Текст книги "Генеральный штаб в годы войны"

Автор книги: С Штеменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 66 страниц)

Второй вопрос – как решать главные задачи войны – был более сложным. Ответы на него последовали не сразу и далеко не одинаковые.

8 апреля Г. К. Жуков, бывший в то время на Воронежском фронте, писал Верховному Главнокомандующему:

"Переход наших войск в наступление в ближайшие дни с целью упреждения противника считаю нецелесообразным. Лучше будет, если мы измотаем противника на нашей обороне, выбьем ему танки, а затем, введя свежие резервы, переходом в общее наступление окончательно добьем основную группировку противника".

А. М. Василевский разделял эту точку зрения.

И. В. Сталин своего мнения не высказал, а распорядился о созыве в Ставке 12 апреля специального совещания для обсуждения плана летней кампании. К этому сроку Генштаб обязан был выяснить соображения командующих фронтами относительно возможного характера действий и вероятного направления ударов немецко-фашистских войск. В данном случае Верховный изменил своему всегдашнему принципу – "не увлекаться прогнозами за противника".

– Пишите запрос командующим,– приказал мне Антонов в ночь на 10 апреля, когда мы вернулись из Ставки после очередного доклада.

На это было достаточно всего несколько минут. Запрос мы сформулировали очень кратко:

"Прошу к 12.4.43 г. сообщить Вашу оценку противостоящего противника и возможные направления его действий".

Подписал эту телеграмму А. И. Антонов.

К назначенному сроку командующие фронтами и начальники штабов подтвердили прежнее положение противника, и все выразили твердую уверенность, что враг непременно будет наступать на курском направлении. При этом командование Центрального фронта высказывалось за упреждение противника, считало возможным и необходимым разгромить его орловскую группировку, пока она еще не подготовилась к наступлению. Начальник штаба фронта М. С. Малинин писал в Генштаб 10 апреля:

"К перегруппировке и сосредоточению войск на вероятных для наступления направлениях, а также и к созданию необходимых запасов противник может приступить после окончания весенней распутицы и весеннего половодья. Следовательно, перехода в решительное наступление можно ожидать ориентировочно во второй половине мая 1943 года.

В условиях данной оперативной обстановки считал бы целесообразным предпринять следующие мероприятия: объединенными усилиями войск Западного, Брянского и Центрального фронтов уничтожить орловскую группировку противника и этим лишить его возможности нанести удар из района Орел через Ливны на Касторное, захватить важнейшую необходимую для нас железнодорожную магистраль Мценск – Орел – Курск и лишить противника возможности пользоваться Брянским узлом железных и грунтовых дорог".

Военный совет Воронежского фронта с предложениями о действиях наших войск не спешил. Но в отношении противника высказывался тоже достаточно ясно:

"Намерение противника нанести концентрические удары: из района Белгород на северо-восток и из района Орел – на юго-восток с тем, чтобы окружить наши войска, находящиеся западнее линии Белгород, Курск.

В дальнейшем следует ожидать удара противника в юго-восточном направлении во фланг и тыл Юго-Западному фронту с тем, чтобы затем действовать в северном направлении. Однако не исключена возможность, что в этом году противник откажется от плана наступления на юго-восток и будет проводить другой план, а именно: после концентрических ударов из района Белгород и Орел он наметит наступление на северо-восток для обхода Москвы. С этой возможностью следует считаться и соответственно готовить резервы".

А в конце доклада делался следующий вывод:

"Для крупного наступления противник сейчас не готов еще. Начала наступления следует ожидать не ранее 20 апреля с. г., а вероятнее всего, в первых числах мая... Частных атак можно ожидать в любое время".

Вечером 12 апреля на совещании в Ставке в результате тщательного анализа обстановки все сошлись на том, что наиболее вероятной целью летнего наступления немецко-фашистских войск будет окружение и уничтожение главных сил Центрального и Воронежского фронтов на Курской дуге. В последующем не исключалось развитие успеха в восточном и юго-восточном направлениях, в том числе на Москву. По этому поводу И. В. Сталин проявил особое беспокойство.

В итоге было решено основные наши усилия сосредоточить в районе Курска, обескровить здесь противника в оборонительной операции, а затем перейти в контрнаступление и окончательно довершить его разгром. Во избежание неожиданностей признавалось нужным создать глубокую и прочную оборону на всем стратегическом фронте, особо же мощную – на курском направлении.

На случай, если гитлеровское командование не предпримет наступления в ближайшее время, а оттянет его на длительный срок, предусматривался другой вариант – переход советских войск к активным действиям, не ожидая ударов противника.

После этого совещания Генеральный штаб вплотную занялся разработкой плана летней кампании и важнейших ее операций. И тут-то, уже 21 апреля, в Ставку поступили запоздалые соображения командования Воронежского фронта. Оно тоже высказалось за преднамеренную оборону с последующим переходом в контрнаступление, допуская, однако, и возможность нанесения нами упреждающего удара, если враг не будет наступать длительное время. Формулировка будущих задач давалась в общем очень гибко.

Работая над планами летней кампании 1943 года, нужно было, как говорится, семь раз отмерить – раз отрезать. Наступать немедленно мы тоже не имели возможности. Да и для того чтобы сорвать наступление противника, следовало тщательно подготовиться: пополнить и сосредоточить войска, резервы, подвезти боеприпасы, накопить горючее, организовать медицинское и другое обеспечение. Считалось, например, что перед крупной операцией только авиационного горючего необходимо иметь до 20 заправок. Чтобы создать такие запасы воздушным армиям, пришлось временно отказаться даже от действий по вражеским аэродромам и коммуникациям.

В период подготовки операции Генштабу приходилось увязывать вопросы ее организации с великим множеством начальников. У каждого был свой характер, излюбленный стиль работы, привычки. Запомнилось мне, как "действовал" начальник Главного военно-санитарного управления Красной Армии генерал Е. К. Смирнов. Ефим Иванович стал моим большим другом, но тогда не раз приходилось мне скрипеть зубами, потому что появлялся он в самый неподходящий момент, именно тогда, когда я как начальник Оперативного управления крутился едва ли не как белка в колесе.

"Главный начмед" садился на стул и без лишних слов спрашивал:

– Где будем наступать? Куда мне гнать свои силы?

– Ефим Иванович, этого сейчас сказать не могу.

– Знаю, это – тайна. А ты просто посоветуй, куда двигать госпитали. А то будет поздно.

– И посоветовать не могу.

– Ладно. Скажи хоть – на каком направлении?

– Ефим Иванович,– молил я,– и этого не могу.

И так без конца. Он не возмущался, не горячился, но продолжал задавать свои "наводящие вопросы"... Подходило время, мы сами говорили, куда двигать силы, он, довольный, уходил восвояси, и дело закипало.

В ходе войны наша медицинская служба спасла жизнь многим миллионам воинов, вернула их в строй, внесла большую лепту в общее дело победы над врагом.

25 апреля Ставка рассмотрела состояние дел на Воронежском фронте, против которого находилась наиболее мощная белгородско-харьковская группировка противника. План обороны фронта был одобрен, а срок ее готовности назначен на 10 мая. К наступлению готовность наметили не позже 1 июня. Идея упреждающего удара все еще не отбрасывалась, но стояла на втором плане.

Мы примерялись так и эдак. Творческая и большая организаторская работа, необходимая при подготовке всякой операции крупного масштаба, развернулась в полную силу.

К этому моменту окончательно выяснилось, что ни в конце апреля, ни в начале мая противник не сумеет перейти в решительное наступление. Но он тоже не терял времени даром. Как только стабилизировалось положение под Белгородом, немецко-фашистские войска без промедления приступили к созданию глубокой траншейной обороны по типу той, с которой мы столкнулись на Миусе. Это нами учитывалось, и в предвидении наступления с прорывом такой обороны Ставка форсировала формирование артиллерийских корпусов прорыва, пушечных дивизий РВГК, истребительно-противотанковых бригад. В равной мере эти артиллерийские соединения требовались нам и для отражения ударов противника в случае его наступления.

Генеральный штаб осуществлял крупнейшее за время войны сосредоточение в район Курска материальных средств и войск. Пришлось пересмотреть возможности железных дорог и увеличить планы перевозок.

Решались и теоретически неясные еще вопросы, вставшие в связи с преднамеренной обороной и последующим переходом в контрнаступление. Их было множество. Как гарантировать успех такой обороны и допустимо ли осуществлять ее меньшими, чем у противника, силами? Нужно ли обладать заранее созданным превосходством в силах? В каком звене иметь это превосходство – в тактическом или оперативном, в армейском или фронтовом? Может быть, лучше всего сосредоточить резервы в руках Ставки и с их помощью в подходящий момент создать решающий перевес сил при переходе в контрнаступление? Следовало решить также, когда и в какой именно момент операции надлежало переходить в контрнаступление – нельзя же было допустить, чтобы враг нанес большой урон нашим обороняющимся войскам. Однако нельзя и спешить, выступать преждевременно, не обескровив противника.

Разрешением всех этих вопросов наряду с Генеральным штабом занялись и командующие фронтами, штабы фронтов, начиная с Западного и далее к югу. Время было напряженное: подготовка летней кампании переплеталась с текущими делами, теоретическая работа шла рука об руку с практической, взаимно подкрепляя и подпирая одна другую.

Когда о моменте перехода в контрнаступление спросили мнение Верховного, от него последовал такой ответ:

– Это пусть решают сами фронты, исходя из сложившейся обстановки. Генштаб обязан следить лишь за тем, чтобы не нарушилось взаимодействие и не было бы большой паузы, в течение которой враг может закрепиться на достигнутых им рубежах. Очень важно также своевременно ввести в дело резервы Ставки.

Ни у кого не существовало сомнений, что в оборонительных действиях главную роль будут играть Центральный и Воронежский фронты. Не исключалось участие в этом Брянского и Юго-Западного фронтов. Г. К. Жуков и Р. Я. Малиновский были даже убеждены, что Юго-Западный фронт непременно подвергнется ударам противника. И так как там не имелось собственных достаточно сильных резервов, настаивали на необходимости расположить за его стыком с Воронежским фронтом армию или по крайней мере танковый корпус из резервов Ставки.

Тщательный анализ оперативных приемов, применявшихся противником в прошлых кампаниях, заставлял иметь в виду и еще одно обстоятельство: обеспечивающие или отвлекающие действия он мог развернуть в полосах любого из наших фронтов на южном крыле. А потому Ставка и Генеральный штаб уже к 20 апреля проверили состояние обороны прифронтовых полос почти повсеместно и, конечно, выявили при этом много всяческих недостатков. 21 апреля Сталин подписал на сей счет особые директивы всем фронтам, кроме Ленинградского и Карельского.

Поскольку дело шло к окончательному перелому в ходе войны, советское Верховное Главнокомандование проявляло повышенную заботу о своих стратегических резервах – их размещении, порядке применения. К идее создания специального резервного фронта Ставка обратилась еще в начале марта, а 13 марта, как уже сказано, такой фронт был сформирован в составе трех общевойсковых армий (2-й резервной, 24-й, 66-й) и трех танковых корпусов (4-го гвардейского, 3-го и 10-го). В апреле объединение это значительно усилилось. В его состав вошли дополнительно три общевойсковые армии (46, 47 и 53-я), одна танковая армия (5-я гвардейская), еще один танковый корпус (1-й) и два механизированных корпуса (1-й и 4-й). В разное время фронт этот именовался по-разному: то Резервным (с 10 по 15 апреля), то Степным военным округом, то, наконец, Степным фронтом (с 9 июля по 20 октября). Как увидит читатель несколько позже, в этой смене названий был определенный смысл, но принципиальная сущность стратегических резервов оставалась неизменной. Ставка и Генеральный штаб не предполагали вводить их в дело на оборонительном этапе задуманной операции. Стратегическим резервам отводилась решающая роль при переходе в контрнаступление. Однако И. В. Сталин считал, что на всякий случай Степной военный округ надо заранее поставить на центральном направлении в затылок действующим фронтам, имея в виду возможность использования его и для решения оборонительных задач, если к тому вынудит обстановка. 23 апреля Степному военному округу были даны следующие указания, которые надлежало выполнять одновременно с доукомплектованием личного состава:

"На случай перехода противника в наступление раньше срока готовности войск округа иметь в виду прочно прикрыть направления: 1) Ливны, Елец, Раненбург; 2) Щигры, Касторное, Воронеж; 3) Валуйки, Алексеевка, Лиски; 4) Ровеньки, Россошь, Павловск; 5) Старобельск, Кантемировка, Богучар и район Чертково, Миллерово".

Одновременно силами местного населения под руководством партийных организаций до 15 июня подготавливался к обороне так называемый государственный рубеж. Он проходил по левому берегу Дона на Воейково, Лебедянь, Задонск, Воронеж, Лиски, Павловск, Богучар. Степной военный округ изучал этот рубеж и готовился занять его при первой необходимости. Производилась также рекогносцировка нашего старого оборонительного рубежа Ефремов, Борки, Алексеевка, Беловодск, Каменск на Северском Донце.

В результате в полосе наиболее вероятного наступления противника общая глубина инженерного оборудования местности достигала 300 километров. На этом пространстве наши стратегические резервы должны были уничтожить врага в случае его прорыва. В то же время Степному округу предписывалось: "Войска, штабы и командиров соединений готовить главным образом к наступательному бою и операции, к прорыву оборонительной полосы противника, а также к производству мощных контратак нашими войсками, к противодействию массированным ударам танков и авиации".

Такие задачи в принципе не соответствовали понятию о военном округе, и именно поэтому 9 июля он был переименован в Степной фронт. В состав его вошли: 27-я армия генерал-лейтенанта С. Г. Трофименко, 47-я армия генерал-лейтенанта А. И. Рыжова (с 13 июля 47-й армией стал командовать генерал-лейтенант П. М. Козлов, а с 4 августа ее возглавил генерал-лейтенант П. П. Корзун), 53-я армия генерал-лейтенанта И. М. Манагарова, 5-я гвардейская армия (бывшая 66-я) генерал-лейтенанта А. С. Жадова, 5-я гвардейская танковая армия генерал-лейтенанта П. А. Ротмистрова, 5-я воздушная армия генерал-лейтенанта С. К. Горюнова, 4-й гвардейский и 10-й танковые корпуса, 1-й гвардейский механизированный корпус, 7, 3 и 5-й гвардейские кавалерийские корпуса.

Глубокая многополосная оборона действующих фронтов, расположение за ней сильных стратегических резервов и, наконец, создание по Дону государственного оборонительного рубежа, безусловно, обеспечивали нам возможность при всех обстоятельствах остановить противника. Но это не являлось еще достаточной гарантией полного поражения немецко-фашистских войск. Для этого изыскивались новые возможности.

С этой целью мы не раз обращались к Западному и Брянскому фронтам. Предполагалось, что наступательные действия противника будут иметь здесь менее крупный масштаб, чем на Центральном и Воронежском фронтах. Вместе с тем орловская группировка врага, по нашим предположениям, непременно должна была стать активной участницей решающего наступления немецко-фашистских войск под Курском. Ожидалось, что ее введут в сражение, когда ударные силы уже исчерпают свои наступательные возможности и гитлеровское командование будет вынуждено преодолевать кризис операции. Вот этому-то и требовалось всячески воспрепятствовать. В тот момент, когда придет время ввода орловской группировки в сражение, ее следовало разгромить соединенными усилиями Западного и Брянского фронтов. А потому нами заблаговременно разрабатывалась наступательная операция на этом направлении, начало которой ставилось в зависимость от критического момента сражения на Курской дуге. Такая операция, безусловно, являлась дополнительной и очень важной гарантией общего успеха советских войск. План ее получил условное наименование "Кутузов".

В целом ход грядущих событий рисовался нам следующим образом. При наступлении противник основную ставку сделает на танки и авиацию. Пехоте отводится второстепенная роль, так как она слабее, чем в прошлые годы.

Расположение его ударных группировок позволяло предвидеть действия по сходящимся направлениям: орловско-кромской группировки – на Курск с севера и белгородско-харьковской – на Курск с юга. Вспомогательный удар, разрезающий наш фронт, считался возможным с запада из района Ворожба между реками Сейм и Псел на Курск.

Нацеливая таким образом свои танковые войска, авиацию и пехоту, немецко-фашистское командование могло, очевидно, рассчитывать на окружение и разгром в короткий срок всех наших армий, занимавших оборону по Курской дуге. Предполагалось, что противник планировал на первом этапе наступления достигнуть рубежа Короча, Тим, Дросково, а на втором этапе – нанести удар во фланг и тыл Юго-Западному фронту через Валуйки, Уразово. Допускалось, что навстречу этому удару будет проводиться наступление из района Лисичанска на север в направлении Сватово, Уразово. Не исключались также попытки немцев овладеть рубежом Ливны, Касторное, Старый и Новый Оскол с захватом важной для нас железной дороги на Донбасс. После этого неизбежна, конечно, перегруппировка неприятельских сил, с тем чтобы выйти на рубеж Лиски, Воронеж, Елец и организовать оттуда удар в обход Москвы с юго-востока.

К 8 апреля против Воронежского и Центрального фронтов враг сосредоточил 15-16 танковых дивизий с 2500 танками. Кроме того, у него имелось здесь значительно большее количество пехотных дивизий. Силы эти непрерывно возрастали. На 21 апреля Н. Ф. Ватутин насчитывал уже только перед Воронежским фронтом в районе Белгорода до двадцати пехотных и одиннадцать танковых дивизий.

В соответствии с этими данными и предположениями советского Верховного Главнокомандования постепенно вырисовывались контуры оперативных планов каждого из фронтов, привлекавшихся к участию в стратегической операции под Курском.

Военный совет Воронежского фронта докладывал, что в основу всей его практической деятельности на ближайшее время положено:

"а) построение глубокой обороны, для чего не только подготавливается ряд рубежей, но эти рубежи теперь же заняты войсками. Это не должно позволить противнику произвести оперативный прорыв;

б) организация плотной и развитой на большую глубину противотанковой обороны, особенно на важнейших танкоопасных направлениях, для чего тщательно отрабатываются планы ПТО, создаются эшелонированные в глубину противотанковые районы, возводятся инженерные противотанковые препятствия, минные поля как перед передним краем, так и в глубине, используются огнеметные средства, подготавливается огонь артиллерии, PC и удары авиации на направлениях возможного движения танков противника. На большую глубину подготавливаются оперативные заграждения. Во всех частях и соединениях имеются противотанковые подвижные резервы;

в) организация надежной противовоздушной обороны путем создания укрытий для боевых порядков, маскировки и массированного использования зенитных средств на важнейших направлениях. Однако наиболее эффективным способом ПВО явится уничтожение авиации противника на аэродромах и уничтожение запасов горючего, для чего своевременно необходимо использовать авиацию всех фронтов, а также авиацию дальнего действия;

г) подготовка и осуществление маневра как основы успеха в обороне.

Приняты меры к обеспечению маневра противотанковыми средствами, артиллерией, частями PC, танками, вторыми эшелонами и резервами с тем, чтобы на направлениях атак противника быстро создавать еще большую плотность и глубину обороны, быстро накапливать силы для производства контрударов и достигать превосходства сил для перехода в контрнаступление".

Аналогичная работа проводилась и на Центральном фронте. Находившийся там в качестве представителя Ставки Г. К. Жуков доносил Верховному Главнокомандующему:

"Оборона 13-й и 70-й армий организована правильно и глубоко эшелонирована. Оборона 48-й армии организована жидко и с очень слабой артиллерией и плотностью... Я считаю, что Романенко{10} надо усилить за счет резерва Ставки двумя стрелковыми дивизиями, тремя танковыми полками Т-34, двумя ИПТАП и двумя минометными полками или артполками РГК. Если это будет дано Романенко, то он сможет организовать хорошую оборону и, когда нужно, может довольно плотной группировкой перейти в наступление".

Все такие запросы Ставка тщательно рассматривала и, не в пример прошлому, имела теперь возможность удовлетворять их почти полностью. К этому времени наша страна обладала уже слаженной военной экономикой. Металлургия, энергетика и машиностроительная промышленность Урала, Западной Сибири и Казахстана предоставляли широкую базу для производства необходимого фронту вооружения и боевой техники. В мае 1943 года в каждой стрелковой роте появился взвод автоматчиков. Автоматы стали поступать также в танковые и механизированные войска.

Одновременно с подготовкой обороны продумывались и взвешивались все детали контрнаступления. Особую заботу Ставки и Генерального штаба составлял выбор направления главного удара. Думали над этим основательно и не сразу пришли к лучшему решению.

Первоначально многих заинтересовало предложение командования Воронежского фронта: сосредоточить главные усилия южнее Курска и бить в направлении Харьков, Днепропетровск, стремясь овладеть крупным плацдармом на правом берегу Днепра с последующим выходом на рубеж Кременчуг, Кривой Рог, Херсон, а при благоприятных условиях – на меридиан Черкассы, Николаев. По мнению Военного совета фронта, именно здесь контрнаступление позволяло "достичь решающих для исхода войны результатов". Оно вывело бы из строя группу армий "Юг" – наиболее активную в то время силу немецко-фашистского командования, лишало бы противника богатейшей продовольственной базы и таких важных промышленных районов, как Донбасс, Криворожье, Харьков и Днепропетровск. Кроме того, мы приблизились бы к границам южных союзников гитлеровской Германии и тем ускорили бы выход последних из войны. В операции предлагалось использовать Воронежский, Юго-Западный, Южный, а на заключительном этапе и Центральный фронты с соответствующим усилением за счет резервов Ставки.

Идея разгрома южного фланга противника была заманчивой. Но этот план все-таки отвергли. Он не затрагивал центр советско-германского фронта и главное, западное стратегическое направление, не обезвреживал основную группировку противника – группу армий "Центр", которая в этом случае угрожала бы флангам наших важнейших фронтов, оставлял в стороне направление на Киев, весьма важное в политическом, экономическом и чисто военном отношении.

Удар на Харьков, Полтаву, Киев был, по мнению Генерального штаба, наиболее перспективным. Выход Советской Армии к столице Украины – важному экономическому центру страны – давал большие стратегические результаты. При этом достигалось все, что сулило наступление в направлении Днепропетровска, и вдобавок еще расчленялся фронт противника (особенно в случае выхода советских войск к Карпатам), затруднялось взаимодействие между важнейшими его группировками. Из района Киева в равной степени можно было угрожать флангам и тылу как группы армий "Юг", так (что особенно важно!) и правому крылу группы армий "Центр". Наконец, при таком варианте мы приобретали выгодное положение для последующих действий. Он и был принят. Первая его часть – разгром белгородско-харьковской группировки противника – оформилась в виде плана межфронтовой операции под условным наименованием "Румянцев".

С ударом на Киев хорошо увязывался уже известный читателю оперативный план "Кутузов", то есть наступление силами Западного и Брянского фронтов прямо на запад с целью разгрома орловской группировки и последующего овладения Белоруссией, а затем вторжения в Восточную Пруссию и Восточную Польшу. Напомню, что, по расчетам Генштаба, двинуть эти два фронта предполагалось лишь в тот момент, когда противник по уши завязнет в глубоко эшелонированной обороне Центрального и Воронежского фронтов. Так это и осуществлялось на практике: Западный и Брянский фронты перешли в наступление 12 июля – через семь дней после удара противника по Центральному и Воронежскому фронтам, а Центральный фронт начал наступательные действия лишь 15 июля.

Но все это – дело будущего. А пока войска противника, так же как и наши, закапывались в землю. В высших же неприятельских штабах и ставке Гитлера шла лихорадочная подготовка так называемой операции "Цитадель". На нее враг возлагал большие надежды. Она должна была закончиться разгромом войск Центрального и Воронежского фронтов и возвратить в руки немецко-фашистского командования стратегическую инициативу. Ради этого к линии фронта подтягивались новые войска, вооружение, боевая техника, особенно танки и авиация.

Сложилось своеобразное положение: обе стороны старательно совершенствовали свои оборонительные сооружения и в то же время готовились к наступлению. Приоритет в отношении последнего мы добровольно отдавали противнику.

Наша оборона не была, однако, пассивной. В предвидении наступления противника мы провели крупные воздушные операции. Первая из них длилась на протяжении целой недели – с 6 по 13 мая. В ней участвовала авиация Калининского, Западного, Брянского, Центрального, Воронежского, Юго-Западного и Южного фронтов. Удары наносились главным образом по аэродромам, на которые базировались 4-й и 6-й воздушные флоты немцев. Одновременно решались и другие задачи, в частности дезорганизовалось движение на железных и автомобильных дорогах.

Первый массированный удар наших бомбардировщиков и штурмовиков застал противника врасплох и потому был очень эффективен: удалось уничтожить более 200 неприятельских самолетов при самых минимальных потерях с нашей стороны. Результаты повторных ударов оказались, конечно, скромнее, поскольку возросло противодействие. Тем не менее лишь за три дня (6-8 мая) противник потерял, по нашим данным, около 450 самолетов.

Вторая воздушная операция проводилась месяц спустя – с 8 по 10 июня. К ней привлекались силы только трех воздушных армий – 1, 2 и 15-й, а также дальняя авиация. Цель была прежняя. Однако на этот раз внезапности не получилось, и операция в целом прошла менее успешно. Но в общем итоге за май и первую декаду июня потери противника в самолетах превышали 1000. А это являлось уже серьезным ослаблением его ударной группировки.

Таким образом, термин "стратегическая пауза", часто употребляемый в литературе для характеристики этого периода, является весьма условным. Где ж тут пауза, если мы наступали на Северном Кавказе и вели крупные воздушные операции?

Последние навели Генштаб и Ставку на некоторые важные выводы. Мы окончательно убедились, что уничтожение авиации противника на аэродромах возможно только при определенных условиях и полное достижение господства в воздухе немыслимо без больших воздушных сражений. Решающую роль в осуществлении этой задачи должна играть истребительная авиация. А положение у нас с истребителями продолжало оставаться трудным, их все еще не хватало. К тому же истребительная авиация была разбросана по всем фронтам и не могла быть использована массированно для завоевания господства в воздухе на важнейшем месте.

Все это было доложено И. В. Сталину вместе с некоторыми итогами грандиозного воздушного сражения на Кубани. Он немедленно созвал совещание компетентных лиц для выяснения наших возможностей по дальнейшему увеличению производства самолетов-истребителей и более рациональной организации истребительной авиации. Должен сказать, что плоды этого совещания мы пожали очень скоро: истребителей стало выпускаться больше, а главное, использование их заметно улучшилось.

В начале мая переход противника в наступление приобрел совершенно реальный характер.

Разведка доносила, что Гитлер намерен собрать руководящий состав своих вооруженных сил для окончательного решения вопроса о наступлении на советско-германском фронте. Такой сбор действительно состоялся 3-4 мая в Мюнхене – городе, ставшем когда-то колыбелью нацистской партии. В течение этих двух дней план операции "Цитадель" подвергся последним уточнениям и был утвержден. Теперь полагалось смотреть в оба. Внезапность удара противника при той плотности танков и авиации, которую он имел против нашей Курской дуги, могла стоить нам очень дорого.

С начала мая 1943 года Генеральный штаб пользовался любым подходящим случаем, чтобы напомнить штабам фронтов о необходимости быть начеку. От имени Ставки им предлагалось, в частности, воздержаться от сложных внутренних перегруппировок войск, влекущих за собой хотя бы кратковременное ослабление боевой готовности.

8 мая 1943 года по разным каналам в Генеральный штаб поступили сведения о том, что наступление противника на орловско-курском и белгородско-харьковском направлениях возможно 10-12 мая. Все данные доложили А. М. Василевскому, который в то время находился в Москве. Он уже имел указание от И. В. Сталина дать предупреждение войскам, как только в том появится необходимость. Тотчас же в адрес командующих Брянским, Центральным, Воронежским и Юго-Западным фронтами была направлена следующая телеграмма:

"По некоторым данным, противник может перейти в наступление 10-12 мая на орловско-курском, или на белгородско-обоянском направлении, или на обоих направлениях вместе.

Ставка Верховного Главнокомандования приказывает: к утру 10 мая иметь все войска, как первой линии обороны, так и резервов, в полной боевой готовности встретить возможный удар врага. Особенное внимание уделить готовности нашей авиации с тем, чтобы в случае наступления противника не только отразить удары авиации противника, но и с первого же момента его активных действий завоевать господство в воздухе. Получение подтвердить. О принятых мерах донести".

Вслед за тем особую телеграмму направили командующему Степным военным округом. Ему предписывалось: "Всемерно ускорить доукомплектование войск округа и к утру 10.5 все наличные войска округа иметь в полной боевой готовности как для обороны, так и для активных действий по приказу Ставки".