились, что она понесет их с углом наклона, чуть не касаясь полотнищами земли, и потом под треск десятков барабанов бросит к подножию Мавзолея Ленина.

Выработанный ритуал пытались доложить Верховному.

– Это дело военных. Решайте сами,– заявил Сталин.

В дальнейшем подготовкой к параду всецело занялись Г. К. Жуков и К. К. Рокоссовский. Весь церемониал рассматривался ими. Особое внимание проявили они к боевым знаменам, под которыми сводные полки должны были выйти на Красную площадь. Ведь каждое из этих 360 знамен представляло какую-то часть или соединение. За каждым пламенела кровь сражений и простирались многотрудные пути от стен Москвы и Сталинграда, от предгорий Кавказа и колыбели нашей революции города Ленина до Бухареста и Будапешта, Вены и Белграда, Берлина и Праги, до той конечной черты, где подняли руки вверх последние гитлеровские солдаты.

Знамя Победы, водруженное на рейхстаге, приказали доставить в Москву с особыми воинскими почестями. Утром 19 июня начальник политотдела 3-й ударной армии полковник Ф. Я. Лисицын на аэродроме Берлина торжественно вручил его младшему сержанту Кантария, сержанту Егорову, старшему сержанту Сьянову, капитанам Самсонову и Неустроеву. В тот же день они прибыли на Центральный аэродром столицы. Здесь Знамя Победы было встречено почетным караулом Московского гарнизона со знаменосцем Героем Советского Союза старшим сержантом Ф. А. Шкиревым и двумя ассистентами Героями Советского Союза гвардии старшиной И. П. Панышевым и сержантом П. С. Маштаковым.

В самый канун парада – 23 июня – закончилась Сессия Верховного Совета СССР. Заслушав доклад начальника Генерального штаба А. И. Антонова, она приняла решение о демобилизации старших возрастов личного состава действующей армии. Назначенный на следующий день Парад Победы явился как бы логическим ее завершением. Советский Союз вступал в полосу мира.

С утра 24 июня в Москве накрапывал дождь, но настроение у всех было очень приподнятое. Мы, однако, волновались, сознавая исключительность предстоящего парада. Таких парадов не было за всю историю Советских Вооруженных Сил. Больше того, Красная площадь не видела ничего подобного за 800 лет своего существования.